Текст книги "Арфа королей"

– Волфи! Волфи, где ты? – зовет Клиэна, поднимаясь на ноги.

– Тсс! – отвечает ей Ашллин, уже от себя, берет куклу и смотрит ей в глаза. – Ты же знаешь, что с Волфи нельзя говорить. Он ушел. И мы, Клиэна, больше не произносим его имени.

Клиэна закрывает глаза руками и позволяет себя посадить.

– Нет, он здесь, – горестно возражает она, – точно здесь, я это знаю. За этой самой стеной. Волфи!

– Тсс! – отвечает Ашллин, обнимает Клиэну, прижимает к груди и опускает голову. – Ты же знаешь, Волфи не может выйти. Ему запрещено. До конца жизни.

Я бросаю взгляд на игрушечную стену. Веточки и листики означают здесь маленький лес. Да благословенна будет Дану! Что же я так туго соображаю?

– Ашллин? – тихо говорю я, но она все равно вздрагивает и так быстро поворачивается ко мне, что едва не рушит постройку. – Я могу тебя кое о чем спросить?

Она кивает.

Надо действовать быстро, пока в наш разговор не вмешались мальчики.

– Ашллин, а Волфи – друид?

– Мне не разрешают о нем говорить.

– Хорошо, я не буду тебя больше о нем спрашивать. Но… эта кукла… это же друид, да? Ученик друида в голубой мантии?

– Ага.

– Мне нравится посаженный тобой лес. Он живет там, да? По ту сторону стены? Ему, наверное, там хорошо.

Брион встает, собираясь подойти ближе и посмотреть на постройку Ашллин. Я смотрю ему в глаза, медленно качаю головой, и он садится обратно.

– Ему очень одиноко. И он по ней скучает, – говорит Ашллин и поднимает вверх Клиэну.

– Это легко можно исправить, – говорю я, и ненавижу себя за эти лживые слова.

В реальном мире, где вместо игрушек действуют мужчины и женщины, проблемы решаются далеко не так быстро.

– Клиэна отправилась на поиски приключений. Она очень сильная, может сломать стену и освободить его.

– Но ей туда нельзя.

– Потому что она девочка?

– Она девочка. А ему нельзя выходить.

– Но почему, Ашллин? – осторожно пытаюсь продолжать я.

Ребята вполне могут рассказать об этом разговоре родителям или кому-то еще. Откуда им знать, что это может навлечь на наши с Ашллин головы неприятности?

– Таковы правила. Он не может вернуться.

– Вернуться? – шепчу я. – Куда?

– Домой, – говорит она и вытирает слезу, – вернуться домой. К Клиэне.

– Она его возлюбленная?

– Да нет, глупенькая! Его сестра!

Я теряю дар речи. С этого момента Ашллин наверняка отошла от своей собственной истории и все выдумала. Брат, ставший друидом? Может, она имеет в виду того незаконнорожденного сына, о котором говорил Арку? Разве он еще не слишком молод?

Ашллин плачет. О боги, как же я все это ненавижу. Ребенка, кем бы он ни был, нельзя обременять такой скорбью. И обрекать на будущее, уготованное ей в доме Родана, тоже нельзя.

– Я могу поговорить с Клиэной?

Она протягивает мне игрушку. Я сажаю ее себе на колено, смотрю в глаза:

– А теперь, Клиэна, послушай меня, – говорю я, теперь уже совершенно не заботясь о том, кто меня может услышать, потому что в моей душе кипит злость, причем такая, что я любому готова бросить вызов, будь то регент, Верховный Друид, Верховный Бард или сам гнусный Родан. – Да, я знаю, существуют правила. Но порой эти правила неверные, порой люди от них переживают, чувствуют себя несчастными и одинокими. И когда что-то подобное случается, эти правила надо всего лишь сломать. Тебе надо снести эту стену.

– А нам можно посмотреть?

Тадг теперь стоит рядом со мной, а Брион хоть и не сдвинулся с места, все равно не пропускает ни единой подробности.

– В самом деле? – говорю я голосом Клиэны. – Я могу его выпустить?

– Если он сам хочет оттуда выйти, то да. Разрушь стену. Пусть у него будет выбор.

