Текст книги "Юридическая психология. Социальная юриспруденция. 2 том"

О подобных типах преступников-дегенератов, можно прочитать у Петра Филипповича Якубовича «В мире отверженных» (1896—1899 г.) В СССР долгое время было не принято писать о «личности преступника» для широкой публики. Книга А. Б. Сахарова «Личность преступника и типология преступников» (М., «Госюриздат. 1974 г.), была первой публикацией, где термин «личность преступника» употреблялся свободно, да еще в сочетании с термином «типология преступников». Тем не менее, автор не мог, хотя бы намеком, допустить в СССР, или еще где либо, существование врожденных преступников, ибо это противоречило господствующей идеологии, согласно которой социальное определяет феномен человека и все его поступки.

Первые попытки создания концепции типологии личности преступника, в которую входили бы и врожденные преступники, были представлены в книге Константина Еремеевича Игошева – «Типология личности преступника и мотивация преступного поведения» (Горький. 1974 г.) Через четыре года Айна Григорьевна Амбрумова нарушила «табу» на рассмотрение феномена самоубийства, по преимуществу, как признака болезненного состояния. Она прямо сказала, что есть самоубийцы по наследству. (См.: «Актуальные проблемы суицидологии». Том 1. М., 1978 г. Том 2. 1980 г.) На Первом Съезде невропатологов и психиатров МВД СССР, который состоялся в Воронеже в 1978 году, Айна Григорьевна развила свою мысль о врожденных самоубийцах, сказав, что точно также есть и врожденные убийцы и бродяги. И, наконец, в 1994 году вышла в свет монография Юрия Алексеевича Алферова «Пенитенциарная социология и перевоспитание осужденных» (научным руководителем Ю. А. Алферова и рецензентом названной книги был мой учитель Е. В. Черносвитов).

Тем не менее, концепции врожденного преступника нет ни в России, ни где – либо. В данной главе показаны основные подходы к ее разработке, ведущиеся в нашей стране, и за рубежом. Излагается достаточно подробно видение данной проблемы автором.

Основное, что предстоит на этом пути сделать, вывести преступников, совершивших психологически не понятные, не мотивированные преступления неоднократно («серийно»), из под «патронажа» психи атров и медицинских психологов. Данные личности должны быть клиентами пенитенциарного психолога. Синонимом «врожденного преступника», как показывают самые разные точки зрения на него, за последние 200 лет, является понятие «вырождение».

Должна утвердиться в науке и практике концепция вырождения, и ее результаты – конкретные типы личности. Две области знания, работающие в тесном контакте с психологией – генетика, идущая направлением, определенным Фрэнсисом Гальтоном, в частности, изучение однояйцевых близнецов – природных клонов, и искусственное клонирование. Генетические исследования должны быть дополнены разработками теории функциональной асимметрии, начало которым было положено Жюлем Офре де Ламетри и Луи Пастером. И социальная психология, детально изучающая психосоматические конституции человека (теория пропорций А. Дюрера и его понимание «диспропорциональной личности», эндокринного профиля Ганса Селье, органически включившая в себя данные пограничной психиатрии, клинически изучившей и описавшей «диспластичный характер»). Эти две области психологического знания должны объединиться в создании концепции преступной личности.

Здесь уместно вспомнить, что, освобождая из – под «опеки» психиатров лиц, покушавшихся на самоубийство, Айна Григорьевна Амбрумова ввела в обиход понятие психальгия — «душевная боль», «камень на сердце» и т.д., в народе много синонимов этому ощущению. «Психальгия», по мнению А. Г. Амбрумовой, отнюдь не симптом депрессии или какого-либо другого заболевания. И, несмотря на то, что психальгия часто толкает человека на самоубийство, она не лечится, ибо является не заболеванием, а врожденным свойством личности. На основании клинико-психологических исследований пациентов с различными заболеваниями, которые находились на лечении в Центральном госпитале МВД СССР и Центральном госпитале МВД Грузинской СССР, с 1975 по 1988 гг., Е. В. Черносвитов выделил и описал так называемую психальгическую личность. (См.: «Клинические особенности неврозоподобных состояний при различных соматических заболеваниях». Тбилиси. Издательство «Сабчота Сакартвело». 1990 г.)

«Психальгия», это стигма, амбивалентная «автаркии», и является признаком дегенерации. И, если автаркия принуждает субъекта вновь и вновь (серийно) совершать тяжкие преступления, то психальгия, точно также принуждает субъекта совершать самоубийства.

