Текст книги "Арфа королей"

В конце концов, Эрнья взмахом руки велит своему народу разойтись. Через несколько мгновений место для общих сходок пустеет, остается только она с Рябинником да мы с Брокком. Даже Ночная Тень, и та ушла.

– Арфу, Брокк, положи в чехол, – говорит королева, – и относись к ней с уважением, ведь в ней живет груз многих лет и мудрость многих поколений.

Она поворачивается ко мне и спрашивает:

– Если бы выбор целиком зависел от тебя, что бы ты сделала с этим бесценным сокровищем? Говори искренне, от всего сердца.

Я вздрагиваю.

– Можете положиться на нас, миледи, мы примем решение на основе мудрости и справедливости.

Теперь мне известно, каким оно должно быть, это наше решение. Не уверена, что со мной согласится Брокк, что же касается Дау, то я уже вижу, как его воля будет противостоять моей.

– Своим выбором мы проявим уважение к прошлому и продемонстрируем веру в будущее.

Я не стану спрашивать ее, кто забрал арфу из неметонов. Достаточно того, что инструмент оказался здесь, и она доверила нам вернуть его в срок.

– Ты – дитя мудрых родителей. Меньшего я от тебя и не ожидала. Как я уже говорила, древние законы моего народа запрещают мне напрямую вмешиваться в дела людей. Но в случае необходимости я могу действовать через некоторых людей, женщин и мужчин – обладающих мудростью, мужеством и прозорливостью. На свете существует магия более высокого порядка; могущество, происходящее от самой земли, по которой мы ступаем, от океанов и лесов, от самых глубоких пещер, от небесных тропинок солнца и луны. Когда путь впереди кажется мрачным и трудным, когда ты не можешь найти своей дороги, обратись к этому могуществу и попроси повести тебя за собой, потому что в каждом из нас, даже в самом маленьком, есть искра этого великого огня. А теперь прощайте. Счастливого пути. Пройдет совсем немного времени, и мы с вами снова увидимся.

Я открываю рот, чтобы попрощаться, но в этот момент нас закручивает вихрь. Меня качает, но сохранить равновесие все же удается. Что за?.. Когда деревья и трава возвращают себе привычный вид, мы с Брокком уже одни. По ту сторону стены.

40. Дау

Я все жду и жду. День закончился, наступила ночь. Взошедшая луна начала свое путешествие по небу. А их все нет. Я боюсь, как бы не стряслось беды. Боюсь ужасного несчастного случая. Нападения. А что если Ливаун все еще стоит под той стеной и поет в полном одиночестве? Может, Брокк вообще никогда больше не сможет оттуда вернуться?

Хозяюшка Джунипер меня успокаивает, подливая в чашку своего отвара. Упрашивает меня перемолвиться парой фраз с Шубкой-Чертополохом, который говорит на нашем языке, только немного писклявым голоском. У меня такое чувство, что я схожу с ума. Хозяюшка Джунипер просит меня прилечь и отдохнуть, но мне это не под силу. Голова гудит от хаоса мыслей. Арфа. Миссия. Брокк. Ливаун. Надо было пойти с ней. Нельзя было отпускать ее одну. О чем я только думал? Шубка-Чертополох подходит ко мне и ласково похлопывает по ноге маленькими тонкими пальчиками. Шторм кладет голову мне на колени. Но я не могу успокоиться. Может, вернуться ко двору, разбудить Арку и сообщить ему скверные новости? Или отправиться в лес и попытаться отыскать ребят? Если кто-то из них там сейчас умирает в ожидании помощи, я никогда себе этого не прощу.

Наконец, снаружи до нашего слуха доносятся шаги. Брокк выглядит как сама смерть, да и Ливаун немногим лучше. Насколько я понимаю, мы все еще можем вернуться ко двору к рассвету, хотя и в самый последний момент. Арфа у них в каком-то заурядном чехле. Ливаун клянется, что она настоящая. У них все получилось. Миссия, которая так часто казалась мне гиблым делом, увенчалась успехом. Я едва могу в это поверить.

Хозяюшка Джунипер велит им сесть, кормит и поит. Она перевязывает лодыжку Ливаун, которая у нее явно болит. Брокк необычно спокоен. Я не досаждаю ему вопросами. Сейчас важно только одно – доставить арфу в срок.

