Текст книги "Арфа королей"

Я в отчаянии переворачиваю мешочек с деньгами. Его содержимое, грохоча по столу, образует небольшую горку. Пес рычит, но женщина встает, подходит ко мне, выхватывает у меня пустой мешочек, ловко сгребает все монеты, и сует их обратно. Туго затягивает тесьму и возвращает его мне.

– Возьми свои деньги, молодой человек. Будь у меня возможность дать тебе в дорогу немного мудрости, я бы не преминула это сделать. Ты, может, и не говоришь, но слушать и видеть можешь. А заодно и понимать – если немного подумаешь, – улыбается она. – Иди уже, найди своего друга. Шторм! Ко мне.

Пес, в котором есть что-то волчье, медленно подходит и садится рядом с ней.

– Шторм проводит вас с другом до выхода из леса. Пока он будет рядом, Воронье вас не побеспокоит.

Когда я похожу к порогу, что-то подталкивает меня остановиться. Старуха вернула мне деньги, дала в помощь своего единственного спутника, чтобы он меня проводил, предоставила кров и, по всей видимости, вылечила. Часть моего существа переполняют подозрения – зачем ей все это? Зачем отказываться от платы, живя в такой нищете? Зачем отпускать со мной волка, если она сама так одинока и уязвима? Зачем лечить меня и давать поспать, если ей от меня ничего не надо? Но другая половина, которая высказывается не часто, допускает, что все намного проще. Поблагодарить ее вслух я не могу. Но поворачиваюсь, прикладываю к груди сжатую в кулак руку и кланяюсь.

Женщина опять улыбается. На этот раз я вижу, что глаза ее теплеют.

– Хорошо, – отвечает она, – учиться, стало быть, ты можешь, хотя и довольно медленно. Но это не так уж плохо. Шторм, проводишь его до опушки. Ступай, молодой человек. И не возражай, пусть пес идет с тобой. Шторм знает безопасную дорогу.

Совет, как оказывается впоследствии, вполне здравый. Внизу, на главном тракте, с двумя лошадьми ждет Иллан. При виде меня его обычно мрачное лицо озаряется улыбкой.

– Хвала богам, ты жив и здоров, – говорит он.

Подойдя ближе, я вижу, что он очень бледен, и замечаю ссадины, которых вчера не было.

– Собака… – добавляет Иллан. – Или, может, волк? Мы не можем взять его с собой.

Мимикой и жестами я пытаюсь объяснить, что это пес из расположенного неподалеку дома, что он проводит нас до опушки, а потом вернется. А когда у меня не получается, я беру палку и рисую ею на земле – на этот раз успешнее.

– Все, что позволит нам доехать быстрее, только на пользу, – говорит Иллан. – Верхом скакать сможешь? Упал ты знатно.

Я киваю, показываю на ссадины на его лице и поднимаю брови.

– Попал в неприятности. Мне не сразу удалось отыскать серую. Из-за некоторых предприимчивых местных жителей, решивших запереть ее у себя в сарае. И еще сколько-то времени потребовалось, чтобы вернуть лошадь и твои пожитки. А когда со всем этим разобрался, возвращаться было уже небезопасно, поэтому пришлось искать ночлег. Это и к лучшему, потому что можно было немного подкормить лошадей.

Он смотрит, как я глажу серую по бокам и ощупываю ее ноги.

– Она не пострадала. А теперь еще и хорошо отдохнула, так что ехать на ней, пожалуй, будет хорошо.

Я сажусь в седло, понимая, сколько боли мне это должно было бы принести. Благодарность, которую я испытываю к старухе, соседствует с мучительными опасениями, что мне когда-нибудь придется с ней расплатиться.

Шторм ждет, когда мы с Илланом сядем на лошадей, чтобы тронуться в обратный путь. Его глаза горят, он гордо держит голову и точно знает, куда идет.

