Текст книги "Юридическая психология. Социальная юриспруденция. 2 том"

1. Если заболевает один из близнецов, лечить нужно всех.

2. Большинство современных лекарств от самых разных болезней, абсолютно не эффективно для лечения одного из близнецов. А. порой, просто опасно.

3. Один из двух близнецов может погибнуть от любого фрукта. Ибо, фруктоза для него – яд замедленного действия.

4. Когда умирает один из близнецов, у другого, во-первых, изменяется генотип. А, во – вторых, резко падает иммунная защита.

5. Древние были правы. Один из однояйцевых близнецов часто оказывается преступником.

6. Дети близнецов, в младенчестве, как бы стоят перед выбором: безумие, убийство, самоубийство, или гениальность. Пока наука бессильна объяснить эту генетическую («леворукую») предрасположенность к девиантному или делинквентному поведению новорожденного от близнеца.

7. Браки близнецов должны основываться на расчете. Математическом расчете некоторых психосоматических параметров жениха и невесты. В противном случае, брак близнеца, заключенный по любви, или другим мотивам, непременно распадется (статистические данные разных лет и народов).

И это лишь малая толика, того, что можно узнать, начав клонировать человека.

Есть и еще один аргумент за клонирование человека. Народная память всего человечества бережно хранит различные «приметы», связанные с близнецами. Они пока остаются вне поля внимания ученых.

Из необозримого числа художественных произведений о природных клонах, выделяется роман, блестяще и с психологической точностью, написанный нашей современницей, англичанкой Judith Michael «A tangled web». First published in Great Britain in 1995. A Warner Book. (Джудиф Митчел. «Тугой узел». Первое издание в Великобритании в 1995 году).

(Е. В. Черносвитов, учитель автора данного учебника двадцать пять лет посвятил наблюдению и изучению однояйцевых близнецов, родившихся и проживающих в России, Швейцарии, Франции, Англии, Ирландии, на Тайване, в Египте, Израиле и Зимбабве. Автору доступна вся информация, собранная Е. В. Черносвитовым о близнецах).

Все три, выше названные акции «мирового сообщества» развитых экономически стран, осуществлены под одним и тем же «знаменем» – утверждение принципов демократии. Не трудно, при современных электронных средствах коммуникации, обнаружить, что их лоббирование осуществляется одними и теми же силами, ничего общего не имеющими с наукой. Для государств, которые хотят войти в Европейское Сообщество, эти три условия должны быть выполнены. То есть, отменена смертная казнь, представители сексуальных меньшинств обладали бы всеми гражданскими правами, клонирование человека должно быть запрещено. Это – политика. Но, есть и другая сторона медали – социально-психологическая. Все, что делается в Государстве, как обществе, всегда, так или иначе, отражается на общественном психическом здоровье. пенитенциарный психолог, как гражданин, обязан руководствоваться, прежде всего, этическими и деонтологическими принципами, которые вытекают из медико-психологического знания и практики, даже в тех случаях, когда его позиция не совпадает с политикой, проводимой Государством.

Приведем один пример из реальной жизни России. На судебном процессе, который проходил в Дагестане, по делу одного из главарей чеченских террористов Салмана Радуева, генеральный прокурор России «попросил» для преступника «пожизненного заключения». Из зала тут же раздался вопрос, обращенный к прокурору: «Сколько же надо убить человек, чтобы приговорили к смертной казни?» Этот вопрос задал дагестанец, у которого от рук Радуева погибли брат и племянница. Не получив ответ на свой вопрос, дагестанец, аварец по национальности, сказал, повернувшись к Радуеву: «Клянусь Аллахом, куда бы тебя ни спрятали, я тебя найду и убью!» Государство, выпустив из рук смертную казнь, как меру и орудие наказания, сразу же вернет в общество месть. В случаях с кавказцами – кровную месть, передающуюся из поколения в поколение.