Я отдаю Клиэну обратно Ашллин. Слышится свист, будто кто-то с шумом втягивает в себя воздух. Со стороны леса налетает порыв ветра и ерошит мои волосы. Слышится журчание воды меж камней; я вижу прозрачные крылышки стрекоз, тронутые ослепительной красотой солнечного света. Игра приобретает древние, торжественные черты, а решение Клиэны, всего лишь мягкой игрушки, – жизненно важное значение. Мне сделать этот выбор не суждено, это может только Ашллин.

Она несколько мгновений сидит неподвижно, на ее щеках блестят слезы. Наконец она тянется вперед и толкает Клиэной земляную стену, которая обваливается и рушится. Волфи на свободе.

– Выходи, Волфи, – говорит девочка, – возвращайся домой.

Она выжидательно смотрит на меня.

– Я могу его взять?

Она кивает. Тадг сидит, скрестив ноги, поглощенный драмой. Я бросаю взгляд на Бриона и улыбаюсь, безмолвно благодаря его за то, что он, когда понадобилось, смог промолчать. Со временем из него вырастет замечательный молодой человек.

Я освобождаю Волфи из заточения. Он кланяется Клиэне и моим голосом говорит:

– Мое почтение.

Когда я старательно пытаюсь его изображать, вся троица детей хохочет.

– Ему бы надо ее обнять, – предлагает Брион.

Нашими с Ашллин стараниями игрушки действительно обнимаются.

– А она должна ему сказать «Добро пожаловать домой», – предлагает Тадг.

– Добро пожаловать домой, Волфи, – повторяет Ашллин, но мимолетной радости в ее голосе больше нет.

Девочке, может, нет еще и семи, но разницу между игрой и жизнью она уже знает.

Список. Задачи. Этого достаточно или мне следует еще раз во всем окончательно убедиться? Я все еще держу Волфи в руке.

– Покорнейше прошу тебя представить меня твоим друзьям, – говорит он моим голосом, обращаясь к Клиэне, – они такие славные молодые люди.

Ашллин торжественно представляет ребят – ее обучили некоторым придворным манерам.

– Это Брион, сын Тоссака. Отличный наездник и… когда-нибудь ему суждено стать вождем клана. Вождем клана Глендарраг. А это Тадг, тоже сын Тоссака. У него волнистые волосы, он обожает играть. Это, ребята, Волфи. Он…

Она умолкает и тянет руку к Волфи. Я не отпускаю его на миг дольше, чем надо, представляю, что его вышитые пряжей глаза действительно могут видеть, и внимательно слежу за тем, чтобы он, поворачивая голову, по очереди посмотрел на каждого из них.

Надо сделать кое-что еще. Я протягиваю Волфи Ашллин и говорю, стараясь вложить в голос побольше убедительности:

– Теперь, когда он свободен, эти стены должна смыть вода, чтобы его в них больше не заперли.

Ложь, ложь и еще раз ложь. Но я не знаю, как еще можно выполнить поручение Эрньи.

– Я сам все сделаю! – широко улыбается Тадг. – Можно?

И смотрит на меня.

– Спрашивай у Ашллин.

– Ага, – отвечает та, держа Волфи рядом с Клиэной и выглядя при этом очень торжественно.

Мальчишки заходят в пруд – они и без того насквозь промокли – и гонят руками волны. Вскоре земляное сооружение обваливается и рушится, крохотная рощица рассыпается в прах, а ее жалкие останки ручей под на– стоящей стеной уносит в сторону настоящего леса, в котором, за невидимым барьером, живут настоящие друиды и среди них – Волфи. Брат. Брат Ашллин. Брат Родана. Человек, способный стать королем.

33. Дау

Как выясняется, друид, так похожий на Родана, в самом деле, его брат, хотя и лишь единокровный. Поговорив с девочкой, младшей сестрой принца, Ливаун сложила все фрагменты головоломки. Незаконнорожденный сын последнего короля, старше Родана почти на три года. То, что он родился вне брака, не лишает его права на трон. Но его все равно исключили из числа претендентов, потому что незадолго до восемнадцатилетия он решил, что скорее станет друидом, чем королем Брефны. Мы с Илланом шепчемся об этом в конюшне, когда поблизости никого нет.

– А почему регент с самого начала не сказал Арку, что у покойного короля есть еще один наследник? – спрашиваю я.