Психальгия, как и автаркия, известна с древних времен. Ипохондрия – мнимая болезнь, заставляющая пациента ходить от врача к врачу, бесконечно обследоваться в поисках несуществующего заболевания, в основе своей имеет психальгию. Это прекрасно описано Семнихкаром – личным врачом семьи фараона Эхнатона. Его клиентом был сын Эхнатона и Нефертити Тутанхамон, страдающий психальгией. Последний представитель многовековой династии египетских фараонов, типичным дегенератом. Достаточно обоснованным является предположение, что Тутанхамон умер насильственной смертью. Убийцы пытались связать его смерть с «врожденной болезненностью».

По всей вероятности, на основании изученных автором медицинских документов и литературы, в которых описаны симптомы «гемофилии» последнего наследника русского престола, царевича Алексея, он также страдал психальгией, имея еще достаточное количество стигм вырождения.

Если психальгия и автаркия захватывают лишь половую область субъектов, то в первом случае обнаруживаются мазохистские наклонности. Во втором – садистские. Являясь амбивалентным переживанием, то есть, сосуществуя в одном субъекте одновременно, психальгия и автаркия на уровне сексуальной области обнаруживает себя в садо-мазохистских действиях.

Литература:

R. Leongard. «Arch. Psychiatri». (D). 1943. T. Scholz. «Die moralische Anasthesie». Leipzig. 1904

O. Binsvanger. «Uber den moralischen Schwachsinn mit besonderer Berucksichtigung der kindlichen Altersstufen». Berlin. 1905.

J. Ph. Rushton. «Race, Evolution, and Behavior: A Life History Perspective». London. 2001.

Ю. А. Алферов. «Аудиовизуальная диагностика. Татуировки, жаргон, жесты». «Домодедово». 1994.

Он же. «Пенитенциарная социология: невербальная диагностика личности (нетрадиционные методы). Домодедово. 1996.

Он же. «Рабочая книга пенитенциарного социолога». Домодедово. 1996.

Б. В. Шостакович с соавт. «Половые преступления против детей и подростков» Ростов-на-Дону. 1994.

Он же. «Серийные убийства и социальная агрессия». Ростов-на-Дону. 1994.

Раздел 2. Частная пенитенциарная психология

Часть 1. Понятие «преступная личность» и типы «врожденных» преступников

«…И было человеку дано:

Совесть, дабы он сам изобличал недостатки свои;

Сила, дабы он мог преодолевать их;

Ум и Доброта на благо себе и присным своим,

Ибо, только то благо, что идет на Пользу ближним..»

(Чабуа Амирэджиби. «Дата Туташхиа»)

«– Давай, мужик, лицо умыть,

Сапог обуть, кафтан надеть.

Веди меня, вали под нож

В единый мах – не то держись:

Зубами всех заем, не оторвут!»

(И. А. Бунин. «Казнь»)

«Преступная личность» – это рабочий термин пенитенциарного психолога, которым он обозначает клиента. При этом, психолог имеет дело с преступником-рецидивистом, работая с которым он устанавливает, являются ли рецидивы преступления результатом генетической «программы», которая, в свою очередь, оказывается следствием неких дегенеративных процессов в генофонде клиента. Нужно сказать, что с точки зрения пенитенциарный психологии, «дегенерат», «мутант», «вырожденец», – есть слова, обозначающие одну и ту же реальность мутации. Пока преступные личности не будут выделены, как самостоятельные «модусы» жизнедеятельности, которые, не являются ни пограничными с пациентами психиатра субъектами, ни пограничными «нормальным» жизненным модусам (реакциям), эти термины будут нести в себе оскорбительное содержание.

Если пенитенциарный психолог определяет своего клиента как преступную личность и «дегенерата» он отнюдь не нарушает презумпции невиновности (от лат. praesumptio – предположение). Пенитенциарный психолог не пользуется в отношении своего клиента nudis verbis, ибо преступление уже совершено и доказано. Кстати, в компетенцию пенитенциарного психолога не входит доказательство преступности клиента. В его компетенцию входит доказательство неизбежности преступления для клиента. При этом, совершенно не важно, что эта неизбежность совпала с совершенным клиентом преступлением. Не совершив данное преступление, клиент пенитенциарного психолога совершил бы другое преступление. Кстати, понятие «личность» уже предполагает в себе некий скрытый умысел. Пенитенциарный психолог определяет, является ли преморбидный умысел осуществленным замыслом. Личность, или персона, по латыни, per sonat. То есть, означает «скрыться за маской».

«Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои…»

(«Silentium»).

Нет, вроде, никакой сложности, чтобы понять, какой смысл вкладывал Ф. И. Тютчев в эти стихи. Но, для профессионала-психолога, проблема возникает сразу: 1) Почему эти стихи написал человек, который, по воспоминаниям людей, близко его знавших, был человеком не замкнутым и отличался потребностью излить душу, и произносить в салонах пылкие и длинные речи?

2) Не связан ли этот поэтический образ:

«Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?»,

не с отчаянием осознания того, что люди друг друга не понимают, ведь, тогда логичнее было бы, не молчать, не таится, а стараться найти способ высказаться так, чтобы тебя поняли (что Федор Иванович делал), а с чем – то иным? «Мысль изреченная есть ложь». «Лишь жить в самом себе умей…» Например, с секретной миссией, которую Ф. И. Тютчев выполнял в Мюнхене а потом в Италии, работая секретарем русской миссии. Писатели чуть ли не традиционно, были отличными разведчиками. Как Бомарше, например, в Англии. Граф Иван Сергеевич Гагарин, сослуживец Тютчева по Мюнхену, благодаря которому Пушкин получил и опубликовал первые 24 стихотворения Тютчева в «Современнике», был «двойным агентом».

Этот пример иллюстрирует некий подход пенитенциарного психолога к своему клиенту.

Первое, что настораживает пенитенциарного психолога в отношение преступной личности клиента, это, безусловно, наличие автаркии. Есть достаточно способов, объективно выявить автаркию как преморбидную личностную особенность человека. Но, наличие одной автаркии у человека, совершившего даже несколько преступлений, не является основанием для определения, что человек, совершивший преступление есть преступная личность. Точно также, наличие психальгии не ведет человека фатальным образом к самоубийству. Приведем «казус», в котором человек имел личностной особенность психальгию, но не стал ни ипохондриком, ни самоубийцей. И первый, и второй «модусы» оказались несовместимы с его характером.

«Казус» 12.

Наследственность не отягощена ни по линии матери, ни по линии отца. Родился в срок. Рос и развивался без особенностей. В 12 лет впервые ночью проснулся от «тягостной боли» за грудиной. Было ощущение, что на грудь навалилась гора и вот-вот раздавит его. Тем не менее, дышал легко, сердцебиения выраженного не было. Вместе с тем не испытывал никакого страха, мысли, что у него сердечный приступ также не было. Он вообще до этого никогда не думал о болезни или смерти, ибо все, окружающие его, были здоровы, никто из близких не умирал. Испытывая «боль» за грудиной, «как кошки скребли», вдруг подумал, что долго такой боли не выдержит. Но будить родителей не хотелось, как будто сразу догадался, что «никто его понять не сможет и помочь не сможет тоже». Лежал на спине с открытыми глазами и ждал, когда боль пройдет, или когда он умрет. Страха смерти не было никакого.

Учился в школе на отлично. Особыми способностями к учебе или отдельным предметам не обладал. Но в силу аккуратности и прилежности в посещении уроков, внимательного усвоения всего, что ему преподавали, тщательной подготовки домашнего задания, «отлично» было по всем предметам, как само собой разумеющееся. Собирался по окончанию школы пойти или на юридический, или на экономический факультеты. В школе его беззлобно дразнили «педант». Отношение со всеми было ровное. Ни врагов, ни близких друзей не имел. Не курил. Спортом занимался в пределах физкультуры. Участвовал в школьных соревнованиях успешно. Несколько раз был чемпионом по легкой атлетике. Противоположным полом увлекался также умеренно. В 14 лет его соблазнила старшеклассница, которая ему нравилась. Инициатором половой близости была она, но он не сопротивлялся. Отношения продолжались больше полгода. Потом она окончила школу и уехала в другой город. Он быстро ее забыл. Некоторое время после ее отъезда онанировал, когда накатывались мысли об их близости. Потом прекратил. Раз в неделю снились эротические сны и были поллюции. Хотел бы встретить девушку, подобную первой, но никаких усилий к этому не предпринимал. Некоторое время увлекся резьбой по дереву. Сделал несколько вполне хороших предметов мелкой мебели. Потом резко прекратил этим заниматься. Тщательно следил за своим внешним видом. Большое значение для него было и как выглядит человек, с которым он вступает в те или иные отношения. Если учитель одевался небрежно, был неаккуратно выбрит, ему стоило определенных усилий не обращать на это внимание, а только слушать урок. За своей одеждой и своими вещами следил сам. Каждый день менял нижнее белье и носки. Светлые рубашки также менял ежедневно. Пользовался дезодорантами. Бритья начал в 14 лет. Сразу борода и усы за сутки покрывались густой жесткой щетиной. Брился ежедневно, на ночь, по долгу. Всегда пользовался после бритья одним и тем же лосьоном. К нему, повторяем, ученики относились ровно. Знали, что он готовит себя к институту, и что поверхностные отношения ни с мальчиками, ни с девочками не заводит. С родителями отношения были теплые, ровные, но сдержанные.

