Текст книги "Единожды солгав"

От отчаяния хотелось кричать. Ну, как же так, как же так вышло, что судьба свела её с Михаилом после стольких лет спокойной жизни? Не ждала она от судьбы подобной подлости. Успокоилась, поверила в то, что со встречи с Вадимом, началась новая, хорошая, неотягощенная прошлым, жизнь. И впереди всё непременно будет благополучно. Раздумывала о семье, настоящей, прочной. О том, что у неё когда-нибудь будут дети, и она их будет любить. А теперь воплощение множества её мечтаний зависит лишь от воли одного человека. Который её, надо полагать, презирает, хотя, совсем не знает. Разве это справедливо?

Невозможно было даже подумать заявиться в офис бледной, растрёпанной и с красными, заплаканными глазами. Остановившись на стоянке у офисного здания, Алёна долго сидела в машине, практически неотрывно глазея на своё отражение в зеркале заднего вида. Понимая, что не исправит бледность и отчаянное выражение на лице никаким макияжем. И поэтому, в конце концов, завела двигатель, со стоянки выехала и поехала домой, попутно придумывая достойное оправдание для Вадима, который, без сомнения, совсем скоро станет её разыскивать. Очередной приступ головной боли вряд ли придётся ему по душе. Но, как ни странно, автомобиль Вадима обнаружился на том же месте, на котором стоял и утром. Будто Прохоров никуда и не уезжал. Алёна припарковалась рядом, с непониманием косясь на машину жениха, затем поспешила подняться в квартиру. Отперла дверь ключом и вошла. В первые секунды ей показалось, что в квартире царит полная тишина. Алёна даже в гостиную заглянула, и никого не обнаружила. И только в коридоре услышала голос. Вадим разговаривал, негромко, расслабленно. А потом женский смех, звонкий, заливистый, и шутливый вскрик. И всё это из-за двери их с Вадимом спальни.

Сердце тревожно бухнуло в груди, и под ложечкой засосало. Неприятно, почти больно. А ещё перехватило горло. Алёна прислонилась спиной к стене, совсем рядом с дверью, и закрыла глаза. Усталость навалилась, огромная и тягучая, и снова захотелось кричать. Но не от ревности или боли, не от отчаяния. Она просто перестала понимать, что происходит. Не понимала, почему она не заметила, в какой момент её вселенная – её вселенная! – стала вращаться в другую сторону. И чем она была так занята, что всё это прошло мимо неё?

А за дверью снова смех, какая-то возня, и у всего этого было единственное объяснение. Ничего другого и придумывать не надо. Поэтому Алёна просто толкнула дверь, совершенно точно зная, что за ней увидит. Дверь бесшумно открылась, являя её взору смятую постель и двух людей на ней, увлечённых друг другом. Увлечённых настолько, что они заметили её далеко не сразу. И Алёна, наверное, больше минуты стояла в дверях, со странным спокойствием наблюдая за тем, как её младшая сестра занимается любовью с её женихом. И Вадим казался пылким, бойким, а ещё раскрасневшимся от усилий и удовольствия. Чего-чего, а подобного пыла в их с ним отношениях, Алёна уже припомнить не могла. А тут молодая девочка, красивая и зажигательная. Злость одолевает, безумная злость и обида. Или это и называется ревностью?

Зоя всё же заметила её. Открыла глаза, повернула голову, видимо, почувствовала взгляд в упор. Увидела Алёну в дверях, и вскрикнула. Вскрикнула, как в кино или низкопробном сериале про измены. Красивые глаза расширились, щёки заалели, а она сама принялась лихорадочно натягивать на себя смятую простынь, не сводя с Алёны безумного взгляда. Надо сказать, что в эту минуту она выглядела ещё соблазнительнее, чем недавно, лёжа под Вадимом. Прохоров тоже оглянулся через плечо, выругался в голос и с Зои поспешно скатился. Прикрылся одеялом. И теперь они оба на Алёну смотрели. А она вдруг поняла, что совершенно не знает, что дальше делать. Развернуться и уйти, или устроить истерику? А лучше полноценный скандал. Как вели себя жёны в тех низкопробных сериалах? Мелькнула мысль о пистолете и дальнейшем суде, но даже в такой момент ей показалось это смешным. Зато когда Зоя попыталась выскочить из постели и, по всей видимости, предприняла попытку кинуться Алёне в ноги с криком о прощении, она на самом деле что-то такое услышала в исполнении сестры, Алёна поняла, что ей необходимо. Не для драматизма, не для завершения картины, она поняла, что ей хочется сделать, для себя. И тогда она отступила на шаг, не позволяя сестре к себе прикоснуться, размахнулась и дала той звонкую пощёчину. От всей души. И только выдохнула:

– Дрянь.

