Текст книги "Анатолийская мечеть XI–XV вв. Очерки истории архитектуры"

* * *

На протяжении всей первой половины XV в. – в «эпоху Эдирне», в течение которой Османское государство восстанавливается после похода Тимура и превращается в мировую державу, – раннеосманская архитектура проходит этап отбора образцов и кристаллизации идей, переносимых в памятники румелийской столицы. Уже в Йилдырым-джами в Бурсе, хронологически открывающей этот этап, происходит рафинирование планировочного «типа Бурсы» (Т-образной айванной мечети), отказ от «византинизмов» и формирование ориентированного на первые османские памятники облика султанской мемориальной мечети. Этот тип культовых зданий будет перенесен и на европейские территории империи, распространяя принципы анатолийской архитектуры в Румелию и далее на Балканы.[483]483
  См. подробнее: The Cambridge History of Turkey. Vol. I: Byzantium to Turkey, 1071–1453. Cambridge, 2009. P. 189.


[Закрыть] И при Баязиде I, и при Мехмеде I, и при Мураде II мечети султанских куллие Бурсы и Эдирне демонстрируют преемственность по отношению к памятникам предшествующего периода (вплоть до сознательного цитирования) и развитие одних и тех же принципов планировки и оформления айванных мечетей, – которые, правда, уже не найдут продолжения в османской архитектуре следующего периода, но даже внутри этого типа показывают стремление к объединению отдельных ячеек в единое пространство молитвенного зала.

Параллельно с этим процессом рафинирования результатов османских архитектурных поисков XIV в. культовое зодчество «эпохи Эдирне» решает и новые проблемы, связанные с необходимостью большого вместительного пространства городских мечетей – улу-джами. Одним из вариантов решения этой проблемы являются молитвенные залы, составленные из одинаковых ячеек, перекрытых, в отличие от сельджукской типологии больших зальных мечетей, куполами, – этот вариант появился в Улу-джами Бурсы и сразу же был повторен в Эски-джами Эдирне. Другое решение опиралось на архитектурные достижения интегрированных в османскую культуру западно-анатолийских бейликов, откуда заимствованы и доминанта купола, и композиция молитвенного зала, предваренного двором с галереями. Переосмысление этих заимствований в сочетании с конструктивными достижениями раннеосманской архитектуры привели к появлению мечети Юч Шерефели в Эдирне, рубежного памятника, ставшего ориентиром для османских мечетей «золотого века», создавших узнаваемую панораму турецких городов, – прежде всего Стамбула.

Анатолийская альтернатива: архитектура бейликов XIV–XV вв

 
Сладкогласные, – где же они?
  Где и те, что сверкали, как солнце?
Не осталось от них и следа,
  кто прославлен был, тот обесславлен.
Эти – беями были в былом,
  и привратники их охраняли,
А поймешь ли, кто бей и кто раб,
  кто был главным и кто был возглавлен?
 

Юнус Эмре[484]484
  Перевод С. Липкина.


[Закрыть]

Последний очерк в данной книге – своего рода «необходимый бонус». Проводя уже традиционную для кратких обзоров турецкой культуры линию преемственности «от сельджуков к османам», без этой главы можно было бы обойтись: и в литературе, и в учебных курсах «периферийный» по отношению к хорошо представленным Османам материал тюркских княжеств-бейликов, возникших после распада государства Сельджуков Рума, в лучшем случае отодвигается на второй план, если вообще не выпадает из рассмотрения. Однако, возникнув на базе позднесельджукской архитектуры, памятники бейликов демонстрируют существовавшую в Анатолии альтернативу развитию типов мусульманских зданий в османских владениях, и история турецкой архитектуры, даже в виде очерков, без рассмотрения этой альтернативы была бы односторонней.

Выделяемый в турецкой историографии «период бейликов» не имеет точной датировки, – речь идет о формально самостоятельных государствах, возникших в Анатолии после ослабления Конийского султаната и существовавших до тех пор, пока различным путем не были присоединены к Османской державе.[485]485
  См., например: Agoston G., Masters В. Encyclopedia of the Ottoman Empire. N. Y., 2009. P. 40–42.


[Закрыть] Некоторые из таких эмиратов возникли в результате амбиций сельджукских чиновников, пытавшихся, пользуясь слабостью династии Сельджуков Рума, создать собственные «династии», которых хватало на одно-два поколения, – такими были, например, упоминавшиеся Перванеоглу и Сахипатаоглу, потомки великих визирей Муинеддина Перване и Фахреддина Али. Другие, – и таких было большинство, особенно в западных районах Малой Азии, куда не дотягивалась власть ильханов, остававшихся формальными сюзеренами султаната, – «выросли» в результате укрепления на границах Конийского султаната тюркских племен, чьи вожди формально подчинялись монголам или представителям династии Рума, борющимся за расширение подконтрольных территорий, и получали уделы-уджи в обмен на вассальную службу, как это произошло с осевшими в Бейшехире Эшрефидами.

