Текст книги "Единожды солгав"

Барчук усмехнулся.

– Не нравится, когда я так говорю? Ты, наверное, переживать будешь?

– Миша, перестань.

Он вздохнул и покаянно опустил голову.

– Перестал. А за Антона не волнуйся, он не пропадёт. У него мама, бабушка, босым и голодным не оставят, а толка из него, как это ни прискорбно, всё равно не выйдет. Никаких предпосылок к этому не вижу. Он и учится-то через силу.

– Он ещё молодой, надо дать ему время. Некоторые взрослеют поздно.

– Особенно, если у них для этого причин нет.

– И это тоже, – согласилась Алёна.

– Кстати, о любимых родственниках, – проговорил Михаил, не глядя по сторонам и сосредоточившись на еде. – Не твоя ли это родственница глаза об тебя ломает, а ты даже не замечаешь.

Алёна невольно нахмурилась, кинула взгляд в сторону, но никого не увидела.

– Кто?

– Девушка, подозрительно на тебя похожая.

Если честно, у Алёны после этих слов мороз по коже пошёл. Мурашки спустились вниз по позвоночнику, стало очень неприятно, а Алёна неожиданно остро ощутила чужой взгляд, направленный ей в затылок. На стуле развернулась, и вот тогда увидела Вадима и Зою. Они сидели в стороне, наверное, поэтому Алёна их и не замечала всё это время. У Зои на лице было написано откровенное недовольство, а вот Вадим выглядел несколько сконфуженным. Но вряд ли это относилось к самой их нежданной встрече, кажется, бывшего жениха сильно смутил её спутник. Прохоров кидал на них с Михаилом пытливые, обеспокоенные взгляды, и о чём-то негромко переговаривался с возлюбленной. Зоя ему отвечала, но на Алёну смотрела практически неотрывно. Сверлила и буравила сестру взглядом, словно надеялась, что та распадётся на части и исчезнет из её жизни раз и навсегда.

Алёна отвернулась.

– Она на тебя очень похожа, – заметил Барчук.

– Не на меня, – проговорила Алёна, и вдруг поняла, что всё же волнуется, ей потребовалось некоторое усилие, чтобы заговорить. – На мать. – У неё вырвался злой смешок. – Просто поразительно, как она на неё похожа.

Михаил кинул на Зою быстрый взгляд.

– Маленькая людоедка, – сказал он через пару секунд. – Она этого плешивого хомячка сожрёт, и не подавится.

– Я его честно об этом предупредила, моя совесть чиста, – сказала Алёна и допила вино.

– Он проникся? – всерьёз заинтересовался Михаил.

Алёна качнула головой.

– Нет.

– Ну и поделом ему, – весело хмыкнул Барчук. – Хотя, его понять можно. С одной стороны. Когда такая ведьма на тебя грудью третьего размера напирает, сдаться легко.

Алёна уставилась на него, в растерянности моргнула. После чего возмущённо выдохнула:

– Миша.

Барчук захохотал, чем опять же привлёк к ним внимание окружающих, но его это мало интересовало. Он смотрел только на Алёну и ловил её реакцию. А себя шутливо ударил кулаком в грудь.

– Я бы не сдался.

Алёна снова возмущённо фыркнула, но всё же заинтересовалась:

– Что так? Третий размер же.

– Ну, во-первых, у тебя тоже третий, я доволен и счастлив. А, во-вторых, я таких заноз повидал немало, а у Прохорова, по всей видимости, пробел в жизненном опыте, захотелось вкусить по полной. Меня жизнь уже научила от подобных маленьких стервочек держаться на расстоянии. Я даже через зал чувствую, как у неё от злости всё внутри свербит. А я не люблю злых баб. Слов много, а толка мало.

– Ладно бы слов, – проговорила Алёна, отвернувшись. – Она ещё и пакости делает. У неё к ним талант, как выяснилось.

– Да нет у неё никакого таланта, – отмахнулся Михаил. – И если бы Прохоров решил разобраться, то вся эта её авантюра, шитая белыми нитками, сразу бы всплыла наружу. Алён, она подправила цифры, она с кем-то поговорила по телефону, представившись тобой. Всё, что нужно было сделать, это свести тебя лично с обманутыми клиентами. Но этого никто не сделал, потому что удобнее было вышвырнуть тебя из фирмы. И как всегда: всё дело в сексе.

