Текст книги "Плутовка"

Глава 24

Генри перекидывала лопатой навоз. Не то чтобы ей нравилось это занятие. Честно говоря, ей оно совсем не нравилось. Она всегда знала, что, управляя Стэннедж-Парком, должна присматривать за всеми сельскохозяйственными работами в поместье. Но ей даже в голову не приходило заниматься такой грязной работой. Но теперь все было по-другому. Физическая работа отвлекала ее от невеселых размышлений. И вечером, ложась в кровать, она чувствовала себя такой уставшей, что сразу же засыпала. Для нее это было настоящим спасением. До того как Генри нашла это средство от бессонницы, ей приходилось часами лежать, уставившись в потолок. Она все смотрела и смотрела в одну точку, но не видела ничего, кроме своей разбитой жизни.

Генри зачерпнула лопатой навоз, не обращая внимания на грязные брызги, запачкавшие ее сапоги. С каким удовольствием она примет ванну! Да, она примет ванну. Ванну… с лавандой. Нет, лучше с розовыми лепестками. От нее будет пахнуть розами. Во время работы Генри всегда старалась думать о чем-нибудь подобном, пытаясь отделаться от воспоминаний о Данфорде.

Закончив работу, она отложила лопату в сторону и медленно побрела к черному ходу. Грязными сапогами она могла запачкать ковер в холле, и тогда слугам пришлось бы отчищать его.

На ступеньках служанка кормила морковкой Рафуса. Генри попросила ее приготовить ванну и, наклонившись, погладила кролика. Затем она толкнула дверь и улыбнулась экономке не в силах приветствовать ее вслух. Та предложила ей яблоко, Генри откусила от него и снова взглянула на экономку. Выражение лица Симпи показалось ей странным, почти сердитым.

– Что-то не так, Симпи? – спросила Генри и снова поднесла яблоко ко рту.

– Он вернулся.

Надкусив яблоко, Генри замерла. Потом медленно вынула яблоко изо рта, оставив на нем следы ровных зубов.

– Ты имеешь в виду моего мужа? – тихо спросила она.

Миссис Симпсон кивнула и дала волю своим чувствам:

– Мне бы следовало высказать все, что я думаю о нем, не заботясь о последствиях. Нужно быть чудовищем, чтобы оставить тебя одну. Он…

Но Генри уже не слышала ее. Ноги сами вынесли ее из кухни, и она побежала по лестнице, не осознавая, куда бежит – от него или к нему. Генри не знала, где он: в кабинете, гостиной или спальне. Она задержала дыхание, надеясь, что не в спальне. Широко открыв дверь, она замерла. Ей никогда особенно не везло.

Данфорд стоял у окна и, как всегда, был необыкновенно хорош собою. Он снял уже свое пальто и сейчас развязывал на шее шарф.

– Генри, – поклонился он ей.

– Ты вернулся, – только и смогла сказать она.

Он пожал плечами.

– Мне… мне нужно принять ванну.

Улыбка чуть коснулась его губ.

– Понимаю. – Он взялся за колокольчик.

– Я уже отдала распоряжение. Слуги сейчас принесут воду.

Данфорд убрал руку и повернулся.

– Полагаю, тебе интересно будет узнать, почему я вернулся.

– Мне… в общем, да. Думаю, причина не во мне.

Он поморщился, словно от боли.

– У Эммы родился мальчик. Я подумал, что ты обрадуешься этому известию. – Он видел, как грусть на ее лице сменилась радостью.

– Да это же просто чудесно! – воскликнула она. – Они уже дали ему имя?

– Вильям. – Он добавил несмело: – В мою честь.

– Ты, должно быть, очень гордишься.

– Так оно и есть. Буду крестным отцом. Это большая честь для меня.

– Конечно. Должно быть, ты счастлив. Они тоже, наверное, счастливы.

– Да, вполне.

На этом предмет разговора был исчерпан. Генри смотрела на ноги Данфорда, тот смотрел поверх ее головы. Наконец она произнесла:

– Мне действительно нужно принять ванну.