Больше сказать было нечего.

11 ГЛАВА

И всё-таки Зоя от неё такого не ждала. Отшатнулась, схватилась за щёку, и смотрела на Алёну. В шоке, но недавнего безумия в её глазах уже не было. Пусть на минуту, но все актёрские таланты младшую сестру покинули, и они с Алёной смотрели друг на друга, совершенно трезвыми и серьёзными взглядами, оценивали силы соперника. Алёна, признаться, в своих уверена не была. Просто потому, что до конца не понимала, что чувствует, и насколько сильно обескуражена. Она наблюдала за сестрой и понимала, что следующий шаг за ней. Вадим во всём этом действе даже не играл особой роли. Они столкнулись с Зоей один на один, лоб в лоб, после нескольких месяцев улыбок, хождений вокруг да около, и старательного обхождения острых углов. Алёна давно подсознательно понимала, что ситуация накаляется, как бы Зоя не кидалась ей на шею с радостными улыбками. И вот во что всё вылилось. И Алёна совсем не удивилась, когда спустя пять секунд после пощёчины, Зоя сделала шаг назад на ослабших ногах, опустилась на постель, продолжая держаться за щёку, и зарыдала в голос. А Вадим, наконец, ожил. Кинул на Алёну ошеломлённый взгляд, а к Зое поспешил придвинуться. Алёне же досталось изумлённое:

– Ты сдурела?!

Весьма странный вопрос, если вспомнить, что Алёна увидела несколько минут назад. От картины сего действа, с участием любимого человека и родной сестры, вполне можно и сдуреть, и ума лишиться, и разочароваться в жизни раз и навсегда. Но с ней ничего подобного не произошло. Она лишь сделала то, чего требовала её душа и гордость. И совершенно о содеянном не жалела. Поэтому отвечать на риторический вопрос не стала, просто развернулась и из спальни вышла. Ещё слышала рыдания Зои, та старалась вовсю, рыдала взахлёб, но это не имело значения. Как и не имело значения то, что сестра сейчас говорит Вадиму. Алёна знала всё наперёд. Она остановилась посреди гостиной, закрыла лицо руками и замерла так на некоторое время, притворяясь, что у неё это время есть, что она находится в темноте, тишине, и вокруг неё ничего не происходит. Нужна была минута, чтобы собраться с мыслями. Сил у неё не было, а вот умные, подходящие к моменту мысли совсем бы не помешали.

Так её и застал Вадим. Он выскочил из спальни, уже без одеяла, успел натянуть на себя домашние штаны, и, наверное, был возмущён и собирался что-то Алёне высказать по поводу её неадекватной реакции. Но увидел её, принял её позу за скорбную, и притормозил. Даже запнулся, уставился на неё, не зная, что сказать и как, вообще, начать.

Позвал:

– Алёна.

Она поняла, что время закончилось, отняла руки от лица, и к Вадиму повернулась. Посмотрела. Немножко, но пожалела, что переросла тягу к дешёвым актёрским трюкам, какими с удовольствием пользуется младшая сестра. Она же больше не льёт слёзы и не кидается к мужчинам в ноги, в поисках защиты и спасения. Даже любопытно, что сделал бы Вадим, если бы перед ним сейчас оказалось две женщины, бьющиеся в истерических рыданиях?

Её прямой взгляд Прохорова удержал на расстоянии. И пыл, и возмущение его заметно поубавил. Он только нелепо развёл руками.

– Я понимаю, как всё это выглядит… – проговорил он, и виновато поморщился.

– Это не выглядит, Вадим. Это так, как есть на самом деле. Ты спишь с моей младшей сестрой.

Вадим тяжело вздохнул, взъерошил и без того не слишком густую свою шевелюру.

– Алёна…

– Давно это продолжается?

Он вытаращил глаза. Головой замотал.

– Нет. Я тебе клянусь, это случилось совсем недавно… – И вдруг признался: – Помешательство какое-то.