– А, по-моему, всё дело в мужиках, – решила съязвить Алёна, красноречиво глянув на разоткровенничавшегося Барчука. – Потому что у вас мозги наоборот устроены.

Он глаза на неё вытаращил, но при этом едва сдерживал смех.

– Наоборот с кем?

Алёна решила ему не уступать, пусть и в шуточном споре, и указала на себя.

– С образцом идеальности.

Михаил поджал губы, хмыкнул, но разулыбался.

– Просто убила аргументом.

Алёна, в конце концов, тоже рассмеялась.

В тот вечер они с Зоей так и не поговорили. Не встретились ни в холле ресторана, ни в дамской комнате, ни у кого не было желания встречаться лицом к лицу и разговаривать. На расстоянии друг друга ненавидели. Хотя, Алёна не могла сказать, что ненавидит младшую сестру. У неё было странное отношение к ней, печально-брезгливое. Алёна до конца и сама не могла его понять. Она злилась на взрослого, незнакомого человека, каким Зоя выросла, а когда думала о нетерпении и брезгливости, сразу вспоминала её маленькой, вспоминала мать, собственное разрушенное детство, и Зою становилось жалко. Вырасти в таких условиях, без любви и заботы, это должно было наложить на её характер жирный отпечаток. Не было понятно, за что сестра ненавидит её, ведь, судя по убийственным взглядам, Зоя её на самом деле ненавидела. За что мстит, раз даже не помнит? Слишком мала для этого была.

Алёна с облегчением выдохнула, когда они с Мишей покинули ресторан, так и не столкнувшись с её прошлой жизнью. И ещё гадала весь вечер, что Вадим с Зоей подумали, увидев её, ужинающей с Барчуком. И как они с Мишей себя вели за ужином, как любовники или как начальник и его сотрудница, просто решившие поужинать вместе? Вроде за руки они не держались, на людях не целовались, Алёна даже под руку Михаила брать не стала, пока они не покинули ресторанный зал. Но на следующий день стало ясно, что если и пыталась что-то скрыть, то ей это не удалось. Зоя позвонила на следующее утро, и Алёна этого звонка совсем не ожидала. Они с сестрой не общались несколько недель, и, казалось, это всех устраивало. И поэтому ответить любезно у Алёны как-то не получилось, голос прозвучал раздражённо.

– Что ты хочешь?

– Поговорить.

– Раньше надо было разговаривать, – сказала сестре Алёна. – Когда имела хоть какое-то желание тебя слышать.

– Алёна, ты слишком близко принимаешь всё к сердцу, – неожиданно выдала младшая сестрёнка. Алёна всерьёз удивилась подобному заявлению, да ещё высказанному вполне миролюбивым тоном. – В жизни всякое случается.

– Что ты сейчас имеешь в виду?

– Давай пообедаем вместе, поговорим. Как сёстры.

– Сёстры? – невольно переспросила Алёна. Не верила ни секунды, ни одному слову. Внутри поднялся вихрь из возмущения, злости и обиды, но в то же время стало любопытно. В добрые намерения Зои поверит только полный дурак, но что-то сестре было нужно, и, возможно, стоило послушать. По крайней мере, для того, чтобы быть готовой.

Встретились через пару часов в кафе одного из крупных торговых центров в центре города. Зоя Алёну опередила, и когда та появилась в кафе, младшая сестра уже сидела за столиком у окна. В первый момент её не заметила, и Алёна, воспользовавшись моментом, к сестре присмотрелась. Что ж, Зое нужно было отдать должное. Поверить в то, что эта девушка считанные месяцы назад приехала в город, и выглядела откровенной, даже чуть вульгарной провинциалкой, было невозможно. По крайней мере, глядя на неё со стороны, не начав с ней разговор и не перейдя ей дорогу. За столиком кафе сидела стильно одетая, ухоженная молодая девушка, она поглядывала по сторонам с лёгким пренебрежением и высокомерием, без конца выискивая вокруг себя то, что её, по её мнению, недостойно. Она пила зелёный чай, аккуратно вилочкой отламывая бисквит, и постукивала тонкими пальчиками с идеальным маникюром по блестящей поверхности стола. И в этот момент совсем не напоминала Алёне мать, ни своим внешним видом, ни манерой держаться. К огромному ужасу, Алёна узнавала в ней себя. Пусть не нынешнюю, но ту, которой когда-то была, давно, в Москве. Потому что, не смотря на внешнее спокойствие, у Зои был взгляд охотницы.

