Текст книги "Плутовка"

Глава 17

– И что же ты сделал? – спросила Белл с долей сарказма. – Спросил у себя разрешения жениться на ней?

Данфорд улыбнулся:

– Ты угадала.

– Знаешь, это как в плохом романе. Опекун женится на своей подопечной! Не могу поверить, что это произошло с тобой.

Данфорд ни на секунду не сомневался, что Белл сама проявила большую активность, чтобы все кончилось именно так.

– Неужели?

– Вообще-то могу. Она тебе очень подходит.

– Я знаю.

– И как ты сделал ей предложение? Наверное, это было очень романтично.

– Честно говоря, я еще не сделал ей предложения.

– В таком случае не слишком ли ты поспешил?

– Попросив Эшборна пригласить нас в Вестонберте? Вовсе нет. Иначе я не смогу остаться с ней наедине.

– Вы даже не помолвлены. Формально ты не имеешь никакого права оставаться с ней наедине,

Данфорд самоуверенно улыбнулся:

– Она согласится.

– Поделом будет тебе, если она откажет, – раздраженно проворчала Белл.

– Она не откажет.

Белл вздохнула:

– Наверное, ты прав.

– Как бы мне ни хотелось получить особое разрешение и жениться на следующей же неделе, придется поступить, как все: какое-то время подождать. Уже одно то, что я ее опекун, послужит поводом для кривотолков в высшем свете, а мне очень бы хотелось избежать пересудов о ней. Если свадьба будет поспешной, кто-нибудь наверняка пронюхает, что мы пробыли в Корнуолле больше недели наедине.

– Раньше тебе не было дела до сплетен, – заметила Белл.

– И сейчас нет, – отрезал он, – по крайней мере когда они касаются меня. Но я не допущу, чтобы Генри стала объектом кривотолков.

Белл улыбнулась:

– Я жду не дождусь своего выигрыша в тысячу фунтов.

– Я с радостью отдам тебе их. Но только в том случае, если вы с Блэквудом составите нам компанию в Вестонберте. Эта поездка никому не покажется предосудительной, если в доме будут жить три пары.

– Данфорд, я не собираюсь оставаться на ночь у Алекса и Эммы, когда наш собственный дом находится в пятнадцати минутах езды. .

– Но вы все-таки будете приезжать к нам? Генри была бы рада.

Все, что доставит удовольствие Генри очевидно, обрадует и Данфорда. Белл улыбнулась. Он здорово влюбился в эту девушку, и она была несказанно рада за него.

– Для Генри – все, что угодно, – произнесла она, великодушно взмахнув рукой. – Для Генри – все, что угодно.

Несколько дней спустя Данфорд и Генри уехали с согласия Каролины в Вестонберт, владение Эшборнов в Оксфордшире. По настоятельным просьбам Данфорда Алекс и Эмма поспешно устроили семейный прием для самых близких друзей – Данфорда, Генри, а также Блэквудов, которые пообещали бывать у них каждый день, твердо заявив при этом, что ночевать они будут в своем доме.

В трехчасовой поездке за город Генри и Данфорда сопровождали слуга и служанка. Леди Каролина настояла на этом, заявив, что иначе Генри никуда не поедет. Данфорду хватило ума оставить свои возражения при себе. Он очень ждал этой замечательной поездки, ведь ему предстояло провести с Генри целую неделю. Алекс и Эмма, как семейная пара со стажем, формально вполне годились для роли надзирателей, но поскольку и сами были влюбленной парой, на многое готовы были закрыть глаза. Ведь Белл в свое время встретила и полюбила будущего мужа как раз на их глазах, в условиях не очень бдительного надзора.

Почти всю дорогу Генри молчала, не решаясь заговорить с Данфордом в присутствии слуг. Ей о многом хотелось бы поговорить с ним, но теперь даже самая малость казалась ей очень личной, даже такая, как покачивание экипажа и цвет травы за окном. Пришлось ограничиться лишь частыми взглядами и загадочными улыбками, непременно достигавшими адресата, не сводившего с нее глаз в течение всего пути.

Был полдень, когда экипаж свернул в тенистую аллею, ведущую к Вестонберту.