Одно дело не приравнивать представителей «сексуальных меньшинств» к преступникам, а другое дело, использовать их «проблемы» для различного рода «черных PR» или деструкции основ национальной или многонациональной культуры. Здесь необходимо отметить, что «сексуальные меньшинства» (как результат генетической мутации или болезни), существовали всегда. Но, только в ХХ веке они объявили себя «голубыми», представителями «высшей расы», и, следовательно, под знаменем борьбы за демократические принципа и права человека, стали навязывать здоровому обществу свою «культуру». Многие велики философы, художники, писатели и поэты, как хорошо известно, были гомосексуалами. Тем не менее, ни один из них и не думал предлагать обществу некую «голубую» культуру или искусство. Как ни парадоксально, все великие гомосексуалы прошлого, были, в своем творчестве, реалистами. И в древнем Египте и Элладе, и в Римской империи, и в Предренессансе и Ренессансе. Свои сексуальные отклонения от общественной нормы, они или скрывали, или, по крайней мере, не демонстрировали. Кто, например, знает, что Гиппократ был гомосексуалом? Или, что гомосексуалами были и Джотто и Леонардо да Винчи? Разве хоть в одном из их гениальных творений, есть хоть намек на пропаганду гомосексуального «искусства»? (См.: в этой связи, Е. В. Черносвитов. «Индивидуальность, творчество и психопатология». Сб.: ИСИ АН СССР, Вып. 1. 1980). Точно также, мало кто знает, что апостол Андрей Первозванный, первый проповедник христианства в Приднепровье и Приильменье, покровитель России и Шотландии, основоположник ордена, под знаменем которого вновь ходят Российские военные корабли, был также гомосексуалом? Ни в каком его действии не найти и следа его сексуальной патологии. Разве у Оскара Уайльда, хоть один из его персонажей является пропагандистом однополой любви? Точно также, ни в одном произведении Фридриха Ницше, и ни в одном стихотворении Райнер Мария Рильке, не найти и строчки о «превосходстве бисексуальной культуры над гетеросексуальной», тем более, сведений, что они оба были бисексуалы. Свои сексуальные «отклонения» и Ницше и Рильке тщательно скрывали от родных и друзей, считали, что

«это результат того, что их развратили люди, которых они боготворили». Кроме того, осознав, что их принуждают к сексуальным действиям, которые не свойственны их здоровой натуре, и Ницще, и Рильке резко и грубо порывают отношения с теми, кого еще недавно считали «земными божествами».

Ницше с Вагнером. А Рильке с Роденом. (См.: Е. В. Черносвитов. «Ницше, Рильке и Россия». «Грани», 1998, №185). Знаменитый французский художник, незаконный сын Талейрана Эжен Делакруа (Egene Delacroix), благодаря своей сексуальной аномалии, вошел во все учебники сексопатологии. Сексопатологи знают, что скрывается за синдромом, «complex Delacroix L amour a trois». Но, разве есть у Делакруа хоть одно полотно, отражающее его «сексуальные наклонности»? Делакруа известен, как художник, написавший такие яркие революционные полотна, символико-реалистического содержания, как «Свобода, ведущая народ» (1830) и «Резня на Хиосе» (1823—1824), наполненные гуманистическим пафосом.

Конечно, в каждом правиле есть исключение. Некоторые сонеты Шекспира воспевают гомосексуальную любовь. Если, эти сонеты написал действительно Вильям Шекспир, а не королева Елизавета 1. Аргументов в пользу Елизаветы 1 у филологов достаточно. Но, самый главный аргумент, вероятнее всего, антропологический. У «Сонетов» есть только один адресат – мужчина. И он не обладает ни одной, какой-либо чертой, которая повторилась бы хоть в одном, не то, чтобы, главном, но и во второстепенном герое Шекспировских шедевров, будь то трагедии, или комедии. И еще один, на сей раз, исторический факт, который также в пользу Елизаветы 1, как автора «шекспировских сонетов». Все произведения, которые написал Шекспир при жизни Елизаветы, все были поставлены на сцене «Глобуса» (Globe Theatre) труппой «Слуги лорда-камергера», во время правления дочери Генриха V11 и Анны Болейн. Лишь «Сонеты» были исключением. Они увидели свет только через 6 лет, после смерти Елизаветы 1. В 1609 году.

Французские поэты-гомосексуалы в некоторых своих произведениях воспевали свои сексуальные привязанности. Артур Рембо, правда, сделал это в прозе. «Сквозь ад» – произведение, жанр которого трудно определить. Поэтам и художникам «рассудочного символизма» (по словам Карла Юнга) или «наигранной шизофрении) по словам (по словам Н. Н. Баженова) на слово нельзя верить. Так, ни Анри Бретон, первый апостол-теоретик «необузданных сексуальных отношений» и «защиты прав человека-гомосексуала», ни Шарль Бодлер, воспевший сексуальные перверсии в «Цветах зла» и наркоманию в «Поисках искусственного рая», ни Сальвадор Дали, тщетно подражавший Босху и великим художникам, страдавшим психической болезнью, не были ни сексуальными извращенцами, ни больными-наркоманами, ни больными шизофренией.