Ливаун говорит что-то о том, который сейчас час, о том, как быстро прошел день и большая часть ночи, на что Брокк отвечает ей не менее странно в том духе, что все тщательно спланировано, и мы вернемся в точности когда надо. Все это бессмысленно, поэтому я выхожу, седлаю лошадей и подвожу их к двери в дом. Хозяюшка Джунипер возвращает наше оружие. Я ее благодарю, вспоминая, как она впервые оказала мне услугу, и как грубо я тогда себя вел. Она просидела со мной до глубокой ночи, чтобы составить компанию, и, вероятно, не дала мне совершить какой-нибудь идиотский поступок.

– Ты хороший человек, Нессан, – тихо говорит она, – ступай, счастливого пути. И присматривай за друзьями.

По настоянию Брокка арфу повезет он сам, привязав к спине. Ливаун предлагает отдать инструмент ей, но он противится, отвечая, что действует в соответствии с наставлениями: ему велено сделать по-своему и везти Арфу Королей самому. Я не спрашиваю, ни кто отдал им инструмент, ни как они его вывезли, ни откуда известно, что он настоящий. Не спрашиваю, почему они так задержались. Думаю, у нас еще есть время доставить арфу ко двору, но лишь в самый последний момент, поэтому ошибиться нельзя. Интересно, а Брокк не уснет прямо на лошади?

– Ливаун, – говорю я, когда мы выезжаем, – нам с тобой спать нельзя.

– Можем петь, – предлагает она, – например, какой-нибудь марш, только не для пешего, а для конного похода.

– Или рассказывать истории, – вступает в разговор Брокк, по меньшей мере, демонстрируя, что он слушает.

– Дау, – обращается ко мне Ливаун, – ты помнишь песню, которую пел у стены, когда я выдохлась и не могла продолжать? Давай исполним ее.

Она заводит песнь о рыбаке и женщине в тюленьем обличье. Несколько мгновений спустя ей начинает тихо подпевать Брокк. Скакать на коне в ночи само по себе трудно, не говоря уже о том, чтобы при этом еще и петь, но я делаю, что могу. Когда мы заканчиваем, Ливаун говорит:

– Неплохо. Может, еще одну?

Она смотрит на небо. Неужели уже светает?

– Нет, – говорю я, – давайте лучше расскажу вам историю, которую услышал от Хозяюшки Джунипер. Вам надо услышать ее до возвращения ко двору.

И я рассказываю им историю о короле, у которого было двое сыновей. О брате умном и брате недалеком. А когда называю имя Фелана, Брокк внезапно осаживает коня, заставляя сделать то же самое и нас с Ливаун.

– Фелан… – повторяет он. – Можно было догадаться! Между ними есть что-то общее. Фелан рожден стать друидом и не по годам мудр. Он человек спокойный и вдумчивый. И намного больше подходит для избранной им жизни.

– Но при этом мог бы стать гораздо лучшим королем, чем его брат, – вставляет слово Ливаун.

– Он сделал свой выбор, и выбор этот наверняка дался ему нелегко, – говорит Брокк.

– Ашллин на это намекала, – замечает Ливаун. –   Ей запретили говорить об этом, но она выдала тайну, когда играла с сыновьями Тоссака. Я должна была раньше понять, что ее так огорчает. Девочка зовет его Волфи и до сих пор страшно по нему скучает. Здесь осторожно: дорога мало того, что неровная, так еще и залита водой.

– Брокк, – отваживаюсь спросить я, – а друиды могут отпустить Фелана, чтобы он стал королем? Он же провел в ордене всего несколько лет. Верховный Друид, должно быть, знает, насколько ужасен Родан. Могут они ради него отступить от правил?

– Вступая в орден, – говорит Брокк, – человек отказывается от прежней жизни. Так говорят в неметонах. Это примерно то же, что змея, сбрасывающая свою шкуру. Прошлого больше нет, и будто даже никогда не было. А их орден чрезвычайно строг. Сомневаюсь, что они вообще когда-либо думали о том, чтобы отступить от правил.

