Текст книги "Плутовка"

Она залилась румянцем.

– По этому поводу будут возражения?

Она молча покачала головой. Еще совсем недавно ей не нужен был светский этикет. Она почти никого не знала из местного общества, и такое положение вещей ее вполне устраивало. Однако она не могла не согласиться с тем, что в его словах была немалая доля истины. Знать, как следует себя вести, действительно важная штука. .

– Вот и хорошо, – сказал он. – Я всегда знал, что здравый смысл не чужд тебе, и рад, что сейчас ты еще раз доказала это.

Хотя ей, показалось, что он сказал это слишком снисходительным тоном, на этот раз она решила промолчать.

– Также, – продолжал Данфорд, – тебе было бы чрезвычайно полезно познакомиться и подружиться с твоими ровесниками.

– Почему ты говоришь со мной, как с маленьким непослушным ребенком?

– Прости, пожалуйста. Я должен был сказать – с нашими ровесниками. Полагаю, что я ненамного старше тебя, а две мои близкие приятельницы старше тебя не больше чем на год.

– Данфорд, – сказала Генри, пытаясь не думать о румянце, залившем ее щеки, – боюсь, я не понравлюсь людям. Это самая серьезная причина, по которой я не хочу ехать в Лондон. Мне нравится жить здесь одной. Очень нравится. Но быть одной в бальном зале, среди сотен людей – совсем другое дело.

– Ерунда, – произнес он, – ты найдешь друзей. Раньше этому мешали обстоятельства. Или твоя одежда, – добавил он сухо. – Конечно, люди не должны оценивать друг друга по гардеробу, но я отчасти понимаю скептическое отношение к девушке, у которой нет приличного платья.

– А ты, как видно, решил приобрести мне полный гардероб.

– Вот именно, – ответил он, намеренно оставив без внимания ее сарказм. – И не переживай насчет знакомства с людьми. Ты понравишься моим друзьям, в этом я уверен. А они, в свою очередь, познакомят тебя со своими друзьями и так далее.

На это она не смогла ничего возразить и глубоко вздохнула.

– И наконец, – продолжал Данфорд, – я знаю, что ты обожаешь Стэннедж-Парк и хотела бы прожить здесь всю жизнь, но предположим, – всего лишь предположим Генри, – что когда-нибудь тебе захочется завести собственную семью. С моей стороны было бы эгоистично держать тебя здесь, хотя мне и хотелось бы этого, ведь лучшего управляющего поместьем я вряд ли отыщу.

– Я была бы счастлива остаться здесь, – поспешила вставить она.

– Ты никогда не думала о том, чтобы выйти замуж? – спросил он тихо. – Завести детей? У тебя не будет такой возможности, если ты останешься в Стэннедж-Парке. По твоим словам, в деревне нет никого стоящего. И, боюсь, ты как следует потрудилась, чтобы распугать все мужское население округи. В Лондоне, может статься, тебе встретится мужчина твоей мечты. Может случиться так, – шутливым голосом продолжил он, – что он тоже окажется из Корнуолла.

«Ты – мужчина моей мечты!» – чуть не крикнула она. И тут же ужаснулась этой вырвавшейся на свободу мысли, так как до последней минуты не отдавала себе отчета в силе своей страсти. К тому же Данфорд случайно или не случайно задел самые тайные струны ее души. Она действительно очень хотела иметь детей, хотя и гнала от себя подобные мысли. Вероятность того, что она найдет мужчину, за которого выйдет замуж, казалась абсолютно нереальной, и мысли о детях не приносили ничего, кроме боли. Но сейчас… Почему же именно сейчас она представила себе детишек, так похожих на Данфорда? С его карими глазами и ослепительной улыбкой… Это было мучительно и горько: она знала, что эти очаровательные младенцы никогда не будут ее детьми.

– Генри? Генри?

– Что? Прости меня. Я как раз думала о том, что ты сказал.

– Может, все же согласишься? Поедем в Лондон, пусть ненадолго! Если никто из мужчин тебе не понравится, вернешься в Корнуолл, но тогда по крайней мере ты будешь уверена, что сделала все возможное.

– Но я всегда могу выйти за тебя! – вырвалось у нее. В ужасе она прижала руку ко рту. Как это только она осмелилась?

– За меня? – изумился он.