В условиях отсутствия в Анатолии в конце XIII в. сильной власти иные из удельных беев при поддержке Мамлюков могли бросить вызов и Руму: в 1277 г. во время анатолийского похода Бейбарса его союзник эмир Ларенда (современный Караман) Мухаммед ибн Караман смог взять Конью. Однако «борьбы за сельджукское наследство» как таковой не было, – большая часть из почти двух десятков улубеев объединяли под своей властью один-два города, опирались прежде всего на своих осевших на анатолийских землях соплеменников-огузов и, как правило, не имели достаточных сил для расширения владений; этих сих в лучшем случае хватало на отражение территориальных претензий соседей.

В краткую эпоху своего «золотого века» Конийский султанат протянулся от Средиземноморского побережья до западных границ Трапезундской империи и почти до конца XIII столетия удерживал выход к морям. Такое его географическое положение обусловило формирование бейликов прежде всего из западных и восточных пограничных марок.[486]486
  См.: The Cambridge history of Islam. Vol. la. Cambridge, 2008. P. 269.


[Закрыть] Западные бейлики имели возможность «осваивать» спускающиеся к Эгейскому побережью долины Западной Анатолии, не контролируемые ни Византией, ни Румом, не встречая практически никакого сопротивления тюркской экспансии. Восточные бейлики оказались зажаты между Румом, ильханами и контролируемой Мамлюками Сирией и вынуждены были обеспечивать свое существование, лавируя между политическими интересами более сильных соседей, объединяясь в легко разрываемые союзы и заключая столь же непрочные вассальные договоры.

Разница между анатолийскими «западом» и «востоком» сохранилась и после исчезновения династии Сельджуков Рума. В первые десятилетия XIV в. монголы еще пытались напомнить о своем формальном сюзеренитете (так в результате похода Тимурташа в 1326 г. был ликвидирован бейлик Эшрефидов), но сил ильханата уже хватало лишь на разовые экспедиции, но не на обеспечение постоянного контроля; к тому же сельджукскую администрацию, реализовывавшую права сюзерена, ильханам оказалось некем заменить. После смерти хана Олджейту и распада державы Хулагуидов монголы контролировать Восточную Анатолию уже не могли,[487]487
  В 1327 г. монгольский наместник в Анатолии Тимурташ, впавший в немилость у ильхана Абу Саида, бежал в Египет; назначения новой монгольской администрации не последовало. Подробнее см.: Бартольд В. В. Ильханы // Бартольд В. В. Сочинения. Т. VII: Работы по исторической географии и истории Ирана. М., 1971. С. 500; он же. Абу Са'ид // Там же. С. 481; Петрушевский И. П. Иран и Азербайджан под властью Хулагуидов (1256–1353 гг.) // Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977. С. 228–259; Kolbas J. G. The Mongols in Iran: Chingiz Khan to Uljaytu, 1220–1309. Routledge, 2006.


[Закрыть] но в результате монгольских междоусобиц на месте восточных владений Сельджуков Рума оформился крупный бейлик Эретнидов,[488]488
  Основатель государства Эретнидов, уйгур Эретна, был одним из эмиров монгольского наместника Тимурташа. После смерти ильхана Абу Саида признал себя вассалом египетского султана, ок. 1341 г. провозгласил себя султаном и распространил свою власть на Сивас, Анкару, Кайсери, Эрзинджан, Эрзерум и Амасью. Его потомки управляли бейликом вплоть до 1380 г.


[Закрыть] конкурировавший за господство в Каппадокии с Караманом, считавшим себя легитимным правопреемником Конийского султаната.

Бейлики Анатолии XIV–XV вв.

Наиболее результативный вариант экстенсивного развития западных бейликов продемонстрировали Османы, которым, как уже было сказано, «повезло с географией», – гранича с Византией, свою экспансию Османский бейлик мог оправдать газаватом, что обеспечивало приток воинов-гази, и оба этих фактора стимулировали друг друга. Собственно, при таком положении вещей бейлик Османа мог существовать только благодаря традиционным тюркским набегам на византийскую Вифинию, которые Орхан перенес уже в Европу; однако к 1330-м годам набеги заменяются политикой, Бурса становится не просто временной резиденцией бейлербея, но столицей государства, возникает необходимость как в военных союзах (например с Византией, до того активно пользовавшейся военной помощью Айдына[489]489
  См.: История Византии. Т. 3. М., 1967. С. 133–146.


[Закрыть]), так и в их экономическом обеспечении, и сферой политических интересов Османов становятся южные соседи, – бейлики Западной Анатолии Кареси, Сарухан, Айдын, Ментеше… «Некоторое время османы едва ли были даже первыми среди равных, но географическая разобщенность эмиратов и отсутствие общих интересов, помимо неприязни к османам, помешали появлению устойчивого сопротивления османской экспансии».[490]490
  Финкель К. История Османской империи. Видение Османа. М., 2010. С. 72.