Алёна приблизилась к столику и присела. Посмотрела на сестру, а та улыбнулась ей, но улыбка была фальшивой, чересчур воодушевлённой.

– Привет, – сказала Зоя.

Вместо ответа на приветствие, Алёна ей кивнула и поинтересовалась:

– Что за странное желание со мной встретиться? И только давай без игр в родство душ, ведь мы же семья. Не будем терять время.

После такой просьбы, Зоя улыбаться перестала. И, кажется, даже обрадовалась тому, что не нужно притворяться.

– Хотела с тобой поговорить. Точнее, предупредить.

Алёна невольно заинтересовалась, вся превратилась в слух.

– О чём? На нас летит астероид, и ты решила проститься?

– Астероидом стану я, – вдруг разозлилась Зоя. – Если ты не перестанешь пакостить Вадиму. И прилечу куда-нибудь, и тебе это не понравится.

Алёна откинулась на спинку мягкого диванчика, сложила руки на груди. Сестру разглядывала. Очень вовремя подоспела молоденькая официантка, принять у новой посетительницы заказ, и Алёна на минуту, но отвлеклась. Заказала себе минеральную воду с лимоном и льдом. На всякий случай, вдруг придётся выплеснуть на закипевшую от злости Зою, дабы остудить её пыл.

– И как же я, по-твоему, ему пакощу? Я, если честно, думала, что это твоя вотчина, исподтишка гадить.

Зоя, без сомнения, догадалась, о чём она говорит. И на её губах мелькнула злорадная улыбка, но уже в следующий момент она напустила в глаза побольше недоумения.

– Не знаю, о чём ты, но я не при чём.

Алёна кивнула.

– Конечно.

– А вот ты Вадиму мстишь!

– Как?

– Всей этой историей с этим мужиком!

– Каким мужиком?

– Алёна, перестань! С которым ты спишь!

– Во-первых, тебя не касается, с кем я сплю. Тебя, вообще, не касается ничего в моей жизни. Слава Богу. А, во-вторых, столь крупного клиента фирмы как-то не пристало называть «каким-то мужиком», ты так не считаешь?

– Он уже не клиент фирмы, в том-то и дело.

– Ты права. – Алёна оставалась спокойной и говорила размеренно. – Но твоё дело секретарское, кофе варить и на телефонные звонки отвечать. Не думаю, что тебе убавят зарплату из-за того, что фирма лишилась Барчука.

– У Вадима неприятности!

Алёна изобразила печальную улыбку.

– Он не купил тебе очередные бусики? Так заработай на них сама. Или мозгов не хватает?

Зоя заставила себя выдохнуть, а вот Алёну сверлила свирепым взглядом.

– У тебя не получится испортить ему карьеру.

– Я и не стараюсь, он сам себе всё испортил, хотя, я его предупреждала. Связался с тобой, и всё покатилось вниз. Глупая женщина рядом дивидендов не приносит. – Алёна снова улыбнулась и пояснила: – Миша так говорит.

Зоя презрительно фыркнула.

– Окрутила очередного мужика и рада?

– А ты даже этого не смогла. За мной подсмотрела и собезъянничала.

– Вадим меня любит!

– Зоя, перестань. Он тебя даже не знает, вы знакомы несколько недель. Что он может в тебе любить? К тому же, это совершенно неважно, что любит или не любит Вадим. Он никогда на тебе не женится, Анна Вячеславовна не позволит. Ей не нужна в невестках провинциалка, как бы любимый сынок её сейчас не наряжал. Проснись, дорогая. Ты серьёзно думаешь, что выиграла приз? Если тебе и дадут подержать его в руках, то совсем ненадолго.

– А, по-моему, ты просто бесишься и завидуешь. – Зоя вальяжным, знакомым из детства Алёны жестом, откинула волосы за спину, а на сестру взглянула свысока. – Это ты не смогла удержать, а я смогу.

– Посмотрим, посмотрим.