В дверь постучали, и две служанки внесли ведра с горячей водой. Они выдвинули ванну из гардеробной и начали наполнять ее водой. Данфорд смотрел на Генри, представляя ее купающейся. В конце концов он выругался про себя и вышел из комнаты.

Когда Генри снова вышла к мужу, от нее пахло цветами. И чтобы он не думал, будто она носит мужскую одежду из желания досадить ему, она надела платье.

Данфорд коротал время в гостиной и в ожидании ужина потягивал виски. Когда вошла Генри, он встал.

– Ты прекрасно выглядишь, Генри, – произнес он таким тоном, словно сожалел об этом.

– Спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь. Ты всегда хорошо выглядишь.

– Выпьешь чего-нибудь?

– Я… да. Нет-нет. То есть да. Да, выпью.

Он повернулся к ней спиной, чтобы она не видела, как он улыбнулся, и взял в руки графин.

– Чего тебе налить?

Все равно, – ответила она нерешительно.

Данфорд налил ей рюмку шерри.

– Держи.

Она взяла рюмку, стараясь не касаться его руки, сделала глоток, подождала, пока вино прибавит ей смелости, и спросила:

– Ты надолго приехал?

Его губы дрогнули.

– Тебе не терпится избавиться от меня, Генри?

– Нет, – поспешила ответить она. – Вовсе нет. Просто я подумала, что тебе самому не захочется задерживаться здесь надолго. Я была бы счастлива, если бы ты остался, – вырвалось у нее, но тут же из гордости она добавила: – Ты мне нисколько не помешаешь.

– Ну конечно. Ведь я такой милый! Я чуть не забыл.

Генри поежилась от его сарказма.

– Я бы не поехала в Лондон, чтобы не помешать тебе, – отпарировала она. – Боже упаси мешать твоей светской жизни.

Он с удивлением посмотрел на нее:

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты достаточно хорошо воспитан, чтобы не говорить со мной об этом, – с горечью отозвалась Генри. – Или ты меня считаешь слишком тактичной.

Данфорд встал.

– Я провел в пути весь день и слишком устал для того, чтобы разгадывать твои ребусы. Я иду ужинать. Присоединяйся, если захочешь. – И вышел из комнаты.

Генри уже достаточно хорошо знала светский этикет, чтобы понять, как непростительно грубо он повел себя по отношению к ней. Кроме того, она поняла, что сделал он это нарочно. Выбежав из комнаты вслед за ним, она крикнула ему вдогонку:

– Я не голодна.

Затем бегом поднялась по лестнице к себе в комнату, не обращая внимания на урчание в животе.

Ужин не удался: он ел и совсем не чувствовал вкуса, стараясь не обращать внимания на слуг, в нерешительности топтавшихся у пустого стула напротив. По-видимому, они не могли решить, стоит им убрать прибор Генри или нет. Это было ужасное ощущение – сидеть под враждебными взглядами слуг, души не чаявших в Генри.

С грохотом отодвинув стул, он поднялся в свой кабинет и налил себе бокал виски. Потом еще. И еще… Он пил не для того, чтобы опьянеть. Ему это было необходимо, чтобы прийти в себя и дождаться, пока заснет Генри.

Слегка пошатываясь, он пошел в спальню. Как же ему держаться с женой? Господи, он совсем запутался. Он продолжал любить ее против своего желания. Он хотел возненавидеть ее и не мог. Глупо винить Генри за то, что она не может ответить ему взаимностью, глупо винить ее за любовь и преданность земле. Он страстно желал эту женщину, ненавидел себя за слабость и никак не мог понять ее до конца.

Ясно лишь то, что она не любит его.

«Жаль, что я… Жаль, что я не люблю тебя».

Что ж, ее нельзя винить за это, по крайней мере она старалась быть ласковой с ним.

Данфорд повернул дверную ручку и вошел в комнату. Его взгляд упал на кровать. Генри! Он затаил дыхание. Она его ждет? Значит, она хочет его? Нет, подумал он с горечью, это всего лишь означает, что в другой спальне нет кровати.

Она безмятежно спала, и ее грудь слегка приподнималась в одном ритме с дыханием. Полная луна заливала спальню мягким светом. Данфорд тихо опустился в мягкое кресло. Ему и этого будет достаточно. Вот так сидеть и смотреть на нее.

