Текст книги "Арфа королей"

На миг знахарка сдается. Я не слышу, что она говорит псу – огонь теперь ревет слишком громко, – но вижу, что кладет мешок на землю, встает на колени и целует Шторма в лоб. Поднимается и идет к дому, за которым привязан Блейз. Но Шторм за ней не идет. Хозяюшка Джунипер вновь хватает мешок и бьет им по уголькам. Пес носится рядом с ней и скулит.

Воды. Надо больше воды. У меня болят плечи, болит шея, руки не в состоянии поднять еще одно ведро. Но все равно поднимают – снова, и снова, и снова. Мешок Хозяюшки Джунипер объят огнем. Она швыряет его на землю, топает по нему ногой и хватает другой. Мочит его в моем ведре и шлепает по кромке огня, которая упорно ползет вперед. С деревьев над нашими головами что-то сыплется, мертвое, умирающее. У меня болят глаза, от дыма я почти ничего не вижу. Кожа натянулась и саднит. Мне страшно.

Опускается какая-то странная тьма. Хозяюшка Джунипер перестает сбивать огонь, роняет мешок и встает, широко разведя руки в стороны и закрыв глаза, будто готовясь умереть. Я продолжаю борьбу. «Прости, Ливаун, – думаю я, орудуя мешком, – но третьего танца не будет». Нам бы сейчас в помощь ее сильные руки, тогда мы бы наверняка справились. Однако я рад, что ее здесь нет.

Шторм что-то увидел в лесу. Что именно, я не вижу, но не успеваю его удержать, а он туда уже бежит – не подальше от огня, а прямо на него. Из груди рвется крик: «Нееееееет!», и я бросаюсь за ним, но не напрямик в полымя, а по тлеющей траве и веткам, через кусты, через стелющийся над землей дым, отчаянно стараясь не упустить из виду перепуганного пса. Он не может умереть, он не умрет, только не сегодня. Я его спасу. Я не подведу. Пусть погибну сам, но его вытащу. Я бегу, бегу, спотыкаюсь, падаю, встаю и опять бегу. «Шторм! Стой!» Скатываюсь вниз по склону, вижу меж деревьев огонь, вижу, как падает большая ветка, рассыпая вокруг мириады ярких искр. Повсюду обломки – топливо, которым кормится этот монстр. Чуть дальше к земле припал пес, может быть, он ранен. «Не кричи, Дау, а то он опять побежит». Заставляю себя перейти на медленный шаг и, поглядывая одним глазом на огонь, присаживаюсь рядом с ним на корточки. Хватаю его за ошейник, опять позволяю себе сделать вдох и ласково говорю: «Все в порядке, Шторм. Пойдем». Он обнюхивает что-то. Мертвую птицу? Нет, что-то другое. Может, детская игрушка? Кукла? «Идем же, Шторм». Но сколько я ни тяну его за ошейник, он сопротивляется. Ни за что не желает отходить, и я протягиваю руку. Комок отодвигается и затихает. Это не игрушка. Я подсовываю под него ладонь и в замешательстве поднимаю. Хотя Шторма надо держать изо всех сил, я его едва не выпускаю, потому что комок на моей ладони – это… Я не знаю, что это такое. Живое, но не зверушка и не ребенок. Это…

Огонь наступает. Я бегу обратно к лачуге, левой рукой прижимая к себе живой комок, правой держа Шторма за ошейник. Сзади настигает волна жара, чудовище ревет. Почти совсем темно, дым превратил день в ночь. Комок в моей руке взвизгивает от ужаса, и я чувствую, как в рубашку вцепляются крохотные ручки. Я не раз думал о смерти. Думал о всевозможных путях, которыми она может ко мне прийти. Но такого даже в самых невероятных снах не мог себе представить. И если бы верил в молитву, то наверняка вознес бы ее сейчас богам. Мне остается лишь одно – надеяться, что оно не очень серьезно ранено. Я даже не могу просить их спасти Шторма. Все в точности как в тот раз. Я не могу его спасти. Мы все умрем.