– А ты так и будешь раз за разом начинать сначала, – фыркнула Зоя. – С новым мужиком. И после этого ты смеешь указывать мне на мои недостатки? Скажи спасибо, что я не стала рассказывать Вадиму о твоей жизни в Москве.

– Слушай ты, Шерлок Холмс, не зазнавайся. Ты не стала рассказывать, потому что не смогла ничего узнать и найти. – Алёна выдержала многозначительную паузу и добавила: – Потому что искать нечего. Что бы ты там себе не придумывала.

– А Барчуку ты тоже сказки про себя рассказываешь?

– А вот это не твоё дело. У меня всё хорошо. Знаешь, я даже рада, что всё так случилось. Что ты забрала Вадима, что мне не пришлось выходить за него замуж и жить с ним… Я ведь на самом деле собиралась жить с ним долго и счастливо… как-то. Я не понимаю другого, – решила Алёна прояснить давно мучивший её вопрос, – за что ты так меня ненавидишь?

Зоя, кажется, удивилась.

– А за что мне тебя любить?

– Пусть не любить, но хотя бы быть благодарной. За то, что изменила твою жизнь. За то, что решила помочь. Правда, до сих пор не понимаю, что за чёрт меня тогда дёрнул. Доброй и мнительной я никогда не была.

– Вот за это и ненавижу, – вдруг выпалила Зоя. – Потому что ты не добрая, совсем не добрая. И тебе плевать на всех, кроме себя. Считаешь, что ничем не похожа на мать? Вот этим и похожа, думаешь только о себе! Ты взяла и уехала, бросила нас. И даже ни разу не поинтересовалась, живы мы с Виталькой или нет.

– Вообще-то, – напомнила Алёна, несколько ошарашенная подобными обвинениями, – я половину детства в детдоме провела. Думаю, ты не понаслышке знаешь, что такое детдом. Или интернат, одно другого не слаще.

– А как ты поступила со мной, когда я приехала? Считаешь, что лучше? Обращалась со мной, как с грязью, словно я тебе навязалась, на шею села.

– Вообще-то, так и было. Я не звала тебя в свою жизнь, ты явилась без спроса, даже не подумала предупредить или поинтересоваться, обрадуюсь ли я. Ты приехала и села на шею. А затем решила лишить меня всего, что я строила годами. И думаешь, что это сделает тебя счастливой?

– Сделает. Сделает, – упрямо повторила Зоя и мстительно улыбнулась. – Вот посмотришь. Я своего шанса не упущу. И навредить Вадиму тебе не позволю.

– Интересно, что ты предпримешь. К тому же, недоволен Вадимом генеральный, и вредит ему он. Предлагаю тебе съездить в Москву и приложить свои усилия там.

– А, может, и съезжу, – храбрилась Зоя изо всех сил. Правда, позабыла про чай и бисквит, сидела напряжённая, расправив плечи и сложив руки на столе, и сверлила Алёну гневным взглядом. – Заодно про тебя что-нибудь узнаю.

Эта детская угроза вызвала у Алёны улыбку.

– Поспрашивай прямо на улицах, – посоветовала она младшей сестре. Взяла сумку и поднялась из-за стола. Взглянула на Зою сверху. – Что ж, возможно, ещё встретимся, ещё вот так посидим, мило поболтаем. Мой секретарь позвонит твоему секретарю… Ах да, у тебя же нет секретаря. Тогда не судьба.

Алёна лучезарно улыбнулась на прощание, сделала ручкой и направилась к выходу из кафе. Но внутри пылала от негодования.

Эта девчонка пыталась её запугать!

15 ГЛАВА

– Ты так расстроилась из-за её угроз? – подивился Барчук, когда Алёна вечером рассказала ему о встрече с сестрой. Пересказала их разговор. Старалась говорить спокойно, с насмешкой, но сам факт того, что Зоя чувствует себя настолько смело и расковано отчего-то выводил из себя. Кажется, младшая сестрёнка, на самом деле, вылупилась, как гусеница из кокона, быстро и совершенно неожиданно превратившись в бабочку. Больше, чем на капустницу не тянула, но с её умением преображаться, стоило ждать необратимых перемен.