– Какой чудесный дом! – воскликнула Генри, которая наконец-то обрела дар речи. Огромное здание было построено в форме буквы Е, в честь правящей королевы Елизаветы. Генри всегда нравились дома более скромных размеров, такие, как Стэннедж-Парк, но Вестонберт, несмотря на свою грандиозность, казался очень уютным. Быть может, этот уют создавали окна, радостно сверкающие на солнце, словно приветливые улыбки, или множество цветочных клумб, вдоль дороги к дому. Словом, Генри с первого взгляда влюбилась в него.

Вместе с Данфордом они вышли из экипажа и поднялись по ступенькам к парадному входу. Там их уже встречал Норвуд, преклонных лет дворецкий Вестонберта.

– Как я выгляжу? – шепотом спросила Генри, когда их провели в просторную гостиную.

– Ты выглядишь замечательно! – ответил он, улыбнувшись ее волнению.

– А платье в поездке не сильно помялось?

– Совсем нет. Но даже если бы оно и было мятое, ничего страшного не произошло бы. Алекс и Эмма – свои люди. – Он ободряюще похлопал ее по руке.

– Как ты думаешь, я понравлюсь Эмме?

– Даже не сомневаюсь в этом, – ответил он. – Что на тебя нашло? Мне казалось, ты так ждала этой поездки.

– Так оно и есть. Просто я немного нервничаю, мне очень хочется понравиться герцогине. Ведь она – твой близкий друг, и…

– Это так, но все же ты ближе.

Генри зарделась от удовольствия.

– Спасибо, Данфорд. Но все же, она – герцогиня, и…

– И что же? Алекс – герцог, однако это не помешало тебе очаровать его. Если бы он встретил тебя раньше Эммы, не избежать бы мне дуэли.

Генри снова покраснела.

– Не говори глупостей.

– Думай что хочешь, Генри, но если ты и дальше будешь говорить о своих переживаниях, мне придется поцеловать тебя, чтобы заставить замолчать.

Глаза ее засветились.

– Правда?

Он вздохнул и приложил руку ко лбу.

– Что же мне с тобой делать, плутовка?

– Поцеловать? – с надеждой предположила она.

– Похоже, пока мне придется ограничиться вот этим. – Он наклонился вперед и слегка коснулся губами ее губ, намеренно избегая более близкого контакта. Он знал, что если еще раз коснется Генри, то уже не сможет совладать с собой и заключит ее в свои объятия. Он очень хотел это сделать, но герцог и герцогиня Эшборн могли появиться в любую минуту, а Данфорду не хотелось быть застигнутым на месте преступления.

И тут он услышал негромкий кашель.

Слишком поздно.

Данфорд отпрянул от Генри, заметив, как порозовели ее щеки, и посмотрел в сторону дверей. Эмма с трудом сдерживала улыбку. Алекс даже и не пытался этого сделать.

– О Боже! – простонала Генри.

– Нет, это всего лишь я, – пошутил Алекс, пытаясь развеселить сконфуженную Генри. – Хотя моя жена иногда и обвиняет меня в том, что я беру на себя его функции.

Генри попыталась улыбнуться.

– Рад видеть тебя, Эшборн, – пробормотал Данфорд, поднимаясь с дивана.

Алекс подвел свою – на последнем месяце беременности – жену к удобному креслу.

– Я думаю, что ты предпочел бы лицезреть меня минут через пять, – шепнул он на ухо Данфорду, направляясь к Генри. – Очень рад снова видеть тебя, Генри. Выходит, наш дорогой друг в конце концов не устоял перед твоими чарами. Между нами говоря, у него не было никаких шансов.

– Я…

– Прошу тебя, Алекс, – вступила в разговор Эмма, – если ты и дальше намерен смущать ее, я устрою тебе головомойку.

Одной Генри было видно лицо Алекса, который так преувеличенно изобразил искреннее раскаяние, что девушка еле удержалась от смеха.

– Может, познакомить тебя с мегерой – той, что сидит в желтом кресле? – спросил он, хитро улыбаясь.

– Не вижу никакой мегеры, – ответила лукаво Генри, увидев улыбку Эммы на другом конце комнаты.

– Данфорд, – сказал Алекс, взяв за руку поднявшуюся с дивана Генри, – эта женщина слепа как летучая мышь.

Данфорд пожал плечами, обменявшись озорным взглядом с Эммой.