Шатаясь, я выхожу из-под деревьев. На ногах тлеют ботинки. Хозяюшка Джунипер смотрит на небо, потемневшее так, словно наступила ночь. Я выпускаю ошейник Шторма, он бежит к хозяйке, как самый обыкновенный пес, прыгает, встает на задние лапы и лижет знахарке лицо. Все тело заполняет гулкое биение сердца. «Мне, хотя бы, удалось привести его домой», – думаю я. Крохотное существо у меня на руках льнет ко мне ближе и прячет на груди личико. Я чувствую, как оно дрожит, сильнее прижимаю его к себе и шепчу:

– Все хорошо, с тобой все будет в порядке.

Слышится новый звук – снова рев, но уже иной. Воздух из жаркого вдруг становится стылым. И слезы на моем лице смешиваются с первыми холодными каплями дождя.

34. Брокк

Недавно был пожар. Мы почувствовали запах дыма и увидели, как он взметнулся до небес немного южнее от нас. Над головами закружились птицы, пронзительными голосами предупреждая об опасности. Я увидел в лесу Эрнью, на ее плече сидела одна из тех самых крохотных птичек. У меня на глазах она пересадила ее на палец и что-то сказала, хотя слов мне расслышать не удалось. Я все больше убеждаюсь, что эти создания играют роль связных между мирами.

После пожара с неба полило – вместо ласкового, летнего дождя хлынул холодный, яростный, затяжной ливень, никак не желавший успокаиваться. Глядя на него, подданные Эрньи стали перешептываться, а когда он закончился, Ночная Тень сказала:

– А буря-то необычная. Странные настали времена.

Мы думаем, что пожар погас. Дыма больше нет. Но теперь будет наводнение. Надеюсь, это не помешает Ливаун за мной сюда приехать.

Я возвращаюсь в свой домик и работаю до тех пор, пока пальцы не отказываются перебирать струны арфы и сжимать перо. Проливной дождь уступил место непрекращающейся мороси. Я подхожу к двери, желая размять ноги и глотнуть свежего воздуха. Но открываю ее лишь самую малость и тут же замираю. Под деревьями стоит пара обитателей Колдовского мира, тех самых, что принесли мне сегодня утром еду. Интересно, как создания, едва доходящие мне до колен, умудряются принести из мира людей кувшин с питьем и поднос с провизией? Для столь крошечных существ такая ноша слишком тяжела и далеко ее не унесешь. Теперь мне все понятно. Один малыш держит миниатюрный кувшинчик, сосуд, в который войдет лишь глоток, от силы два, второй – поднос, не больше ладони моей руки, с миниатюрной буханкой хлеба, кусочком сыра не больше наперстка и яблоком размером с черничку. В нескольких шагах от моей двери они ставят кувшин с подносом на землю, один из них проводит над ними рукой, и не успеваю я даже глазом моргнуть, как кувшин и поднос становятся человеческих размеров.

Вполне возможно, что это заклинание хранится в тайне и не предназначено для моих глаз. Я ни о чем не спрашиваю, хотя малыши, кажется, видели, что я за ними наблюдал. Открываю дверь шире, киваю в знак благодарности и наклоняюсь забрать поднос с кувшином, стараясь ничего не расплескать. А когда возвращаюсь обратно, напряженно думаю. Заклинание, позволяющее уменьшать предметы, чтобы их можно было без труда перемещать. Обратное заклинание, позволяющее возвращать им обычные размеры. Заклинание, которое использует не друид, не знахарка-колдунья и не королева Маленького народца, но самое крохотное во всем царстве Эрньи создание, считающееся самым слабым из всех. Полагаю, теперь у меня есть ответ на вопрос, который не дает покоя сановникам Брефны, равно как и членам нашей команды. Кажется, я знаю, каким образом была похищена из неметонов Арфа Королей. Куда-то пропал Шубка-Чертополох. Рябинник зовет меня помочь его искать. Но ласковые лесные ручейки превратились в бурные потоки, а прудики вышли из берегов и разлились под деревьями. Следов малыша нигде нет. Никто не знает ни куда, ни зачем он пошел. О Вороньем племени никто не говорит, признаков их присутствия мы тоже не видим, но я до сих пор помню Шапочку-Крохотку, умирающую в луже собственной крови, и темные силуэты, на ветвях над нашими головами. Раньше я думал немного поиграть, чтобы взбодрить народ Эрньи, но сегодня вечером у меня для этого явно не будет настроения.