9. Брокк

В детстве мама рассказывала нам истории о Морриган – вороне и женщине, богине и твари, – которая, низко кружа, внезапно налетает на поле кровавой битвы, чтобы собрать души павших. Истории о воронах мудрых и о воронах зловредных. И все они, так или иначе, были связаны со смертью. Но ни одна из этих сказочных птиц не была похожа на тех, которых мы увидели, подъезжая к Брефне. Когда до конца пути оставалось совсем немного, мы поехали по лесному тракту. Местные жители называют его Вороньей дорогой. Позже я спросил их о происхождении этого названия. «Предрассудки», – ответил один. «Она идет по лесу, и там живут самые разные птицы», – добавил другой. Но третий сказал: «На ней встречается нечто такое, от чего в жилах стынет кровь. Ты можешь подумать, что это птицы, пока не присмотришься. Но ни одному человеку в здравом уме этого не захочется».

Вполне возможно, что барда нельзя назвать человеком в здравом уме. Увидев этих созданий, я решил подъехать ближе и рассмотреть их. Да, это точно не вороны, хотя и похожи на них. Напоминают существ из мира, куда нет доступа ни мужчинам, ни женщинам, – слишком больших, слишком могущественных и слишком умных, чтобы принадлежать царству природы. Я сочиняю о них балладу, хотя, наверное, не стану петь ее здесь, при дворе. Как и предполагалось, лорд Кора нанял нас накануне Дня летнего солнцестояния, поэтому нам понадобится весь наш репертуар, чтобы публика не скучала, равно как и новые баллады. Мне нельзя настолько увлекаться сочинительством, чтобы забывать истинную цель нашего присутствия здесь. Однако я музыкант и буду им и впредь, причем не только по легенде, но и потому, что иначе не могу. Во мне рождаются мелодии, в голове обретают жизнь истории и рифмы. Остановить этого я не смогу, даже если очень захочу. Ливаун говорит, что я появился на свет с музыкой в душе, хотя у меня нет полной уверенности в том, что все так просто.

Когда мы ехали через лес, мне захотелось остановиться, сойти на землю, побродить под сенью деревьев и отыскать что-то, не поддающееся определению. Это казалось безумием, поэтому я не стал поддаваться порыву. А когда уехал оттуда, мне послышался зов собственной арфы, хотя она была надежно упакована в чехол и приторочена к седельной сумке. Другие, скорее всего, ничего не слышали, а я не стал им ничего говорить. Об этом тоже надо бы сочинить балладу. Нет, поймать дикого зверя еще не значит его приручить, но это наверняка поможет моему взбудораженному сердцу принять случившееся.

Итак, мы явились ко двору Брефны. Моя арфа перенесла поездку хорошо и после замены двух струн и настройки теперь звучит, как положено. Ливаун пребывает в прекрасном расположении духа и готова принять брошенный нам вызов. Если ее ничем не занимать, она без конца мается. Лебяжий остров с его плотным графиком оттачивания боевых приемов, лазания по канату, восхождения на горы и прочими физическими упражнениями подходит ей как нельзя кстати.

Не успели мы провести при дворе и полдня, как она на моих глазах уже то ходит на руках, то раскачивается на низко нависшей ветке дерева, без конца взмывая вверх. Арку я об этом не говорю, но ей напоминаю, что музыкантам не пристало ничем таким заниматься, и отпускаю шутку в том смысле, что это сродни штанам, которые она носит. Мне до сих пор помнится, какой она была в детстве. Она считала своим долгом повторять все, что делал отец. Взбиралась наверх по высоким лестницам, колола большим топором дрова, перегоняла злобного быка с поля на поле. В большинстве своем родители отказали бы маленькой девочке, да даже и дочери постарше, в попытках справиться с такими задачами, но наш отец научил ее делать все это, не подвергая себя риску. Если нас не зачислят в отряд Лебяжьего острова, она вполне может мастерски крыть соломенные крыши, как отец, хотя даже у нее не получится резать фигурки для конька, как это делает он. Иногда мне кажется, что в его руках заключена магия, хотя он, когда ему это говорят, лишь улыбается и пожимает плечами.