– Сурово, – отвечаю я, жалея, что чего-то такого нельзя сделать с моим собственным прошлым.

– А что если он потом возвысится до немалых высот, и ему придется покидать неметоны, чтобы советоваться со светскими правителями? – спрашивает Ливаун. – Некоторые могут помнить его по прошлой жизни. И как быть с его семьей? Как они должны вести себя при случайной встрече? Игнорировать друг друга?

– Полагаю, что к тому времени он станет настолько искушен в мудрости и традиции, что мастерски справится с любой ситуацией. И поведет себя вежливо, но беспристрастно.

Мы некоторое время едем молча. В какой-то момент нам приходится остановиться, чтобы дать отдых и себе, и лошадям. Если Брокк спешится, то сесть обратно в седло ему будет тяжело. Я бы хотел повезти арфу вместо него – на его лице явственно заметно напряжение, – но точно знаю, что он отвергнет предложение. А Ливаун? Сколько она уже не спала? Может, мне заставить их устроить привал? Но небо меняется, скоро начнет светать и нам надо ехать дальше.

– Ливаун, – зову я.

– Что?

– Ты и сама знаешь, о чем я тебя хочу спросить.

– Что я собираюсь делать, когда мы окажемся на месте, да? И, насколько я понимаю, не только каким путем доберемся до ритуальной площадки, но и как незаметно доставим арфу?

По ее голосу чувствуется, что она на грани, и ее железный самоконтроль вот-вот даст сбой. В том, как бежит время, действительно есть что-то странное, и этого вполне достаточно, чтобы выбить из колеи даже самого спокойного человека.

– Нам будет полезно знать твой план, если он существует, – говорю я, – по моим подсчетам, мы будем на месте незадолго до рассвета. Арку будет высматривать нас до самого последнего момента, заняв место в задних рядах толпы, чтобы, с одной стороны, увидеть нас, с другой, следить за ритуалом. Мы вряд ли проскользнем незамеченными с тремя лошадьми и арфой, не говоря уже о нашей одежке, совсем не подходящей для такого случая.

– К несчастью, мой план не включает ни горячую ванну перед прибытием, ни прическу, ни придворные наряды, – говорит Ливаун, раздраженно, – Арку поговорит со стражей. Или попросит об этом Брондуса. Я не планировала являться ко двору с большой помпой, поэтому последний отрезок пути мы пройдем пешком.

Я в сотый раз смотрю на небо. Луна явно движется быстрее обычного и не поверить в это очень трудно. Когда я поднимаю голову, слышится хлопанье крыльев, сопровождаемое мерзкой вонью. Ливаун кричит. Я пригибаюсь к шее лошади, а когда она в страхе шарахается в сторону, хватаюсь за ее гриву. На этот раз им меня не сшибить. Нас со всех сторон окружает Воронье племя – шесть, семь тварей, а то и больше кружат над нами и пикируют вниз, ощетинившись клювами и когтями. Ливаун старается дотянуться до ножа, одновременно с усилием сдерживая в узде коня. Брокк спешивается – идиот, что он делает? Его кобыла норовит вырвать из его рук поводья, а когда на нее бросается тварь, дергает головой то в одну, то в другую сторону. Я внушаю лошади не сбрасывать меня, чувствую, как страшно она напрягается, и выхватываю кинжал, который мне дал Иллан.

– Ливаун! – ору я. – Держись крепче! Нож у тебя есть?

Даже такое оружие лучше, чем никакого. Когда очередная тварь пролетает рядом с моим лицом, с моих губ срывается проклятие. Для столь крупных созданий они носятся со сверхъестественной скоростью. Что же это за злополучные создания, чтоб их поглотили все глубины ада!

– Надо сгрудиться теснее! – кричит Ливаун. – Береги арфу!

Для боя наших лошадей не тренировали. О боги, я бы ничего не пожалел ради дубинки или копья, чтобы иметь возможность разить на расстоянии. Мы с Ливаун обступаем с двух сторон Брокка и, как можем, размахиваем клинками, чтобы не подпускать их ближе. Он стоит рядом с кобылой – арфа в чехле по-прежнему приторочена к его спине – и даже не пытается дать отпор. Ливаун наносит точный удар, и одна из тварей с воплем падает на землю. К ней тут же устремляются другие. Понукаемый ею конь отпрыгивает в сторону, но все же не успевает, и на ее щеке появляется кровавая полоса.