– Арку знал, что у короля есть незаконнорожденный сын, который не предъявлял претензий на трон, но не знал почему, – отвечает Иллан, – и если честно, об этом ему сообщили собственные источники, а не Кора и его советники. Почему они о нем молчат? Потому что стоит человеку уйти в неметоны, как он тут же исчезает из обычной жизни. Для простых смертных он после этого никто, даже имени его не упоминают. Это примерно то же, что умереть. Если не хуже. Ведь умершего можно оплакивать, называть по имени, рассказывать истории из его жизни. Насколько я понимаю, этот друидический орден особенно строг. Они забрали парня, чтобы он стал таким же, как они. Но взойти на трон он уже не может. Даже если он идеально подходит на роль короля, это уже не имеет значения. Он сделал свой выбор, и обратного пути нет.

Иллан задумывается.

– Как странно… ритуал коронации, включая подготовку к нему, похоже, предоставляет друидам единственную возможность выходить из священного леса. Именно поэтому ты смог увидеть братьев вместе. Возможно, это была их первая встреча за несколько лет.

В дальнем конце конюшни слышится шум, и нам приходится замолчать. Мы расходимся в разные стороны. Иллана ждет работа в кузнице, я должен позаботиться о паре очень больных лошадей, раненных в ту самую ночь, когда Родан послал отряд с катастрофической миссией. Здесь есть ребята, разбирающиеся в лечении лошадей гораздо лучше меня. Однако главный конюх заметил, что в моем присутствии лошади ведут себя спокойнее, и попросил меня присмотреть за этими двумя под надзором Иллана. Глубокие раны от когтей тех тварей выглядят ужасно, из них сочится какая-то скверная жидкость. Я старательно промываю их и делаю припарки. Ласково поглаживаю, чтобы успокоить коней, и напеваю без слов, потому что не могу говорить с ними. Брин лежит на соломе, достаточно близко, чтобы видеть меня, но все же на безопасном расстоянии от лошадиных копыт. Одну из лошадей я уговариваю проглотить немного теплого отвара, но другая отказывается. Это тот случай, когда мне хочется, чтобы магия действительно существовала, чтобы можно было найти лекарство для этой лошади, которая может умереть только из-за того, что кто-то оказался достаточно туп, чтобы послать ее вместе с всадником в поход, спланированный из рук вон плохо, основываясь не столько на фактах, сколько на предположениях. Неужели король Родан будет продолжать в том же духе до тех пор, пока не превратит всех соседей во врагов и не растеряет всех своих верных подданных? От этой мысли меня охватывает желание посадить на трон не Родана, а его брата-друида. Да, у этого ученика обаятельная улыбка, он произвел на меня впечатление человека спокойного и прекрасно владеющего собой, но больше я о нем ничего не знаю. За этим фасадом может скрываться кто угодно: тиран, заговорщик или такой же придурок, как Родан. Может случиться и так, что он, покинув неметоны, в тот же миг превратится в монстра. Мой брат Шинан отлично владел искусством натягивать на лицо улыбку всякий раз, когда объяснял нашим родителям, почему я в очередной раз влез в дерьмо. В детстве он умел очень убедительно притворяться и, надо полагать, до сего дня сохранил эту способность. Тем же приемчикам он научил и Руарка. Им двоим – а они были выше, сильнее и старше меня – всегда верили больше, чем мне. Они в любой момент охотно могли объяснить, почему я опять весь в синяках и порезах, почему промокла моя одежда, почему я вернулся домой на несколько часов позже, чем полагалось, да при этом еще и окоченев. Перед тем как убить Снежка, медленно порезав его на куски, они заранее сочинили целую историю, чтобы свалить вину на меня. Якобы в припадке гнева я выхватил у Шинана нож, сам набросился на свою собаку и сотворил с ней весь этот ужас. Моя одежда была пропитана кровью. Кровью Снежка, которого я держал на руках до последнего его вздоха. Доказательство вины. Они всегда верили Шинану больше, чем мне.

– Нессан?

Я вздрагиваю всем телом. У входа в стойло стоит Ливаун и странно на меня смотрит. Я усилием воли возвращаюсь в сегодняшний день. Поверить не могу, что снова позволил себе вспомнить тот день. Давно пора похоронить все это.

– Тут никого нет! Я слышала, что ты выхаживаешь этих двух лошадей, – шепчет Ливаун, кивая на них головой, – и принесла тебе вот это.