Чрезвычайно интересно в этом отношении история лорда Джорджа Ноэля Гордона Байрона. Начиная уже с того, что он страстно добивался к своему имени прибавки «Ноэль», которую мог получить только после смерти последнего Ноэля. А это была его горячо любимая тетя. Когда же она умерла, чувство радости, в связи с получением прибавки к своему имени – «Ноэль» (имя, на несколько порядков ниже в сословном положении, чем Байрон), затмило чувство печали в связи с ее смертью. «Ноэль» нужен был Байрону, чтобы подписываться под своими стихами, как его кумир, Наполеон Бонапарт (НБ). Страдая от рождения параличом голеностопных суставов, и потратив много времени и сил, чтобы этот порок не был бы сильно заметен, Байрон с нескрываемым презрением относился к мужчинам, которым от природы досталось хорошее телосложение, но они этим никак не воспользовались. Поэтому его раздражал «красавчик» Шелли, не научившийся даже плавать. Свое презрение Байрон не смог сдержать, стоя над трупом утонувшего Перси, изъеденном раками. НО, тем не менее, Байрон демонстрировал всей Европе, что они с Шелли любовники. Вдобавок, что они одновременно являются любовниками и двух сестер, бывшей жены Шелли, Мэри, и Клэр Клермонт. На самом деле Байрон любил только Мэри, которая разошлась с Шелли из-за него. Байрон пишет для Мэри роман «Франкенштейн», который сделал ее имя бессмертным. Мэри рожает ему дочь. Дальше поведение Байрона совсем не поддается никакой логике. Он уговаривает свою двоюродную сестру Августу Ли, чтобы она «призналась», что родила от Байрона дочь. До сих пор не найдены документы, которые могли бы пролить свет, хотя бы на две, весьма странные вещи: 1) Почему Байрон скрывал свои отношения с Мэри Шелли, при этом наговаривал на себя, что состоит в гомосексуальной связи с Перси Шелли, которого глубоко презирал? 2) Почему Байрон, словно ему было мало быть гомосексуалистом, заставил свою сестру признаться, что она состоит в инцесте с ним? При всем при этом, Джорж Ноэль Гордон Байрон был, как и Пушкин, по словам русского психиатра Владимира Михайловича Чижа, «идеалом психического и сексуального здоровья». (См.: М. Ф. Черносвитова «Причуды гениев. Байрон. Пушкин. Лермонтов». «Грани». 1999. №5).

Больные-гении, например, Ван Гог, Стринберг, Чюрленис, Игорь Федорович Стравинский, Всеволод Михайлович Гаршин, Михаил Александрович Врубель, старались изо всех сил, чтобы их болезнь, и сексуальные «ненормальности» жизни, не влияли бы на их творчество» (См. К. Ясперс. «Стринберг и Ван Гог». СПб. 1936, «Клинический Архив гениальности и одаренности. Эвропатология». М.-Л.-Св. 1922—1028 гг.). Современные «творцы» черных PR, широко используют с целью манипулирования общественным сознанием, имена психически больных и сексуально перверсных гениев, всех времен и народов, рассчитывая на невежество масс, которыми они пытаются манипулировать. Задача пенитенциарного психолога разоблачать подобные акции, кто бы за ними ни стоял, во имя общественного здоровья и чистоты нравов общества.

Запрет клонирования человека имеет несколько ответов-адресатов, на традиционный вопрос: «Кому это выгодно?» Мы не будем касаться всех аспектов запрета клонирования человека. Для того, чтобы указать на широту и разнообразие интересов в этом запрете, отметим, хотя бы, следующее:1) Клонирование человека предполагает также клонирование любых его органов. Следовательно, отпадет потребность в «донорах» для трансплантации. 2) Так как клонировать можно органы, в которых нуждается реципиент, следовательно, отпадет необходимость в производстве дорогостоящих иммунодепрессантов. 3) Так как клонировать орган можно прямо на месте (рядом) больного органа, то, следовательно, отпадет потребность в самой операции трансплантации. Один только аспект клонирования человека затрагивает радикально интересы трех разных производств дорогостоящих компонентов.

Но, для пенитенциарного психолога в запрете клонирования явное ущемление интересов, связанных с самой сложной, и, на сегодняшний день, как и несколько тысяч лет назад, остающейся «закрытой», проблемой личности преступника.