[Закрыть]

Завершающую главу своей «Доосманской Турции», посвященную послемонгольским бейликам, К. Каэн назвал ««Последний век независимости Малой Азии».[491]491
  Cahen С. Pre-Ottoman Turkey. A general survey of the material and spiritual culture and history с 1071–1330. N. Y., 1968. P. 360.


[Закрыть] Правда, независимость эта была весьма условной, и на целый век из независимых княжеств, появившихся во время «парада суверенитетов» рубежа XIII–XIV в., хватило немногих: синопские Перванеоглу не оставили наследников, и их земли уже в 1322 г. перешли к соседям Джандаридам, в свою очередь к 1383 г. подчиненным Османами; союзник Византии приэгейский бейлик Кареси оказался поглощен уже Орханом, владения Инанчоглу в Ладике (Денизли) в 1368 г. перешли под власть более крупного Гермияна (эта же судьба четвертью веком ранее постигла династию Сахипатаоглу в Афьоне)… Некоторые западные бейлики сохраняли лишь видимость независимости, но их правители оказывались вынуждены (часто вследствие династических браков) становиться союзниками Османов (Айдын, Ментеше) или Караманидов (Сарухан). В некоторых случаях правители бейликов сохраняли власть, но уступали Османам территории в качестве приданого дочерям (так эмир Гермияна стал тестем Баязида I) или попросту продавали их (Мурад I выкупил у Хамида пять городов). В течение XIV в. появляются и новые государственные образования, – Зулкадар в Малатье, Рамазаниды в Адане, Таджеддиниды в Никсаре, – использовавшиеся и Османами, и Караманом как буферные государства на границах с Мамлюками и Трапезундом, но практически никакой роли в политике не игравшие.

Ближневосточный поход Тимура и поражение Османов в Ангорской битве 1402 г. способствовали восстановлению независимости некоторых бейликов, переживших «османское междуцарствие», но «второй основатель Османского государства» Мехмед I Челеби вернул утраченные владения. В правление Мурада II под власть Османов окончательно перешли земли Айдына, Ментеше и Хамида, и ко второй трети XIV в. в Анатолии остались лишь две значительные политические силы, – Османы и Караман, однако и тем, и другим приходилось считаться с тюркскими племенными союзами Ак-Коюнлу и Кара-Коюнлу.[492]492
  См.: Пигулевская И. В., Якубовский А. Ю., Петрушевский И. П., Строева Л. В., Беленицкий А. М. История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века. Л., 1958. С. 236–239; Мустафаев Ш. М. Восточная Анатолия: От Ак-Коюнлу к Османской империи. М., 1994; Агаев Ю. Ш., Ахмедов С. А. Ак-Коюнлу-Османская война (1472–1473). Баку, 2006; Woods J. The Aqquyunlu. Clan, Confederation, Empire. Minneapolis-Chicago, 1976.


[Закрыть] Вмешательство Мехмеда II Фатиха в династические распри Караманидов привело к многолетней безрезультатной войне, оттянувшей османские силы с западного фронта. Однако в результате к 1470-м гг. территория бейлика была оккупирована османами, рядом с местным беем оказался османский наместник, а в 1483 г., после того как представители династии Караманоглу попытались обратиться к поддержке Мамлюков, самостоятельное управление эмиратом было ликвидировано и административный центр новой османской провинции переместился в Конью, – период бейликов де-юре завершился.[493]493
  В некоторых санджаках (провинциях) османской Турции потомки местных беев сохраняли высокие посты в местной администрации (например Рамазаноглу в Адане до начала XVII в.).


[Закрыть]

Запутанная история бейликов часто выпадает из кратких обзоров истории Турции, особенно европейских, – аналогично тому как турецкие авторы предпочитают от Сельджуков Рума переходить непосредственно к Османам, преуменьшая значение ильханата в истории Анатолии.[494]494
  См.: The Cambridge History of Turkey. Vol. I: Byzantium to Turkey, 1071–1453. Cambridge, 2009. P. 51–52, там же литература.


[Закрыть] Даже в «Кембриджской истории Турции» тема бейликов заняла менее трети раздела «Анатолия 1300–1451 гг.»[495]495
  Ibid. P. 101–137, о бейликах – P. 107–117. Правда, «тема бейликов» кратко всплывает затем в разделах об экономике и культуре Турции, написанных также преимущественно на османском материале.


[Закрыть] и свелась к обзору источников, тогда как османам посвящены не только остальная часть этой, но и несколько специальных глав. Задача «избежать» рассмотрения этого «неудобного» и плохо документированного материала решается просто, – вынесением в заголовок слова «османский», определяющего и географические, и хронологические рамки работы и логично позволяющего отказаться от всего «неосманского». К. Каэн кратко охарактеризовал «столетие бейликов» в качестве заключения периода монгольского владычества в «доосманской Турции».[496]496
  Cahen. Op. cit. P. 360–365. Отмечу специальную работу в отечественной историографии: Жуков К. А. Эгейские эмираты в XIV–XV вв. М., 1988. См. также: Запорожец. Сельджуки… С. 274–283.