Она держит в руках небольшой глиняный горшочек с необычным снадобьем, приготовленным по рецепту ее матери-знахарки.

– Это должно помочь.

Когда я беру горшочек, она подходит ближе, внимательно осматривает следы от когтей и шепчет:

– Проклятье Морриган! Жаль, что сюда нельзя позвать Хозяюшку Джунипер, чтобы она на это посмотрела. Ты пробовал добавлять в припарки норичник? Сейчас, может, уже поздно, но попытаться стоит.

– Как он выглядит? – шепчу я.

– Я тебе принесу.

– Разве тебе не велено прятаться ото всех?

– Я мигом. Он растет внизу, у утиного пруда.

Не успеваю я возразить, как она убегает. Оно и к лучшему, потому что в этот момент с конюшенного двора доносятся голоса. Один из них я точно знаю. Идут сюда. И что мне теперь делать? Припасть к земле и спрятаться в надежде, что Родан меня не заметит? Если он станет кричать, чтобы привлечь внимание, а потом узнает, что я все время был рядом, но его проигнорировал, дело может принять скверный оборот. Но если ему нужно подготовить коня для верховой прогулки, то я буду последним, кому он это поручит. Я быстро прикидываю в уме варианты и решаю остаться на месте у всех на виду. Ливаун, надеюсь, не вернется прямо сейчас с букетом норичника в руках.

Родана сопровождают двое дружков и новый личный страж. Они не зовут ни конюхов, ни стремянных. Вместо этого, седлая своих лошадей, ведут себя непривычно тихо. Колл сначала готовит коня Родану, потом себе. В мою сторону никто из них не смотрит. Я ухаживаю за ранеными лошадьми, стараясь, чтобы одна из них постоянно отделяла меня от принца и его прихлебателей. И при этом, пользуясь полученными на Лебяжьем острове навыками, наблюдаю за ними. Родан расхаживает взад-вперед, ему явно не терпится выехать побыстрее. Мне не очень хорошо слышно, но он говорит что-то о необходимости уехать, о каких-то решительных действиях, о том, чтобы обернуться как можно быстрее. На соломе у моих ног тихонько скулит Брин, и я приседаю, чтобы его успокоить. А когда встаю, личный страж смотрит прямо на меня, касается руки Родана и тычет пальцем в мою сторону.

И что теперь? На этот раз они собираются наброситься на меня вчетвером и избить? Канун Дня летнего солнцестояния все ближе и ближе. Я должен сохранить способность скакать верхом. Должен поддержать Ливаун во всех ее начинаниях, в чем бы они ни заключались. Поэтому никаких неприятностей позволить себе не могу. Я отвожу взгляд, беру из горшочка немного мази и аккуратно втираю ее в воспаленную рану. Прилагаю усилия, чтобы размеренно дышать. Но тело напрягается, готовое к действию.

– Ой-ой-ой. И кто это у нас здесь такой, а?

Родан нетерпеливо машет спутникам, веля оставаться на месте, и подходит один.

– Мы с тобой, недоумок, не закончили одно дело. Что ты там прячешься, иди сюда. Да пошевеливайся.

Я сутулюсь, потихоньку от него отодвигаясь, поднимаю горшочек с мазью и показываю на рану коня. Он открывает рот, чтобы еще раз приказать мне подойти, но вдруг замирает, не сводя глаз с бледной язвы на плече лошади и бесцветной, опухшей кожи, которая ее окружает. Принц тут же смертельно бледнеет и подносит к лицу руки ладонями вперед, словно пытаясь отгородиться от чего-то пугающего. Он изрыгает проклятие и пятится.

– Мы готовы! – кричит кто-то из его дружков.

То, что сделало Воронье племя, Родан явно видит впервые. Высылая второй отряд, он даже не подумал взглянуть на раненых животных. Может даже не потрудился посмотреть на тела людей, которых послал на смерть. И почему это меня совсем не удивляет?

Их четверка, вместе с лошадьми, стоит у открытой двери. Трое из них вооружены мечами и ножами, четвертый луком и колчаном со стрелами. Еще у них что-то вроде факелов. Здесь, при дворе, среди бела дня.

– Не дальше лачуги старухи, – говорит Родан, садясь в седло, – подлесок там густой, поэтому загорится быстро.

– А как насчет… – пытается протестовать Верзила, вероятно, не подумав.