– Проклятье! – кричит она. – Грязные твари, чтобы вы все сгорели в аду!

Я полосую кинжалом, клинок хорош, и на землю падает еще одна тварь.

– Брокк! – кричу я. – Прыгай в седло, хватай арфу и скачи! Мы тебя прикроем!

Перед следующим ударом лунный свет на миг выхватывает из мрака его лицо. Оно напоминает маску, странную и отстраненную. Он отпускает поводья, и лошадь тут же убегает. Две твари с воплем бросаются за ней.

– Что ты!..

Потрясенный протест Ливаун заглушает судорожный крик боли. Ей опять досталось, на этот раз в плечо. Из ее руки выскальзывает нож.

– Брокк! Хватай оружие! Помоги нам! Или хочешь, чтобы нас всех здесь перебили?

Я гоню коня вперед, рубя и разя кинжалом направо-налево. До цели рукой подать, мы вот-вот успешно выполним миссию. И будь я проклят, если позволю этим тварям нас остановить. Будь я проклят, если позволю им убить моих товарищей.

– Ливаун! Держи!

Я решаю рискнуть. У меня нет выбора. Я выпускаю из рук поводья, сжимаю коленями бока лошади, чтобы держать ее в узде, достаю мой небольшой нож и бросаю его девушке. Я знаю, что она, несмотря на раненое плечо, все равно его поймает, и не ошибаюсь. Вот в лунном свете блеснули зубы, вот она наматывает поводья на правое запястье, кривясь от боли, и взмахивает оружием. Очередная птица падает на землю. Еще одна ранена, но все еще пытается взлететь, трепыхаясь под ногами у лошади, и та шарахается от ужаса.

– Брокк! Помоги нам!

В свете луны, в неразберихе этого странного сражения он вдруг начинает петь. От его голоса меня пробирает дрожь. И хотя в его песне нет слов, она говорит о погибели и мраке, о неудачах и потерях, о печали и будущем, лишенном всякой надежды. Она сродни черному проклятию, от нее в моей памяти всплывают самые плохие воспоминания. Мелодия взвивается в ночной воздух. На глаза наворачиваются слезы. От такой песни может заплакать даже луна. Ливаун все еще сражается – рубит, колет и поворачивает коня, чтобы сойтись лицом к лицу с новым врагом. И именно она из нас троих ранена.

– Дау! – кричит она. – Быстрее!

Я моргаю и выхожу из ступора. Движения тварей замедлились, их, как и меня, охватило замешательство. Вокруг Брокка образовалось пустое пространство, словно никто не желает приближаться к нему, пока он поет эту жуткую песнь. Сколько этих гнусных созданий осталось? Я делаю судорожный вдох и издаю боевой клич, вызывая их на бой. Такой звук еще никогда не слетал с моих губ, в нем – копившаяся годами боль. Оружие наготове: пусть нападают.

Первую тварь, которая на меня набрасывается, я насаживаю на клинок. Второй отрубаю голову. С оставшейся быстро расправляется Ливаун. Вдруг наступает тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием, тоскливым ржанием лошадей да криком одинокой ночной птицы высоко над нашими головами. Все кончено. Но кончено не благодаря храбрости Ливаун или моей стойкости, а благодаря Брокку. Я не знаю, что он сделал, и знать не хочу. Но больше никогда не хотел бы слышать этой песни.

– Ливаун! Ты ранена. Дай посмотрю.

– Ерунда, всего лишь царапина. Не переживай, у нас нет времени.

– Если ты, не успев приехать, истечешь кровью, то время не будет иметь никакого значения. Давай, показывай.

У нее на плече зияет довольно глубокий порез. Обильно течет кровь, однако девушка, совершенно спокойно, особенно в сложившихся обстоятельствах, велит мне приложить кусок ткани и как можно туже перевязать рану. Занимаясь этим, я делаю вид, что мне все равно, что она женщина. И соблюдаю осторожность, касаясь ее руками. Когда повязка наложена – я рад, что она дочь целительницы и позаботилась захватить с собой все необходимое, – Ливаун говорит:

– Спасибо, отличная работа. Брокк, поскачешь вместе со мной. Едем дальше.