[Закрыть] То же самое касается и исследований турецкой культуры, – уже упомянутое противопоставление Сельджуков Рума Османам приводит к тому, что материал бейликов, хронологически выходя за пределы «сельджукской темы», не вписывается в исследования османистов ни по географическому, ни по формально-политическому критериям.[497]497
  Например, Дж. Фрили в «Османской архитектуре» даже в историческом введении «перескочил» от Бейбарса к Осману, разговор о собственно архитектуре начал с мечетей «типа Бурсы» и далее ограничился лишь северо-западной Анатолией (Freely. Op. cit. P. 2–3, 19–20, 35). А. Куран и Г. Гудвин, правда, привлекали отдельные архитектурные памятники бейликов в качестве параллелей османским мечетям.


[Закрыть]

Безусловно, и история, и культура, и архитектура анатолийских бейликов не остались вне внимания исследователей, – прежде всего турецких краеведов, исследовавших весь корпус памятников (текстовых и материальных), имеющих отношение к тому или иному региону. Однако в большинстве своем эта литература малодоступна: статьи в малотиражных сборниках, материалы региональных конференций, диссертации.[498]498
  Основной работой по истории бейликов остается переиздаваемая: Uzunçarşılı I. H. Anadolu Beylikleri. Ankara, 1969. Сохранившиеся архитектурные памятники кратко описаны в: Aslanapa O. Türk Sanati. Istanbul, 1984. D. II. S. 182–248. Кроме того, см.: Diez E., Aslanapa O., Koman M. Karaman Devri Sanatı. Istanbul, 1950; Zachariadou E. A. The Emirate of Karasi and that of the Ottomans: Two Rival States // The Ottoman Emirate (1300–1389). Rethymnon, 1993; Uluçay M. Saruhanoğullari ve eserlerine dair vesikalar (773 H.–1220 H.). Istanbul, 1940; Arel A. Menteşe beyligi devrinde Peçin şehri // Anadolu Sanati Araştirmalari. 1968. № 1; Kiziltan A. Anadolu Beyliklerinde cami ve mescitler. Istanbul, 1958; Özkarcı M. Candaroğulları Beyliği Dönemi Mimarisi // Üsküdar’a Kadar Kastamonu. Istanbul, 2008.


[Закрыть] Доступных же обобщающих работ по архитектуре бейликов, аналогичных многочисленным «историям османской архитектуры», по-прежнему нет.

Между тем строительная деятельность на территории и восточных, и западных бейликов в XIV–XV вв. показывала «анатолийскую альтернативу» тем моделям мусульманской архитектуры, которые отрабатывались в синхронной раннеосманской архитектуре и на северо-западе Малой Азии, и в Румелии. После распада Конийского султаната унифицированный «сельджукский архитектурный стиль» получил несколько векторов развития и разделился на региональные варианты, количество которых может легко варьироваться в зависимости от позиций конкретного исследователя.[499]499
  Например, Д. Эсин выделил в Анатолии XIV в. 4 региона, различавшиеся векторами архитектурных поисков: активно экспериментировавший османский запад; Центральная Анатолия во главе с Караманом, где строительная деятельность обусловливалась сельджукским наследием; восток, тяготевший к Ирану и Азербайджану; юго-восток, остававшийся под влиянием сирийской архитектуры; см.: Esin D. A Study on possible foreign impacts on the Sungur Bey mosque in Nigde. Ankara, 2005. S. 41–43.


[Закрыть] Отправной точкой для развития планировочных и композиционных решений во всех случаях оставались наработки позднесельджукского зодчества: «официальная сельджукская мечеть», небольшие купольные месджиты, айванные и купольные медресе. Однако если мастера, создававшие османские памятники, могли обратиться к византийским конструкциям и строительной технике (причем не просто унаследовав традицию, но уже в первые десятилетия раннеосманской архитектуры привлекая малоазийских зодчих-византийцев[500]500
  См., например: Ousterhout R. Ethnic Identity and Cultural Appropriation in Early Ottoman Architecture // Muqarnas. 1995. Vol. XII.


[Закрыть]), то на востоке Анатолии «живой» византийской архитектурной традиции уже давно не было. От архитектуры бейликов, правители которых не менее Сельджуков Рума и Османов нуждались в монументальном выражении своих политических устремлений, правомерно ожидать примеров последовательного развития «чистых», без привнесенных конструктивных решений, позднесельджукских типов мусульманских сооружений.

