Текст книги "Юридическая психология. Социальная юриспруденция. 2 том"

Концепция пенитенциарности, краеугольным камнем которой является понятие супермена, может полагаться только на один способ «перевоспитания» преступника. А, именно: подавление в нем личности. То, что это действительно так, наглядно иллюстрируется всей художественной литературой и различными формами искусства Запада. Особенно ярко показано «перевоспитание» преступника в художественных фильмах, сюжет которых развивается в тюрьмах, лагерях, колониях и других пенитенциарных структурах. Одним из лучших художественных произведений, демонстрирующих нравы, царящие в мире отверженных, в которых преступника «перевоспитывают» путем разрушения в нем личности всеми возможными способами, является «Мотылек» (Le papillon) французского писателя Анри Шарьера, проведшего на каторге в Гвиане 13 лет за несовершенное преступление. Об этом же прекрасный фильм Микеланджело Антониони «Признание комиссара полиции прокурору Республики».

Когда уничтожаются, как класс «крепкие мужики», что произошло в США во время войны «Севера» и «Юга», и в России, после Октябрьской революции, «крепкий мужик» (определение В. М. Шукшина), превращается в супермена-одиночку, чаще всего выбирающего путь преступности. Перевоспитать его, как показала история пенитенциарных систем разных стран, невозможно.

Лучшим художественным произведением о пенитенциарной системе и ее нравах в царской России написали: 1) П. Ф. Якубович «В мире отверженных. Записки бывшего каторжника». Автор – народоволец, арестованный в ноябре 1884 года, осужденный в 1887 году по процессу 21-го вместе с Германом Лопатиным, приговоренный к смертной казни через повешение, замененной 18-ю годами каторги. 2) Чабуа Ираклиевич Амирэджиби, советский писатель, создавший шедевр «Дата Туташхиа» в 1972—75 годах.

«Остров Сахалин» А. П. Чехова – спорное произведение, ибо много в нем субъективных оценок писателя.

Многочисленные произведения о фашистских и сталинских лагерях – не в счет. Концлагерь не соответствует понятию пенитенциарности, в основе которого лежит все же перевоспитание преступника. Концлагеря создавались для массового уничтожения людей, априорно не являющихся преступниками.

Несколько слов о концептуальных принципах «перевоспитания» преступников в Италии и Франции. Эти страны выбраны исключительно потому, что автор имел возможность вести наблюдения в некоторых пенитенциарных структурах данных стран, не формально общаться как с заключенными, так с охранниками разных уровней.

Италия и Франция так же, как и США видят в преступнике супермена. Так же, как в США, принцип, на котором строится «перевоспитание» преступника, подразумевает лишения у преступной личности тех качеств, которые ставят ее над обществом, и обеспечивают психологически преступление. Но, если в США достаточно сломать личность преступника, в Италии и Франции этого мало. Мы не нашли в истории культурных, этических, религиозных и пенитенциарных традиций, из которых бы вытекали основополагающие принципы «перевоспитания» преступника в Италии и Франции. Пример Анри Шарьера не является типичным для современных французских тюрем. Изменились и типы надзирателей. В Гвиане царили порядки, основу которых составляло отношение к преступнику, присущее коренным обитателям Южной Америке, в лексиконе которых никогда не было не только слова супермен, но и слова личность, и даже – индивид.

Итак, вот уже 100 лет, как в итальянских тюрьмах не «ломают» личность преступника, а изощренно глумятся над ней. Цель – преступник должен потерять всякое уважение к себе, как человеку, и способность к человеческому переживанию. Методами глумления в преступнике истребляется то, что Ницше назвал «человеческое слишком человеческое» («Так говорил Заратустра»).