Проснувшись на следующее утро, Генри приоткрыла глаза. Она спала удивительно хорошо, несмотря на вчерашние переживания. Она зевнула, потянулась и села в кровати. И сразу же увидела его. Данфорд спал в кресле на противоположном конце комнаты. И по всему было видно, что ему очень неудобно. Зачем он сделал это? Неужели подумал, что она не пустит его в кровать? Или она настолько неприятна ему, что сама мысль об этом казалась ему невыносимой?

Вздохнув, Генри выскользнула из кровати и прошла в гардеробную. Надела бриджи, рубашку и вернулась в спальню.

Данфорд даже не шевельнулся. Темные волосы спадали ему на глаза, а губы чуть припухли со сна. Генри ужасно хотелось их поцеловать. Удивительно, как он помещался в таком маленьком кресле!

Генри стало невыносимо жаль его. Она готова была простить ему то, что он оставил ее сразу после свадьбы, и забыть его оскорбительную грубость накануне. Она готова была смириться даже с тем, что не была желанна ему настолько, чтобы он расстался со своей любовницей. Она думала только о том, что все еще любит его, несмотря ни на что, и не может видеть, как он страдает. На цыпочках она подошла к нему и взяла за плечи.

– Вставай, Данфорд, – прошептала она, пытаясь поднять его на ноги.

Он несколько раз моргнул.

– Генри?

– Пора в постель, Данфорд.

Он сонно улыбнулся:

– Ты тоже идешь?

Ее сердце замерло.

– Я… нет, Данфорд, я уже одета. Я… у меня есть дела. Да, дела. – «Говори, говори, Генри, пока тебе самой не захотелось прыгнуть в кровать следом за ним».

Данфорд выглядел таким разочарованным. Он наклонился к ней и прошептал:

– Можно я поцелую тебя?

Генри судорожно сглотнула. Неужели он все еще спит? Как-то раз он уже целовал ее во сне. Что случится, если он сделает это еще раз? Она так сильно хотела этого… так сильно хотела его. Потянувшись, Генри легко коснулась его губ. Он застонал – и тут же она попала в крепкие объятия.

– Плутовка, – прошептал он.

Даже если Данфорд и спал, на этот раз он не ошибся с именем. По крайней мере сейчас он хотел ее. Только ее.

Неистово срывая одежду друг с друга, они перебрались на кровать. Он отчаянно целовал ее, почти не веря тому, что происходит. Она обвила ногами его бедра, обнимая и прижимаясь все сильнее в страстном желании слиться с ним воедино. Не успела она опомниться, как все произошло само собой. Это было чудесно, словно сами небеса окутали их своим волшебным покровом.

– О Данфорд, я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя. – Слова вырывались из сердца и слетали с ее губ. Она забыла о своем уязвленном самолюбии. Прежние сомнения казались ей сейчас малозначительными. Она любила его, и по-своему он любил ее тоже. Теперь она готова на все, лишь бы удержать его. Она забудет о своей гордости и станет покорной, лишь бы не испытать снова щемящее чувство одиночества.

Казалось, Данфорд не слышал ее, так сильно он был поглощен тем, что происходило. Стон вырывался из его груди с каждым движением. Глядя на него, Генри не могла понять, чего было больше в его лице: отчаяния или радости. И тут он необычайно сильно подался вперед, выкрикнув ее имя в тот самый момент, когда, казалось, сама его жизнь перелилась в нее.

Генри затаила дыхание, потрясенная этим чудом. Содрогнувшись в последний раз, он начал дышать ровнее. Не двигаясь, они пролежали так несколько минут. Затем Данфорд глубоко вздохнул и лег рядом, повернувшись лицом к Генри. Улыбнувшись, он потянулся к ней и нежно поцеловал.

– Ты сказала, что любишь меня? – шепотом спросил он.

Генри молчала, чувствуя себя в ловушке. Он положил руку на ее бедро:

– Или мне послышалось?

Ей хотелось сказать «да», ей хотелось сказать «нет», но она не могла решиться ни на то, ни на другое. Она выскользнула из его объятий и выбралась из кровати.