Если бы Алёна могла, она бы после его слов рассмеялась. Потому что Вадим на самом деле выглядел растерянным и непонимающим. А вот она всё прекрасно понимала. Зоя вцепилась в доступную ей добычу зубами, и бороться с ней будет трудно. Ой, как трудно.

Не невозможно, нет. Алёна даже знала, как с сестрой справиться. Вопрос стоял иначе. Хочет ли она с этим справляться? Но с другой стороны, в эти минуты рушилась вся её налаженная жизнь. И всё из-за жадной, завистливой девчонки.

Но горячиться она не стала. Сделала глубокий вдох, вроде как набираясь сил и терпения, после чего нервно сцепила руки. Снова посмотрела на Вадима. Вздёрнула подбородок повыше и поджала губы, будто борясь с подступающими слезами. Задышала тяжело и бурно.

Вадим всё же сделал к ней осторожный шаг.

– Алёна.

– Перестань, перестань повторять моё имя, – процедила она. Слёзы всё-таки полились из глаз, а Алёна, к своему удивлению, вдруг осознала, что они вполне искренние. Как только заплакала, в груди словно что-то лопнуло, и стало больно и обидно от творившейся в этом мире несправедливости. По крайней мере, несправедливости по отношению лично к ней. Чем она её заслужила? Она несколько лет подарила этому мужчине. Она его если не любила, то искренне боготворила, заботилась о нём, ставила его интересы превыше своих, гордилась им, уважала и надеялась на счастливое совместное будущее. И ради этого будущего она готова была работать, стараться и всеми силами делать его счастливым. Но он не оценил. Даже этого не оценил. Тогда что нужно делать, чтобы мужчина тебя любил и принимал такой, какая ты есть? Чтобы уважал?

– Вадим, как ты мог? Она моя младшая сестра!

– Я знаю, знаю, – забормотал он. – Ты думаешь, я себя не ругал? Но так случилось!

– Что случилось? – разозлилась Алёна. – Ты увидел красивую задницу в своём доме, и решил, что имеешь право попользоваться?

– Зачем ты так говоришь? Ничего подобного не было!

– А что было? Скажешь, что эта малолетняя бестолочь тебя чем-то другим заинтересовала?

Прохоров словно испуганно взглянул на неё. И даже шикнул:

– Говори тише, она же услышит!

Алёна даже рассмеялась, правда, зло.

– Да какое мне дело, услышит она или нет? Или это не наш с тобой дом? Это уже её дом? Мне надо разрешение спрашивать, что в этих стенах говорить?

Вадим снова поморщился, даже зажмурился. Он не любил скандалы, не любил крики, а тем более всяческие неудобные ситуации, которые относились непосредственно к нему. А Алёна, чтобы жениха подзадорить, повторила, твёрдым, достаточно громким голосом:

– Вадим, она провинциалка до мозга костей, она никто, понимаешь? И что самое интересное, всегда будет никем. Она приспособленка, которая сама ничего делать не умеет, да и не хочет! – Не удержалась и добавила: – Она вся в мать! – Отвернулась от него, в сердцах всплеснула руками и продолжила, говоря уже самой себе: – И я ведь всё это видела, я всё понимала, что нужно гнать эту дрянь из своей жизни. Но она на первых порах и мне умудрилась голову заморочить, я тоже на эти огромные, невинные глаза повелась! Захотелось девочке помочь! Вот, – Алёна ткнула пальцем в открытую дверь спальни, – помогла! Потому что другого ничего не умеет, только ноги раздвигать!

– Перестань меня оскорблять! – Зоя показалась в дверях спальни, и Алёне, если честно, в эту секунду захотелось вручить ей Оскар за трагизм. Зоя была заплаканная, с разъехавшейся по лицу косметикой, с красной после удара щекой. Стояла в дверях, всё ещё завёрнутая в мятую простынь, прижимая края к груди. Светлые волосы рассыпались по плечам, и сестра весьма смахивала на несправедливо обвинённую святую. Для эффекта, стёрла со щёк слёзы детским жестом и громко всхлипнула. – Я не виновата! – выкрикнула она Алёне в лицо.

Та всерьёз удивилась.

– Ты стоишь передо мной голая, после того, как я застала тебя в своей постели, и ты не виновата?