Задолго до Франца Йозефа Галля, австрийского врача, создателя френологии (1758—1828, френология возникла в 1810 году), на расцвете рабовладельческой цивилизации, клеймо (стигму) накладывали не только на рабов, но и на преступников. В Британском Музее хранится каталог стигм (клейм), где каждая стигма соответствует определенному виду преступления, которое может совершить человек. Этот каталог хорошо был известен в Древнем Египте и странах Месопотамии. Да и в других странах, в другие времена преступника клеймили именно тем клеймом, которое обозначает преступление, на которое данный человек способен. 75% клейм британского каталога отмечают леворуких преступников. По данным исследований, проведенных в 90-х годах в лесных «ИТУ» СССР Институтом социологических исследований АН СССР, совместно с сотрудниками Политотдела лесных ИТУ, процент леворуких пенитенциарных субъектов в 10 раз превышает процент леворуких в свободном обществе. (См.: «Материалы социально-психологического изучения личности осужденного». МВД СССР, Главное Управление по исправительным делам». М., 1981—1990, Н. Н. Брагина. Т. А. Доброхотова. «Левши». М.,1995). Так вот, к пониманию личности преступника: 1) Один из двух природных клонов, что, как отмечено выше, зафиксировано даже в мифотворчестве, левша. И, не просто левша, но и преступник. Николай Семенович Лесков, ничуть не уступая в интуитивном знании генетических закономерностей Эмилю Золя, написал не только знаменитого «Левшу», но и «Захудалый род». А, галерею праведников, он дополнил галереей врожденных преступников. Достаточно назвать такие произведения, как «На ножах» и «Леди Макбет Мценского уезда». 2) Среди пенитенциарных субъектов чрезвычайно высок процент однояйцевых близнецов (как правило, лишь один из близнецов – преступник), по сравнению с процентом природных клонов в свободном обществе. (См.: «Материалы социально-психологического исследования особенностей личности осужденного»).

Клонирование людей пролило бы свет и на такую загадку преступников, что среди них чрезвычайно высок процент диспластичных личностей. Среди природных клонов, будь то представители рода людского, животного или растительного мира, один близнец непременно диспластичен. Оноре де Бальзак, первый, кто произнес словосочетание юридическая психология, назвав так себя в посвящении меценату романа «Кузина Бетта», по-видимому, знал, что писал, создавая образ Вотрена, – самую яркую, преступную до гениальности и мозга костей, личность. Вот только несколько штрихов к его портрету («Отец Горио», «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок»).

Вотрен появился на сцене «Человеческой комедии», в самом начале его последней, блестящей аферы, которая привела его сначала в камеру-одиночку Консьержери, а затем, когда он «сдал» прокурору Парижа всех своих «подельщиков», в кресло шефа парижской полиции. Находился он тогда в трагическом и переломном периоде своей биографии, в ее «горячей точке» (А. Г. Амбрумова). То есть, ему было 40 лет. Вот как начинает знакомить читателя с Вотреном Бальзак:

«…Человек лет сорока, в черном парике и с крашенными баками, который называл себя бывшим купцом и именовался г-н Вотрен… Он принадлежал к тем людям, о ком в народе говорят: „Вот молодчина!“ У него были широкие плечи, хорошо развитая грудь, выпуклые мускулы, мясистые, квадратные руки, ярко отмеченные на фалангах пальцев густыми пучками огненно-рыжей шерсти. На лице, изборожденном ранними морщинами, проступали черты жестокосердия, чему противоречило его приветливое и обходительное обращение. Не лишенный приятности высокий бас вполне соответствовал грубоватой его веселости. Вотрен был услужлив и любил посмеяться. Если какой-нибудь замок оказывался не в порядке, он тотчас же разбирал его, чинил, подтачивал, смазывал и снова собирал, приговаривая: „Дело знакомое“. Впрочем, ему знакомо было все: Франция, море, корабли, чужие страны, сделки, люди, события, законы, гостиницы и тюрьмы. Стоило кому-нибудь уж очень пожаловаться на судьбу, как он сейчас же предлагал свои услуги; не раз ссужал он деньгами…, но должники его скорей бы умерли, чем не вернули ему долг, – столько страха вселял он, несмотря на добродушный вид, полный решимости, каким-то особенным, глубоким взглядом. Одна уж его манера сплевывать слюну говорила о таком невозмутимом хладнокровии, что, вероятно, он в критическом случае не остановился бы и перед преступлением. Взор его, как строгий судия, казалось, проникал в самую глубь всякого вопроса, всякого чувства, всякой совести… У Вотрена руки были достаточно длинны….»