Во Франции, по образному выражению Жака Лакана, выдающегося мыслителя, психолога и врача ХХ-го века, «в каждом подозреваемом общество видит свою „железную маску“. Отсюда, обыватель держит в подсознании изначальный страх, быть подмененным. Этот страх экзистенциален, ибо проникает в душу вместе с молоком матери. Он и имеет своим объектом преступника. Страх перед преступником – сильнее страха смерти» (См. «Le seminaire de Jacques Lacan». Livre Y. A la page 101. Paris. 1976). Во Франции, система реабилитации преступника самая сложная, по сравнению с подобными структурами других Европейских стран. Возможно поэтому, пенитенциарные структуры Франции предельно упрощены. Их предназначение лишь изолировать преступника от общества. «Перевоспитание» выпадает на период реабилитации. То есть, оно осуществляется, когда бывший преступник оказывается в свободном обществе, с сильно урезанными гражданскими правами. Ответственный за реабилитацию чиновник, которому все дозволено в отношениях с его подопечным, «перевоспитывает» бывшего преступника, но еще не в полной мере гражданина, так, как пожелает. Если преступник действительно «перевоспитывается», то не благодаря пенитенциарным мерам, а – произволу чиновника, надзирающего за ним весь период реабилитации. Без суда и следствия, человек, опять по произвольному решению ответственного за реабилитацию чиновника, может быть возвращен в тюрьму на какой угодно срок. Единственно, что не во власти данного чиновника, это отправить своего подопечного на гильотину (Из личных бесед Е. В. Черносвитова с Жаком Лаканом о пенитенциарной системе Франции и отношении общества к преступнику. Май. 1980 год, Париж).

Конечно, и Жак Лакан и Мишель Фуко, рассматривали пенитенциарные структуры с философской точки зрения. А в этом аспекте все те, формальные изменения, которые, конечно же, происходят в пенитенциарных структурах, постоянно, не изменяя сути пенитенциарности, как Европейской, так и в американской, никакого значения не имеют. Лакан смеялся, когда ему говорили, например, что «в текущем году заключенные получат на 100 дипломов о высшем образовании больше, чем в предыдущем». Или, что, «число „льготников“, которым сократили срок пребывания в тюрьме, возросло в два с половиной раза, за последние полгода». На такого рода сообщения, у него был один и тот же вопрос, который ставил высокопоставленных чиновников, курирующих пенитенциарные структуры, в тупик: «Как это отразилось на количестве рецидивистов, пойманных в этом году?» До настоящего времени, любые и разные улучшения внешних условий пребывания заключенных в тюрьмах и лагерях развитых стран, точно также, резкое ухудшения этих условий за последние десять лет в России, никак не отразилось ни на каких «параметрах» преступлений. Совершенно ясно, что, до сих пор, все попытки реформирования пенитенциарной системы в «западных» развитых странах, не имели никакой концептуальной базы, общей с пониманием причин преступности.

Примерно к концу 90-х годов прошлого столетия, то есть, в начале «перестройки» в СССР, пенитенциарная система двух противоположных лагерей, построенная на разных идеологических и концептуальных принципах, по существу потеряла свои основные функции – наказание в виде лишения свободы и перевоспитание преступной личности. Причины и факторы, способствующие этому, как в мире развитого капитализма, так и в мире развитого социализма, естественно, там и здесь, различны.

Так, в СССР и странах социалистического лагеря заключенный мог выйти на законных основаниях на «волю» или по окончанию срока наказания, или по сокращению срока наказания «за добросовестный труд», или – в пробный отпуск, опять же «за добросовестный труд». Ни за какие деньги, повторяем, на законных основаниях заключенный оказаться на воле не мог. Точно также, ни за какие деньги, на законных основаниях не могли быть улучшены условия пребывания в местах заключения.

В капиталистических странах испокон веков действовала система денежного залога (выкупа), открывающая тюремные ворота преступнику. Точно также, за деньги, могли быть улучшены условия пребывания преступника в местах заключения. В разных европейских странах, – Великобритании, Франции, Италии, Испании и Германии, искупление греха (то есть, выше названные льготы преступнику, покупаемые за деньги на законных основаниях) вводилось в разные времена. Так, в консервативной Великобритании почти на два века раньше, чем в вольнодумной и демократической Франции, в которой залог и выкуп, а также улучшения условий пребывания преступника в местах заключения и изменение меры наказания, за деньги, стала законным в полной мере, лишь после Второй Мировой войны, когда Франция лишилась своих колоний, куда ссылали особо опасных преступников.

В России, скорее всего никогда не будет вполне законным, ни денежный залог, освобождающий преступника из тюрьмы, ни улучшение условий его пребывания в тюрьме за деньги. Слишком сильны в Российском государственном и гражданском сознании противоположные традиции. За деньги человек, скорее всего, усугубит и удлинит свое пребывание в местах лишения свободы. Правда, в истории России, были отклонения от основной традиции, не продавать свободу за деньги, когда дело касалось преступника. (Смотри ниже. Часть 2. Глава 4).