– Не виновата, – повторила Зоя, заикаясь. – Я его люблю! Я в этом не виновата.

Алёна целых две секунды просто смотрела на сестру. На всю ситуацию взглянула как бы со стороны. На себя, на неё, видела вытянувшееся лицо Вадима после столь эмоционального признания, как на его губах всё же промелькнула улыбка умиления. И Алёна поняла, что проигрывает по всем пунктам. Это было невероятно, это было удивительно, но, надо признать, что она сама позволила этой ситуации дойти до столь безумного финала. Она отвлеклась, она доверилась, и впустила в свою жизнь чужого, по сути, человека, назвав её сестрой, родной кровью.

А Зоя стояла в этой чёртовой шёлковой простыне, как на эшафоте, и рыдала. Конечно же, Вадим поспешил к ней. Алёна-то застыла, как изваяние, с каменным лицом. Ей помощь и поддержка были не нужны.

– Зоинька, успокойся, – услышала Алёна его бормотание. И повторила про себя: «Зоинька».

Изменить уже ничего было нельзя, но для масштаба трагедии, Алёна сообщила:

– Вадим, успокаивать надо меня. Это мне изменили. Ты. Вот с этой девкой.

Прохоров на неё посмотрел, взгляд был укоризненным. Укоризненным! Он ещё её поучал!

– Алёна, перестань, в конце концов. Я понимаю, что я виноват, но зачем доводить её до истерики?

– Поверь мне, ни у меня, ни у тебя не хватит слов и доводов, чтобы довести её до истерики. Ты ведь специально подгадала, да, Зой? Видела, что я расстроена, и понадеялась, что я не поеду в офис, а вернусь домой. А тут – картина маслом! Как ты любишь чужого мужика, всеми фибрами своей скупенькой души!

Ей всё же удалось Зою задеть. У младшей сестры вдруг зло сверкнули глаза, и она даже ткнула в Алёну пальцем.

– Ты беспокойся о своей душе! Думаю, она чернее некуда!

– Рот свой закрой, – посоветовала ей Алёна.

А Зоя вдруг широко улыбнулась, правда, глаза горели, а на ресницах дрожали слёзы. И как ей это удавалось?

– А если не закрою? Ты меня стыдить взялась? Ты себя постыдись для начала. Думаешь, я не знаю, что я тебе в подмётки не гожусь?

– Девочки, перестаньте, – не выдержал Вадим. Он заметно нервничал, и кидал растерянные взгляды с одной на другую.

– Вот именно, что не годишься, – не стерпела Алёна. – Кто ты такая, вообще? Что ты видела в этой жизни, кроме своей деревни? Откуда я тебя вытащила! Пожалела. Ты хоть помнишь, какой ты приехала? С тобой по вокзалу было стыдно идти, люди оборачивались, наверное, думали, что я проститутку сняла. А теперь посмотрите на неё, мамзель, слова ей не скажи! Вот только смысл-то в чём? Ты ни за какие деньги себе мозги не купишь, ты их все там оставила, где выросла!

– Ты тоже там выросла. Забыла? И ещё неизвестно, кто из нас порядочнее окажется, и что ты в своей Москве столько лет делала!

– Ах ты, дрянь!

– Замолчите обе! – неожиданно рявкнул Прохоров.

Алёна с Зоей замолчали, только взглядами столкнулись. Зоя пряталась за спиной Вадима, а вот Алёна стояла перед ним, и притворяться было уже бессмысленно. Всё было плохо, и как исправить положение, она не представляла. Только потребовала:

– Я хочу, чтобы она ушла из нашего дома. Немедленно.

Вадим заметно растерялся. На Алёну смотрел, а решить ничего не мог.

– Куда ей идти?

– Какое мне дело? – выдохнула Алёна. – Пусть едет на вокзал и покупает билет до дома!

– Ты мне говорить будешь, куда мне ехать? – снова вышла из себя Зоя.

Алёна в ответ усмехнулась.

– А тебе есть куда податься? – Указала рукой в сторону прихожей. – Вперёд! И не забудь собрать все свои вещи!

– Это не твой дом! – разозлилась Зоя. – Ты не можешь меня выгнать! – Она повернулась к Прохорову, взглянула на него заплаканными, широко распахнутыми глазами. – Это ведь так, Вадим? Она не может меня выгнать.