– Тогда меняем план. Огонь выкурит их, где бы они ни прятались, и прогонит. А нам только того и надо.

Они вскакивают на коней и скачут в сторону ворот. Проклятье Дагды! И что теперь? Паниковать не стану, я ведь воин с Лебяжьего острова. Накрываю горшочек крышкой и отставляю. По очереди глажу животных, прося прощения за то, что оставляю их, не доведя дело до конца. Осматриваюсь, оглядывая конюшню; вокруг никого нет. Выхожу через заднюю дверь и иду к утиному пруду, прилагая все усилия, чтобы не бежать. Хозяюшка Джунипер. Пес Шторм. Брокк и все, что находится за той стеной. Арфа Королей. Из-за этого придурка Родана над всеми ними нависла угроза.

Ливаун, сняв обувь, бродит по щиколотку в воде, сжимая в руке пучок невзрачных цветов. Едва глянув на мое лицо, она тут же выскакивает на берег и спрашивает:

– Что случилось?

О Боги! Необходимость говорить шепотом и соблюдать осторожность, даже когда нельзя терять ни секунды, начинает сводить меня с ума. Скупясь на слова, я в самых общих чертах рассказываю, что произошло.

– Где Арку? – спрашивает Ливаун, бросая на землю траву и быстро надевая обувь.

– Не знаю. Иллан кует в кузнице подковы. Я не могу прибежать туда и попросить о помощи.

Ливаун тихо ругается.

– Я должна их остановить, – злобно шипит она, – им надо помешать.

И с видом мстительной фурии размашистым шагом направляется к конюшне.

– Ливаун, стой, подожди. Что ты задумала? Ворваться к Коре и схлестнуться с ним? После всего случившегося? Они ведь могут действовать с одобрения совета.

– Тогда я возьму лошадь, и сама за ними поскачу. Устроить там пожар? Ну, уж нет, этого не будет!

Ее взгляд меня пугает.

– Остановись. Всего на миг. Прошу тебя.

Мы уже у глинобитной стены, отделяющей нас от поля для выгула лошадей. Оба на виду у каждого, кому взбредет в голову бросить в нашу сторону взгляд.

– Тебе нельзя ехать, – говорю я, – у тебя будут неприятности, ты привлечешь внимание и раскроешь не только себя, но и, скорее всего, нас всех. В итоге поссоришься с Арку и не получишь места на Лебяжьем острове.

– Плевать!

Она натянута, как тетива лука, и уже не говорит, а рычит.

– Да послушай же ты! Если не можешь пойти ты, пойду я. По крайней мере, предупрежу Хозяюшку Джунипер. И по возможности их остановлю.

Мы идем дальше. Ливаун плотно сжимает губы, а вместе с ними и кулаки. У слез, навернувшихся ей на глаза, нет даже малейшего шанса покатиться по щекам. Подойдя к конюшне, мы останавливаемся у задней двери.

– Ты не сможешь добраться туда раньше них, – шепчет она, – это невозможно.

– А ты меня испытай.

В голове брезжит план, который вполне может сработать. Я хватаю с колышка шляпу, бесформенный фетровый колпак, который здесь оставил какой-то конюх, и натягиваю на уши. Как маскировка – не очень.

– А что делать мне?

– Найди Арку и тайно расскажи ему о случившемся. Надеюсь, у него в запасе есть план, и он сможет что-то предложить. Я понял только одно: Родана очень напугало Воронье племя или его потенциальные возможности. Если они, движимые боевым духом, поднимутся наверх, его страстного желания стать героем надолго не хватит.

– Тем не менее, он намеревается в одиночку избавиться от этих тварей, и если ты испортишь ему такое удовольствие, то займешь в его списке первое место.

– В каком еще списке?

– Тех, кого он ненавидит.

– Главное, что он уже первый в моем, – шепчу я, – мне пора, лучше не задерживаться.

Я возьму лошадь, на которой обычно ездит Иллан, она спокойна, привычна ко мне и хорошо прыгает.

Ливаун бормочет еще какое-то ругательство и добавляет:

– Береги себя.

Мне в ответ остается только поморщиться. О том, чтобы себя беречь, речи не идет. Я просто надеюсь, что справлюсь.

Ворота по-прежнему открыты, я невразумительно машу в сторону ближайшего крестьянского хутора, и стражей этот жест вполне удовлетворяет. Их тоже снедает беспокойство. От их внимания не ускользнуло оружие, которое захватил Родан с дружками, но он принц, и им пришлось его пропустить.