– Моя дорогая жена, – начал Алекс, – позволь представить тебе…

– Ты хочешь сказать «моя дорогая жена-мегера», – вставила Эмма, весело улыбнувшись Генри.

– Разумеется. Как я рассеян! Моя дорогая жена-мегера, позволь представить тебе мисс Генриетту Баррет из Корнуолла, прибывшую прямо из гостиной твоей тетушки Каролины.

– Я очень рада познакомиться с вами, мисс Баррет, – сказала герцогиня, и Генри, посмотрев ей в глаза, поняла, что та сказала это искренно.

– Пожалуйста, зовите меня Генри. Как все.

– Тогда и ты зови меня по имени.

Генри подумала, что ей очень нравится эта молодая рыжеволосая женщина. Теперь ей казалось странным, что она так волновалась. Эмма – кузина Белл и Неда, что само по себе служит лучшей рекомендацией!

Эмма поднялась с кресла, не обращая внимания на протест своего встревоженного мужа, взяла Генри под руку и сказала:

– Пойдем-ка отсюда. Мне не терпится поболтать с тобой, а без них у нас это получится лучше. – Она кивнула в сторону мужчин.

Генри смущенно улыбнулась:

– Хорошо.

–Ты не поверишь, как я рада наконец познакомиться с тобой, – сказала Эмма, как только они вышли в холл. – Белл обо всем мне написала. Я так рада, что Данфорд в конце концов сделал достойный выбор. Не хочу обидеть тебя, но больше всего меня радует именно это.

– Вы очень откровенны. – О, совсем не в такой степени, как ты, если верить Белл. Но я только рада этому, – улыбнулась ей Эмма, показывая дорогу. – Хочешь, я покажу тебе дом, пока мы болтаем? Это чудесный дом, несмотря на его огромные размеры.

– Дом и на самом деле замечательный, и его размеры совсем не производят гнетущего впечатления.

– Тебе тоже так кажется? На самом деле это забавно, потому что архитектор хотел как раз обратного. Я очень рада, что ты не кривишь душой, меня раздражает неискренность, царящая в высшем обществе.

– Меня тоже, ваше высочество.

– Прошу тебя, зови меня по имени. Год назад у меня не было никакого титула, и я до сих пор не могу привыкнуть ко всем этим поклонам и реверансам каждый Божий день, когда я попадаюсь на глаза слугам. Если еще и друзья не будут называть меня по имени, я скорее всего умру от официальности.

– Мне было бы лестно оказаться в числе твоих друзей, Эмма.

– Поверь, это взаимно. Ну а теперь расскажи мне, как Данфорд делал тебе предложение? Наверное, это было очень оригинально.

Генри почувствовала, как кровь прилила к ее лицу.

– Даже не знаю, что и сказать. Честно говоря, он еще не сделал мне предложения…

– Разве нет? – выпалила Эмма. – Ах, негодный лжец!

– Видишь ли, – начала Генри, чувствуя, что должна защитить Данфорда, хотя еще не понимала от чего…

– Ничего страшного, – быстро поправилась Эмма. – По крайней мере это не смертельно. Полагаю, он сделал это для того, чтобы мы с легким сердцем закрыли глаза на некоторые вещи, ну например, если вам вздумается побыть друг с другом наедине. Поэтому он и сказал нам, что вы помолвлены.

– Правда? – удивленно переспросила Генри. – Это хороший знак, не так ли?

– Мужчины, – рассеянно заметила Эмма, – почему-то считают, что женщины могут обойтись и без этого, мечтая выскочить за них замуж. Мне следовало догадаться, что и он сделает нечто подобное.

– Нет, это означает лишь то, что он вскоре сделает мне предложение, – мечтательно произнесла Генри. – И я ничего не могу поделать с собой. Я так счастлива, потому что очень хочу выйти за него замуж.

– Само собой разумеется. Bсe хотят выйти замуж за Данфорда.

– Что?

Эмма моргнула несколько раз, будто очнувшись.

– Все, кроме меня.

– Но тебе это все равно уже не удастся, – резонно заметила Генри, не почувствовав, как их беседа приняла какой-то странный оборот. – В том смысле, что ты уже замужем.