Тот стоял, молчал и выглядел совершенно потерянным. Поднял глаза на Алёну. А та не собиралась ему помогать, она лишь ждала от него решения. От которого, по сути, в данный момент зависело всё.

– Я отвезу тебя в гостиницу, – сказал он, в конце концов, Зое.

Алёна гордо вскинула подбородок, и наблюдала за младшей сестрой. Видела, как та всерьёз нахмурилась, выглядела раздосадованной и даже разочарованной. Посверлила Вадима обвиняющим взглядом, а вот на Алёну не взглянула. Развернулась и ушла в спальню. Только дверью хлопнула. А Алёна с Вадимом вновь остались один на один, но оба молчали. Он не знал, что сказать, наверное, в его голове крутились сплошные глупые оправдания, а Алёне совсем не хотелось их слышать. Потому что, начав с оправданий, Вадим мог с лёгкостью перейти на просьбы о прощении, а после и на признания в чувствах, которые к Алёне лично уже никак не относились.

– Она твоя сестра, – сказал Вадим, нарушив затянувшееся молчание. – Это я виноват во всём.

Алёне вдруг стало его жаль. Она даже улыбнулась, правда, снисходительно.

– В том-то и дело, что она моя сестра. И я отлично знаю, на что она способна. А ты даже не представляешь.

Он задержал на ней взгляд. Будто присматривался к незнакомке.

– А на что способна ты, я представляю?

Вопрос был откровенно провокационным, и взгляд пытливым и хмурым, и Алёна растерялась, не сразу нашлась, что ответить. А Вадим и ждать от неё ответа не стал. Тоже ушёл в спальню, а Алёна села на диван, забилась в угол, и обхватила себя руками за плечи. Пыталась представить, что в данный момент происходит в спальне, какой разговор там ведётся. И вдруг поняла, что ведёт себя неправильно. Наверное, как раз равнодушно и неэмоционально. Ни одна нормальная жена, любящая мужчину женщина, не оставила бы его наедине с любовницей, даже на минуту. А она сидит в гостиной, позволяя им решать какие-то свои проблемы, и не может заставить себя зайти в комнату. Просто хочет, чтобы Зоя ушла из их дома, и всё стало, как прежде.

Но как прежде уже не будет.

Зоя, на самом деле, уехала. Собрала свои вещи в дорогущий чемодан Вадима, и прошествовала в прихожую мимо безмолвствующей Алёны. А следом за ней спешил Прохоров. Одетый, с ключами от машины в руках. Глупо было спрашивать, куда он собрался, или что-то ему говорить. А Вадим суетился, нервничал и вёл себя глупо. Наверное, как все изменники. Не знал, в какую сторону ему бежать. К жене или к любовнице. С кем ему теплее и уютнее? Он мужчина, он выбирал.

– Господи, какая глупость, – пробормотала Алёна, когда входная дверь захлопнулась, и она осталась одна.

В тот день Вадим так и не вернулся домой. Алёна просидела весь вечер одна, до полуночи смотрела в окно, на яркие огни города. Сидела на широком кухонном подоконнике с бокалом вина, чувствуя огромную тяжесть в душе. Боролась с подступающей паникой, понимая, что, сама того не ожидая, оказалась у той же точки, что и три года назад. Одна и никому ненужная.

Очень страшно быть никому ненужной. Кажется, случись с тобой что-нибудь, никто даже не заметит твоего исчезновения.

Вадим вернулся утром. Зашёл в спальню, сразу увидел пустую бутылку вина на прикроватной тумбочке и бокал. Уставился на них. Алёна, успевшая к этому моменту проснуться, но не заставившая себя встать с постели, села и пригладила ладонью спутавшиеся волосы. А Вадим всё смотрел и смотрел, только не на неё, а на бутылку. Алёна тоже на бутылку посмотрела. Её любимое вино, весьма недешёвое, а Прохоров разглядывал бутылку с таким напряжением, и Алёна вдруг догадалась о его мыслях и засмеялась.

– Не волнуйся, я не сопьюсь.

Он моргнул, на неё посмотрел, и ему вдруг стало неловко. Нервно кашлянул, отвёл от Алёны глаза, после чего присел на кресло. Крутил в руке ключи от машины. А Алёна привалилась спиной к стене, приготовилась слушать.