Причина столь ярого желания Ливаун поддерживать форму может сводиться к тому, что по возвращении на Лебяжий остров ей хочется одолеть в бою Дау. Ему, по всей видимости, нет нужды ходить на руках или раскачиваться на деревьях. Когда человек машет кузнечным молотом, это, надо полагать, самым замечательным образом придает ему сил. Когда вернемся, Арку стоит научить его играть на кельтском бубне.

Здесь я заставляю себя улыбнуться. Дау – музыкант? Ну уж нет, роль менестреля подходит ему ничуть не больше, чем мне роль сына вождя клана. Дау вернется, и его зачислят в отряд острова. А если нет, то возвратится во владения отца и продолжит там свою роскошную жизнь. Надеюсь, ему все же уготована судьба остаться на острове. В этом случае он, как человек, станет лучше.

В первый же вечер мы выступаем перед двором. Так как времени мало, Арку полагает, что нам лучше сразу заявить о себе, а раз так, то для нас это самая благоприятная возможность, разве нет? Собрались все, от принца Родана и регента до слуг, кучеров и стайки детей, за которыми практически вообще не присматривают. Мы выбираем надежные, проверенные номера, пользовавшиеся дома наибольшей популярностью. Во время концерта я стараюсь наблюдать, как нас и учили, но это дается с трудом – мысли растворяются в музыке. В какой-то момент из толпы доносится призыв к танцам, столы и стулья отодвигают к стенам, чтобы освободить место. Мы выдаем пару плясовых, а потом «Скачущего Артагана», позволяющего Ливаун продемонстрировать свой талант игры на свирели. Детям эта джига нравится, они пытаются хлопать ей в такт, хотя она все больше ускоряет ритм, и исполняют свою собственную версию танца под аккомпанемент нескончаемого хихиканья. За исключением одной-единственной девочки, которая сидит совершенно неподвижно в стороне от других и смотрит на нас настолько сосредоточенно, что это немного нервирует. Когда я ей улыбаюсь, она отводит взгляд, будто ее застали за чем-то нехорошим.

Наше выступление публике нравится. Даже принц Родан подходит сказать пару слов, пока мы собираем инструменты. Рядом с ним здоровенный личный страж, почти такого же роста, как наш брат Гэлен, исполняющий похожие обязанности в свите принца Далриады.

– Благодарю за усердие, – с улыбкой говорит Родан, – я почти не разбираюсь в музыке, но все остались довольны. Надеюсь, мы вас еще услышим.

Арку объясняет, что нас наняли до Дня летнего солнцестояния, и что развлекать зрителей мы будем наравне с другими придворными музыкантами. Страж разговаривает с Ливаун. Что-то о танцах.

– Ах, у нас нет возможности танцевать, – говорит она, играя роль Киры, польщенной интересом к себе, но немного смущенной, – нас только трое, и мы, в той или иной степени, вынуждены играть и петь каждый номер.

– Может, когда будут выступать другие музыканты? – в голосе здоровяка явственно слышен энтузиазм.

– Было бы хорошо, – отвечает Ливаун и бросает на Арку быстрый взгляд, словно опасаясь упреков, – посмотрим.

– Горв!

Это приказ, принц уходит, и его стражу не остается ничего иного, кроме как последовать за ним, хотя при этом он все равно смотрит через плечо на мою сестру.

– Я думаю, ты понравилась Горву, – шепчу я, когда мы собираем вещи.

– Оставь свои мысли при себе.

Она тычет меня локтем в ребра, хотя и не очень сильно.

– Это может пригодиться, – говорит Арку вполголоса.

Поблизости все еще кое-кто болтается, и нас могут услышать.

– Пойду лучше поговорю с другими придворными музыкантами. Не хочу вторгаться на их территорию. Но в целом мы играли отлично. Дудочник, надеюсь, у них есть свой.

10. Ливаун

Арку напоминает мне, что не стоит привлекать к себе здесь, при дворе, ненужного внимания. Не лазать по деревьям. Не делать физических упражнений, когда кто-нибудь может меня увидеть. Не подтыкать подол юбки. И перед тем, как что-нибудь сказать, каждый раз непременно думать. Мое участие в этой миссии сводится к тому, чтобы заводить дружбу с женщинами при дворе и собирать любую полезную информацию. По вечерам все будут слушать, как я играю и пою, поэтому поднимать темы музыки, а может быть и арфы нужда отпадет, тем более, что все взбудоражены предстоящей церемонией коронации. Арку уже не в первый раз напоминает, что я здесь для того, чтобы слушать.