Мальчик о своем ночном приступе «боли» никому ничего не рассказал. Лежа на спине и терпя боль, у него была только одна мысль, что людям, которые постоянно испытывают боли, не стоит жить, ибо в жизни нет такого удовольствия, которое могло бы противостоять этой боли. Он даже определил для себя. Эта боль = стократно усиленное удовольствие, которое может дать женщина. Незаметно для себя он уснул. О боли вспомнил только в середине дня, когда был на уроке. К его удивлению, он точно не смог припомнить, что это была за боль. Скорее, это было какое-то мучительное ощущение, очень тягостное и противное.

Повторно приступ появился через два года, когда они всем классом праздновали на берегу лесного озера получение аттестатов зрелости. Он, как и предполагалось, получил золотую медаль, и твердо решил поступать в юридический институт. Приступ застал его врасплох. Несмотря на то, что он не спал уже вторые сутки, празднуя окончание школы, и выпил несколько фужеров шампанского, он точно знал, что эта боль ни с чем не связана. Больше того, он, испытывая сейчас боль, понял, что словно ее никогда не забывал. За время, прошедшее между приступами боли, он вырвал два коренных зуба. На корне одного зуба была киста и поэтому ему долбили челюсть, чтобы вырвать зуб. Несмотря на анестезию, это было очень больно. При этом, сильно билось сердце и он весь покрылся холодным потом. Но, зубная боль ни в какую не шла в сравнение с болью, которая словно огромным камнем сдавила грудь, но ни сердцебиения, ни пота при этом не было. Опять появились мысли, что лучше умереть, чем терпеть эту «боль»! Хорошо, что каждый был занят собой, и никто не обращал на него внимания. Если бы с ним сейчас заговорили, он не смог бы в ответ сказать и слова, ибо ему казалось, что челюсти его сжаты, как тиски. Боль прошла как-то незаметно. Но, на сей раз, он не уснул, ибо в глаза прямыми лучами било яркое солнце. Он соскочил со своего места, не опасаясь, что боль может вернуться. Больше того, он почему-то был уверен, что боль застигнет его не раньше, чем через год, в крайнем случае, через полгода. Сколько прошло времени, пока длился приступ, он не знал. Но, точно знал, что документы будет подавать в приемную комиссию медицинского института.

Приступ боли третий раз случился, когда он был уже на четвертом курсе медицинского института. Учился легко. Ради своего удовольствия занимался плаванием. И быстро получил второй разряд. Но карьера спортсмена его не привлекала. Вступал в короткие сексуальные контакты с девушками, но не разу не влюбился. Он знал, что из-за любви он не женится. Семьей обзаведется, когда твердо станет на ноги. Так вот, приступ «боли» застиг его во время заплыва в реке, течение которой было сильным. Периодически тренер заставлял их плавать часами, до изнеможения, против течения. Несмотря на то, что вмиг его грудь оказалась словно в свинцовом панцире, челюсти свело, что сбилось дыхание и он начала быстро отставать от товарищей, он решил не прекращать плыть. Мысленно, собрав волю в кулак, он начал догонять товарищей. Мелькнула мысль, что это – безумие! У него сильнейшая боль за грудиной, а он изо всех сил плывет против течения, жадно вдыхая и выдыхая через ноздри и сжатые зубы! Все как-то изменилось в восприятии. Он чувствовал только боль, не чувствовал ни нехватки воздуха, ни усилий, направленных на борьбу с течением. Он вообще ничего не чувствовал, кроме боли. Он не знал, когда и чем все закончится. Ни малейшего страха он не испытывал. Но, самое странное, он хотел умереть! Утонуть, но так, чтобы этого самому не делать, и лучше, не заметить, как умирает. Он приплыл первым, намного опередив товарищей, чем чрезвычайно удивил тренера. После этого заплыва, тренер стал с ним заниматься по индивидуальной программе, готовя его к крупным соревнованиям. Ему было все равно. Все его мысли занимал только один вопрос: «Когда и где вновь возникнет приступ боли?».