Правда, эти ожидания омрачаются двумя факторами. Во-первых, как мы видели, архитектура Конийского султаната к концу XIII в. оказалась в значительной степени «инерционна» и лишь развивала (и упрощала) типы и модели зданий, появившиеся в зодчестве Сельджуков Рума в первой половине столетия. Новых источников для «обогащения» сельджукской традиции и придания толчка ее дальнейшему развитию в Восточной Анатолии не было: кирпичная архитектура Западного Ирана и мамлюкские памятники Северной Сирии типологически мало отличались от позднесельджукских. Мастера бейликов, – как восточных, так и западных, – вынуждены были либо снова и снова воспроизводить отработанные модели, либо заимствовать свежие идеи у тех же османских архитекторов, тем более что их патроны неизбежно должны были воспринимать османские памятники в качестве средства риторики, соответствовавшей намного более яркой политике, чем подавляющее большинство из них могли себе позволить. Это вело к постепенной «османизации» архитектуры бейликов, к заимствованию и композиционных находок, и «византинизирующей» конструкции строительной техники, и уже вполне самостоятельных декоративных приемов раннеоманской архитектуры. Кроме того, важным источником непосредственного османского влияния на архитектуру бейликов был прямой заказ отдельных представителей местной правящей элиты, – например, османских принцесс, в результате династических браков вошедших в круг «региональных» патронов (яркий пример тому – медресе Хатуние в Карамане).

Во-вторых, насильственной «османизации» многие памятники архитектуры подверглись после вхождения бейликов в состав Османского государства. Речь чаще всего шла не столько о политически мотивированной перестройке местных памятников по османской модели (в отличие от, например, сельджукской перестройки данишмендидских мечетей), сколько о требуемом расширении помещений и об османских реставрациях ветшавших провинциальных зданий в XVII, XVIII и особенно в XIX вв., в ходе которых многие исторические мечети получили несвойственные им дополнительные помещения и целые нефы, перекрытия и элементы декорации. Ранее уже говорилось, в частности, о трех новых купольных помещениях в Улу-джами Сиирта, приобретении боковых нефов салтукидской мечетью Эрзерума и перестроенном куполе Алаеддин-джами в Конье; не менее серьезным изменениям и искажениям подверглись, – чаще всего из самых лучших побуждений, – и архитектурные шедевры периода бейликов.

Оба эти фактора «османизации» легко могут создать впечатление, что от архитектуры бейликов почти ничего не сохранилось, а ее памятники, малочисленные, разрозненные, искаженные и зареставрированные, якобы свидетельствуют если не о тупиковых линиях развития сельджукской архитектуры, то, во всяком случае, о маргинальных, незавершенных, никуда не ведущих, – в отличие от впечатляющих памятников Стамбула. Но задача данного очерка – не анализировать пути развития местной архитектуры, а лишь показать существование альтернативы османскому зодчеству как «магистральной» линии развития, – вернее, линии победившей и перестроившей, активно саморекламировавшейся и изученной, а потому и воспринимаемой как «магистральная».

* * *

Последним памятником, рассмотренным в качестве позднесельджукского, была Эшрефоглу-джами в Бейшехире, возведенная в 1299 г. – как раз в год прокламации независимости бейлика Османа. Это пятинефное здание с деревянным перекрытием, имеющим световой колодец, с купольной максурой и развитым «сельджукским порталом», соответствующее типологии большой «официальной сельджукской мечети», правомерно рассматривать как «повторение пройденного» архитектурой Рума в XIII в. Но, формально завершая сельджукский период в анатолийском зодчестве, бейшехирская мечеть, воздвигнутая династией Эшрефидов в западной пограничной марке, одновременно начинает архитектуру бейликов.

Эшрефоглу-джами каким-то чудом сохранила оригинальные деревянные перекрытия, – возможно, в силу своей провинциальности, не заслуживавшей затрат на османскую перестройку; но оказалась не единственным памятником, которому так повезло. В 1366 г. в местечке Касабакёй недалеко от Кастамону, важного центра бейлика Джандаридов,[501]501
  Династия Джандаридов (Исфендияридов) была основана Тимуром Джандаром Шамседдином, огузом из рода Кайы (из которого происходил и Осман), получившим Кастамону и районы Пафлагонии от сельджукского султана Масуда П. Особой политической активности бейлик не проявлял, сосредоточившись на торговле и поддерживая тесные отношения с Трабзоном (см.: The Cambridge History of Turkey. Vol. I. P. 115). В 1330-х бейлик вышел из-под власти ильханов, в 1383 г. попал под власть Османов; был восстановлен Тимуром. Бейлик Джандар был ликвидирован Мехмедом II во время похода на Трапезунд в 1460 г.


[Закрыть] строится мечеть Махмуд-бей, многократно перестроенная и реставрированная, но сохранившая и оригинальные деревянные конструкции, и росписи на них.[502]502
  Akok M. Kastamonu’nun Kasaba Köyünde Candaroğlu Mahmut Bey Camii // Belleten. 1946. Vol. X. № 38. S. 293–301. См. также: Erder E. Sustainable conservation issues of four 14th and 15th century mosques in Ankara: Ahi Elvan Mosque, Örtmeli, Sabuno and Poyraji Mesjids // METU JFA. 2010. Vol. 1. № 3.


[Закрыть] Кладбище рядом с мечетью служило некрополем ветви династии Джандара (оформленным несохранившимся мавзолеем), а сама Махмудбей-джами была частью небольшого мемориального куллие, включавшего гостевой дом и шадырван.