– То есть я хотела… – «О Господи, как же исправить оплошность?» – Я хотела сказать, что если бы я вышла за тебя, то… мне не надо было бы ехать в Лондон искать мужа, и я была бы вполне довольна, а тебе не пришлось бы платить мне как управляющему поместьем, значит, и ты был бы доволен и…

– Я?

– Вижу, что ты удивлен. Я и сама удивлена. Сама не знаю, как это пришло мне в голову.

– Генри, – сказал он нежно, – зато я знаю.

– Неужели?

Она почувствовала, как ее бросило в жар.

– Ты совсем не знаешь мужчин, – продолжал он. – Ты привыкла ко мне. Поэтому я для тебя – более приемлемый вариант, чем поездка в Лондон и знакомство с другими мужчинами.

«Это совсем не так!» – захотелось крикнуть ей. Но конечно, она промолчала и не открыла ему действительную причину, заставившую ее выкрикнуть те слова. Пусть лучше думает, что она боится уезжать из Стэннедж-Парка.

– Замужество – очень серьезный шаг, – сказал он.

– Не такой уж серьезный, – перебила она, решив, что хуже, чем есть, уже не будет. – Я имею в виду, что знаю о супружеских отношениях и остальном. Конечно, у меня нет опыта в этих делах, если не считать… ты сам знаешь. Но я выросла на ферме и не настолько наивна, как может показаться. Мы разводим овец, спариваем их, и не думаю, что это сильно отличается от…

Он удивленно поднял бровь:

– Ты сравниваешь меня с бараном?

– Нет! Конечно, нет, я… – Она помолчала, нервно сглотнула. Затем сглотнула еще раз. – Я…

– Что ты, Генри?

Она не могла понять, что услышала в его голосе: холод, удивление или насмешку.

– Я… я… – О Господи, ей запомнится этот день, нет, эта минута запомнится ей как худшая минута ее жизни. Идиотка! Деревянная голова! Дура, дура, дура, дура, дура! – Я… я… Думаю, я все же поеду в Лондон. – «Но я вернусь в Корнуолл, как можно быстрее», – поклялась она про себя. Данфорду не удастся лишить ее дома.

– Чудесно! – Он встал со стула, очень довольный результатом переговоров. – Пойду прикажу слуге немедленно собираться. Он уложит и твои вещи. Думаю, тебе не стоит брать ничего, кроме тех платьев, которые мы купили в Труро, как ты думаешь?

Она едва заметно кивнула головой.

– Вот и хорошо. – Он направился к двери. – Свои личные вещи собери сама. И… Генри?

Она вопросительно посмотрела на него.

– Давай забудем о нашем разговоре, я имею в виду последнюю его часть.

Она постаралась растянуть губы в улыбке. Как бы ей хотелось запустить в него стоящим совсем рядом графином из-под коньяка.

Глава 10

Ровно в десять часов на следующее утро Генри была одета и стояла у парадного входа. Ее не очень радовала предстоящая поездка. Однако из чувства собственного достоинства она решила не демонстрировать своего неудовольствия. Если Данфорд думал, что она по-прежнему будет упираться, то он ошибался. На ней было новое зеленое платье, шляпка в той, ей даже удалось отыскать пару перчаток, некогда принадлежавших Виоле. Перчатки были слегка вытертые, но хорошо дополняли ее наряд, и Генри нравилось, как прекрасная мягкая ткань облегала ее руки.

Со шляпкой все было наоборот. Она колола уши, мешала боковому зрению, словом, раздражала ее. Генри потребовалось все терпение, которого у нее было не так уж много, чтобы не сорвать чертов головной убор.

Данфорд появился через несколько минут и одобрительно кивнул:

– Ты чудесно выглядишь, Генри.

Она вежливо улыбнулась, но решила не придавать его комплиментам большого значения. Возможно, он говорил их не задумываясь всем своим знакомым,

– Это весь твой багаж? – спросил он.

Генри посмотрела на свой полупустой саквояж и кивнула. Ее вещи не смогли заполнить даже небольшой чемодан.

В нем были ее новые платья и кое-что из мужской одежды, которая вряд ли понадобится ей в Лондоне. Но кто знает наперед?

– Ничего, – сказал Данфорд, глядя на ее скромный багаж. – Это дело поправимое.