Плавание он бросил сразу, как только окончил с красным дипломом институт, несмотря на то, что стал мастером спорта и кандидатом в сборную страны. Так же сразу, как только получил квартиру от больницы, куда был направлен заведующим отделением, влюбился и женился. Работать он начал в психиатрической больнице, ибо поставил себе диагноз «циклотимия с приступами маскированной депрессии». В это время «маскированная депрессия» – была модной темой в СССР. Он списался с профессором, который выпустил первую в мире монографию по маскированной депрессии. Завязалась переписка. Этот профессор был первый человек, который узнал о его приступах. В первом же письме от профессора, который приглашал его в аспирантуру, была и схеме лекарств, которые профессор рекомендовал безотлагательно ему принимать. Лекарства, как и аспирантуру, он отверг сразу. Для себя он твердо решил, что будет терпеть боль до тех пор, пока может терпеть. А потом покончит жизнь самоубийством. Смерти он совершенно не боялся. Приступы, как мучительны они ни были, страха в нем не вызывали. Скорее, презрение к человеческой природе, которая за всю эволюцию не смогла избавить человека от таких, унижающих его достоинство, страданий. Жене, которая также была психиатром, он ничего не сказал. Не объясняя мотивов, он сказал, что детей у них не будет. Если ее это не устраивает, он готов дать ей развод, или согласен воспитывать ребенка, которого она может усыновить, или родить от другого мужчины. Жена все восприняла спокойно, и выставила ему диагноз «шизоидной стеничной психопатии».

Прошло время, и приступ повторился, когда он принимал очередного больного. Он не прервал беседы с больным. И заметил, что боль увеличила зону. Теперь одновременно страшная тяжесть лежала на груди, а весь кишечник раздирала жгучая боль. Это было так тяжело, что он почувствовал, что непроизвольно слезы выступают из глаз. После этого приступа он начал готовиться к самоубийству. Прежде всего решил выбрать способ самоубийства. Самое простое было броситься под электричку, которая проходила рядом с домом. Около недели, остановившись на этом способе, он никак не мог решить, бросаться ли ему головой вперед, или ногами? Он красочно представлял картину, что с его телом будет и в том, и в другом случаях! Это его никак не устраивало. Повеситься он тоже не хотел, ибо висеть, с выпученными глазами, опухшим языком, запачканным испражнениями, это было выше его сил. Зарезаться или вскрыть себе вены, он боялся, не уверен, что у него получится. Точно также в отношении отравления. Ни дай бог, его начнут спасать. Как это не эстетично сейчас делается – он знает, и поэтому отравление не для него. Он все свободное время отдавал изучению всевозможных способов самоубийства – на одном он даже остановился, прочитав у Золя. Его героиня заполняет свою маленькую спальню свежими лесными цветами. Ложится на них и умирает, угорев от запаха полевых цветов. Пока он изучал различные способы самоубийства и искал, какое ему подойдет, чтобы и мертвый он выглядел, по крайней мере, опрятным, от профессора пришло письмо. Вернее, от его жены, которая сообщила, что профессор скоропостижно скончался. Он сразу же вылетел на похороны, хотя лично профессора не знал. На похоронах он узнал, что профессор покончил жизнь самоубийством, выбросившись с двадцатого этажа. Одни говорили, что он занимался спекуляцией валютой и антикварными вещами, и когда узнал, что готовится его арест, покончил с собой. Другие говорили, что он, не смотря на то, что был известным профессором психиатрии, сам страдал психическим заболеванием, и покончил с собой во время очередного приступа болезни.

Он вернулся домой. В голове роились самые различные мысли. Но, главной так и оставалась прежняя мысль – покончить жизнь самоубийством.