Мои ботинки стоят у двери, мокрые насквозь. С накидки на колышке стекает вода. Мне принесли необычную, маленькую печку. Она стоит в углу, ее мерцание не столько обнадеживающее, сколько зловещее, однако хижину она все же каким-то образом обогревает. У меня нет желания разбираться, как это работает. По виду она похожа на какое-то странное существо – частью жаба, частью жук, с яростно горящими глазами и зияющей пастью – и совершенно не нуждается в том, чтобы ее топили. Я сажусь на лежанку, кутаюсь в одеяло и стараюсь не думать, как там Шубке-Чертополоху одному. Вместо этого думаю об Эрнье. Я напишу песню, которую она у меня просила, и обязательно ее спою. О том, где и когда это случится, она мне не сказала. А я ее спрашивать не могу. Теперь в наших отношениях воцарилась неловкость. Прошлой ночью я неверно истолковал ее намерения, и мои слова, надо полагать, ее обидели. Чего она от меня хочет? Что я могу ей предложить, если в канун Дня летнего солнцестояния мне предстоит покинуть ее мир?

Я, конечно, знаю. Она сама мне сказала. Но я подумал, что это всего лишь слова, страстная речь из числа тех, которые так любит Родан, изысканные выражения о мужестве и надежде – порой не имеющие под собой реальной основы. Она хочет, чтобы я ей помог. Хочет, чтобы я встал с ней бок о бок и вступил в бой ради безопасности ее народа. Хочет, чтобы я одолел Воронье племя, если не мечом, то музыкой. Чтобы я, Брокк, сын местной знахарки и соломенных дел мастера, превратился в легендарного героя. Замечательная получилась бы сказка. Она хочет, чтобы я остался.

35. Дау

Под проливным дождем я передаю Хозяюшке Джунипер свою странную ношу. Отвязываю Блейза и веду его под навес в сарае за лачугой. Вытираю досуха и проверяю, есть ли у него питье. А когда возвращаюсь в дом, пожилая женщина сидит у очага. Она завернула живой комок в старую одежду и держит на руках. Отдает мне распоряжения, которые я тут же выполняю, радуясь всему, что может успокоить бушующую в моей душе бурю – нежеланную и ненужную. Вытираю старым полотенцем собаку. После всех злоключений Шторм неплохо выглядит, хотя и поранил лапы. Хозяюшка Джунипер дает мне целебную мазь, и я, как велено, втираю ее в подушечки. Хвалю пса за храбрость и надеюсь, что он меня понимает.

Развожу огонь в очаге и ставлю греть воду. Прижимая к себе малыша, Хозяюшка Джунипер находит небольшую корзинку, выстилает кусочком овчины, кладет в нее комочек и ставит к огню, но не слишком близко. Я смотрю на нее, разрываясь между изумлением и недоверием. Мне словно снится какой-то странный сон. Но ожоги на руках, порванные ботинки, вездесущий запах дыма и барабанная дробь дождя по крыше напоминают, что все это явь, что все случилось на самом деле, и это создание, которого просто не может быть, сейчас в этой лачуге вместе с нами. Малыш немного похож на ежа, но ручки у него, как у самого обычного ребенка, а личико представляет собой непередаваемую смесь черт одного и другого. На его левом боку виднеются ожоги, и когда Хозяюшка Джунипер осторожно касается их, он хнычет.

Даже не знаю, какой задать вопрос. Наконец, выдавливаю из себя одну-единственную фразу:

– Я могу чем-то помочь?