– Я имела в виду то время, когда я еще не была замужем, – рассмеялась Эмма. – Что-то в последнее время я стала жутко рассеянной. Раньше я не замечала за собой этого. Скорее всего дело в ребенке. – Она погладила живот. – А может быть, и нет. Так удобно списывать все свои странности на счет беременности, – засмеялась Эмма.

– Разумеется, – пробормотала Генри;

– Я хотела сказать, что Данфорд всем очень нравится, и потом, он очень хороший человек. В этом он похож на Алекса. Нужно быть дурочкой, чтобы отказать такому мужчине. – Вообще-то он толком ничего и не предлагал.

– Что ты имеешь в виду?

Генри повернулась и посмотрела в окно, которое выходило на залитый солнцем внутренний двор.

– Он только коснулся темы женитьбы, но конкретного предложения не было.

– Теперь все понятно. – В задумчивости Эмма прикусила нижнюю губу.

– Могу предположить, что он хочет сделать это здесь, в Вестонберте, где у вас будет больше шансов побыть друг с другом наедине. Может быть, он захочет, м-м-м, поцеловать тебя, когда будет делать предложение, и не думать при этом, что в любую минуту может появиться тетя Каролина и спасти тебя от него.

Генри совсем не хотела, чтобы кто-нибудь спасал ее от Данфорда, и лишь произнесла что-то невнятное. Эмма искоса взглянула на свою новую знакомую.

– По выражению твоего лица я могу догадаться, что он уже целовал тебя. Ну-ну, не надо краснеть, к этим вещам я давно уже привыкла. С этим мне пришлось столкнуться, когда я присматривала за Белл.

– Ты присматривала за Белл?

– Только у меня ничего из этого не вышло. Впрочем, не важно. Я думаю, ты только обрадуешься, если я буду так же лояльна и к вам.

– Д-да, – запнулась Генри. – То есть я хотела сказать… думаю, что да. – Она увидела скамью, обитую красной тканью, – Не возражаешь, если мы присядем на минутку? Что-то я немного притомилась.

Эмма вздохнула.

– Это я тебя утомила, не так ли?

– Ну что ты, конечно, нет… А в общем, это так, – согласилась она, опустившись на скамью.

– Я знаю за собой такую особенность – утомлять людей, – сказала Эмма, присев рядом. – Сама не знаю почему.

Четыре часа спустя Генри казалось, что она точно знает – «почему». Эмма Риджли, герцогиня Эшборн, была самой энергичной женщиной из всех, с кем Генри была знакома, включая и себя. А уж себя-то Генри никогда не считала вялой. Не то чтобы Эмма суетилась и нервничала. Совсем наоборот, молодая женщина была воплощением грации и утонченности. Просто во всем, что она говорила или делала, было столько жизненной силы, что ее собеседники, затаив дыхание, не могли оторвать от нее глаз. Было понятно, почему муж так обожает ее. Генри оставалось только мечтать о том, что когда-нибудь и Данфорд будет относиться к ней с такой же преданностью.

Ужин прошел очень весело. Белл и Джон еще не приехали из Лондона, поэтому за столом их было только четверо. Генри, которой никак не удавалось привыкнуть к многолюдным семейным трапезам в Лондоне, чувствовала себя очень непринужденно. Она просто покатывалась со смеху, слушая, как ее собеседники рассказывали истории из детства, и даже рассказала кое-что сама.

– Ты и в самом деле собиралась переставить пчелиный улей поближе к дому? – смеялась Эмма, безуспешно пытаясь восстановить дыхание.

– Я всегда очень любила конфеты, – объяснила Генри, – и когда кухарка объяснила, что мне дозволено съедать только одну в день по причине нехватки сахара, я решила поправить ситуацию.

– Должно быть, это многому научило миссис Симпсон, – предположил Данфорд. Генри пожала плечами.

– С тех пор она просто перестала спорить со мной.

– А твоих опекунов не огорчили подобные выходки? – продолжала интересоваться Эмма.

– Как же? – отвечала Генри, широко размахивая вилкой. – Я думала, что Виола просто упадет в обморок. Потом она устроила мне разгон. К счастью, она была не в силах наказать меня, поскольку на руке у нее было двенадцать пчелиных укусов.

– Какой ужас! – воскликнула Эмма. – Тебя они тоже ужалили?