– Алёна, нам надо поговорить. Серьёзно.

– Я тебя слушаю.

– Если честно, то это я хотел бы тебя послушать.

Она сделала удивлённое лицо.

– Ты считаешь, что мне есть в чём оправдываться, и что обещать? Ты мне изменил с моей сестрой, ты поехал вчера её проводить, якобы до гостиницы, и не приехал домой ночевать. А утром появился с ворохом претензий.

– Этот разговор назрел давно.

– Перестань, Вадим. – Алёна даже рукой взмахнула. – Ты врёшь сейчас. Думаешь, я не знаю, почему ты не приехал? Она вцепилась в тебя когтями, и заставила выслушать всё, что она тебе скажет. Всю ночь не затыкалась, наверное.

– Зачем ты так говоришь? Она же твоя сестра, она ещё ребёнок.

– Что совсем не помешало тебе затащить её в постель. – Алёна вздохнула. – И она не ребёнок. Это ты ребёнок. Из нас троих – ты ребёнок, залюбленный и счастливый. И тебе нет необходимости взрослеть, у тебя есть родители, которые тебя боготворят. А мы с Зоей… Возможно, мы никогда не были детьми. Мы, наверное, родились взрослыми, с целым багажом отвратительного жизненного опыта. – Алёна грустно улыбнулась. – Просто в детстве мы были меньше ростом.

– Ты не можешь этого знать. Она росла без тебя.

– Да какая разница! – Алёна откинула одеяло и встала. Огляделась в поисках халата. – Я знаю, где она росла и с кем. И ничего хорошего из неё получиться не могло. Просто не могло.

Он смотрел на неё, и Алёна понимала, что не верит.

– А что она тебе рассказала обо мне? – поинтересовалась она у Вадима, завязывая пояс халата на талии. – Даже любопытно. И, вообще, как себя вела? Плакала, наверное, у тебя на груди, заверяла, что я бездушная стерва, и ненавижу всех людей в принципе, а её, бедняжку, в частности. Я ведь права?

Прохоров покачал головой.

– Нет.

– Не верю.

– Зоя про тебя ничего плохого не говорила.

Алёна задумалась о его словах, после чего заинтересованно хмыкнула. Не могла не признать:

– Умно. Значит, я её всё же недооценила. Либо девочка очень быстро учится.

– Алёна.

Она опустила взгляд к его лицу. Вадим смотрел на неё очень внимательно.

– Я перестал тебя узнавать. Что с тобой?

Она молчала на секунду дольше, чем следовало.

– Жизнь, наверное, – ответила, в конце концов.

– Ты не была такой.

Алёна отвернулась от него ненадолго, потом спросила:

– Мы ведь расстаёмся? Ты меня бросаешь, я права?

Он медлил с ответом, Алёна повернулась и увидела, как Прохоров досадливо морщится.

– Я уже сказал тебе: я тебя не узнаю. Будто рядом со мной другая женщина. Не та, в которую я влюбился когда-то.

– Вообще, Вадим, это как раз нормально. Нельзя быть влюблённым постоянно. И то, что люди меняются со временем, это тоже нормально. Конечно, всё это очень мило: романтика, клятвы, рука об руку по жизни, но так, к сожалению, не бывает. – Алёна разочарованно развела руками. – Думаешь, я не сожалею? Но я бы была тебе хорошей женой. Я, правда, этого хотела. Но сглупила, сама эту дрянь в дом привела. Пожалела. Сколько раз убеждалась, что жалость до добра не доводит. Меня вот никто никогда не жалел. Но тут родная кровь, сестра. Она вот вспомнила о том, что я её сестра, когда в постель к тебе полезла?

– Не говори так. Зоя переживает.

Алёна лишь усмехнулась и качнула головой.

– Мне, правда, тебя жаль, Вадим. Ты даже не понимаешь, как ты попал.

– Хватит! – Прохоров подскочил с кресла. В сердцах швырнул ключи на постель, а на Алёну уставился с претензией. – Хватит на всех наговаривать. Я не могу вас больше слушать, обеих!

– Ах, обеих, – подхватила Алёна. – Вот только слушаешь ты меня, а веришь, судя по всему, ей.