– Генри. – Его голос был суров и требователен.

– Я не могу любить тебя! – Она судорожно натягивала рубашку, которую еще так недавно яростно срывала с себя.

Несколько секунд Данфорд отрешенно смотрел на нее, а потом произнес:

– Что ты хочешь этим сказать?

Она уже заправляла рубашку в бриджи.

– Тебе нужно больше, чем я могу дать, – она едва сдерживала рыдания. – А значит, и ты мне не нужен.

Он не обратил внимания на первую половину фразы. Зато вторая кольнула его в самое сердце. Лицо Данфорда стало каменным, он поднялся с постели и взял одежду.

– Что ж, хорошо, – сдержанно сказал он. – В таком случае я возвращаюсь в Лондон. Сегодня же.

Генри замерла.

– Надеюсь, тебя это устраивает?

– Ты… ты уезжаешь? – очень тихо спросила она.

– А разве не этого ты хочешь? – выпалил он и, все еще обнаженный, угрожающе двинулся в ее сторону. – Не этого?

Генри покачала головой.

– Тогда чего, черт побери, ты хочешь? – закричал он. – Ты решила для себя наконец? – Данфорд был рассержен не на шутку. – Я сыт по горло твоими фокусами, Генри. Когда поймешь, чего ты все-таки хочешь, напиши мне. Я буду в Лондоне.

В мгновение ока благие намерения покинули Генри. Ярость бушевала в ней, как ураган, и, не успев осознать, что происходит, она уже кричала:

– Что ж, уезжай! Уезжай! Уезжай в Лондон и развлекайся со своими женщинами! Езжай и спи со своей Кристиной!

Данфорд вдруг замер, его лицо вытянулось и побледнело.

– О чем ты говоришь? – прошептал он.

– Я знаю, что у тебя все еще есть любовница, – выпалила она. – Мне известно, что ты спал с ней даже тогда, когда мы были помолвлены, даже после того, как ты признался мне в любви. Ты сказал, что едешь играть в карты с друзьями. Но я следила за тобой. Я видела тебя, Данфорд. Я видела тебя.

Он сделал шаг в ее сторону. Одежда выскользнула из его рук.

– Произошла ужасная ошибка.

– Да, произошла, – сказала она, дрожа словно от холода. – Я ошибалась, вообразив, что мне удастся стать настоящей женщиной, единственной в твоей жизни. Но этой мечте не суждено было сбыться.

– Генри, – сказал он срывающимся голосом, – мне никто не нужен, кроме тебя.

– Не лги мне! – вырвалось у нее. – Только не лги. Я недостаточно хороша для тебя! Я очень старалась. Я изучала этикет, носила платья, я даже полюбила носить их, но этого оказалось недостаточно. У меня ничего не вышло. Я знаю, что не вышло, но я… О Боже.

Она бросилась в кресло и разрыдалась. Ее тело содрогалось, и, чтобы как-то остановить эту дрожь, Генри обхватила себя руками.

– Я только хотела стать для тебя единственной, – произнесла она, задыхаясь от слез. – Вот и все.

Данфорд опустился перед ней на колени, взял ее руки и припал к ним губами в благоговейном поцелуе.

– Генри, плутовка, моя любимая, ты одна нужна мне. Ты одна. Я даже не взглянул ни на кого с тех пор, как познакомился с тобой.

Она сквозь слезы смотрела на него.

– Я не знаю, что тебе показалось в Лондоне, —продолжал он. – Наверное, это было той ночью, когда я сообщил Кристине, что ей придется найти другого покровителя.

– Но ты пробыл там так долго…

– Генри, я не изменял тебе. – Он сжал ее руки. – Ты должна верить мне. Я люблю тебя.

Она видела, как его карие глаза стали влажными, и ужаснулась своим словам, сказанным сгоряча. Генри порывисто встала с кресла.

– О Боже! Что я наделала? Что я наделала?

Данфорд увидел, как она побледнела.

– Генри? – испуганно позвал он.

– Что я наделала? – Ее голос становился все громче и громче. – О Боже мой! – Она выскочила из комнаты.