Алёна сидела на детских качелях, которые Миша, как выяснилось, поставил для племянников, но сестра с семьёй переехали жить в другой город, и поэтому приезжали погостить нечасто. А Алёне вдруг захотелось ощутить себя ребёнком, оттолкнуться от земли и улететь. Качалась на качелях, а Михаил устроился неподалёку, прямо на газоне, и жевал травинку, на Алёну поглядывал. Он выглядел расслабленным, спокойным, в городе он никогда таким не был. И Алёне нравились эти перемены, нравилось, что он разный, нравилось чувствовать себя особенной, раз ей позволено подойти к нему настолько близко, чтобы распознавать разные грани его характера. Барчук был человеком довольно скрытным, не привык открывать душу и рассказывать о своих потребностях окружающим. Его круг общения был небольшим, и Алёна уже знала, что это его решение. Не плохой характер, не придирчивость, Миша близко допускал к себе лишь тех, кого считал близким, кому мог доверять. И, по всей видимости, не боялся одиночества. Алёна такой не была, притом, что всю свою жизнь чувствовала себя покинутой, одиночкой, оставаться надолго одна не привыкла. Наверное, подсознательно искала человека, которому будет нужна. Казалось, что находила, привыкала к этим людям, но они всегда её покидали.

Алёна снова оттолкнулась ногами от земли.

– Не расстроилась. Что она мне может сделать? Всё, что могла, уже сделала.

– Тогда что?

Пожала плечами. Потом сказала то, чего сама от себя не ожидала.

– Она моя сестра. – Михаил на это ничего не ответил, молчал, и Алёна продолжила: – Я бы так с ней никогда не поступила.

– Значит, всё-таки расстроилась.

– Просто в моей жизни всё не так, – рассердилась Алёна внезапно. Не на него рассердилась, не на себя, а на всю ситуацию в целом. В голове не укладывалось: как такое может быть? От этой самой злости, усмехнулась. – Как с самого начала не заладилось, так и понеслось.

Спрашивается: зачем она ему это рассказывает? Ни одному мужчине до этого не рассказывала, даже не мыслила о подобном. А Мише рассказала и про мать, и про свои злоключения в Москве. Много лет эти темы для неё самой были закрыты на семь замков с огромными печатями, вспоминать было неприятно, порой даже страшно. И казалось, что никто не поймёт, что её осудят и никогда не простят грехов, а Барчук всегда слушал молча, и никаких суждений не выносил.

– Я первое время её очень боялась, – сказала Алёна про сестру. – Она так похожа на мать. Привычками, повадками. Это было очень страшно. Кажется, я была совсем девчонкой, когда видела мать в последний раз, но я до сих пор помню запах её духов. Дешёвых и сладких. И не потому, что она меня обнимала, помню, как она прихорашивалась перед зеркалом перед встречей с очередным любовником, навивала себе кудри, ярко красила глаза, а потом прыскалась духами. Какой-то дешёвой, китайской подделкой. И Зоя была такой же, Миша. Когда она пришла ко мне в первый раз, я открыла дверь и увидела её… – Алёна даже задохнулась от эмоций, невольно поморщилась. – Мне в первый момент показалось, что кошмар моей жизни вернулся. И мне снова должно быть стыдно.

– За что тебе должно быть стыдно? Ты была ребёнком и никому ничего плохого не сделала.

Алёна вцепилась в перила детских качелей.

– За то, что я её не любила. – Она посмотрела на него. – Так ведь не должно быть, правда? Ребёнок не может не любить свою мать. А я её не любила. Не скажу, что ненавидела, но я никогда её не ждала, не плакала по ней, не скучала. Другие дети в детдоме плакали, даже ночами, и всегда ждали маму, мечтали, что их заберут домой. А я домой не хотела. Потому что я никого там не любила. Анна Вячеславовна говорит, что я чёрствый, бездушный человек.

– Кто это? – удивился Барчук.

– Мама Вадима.

Он пренебрежительно фыркнул.

– Нашла, кого слушать.

– Миша, она дипломированный психолог. Говорят, хороший специалист.

– Кто говорит?

– Люди.

– А, по-моему, она тебя не любит.

– Это тоже неудивительно. С чего ей меня любить? – Алёна многозначительно фыркнула.

– Вот! – Миша ткнул в неё пальцем. – Я же тебе с самого начала говорил, что ты сделала неправильный выбор!