Он умер на сорок втором году жизни. На работе. Во время обеденного перерыва, когда подносил чашку с чаем ко рту. От внезапной остановки сердца. Судебно-медицинское вскрытие признаков насильственной смерти не обнаружило. Какой-либо болезни, которая могла бы привести к остановке сердца, также не было. В сорокалетнем возрасте крепкие, здоровые мужчины часто умирают скоропостижно. Во всем мире. Так было во все времена, у всех народов

Выше рассказанное, взято из дневника умершего, который он завел в пятнадцать лет, после первого приступа. Каждая последующая запись связана с очередным приступом. Дневник представлял собой толстую, с листами в клеточку, обычную тетрадь. Приступы описывались крайне лаконично. В дневнике нет никаких размышлений по поводу происхождения приступов. Также лаконично описаны различные способы самоубийства. Из дневника следует, что жена ничего не знала о его страдании. К врачам он никогда не обращался, и не собирался обратиться. Никаких лекарств не принимал. Никакими другими болезнями не болел. Страхов перед приступами не испытывал. Никогда не было никаких предчувствий очередного приступа. Никаких закономерностей в возникновении приступов или их связи с какими-то внешними или внутренними причинами. Не отмечено. Умерший никогда и никого не расспрашивал, не испытывает ли он нечто подобное? Приступы занимали значительную часть его внутреннего мира. По натуре он не был ни философом, ни религиозным, но несколько раз, фиксируя очередной приступ, он добавлял строку, вроде: человек – далеко не совершенное творение природы, коль оказывается беспомощным даже в отношении своего организма. После похорон профессора была запись: «Маскированная депрессия – то, чем он страдал. Ему следовало бы написать исповедь, а не монографию. Весьма вероятно, что такого заболевания – „маскированная депрессия“ – не существует. По крайней мере, лечение, которое он предлагает в своей монографии, ему не помогло. Горбатого могила исправит!» Эта приписка, касается не только погибшего профессора (кстати, была версия, что жена столкнула профессора из окна, когда они узнали, что готовится арест). Возможно, он отождествлял свои приступами с тем, что «спрятал» профессор за понятием «маскированная депрессия». И, не смотря на то, что он и себе выставил психиатрический диагноз, но, учитывая, что он не принял ни одной таблетки, и не обследовался, скорее следует, что свои приступы он считал не болезнью, а врожденным пороком. Но это, всего лишь предположение.

P.S. Следователь, который вел дело по факту внезапной смерти героя данного «казуса», настоял на созыве расширенной летальной комиссии, в которую помимо судебно-медицинских экспертов, патологоанатомов, были включены кардиологи и психиатры. Заключение комиссии было однозначно: «Приступы сенестальгий (термин профессора-психиатра В. М. Матвеева, 1975 год), которыми страдал умерший, патогенетически не связаны с остановкой сердца. Кроме того, умерший испытывал не боль, в точном смысле этого слова, а трудно вербализуемые ощущения. Следовательно, даже при чрезмерной интенсивности и длительности этих ощущений, у него не мог развиться болевой шок, который бы мог повлечь за собой остановку сердца. Испытывал ли умерший сенестальгии, когда у него остановилось сердце, сказать не возможно, ибо он хорошо скрывал эти свои переживания, и они, судя по записям в дневнике, никогда не влияли на то, что он делал, когда начинался приступ. Здесь можно указать на частное мнение профессора Григория Антоновича Захарьина (1900 г.), который считал, что мысли о некогда перенесенной сильнейшей боли, повторяющихся приступах такой боли, или мучительных ощущениях, которые человек называет также „болью“, возможно, аккумулируются в памяти. Они могут создать электрический заряд, который проявится или в судорожном приступе, или в экстрасистолии. При этом, было бы не правильным, диагностировать у человека, перенесшего судорожный припадок, или у другого человека, перенесшего приступ нарушения сердечного ритма, такие заболевания, как эпилепсия или нарушение проводимости в пучке Вильгельма Гиса».

На этом «Заключение» летальной комиссии заканчивалось.