– Целебная мазь, та же, что и для Шторма. Перевязка. Вода. После этого нам останется только надеяться.

Она показывает, я приношу все необходимое. Теперь малыш плачет от боли. Пока Хозяюшка Джунипер втирает мазь и перевязывает тельце, мне приходится его крепко держать. Оно такое маленькое и хрупкое, что я боюсь его повредить. Запеленав как следует этот живой комок, знахарка кладет его в корзинку и капает ему в рот из зеленой бутылочки три капли, чтобы он уснул. Я сижу на полу рядом с корзиной. Шторм подходит ближе, и я чувствую его тепло.

Хозяюшка Джунипер снимает с огня котелок и принимается готовить какой-то отвар.

– Ты сегодня сохранял хладнокровие, – говорит она, – и как человек, Нессан, ты оказался лучше, чем я думала. Гораздо лучше.

Всего лишь несколько простых слов. Только они, спящий пес рядом и тихое, размеренное дыхание малыша, которого мы спеленали. Из груди рвутся рыдания, заставляя согнуться пополам. Я закрываю лицо руками, зажмуриваю глаза, но это не мешает мне все видеть – каждый момент боли, каждую неудачу, каждый удар, каждый раз, когда они демонстрировали мне мою слабость и бесполезность, заявляя, что меня надо было удавить сразу после рождения. Не могу остановиться. Я оплакиваю Снежка, который щенком сворачивался калачиком у меня на руках, оплакиваю радость нашего первого дня, запавшую мне глубоко в сердце, оплакиваю память его последнего дня. Руки Руарка, их железная хватка, нож Шинана и крики, крики, крики Снежка. Я упираюсь лбом в колени, но все равно не могу заглушить этот кошмарный звук.

Шторм просыпается и поднимается. Я чувствую, как его шершавый язык слизывает слезы с моих щек.

– Поплачь, если хочешь, – говорит Хозяюшка Джунипер и ставит рядом со мной на каменную плиту под очагом чашку, – если сможешь, сделай пару глотков моего отвара, это успокоит сердце.

О боги, что она обо мне подумает? Все еще всхлипывая, я несколько раз судорожно вздыхаю и делаю, как велено. Из чего бы ни состояло ее зелье, мое иссушенное горло принимает его с благодарностью.

– Простите, – едва слышно шепчу я, – мне очень досадно, что так получилось. Надо идти, мне пора, этот пожар, эти люди…

Я вытираю лицо рукавом и пытаюсь встать.

– Посиди, Нессан, – ласково говорит старая целительница, – побудь еще у нашего очага. А когда будешь готов, расскажи нам свою историю.

Я знаю, чего она хочет, но не могу на это пойти.

– Не получится.

О боги, ну почему эти слезы никак не могут перестать?

– Здесь мне нельзя говорить, Хозяюшка Джунипер.

– Но ты же воспользовался голосом, чтобы предупредить нас о пожаре.

На это у меня нет ответа.

– И можешь снова сделать это, ведь мы все в тех же стенах, где кроме меня, Шторма и этого малыша, который еще какое-то время не проснется, тебя никто не услышит. Думаю, что тебе, Нессан, нужно поделиться своей историей. Сейчас для этого самое время. А когда расскажешь нам ее, я взамен расскажу тебе другую.

Я молчу. Она хочет, чтобы я поделился с ней своей историей, но откуда ей известно, что она у меня действительно есть, для меня загадка. Хозяюшка Джунипер, возможно, действительно читает мои мысли.

– Что-то подсказывает мне, что у тебя когда-то была собака. Которую ты любил так же горячо, как я этого моего спутника. Я вижу, насколько Шторм тебе доверяет. Ради его спасения ты рискнул жизнью. Так не поступают без причины. Расскажи мне о своей собаке. Это о ней ты плакал?

– Я никогда об этом не говорю. Ни с кем.