Они сели в экипаж и тронулись в путь. Поднимаясь по ступенькам, Генри зацепилась шляпкой за дверной косяк и выругалась. То, что послышалось Данфорду, ужаснуло его. «Ненавистная мерзкая чертова шляпа». Впрочем, он не был до конца уверен, что правильно разобрал слова. В любом случае Генри надо будет попридержать свой язычок в Лондоне. И все же, услышав такое, он не мог не подшутить над ней. С самым серьезным видом, на который он был способен, Данфорд изрек:

– Ну что ж, кажется, дело в шляпе.

– Дурацкое изобретение, – в сердцах прошипела она, срывая провинившуюся вещицу с головы, – бесполезное и никчемное.

– Отчего же? Шляпа защищает лицо от солнца.

Она посмотрела на него свирепо. «Без тебя знаю», – говорил ее взгляд.

Данфорд с трудом сдержал смех.

–Сo временем ты привыкнешь, – дружелюбно продолжал он. – Большинство женщин не любит, когда лицо загорает.

– Я не большинство, – заявила она, – чудесно обходилась и без нее.

– Вот поэтому-то у тебя веснушки.

– У меня их нет.

– Есть. Вот здесь. И здесь. – Он дотронулся до ее носа, а затем до щеки.

– Тебе показалось.

– Ах, Генри, приятно, что у тебя все же есть тщеславие, как и у всех женщин. Ведь не остригла же ты свои волосы, а это о чем-то да говорит!

– Я не тщеславна, – возразила она.

– Конечно же, нет, – притворно согласился он, – как раз это мне и нравится в тебе больше всего.

«Неудивительно, что он вскружил мне голову, умеет очаровывать», – подумала Генри.

– И все же, – продолжал Данфорд, – приятно осознавать, что некоторые недостатки присущи женщинам в большей степени, чем мужчинам.

– Мужчины, – заявила она решительно, – тщеславны не менее женщин, я в этом уверена.

– Может, ты и права, – уступил Данфорд. – Дай мне шляпку. Я положу ее туда, где она не помнется.

Она протянула ему головной убор. Перед тем как убрать шляпку, он повертел ее в руках.

– Какая изящная вещица!

– Уверена, ее изобрели мужчины, – заявила Генри, – чтобы сделать женщин еще более бесправными, она полностью закрывает боковое зрение – видишь только то, что у тебя перед носом.

Данфорд улыбнулся, покачав головой. Минут десять они посидели молча, затем Данфорд вздохнул;

– Хорошо, что мы уже в пути, Я боялся, что придется подраться с тобой из-за Рафуса.

– Почему?

– Был уверен, что ты захочешь взять его с собой.

– Глупости, – фыркнула она.

Он улыбнулся ее реакции.

– Он сгрыз бы весь мой дом.

– Даже если бы он сгрыз подштанники принца регента, мне было бы все равно. Я не взяла Рафуса потому, что это опасно для него. Он мог бы нажить себе врага в лице какого-нибудь тупоголового повара-француза.

Данфорд еле сдержал смех.

– Генри, – сказал он, вытирая глаза, – желаю тебе не растерять свое удивительное чувство юмора, когда мы доберемся до Лондона. Хотя, – прибавил он, – будет разумнее, если ты воздержишься от рассуждений по поводу интимных деталей королевского туалета.

На этот раз Генри не смогла сдержать улыбки. Какой все же он хитрец! Ему непременно надо убедить ее в том, что она отлично проводит время. У нее, конечно, хватит выдержки с достоинством перенести эту поездку. Она не собирается показывать, что ей весело. Но Данфорд сводил на нет все ее попытки изобразить из себя бессловесную мученицу, и весь день он старался; поддерживать с ней непринужденную беседу. Его рассказы о местах, мимо которых они проезжали, Генри слушала с большим интересом. С тех пор как она осиротела и переехала в Стэннедж-Парк, она никуда не выезжала. Правда, как-то раз Виола брала ее на праздник в Девон, но из Корнуолла она так и не уезжала.

Они ненадолго прервали свою поездку, чтобы пообедать, это была их единственная остановка, им надо было торопиться. Вечером они будут на полпути к Лондону. Быстрая езда дала о себе знать, и, когда они остановились на ночлег у постоялого двора, Генри чувствовала себя совершенно разбитой. Даже хорошие рессоры экипажа не могли смягчить тряску на глубоких колдобинах дороги. Странное заявление Данфорда вдруг привело ее в чувство.