– Зато ей нравится Зоя.

– Что опять же доказывает мою правоту. Хреновый из неё психолог.

Алёна рассмеялась.

– Да уж, ты всегда прав.

– Конечно, – проговорил он, не скрывая своего знаменитого высокомерия. – Я прав всегда. И говорю тебе: хватит себя казнить. Тебя послушать, так у тебя одной в жизни всё наизнанку. У каждого свои ошибки и форс-мажоры. Думаешь, мне не за что себя казнить? Например, тот же развод. Все считают, что я виноват. Столько лет прошло, а я до сих пор выслушиваю нравоучения. И от своих родителей в том числе. Мне пятый десяток, Алён, а мама до сих пор мною недовольна. Считает, что я испортился, закружился, запутался…

– В чём? – переспросила Алёна. Невинно моргнула. – В женщинах?

Михаил устало выдохнул и повалился на траву.

– Ещё одна.

Она тут же покачала головой, отказываясь.

– Я не собираюсь тебя ни о чём спрашивать.

Барчук голову с земли приподнял, взглянул на Алёну с явным намёком.

– А почему нет? Ты поспрашивай, поспрашивай. – Засмеялся. – Вдруг я отвечу?

– Я не уверена, что я хочу знать то, что ты собираешься мне рассказать.

– Ты ревнуешь?

Вопрос поставил в тупик, стало неловко, и Алёна отвернулась. Вновь принялась раскачиваться на качелях.

– Я не ревную, – сказала она, в конце концов. – Но знать не хочу. К чему мне это?

– В принципе, это правильно. Знать не зачем.

– Но перед бывшей женой тебе неудобно, да? – всё же не утерпела Алёна.

– На то она и бывшая жена. Всё-таки мы прожили двенадцать лет. А если бы Тоня была немного мудрее, может, прожили бы больше.

– Что значит, мудрее? – фыркнула Алёна. – Прощала тебя с большим рвением?

– Не прощала, скорее, понимала. А в её жизни был, да и есть только один мужчина, это Антон. И я должен был жить лишь для сына, ради сына. А я знал, что так нельзя. Потому что я знал, что вырастет при таком подходе.

– Антон ещё достаточно молод. Если ты будешь проводить с ним больше времени, он может измениться, – осторожно заметила Алёна.

– Измениться в чём? – переспросил Михаил. – Изменить своё потребительское отношение к жизни? К деньгам? Перестанет лениться и ждать выгоды от малейшего своего действия? Его так воспитали, понимаешь? Ты мне рассказываешь про себя, называешь себя чуть ли не испорченной, из-за того, что тебе с раннего детства пришлось самой о себе заботиться. Говоришь, что ты принимала неправильные решения, но, как я считаю, лучше пусть решения будут неправильными, чем их не будет вовсе. Вот я и пытаюсь сыну в голову вложить необходимость хоть каких-то действий и поступков. Парню двадцать лет, Алёна, а он за материн подол держится. Он в прошлом году жениться удумал, – Михаил сел, на Алёну посмотрел и усмехнулся. – Это было смеху подобно. Он пришёл ко мне и сказал: женюсь. Ну, я плечами пожал, хочешь, говорю, женись, совершеннолетний. А Тоня как узнала, профилактическую беседу провела, и всё желание жениться испарилось, вместе с невестой. Это нормально, Алёна?

– Я не могу тебе ничего на это ответить, – честно сказала она. – У меня не было такой мамы. А порой очень хотелось бы.

Михаил лишь сплюнул в досаде. И уверенно сказал:

– Мужик таким быть не должен, даже в таком возрасте. Я таким не был. И меня это злит.

– А Антон это чувствует.

Михаил помолчал, по всей видимости, обдумывал её слова. Затем плечом дёрнул.

– Может быть.

– А твоя бывшая жена так и не вышла больше замуж?

– Я же тебе говорю, в её жизни есть только один мужчина. Её сын.

Алёна кинула на Барчука многозначительный взгляд.

– А, может, ты ошибаешься?

– В смысле?

– Может, она до сих пор любит тебя?

Он уставился на неё, после чего мотнул головой.

– Странные вы, бабы, создания.

Алёна решила удивиться.

– Почему это?