К внешнему портрету Вотрена, Бальзак добавляет, что он был с короткой бычьей шеей, и коротким, мускулистыми, как у лошади-тяжеловеса, ногами. Таким образом, телосложение Вотрена, полностью подпадает под категорию диспластичной личности, согласно классификации Альбрехта Дюрера. Несколько штрихов к внутреннему портрету Вотрена. Бальзак пишет:

«Кто я? Вотрен. Что делаю? Что нравится. И все. Хотите знать мой характер? Я хорош с теми, кто хорош со мной или кто мне по душе. Им все позволено, они могут наступать мне на ногу, и я не крикну: „Эй, берегись!“ Но, черт возьми, я зол, как дьявол, с теми, кто досаждает мне или просто не приятен! Надо вам сказать, что для меня убить человека все равно что плюнуть. Но убиваю, только когда это совершенно необходимо, и стараюсь сделать это дело чисто: я, что называется, артист. И вот, каков я есть, я прочел „Воспоминания“ Бенвенуто Челлини, да еще по-итальянски!,то был сорвиголова, он-то и научил меня подражать поведению, которое нас убивает и так и сяк, но, кроме этого, он научил меня любить прекрасное во всем, где только оно есть. А разве не прекрасна роль, когда идешь один противу всех и у тебя есть шансы на удачу? Я много размышлял о современном строе вашего общественного неустройства. …Я разобрался в земных делах и вижу в жизни только два пути: тупое повиновение или бунт. Я лично не подчиняюсь ничему, ясно?»

(См.: Оноре де Бальзак. Собрание соч. М., «Художественная литература». 1983. Том 2. Стр. 235, 240, 313, 383,, 392, 393, 394.)

В преступном мире Вотрена звали обмани смерть.

Еще несколько штрихов к портрету Вотрена, или аббата Карлоса Эрреры из «Блеск и нищета куртизанок» (Назв. Соч., т.3) и «Утраченные иллюзии» (Назв. Соч., т.4).

«Аббат Карлос Эррера не был похож на иезуита, он вообще не был похож на духовное лицо. Плотный, коренастый, большерукий, широкогрудый, сложения геркулесова, он прятал под личиной благодушия взгляд, способный внушить ужас; лицо его, непроницаемое и обожженное солнцем, словно вылитое из бронзы, скорее отталкивало, нежели привлекало. Только длинные прекрасные волосы, как у князя Талейрана, придавали этому удивительному дипломату облик епископа, да синяя с белой каймой лента, на которой висел золотой крест, изобличала в нем высшее духовное лицо. Черные шелковые чулки облегали ноги силача. Изысканная опрятность одежды говорила о тщательном уходе за своей особой, что весьма необычно для простого священника, да еще в Испании. Несмотря на столь отталкивающие черты, впечатление сглаживалось манерой держаться, резкой и вместе с тем, вкрадчивой». Вотрен имел: «Торс атлета, руки старого солдата, широкие, сильные плечи приличествовали бы кариатидам средневековых зодчих, сохранившимся в некоторых итальянских дворцах. Люди, наименее прозорливые решили бы, что пламенные страсти или необычайные злоключения бросили этого человека в лоно церкви; несомненно, лишь неслыханные удары судьбы могли его изменить, если только подобная натура была способна изменяться. …Испанец, как видно, был фаталистом, подобно Наполеону, Магомету и многим великим политикам. Удивительная вещь! Почти все люди действия склонны к фатализму, так же как большинство мыслителей склонно верить в провидение». А, вот характеристики, которые дают Вотрену, хорошо знавшие его люди. Люсьен де Рюбампре: «Мастер парадокса. Для меня он страшнее дьявола». Корантен: «Аббат чрезвычайно хитер, это дьявол высшего чина». Камюзо: «Не человек, а дьявол; у него на все есть ответ. Великий актер. Титан хитроумия, притворства, наглости… Кромвель каторги! Я никогда не встречал подобного мошенника». «Плотская и разнузданная любовь этих людей первопричина семи десятых преступлений. Именно женская преданность… повинна в том, что столько темного и неясного остается во многих процессах. Тут и сила и слабость преступника».