Пока он читает мне нотации, я сижу молча, а когда говорю «Да, дядюшка Арт», то ничуть не лукавлю, хотя примерно то же самое уже талдычил Брокк, и мне нет надобности выслушивать это еще раз. Брат чуть-чуть старше меня, по крайней мере, так утверждают родители, и поэтому, наверное, считает себя ответственным за меня. Я никогда, ни разу в жизни не считала себя чьей-то младшей сестрой. Даже сестрой Гэлена, который на целых два года старше нас и гораздо выше ростом.

Я стараюсь. Общаюсь со служанками, слушавшими в первый вечер мое выступление. Музыка их не интересует, если, конечно, не считать упоминания о том, как красив наш арфист, особенно когда в его взгляде появляется мечтательное выражение. Они спрашивают меня, какими травами я пользуюсь, чтобы сохранить шелковистость волос. Мы заводим разговор о прическах, которые больше всего мне идут, и девушки предлагают помочь заплести мне косы перед следующим выступлением. Я старательно улыбаюсь и слушаю, хотя это очень и очень трудно, но так ничего и не узнаю.

Тех же женщин я встречаю изо дня в день, позволяя им заплетать мои волосы в замысловатые косы, украшая их лентами и цветами. Надеюсь, что Горв, тот здоровенный личный страж, не подумает, что все это ради него. Я расспрашиваю служанок об обряде коронации, но их интерес к ней ограничивается лишь нарядами, которые они собираются надеть, да вопросом о том, устроят ли после торжества бал. Меня охватывает тревога. На следующий день, когда рядом никого нет, я, пользуясь случаем, залезаю на огромный дуб, который для этого присмотрела, но, добравшись до середины, к своему изумлению сталкиваюсь с девчушкой, сидящей на ветке. Я открываю рот, чтобы пораженно вскрикнуть, но она поспешно прикладывает палец к губам, призывая к молчанию. Мы, даже по моим стандартам, забрались довольно высоко, причем никого другого я поблизости не видела. Потому что, если бы видела, то мое поведение шло бы вразрез и с приказом Арку, и с братским советом Брокка.

Какое-то время мы просто сидим на ветке и молча смотрим друг на дружку. Я почти ничего не знаю о детях. На вид девочке лет шесть-семь, помню, она сидела в главном зале, когда мы играли, чуть в стороне от остальной ребятни. Интересно, если она просто слезет, и я притворюсь, что не видела ее, ей будет грозить опасность? Я ожидала увидеть здесь только птиц, ну, может, еще пару белок. Но не эту маленькую, строгую барышню.

Я внимательно к ней присматриваюсь и пытаюсь мыслить как шпионка. К каким здесь можно прийти выводам? Девочка явно нарушает правила, как и я сама, иначе не стала бы призывать меня к молчанию. Может, она решила поиграть в прятки? Но я не слышу, чтобы ее звали другие дети. Признаков заботливой мамы или няни тоже не наблюдается. В чертах детского лица проглядывает намек на беспокойство. Она могла забраться сюда, потому что испугалась. Спряталась, не желая, чтобы ее нашли. Одежда на ней прекрасного качества – голубая пелеринка с искусной вышивкой шерстяными нитками на воротнике и подоле, а под ней тонкая льняная туника. Ботиночки, если они у нее есть, остались у подножия дерева. Носочки в дырках. Каштановые волосы, карие глаза. Вздернутый носик, ямочка на подбородке, и лицо, которое вполне можно было бы назвать красивым, если бы не его печальное выражение. Судя по всему, она недавно плакала. Я хочу спросить, все ли у нее в порядке, но она сама велела мне молчать. Может статься, что мы просидим так бок о бок все утро и не перебросимся даже парой фраз.

Когда же моя маленькая соседка начинает говорить, ее голос звучит так тихо, что я едва его слышу.