– Вам в голову без конца лезет какая-то романтическая чушь. Всё ещё любит, ждёт и надеется. Любить и верить надо, когда к этому есть какие-то предпосылки. А когда всё закончилось, неважно по чьей вине, да и один никогда виноват не бывает, надо уходить и жить дальше. И на что ей надеется, если мы как до развода десять лет назад без конца лаялись, так и теперь продолжаем, только реже. Для Тони, по сути, особо ничего не изменилось. Я даю денег, появляюсь для того, чтобы она могла со мной от души поскандалить, чтобы ей было кого ненавидеть. Чем могу, тем помогаю. Хотя, если бы она вышла замуж, всё это с моих плеч свалилось бы. Но её такое положение вещей, судя по всему, устраивает.

– А ты почему не женился? – спросила Алёна как бы между прочим.

– А надо было?

От его насмешливого тона стало немного неловко. Алёна сама уже не рада была, что этот вопрос слетел с её языка. Но нужно было что-то отвечать, и она сказала:

– Это было бы логично. Когда вы развелись, ты ещё был достаточно молод, чтобы создать новую семью.

– Да, из одного водоворота попасть в другой, – деловито кивнул Миша. И тут же горячо воспротивился: – Нет уж. Я первые два года никак надышаться не мог, если честно. А потом… потом ещё родители… Мама без конца убивалась и сетовала по поводу того, что ребёнок растёт без отца, а я был весь в работе. И если бы ещё жену себе завёл, всем было бы совсем весело.

– Завёл себе жену, – повторила за ним Алёна. – Словно про собаку сказал.

– Ну, Алён, ты же поняла!

– Поняла.

– Вот и не обижайся. Сама же спросила.

– Больше не буду спрашивать.

– Злюка какая. Тебе не надоело на качелях качаться? Пойдём в дом.

– Время вечернего чаепития? – улыбнулась Алёна. Михаил Сергеевич, как оказалось, очень любил вечером попить чай, желательно с чем-то вкусным и, без сомнения, вредным, в чём Алёна себе неизменно отказывала. Но ритуал был ритуалом, они пили вечером чай на кухне, сидя перед распахнутыми дверями на веранду. Барчук уминал печенье, а Алёна на него смотрела.

Михаил с земли поднялся, подал ей руку. Алёна с качелей спрыгнула. В который раз за последние недели внутренне замерла, подумав о том, как удивительно в её жизни всё повернулось, что она оказалась здесь, рядом с этим мужчиной. Вот только развязка не ясна. Что их дальше ждёт? Что её ждёт? Как Миша, вообще, к ней относится? Или ей последовать его совету, и жить одним днём, ни о чём не спрашивая и ничего не планируя? Но прожить так всю жизнь невозможно, в какой-то момент захочется определённости, захочется задать вопрос. Они шли к дому, Миша держал её за руку, а Алёна из-за своих мыслей неожиданно разнервничалась. Очень страшно казалось всё испортить своими преждевременными вопросами и выяснениями отношений. Ведь когда люди привыкают вместе вечерами пить чай, это уже отношения. А у них они непонятно откуда взялись, и насколько нужны обоим. Алёна иногда думала о том, что живя в этом доме вдвоём, не считая Варвары Павловны, они с Мишей будто прячутся от всего остального мира, бегут от реальности. А реальность – это её прошлое, его родители, которые, без сомнения, её узнают при первой же встрече, и все последующие за этим неприятности и разговоры. Алёна очень этого боялась. Понимая, что привязывается к этому мужчине, что оставаясь с ним наедине, позволяет ему менять её привычки и мировоззрение, а что она будет со всем этим делать, оставшись без него?

Погладила его по плечу, зачем-то. Просто задохнулась неожиданно и от нежности, и от непонятного, незнакомого ей раньше страха. В отношениях с Мишей подкупало именно то, что Алёна не продумывала никакие свои действия. Подкупало и пугало, ведь она не могла себя контролировать. И когда он после поцелуя, обнял её рукой за плечи и притянул к себе, захотелось уткнуться носом ему в грудь и расплакаться. Глупо и по-детски, как она никогда не поступала. Потому что не было в её жизни человека, на чьей груди можно было бы поплакать.