Как и в Бейшехире, стены здания размером 18×11,6 м сложены из камня и лишены архитектурного декора. Постройка состоит из молитвенного зала и небольшого портика. В интерьере, размер которого всего около 12×9 м, установлены четыре деревянные колонны с резными сталактитовыми капителями, разделяющие пространство на три коротких, но слишком высоких для столь небольшого молитвенного зала нефа, – плоский потолок поднят на 8 м. Структура перекрытия аналогична сельджукским «деревянным» мечетям, – на капители колонн положены продольные балки, расширяющие площадь опоры поперечных стропил с помощью многоярусных консолей, – демонстрируя неизменность и универсальность отработанных приемов деревянной стоечно-балочной конструкции. Правда, архитекторы Махмуд-бей-джами добавляют к консолям продольных балок дополнительный ярус на внутренней стороне, обращенной к михрабной оси; в результате центральный неф получается повышенным. Перепад высоты весьма невелик, но в небольшом узком пространстве интерьера заметен, тем более что подчеркнут расположением под самым потолком над михрабом светового проема.

Касабакёй. Махмуд-бей-джами. Вид с северо-запада

Необычно в касабакёйской мечети вертикальное членение северной части интерьера, где благодаря двум ярусам балконов выделяются не два (как в анкарской Арсланхане и Эшрефоглу-джами), а три уровня молитвенного зала: второй ярус составляет деревянная галерея вдоль всей северной стены, третий, – два разделенные световым проемом балкона в углах, поднятые под самый потолок до уровня капителей опорных колонн. Интересно, что ярусы не «дотягиваются» до ближайшей северной пары опор, – галерея установлена на отдельные деревянные столбы (округлые снизу консоли придают проходу под галереей очертание «арки Бурсы», как и в конструкции «царского места» в мечети Бейшехира) и пристенные пилястры, балконы «подвешены» на балках-кронштейнах, одним концом закрепленных на опорах под капителями; тем самым нарушается логика деревянной конструкции и загромождается интерьер у входа в молитвенный зал, зато появляются дополнительные вертикали. Попасть на галерею и балконы можно по простым деревянным лестницам, не имеющим перил.

Как и в Эшрефоглу-джами, в интерьере мечети Махмуд-бей установлен поздний муэззин-мафиль, только место ему отводится не в центральном нефе, а в западном, – деревянное возвышение «охватывает» колонну, к которой крепится и кронштейн балкона, выдается в центральную ячейку западного нефа и, находясь ниже уровня галереи, создает в центральной части интерьера дополнительный ярус, к тому же выделенный цветом (окрашенный красным и зеленым, больше в интерьере данной мечети нигде не используемым).

Вход в молитвенный зал предварен глубоким портиком «в антах», перекрытие которого, продолжающее потолки интерьера, поддерживается двумя деревянными столбами. Аналогом подобного портика является османская Йилдырым-джами около Эдирне, перестроенная из византийского здания. Однако современный портик Махмуд-бей-джами – новодел: кладка выступающих отрезков стен («антов») отличается от стен основного объема здания, деревянные конструкции менялись несколько раз за последние десятилетия. Пристроенный к северо-западному углу минарет появился только в начале XXI в. – старая башня рухнула в 1940-х гг., и ее функцию долго выполнял деревянный минарет, встроенный непосредственно в портик (о нем напоминает двухпролетная деревянная лестница, ведущая на крышу здания). Портик сохранил профилированную раму портала, после очередного ремонта закрытую застекленным деревянным «крыльцом».

Касабакёй. Махмуд-бей-джами. План

Отмечу, что Ибн Баттута, посетивший бейлик Джандаридов в 1333 г. перед отплытием из Синопа в Крым, оставил описание некоей «улу-джами Кастамону», – трехэтажной деревянной мечети в получасе езды от города, где, по его словам, сам бей с приближенными и женщинами молился на первом этаже зала, чиновники, – на втором, а наследник престола со своей свитой, – на третьем.[503]503
  См.: Parmaksizoğlu I. Ibn Batuta Seyahatnamesinden Seçmeler. Istanbul, 1971. S. 59–60. К сожалению, полный текст «Книги путешествий» Ибн Баттуты на русский так и не переведен.


[Закрыть] С одной стороны, «трехэтажная деревянная мечеть» в анатолийской архитектуре уникальна, Касабакёй действительно удален от Кастамону на полтора десятка километров, и подъем на верхние балконы касабакёйской мечети по крутым лестницам – упражнение явно для молодых ног; однако налицо несоответствие дат: мечеть Махмуд-бей построена более чем через три десятилетия после пребывания Ибн Баттуты в Анатолии. Весьма возможно, что постройка Махмуд-бея,[504]504
  Джелаледдин Махмуд-бей (ум. 1370) – младший сын Адиль-бея Джандара и Евдоксии, дочери трапезундского императора Алексея II Комнина; см: Mümtaz Yaman Т. Kastamonu Tarihi. Istanbul, 1935. S. 119–121.