– Я тебя знаю, – шепчет она, – ты играешь на свирели. И поешь баллады.

– Да, это…

Я замолкаю на полуслове – она опять подносит к губам палец, на этот раз еще настойчивее.

– Говори шепотом, а то разбудишь Мааре.

Я смотрю по сторонам, будто Мааре, кем бы она ни была, тоже может сидеть на дубовой ветке.

– А кто такая Мааре? – шепотом спрашиваю я.

– Ей положено за мной присматривать, но она уснула. Ты разрешишь мне поиграть на твоей дудочке?

– Но ведь это точно ее разбудит, разве нет? Да у меня ее и нет сейчас.

– Жаль…

За тоской в этом слове скрывается нечто большее, чем банальное огорчение от такой мелочи. В этот момент я замечаю на ветке за ее спиной холщовый мешочек. Из него торчит маленькая головка с парой глазок, вышитых темно-коричневой ниткой. По виду игрушка старая, грубая ткань истрепалась и покрылась пятнами. По форме ушей я понимаю, что по замыслу создателя это собака или кошка.

– Давай в следующий раз, – говорю я, – если Мааре не будет против. А ты умеешь играть?

– Ты можешь меня научить.

Нет, в Брефну я приехала совсем не для этого. Что можно узнать у маленького ребенка? Но няня, старшая сестра или кем бы там ни оказалась эта Мааре, так любящая поспать, может оказаться куда более ценным источником информации.

У девочки умоляющий взгляд, как у сломанной, брошенной куклы.

– Я научу тебя играть пару нот. Чтобы выводить мелодии, надо долго учиться.

Она берет мешочек с игрушкой, вешает себе на грудь и очень серьезно смотрит на меня. Кожа на ее руках и лице очень светлая, под ногтями чисто. Несмотря на то что она лазает по деревьям, ее длинные волосы аккуратно заплетены, хотя кое-где все же выбиваются прядки. Это точно не ребенок прислуги.

– Но на этом дереве никакой музыки, – говорю ей я, – свирель может упасть вниз, а прыгает она довольно скверно.

– Хорошо, я поняла. Мне нравится та быстрая мелодия, по-настоящему быстрая, там еще много нот.

– Под которую все пускаются в пляс?

Девочка кивает, все с тем же строгим выражением лица.

– Она называется «Скачущий Артаган», играть ее очень нелегко. На первых порах мы могли бы начать с чего-нибудь попроще.

– А сейчас нам нельзя сходить за твоей дудочкой?

– Нет, ведь нам понадобится какое-нибудь тихое место, да и тебе сначала надо узнать, не возражает ли Мааре, а то у тебя будут неприятности. К тому же, если я собираюсь разрешить тебе играть на одной из моих свирелей, то сначала должна узнать твое имя. Меня зовут Кира.

Девочка шепотом отвечает на мой вопрос в тот самый момент, когда снизу ее зовет женский голос:

– Ашллин? Где ты?

– Это Мааре, – все так же тихо говорит Ашллин, – она не знает об этом дереве.

Теперь в ее голосе слышится страх.

– Тогда ты слезай первая, а я подожду, пока вы не уйдете.

Она резво соскальзывает с ветки, и сердце в моей груди сжимается от страха. Но девочка проворна как белка. Я с восторгом смотрю, как она быстро спускается вниз, завидуя, что мне самой не удалось бы проделать это так тихо и ловко. По пути она замирает, поворачивается и одними губами шепчет:

– Не забудь.

Я киваю, и в следующий миг ее уже нет. Я даже не знаю, чей она ребенок и доведется ли мне еще когда-нибудь с ней встретиться.