– Я собираюсь сказать хозяину, что ты – моя сестра.

– Зачем?

– Так будет разумнее. Несмотря на то что я – твой опекун, путешествовать одним не принято. Я бы не хотел давать лишнего повода для кривотолков.

Генри кивнула, согласившись. Ей вовсе не хотелось, чтобы какой-нибудь подвыпивший деревенщина распустил руки, приняв ее за распутную женщину.

– Думаю, нам поверят, – рассуждал Данфорд, – ведь у нас обоих каштановые волосы.

– Как и у половины населения Британии, – съязвила Генри.

– Ладно, помолчи, – сказал он, посмеиваясь: – Там будет темно. Никто и не заметит. Надень шляпку.

– Но тогда никто не увидит мои волосы, – пошутила она.

Он озорно улыбнулся:

– Должно быть, ты, бедняжка, изрядно потрудилась, отращивая свои каштановые волосы.

Она замахнулась на него шляпкой.

Насвистывая, Данфорд выбрался из экипажа. Пока все шло прекрасно. Генри если и не забыла, то по крайней мере сделала вид, что забыла о своем нежелании ехать в Лондон. Более того она ни словом не упомянула о поцелуе в заброшенном коттедже. Все указывало на то, что она совершенно забыла о нем. Это было досадно. Это было очень досадно. Его смущало то, что сам он постоянно вспоминал об этом происшествии и придавал ему большее значение, чем следовало бы. Отогнав эти мысли, он помог Генри выбраться из экипажа.

Они вошли в гостиницу. Слуга с багажом поспешил за ними. Генри с облегчением отметила про себя, что помещение было достаточно чистым. До сих пор она всегда ночевала дома, она привыкла спать на белье, про которое точно знала, когда его стирали в последний раз. И вообще, всю свою жизнь она привыкла надеяться только на себя. Теперь же ей постоянно придется зависеть от чужих людей, и в этом смысле Лондон станет настоящим испытанием. Только бы преодолеть этот леденящий душу страх перед высшим светом…

Хозяин, увидев, что в гостиницу пожаловали знатные господа, поспешил навстречу.

– Нам понадобятся две комнаты, – требовательно начал Данфорд, – для меня, и моей сестры.

Владелец гостиницы сник.

– О Господи. Я надеялся, что вы – супружеская пара, потому что у меня осталась всего одна комната и…

– Вы уверены в этом? – холодно спросил Данфорд.

– Мой господин, если бы я мог освободить еще одну комнату для вас, клянусь, я бы так и сделал. Но сегодня мои постояльцы – знатные люди. Здесь вдова герцога Бересфорда, и с ней ее внуки. Заняли шесть комнат.

Данфорд тяжело вздохнул. Клан Бересфордов был весьма многочислен. У вдовствующей герцогини – неприятной пожилой женщины, которой наверняка не понравилась бы перспектива освобождать комнату, – по слухам, было двадцать внуков. Сколько из них ночевало сегодня в гостинице, одному Богу было известно.

Однако Генри не было дела до многочисленного семейства Бересфордов, ее охватила паника, и дышать стало труднее.

– У вас должна найтись еще одна комната, – взмолилась она.

Хозяин покачал головой:

– Уверяю вас, леди, все занято. Я сам буду спать в конюшне. Почему бы вам не ночевать в одной комнате, если вы брат и сестра? Конечно, я понимаю, вы не привыкли к тесноте, но…

– Я не привыкла к тесноте. – Генри с силой вцепилась ему в руку.

– Генриетта, дорогая, – Данфорд осторожно высвободил локоть хозяина из цепких пальчиков Генри, – если он сказал, что комнаты нет, значит, так оно и есть. Нам придется смириться с этим. .

Она вопросительно посмотрела на него и сразу же притихла. У него, должно быть, есть план. Поэтому он так собран и уверен в себе.

– Ну что ж, Да… Даниель, – быстро нашлась она, вспомнив, что не знает его имени, – ты прав.

Трактирщик вздохнул с облегчением и вручил Данфорду ключ.

– Ваши слуги могут переночевать в конюшне, мой господин. Там места всем хватит.