[Закрыть] сына правителя бейлика Джандаридов, воспроизводила какой-то несохранившийся авторитетный – «столичный», – образец местной архитектуры, и тогда можно предположить существование в анатолийском Причерноморье локального типа мечети с многоярусными галереями.

Касабакёй. Махмуд-бей-джами. Интерьер. Вид на северную часть зала

Строительство в середине XIV в. во владениях Джандаридов гипостильного здания с деревянными перекрытиями, продолжающего и развивающего появившийся в позднесельджукской архитектуре маргинальный тип мечети, вполне укладывается в унаследованную бейликами (в т. ч. Османами) типологию мусульманских культовых зданий: мечеть купольная, гипостильная, мечеть-завие (текке).[505]505
  См.: The Cambridge History of Turkey. Vol. 1. P. 279.


[Закрыть] Вследствие сокращения объемов строительства тип гипостиля в анатолийских княжествах в XIV–XV вв. представлен единичными улу-джами (Бурса, Эдирне, Аксарай). Зато другие два типа окажутся широко представлены и в османских городах, и в бейликах.

В том же джандаридском Кастамону у подножия кале ок. 1353 г. по частному заказу возводится мечеть Ибн Наджар (она же Элигюзель-джами),[506]506
  Cm.:Aslanapa. Op.cit. S. 211; Çifci F. Kastamonu camileri-türbeleri ve diger tarihi eserler. Ankara, 1995. S. 100–103.


[Закрыть] представляющая собой предваренное портиком квадратное здание 9,5×9,5 м, перекрытое куполом на тромпах. Нижняя часть 8,5-метрового купола снаружи скрыта 8-гранным барабаном византийского образца; такие же барабаны скрывают основания куполов трехчастного портика, образованного стрельчатой аркадой на двух колоннах и двух четырехгранных угловых столбах (портик и минарет над северо-западным углом молитвенного зала – реконструкция после обрушения в середине XX в.).

Маленькая Ибн Наджар-джами продолжает тип купольных квартальных месджитов, появившийся в архитектуре Конийского султаната середины XIII в.; этому же типу соответствуют раннеосманские Хаджи Озбек-джами в Изнике и Алаеддин-джами в Бурсе, построенные на 20 лет раньше. Однако напомню, что в сельджукских месджитах и в Изнике ячейки трехчастных портиков перекрывались цилиндрическими сводами, а в первой мечети Бурсы маленький куполок, врезанный в свод, возникает только над центральной ячейкой. Перекрытие всех ячеек портика Ибн Наджар-джами сводами по образцу османских айванных Орхание-джами и Худавендигар-джами в Бурсе оказывается, с одной стороны, свидетельством османского влияния на архитектуру Джандаридов, а с другой, – легко осуществляемым смешением архитектурных композиций месджитов и мечетей-завие.

* * *

Выше уже говорилось о том, что развитый Сельджуками Рума тип айванного медресе, практически не востребованный Османами в XIV в. (в раннеосманской архитектуре предпочтение будет отдано П-образной планировке школ, как это показывает медресе Сулейман-паша в Изнике, и купольным медресе, примером которого отчасти является Худавендигар-джами), сохранится в архитектуре бейликов Восточной Анатолии до начала XV в. Ранним примером этого типа в послесельджукском зодчестве и одновременно редким сохранившимся памятником ильханов[507]507
  Подробнее см.: Şaman Doğan N. Bezemeye Bakiş: Anadolu’da İlhanli İzleri // Hacettepe Üniversitesi Edebiyat Fakültesi Dergisi. 2003. D. 20. № 1; Tuncer O. C. Anadolu Selçuklu Mimarisi ve Moğollar, Ankara, 1986.


[Закрыть] является медресе Якутие в Эрзеруме (1310–1311),[508]508
  См.: Aslanapa. Op.cit. S. 184–185; Akçay İ. Yakutiye Medresesi // Vakiflar Dergisi. 1965. № 6; Çam N. Erzurum’da Yakutiye Medresesi İle İlgili Bazı Mülahazalar // Vakıflar Dergisi. 1988. № XX; Eskici B., Akın Akyol A., Kağan Kadıoğlu Y. Erzurum Yakutiye medresesi yapi malzemeleri, bozulmalar ve koruma problemleri // Ankara Üniversitesi Dil ve Tarih-Coğrafya Fakültesi Dergisi. 2006. D. 16. № 1; Ünal R. H. Erzurum Yakutiye Medresesi. Ankara, 1993.


[Закрыть] возведенное Джемаледдином Якутом, эмиром хана Олджейту.