– Наверное, так и есть. Но тебе никто не мешает рассказать сказку. Сказку о мальчике и собаке. Если собака была славной, то почему бы о ней не рассказать? Она ведь этого заслуживает.

Я чувствую, что на глаза опять наворачиваются слезы, и тут же их гоню.

– Жил-был мальчик. Мальчик, которому вообще не стоило рождаться. Так говорили члены его семьи, так говорили его братья и отец. Его мать умерла при родах, когда произвела его на свет, и они ему этого так и не простили.

Вытаскивать из себя эти слова примерно то же самое, что сражаться с невидимым врагом, который может наброситься со всех сторон сразу. Но в моей голове до сих пор звучит голос Гэральта: «Шаг за шагом, Дау. Ты справишься».

– Он старался расти сильным и делал для этого все, что мог. Как сыну вождя клана ему не отказывали ни в уроках, ни в тренировках… Но его братья были старше, сильнее и лучше умели лгать. Он… дошел до того, что постоянно ждал подвоха. Его изводили, считали изгоем, делали мишенью подлых шуток и при этом говорили, что он этого заслуживает. Он понял, что в случае неприятностей вина за них всегда будет лежать на нем. Братья в своих жестоких играх проявляли чудеса изобретательности. Если у него появлялся друг, например, новый гувернер, которого приглашали учить мальчиков, то очень скоро мысли этого человека в отношении младшего ученика пропитывались ядом, или его увольняли и приказывали паковать вещи.

Я не помню, как его звали, но он был добр. Он понял, что я не был ни глуп, ни безумен, ни порочен, а всего лишь напуган. Похоже, он видел насквозь все грязные проделки Шинана и неизменное подчинение Руарка воле старшего брата. А потом он исчез.

Теперь самое трудное. Я не могу этого рассказать.

– Расскажи Шторму. Он умеет слушать.

– Когда мальчику исполнилось одиннадцать лет, он… У них на конюшне ощенилась собака, и один добрый друг подарил ему щенка, чтобы у него был собственный пес. Братья к тому времени уже стали молодыми людьми, старшему было шестнадцать, он учился быть вождем клана, среднему четырнадцать, и он старался во всем подражать брату. В итоге мальчику удавалось чаще оставаться одному, и это время, для него поистине бесценное, он проводил со своей собакой. Звали ее… ее звали Снежком. Совершенно белая, с голубыми глазами. Если бы ее не считали уродцем, она, благодаря хорошей охотничьей родословной, обрела бы дом где-то в другом месте, как ее однопометники. Держал он ее в сарае. Брать в дом не осмеливался, хотя другие псы разгуливали там совершенно свободно. Она была у него целых два года. Тот добрый друг, работавший на конюшне, помогал ему заботиться о Снежке и следил за тем, чтобы песику не было одиноко по ночам. Он же показал мальчику, как воспитывать собаку. Пес был красивым и умным. Именно благодаря Снежку мальчик понял, что он не придурок. Что его можно любить, и что он может отвечать любовью. А добрый друг стал учить мальчика и другим премудростям. Как развивать тело, чтобы оно было сильным. Как использовать силу, чтобы себя защищать. И как сражаться.

Я опускаю глаза на Шторма, который опять положил голову мне на колени. Бросаю взгляд на корзину с ее необычным обитателем.

– Но потом что-то случилось, – говорит Хозяюшка Джунипер, – что-то такое, о чем тяжело говорить.

Я с трудом сглатываю застрявший в горле ком, расправляю плечи и приказываю невидимому врагу отступить.

– Они о Снежке, конечно же, знали, – выдавливаю я, – и ждали. Ждали целых два года, пока мальчик почти поверил, что ему больше ничего не грозит. Почти поверил, что и любимый Снежок, и его добрый друг, и все то новое, что ему удалось узнать, помогли ему стать достаточно сильным, и все ужасы позади. Ему лишь следовало держаться подальше от отца, не оставаться наедине с братьями и еще немного подрасти, чтобы стать мужчиной и хозяином своей судьбы. А потом… Потом наступил тот день. В тот день его друг был в отъезде. Мальчик пришел в сарай к Снежку и увидел там своих братьев, явившихся до него. В этот день он узнал, что даже самая искренняя в мире любовь совершенно бесполезна, если ты недостаточно силен.