– Как ни странно, меня они не тронули.

– Похоже, Генри умеет ладить с пчелами, – добавил Данфорд, стараясь не вспоминать свою собственную реакцию на ее подвиг. Он увидел, как Генри повернулась к Эмме, по всей видимости, отвечая еще на один вопрос, касающийся пчел. Ему было приятно, что Генри понравилась его друзьям, хотя в общем-то он ожидал этого. Данфорд был очень рад видеть ее счастливой. И в сотый раз за день он удивился своей необыкновенной фортуне, пославшей ему такую женщину.

Генри была прямолинейна и целеустремленна, и в то же время ее сердце было открыто для чистой и искренней любви. У него защемило сердце, когда он вспомнил, как она плакала, узнав о смерти ребенка в заброшенной хижине. По остроте своего ума эта девушка не уступала ему: она была необыкновенно умна, для этого не надо было даже заговаривать с нею – достаточно было всего лишь взглянуть в ее серебристые глаза. Его подопечная не боялась ничего на свете, и ей с успехом удавалось в течение шести лет управлять поместьем. Однако, улыбнувшись, подумал Данфорд, Генри становилась податливой и нежной, стоило ему обнять ее. Он постоянно скучал по ней и с нетерпением ждал минуты, когда своими руками и губами сможет доказать ей силу своей любви.

Значит, это была любовь. Он едва удержался, чтобы не выкрикнуть это сейчас же и при всех, прямо за столом.

– Данфорд?

Он вздрогнул и поднял глаза. Алекс, очевидно, пытался добиться от него ответа на свой вопрос.

– Да?

– Я спрашивал, – повторил Алекс, – Генри уже заставила тебя поволноваться?

– Если не считать ее опытов с пчелами, она была воплощением кротости и достоинства. – И что это за опыты? – спросила Эмма.

– Пустяки, – ответила Генри, не смея взглянуть Данфорду в глаза, – забралась рукой в пчелиное гнездо и достала немного сот.

– Иначе говоря, – разъяснил он хмуро, – еще немного, и она была бы ужалена сотней разъяренных насекомых.

– Ты на самом деле забралась рукой в улей? – Эмма, заинтересовавшись, подалась вперед. – Мне бы ужасно хотелось узнать, как это делается.

– Я буду навеки твоим должником, – вмешался в разговор Алекс, обращаясь к Генри, – если ты не сообщишь моей жене подробности.

– Никакой опасности не было, – поспешила заверить Генри. – Данфорд все сильно преувеличил.

– В самом деле? – Алекс удивленно поднял брови.

– Он перенервничал, – ответила Генри и, повернувшись к Эмме, сочла необходимым добавить: – Он очень часто нервничает.

– Нервничает? – повторила за ней Эмма.

– Кто – Данфорд? – одновременно с ней спросил Алекс.

– Да ты, наверное, шутишь, – недоверчиво добавила Эмма.

– Скажу только, – вставил Данфорд, желая прекратить этот разговор, – что это сократило мою жизнь лет на десять. И вообще, хватит об этом.

– Наверное, он прав, – обращаясь к Эмме, сказала Генри и пожала плечами, – тогда же он заставил меня поклясться никогда больше не есть мед.

– Неужели? Данфорд, как ты мог? Даже Алекс никогда не был так жесток.

Если Алекс и был несколько удивлен таким выводом жены, он все же решил воздержаться от комментариев.

– Не буду пускаться в дальнейшие воспоминания, чтобы не создавать о себе мнения самого отвратительного человека в Британии. Ограничусь тем, что скажу: я не запрещал ей есть мед. – Данфорд повернулся к Генри. – Я всего лишь попросил тебя пообещать, что ты никогда не будешь заниматься его добычей сама. Все. Честно говоря, это уже становится утомительным.

Эмма наклонилась к Генри и прошептала голосом, который можно было отчетливо слышать на другом конце стола:

– Я никогда не видела его таким.

– А это хороший знак?

– Очень.

– Эмма? – сказал Данфорд очень небрежным тоном.

– Да?

– Только мои исключительно хорошие манеры и тот факт, что ты – женщина, не позволяют мне попросить тебя заткнуться.