Острог – нечто святое, духовное для русского человека, как храм и баня. Интересно прочитать об амбивалентности понятия «острог» «Русскую Правду», свод законов древне русского права («Закон Русский», «Правда Ярослава Мудрого», «Правда Ярославовичей», «Устав Владимира Мономаха» и другие «Правды». «От тюрьмы и от сумы» никого и никогда на Руси, если на то была воля Господня или Государева (что, впрочем, одно и то же), не освобождали никакие деньги. Кстати, если верить летописцам, только на Руси могли добровольно пойти на каторгу, отказавшись от богатства, славы и любви (как, например, Михаил Сергеевич Лунин), и предпочесть суму короне (как, например, сделал Александр 1, да и сам Лев Толстой!). Пребывание некоего гражданина не известно, какого государства, господина Гусинского в Бутырской тюрьме, с его нагревательными приборами, печеночным паштетом на завтрак и цветными телевизорами в камерах – не больше, чем шоу, а не правдивое изображение современного состояния пенитенциарной системы в России.

В США деньги решали судьбу преступника на законных основаниях с момента принятия конституции – с 1787 года, то есть, в самом начале президентского правления. Аврааму Линкольну, шестнадцатому президенту США (1861—1865 гг), победителю южан в гражданской войне, может быть и удалось бы «открыть ворота всех тюрем» Америки, если бы жизнь его не оборвал последний беспартийный южанин.

Россию обещал освободить от тюрем Лев Троцкий, после победы мировой революции. В его «Политическом завещании», написанном в Мексике, вскоре после того, как он был лишен советского гражданства (1932—1933 гг), мысли об «исчезновении пенитенциарной системы в коммунистическом обществе» очень напоминают идеи Авраама Линкольна, высказанные американским Президентом на первом съезде, созданной им Республиканской партии, в 1854 году. Лев Давыдович, составляя «Политическое завещание» словно знал, что, как и Авраам Линкольн, будет убит. В 1940 году он пал от руки мексиканского коммуниста, сотрудника НКВД СССР. Трагическая и парадоксальная взаимосвязь судеб и идей, этих борцов с тюремными решетками!

«В ближайшее время Уральский федеральный округ станет полигоном для реформирования правовой системы страны. На волю выйдут тысячи заключенных, в тюрьме останутся только насильники и убийцы». (Из заявлений министра юстиции России Юрия Чайки. Март. 2001 г.). Опыт холодного лета 1953 года забыт.

Заинтересованность в реформировании российской пенитенциарной системы мировое сообщество проявляет уже давно. Многочисленные правозащитные организации на протяжении десятилетий (!) добивались изменения порядка исполнения уголовных наказаний, сначала в СССР, а теперь добиваются и в России.

«Жалкие твари, краткосрочно копошащиеся на поверхности этой грязи, где одна половина стада должна преследовать другую! О, человек, тебе ли судить о том, что добро и что зло? Тщедушной ли особи твоего рода означать границы природы, решать, что ей можно, провозглашать, чего ей нельзя! Ты, в чьих глазах и самое ничтожное из ее действий все еще нуждается в разъяснении, ты, не умеющий объяснить и наиболее легкое из явлений, определи мне происхождение законов движения, законов тяготения, изложи мне сущность материи: инертна она или нет? Если она не движется, каким образом природа, никогда не пребывающая в покое, могла сотворить нечто всегда в ней существующее, а если она движется, если она есть достоверная м законная причина вечных порождений и изменений, скажи мне, что есть жизнь, и докажи мне, что есть смерть; скажи мне, что такое воздух, порассуждай о его различных состояниях, втолкуй мне, почему я нахожу раковины на горных вершинах и руины на морском дне. Ты, кто решаешь, есть ли данная вещь преступление или нет, ты, что посылаешь на виселицу в Париже за то, что в Конго стоило бы короны, сосредоточь мои мысли на ходе звезд, на их суспензии, силе их притяжения, их подвижности, их сущности, их периодичности, докажи мне скорее Ньютона, чем Декарта, и скорее Коперника, чем Тихо Браге, объясни мне только, отчего камень, брошенный в воздух, падает с высоты, да, дай мне ощутить это столь простое действие, и я прощу тебе то, что ты моралист, когда ты получше будешь разбираться в физике».