Нельзя не заметить, что архитекторы данного памятника явно следовали образцу эрзерумского медресе Чифте минаре, находящегося в нескольких сотнях метров и достраивавшегося ильханами в конце XIII в. Это цитирование выражается не только в воспроизведении 4-хайванного плана с подчеркиванием вестибюля и акцентированием противолежащего восточного айвана (здание ориентировано с запада на восток), но и в расположении позади него граненого мавзолея-«карандашика», окно которого открывается в айван, а вход осуществляется через боковую пристройку. При этом композиция комнат-худжр, размещенных только в одном этаже, оказывается более структурированной, – план медресе зеркально симметричен (за исключением лишь вестибюля гробницы) и тем схож с Буруджие-медресе в Сивасе. Однако легко заметить, что создатели Якутие хорошо представляли себе и оригинальные находки сельджукской архитектуры, например устройство диагональных проходов в западные угловые помещения, как это было сделано в медресе комплекса Хаджи Кылыч в Кайсери.

Кастамону. Ибн Наджар-джами. Аэрофотосъемка

Кастамону. Ибн Наджар-джами. План

Конструкция медресе Якутие оказывается намного проще, чем у большинства его предшественников, – в интерьере совсем не используются купола, все планировочные ячейки перекрываются стрельчатыми сводами. Оригинальной оказывается планировка центрального «двора»: небольшие размеры медресе позволили отказаться от галерей, обычно окружавших айванные дворики, и заменить их четырьмя мощными Т-образными в сечении столбами, на которые опираются разнонаправленные арки. Стрельчатые своды, образованные этими арками, направлены к центральному планировочному квадрату и образуют в плане крест, подчеркивающий айванную композицию здания.

Обычный для айванной планировки медресе центральный двор в Якутие сведен к одной центральной ячейке плана, ограниченной угловыми столбами и мощными арками с профилированными архивольтами, над которыми поднимаются отрезки стен, служащие основанием для лоткового свода, полностью закрытого рядами сталактитов и имеющего окулюс. Таким образом, ильханидское Якутие, «оглядывающееся» на другие здания, построенные ильханами в конце XIII в. (достройка эрзерумского медресе Чифте минаре и сивасское Буруджие), демонстрирует необычное сочетание дворово-айваной планировки и композиции купольного медресе «конийского образца».

Кроме того, нельзя не заметить сходства в оформлении сталактитами сомкнутого свода над световой ячейкой в медресе Якутие и соседней салтукидско-сельджукской Улу-джами; напомню, что перекрытие сталактитовым сводом центральной ячейки в более раннем памятнике Эрзерума выполнено позже, чем мечеть была перестроена Сельджуками Рума по «официальной модели», о чем свидетельствуют наращенные стены под основанием свода. Вероятно, аналогия конструкции и декорации перекрытия световых ячеек двух памятников позволяет датировать работы в центральной части эрзерумской Большой мечети началом XIV в. и, следовательно, говорить о том, что в Эрзеруме под патронатом ильхана Олджейту не только строится новое медресе, но и поновляются два более ранних крупных мусульманских здания.

Сходство между двумя эрзерумскими медресе проявляется и в оформлении единственного портала в виде сильно выступающего объема с профилированной рамой и с глубокой щипцовой нишей, вписанной в стрельчатую арку. Заказчик здания, ильханидский эмир, позволяет себе полноценный «сельджукский портал», чье значение «маркера имперской власти», очевидно, уже оказалось утрачено, и речь должна идти именно об уподоблении более ранней постройке. Портал медресе Якутие несколько меньше, чем у Чифте минаре, и лишен минаретов «на плечах портала», но едва ли не превосходит предшественника богатством и сложностью рельефной декорации.

Кастамону. Ибн Наджар-джами. Аэрофотосъемка

Кастамону. Ибн Наджар-джами. План

Эрзерум. Медресе Якутие. План

Углы западной стены оформлены выступающими более чем на три четверти круглыми башнями, фланкирующими входной фасад и фиксирующими его композицию; северная башня завершена коническим шатром, южный выступ использован в качестве основания для кирпичного минарета, декорированного сложной рельефной плетенкой с изразцовыми вставками (верхняя часть минарета позже получила также шатровое завершение).

Ильханидское медресе Якутие демонстрирует попытку следования уже имевшимся в позднесельджукской архитектуре планировочным, композиционным и декоративным решениям. О таком же воспроизведении готовых образцов свидетельствуют другие немногочисленные постройки ильханов, – мавзолеи Худавенд-хатун в Нигде (1312) и Нуреддина ибн Сентимура в Токате (1314), медицинский колледж (шифахане) в Амасье (1308).[509]509
  Подробнее см.: Aslanapa. Op. cit. S. 182–187; Şaman Doğan N. Bezemeye Bakiş: Anadolu’da İlhanli İzleri // Hacettepe Üniversitesi Edebiyat Fakültesi Dergisi. 2003. Vol. 20. № 1. S. 158–160; Öney G. Niğde Hüdavend Hatun Türbesi Figürlü Kabartmalari // Belleten. 1967. Vol. XXX. № 122.


[Закрыть] На востоке Анатолии архитектурные памятники, возводившиеся под патронажем наместников ильханов, вынуждены «цитировать» имеющиеся на контролируемых территориях образцы.