Данфорд поблагодарил его и повел Генри в комнату. Бедняжка была белее снега. Шляпка скрывала часть ее лица, но трудно было не заметить, что она была сильно расстроена.

Черт возьми, как будто он сам не был расстроен! Его совсем не радовала мысль провести с ней ночь в одной комнате. Только подумав об этом, он почувствовал возбуждение. Несколько раз он с трудом сдерживал желание заключить ее в объятия и поцеловать прямо в экипаже. Она и не подозревала, как трудно ему было сдержать себя! Когда они разговаривали, все было просто. Беседа отвлекала его от нескромных мыслей. Однако они возвращались, как только их разговор затихал, и Генри принималась заворожено смотреть в окно. Ее губы неизменно приковывали к себе его внимание, и время от времени она облизывала их своим розовым язычком; ему только и оставалось, что хвататься за край сиденья, чтобы не вскочить с места и не броситься к ней. Сейчас эти восхитительные губки были поджаты, а сама Генри, подбоченившись, критически оглядывала комнату. Данфорд проследил за ее взглядом, который остановился на кровати, занимавшей большую часть комнаты, и понял, что ему придется расстаться с надеждой спокойно провести эту ночь.

– Кто это, Даниель? – попытался пошутить он.

– Боюсь, что ты. Ведь настоящего имени я не знаю. Можешь не торопиться выдавать мне его.

– Мои губы сомкнуты. – Он театрально поклонился, втайне желая, чтобы они были сомкнуты на ее губах.

– Ну, так как же тебя зовут?

Он широко улыбнулся:

– Тайна.

– Не говори глупости, – фыркнула она.

– Я говорю правду. – Он сказал это так искренне, что на секунду она поверила ему. Он осторожно пододвинулся к ней и прикрыл рукой рот. – Государственная тайна, – прошептал он, украдкой взглянув на окно. – Если имя станет известно, будет нанесен непоправимый ущерб нашим государственным интересам в Индии, не говоря уже о…

Генри сорвала с себя шляпку и швырнула ее в Данфорда.

– Ты неисправим.

– Мне не раз говорили, – ничуть не смутившись, улыбаясь произнес Данфорд, – что зачастую мне не хватает серьезности.

– Вот именно. – Она приняла прежнюю позу и продолжила осмотр комнаты. – В хороший переплет мы попали! Излагай свой план!

– Мой план?

– У тебя же есть план?

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– О том, как нам провести ночь, – еле слышно произнесла она.

– Я еще не думал об этом.

– Что? – закричала она, затем, не желая показаться сварливой, изменила тон и добавила: – Мы же не можем спать здесь… вдвоем! – Она показала на кровать.

– Нет, – со вздохом произнес он уставшим голосом. Он не сможет провести с ней ночь, он знал, что это невозможно, но тогда хорошо бы по крайней мере выспаться на мягкой постели. Его взгляд упал на стоявшее в углу кресло с подголовником. Оно было страшно прямое, того сорта, что предназначены для поддержания хорошей осанки. На таком неудобно даже сидеть, не то что спать.

Он еще раз вздохнул, на этот раз громко.

– Думаю, придется спать в этом кресле.

– В этом кресле? – повторила она.

Он указал на кресло:

–Четыре ножки, сиденье. В общем-то полезный предмет домашней обстановки.

– Но оно… оно здесь!

– Да.

– И я буду здесь.

– Совершенно справедливо.

Она смотрела на него так, будто он не понимал по-английски.

– Мы не можем оба здесь спать.

– У меня есть альтернатива – спать в хлеву, чего мне вовсе не хотелось бы. Хотя… – он бросил взгляд на кресло, – по крайней мере тогда бы у меня была возможность лечь. Но владелец постоялого двора сказал, что хлев еще более переполнен, чем гостиница, и, честно говоря, после строительства свинарника чудесный запах животных навсегда останется в моей памяти. Точнее, в моем носу. Мне неприятна сама мысль о том, чтобы провести ночь рядом с лошадиным навозом.

– Быть может, они вычистили конюшню? – с надеждой предположила она.

– Ничто не остановит лошадей от того, чтобы продолжить свое дело прямо посреди ночи. – Он закрыл глаза и покачал головой. Раньше он и предположить-то не мог, что однажды ему придется вести разговоры о лошадином навозе с дамой.