Я несколько раз моргаю и стараюсь сдержать дрожь в голосе.

– Средний брат держал его. А старший убивал Снежка. Медленно. Ножом. Они заставили его смотреть. Собака скулила, умоляя ее спасти, и выла, взывая о помощи, он кусался, пинался и дрался, но пробиться к ней так и не смог. А когда все закончилось, и средний брат его отпустил, он взял Снежка на руки, сел на солому, кровь собаки пропитала его одежду, покрыла руки и смешалась со слезами. Отцу братья сказали, что он убил пса в припадке ярости из-за того, что тот не выполнил команды. Когда его били, мальчик не плакал. Он ведь предал того, кого любил. А за это подобного наказания было мало.

– Ох, Нессан… – говорит целительница.

Она встает и начинает молча собирать на стол. А через некоторое время добавляет:

– И все же его жизнь продолжалась, и он, несмотря ни на что, стал мужчиной. Как ему удалось?

– Его друга прогнали со двора. Мальчик сбежал. Друг, устроившись на новом месте, позвал его к себе, а семья не потрудилась его вернуть, хотя и прекрасно знала, где он. Мальчик стал сильным и поднаторел в искусстве владения оружием. Понял, что может стать воином. Научился… Еще он научился никому больше не отдавать своего сердца. Оно все равно было разбито. Кому такое может понадобиться?

Хозяюшка Джунипер поднимает руку и вытирает щеку. И не произносит ни слова до того самого момента, как подает на стол еду.

– Тебе надо поесть.

– Мне надо идти, – говорю я, поднимаясь на ноги.

Не думаю, что Родан с дружками сюда заявится. Дождь все еще идет, и они наверняка уже давно ускакали обратно в замок. Дорогу, надеюсь, не залило.

– И еще мне пришлось взять без спросу коня.

Я все же сажусь за стол, удивляясь, что могу после всего этого есть. Меня охватывает странное чувство. Никогда не думал, что смогу кому-то об этом рассказать. Тем более такому человеку, как Хозяюшка Джунипер.

– Нессан к этой истории не имеет отношения, – добавляю я, – Нессан вообще не говорит.

– Не переживай, твой рассказ со мной и останется. Тебе еще только предстоит узнать, что знахарки прекрасно умеют хранить секреты. Поешь, пожалуйста. Тебе еще вон сколько скакать, никто не знает, какие трудности ждут тебя по возвращении, поэтому надо обязательно подкрепиться.

Я слушаюсь. Ем приправленную травами кашу. Теплую, простую и питательную. Поев, я чувствую себя лучше, хотя меня одолевает усталость и саднит лицо. Она видит, как я его трогаю.

– Обгорело. Но ожоги не очень сильные. Надо смазать их, пока ты не ушел.

– Хозяюшка Джунипер?

– Что, Нессан?

Она приносит мазь, которой лечила странного малыша.

– Это… существо… – я смотрю в сторону корзины. – Что это? Что вы будете с ним делать?

– Буду ухаживать за ним, сколько понадобится. Пока не придут его собратья, чтобы забрать домой. Может скоро, может позже. Зависит от дождя. Дорога оттуда сюда может быть затоплена.

Не знаю, о чем можно спрашивать. Мне все еще трудно поверить в существование таких созданий, хотя я и видел одно из них собственными глазами. И не только видел, но и касался. Держал на руках и чувствовал, как оно за меня держалось, прильнув, как к спасителю. Хотя, на самом деле, малыша спас Шторм.

– Оттуда… Вы имеете в виду из-за стены? Куда ходила Ли… Кира?

– Откуда этот малыш.

– А как его собратья узнают, что он здесь?