Автаркия и психальгия – несомненные стигмы негативной мутации, обнаруживаемы в онтогенезе (признаки дизонтогенеза, по В. В. Ковалеву). Но, даже в случаях, когда они обнаруживаются у преступника-рецидивиста (автаркия), или у человека, совершившего несколько попыток самоубийства (психальгия), пенитенциарный психолог (а он может быть и суицидологом, так как суицид есть по всем этическим и многим юридическим канонам – преступление, покушающееся на жизнь человека) должен доказать: 1) Автаркия входит в преморбидную структуру личности, наряду с другими стигмами, указывающими также на негативную мутацию (вырождение), такими, например, как habitus, pathos, nozos, charisma, диспропорциональное телосложение (наличие выраженного уродства) и диспластичный характер. 2) Рецидивы преступлений, которые совершал клиент пенитенциарного психолога, внутренне, логически или психологически связаны друг с другом, как стереотипные «серии». (Вот почему, большинство судебных психиатров в настоящее время склонно считать серийных убийц – психопатами (социопатами). Ибо, психопатов как раз характеризует стереотипность, тотальность и стабильность реагирования на самые разные по силе или характеру раздражения). 3) Все преступления, совершенные клиентом пенитенциарного психолога, психологически не понятны. Только при наличии всех трех составляющих, пенитенциарный психолог может дать заключение, что его клиент является преступной личностью, или – «дегенератом» («дизонтогенетическим субъектом»).

Серийный самоубийца, чтобы попасть в категорию преступной личности, также должен иметь в структуре своей личности все, выше названные составляющие: преморбид, habitus, pathos et nozos, charisma, диспропорциональное телосложение и диспластичный характер. (Употребляемая здесь терминология расшифрована в терминологическом словаре учебника Е. В. Черносвитова. «Социальная медицина. Курс лекций». (М., «Юнити». 2002).

Таким образом, преступная личность – это заключительный «диагноз» пенитенциарного психолога, а не исходные данные, получаемые им из «Уголовного дела», или «Истории болезни». Вслед за постановкой «диагноза», пенитенциарный психолог начинает работать со своим клиентом, чтобы решить следующую задачу: к какому типу относится данная преступная личность? Без определения типа личности, не возможно решать какие-либо конкретные практические задачи по превенции очередной серии преступлений. В следующей главе будут представлены типы преступной личности. Данная типология разрабатывалась профессорами Анатолием Алексеевичем Зворыкиным и Евгением Васильевичем Черносвитовым с 1979 по 1999 гг. Значительный вклад в ее оформление и практическое апробирование в Лесных ИТУ, внес Юрий Алексеевич Алферов. Безвременная гибель Юрия Алексеевича в 1999 году, прервала его работу.

Концепция преступной личности и ее типологии, которая будет изложена ниже, была неоднократно представлена у нас и за рубежом. Так, автор представлял данную концепцию на международных симпозиумах в Италии (на Капри, вилле генерала Ордена иезуитов Кавалетти и в Риме, в в Германии на Международном конгрессе криминологов, в Любеке.). Ю. А. Алферов представлял данную концепцию в США. Предварительно рекомендуется ознакомиться со следующими публикациями, касающимися различных этапов становления концепции преступной личности и ее типологии.

Литература

Алферов Ю. А., Черносвитов Е. В. «Методика изучения особенностей характера осужденного в условиях ИТУ и вопросы воспитательной работы». «Личность преступников и индивидуальное воздействие на них». Сборник научных трудов. М. ВНИИ МВД СССР. 1989 г.

Е. В. Черносвитов. «Экспериментальная методика изучения особенностей характера осужденного в условиях ИТУ». Политотдел лесных ИТУ. 1989 г.

«Пенитенциарно-психологическое изучение особенностей личности осужденного. Экспериментальная методика» (Научный руководитель Е. В. Черносвитов). Домодедово. 1990 г.

Ю. А. Алферов. «Пенитенциарная социология и перевоспитание осужденных» (научный руководитель Е. В. Черносвитов). Домодедово. 1994 г. 4)

Е. В. Черносвитов. «Социальная медицина». М. «Владос». 2000 г.

Е. В. Черносвитов. «Прикладные методы социальной медицины». М. «Владос». 2002 г).

Преморбид включает в себя: 1) тип личности; 2) особенности характера; если речь идет о преступной личности, то характером будет, при самых разных типах, диспластичный характер; 3) строение тела (у преступной личности всегда найдется та или иная «диспропорция» в телосложении); 4) habitus, parhos, nozos et charisma, – социальные модусы выражения типа личности и характера; (так например, за период исследования преступников, находившихся в лесных ИТУ, все «воры в законе» обладали charisma, и использовали ее во влиянии на других преступников или надзирателей, подчиняя их своей воле). Пенитенциарный психолог имеет много «отправных точек» для определения клиента как личности преступника, или – как преступной личности.