– А как мне ей не верить? – Он остановился рядом с Алёной, руки в бока упёр, а глядел по-прежнему с претензией. – Она со мной разговаривает, она ничего от меня не скрывает. И по её словам получается, что я полтора года жил с человеком, которого совершенно не знаю. Который мне бесконечно врал! А ведь я жениться на тебе хотел!

– Тебя вовремя отговорили, – подсказала ему Алёна.

– Наверное, да. – Он руками развёл. – Потому что я сейчас не знаю, что тебе сказать. Я на тебя смотрю, и не понимаю, как мы будем дальше жить. Если я не знаю о тебе совершенно ничего.

– Судя по твоему тону, этой ночью ты узнал обо мне много нового. Я права?

– Кое-что узнал. И не понимаю, почему ты молчала.

– О чём?

– Ты так и продолжаешь мне врать. – Прохоров казался искренне расстроенным. – Опять делаешь вид, что ничего не происходит.

– Потому что я не знаю, что она тебе наговорила! – разозлилась Алёна. – И как всё обрисовала!

– Алёна, а тебе не приходило в голову, что не нужно ничего придумывать и рисовать, и тогда не надо будет врать и оправдываться? Нужно просто говорить правду!

– Ах, правду! – Алёна горько рассмеялась. – Можно подумать, ты хочешь услышать эту правду. Или твои родители хотят. Вам нужна идеальная картина мира, иначе вы не снизойдёте ни до кого!

– Что за глупости ты говоришь? Обвиняешь меня в снобизме?

– Нет. – Алёна отчаянно покачала головой. – Не обвиняю. Потому что снобы знают обратную сторону жизни и искренне её презирают, а ты… – Алёна секунду медлила, потом сказала ему то, о чём думала с самого их знакомства. – Тебе просто повезло, Вадим. Твоя жизнь с младенчества складывалась правильно, даже идеально. Ты вырос в этой идеальности, повзрослел и стал таким же идеальным мужчиной. В своей идеальной действительности. Всё остальное тебе чуждо. Ты не знаешь изнанки. Для тебя изнанка – это пьяница, спящий у мусорного бака. И всё, что хоть немного отступает от твоей действительности, превращается для тебя в этого пьяницу. И объяснять тебе, что в жизни множество разных ситуаций, что у серого цвета множество оттенков… а зачем? – Алёна печально улыбнулась. – Зачем портить такого прекрасного, идеального мальчика?

– Ты поэтому врала? Не хотела меня портить?

– Я не врала тебе.

– Разве? А о родителях? О своей жизни в Москве?

– Я не врала. Я лишь пыталась соответствовать твоим представлениям о женщине рядом с тобой. И тебя никогда не интересовали мои родители. И, вообще, моё прошлое. Если бы ты хотел знать, ты бы задавал вопросы, проявлял интерес. А ты удовлетворился коротким разговором в пору нашего с тобой знакомства. Где была, с кем росла. Ты никогда мне вопросов не задавал, – твёрдо повторила Алёна. – Это Зоя тебя настроила иначе. Наверняка, раз за разом заговаривала о нашем с ней прошлом, намекала на мою московскую жизнь. Ну да, у меня была жизнь! – Алёна невольно повысила голос до гневного выкрика. – И в Москве, и до Москвы. Что в этом такого? У кого из нас нет прошлого? Думаешь, у неё нет?

– Она здесь не при чём. Я не на ней собирался жениться!

– Всё-таки уже собирался, – заметила Алёна. Вздохнула, смиряясь. – Что ж, хорошо.

– А чего ты ждала? – вроде бы удивился он.

Алёна к нему повернулась.

– Наверное, того, что ты попросишь прощения после того, как всё испортил!

– А ты всё не испортила?

Стало стыдно. Воспоминания освежили сознание, будто пощёчина. Вот только Вадим, явно, говорил о другом, и обвинял её не в измене.

– Ты был со мной счастлив, – веско заметила она. – Разве нет? Я всё делала для тебя. И ты это понимал, тебе это нравилось. Ты даже гордился нашими отношениями, раз решился на брак. Но потом появилась молоденькая девочка с капризно поджатыми губками, и ты потерялся. Ты прав, я ничего не могу с этим сделать.

– Нельзя начинать семью со лжи.

– Не говори со мной мамиными психологическими тезисами. Кстати, именно твоя мама заселила Зою в эту квартиру. Она настаивала, чтобы мы были к ней добрее и внимательнее, вместо того, чтобы отправить эту нахалку на работу. На любую работу, на ту, что она заслуживает. А вы решили сотворить из неё принцессу. И вот что вышло.