Портрет Вотрена мы должны иметь в виду, когда вернемся к осмыслению смертной казни, как одной из оспариваемых ныне функций пенитенциарности. Что же касается трудового перевоспитания преступников, a la Vautrin, sui generis incompossibilitas).

Как показывает история временной отмены смертной казни, если это не политический ход, преследующий свои цели (по современной терминологии «черный PR», теперь еще «нлп»! ), то отражение такого положения вещей в обществе, при котором оно, общество в смертной казни, как функции пенитенциарности, не нуждается. Ибо, само берет на себя эту функцию. Иными словами, пенитенциарное общество и общество гражданское, могут обмениваться между собой теми или иными функциями, не изменяясь при этом структурно. Поясняем сказанное примерами из реальности современного гражданского общества России. Укажем лишь на два социальных фактора, которые девальвируют (обесценивают) сам феномен смертной казни.

1) В гражданском обществе появляется профессия наемных убийц, обслуживающих как частных лиц, так и само государство.

Кстати, наемные убийцы – это не изобретение ХХ-го века. Они существовали всегда. А, в некоторые периоды истории, в некоторых государствах, даже, как каста. Например, в Испании с Х-го века, вплоть до Х1Х века. В Италии, примерно в эти же времена. А в Древнем мире, наемные убийцы, часто представляли собой привилегированную касту. Кто такие «гулящие люди» на Руси, как не привилегированная каста убийц? Они появились с девятого века и были, к четырнадцатому веку «заменены» такой же привилегированной кастой – ушкуйников. А самураи феодальной Японии? Это – всегда дворяне. Часто – представители высшего сословия.

2) Медицина (социальная психология) обретает не свойственную ей функцию избавления Государства от лиц, угрожающих своим существованием общественному здоровью – эвтаназию.

Эвтаназия, также не изобретение ХХ-го века. Спартанское понимание оздоровления общества лежало в основе самых разных систем здравоохранения и разных, не только Европейских, но и Американских, и Азиатских государств, весьма продолжительное время. Не только способами санитарии действовали врачи, по отношению к немощным старикам, беспомощным инвалидам, инвалидам детства, которых относили к социально-заразным лицам. Так называемая пассивная эвтаназия, то есть, помещение пациентов в интернаты, хосписы, приюты, дома призрения «бессрочно», имела место во все исторические периоды медицины. Одной из заслуг Гиппократа, о которой историки медицины предпочитают умалчивать, как раз являлось создание системы учреждений, куда помещались граждане, «внешний облик которых был неопрятен, дыхание было зловонным, а поведение раздражающим». А, также лица, «страдающие неизлечимыми и, следовательно, опасными для общества, болезнями». Вероятно потому, что греческие города-Государства, во времена отца медицины, были небольшие по площади, и, как правило, перенаселены, Гиппократ «бессрочное» пребывание больных и инвалидов в хосписах, заменил кратко срочным. Таким образом, пассивную эвтаназию превратил в активную эвтаназию. (См.: Hippocrates. «500 diagnoses et prognoses’ Vienna. 1901). Таким образом, хосписы Эллады, не прообразы современных госпиталей, больниц и домов-интернатов, а – современных «хосписов». Человечество, словно прошло по кругу, и в середине ХХ-го века, вернулось к тому, с чего начинало. Вновь стало открывать заведения, в которых врачи «облегчали умирание» своим согражданам. Гиппократа можно было понять. В его время врачи еще только учились лечить. Недуги, неизвестные, или неподдающиеся лечению, могли действительно нести в себе угрозу общественному здоровью, вызвав не только эпидемии черной смерти, или повального мора, но и психические эпидемии, захватывающие города, страны, и континенты. (См. Е. В. Черносвитов. «Социальная медицина». М. «Владос», 2000, стр. 61) Поэтому, таких больных нужно было изолировать от общества, и «помочь» им умереть. Пассивная эвтаназия появилась раньше активной эвтаназией. Но, в обоих случаях, врачи выполняли несвойственные их профессии социальные функции. Чаша с цикутой – последняя милость врача больному, недуг которого неизвестен, поэтому, опасен. Сократ также принял чашу с цикутой из рук врача. Таким образом, испокон веков, хосписы, последние приюты убогого скитальца, существенно «разгружали» пенитенциарии. И значительно уменьшали демографическую потребность общества в смертной казни. Ибо, в категорию опасных для общества «больных», часто попадали граждане, с девиантными и делинквентными (эти понятия возникли также в Древней Элладе) формами поведения. То есть, потенциальные преступники.