– У нас свои способы обмениваться сообщениями. А теперь, Нессан, я доверюсь тебе так же, как ты доверился мне. Когда вернешься ко двору, не говори никому о том, что здесь произошло. Там не всех можно считать друзьями.

Это точно. Я не говорю ей, что пожар, едва ее не убивший, устроил лично будущий король Брефны, или, как минимум, отдал приказ. Молчу и о том, что в его планы не входило ее предупреждать. Хотя, возможно, сказать все же стоит.

– Тем, кто обитает за стеной, они тоже не друзья, – добавляет Хозяюшка Джунипер, – теперь у нас эра недоверия. И эта эра, Нессан, очень нуждается в переменах, иначе Брефна погрузится в хаос.

Мы ступили на опасную для меня территорию.

– Вы говорили, что взамен расскажете мне свою историю, – напоминаю я, меняя тему разговора.

– И обещание свое сдержу, хотя, думаю, не сейчас. Огонь потух. Дождь заканчивается. Ты прав – тебе пора возвращаться. Давай я полечу твои руки и лицо, а потом поезжай. И будь осторожен. Не хочу, чтобы ты попал в беду. Ты сегодня спас три жизни, не только Шторму и малышу, но и мне. Тот мальчик вырос и стал хорошим человеком. Сильным и добрым, как его наставник.

– Я же сказал, что…

– Да, ты сказал, что Нессан не имеет к этой истории никакого отношения, и я думаю, что так и есть. Но моего мнения о герое твоего рассказа это не изменит.

Пока она легкими движениями накладывает на мои лицо и руки мазь, советуя найти что-нибудь подобное при дворе и повторять эту процедуру дважды в день, я спокойно сижу. Потом она наполняет водой мой бурдюк и собирает мне в дорогу небольшой сверток с едой. Более того, даже находит где-то овса для Блейза. Сарай, где он стоял, – довольно просторное помещение, где раньше явно держали лошадей, – меня немало удивляет.

– Этот пожар… – бормочу я, на самом деле не желая этого говорить, но зная, что так надо, – устроил принц Брефны с друзьями. Они решили прогнать Воронье племя, толком ни о чем не подумав. И отправились в лес по собственному почину. Не думаю, что они посвятили кого-то в этот свой план, иначе их наверняка бы остановили. Мне показалось, я должен вам это сказать. Они знали, что вы здесь живете. И не могли не понимать, что подвергнут вас опасности. Только вот… принц страшно боится…

Я смотрю на малыша в корзине. Он тихонько посапывает во сне.

– …любых сверхъестественных явлений. И если поступил так один раз, то поступит еще. Здесь вы одиноки и уязвимы.

Она улыбается, но ничего не говорит, и я понимаю, что пропустил что-то настолько важное, что даже представить не могу, как не подумал об этом раньше. Жаровня, травы, безмолвная молитва. Ее необыкновенное спокойствие перед лицом близкой смерти. Внезапный мощный ливень в день, когда дождя никто не ждал. Поверить не могу, что все это она проделала с помощью магии. Поверить не могу, что она действительно говорила с богами, духами или иными сущностями, известными только знахаркам, и таким образом этого добилась.

– Мне кажется, что принц Родан не единственный, кто боится сверхъестественного, – замечает Хозяюшка Джунипер. – Но человек, Нессан, учится. Поверь мне, я не колдунья. Немного магии домашнего очага, только и всего. Сегодня нам повезло. Повезло с погодой. Повезло, что тебе хватило присутствия духа вовремя приехать и помочь. А еще повезло, что я выбрала именно эти травы и именно эти слова, и что Колдовской мир, по-видимому, отблагодарил нас за то, что мы вырвали одного из его обитателей из лап смерти. Теперь уже не узнаешь. Но я жива, ты тоже жив, а малыш поправится, и с ним все будет в порядке. Мой дом по-прежнему стоит, хотя дома других созданий наверху, сегодня, боюсь, рухнули. Что же до принца Родана… то когда мы встретимся в следующий раз, напомни мне рассказать тебе историю о двух братьях.