Ни слова о том, что только что сделал ее брат. Ни слова упрека насчет сбежавшей лошади. И никаких комментариев по поводу Вороньего племени.

– У тебя и на лице кровь, – говорю я.

В свете луны разглядеть трудно, но мне кажется, что она бледна. Брокку лучше ехать со мной. В этом больше смысла. Но я этого так и не говорю.

– Пусть себе течет.

Она вытирает рукавом лицо, превращая тонкую струйку в полосу.

– Надо ехать. Помоги Брокку, пожалуйста.

Когда она садится в седло, я подсаживаю Брокка, помогая ему взобраться на коня за ее спиной. Мне хочется сказать что-то еще, но не удается найти слова.

Что-нибудь о том, какая она храбрая и каким замечательным может быть лидером. Под ногами на земле что-то поблескивает.

– Твой нож, – говорю я, протягивая его ей.

– А ты возьми свой.

Она вытаскивает его из-за пояса и вкладывает мне в ладонь.

– Иногда из нас получается неплохая команда.

Я через силу улыбаюсь.

– А теперь давайте доведем дело до конца. Брокк, в пути поглядывай по сторонам, может, где увидишь свою лошадь.

Я не тешу себя надеждой, что ей удалось пережить нападение этих тварей. Хотя криков мы тоже не слышали. Может случиться, что она отправилась на родную конюшню. Если бы я верил в молитвы, то наверняка за это бы помолился. Ни одно живое существо не заслуживает такого конца.

– Отлично, – бодро говорит Ливаун, – поехали. И помните – мы обещали действовать в духе мудрости и справедливости. Перед тем, как оказаться на виду у постов стражи, сделаем небольшой привал.

Пока мы едем дальше, я думаю, что она имела в виду. Лично я не помню, чтобы давал обещания о мудрости или справедливости. Звучит все, конечно, замечательно, но какой в действительности нам надо сделать выбор? Мы должны успешно завершить миссию, ради которой нас сюда пригласили: вернуть ко времени проведения ритуала арфу и тем самым обеспечить коронацию не самого умного из двух братьев, чтобы он стал королем.

41. Ливаун

– Все, привал.

Я осаживаю коня. Солнце еще не взошло, но вот-вот начнет светать. Мы действительно вернулись в самый последний момент. Сердце бешено колотится, но голова ясная. Я знаю, что должна сделать.

– Дау, – говорю я, – мы не можем отдать им арфу. И не можем допустить, чтобы Родан стал королем. Бери лошадей и спокойно веди их в конюшню. Если встретишь Арку, скажешь, что мы не справились. Просто покачай головой – этого будет достаточно.

Пару секунд Дау просто смотрит на меня.

– Что ты задумала?

Он не злится. Все намного хуже. У него голос человека, которого предали. Лебяжий остров для него все, а мои слова означают, что все мы теряем шанс там остаться. Это разбивает мне сердце. Но я не могу делать что-то, понимая, что это неправильно. Эрнья говорила о магии более высокого уровня, и возможно, происходящее и есть проявление этой магии.

– Надеюсь, мы поступим мудро и справедливо. Мы оставим арфу под деревьями неподалеку от входа в неметоны. И пусть случится то, чему быть суждено.

Дау не двигается с места.

– И что я, по-твоему, должен сказать Арку? Ты хочешь, чтобы я солгал ему и сказал, что мы арфы не нашли, хотя мы привезли ее вовремя? После всего, через что тебе пришлось пройти, ты решила провалить миссию? У тебя кровоточат раны, ты совершенно выбилась из сил и, вполне возможно, даже не можешь толком соображать. Да при этом еще ждешь от меня помощи.

Я заставляю себя сосчитать до пяти. Небо светлеет. До моего слуха доносится голос фанфар.

– Отдав сейчас арфу, – говорю я, – мы поставим крест на будущем королевства. Если тебе так будет легче, я сама скажу Арку, а Брокк отнесет арфу. Ты же можешь остаться здесь с лошадьми, пока все не закончится. Не мешай нам, Дау, только и всего. Мне не хотелось бы с тобой драться.