Принимая во внимание возникновение в Государстве только, указанных выше социальных явлений – «касты» наемных убийц и эвтаназии, можно предположить, что и в сфере демографии, в «механизмах» саморегуляции народонаселения, всегда находятся звенья, реализующие некий социогенетический «план» насильственной смерти.

В современной России, к указанным социальным феноменам, присоединяются еще серийные убийства. Также, совершенно новое для нашей истории явление. Учитель автора Е. В. Черносвитов принимал участие в расследовании первой серии убийств, которая была совершена в СССР в 1969 году, в качестве судебно-медицинского эксперта и судебного психиатра в городе Николаевске-на-Амуре. Первый серийный убийца, 35-ти летний мужчина, проехал через весь СССР, останавливаясь в городах и поселках, и душил по 3—5 детей, в возрасте от 6 до 14 лет. Ни на одном трупе не было найдено никаких следов сексуального посягательства. Одежда детей оставалась нетронутой. Убийца также не грабил квартиры, куда его приводили в «гости» дети. Так, в одной квартире на виду лежали обручальные золотые кольца родителей задушенного мальчика и деньги. Убийца убивал детей путем удушения: подушкой, полотенцем, чулком, шнурком. Труп, как правило, «прятал», запихивая наполовину, например, под кровать, или сажая труп в шкаф, дверь которого оставлял открытой. Проехав от Винницы до Николаевска-на-Амуре, этот человек задушил 45 детей. Пойман был в Николаевске-на-Амуре, после третьего убийства. Кроме первичной судебно-психиатрической экспертизы, прошел еще две стационарных – в Ленинграде, в Военно-медицинской Академии и в Институте им. В. П. Сербского в Москве. Везде был признан психически здоровым. Убивал он детей советских и партийных работников, работников суда, прокуратуры и милиции. У него был хорошо аргументированный мотив – месть Советской Власти. Судили его открытым судом в Николаевске-на-Амуре и приговорили к высшей мере наказания. Приговор он обжаловать отказался.

Согласно специалистам по серийным убийствам, судебным психиатрам, юридическим и социальным психологам и оперативным работникам, современный человек, совершающий серию убийств, никаким мотивом он никогда ни руководствуется (сексуальное насилие, месть, садизм, некрофилия и др.); если он не психически больной, он всегда имеет «план»: сколько, в какой последовательности, и временной частоте, он должен убивать. «Выполнив» этот план, серийный убийца может прекратить совершать преступления. Криминальный психолог ФБР, полковник Роберт К. Ресслер, который ввел в обиход термин «серийные убийства» в конце 80-х годов, убежден, что «серийный убийца несвободен в своих преступных действиях. Он, не может не убивать» (См.: «Serial murder and social aggression». N-Y. – L. 2000, р. 313—315). Руководитель Российского Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, профессор Т. Б. Дмитриева, признается, «что психология серийного убийцы пока остается загадкой» («Сб. «Серийные убийства и социальная агрессия». М., – Ростов-на-Дону, 1994. Стр. 23). Не вдаваясь здесь в детали дискуссий о мотивах и психологии нормального (то есть, психически здорового) серийного убийцы, проведем некую аналогию между ним и обществом, в котором серийный убийца реализует свой «план». Так как общество не существует отдельно от своих граждан, следовательно, как ни странно это может прозвучать, если серийные убийцы действительно действуют по «плану, то этот «план» задает им общество. В противном случае, его могли бы диагностировать генетики на молекулярном уровне. Отсюда, и элемент насильственности у самого субъекта насилия. Если же говорить, что «серийные убийства – это модно!», то подразумевать в них своеобразный черный PR. 12.11. 2001, на брифинге Академии Управления МВД России, заместитель начальника кафедры организации оперативно-розыскной деятельности, Евгений Самовичев, заявил следующее:

«Такие преступления плохо поддаются раскрытию, потому что, пока убийца не отработает свою плановую программу по уничтожению людей, его никак не изобличишь. К сожалению, пока мы плохо представляем себе ход их мышления».

Итак, обобщить все, выше названные проблемы, которые сопровождают отмену смертной казни, на первый взгляд, кажется не возможным. Ибо, сосуществование во времени разных по сущности явлений, не дает логических оснований для подобного обобщения: fallacia plurium interrogationum.