Я вижу, как они скачут по дороге впереди. Но сам по ней ехать не собираюсь, по крайней мере, сейчас, и, пока им не пришло в голову обернуться, сворачиваю на проселок. Пересекаю пару полей и каждый раз, когда гоню Блейза к очередной глинобитной стене, он ее легко перепрыгивает.

Мы огибаем несколько крестьянских подворий, и конь скачет по ручьям, разбрызгивая копытами воду. Я должен вырваться вперед, причем достаточно далеко, чтобы лучник не смог достать меня до того, как мне удастся осуществить задуманное. Проклятье Морриган! О чем он думает, этот Родан? Как ему удалось убедить остальных его поддержать?

Мы выезжаем к ручью, который течет между высоких берегов, с дощатым мостиком, слишком узким для лошади. Отступаем назад, галопом мчим вперед и одним прыжком преодолеваем преграду. Некрутой подъем, заросли кустарника. Я осаживаю Блейза, давая ему перевести дух. Здесь мы в какой-то степени скрыты от посторонних взглядов. Я опускаю глаза, смотрю на дорогу и… Ха! А ведь мы действительно вырвались вперед, хотя всадники скачут быстро. Надо проехать еще немного – тогда у меня, надеюсь, появится возможность развернуть свое секретное оружие.

Мы объезжаем с тыльной стороны амбар – крестьянское подворье, где я оставил коня в тот день, когда ушел за Ливаун в лес. Неподалеку вижу крестьян. Когда я проезжаю мимо, один из них выходит из сарая и неподвижно замирает, распахнув от изумления глаза. Пока он ни о чем меня не спросил, скачу дальше по узкой дорожке, тянущейся между ухоженных полей, где пасутся овцы и растут фруктовые деревья, с одной стороны давая животным тень, с другой скрывая нас с Блейзом, хотя бы немного. В этом месте главная дорога огибает холм, оказавшийся здесь так некстати, еще чуть-чуть, и мы скроемся из виду. Я безмолвно прошу прощения у крестьянина, открываю ворота и въезжаю на поле, сожалея, что со мной нет Брина – старый пес наверняка не смог бы за нами угнаться, но сейчас, когда мы с Блейзом пытаемся объехать большую отару овец, оказался бы кстати. Животных наше вторжение отнюдь не радует, и хотя Блейз и отменный конь, такую работу ему раньше делать не приходилось. Говорить я ничего не могу и поэтому полагаюсь лишь на невидимую связь с конем, на котором до сегодняшнего дня даже ни разу не ездил. Мы с большим трудом – и, как мне кажется, слишком медленно – выгоняем овец на дорогу, на поле остается только одна мудрая овца, спокойно стоящая в тени деревьев. Я спешиваюсь, закрываю ворота и опять вскакиваю в седло. Не без труда мы пробиваем себе путь в отаре овец, которые беспокоятся все сильнее. А когда, наконец, отара остается позади, и мы выезжаем на открытое пространство, я бью коня каблуками по бокам и в тот момент, когда за нашей спиной раздаются крики, Блейз уже несется к лесу.

Ненавижу слишком гнать хорошую лошадь, но сейчас у меня нет выбора. Первый участок, по ровной земле, мы преодолеваем быстро и без труда. Но когда дорога уходит вверх, Блейзу становится труднее, хотя он сильный, послушный и понимает, что мне нужно. Надо бы остановиться и дать ему отдохнуть. Но я не могу. Я достаточно видел Родана в деле и поэтому знаю, что он будет гнать свою лошадь что есть мочи, надеясь, что другие от него не отстанут. Возможно, я не смогу предотвратить пожар. Но, по крайней мере, сумею вывезти пожилую женщину в безопасное место.

Я скачу, с такой силой стиснув зубы, что болит голова. Стук лошадиных копыт и мое затрудненное дыхание отдаются в голове барабанным боем. Блейз задыхается и хрипит. Я не могу ни на чем сосредоточиться, мысли разлетаются в разные стороны. Разве было оправданно броситься в бой, никого не спросив? Может, хватит уже проблем? А если и нет, то не значит ли это, что меня вышвырнут с Лебяжьего острова? Может, я только что сам отнял у себя будущее из-за какой-то старой карги, навешавшей костей у входа в свою лачугу? Кто-нибудь сможет отправить меня домой? Я скорее заживо сгорю, чем туда вернусь. Лучше перережу себе горло.