Я кладу руку на рукоять ножа.

– Нам пора.

Брокк спешивается – из-за арфы весьма неуклюже. Никаких следов его лошади, живой или мертвой, мы на обратном пути так и не обнаружили.

– Времени у нас в обрез. Думаю, она так и хотела. И, похоже, специально спланировала, чтобы мы оказались здесь именно в этот момент. Ливаун, нам надо идти.

– Дау, – говорю я, – поверь мне, это только к лучшему. В душе ты и сам это знаешь.

У меня нет желания вступать с ним в бой, но если придется, я так и сделаю. Но потеряю время, которого у нас нет. Я заставляю себя посмотреть ему в глаза и говорю:

– Ты хороший человек и поступишь как надо. А нашу схватку давай отложим на потом.

Дау ничего не говорит. Лишь спрыгивает с коня, с каменным лицом берет у Брокка поводья и ведет лошадей к замку. Ворота широко распахнуты. На стенах и у входа развеваются флаги. Народу вокруг меньше, чем я ожидала, а это значит, что ритуал вот-вот начнется. Мне вдруг становится холодно и страшно от принятого решения. Как я могла навязать Дау свой выбор? А что если все это в корне неправильно?

– Быстрее, – говорит Брокк, – будь осторожна, нас не должны увидеть с этой арфой.

Прячась за кустами и глинобитными стенами, мы крадемся под деревьями, перепрыгивая небольшие ручейки и выбирая дорогу так, чтобы не попадаться на глаза страже. Когда можем, переходим на бег. Добравшись до крепостной стены, пробираемся через подлесок к неметонам. Птичий щебет возвещает о наступлении рассвета.

Брокк отстает.

– Что происходит? – рявкаю я. – Быстрее!

Я поворачиваюсь и вижу, что он воюет с чехлом и пытается развязать завязки.

– Ее надо вытащить, – говорит он, – и держать наготове, чтобы в любой момент можно было сыграть, чтобы все ее услышали.

– Давай я.

Правая рука ноет, в плече и предплечье пульсирует боль. Я вытаскиваю нож, перерезаю завязки и снимаю с арфы чехол. Она такая же незамысловатая и видавшая виды, как и раньше. Но взяв инструмент в руки, я чувствую странную вибрацию, словно он беззвучно играет сам по себе. В нем сокрыта магия, и это меня пугает.

– На, возьми, – говорю я, отдавая арфу брату, – так, и где тут вход?

Но Брокк не идет к боковой дорожке, а направляется прямо на ритуальную площадку. По пути сюда мы составили план, договорившись оставить арфу у Врат Дану. Сидя на одной лошади, смогли обсудить все шепотом, в тайне от Дау.

– Брокк! Что ты делаешь? – я бегу, чтобы его догнать.

– Так будет лучше, – шепчет он, не сбавляя шага, – доверься мне.

Но, не дойдя до входа, пока нас никто не увидел, брат машет мне рукой, чтобы я дальше шла без него, а сам сходит с дороги и неподвижно замирает под высоким дубом с арфой в руках. И машет мне опять: «Иди! Иди!»

Спорить с ним невозможно – на ритуальной площадке царит тишина, в которой будут отчетливо слышны любые слова. Я шагаю как можно тише. Площадка для проведения обряда заполнена людьми. Кто-то поет. У входа застыл Арку – смотрит на меня вопросительно. Не такая уж я воительница, как считала раньше. Мне хочется плакать. Пожимаю плечами и развожу в стороны руки, изображая смущение. Арку – сплошное самообладание. В его лице на короткий миг что-то мелькает, затем он поворачивается и подает знак кому-то невидимому. Скорее всего, Брондусу. С нами разберутся позже.

Я встаю рядом с Арку и смотрю, как ритуал набирает обороты. Сердце колотится. В конце концов, все еще может закончиться хорошо.

Родан – законный сын короля Аэнгуса. Вполне возможно, что этому народу нет никакого дела до того, что из двух братьев он не самый умный, не самый добрый и, по всей вероятности, до ужаса напуганный перспективой ответственности, выходящей далеко за рамки его способности эту ответственность нести. Он сын короля, а раз так, то и сам может стать королем, – вот о чем, вероятно, все они думают. Они не видели предсказаний в магической чаше для гадания, которые показала нам Эрнья. И даже не догадываются, как все может обернуться.