– Знаешь, что нужно сделать? – проговорил Миша, когда они сидели рядом на плетёном диване на веранде и пили чай. То есть, она пила чай, а он ел малиновое курабье из большой железной банки и слизывал вкусные крошки с пальцев. Это было жутко невоспитанно, но никого не волновало.

– Что?

– Нужно съездить в твой город.

Алёна от неожиданности такого предложения моргнула. Удивлённо посмотрела.

– Зачем?

– Чтобы поставить точку. Это помогает. Приехать не с какими-то делами, не решать проблемы. Приехать, чтобы проститься. И тогда тебя отпустит.

Мозг всё ещё обдумывал это предложение, называя его нелепым, а между тем Алёна проговорила:

– Тётю Машу навестить.

Барчук весомо кивнул.

– Вот, навестить тётю Машу. Это, кстати, кто?

– Сестра моего отца. Она так и живёт в рабочем посёлке, в соседнем доме от нас. – Алёна, в конце концов, кивнула, соглашаясь. – Наверное, ты прав. – Секунду молчала, после чего негромко добавила, для себя: – Съездить, чтобы проститься.

Сама мысль о том, что она сможет отпустить прошлое, Алёну неожиданно успокоила. Пару дней она раздумывала о поездке, даже попыталась спланировать дату отъезда, обдумывала, кого навестит и кого хочет повидать, а потом в голову полезли совсем другие мысли, далеко не такие позитивные. Вспомнились похороны матери, безлюдное кладбище, потом Сашка на перроне, а ещё вид детского дома из окна такси, сердце неприятно сжалось, и Алёна по привычке попыталась отгородиться и от раздумий, и от воспоминаний. Поэтому её планирование заняло от силы дня три, а затем она передумала куда-либо ехать, и, вообще, испытывать судьбу и свои нервы на прочность, и решительно окунулась с головой в работу, примеряя на себя новую должность и обязанности. Решила, что жить настоящим куда продуктивнее, чем лезть в дебри прошлого. Миша тоже был занят, и о поездке они больше не заговаривали, что Алёна сочла для себя благом. Всё-таки у Барчука была поразительная черта смущать её своими разговорами по душам. Он как-то быстро и просто находил те нити в её душе, за которые стоило подёргать, чтобы Алёна перестала играть роль уверенной в себе каменной леди. Рядом с ним она таяла, и совершенно не могла ему врать. У неё попросту не получалось.

Время шло незаметно, дни складывались в недели, как кирпичики, образуя стену из повседневных дел, забот, планов и разговоров. Наверное, так и бывает. Когда тебе хорошо и спокойно, ты перестаёшь замечать, как летят дни. В народе говорят, что счастливые часов не наблюдают. Алёне никогда не удавалось понять это выражение, она всегда чётко отслеживала и время, и свои планы и действия, а жизнь с Барчуком её расслабила. Он запрещал ей планировать что-либо, даже показательно отобрал у Алёны любимый ежедневник, в кожаном переплёте, без которого она раньше не могла, как казалось, жить. Даже когда ложилась спать, всегда клала его на прикроватную тумбочку. А Миша её этого лишил, не слушая никаких её возражений.

– Хочешь писать, пиши книгу, – сказал он тогда. – А прописывать наши планы, не стоит. – Он ткнул себя пальцем в лоб и похвастал: – Всё тут.

Алёна улыбнулась.

– Считаешь, нам твоей головы на двоих хватит?

– Да запросто. – Сбить с Михаила Барчука его самоуверенность и спесь было невозможно, как и смутить его хоть чем-то.

Они так и жили вместе. Прошло ещё несколько недель, прежде чем Алёна задумалась о том, что она вроде и не переезжала к Барчуку, а всего лишь решила пожить у него несколько дней, чтобы они смогли получше друг друга узнать. Раз уж начали общаться, и как бы решили встречаться, как взрослые люди. А у неё есть квартира в городе, в которой практически не осталось её вещей к тому моменту, они все незаметно переехали в загородный дом Барчука. Подумав обо всём этом, решила, что раз никаких объяснений и сдвигов в их отношениях больше не происходит, ей пора остыть, перестать на пустом месте фантазировать, и стать немного самостоятельней, отойти от руки Михаила, в которую она неожиданно для себя самой с такой готовностью вцепилась. А вот Миша всерьёз удивился её затее. Он именно так это назвал: нелепая затея.