Дождавшись, когда Ашллин, как мне кажется, скрылась из виду, я спускаюсь вниз, расправляю юбку и иду на женскую половину. Во владениях лорда Коры снуют туда-сюда посетители, и в общих спальнях яблоку негде упасть. Знатных гостей – вождей кланов, богатых землевладельцев, советников и высокопоставленных стражей порядка – селят в отдельных апартаментах в главном здании, некоторых с семьями. Мы, музыканты, никуда не вписываемся. Да, благодаря талантам, нам удалось заслужить уважение, но мы не входим в круг высокородной знати, включающий в себя лорда Кору с женой и наследника трона Родана. С нами обращаются вежливо, мы обеспечены всем необходимым – горячей водой для мытья, удобными постелями и отличной едой. Но рядом с нами спят и сидят за столом не господа, а слуги. Если Арку считал, что нам будет легко подобраться к принцу, его кругу или соперникам, претендующим на трон, то это было ошибкой. С аристократией мы общаемся, только когда развлекаем их в парадном зале поместья Коры. Если это вообще можно назвать общением. Они сидят и слушают – хотя некоторые из них, не обученные хорошим манерам, продолжают болтать и смеяться, напрочь игнорируя наше пение и игру, – а мы усердно работаем на сцене до того момента, пока не приходит время идти спать. Будь такая возможность, было бы совсем неплохо потанцевать.

– Кира! А я тебя искал.

Я спускаюсь вовремя, потому что в этот момент по покатому травянистому склону, отделяющему рощу, где растет дуб Ашллин, от входа в большой укрепленный каменный замок, сюда идут Арку и брат. В этом замке, напоминающем башню, находятся королевские апартаменты, парадный зал и комнаты советников. Его окружает множество глинобитных домов, не очень просторных, но прочных. В них устроили спальни, общую купальню и гигантскую кухню.

Еще дальше – амбар, конюшни с пастбищем, кузница, скотобойня, дубильня и другие хозяйственные постройки.

По периметру поместья проходит насыпной вал с высокой стеной вбитых в землю острых деревянных кольев. У ворот постоянно несут службу, самое меньшее, четверо стражей, еще несколько стоят в карауле вдоль стены. Ночью дорожки освещают факелы. На западном краю поместья высятся главные ворота, через которые можно выехать на тракт, по обе стороны которого разбросаны жилища. На западе, где растет дуб Ашллин, деревья с внешней стороны так и льнут к крепостной стене. Будь это укрепление ниже, его можно было бы назвать брешью в обороне, однако в таком виде проникнуть этим путем в замок могут только куницы да белки.

– С нами желает говорить лорд Кора, – говорит Арку.

«Самое время», – думаю я, но молчу. Если бы арфу надо было отыскать срочно, регенту, на мой взгляд, стоило бы пригласить нас в день приезда.

– Он хочет видеть нас всех?

– Да, Кора велел прийти всем троим.

Арку озирается и, хотя рядом никого нет, переходит чуть ли не на шепот.

– Говорить будете, только если обратятся непосредственно к вам. А так помалкивайте и наблюдайте.

– Обратятся? – переспрашивает Брокк, когда Арку ведет нас к замку. – Значит, лорд Кора будет не один?

– Мне не сказали, – отвечает Арку, – лишь сообщили, что все присутствующие там осведомлены о цели нашего визита. Но все равно надо подождать, пока это не выяснится наверняка.

Мы подходим к большим воротам королевской резиденции; снаружи стоит стража.

– Прежде чем что-то сказать, думайте, – шепчет Арку, глядя на меня.

– Хорошо, дядюшка Арт.

В зале советников, спрятанном в глубине лабиринта коридоров, который раскинулся внутри замка, нас встречают трое. У двери встает крепко сбитый страж. Я бросаю на него взгляд и думаю о том, сколько времени мне понадобится, чтобы сбить его с ног и выхватить копье. Мне очень не хватает учебных боев.

– Вот и вы.

Один из троицы встает, двое других остаются сидеть. Лорда Кору – стройного мужчину среднего роста с коротко стриженными седыми волосами и суровым взглядом – мне как-то показали в обеденном зале. Сейчас он выглядит устало, под глазами залегли круги. Тот, что встал, – Брондус, главный советник регента, повыше и помоложе. У него внешность человека, который терпеть не может дураков и никогда не тратит времени попусту. Третьего я раньше не видела, но он похож на друида: кремовая мантия с наброшенной поверх нее серой накидкой, на шее на веревочке висит небольшой кожаный мешочек, длинные седые волосы заплетены в косы. Может, Верховный Друид?