– Ну-ну, хорошо, – сказала она, с сомнением глядя на кресло. – В любом случае мне нужно… переодеться.

– Я подожду в коридоре. – Он распрямил спину и вышел из комнаты, думая, что он самый благородный, самый великодушный и, наверное, самый неумный мужчина во всей Британии. Он стоял, прислонившись к стене, и слышал, как она двигается по комнате. Данфорд попытался заставить себя не думать о том, что она сейчас делает, но это ему никак не удавалось. Она расстегивает платье… Платье соскальзывает с ее плеч… Теперь… Он сильно прикусил губу, надеясь, что боль поможет ему избавиться от наваждения. Все напрасно.

Удивительно, но и ее посещали грешные мысли – он знал это наверняка. Конечно, ее увлечение было скорее всего не таким сильным. Но оно было. Несмотря на острый язычок, Генри очень наивна и не умеет скрывать свои эмоции. Всякий раз, когда они случайно касались друг друга, ее глаза мечтательно блестели. А тот поцелуй… Данфорд застонал. Она была так нежна, так податлива, пока он окончательно не потерял голову и не напугал ее. Теперь, задним числом, он был благодарен судьбе за то, что ничего серьезного не произошло.

Но несмотря на требовательные призывы своего тела, он вовсе не собирался совращать Генри. Он хотел, чтобы она вышла в свет, как ей и полагалось. Хотел, чтобы она познакомилась с женщинами своего возраста и впервые в жизни подружилась с кем-нибудь. Хотел, чтобы она познакомилась с молодыми людьми и… Он нахмурился. Да, он очень хотел, чтобы она познакомилась с молодыми людьми. Генри достойна выбрать самого лучшего. И тогда, возможно, его жизнь вернется в прежнюю колею. Он будет навещать свою любовницу – сейчас ему этого очень не хватает, – вернется к карточной игре, станет бывать на светских раутах – словом, продолжит холостяцкую жизнь, которой завидовали очень многие. Он был полностью удовлетворен своей жизнью. Так какого дьявола что-то в ней менять?

Дверь приоткрылась, и он увидел лицо Генри.

– Данфорд? – позвала она негромко, – я готова. Можешь войти.

Он простонал, то ли от сдерживаемого желания, то ли просто от усталости, и оторвался от стены. Войдя в комнату, он увидел, что Генри стоит у окна, пытаясь плотнее закутаться в накидку.

– Мне уже доводилось видеть твою ночную рубашку, – заметил он, улыбнувшись, как ему показалось дружеской и платонической улыбкой.

– Я… я знаю, но… – Она беспомощно пожала плечами. – Если хочешь, я подожду в коридоре, пока ты переоденешься.

– В ночной рубашке? Пожалуй, не стоит. Я против того, чтобы делиться привилегией лицезреть тебя в таком виде с другими постояльцами гостиницы.

– Да. Правильно.

– Особенно со старой драконшей Бересфорд и всем ее выводком. По всей видимости, они направляются в Лондон и не преминут рассказать всему свету о том, что видели тебя полуголой в гостинице. Хорошо бы утром не попасться им на глаза.

Она смущенно кивнула.

– В таком случае я могу закрыть глаза. Или отвернуться.

Он поймал себя на мысли, что сейчас не самое подходящее время сообщать ей о своей привычке спать нагишом. Однако как неудобно ему будет спать в одежде. В халате было бы намного приятнее.

– Я могу укрыться одеялом с головой, – предложила Генри.

Данфорд с любопытством наблюдал, как она накрылась одеялом, образовав на кровати большой холм.

– Ну как? – приглушенно спросила она.

Он принялся расстегивать на себе одежду, сотрясаясь от смеха.

– Замечательно, Генри. Просто замечательно.

– Скажи мне, когда закончишь, – попросила она.

Данфорд быстро скинул с себя одежду и достал халат. На какое-то мгновение он стоял совершенно нагой, и сладкая дрожь пробежала по его телу при виде ее фигуры на кровати. Он тяжело вздохнул и надел халат. «Не теперь, – сказал он самому себе, – не теперь, и не с этой девушкой. Она заслуживает лучшего. Она сама сделает свой выбор».