(Sade, Lettres choisies, Paris, 1963, p. 97—98).

«Систематическое возбуждение низких чувств приносит людям страшный вред в физическом и моральном отношениях; общество, состоящее из половых психопатов, не знало бы стыда и законов и было бы бесповоротно осуждено на гибель. Оно было бы слишком слабо и дряхло для выполнения более высоких предназначении. Порнограф отравляет самые источники, откуда черпает жизнь будущее поколение. Ничто не далось с таким трудом цивилизации, как подчинение похоти, а порнограф хочет лишить нас плодов, доставшихся после такой долгой и упорной борьбы. Он не имеет права, поэтому, рассчитывать на нашу пощаду. Полиция не может нам помочь в этом случае. Прокуратура и суд не в состоянии охранять общества от преступлений пера и карандаша. Жандарм не бесчестит, налагая на кого-либо руку. Порнограф должен быть пригвожден к позорному столбу, а обвинительный приговор судьи не всегда достигает такой цели».

(Макс Нордау. «Вырождение». Киев. 1896, стр. 446—447).

Смертная казнь никогда не являлась проблемой для мыслителей всех времен и народов, вплоть до начала ХХ века. В древнем Египте, в Элладе, в Римской империи, в Византии, в Индии, Китае, Японии, на Руси, то есть, всегда и везде смертная казнь была естественным наказанием преступников за особо тяжкие преступления. Краеугольным камнем смертной казни как социального института, был древний принцип, который римляне назвали закон талиона (от латинского – talionis – возмездие). На Руси тогда говорили – «око за око, зуб за зуб». Ни один великий мыслитель не посвятил ни одной работы размышлениям о смертной казни. Можно встретить лишь вскользь оброненную фразу о смертной казни, наряду с другими наказаниями. Палачи, осуществляющие смертную казнь, в некоторых Государствах имели самую длинную родословную, даже по сравнению с царствующими династиями. Так, Чан Ши, палачи при правлении династии Чжоу (1027—256 до новой эры), были заплечных дел мастерами еще в царстве Цинь. Самсоны, известный род французских палачей, своими предками имели древних римлян.

В «Разговоре утомленного жизнью со своей душой», и в «Жалобе на флейте», и в «Жалобных песнях для успокоения сердца» (Древний Египет эпохи Среднего царства, второе тысячелетие до новой эры) есть куплеты, в которых «утомленный жизнью» завидует приговоренному к смертной казни преступнику.

Как известно благодаря Платону, Сократ не только не сомневался в смертной казни, как законной мере наказания, но и считал ее во многих случаях благом. Он и не думал оспаривать по каким-либо мотивам смертельный приговор, вынесенный ему: «Сделаем так, как указывает Бог», – говорит он своему другу Критону, подготовившему Сократу бегство из тюрьмы. Платон сообщает об этом в «Апологии Сократа». Ученик приписывает учителю слова, которые он сказал перед казнью: «С хорошим человеком не бывает ничего плохого ни при жизни, ни после смерти». Паскаль, Ницше, Рильке, В. В. Розанов, Н. О. Лосский, Достоевский и Лев Шестов полагали, что Сократ не убежал от казни, а, наоборот, сам взял чашу с цикутой из рук палача и выпил ее содержимое, потому что считал себя виновным.

Шеллинг мельком заметил в «Философских исследованиях о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах», что «…благодаря смертной казни человек сохраняет, вопреки всему, истинное представление о добре и зле. Отмена смертной казни быстро сотрет для него всякое различие между ними».