– Дверь заперта, у нее выставлена охрана, – говорит Брондус, – и так будет до окончания нашей встречи. В этих четырех стенах мы можем говорить свободно. Милорд, мне позволено продолжать?

Кора машет рукой, выражая согласие.

– Меня зовут Брондус, я советник лорда Коры. Нам оказал честь своим присутствием брат Моркан, глава здешнего сообщества друидов.

– О нас вам уже сообщили, – говорит Арку, и его голос в этой высокопоставленной компании звучит совершенно непринужденно, – меня зовут Арт, со мной племянница и наш друг, музыкант Донал. Лорд Кора, мы благодарим вас за оказанное гостеприимство. Нам с лихвой предоставили все необходимое.

– Понятно, понятно, – нетерпеливо говорит регент, – когда вы справитесь с заданием, вам, разумеется, заплатят. Время поджимает. У нас его совсем мало, а у вас наверняка есть вопросы.

Этот человек натянут как струна.

– С вашего позволения, милорд, я в нескольких словах расскажу, что нам уже известно, и тогда мастер Арт сможет задать вопросы.

Кора кивает, и Брондус продолжает:

– По всей видимости, со всеми вами мы сегодня встречаемся в первый и последний раз; следующий раз мог бы привлечь ненужное внимание. В то же время, нам придется и дальше делиться полученными сведениями. Заниматься этим лучше всего мне и вам, мастер Арт. После этого я буду информировать лорда Кору, а мастер Арт – Киру и Донала, если в этом возникнет необходимость. Полагаю, вы понимаете, что сохранение тайны в этом деле – предмет первостепенной важности.

Он смотрит на меня с таким видом, словно из всех троих я единственная могу выболтать наши секреты. Я не позволяю сорваться с губ словам, которые приходят в голову первыми, и просто киваю.

– Сведения, которыми мы располагаем, основываются на сообщении, которое прислал лорд Кора, – говорит Арку, – можно мы сядем?

– Окажите любезность.

Все садятся – мы по одну сторону стола, они – по другую. Если учесть, что именно на нас они возлагают надежды в решении этой действительно серьезной проблемы, атмосферу вряд ли можно назвать дружелюбной.

Друид Моркан до сих пор не проронил ни слова. Если они действительно поручают нам найти эту бесценную арфу, то демонстрируют это весьма странным образом.

Брондус пересказывает нам то, что мы и так отчасти знаем, хотя и сообщает при этом некоторые подробности. Арфа хранится – точнее хранилась – в неметонах[2]2
  В мифологии ирландских кельтов священные рощи, где кельтские жрецы-друиды поклонялись духам леса.


[Закрыть], святилищах друидов, расположенных к западу от королевской резиденции. Инструмент представляют публике только по случаю коронации нового короля. Традиция требует, чтобы игрой на нем сопровождалась каждая такая церемония.

– Могу я задать вопрос?

Все трое смотрят на Брокка. Наступает тишина.

– Вы арфист, не так ли? – наконец, подает голос брат Моркан.

Тон его вежлив.

– Верно. А еще я пою, сочиняю музыку и стихи. Мне хотелось бы узнать, как часто на арфе играют в неметонах и кому поручено за ней ухаживать – следить за деревянными деталями, менять струны и прочее. Насколько я понимаю, инструмент по-настоящему древний, поэтому нам будет полезно знать, кто имеет к нему доступ и как часто этим доступом пользуется.

Хороший вопрос, хотя, может, и несколько преждевременный.

– Арфа хранится в пещере, – говорит Моркан, – большинство друидов, по традиции, живут в лесу и наш орден тоже придерживается такой практики, ничем не отличаясь от других. Свои жилища мы строим из ветвей, мха и травы. В лесу есть лабиринт пещер, некоторые из них довольно крупные. Они хорошо защищены от избытка влаги, холода и тепла. Там и хранится Арфа Королей.

– В пещере? Это значит, что туда при желании может зайти кто угодно? И не только зайти, но и выйти? Инструмент охраняют?