Он туго затянул пояс на халате. Наверное, следовало оставить на себе нижнее белье, но это кресло и без того чертовски неудобно. Придется следить за тем, чтобы халат не развязался ночью, иначе она упадет в обморок при виде голого мужчины.

– Все в порядке, Генри, – сказал он.

Генри высунула голову из-под одеяла. Данфорд погасил свечи, но лунный свет пробивался сквозь тонкие шторы на окнах, и в его свете она видела мужскую фигуру в кресле. Генри затаила дыхание. Все будет хорошо, только бы он не улыбался ей. В противном случае она пропала. При таком освещении улыбку, конечно, не увидишь, но ее действие было столь велико, что улыбнись он – она почувствовала бы это даже в темноте. Устроившись на подушках, Генри постаралась не думать о нем.

– Спокойной ночи, Ген.

– Спокойной ночи, Дан.

Ей послышалось, что он ухмыльнулся тому, как она сократила его имя. «Только не улыбайся, – молча взмолилась Генри. – Нет, он не улыбается, – иначе я почувствовала бы, как расплываются его полные красивые губы». Только чтобы удостовериться в этом, она тайком, одним глазом, посмотрела на него.

Данфорд устраивался в кресле, точнее, пытался устроиться в нем. Только сейчас ей стало понятно, насколько… насколько оно было прямое. Он продолжал искать удобное положение и перепробовал не меньше двух десятков различных поз и только после этого затих. Генри прикусила нижнюю губу.

– Тебе удобно? – спросила она.

– Вполне.

Это было сказано тем особенным тоном, в котором не было ни доли сарказма, который, однако, подразумевал, что говорящий изо всех сил пытается убедить кого-то в том, что является очевидной ложью. Что же делать? Обвинить его во лжи? Примерно полминуты она лежала, уставившись в потолок, А почему бы и нет?

– Ты лжешь, – сказала она.

Он вдохнул.

– Верно.

Она села в кровати.

– Мы могли бы… То есть я хотела сказать, должны же мы найти какой-нибудь выход.

– У тебя есть конкретное предложение? – Его голос прозвучал достаточно сухо.

– Знаешь, – она запнулась, – мне не нужно так много одеял.

– Мне не холодно.

– Но ты мог бы положить одно на пол, из него получилось бы что-то вроде матраца.

– Не переживай, Генри. Мне и так хорошо.

Еще одна очевидная ложь.

– Я не могу лежать здесь и смотреть на то, как ты мучаешься, – обеспокоено сказала она.

– В таком случае закрой глаза и спи. Ты ничего не будешь видеть.

Генри снова легла. Ей удалось пролежать не шевелясь целую минуту.

– Я не могу, – вырвалось у нее, – просто не могу.

– Чего ты не можешь, Генри? – Он тяжело вздохнул.

– Я все равно не засну, зная, что тебе так неудобно.

– Единственное место, где мне будет удобнее, – это кровать.

Последовало очень долгое молчание.

– Я не буду возражать. Я отодвинусь подальше, на самый край, – она начала двигаться, – на самый-самый край.

Вопреки здравому смыслу он всерьез задумался над ее предложением и, подняв голову, наблюдал за ней. Она лежала так далеко, у самого края, что одна нога даже свешивалась с кровати.

Ты можешь лечь на другом конце, – произнесла она, – только постарайся лежать на краю.

– Генри…

– Если ты согласен, поторапливайся. Еще одна минута – и я передумаю.

Данфорд посмотрел на свободную половину кровати, затем взглядом окинул свое тело, пребывающее в возбуждении. Он посмотрел на Генри. «Нет, не делай этого!» Он еще раз взглянул на кровать. Она казалась очень-очень удобной, настолько удобной, что, возможно, если он ляжет на нее и попробует расслабиться, его тело успокоится.

Он еще раз взглянул на Генри. Это получилось само собой, против желания, его мужское начало взяло верх. Она сидела в кровати и смотрела на него. Ее густые прямые каштановые волосы были высоко собраны и заплетены в косу, а глаза сияли в лунном свете.

– Нет, – его голос звучал хрипло, – спасибо, мне и в кресле хорошо.

– Не спорь, Данфорд, ты же видишь, тут вполне хватит места для двоих.

Данфорд пожал плечами. Он никогда не умел отказывать женщинам и, медленно поднявшись с кресла, пошел к кровати.

И чем только все это кончится?