– Перестань обвинять сестру. Дело совсем не в ней.

– А в ком? – Алёна к нему повернулась. – Скажешь, что дело во мне?

– Да, – уверенно заявил он.

Алёна невесело усмехнулась. После чего присела на постель и сложила руки на коленях, как примерная ученица. Стала смотреть на Вадима, снизу вверх. Если честно, подражала в этот момент Зое, но это была, скорее, издёвка.

– Хорошо. Я готова выслушать все твои претензии. Что я делала не так?

От её прямого взгляд и вопроса в лоб, с требовательными интонациями, Прохоров растерялся. Отступил на шаг и молчал. Алёна выдержала недолгую паузу, после чего поинтересовалась:

– Нечего сказать?

– Ты соврала мне про родителей, – сказал он, в конце концов.

Алёна кивнула.

– Возможно. Но что меняют мои родители? Ты с ними никогда не встретишься, их нет в живых. Они никак не вмешаются в твою жизнь. А мне, извини, неприятно об этом говорить. Если бы я знала, что из-за моей семьи возникнут в будущем какие-то неприятности, то, конечно, рассказала бы, предприняла меры осторожности, но дело в том, Вадим, что у меня нет семьи. Её нет уже много лет, с достаточно раннего возраста. Я не привыкла о них думать и переживать по этому поводу. Есть я. Вот такая, какая есть. Плохая или хорошая. Я думала, что человеку, которого я люблю и которому доверяю, этого достаточно. Если он сам меня любит. Но, по всей видимости, ошибалась, во всём.

– Единожды солгавшему нет веры, Алёна. Помнишь?

Она с шумом втянула в себя воздух, обвинения во лжи были самыми неприятными и самыми страшными, их Алёна всегда боялась больше всего. Но необходимо было взять себя в руки, и не впадать в панику.

– Ты тоже мне врал, – сказала она ему. – По крайней мере, в последние недели. Ты смотрел мне в глаза и врал. Скажешь, что это не так?

– Это совсем другое.

– Почему? – воскликнула она.

– Потому что получается, что я ничего о тебе не знаю! – заорал вдруг Вадим и глянул на Алёну взглядом, полным обвинения. – Я не знаю человека, с которым прожил полтора года, с кем спал в одной постели! Вот почему! Ты бесконечно мне врала!

Алёна сжала руку в кулак, ногти впились в кожу до боли. Она опустила глаза, и теперь с напряжением разглядывала едва заметный узор на ковролине у себя под ногами. На это обвинение ей сказать было нечего. Все оправдания прозвучали бы глупо. И поэтому она только сказала:

– Прости меня.

Вадим смотрел на неё разочарованно, а после её просьбы о прощении, потерянно качнул головой.

– Я не знаю, – проговорил он тише. – Понимаешь, я даже не знаю, за что ты просишь прощения. Чего я ещё не знаю. А, скорее всего, не знает никто.

Алёна сделала глубокий вдох, расправила плечи и заставила себя взглянуть на Прохорова прямо.

– Я прошу у тебя прощения за то, что соврала тебе про родителей. Но я, правда, думала, что так будет проще, и лучше для всех. Я их даже не помню толком, поэтому враньём это не считаю. А всё остальное… что случилось со мной в жизни, никакого отношения к тебе не имело. Я хотела быть с тобой, Вадим, я очень старалась стать тебе подходящей женой, старалась понравиться твоим родителям, я знала, что мы друг другу подходим, и нас ждёт прекрасное будущее. И в настоящем у нас всё было отлично. Так за что мне просить прощения?

– Ты забыла сказать, что любишь меня, – заметил он, и Алёна в первый момент растерялась от его слов. Моргнула, а после почувствовала укол досады в самое сердце.

– А ты не забыл о том, что любишь меня?

Он резко отвернулся от неё, и так замер. Оба замолчали, Алёне очень хотелось схватиться за голову в этот момент. Схватиться за голову, завыть или зарыдать, как она делала всего пару раз в своей жизни, в особо трудные моменты. Но показывать свою слабость мужчине, когда он тебя бросает – а ведь бросает! – да ещё с ворохом претензий, казалось чрезмерным унижением. И Алёна терпела.