Арку бросает быстрый взгляд на Брокка, вероятно забывшего приказ молчать до тех пор, пока его самого не спросят.

Моркан криво улыбается и становится от этого не таким неприступным.

– Нам никогда и в голову не приходило принимать подобные меры предосторожности. В этом хранилище арфа содержалась в целости и сохранности с незапамятных времен. И предположить, что кому-то захочется ее украсть, было… немыслимо. Это стало бы величайшим оскорблением богов и мы теряемся в догадках, совершенно не понимая, как ее можно было незаметно вынести. Соседнее помещение занимают три наших самых одаренных молодых друида и как минимум один из них, как правило, проводит там целый день. При обращении с Арфой Королей следуют строгим правилам. Упомянутыми вами практическими вопросами занимается наш Верховный Бард Фараннан. Ему единственному позволено играть на инструменте, который извлекают из хранилища только в его присутствии.

Брокк открывает рот, чтобы задать следующий вопрос, но тут же бросает на Арку взгляд и замолкает.

– Дверь запирается? Или, может, помещение как-нибудь отгорожено? – спрашивает Арку.

– Ни железной решетки, ни дубовой двери там нет. Пещера и ее содержимое защищено искусным заклятием.

У меня на языке вертится грубое ругательство, но я умудряюсь его проглотить. Считаю до пяти, никто не говорит ни слова. Даже самой проверенной и закаленной команде Лебяжьего острова не хватит способностей справиться с такой проблемой. Или все же хватит? Я прилагаю все усилия, чтобы мое лицо выглядело бесстрастным, что в данных обстоятельствах сродни подвигу.

– Искусным заклятием, – отзывается эхом Арку, – то есть друидической магией, к которой прибегли в самом сердце святилища. И несмотря на это…

Опять воцаряется тишина.

– И, несмотря на это, дело обстоит именно так – Арфа Королей исчезла, – угрюмо говорит Моркан, – исчезла без следа после того, как мы столько лет ее надежно хранили. По идее, это невозможно.

У меня есть множество вопросов. Если здесь замешана магия, то зачем просить решить проблему команду Лебяжьего острова? Может, арфа вовсе не исчезла, а ее просто перепрятали в политических целях – дискредитировать одного претендента на трон в пользу другого? Такую возможность мы обсуждали перед тем, как покинуть Амбар. Как преграда в виде искусного заклятия могла оказаться достаточно мощной, чтобы продержаться сотни лет после смерти того, кто ее создал? И если эта преграда была невидимой, то могли ли друиды в соседней пещере заметить, что арфы больше нет? Мне казалось, что о ее исчезновении знают совсем немногие.

– Я должен задать вопрос, брат Моркан, – говорит Арку, – вы полностью доверяете каждому члену вашей общины, включая и недавно набранных друидов-учеников? Как вы понимаете, я говорю не о заклятии, а лишь о доступе к Арфе Королей, о том, не мог ли кто-нибудь незаметно вынести инструмент из неметонов. Думаю нам, в первую очередь, следует рассмотреть именно эту возможность как самую простую. Если один друид может прибегнуть к магии, чтобы сохранить какую-то вещь в целости и сохранности, то другой, вполне естественно, тоже может прибегнуть к магии, чтобы разрушить заклятие и вынести предмет из хранилища. Причем не забывайте, что мы практически ничего не знаем о тонкостях этого заклинания. Но раз уж мы приехали сюда решить вашу проблему, нам понадобится вся информация, которую вы можете нам предоставить.

Он говорит спокойно, в своей привычной манере.

Интересно… Может заниматься сверхъестественными явлениями, в конечном счете, – неотъемлемая часть нашей работы? Нас никогда ни к чему такому не готовили. Возможно, этой науке учат только после зачисления в элитный отряд Лебяжьего острова.

– Задай вы мне этот вопрос до исчезновения арфы, я бы точно сказал, что конечно доверяю, – говорит Моркан, – даже те ученики, которых мы взяли совсем недавно, понимают сакральное значение Арфы Королей. И, честно говоря, я не верю, что ответственность за ее исчезновение несет кто-то из нашего братства. С другой стороны, постороннему туда не войти.