Если ты высокая, в этом есть свои преимущества. Поверх голов собравшихся я вижу все, что происходит между нами и ритуальной площадкой. Там полукругом выстроились друиды, брат Фараннан поет. У него сильный, глубокий, звенящий голос. Язык мне незнаком.

Вперед выступает процессия. Первым в ней, с мрачным выражением лица, шагает Брондус. За ним, в тонкой, темно-красной мантии, регент. Замыкает шествие Родан. Принц выглядит ошеломленным, ему неудобно в этом шитом золотом одеянии. Возможно, он просто не привык так рано вставать. Никаких признаков триумфа он не демонстрирует – ни заученных улыбок, ни взглядов на друзей, которые должны сейчас стоять в толпе. Из-за истории о юности братьев, которую рассказала Дау Хозяюшка Джунипер, – я чуть ли не сочувствую Родану. Может, в основе его ужасного поведения, его жестокости и недостатка рассудительности лежит страх перед тем, что его ждет впереди?

Почетные гости стоят в первых рядах: приезжие знатные вельможи и вожди кланов, в том числе и Тоссак с леди Эньей и двумя сыновьями. Песнь Верховного Барда подходит к концу. Друиды хором исполняют ритуальное благословение. В нем говорится о новом дне: не только сегодняшнем, который сейчас как раз встречает солнце, но и о грядущем восходе для Брефны и ее народа после коронации нового короля. Мир этой земле. Мир этому народу. Мир всем обитателям королевства.

А когда Фараннан будет играть на арфе? Я напрягаюсь всем телом. Инструмент Брокка красуется у всех на виду на возвышении, рядом со стулом, на котором будет сидеть Верховный Бард. Пока, по крайней мере, еще никто не закричал: «Это не Арфа Королей!» или чего-то в этом роде. Я понятия не имею, чего ожидать. Брокк, возможно, решил сам сделать то, что собиралась сделать я – оставить арфу у неметонов и положиться на богов. Хотя нет, он сказал, что «Так будет лучше». А что, собственно, лучше?

Кто-то рядом со мной пытается протиснуться вперед. Я оттесняю его назад, но только пока не вижу, кто это. Дау мрачен. У него на голове рана под стать моей. Но на нас никто не смотрит. Лорд Кора, с братом Морканом по одну сторону и Верховным Бардом по другую, звенящим голосом произносит возвышенную церемониальную речь.

– Представляю вам Родана, сына Аэнгуса! В нынешний День летнего солнцестояния он претендует на трон Брефны!

Аплодисменты. Слышится пара восклицаний, но слов не разобрать.

– Принц Родан, – это уже говорит Верховный Друид, – ты поведешь это славное королевство к временам мира и процветания? Ты будешь править в духе твоих предков, как человек мудрый, храбрый и справедливый?

Я чувствую, как стоящий слева от меня Дау напрягается. Арку издает тихий, невнятный звук, скорее всего, просто вздох. Ни одна живая душа здесь не верит, что Родан на это способен, как бы всем этого ни хотелось. Разве только тот, кто никогда этого человека не встречал.

– Клянусь, – дрожащим голосом отвечает Родан.

Он нервничает, словно маленький мальчик, которого строгий наставник заставил отвечать урок.

– Ты обязуешься уважать традиции наших предков и твердо противостоять врагам?

– Обязуюсь.

Друиды вновь поют. Верховный Бард медленно подходит к возвышению и садится на стул. Друиды поют о красотах Брефны, о ее озерах, сияющих в лучах солнца, о лесистых холмах, о прекрасных полянах, о безмятежных пастбищах. О народе Эрньи – ни слова.

– Соблаговолите сыграть, мастер Фараннан, – произносит лорд Кора.

Фараннан поднимает арфу, пристраивает на колене и подтягивает ремень. Расправляет плечи, делает вдох и выдох. Закрывает глаза и пробегает пальцами по струнам.

Арфа молчит. Не издает ни звука, ни единой ноты. Фараннан открывает глаза, моргает и делает еще одну попытку. Бесполезно. Арфа онемела.