Там, где дорога становится круче и змеится по склону холма, я даю Блейзу короткую передышку. Мы приближаемся к тому месту, где на меня напало Воронье племя, сбросив с коня. До дома Хозяюшки Джунипер отсюда рукой подать. Когда я спешиваюсь и прислушиваюсь, до моего слуха доносится топот копыт. Пока мы держимся впереди отряда Родана. Мне очень хочется верить, что они одумаются и откажутся от своей безумной затеи. Мне по-прежнему надо предупредить Хозяюшку Джунипер, но Блейз совершенно выбился из сил. Иллану это не понравится.

Жду, пока конь не начинает дышать ровнее. Я ни к чему такому не готовился, по крайней мере, не так, как следовало. Ничего не продумал. Как вытащить отсюда старую знахарку, если они подожгут лес? Дорога, по которой я сюда приехал, станет непроходимой. А другой путь слишком долог: вокруг холма, все больше отдаляясь от дворца, потом на дорогу, которая тянется внизу, с ее ручьями и бродами. Если огонь разгуляется, то убьет нас еще до того, как мы ее достигнем.

Подъехав к дому Хозяюшки Джунипер, я понимаю, что совершил еще более серьезную ошибку. Все объяснить ей я смогу, только если заговорю. Ситуация слишком сложна для того, чтобы пытаться описать ее жестами.

Я поднимаю руку, чтобы постучать, и в этот момент чувствую запах дыма. Они на это все же пошли. Не здесь, где-то дальше, на лесной опушке. Ветер дует с юга, значит, огонь движется прямо на нас. Я моментально принимаю решение и кричу:

– Хозяюшка Джунипер? Вы здесь? Откройте дверь!

А когда мне никто не отвечает, добавляю:

– Хозяюшка Джунипер! Горим!

Она появляется из-за хижины, в руке у нее ведро, за ней по пятам идет пес. Смотрит на Блейза, которого я на длинном поводу привязал к крыльцу. Переводит взгляд на меня. Судя по виду, она не напугана и не удивлена.

– Ага, – произносит она, – стало быть, говорить ты умеешь. Да, я и сама чувствую запах дыма. Далеко отсюда горит?

Я вполголоса ей все объясняю, поглядывая на дорогу на тот случай, если они решат заявиться прямо сюда.

– Недалеко. И ветер гонит огонь сюда. Это не стихийное бедствие. Хозяюшка Джунипер, вам грозит опасность!

Почему она так спокойна? Может, не верит мне? Просто стоит и слушает, ровным счетом ничего не предпринимая.

– У меня есть возможность отвести вас в безопасное место. Но идти надо прямо сейчас.

Тихо. Я в самом деле слышу, как потрескивает огонь, или мне это только кажется?

– Но этого мало, так? – говорит знахарка. – Я имею в виду, вывести меня отсюда?

Конечно мало. Есть еще Брокк. Есть еще те, кто обитает за той стеной, что бы они собой ни представляли. Есть еще древний лес, давший приют птицам и другим зверушкам. Как я смогу смотреть в глаза Ливаун, если даже не попытаюсь остановить беду? О боги, о чем я только думал, когда по собственному почину бросился сюда, прихватив лишь старый мешок, чтобы сбивать огонь?

– Заходи, – говорит Хозяюшка Джунипер, ставит ведро и открывает дверь дома, – да поживее.

Переступив порог, я тут же понимаю, что в одном ошибался точно. Мне не придется делать все одному. Теперь она сама берет бразды правления в свои руки.

– Хватай вон тот кувшин, покрытый голубой глазурью, и ставь вниз. Хорошо. Теперь возьми щепотку вот этого порошка и положи на доску. Вот это покроши. Нож там. Кизил. Фенхель. Норичник. Плюс немного вот этого; когда будешь резать, не забудь затаить дыхание.