Данфорд был не совсем одет, чтобы броситься вслед за ней. Он решил не посылать слуг на поиски. Генри хорошо знала эти места, и с ней не должно было произойти ничего плохого. Начался дождь, а она все не возвращалась. Полчаса. Он даст ей еще полчаса. Сердце его едва не разорвалось, когда он увидел отчаяние на ее лице. Никогда раньше он не видел такой тоски и горя. Почему их брак того и гляди развалится? Он любит ее, а теперь выяснилось, что и она отвечает ему взаимностью. Он не находил ответов на многие вопросы, а единственный человек, который мог помочь ему в этом, был неизвестно где.

Сбежав по ступенькам вниз, Генри оказалась во дворе. Стоял густой туман. Ей хотелось уйти подальше от дома, и она все шла и шла, не останавливаясь, пока деревья не обступили ее. Здесь ее никто не услышит. Опустившись на влажную землю, Генри дала волю слезам. Счастье было так возможно, но она все испортила недоверием и ложью. Он не сможет простить ее. Она не сможет простить себя.

Четыре часа спустя Данфорд готов был рвать на себе волосы. Где же она?

Генри брела к дому как во сне. Дождь хлестал по лицу, но она, казалось, не замечала этого. Глядя прямо перед собой, девушка повторяла про себя:

– Я должна все объяснить ему. Должна.

Она проплакала под деревом несколько часов, пока не кончились слезы. А затем, когда ей стало легче дышать, подумала, что следует еще раз попытаться начать все сначала. Ведь люди должны учиться на своих ошибках и продолжать жить. Генри твердо решила поговорить с мужем. Едва она поднялась по ступенькам и взялась за ручку, как дверь распахнулась.

Данфорд.

Его брови были сведены, на щеках играл румянец, на шее часто пульсировала вена, и… и его рубашка была неправильно застегнута. Он бесцеремонно затащил ее в холл.

– Известно ли тебе, что я пережил за последние часы?! – накинулся он на нее.

Она молча покачала головой. Он начал перечислять по пальцам.

– Ров, – выпалил он. – Ты могла упасть в ров. Нет, не говори, что ты прекрасно знаешь окрестности, ты все равно могла упасть в ров. На тебя могли напасть дикие звери. Тебя могло придавить деревом, потому что началась буря.

Генри не сводила с него глаз, подумав о том, что вряд ли дождь и ветер можно было назвать бурей.

– Тебе могли повстречаться разбойники, – продолжал перечислять он. – Я знаю, что Корнуолл – край света, но здесь тоже есть разбойники, которых ничто не остановит. О Господи, Генри, мне даже подумать об этом страшно! – Данфорд попытался пригладить взъерошенные волосы. – Я запру тебя в комнате.

В ее сердце проклюнулся лучик надежды.

– Я запру тебя в комнате, свяжу по рукам и ногам, и… ради всего святого, произнесешь ты хоть слово?

Генри открыла рот:

– У меня нет подруги по имени Розалинда.

Он тупо смотрел на нее.

– Что?

– Розалинда. Ее не существует. Я… – Она отвернулась, чтобы не видеть его глаз. – Я написала это письмо, надеясь, что ты расторгнешь помолвку.

Он дотронулся до ее подбородка, пытаясь заглянуть ей в глаза.

– Почему, Генри? – спросил он охрипшим голосом. – Почему?

Она вздохнула.

– Я считала, что у тебя есть любовница. Я не могла вынести такого: только что ты был со мной, а потом с ней, и…

– Я не предавал тебя.

– Я знаю. Теперь знаю. Прости. Прости меня. – Она обхватила его руками, спрятав лицо у него на груди. – Ты сможешь простить меня?

– Но почему ты не верила мне?

Генри вздохнула, и румянец залил ее щеки. Она рассказала ему о леди Уолкотт. Данфорд с удивлением смотрел на нее:

– И ты ей поверила?

– Да. Нет. Не сразу. Но потом я поехала за тобой. – Генри заставила себя посмотреть ему в глаза. Она обязана была сказать ему всю правду. – Ты пробыл там так долго. Я не знала, что и думать.