Ни в одной религии нет ни одного аргумента против смертной казни. Бог, согласно «Ветхому Завету» приговорил Авраама, родоначальника всех евреев, казнить своего сына Исаака. Но, потом передумал, остановив казнь, отводя руку с ножом Авраама от горла Исаака крылом ангела. В «Ветхом» и «Новом» Заветах много мест, прямо указывающих необходимую реальность. Так, в «Ветхом Завете» читаем: «…а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожение за обожение, ушиб за ушиб» (Исх. 21.23—25). В «Бытие»: «Кто прольет кровь человеческую, сказал Господь, того кровь прольется рукою человека». Согласно «Новому Завету» Бог, руками римлян, казнил своего сына Христа, точно также, как обыкновенных преступников, что распяты были рядом с Христом. Фрейд полагал, что «с тех пор, как распяли Христа, смертная казнь не только освобождает от греха преступника, над которым она совершена, но вселяет надежду во всех преступников, смертью искупить свой грех». (См. З. Фрейд. «Моисей-египтянин». Минск, 1992. Стр. 87). Почти слово в слово, это же, двадцатью годами раньше Фрейда, написал Василий Васильевич Розанов в «Предисловии» к третьему изданию «Люди лунного света». (См.: В. В. Розанов. «Люди лунного света». Издание 3-е. СПб. 1915). Марк Юний Брут не только приговорил Гая Юлия Цезаря к смертной казни, но и двоих своих детей. Обе казни он исполнил сам. А, в конце концов, приговорил к смертной казни и самого себя. И сам себя казнил, вспоров себе коротким мечом живот и грудную клетку. Петр Великий приговорил к смертной казни своего сына. То же самое сделал Тарас Бульба. И, в известном смысле, Сталин.

Итак, смертная казнь (poena capitalis – «Кодекс Юстиниана. 2. 4. 18», The capital punishment, or the death penalty, – современные понятия на английском языке) как высшая (excellent or extremely) или исключительная мера наказания преступника, действовала в человеческом обществе испокон веков. Как категория юриспруденции оформилась в «Кодексе Юстиниана». Но, имея изначально разные смыслы, продолжала развиваться в эклектических «Василиках» и «Схолиях». (См.: E. Levy «Kapitalstrafe». ZSSRA. 1931. S. 66—68. Collinet. «Histoire». Paris. 1925. PP. 133—138). Изначально, смертная казнь была категорией crimen capitalis, а не publicis criminibus. То есть, касалась преступления отдельного лица, а не массы людей, «публики». Poena capitalis имела два основных смысла: 1) собственно смертную казнь, 2) работа на рудниках. В обоих случаях, приговоренный к смертной казни автоматически сразу лишался свободы и всех гражданских прав.

Poena capitalis допускала «мировые соглашения» в отношении к приговоренному. Во всех случаях, кроме прелюбодеяния и ложного обвинения. Смертная казнь в Византии чаще всего осуществлялась путем сожжения, или обезглавливания. В некоторых случаях, как «исключение», смертная казнь могла быть заменена: выжиганием волос, вырыванием языка, ослеплением, обращением в рабство, отрезанием носа, отсечением рук, ног, кастрацией, ссылкой. У приговоренного к смертной казни всегда конфисковали имущество. В основном, смертной казни подвергались мужчины. Женщинам смертна казнь или заменялась одним, из выше перечисленных наказаний, или «мировым соглашением». Дети и беременные женщины всегда приговаривались условно.

Poena capitalis, Poena capitalis, как ничто другое, четко различала сословную принадлежность осужденного. Так, Honestiores, преступник из высшего сословия, имел мало шансов на «мировое соглашение». И – никаких шансов на замену смертной казни, каким либо другим видом наказания. Он мог рассчитывать только на выбор способа казни – сожжение или обезглавливание. Имущество его всегда конфисковали или в пользу потерпевшего или его семьи, или в пользу судей, или в пользу государства. Правда, если преступник из высшего сословия приговаривался к «розгам», то секли не его, а его одежду.

Humiliores, представитель низшего сословия, имел достаточно шансов замены смертной казни каким либо другим наказанием. Чаще всего его отправляли на рудники, или в рабы.

Солдат – находился в отношении замены смертной казни как бы между представителем высшего и низшего сословия. Шансы его зависели от социальной ситуации, в которой он совершал преступление. В предвоенное и военное время солдат не казнили, а отправляли на верную смерть, на «передовую». В мирное время солдата могли не казнить, а просто высечь или отправить в рабство.

Раба редко казнили. Чаще ему отрезали уши и нос. Иногда передавали семье потерпевшего.

Оливер Кромвель приговорил к смертной казни, сначала короля Англии, Карла 1 Стюарта, потом вождей Церкви (пресвитериан), затем партии (левеллеров и диггеров), и, наконец, народы (ирландцев и шотландцев). Свои приговоры он, не колеблясь, приводил к исполнению. Во всех случаях, он нарушил все конституции Юстиниана, фактически действующие в то время в Европе.