Генри с ужасом посмотрела на Алекса. Она была убеждена, что тот сейчас же вызовет Данфорда на дуэль за оскорбление жены. Но герцог поднес руку ко рту и, закашлявшись скрыл… улыбку. Должно быть, это на самом деле была улыбка, так как последние несколько минут он не положил в рот ни кусочка.

– Действительно, исключительно хорошие манеры, – ехидно заметила Эмма.

– Дело совсем не в том, что ты – женщина, – сказала Генри, предположив, что Данфорд и Эшборны действительно очень близкие друзья, раз уж то, что можно было принять за оскорбление, вызвало у Алекса улыбку. – Однажды он уже просил меня заткнуться, а у меня есть самые неоспоримые свидетельские показания, что и я – женщина.

На этот раз Алекс закашлялся так сильно, что Данфорду пришлось постучать его по спине. Хотя, возможно, это был только удобный повод.

– И кому же принадлежат эти свидетельские показания? – заинтересовался Данфорд.

– Тебе, – Генри нагнулась вперед, и ее глаза засияли дьявольским светом, – будто сам не знаешь.

На этот раз семейная пара закашляла дуэтом.

Данфорд откинулся на спинку стула, а на его губах появилась улыбка восхищения.

– Ну что, Генри, – произнес он шутливо, – быстро мы вогнали этих двоих в краску?

Генри согласно кивнула.

– Правда, это было несложно?

– Совсем несложно. Даже стараться не пришлось.

– Эмма, дорогая, – произнес Алекс, отдышавшись, – мне кажется, только что была затронута наша честь.

– Ни и ну. Давно я так не смеялась. – Эмма встала из-за стола и жестом пригласила Генри следовать за ней в гостиную. – Пойдем, Генри, оставим джентльменов наедине с их ужасными сигарами и портвейном.

– Вот теперь ты наконец и узнаешь, плутовка, – поднимаясь из-за стола, сказал Данфорд, – о чем говорят женщины, когда они уходят в гостиную после ужина.

– Он сказал «плутовка»? – спросила Эмма, когда они вышли из комнаты.

– М-м-да, иногда он так меня называет.

Эмма потерла ладони.

– В таком случае твои дела даже лучше, чем я предполагала.

– Генри! Погоди минутку!

Генри оглянулась и увидела, как Данфорд быстро идет к ней.

– Я хочу сказать тебе кое-что.

– Слушаю тебя.

Он отвел ее в сторону и начал очень тихо говорить, так тихо, что Эмме, которая тут же навострила свои ушки, так и не удалось ничего расслышать.

– Мне очень нужно повидаться с тобой сегодня ночью.

Его голос показался ей таким взволнованным, что Генри даже испугалась.

– Правда?

Он кивнул:

– Мне необходимо поговорить с тобой наедине.

– Но я не совсем уверена…

– А я никогда не был более уверен. Я постучусь к тебе в полночь.

– Но Алекс и Эмма…

– Всегда ложатся в одиннадцать. – Он загадочно улыбнулся. – Им всегда не терпится остаться наедине.

– Хорошо, но…

– Решено. До встречи. – Он быстро поцеловал ее в лоб. – Только никому ни слова.

Генри стояла и смотрела, как он возвращается в столовую. Эмма подлетела к ней со скоростью, несколько неожиданной для женщины на последнем месяце беременности.

– Ну, что он тебе сказал?

– Да так, ничего особенного, – промямлила Генри, зная, что совсем не умеет врать, но все же решила сделать попытку.

Эмма фыркнула, не поверив ей.

– Честно, ничего особенного. Он только напомнил мне, как я должна вести себя.

– Вести себя? – недоверчиво произнесла Эмма.

– Не устраивать сцен, и все в таком роде.

– Какая чушь! Ничего подобного в жизни не слышала, – возразила Эмма. – Даже Данфорд должен понимать, что устроить сцену со мной, единственным твоим собеседником, достаточно проблематично.

Генри попыталась улыбнуться.

– Очевидно, – продолжала Эмма, – я так ничего и не добьюсь от тебя. Поэтому не буду тратить впустую свои драгоценные силы.

– Спасибо, – пробормотала Генри. Она шла за Эммой в гостиную, изо всех сил сжимая руки в кулачки, стараясь не выдать охватившего ее волнения. Сегодня ночью он признается ей в любви. Она чувствовала это.