По толпе ползет шепот изумления. Я замираю на месте, едва в состоянии дышать. Я ожидала чего угодно, но такого даже представить не могла. Это же арфа Брокка, изумительный, но совершенно обычный инструмент, на котором он играл и в бражных залах, и в придорожных тавернах, и на деревенских праздниках. В этой арфе нет никакой магии. Но… Эрнья сказала, что «есть магия более высокого уровня».

Верховный Бард отнимает пальцы от струн арфы, поднимается и ставит ее на подставку. Толпа несколько мгновений молчит, но потом, не дав сказать ни слова ни ему, ни Коре, над ней взмывают крики:

– Он не может быть королем!

– Боги сказали свое слово!

И много чего гораздо хуже. Родан до крайности ошеломлен. Кора на глазах превращается в старика, его лицо бледнеет от потрясения. Фараннан смотрит на регента, словно говоря: «Я здесь ни при чем, это ваша проблема. Вам ее и решать».

А потом, потом… Внимательно наблюдая за разворачивающейся драмой, никто, вероятно, даже не заметил, как появился Брокк. Я его точно не видела. Но вот он, недалеко от меня, с Арфой Королей в руках. Садится на стул, который для него кто-то освободил, и начинает играть.

Звучит музыка, прекрасная и могущественная, как и тогда, когда он в лесу за стеной играл для народа Эрньи. Крики стихают. Люди поворачиваются. Брокк начинает петь, его голос набирает силу. Вожди кланов и знатные вельможи, друиды и особы королевских кровей, обычные люди вроде нас – все опять садятся и слушают. Лица озаряются благоговейным трепетом. Брокк очень искусный музыкант, а его голос просто чудо. Это знает каждый, кто хоть раз слышал его в парадном зале. Но сейчас этим голосом будто говорят боги. Если магия высшего порядка действительно существует, то это она и есть.

Он поет о древнем договоре между людьми и Маленьким народцем. О временах бурных и мирных, о том, как важно взаимопонимание. Из всех присутствующих, пожалуй, только я знаю, что балладу сочинил Брокк, хотя звучит она как нечто очень древнее. Брат берет публику в плен – может показаться, что слушатели едва осмеливаются дышать, боясь потревожить эту музыку. Но в какой-то момент все ахают, когда среди облаков появляется солнечный луч, озаряя одного-единственного человека. Не певца с арфой. И не Родана, принца Брефны. Он указывает на высокого друида в голубой мантии – молодого человека с волнистыми каштановыми волосами, как у Ашллин и Родана. На юношу, который замер, не сводя с Брокка спокойного взгляда.

Мелодия подходит к концу. Брокк отнимает пальцы от струн. Толпа в смятении волнуется. Арку едва слышно говорит:

– Кира…

И на мгновение касается ножа у себя на поясе.

Я подхожу к Брокку и встаю рядом; по другую сторону становится Арку. Теперь уже ничего не может случиться. Народ снова кричит, но на этот раз уже совсем другое:

– Вот настоящий король!

– Боги сделали свои выбор!

И прочее в том же духе. Но среди голосов раздаются и другие, не такие громкие. Они спрашивают, почему на Арфе Королей играет Брокк, и как можно было перепутать два инструмента. Так продолжается какое-то время, шум нарастает, но только пока не слышится голос Брондуса, призывающего к спокойствию:

– Тихо! Всем оставаться на местах! Подождем, что скажет лорд Кора!

Брат Моркан напряженным шепотом совещается о чем-то с регентом. Крики постепенно стихают, но в толпе набирает силу хор злобных голосов – еще чуть-чуть, и все может обернуться очень и очень скверно. Мы с Арку не сходим с места, защищая Брокка. И ловим на себе несколько подозрительных взглядов, ничуть этому не удивляясь.

– Милорды, миледи, почтенные братья, наши уважаемые гости! – хриплым от потрясения голосом говорит регент. – Прошу вас, сядьте и оставайтесь на своих местах, пока мы со всем этим не разберемся.

Он бросает взгляд в нашу сторону и добавляет:

– Мастер Донал! Соблаговолите передать арфу брату Фараннану.