Великие французские революционеры, якобинцы, во главе с Робеспьером, явно диспластичной личностью, победили, когда взяли штурмом Бастилию, символ насилия. Выпустив на волю тысячи убийц, насильников, грабителей и отпетых мошенников, они начали казнить врагов народа. Депутат Национального собрания, якобинец Жозеф Гильотен изобрел машину для казни – гильотину. Первыми под ее 160-ти килограммовый нож, легли король Людовик XV1 и королева Мария Антуанетта. Потом покатились головы аристократов. По приказу вождей французской революции Дантона, Демулена и Робеспьера свыше тысячи аристократов, были посажены целыми семьями, с малыми детьми, стариками и беременными женщинами, на баржи, и утоплены в Луаре, на фоне прекрасных замков. А, потом, их самих предали смертной казни, идеологические противники, термидорианцы. Которых, в свою очередь, казнил первый консул, будущий император Наполеон Бонапарт. Кстати, гильотина «работала» во Франции до 1981 года! Криминальная категория «смертная казнь» окончательно потеряла свой изначальный смысл, как высшая мера наказания преступника.

Ленин, сразу после победы Великой октябрьской революции объявляет кадетов (конституционных демократов) врагами народа. Тысячи кадетов были преданы смертной казни. Вслед за вождями и партией, врагами народа объявляют целый класс – кулачество. «Кулаки» были истреблены в период коллективизации в СССР.

Гитлер приговорил к смертной казни целые народы. От Ликургского и Юстинианского смыслов смертной казни ничего не осталось.

В СССР к смертной казни не приговаривали детей и женщин. Автору известен случай, когда казнили 85-летнего убийцу-рецидивиста, последней жертвой которого был молодой лейтенант, только что прибывший в колонию на службу, после окончания Высшего училища МВД СССР. Старик-преступник не покидал колонию, так как ему некуда было идти. Срок его заключения давно закончился. И он жил на правах приживала.

В царской России, после Великого русского раскола, женщин приговаривали к пыткам и смертной казни, приверженцев Аввакума. Их, вместе с детьми, сжигали сотнями. Тех, кто был знатен и знаменит, как например, боярыня Феодосия Прокопиевна Морозова, приговаривали к смертной казни тайно. Тайно и казнили. Александр 3 реабилитировал раскольников. Но преследовать и казнить их перестали лишь в 1911 году, после того, как по инициативе Г. Е. Распутина, Николай 2 встретился с главами раскольнических общин, и принял от них хлеб-соль. (Подробнее см.: Е. В. Черносвитов. «Акафист Григорию Распутину». М., «Труд», 1990).

Декабристы были объявлены уголовными преступниками. Приговоренных к смертной казни «главарей» декабристов, не просто повесили. Их трупы сожгли в негашеной извести. Остальных, отправив на каторгу в Сибирь, объявили гражданскими мертвецами. Приверженцев западной демократии судили по кодексу Юстиниана, то есть, по– западному. Потом, выживших, реабилитировали также не по-русски. Т. Троценко, тщательно проанализировал ситуацию со смертной казни в историческом аспекте. Он делает следующий вывод:

«…Случаи временной отмены смертной казни носили чисто политический характер, в том смысле, что отмена казни использовалась как политический прием для достижения политических целей. В таком положении не было ни рациональных (в правовом, а не в политическом смысле), ни нравственных обоснований.

(См.: Т. Троценко. «Смертная казнь». Журнал «Закон и право». 2000, №10, стр. 56).

Автор приводит интересный пример из нашей «недавней» истории. Как известно, Временное Правительство России вернуло смертную казнь. Одним из лозунгов большевиков был:

«Долой смертную казнь, восстановленную Керенским!»

А, 20 декабря 1917 года большевики создали ВЧК. Более эффективной карательной организации человечество не знало.

«Multum sibi adicit virtus lacessita» («Добродетель возрастает, если ее подвергают испытаниям»). Это сказал Монтень, рассуждая о Сократе и его казне. И, дальше: «Душа Сократа, самая совершенная из всех мне известных, должна быть отнесена не к самым образцовым, ибо я не могу представить себе в нем борьбы с каким бы то ни было порочным стремлением». Восхищаясь Сократом, Монтень, этот ярый противник убийства животных и птиц, убежденный вегетарианец, тем не менее, считал смертную казнь «актом добродетели общества по отношению к преступнику». «…В смерти Сократа есть нечто невыразимо прекрасное», – восклицал этот титан этики. Здесь же он привел слова Аристиппа, известного философа, ученика Сократа, основателя киренской школы философов, родоначальника гедонизма, присутствовавшего при казни Сократа: «Да ниспошлют боги и мне такую смерть!» Монтень как бы сравнивает две смерти: казнь Сократа и публичное самоубийство Катона Младшего (Утического), известного республиканца, в знак протеста против диктатуры Цезаря. С современной точки зрения, поступок Катона, если подумать о его социально-психологических последствиях, это поступок морального террориста – камикадзе. Вот как тонко говорит об этом Монтень:

«Есть немало случаев, когда люди на деле превзошли требования, предъявляемые их учением. Доказательством этого может служить пример Катона Младшего. Когда я представляю себе, как он умирал, вырывая из тела свои внутренности, я не могу допустить, что душа его в этот момент была лишь полностью свободна от страха и смятения, не могу поверить, чтобы, совершая этот поступок, он только выполнял правила, предписываемые ему стоическим учением, иначе говоря, что душа его оставалась спокойной, невозмутимой и бесстрастной. Мне кажется, что в добродетели этого человека было слишком много пламенной силы, чтобы он мог удовольствоваться этим; я нисколько не сомневаюсь, что он испытывал радость и наслаждение, совершая свой благородный подвиг, и что он был им более удовлетворен, чем каким бы то ни было другим поступком в своей жизни. Sic abit e vita ut causam moriendi nactum se esse gauderet («Он ушел из жизни, радуясь, что нашел случай покончить с собой». Цицерон) каким бы то ни было другим поступком в своей жизни.

(См. Монтень. «Опыты». М., «Правда». 1991, стр. 240—241).

Демонстративному самоубийству даже ради высокой цели, Монтень явно предпочитает смертную казнь. Монтень подчеркивает, что сам Катон «с полным основанием рекомендовал своему сыну и окружавшим его сенаторам выйти из положения иначе» (там же). В конечном итоге, Катон обрекал своего сына и сенаторов-единомышленников на смертную казнь. Как, кстати, его сын и сенаторы – республиканцы и погибли, казненные Цезарем.

Великие русские адвокаты Федор Никифорович Плевако (1842—1909) и Анатолий Федорович Кони (1844—1927), блестяще оправдавшие тысячи преступников, в том числе, убийц (так, Кони оправдал террористку Веру Засулич, покушавшуюся на убийство петербургского градоначальника Федора Федоровича Трепова, тяжело ранившего его), тем не менее, ни разу не обмолвились об отмене смертной казни. Ф. Н. Плевако горячо поддерживал судебную реформу 1864 года, так называемые «Судебные Уставы императора Александра II».

(Судебная реформа 1864 года радикальным образом изменила всю систему правосудия Российской Империи. Были введены принцип независимости и несменяемости судей. Установлена подсудность всего населения, без каких либо ограничений. Предварительное следствие было отделено как от полицейского сыска, так и от прокуратуры. Была обеспечена состязательность судебного процесса, при полном уравнении в правах стороны обвинения и защиты. Наконец, был учрежден суд присяжных, и создана свободная, отделенная от Государства, адвокатура).

Итак, смертная казнь – понятие весьма неустойчивое, и отражает не столько постоянно изменяющееся отношение общества к преступнику, сколько степень криминализации (падения нравов) самого общества. Есть в этом понятии нечто, что не имеет никакой связи с преступностью. Имеется в виду, отношение общества к смерти, следовательно, к жизни. Это отношение, из века в век, колеблется между двумя полюсами. От девальвации человеческой жизни и, следовательно, повешения «стоимости» (удельного веса) смерти. До ренессанса человеческой жизни, следовательно, падения стоимости (удельного веса) смерти. Но, это уже не социально-психологические, а философские вопросы. Поэтому мы их лишь обозначаем. Обсуждение философских, точно также, юридических аспектов рассматриваемых предметов, не входит в наши задачи.

Философские и психологические аспекты умирания и смерти человека подробно рассмотрены Е. В. Черносвитовым в книге «Формула смерти» (См: Журнал «Закон и право». №12. 2001 и последующие номера; второе издание: Евгений Черносвитов. «Формула смерти». М. 2002 г., 3-е издание: (мультимедийное) Е. В. Черносвитов. «Формула смерти» и «Эротоман». Москва – Лондон – Дублин, 2007 г.).