– Генри, с чего ты взяла, что я захочу другую женщину? Я люблю тебя. Ты знала, что я люблю тебя. Разве я не говорил тебе этого? – Он наклонил голову, наслаждаясь ароматом ее влажных волос.

– Я думала, что не устраиваю тебя, – сказала она, – что недостаточно красива и женственна. Я так старалась стать настоящей женщиной. Мне даже нравилось учиться этому. В Лондоне было так чудесно! Но в глубине души я всегда знала, что не смогу измениться. Я знала, что останусь прежней. Дурнушкой…

Он нежно, но крепко сжал ее плечи.

– По-моему, я уже просил тебя никогда не говорить так о себе.

– Но мне никогда не стать такой, как Белл. Я никогда не стану…

– Если бы я хотел Белл, – перебил он, – я попросил бы стать моей женой ее. – Он обнял Генри крепче. – Генри, я люблю тебя. Я любил бы тебя даже в рубище, даже если бы у тебя были усы. – Он помол чал и шутливо дотронулся до ее носа: – Нет, пожалуй, с усами я погорячился. Обещай мне, что не отрастишь усы.

Генри не могла не рассмеяться.

– Ты действительно не хочешь, чтобы я стала другой?

Он улыбнулся:

– А ты хотела бы, чтобы я стал другим?

– Нет! – поспешила ответить она. – Ты мне очень нравишься.

– На этот раз он улыбнулся той самой улыбкой, которая всегда сводила ее с ума,

– Значит, я только нравлюсь тебе?

– По-моему, я сказала, что ты очень нравишься мне, – ответила она робко.

Он запустил руку ей в волосы и нежно приподнял ее лицо к своему.

– Этого мало, плутовка, – прошептал он.

Она коснулась его щеки.

– Я люблю тебя. Извини, что я все испортила. Что мне сделать, чтобы ты простил меня?

– Скажи, что любишь меня.

– Я люблю тебя.

– И завтра скажи мне об этом.

Она улыбнулась:

– Я сделаю это с удовольствием и без напоминания. Я скажу тебе об этом даже два раза.

– И послезавтра.

– Я, пожалуй, смогла бы сделать и это.

– И на следующий день…

Эпилог

– Я убьюююююю его!

Эмма коснулась руки Данфорда.

– Я думаю, это вырвалось у нее случайно, – прошептала она.

Данфорд судорожно сглотнул. Его лицо выглядело бледным и измученным.

– Она уже там так долго…

Эмма взяла его за руку и потянула прочь от двери.

– Я провозилась с Вильямом еще дольше, – сказала она, – и, как видишь, все обошлось. А теперь пойдем со мной. И не надо вообще подходить к двери. Тебе может стать плохо, если ты еще немного послушаешь, как она кричит.

Данфорд позволил герцогине увести себя. Прошло пять лет, прежде чем им с Генри удалось это. Они так отчаянно хотели малыша и ждали его, словно чуда. Но теперь, когда Генри рожала, ребенок не казался ему таким уж необходимым. Генри было больно. А он ничем не мог ей помочь. Это разрывало его сердце на части.

Они с Эммой снова спустились в гостиную, где Алекс играл со своими детьми. Шестилетний Вильям вызвал герцога на дуэль и теперь с успехом разделывался со своим отцом, а тот никак не мог дать сыну достойный отпор. Движения сковывал сидящий на его спине четырехлетний Джулиан, не говоря уже о двухлетней Клэр, повисшей у него на ноге.

– Ну как, все уже позади? – спросил Алекс несколько легкомысленно, по мнению Данфорда.

Данфорд что-то буркнул в ответ.

– Полагаю, это означает «нет», – пришла на помощь Эмма.

– Я убил тебя! – радостно воскликнул Вильям, вонзив игрушечную шпагу под ребра Алексу.

Алекс искоса посмотрел на Данфорда.

– И ты уверен, что хочешь этого?

Данфорд опустился в кресло.

– Только бы с ней было все хорошо, – вздохнул он. – Это – единственное, что меня сейчас волнует.

– У нее все будет хорошо, – успокоила его Эмма. – Вот увидишь… О Белл!