Она сошла с ума. Заставляет меня готовить какое-то снадобье в тот самый момент, когда к дому рвется огонь, и у нас едва есть время бежать, пока мы не сгорели заживо. Часть моего сознания обдумывает эту мысль, в то время как я режу, крошу и делаю то, что велено. Хозяюшка Джунипер настолько хладнокровна и собрана, что мне, волей-неволей, приходится поверить, что ей известен выход из этой ситуации. Пока я выполняю ее распоряжения, она, стоя у очага, кладет на небольшую жаровню несколько пылающих угольков, подкладывает веточки и раздувает, чтобы огонь не потух. Она подходит ко мне.

– Готово? Отлично. Делать все надо быстро. Огонь будем выжигать огнем. Попросим богов, чтобы они нас поняли, простили наши ошибки и помогли нам.

Она оглядывает мою работу, одобрительно кивает, подхватывает травяную смесь и бросает ее на жаровню. Запах забивает собой все на свете.

– Бери жаровню, Нессан, и неси на улицу. Поставишь у входной двери. Коня отведи и привяжи у северной стены дома. Рядом оставь ведро воды. Шторм! Ступай с ним.

– Но…

– И никаких вопросов. Как только отведешь его, возвращайся, мне нужна твоя помощь.

Я делаю как велено. Блейз напуган. Воздух пропитан дымом, и дышать становится все труднее. Мне хочется бежать. Хочется посадить Хозяюшку Джунипер на коня, сесть у нее за спиной и ринуться по дороге, пока еще можно. Только вот времени больше нет. Дым сгущается, и уже в шести-семи шагах ничего не видно. Дорога вот-вот станет смертельной ловушкой.

Хозяюшка Джунипер сидит у жаровни на земле, скрестив ноги, закрыв глаза и выпрямив спину. Что-то шепчет на неизвестном мне языке. Может, молится. Просит богов нас спасти. На крыше лачуги остается одна-единственная птичка. Когда я подхожу ближе, она расправляет крылья и летит в сторону леса.

У меня нет привычки придавать большое значение молитвам. Давным-давно были времена, когда я просил богов защитить меня от братьев, умолял их унести в безопасное место, давал самые исступленные обещания сделать что угодно, если они всего лишь заберут меня куда-нибудь. Но боги, если и существовали, то не слышали моего голоса. Может, считали меня слабаком. Может, учили справляться самостоятельно. Нет, я не буду мешать Хозяюшке Джунипер молиться. Но пока она взывает к богам, займусь лучше делом.

У нее есть три ведра, которые я наполняю из ручья у дома. Нахожу в сарае несколько мешков и приношу их. Бегу за метлой. Знахарка все сидит, но теперь не поет и не двигается. Над жаровней поднимается струйка дыма и смешивается с плотными клубами, которые сгущаются над нашими головами. Кричат птицы, предупреждая об опасности.

Я обхожу дом и выливаю на стены воду из ведер. Наполняю опять и опять выливаю, чтобы дерево пропиталось влагой, чтобы на пути у огня не оказалось ничего легковоспламеняющегося. Может, у меня есть время немного изменить русло ручья? Выкопать канаву и положить несколько камней, чтобы он протекал ближе к дому. С хрустом, напоминающим саму смерть, трещат и падают ветки. В лицо бьет порыв жаркого ветра, в удушливом воздухе носятся маленькие, яркие угольки. Надо больше воды. Наполняю ведра, бегу с ними к дому и выплескиваю их вокруг Хозяюшки Джунипер, но так, чтобы не залить жаровню. Она открывает глаза. Несколько мгновений ее взгляд рассеян и туманен, знахарка словно спит на ходу. Она бросает взгляд мимо меня на затянутый дымом лес и поднимается на ноги.

– Не давай ему погаснуть, Нессан, – говорит она и подхватывает какой-то мешок, – где горит сильнее всего?

С чудовищем мы сражаемся вместе, пожилая женщина и молодой человек. Я слышу, как тихо ржет от ужаса Блейз. Надеюсь, что он привязан крепко – стоит ему побежать, как у него не останется ни единого шанса. Я таскаю воду, лью ее на пути огня и бегу за ней опять. Джунипер хлопает по тлеющей земле мешком, твердо сжав губы, в ее глазах полыхает яростная решимость. Слышится рев – это голос голодного пламени. Опять трещат ветки, порыв ветра приносит волну жара. Теперь к нам присоединился и Шторм – храбро становится рядом с хозяйкой и громким лаем бросает вызов приближающейся опасности. Умей он говорить, наверняка крикнул бы: «Прочь! Не смей к ней прикасаться!»