Белл стояла в дверном проеме, несколько разгоряченная и с растрепанными волосами. Данфорд вскочил на ноги:

– Как она?

– Генри? О, она… – Белл заморгала. – А где Джон?

– В саду, укачивает Летицию, – ответила Эмма. – Как Генри?

– Все в порядке, – сказала Белл, широко улыбнувшись. – У нее… Погодите, где же Данфорд?

Молодой отец к этому времени уже выбежал из комнаты.

Данфорд остановился у двери. Что же дальше? Можно ли ему войти? Озадаченный, он постоял так еще несколько мгновений, пока за углом не показались запыхавшиеся Белл и Эмма.

– Чего ты ждешь? – спросила его Эмма.

– Мне уже можно войти? – с сомнением в голосе спросил Данфорд.

– Для начала ты можешь постучать, – посоветовала ему Белл.

– Думаете, мне стоит это сделать?

Белл рассмеялась. Эмма взяла инициативу в свои руки и постучала в дверь.

– Итак, – сказала она решительно, – теперь ты просто обязан войти.

Акушерка открыла дверь, но Данфорд не видел ее. Он не видел никого, кроме Генри и крошечного свертка у нее в руках.

– Генри? – он едва дышал. – Как ты?

Она засмеялась:

– Великолепно. Посиди со мной.

Данфорд прошел через комнату и присел на кровать рядом с ней.

– Ты уверена, что не больна? Я слышал, как ты настаивала на моей смерти.

Генри наклонила голову набок и поцеловала его в плечо.

– Я, пожалуй, не стала бы рожать каждый день, но ради нее стоило помучиться. Как ты думаешь? – Она показала ему ребенка. – Уильям Данфорд, познакомьтесь со своей дочерью.

– Дочь? – прошептал он. – Дочь. У нас девочка?

Генри кивнула:

– Я очень хорошо посмотрела. Это определенно девочка.

– Девочка, – с удивлением произнес он. Осторожно отодвинув одеяльце, он посмотрел на крохотное личико. – Она просто красавица.

– Мне кажется, она похожа на тебя.

– Нет-нет, она вылитая ты.

Генри взглянула на свое дитя.

– Пожалуй, она похожа сама на себя.

Данфорд поцеловал жену в щеку. Затем наклонился и очень нежно поцеловал свою дочь.

– Я не думала, что это будет девочка, – сказала Генри. – Не знаю почему, но я была просто уверена, что родится мальчик. Она так сильно толкалась.

Данфорд поцеловал дочь еще раз, как будто привыкая к новому ощущению.

– Я думала только о мужских именах, – продолжала Генри, – и совсем не думала о женских.

Данфорд загадочно улыбнулся:

– Зато я думал.

– Да?

Он кивнул:

– Мне точно известно, как мы ее назовем.

– Тебе известно? А со мной ты не посоветуешься?

– Даже не надейся.

– Понимаю. И как ты назовешь ее?

– Джорджиана.

– Джорджиана? – повторила Генри. – Но это почти так же плохо, как Генриетта!

Данфорд довольно улыбнулся:

– Знаю.

– Мы не должны называть ее так. Когда я думаю о том, что перенесла сама…

– Мне не приходит в голову другое имя, которое шло бы тебе больше, Генри. – Данфорд наклонился и снова поцеловал дочь, а затем поцеловал жену. – И я не представляю себе, что нашу дочь будут звать иначе, чем Джорджи.

– Джорджи? – Генри удивленно посмотрела на свою дочь. – Что, если она захочет носить бриджи?

– Что, если она захочет носить платья?

Генри улыбнулась.

– Я принимаю пари. – Она дотронулась до ее носика. – Ну, малышка, а что думаешь ты? В конце концов, это твое имя.

Крошка одобрительно зачмокала губками. Данфорд нагнулся, чтобы взять драгоценный сверток.

– Можно?

Генри улыбнулась и передала ему дочь. Он немного покачал ее, затем наклонился к крошечному ушку.

– Добро пожаловать в этот мир, маленькая Джорджи, – прошептал он. – Я думаю, тебе понравится здесь.