Текст книги "Погоня"

14
Фитц

Не стану лукавить. Сжимая в объятьях злую, извивающуюся Саммер, я слегка завожусь. Ну ладно. Мой член твердый, как камень.

В свою защиту отмечу, что в начале спора у меня не стоял. Я был откровенно зол на нее. Да и сейчас тоже, но теперь еще и возбужден.

Можете бросить в меня камень.

– Поставь. Меня. Обратно, – рычит Саммер, и каждый резкий звук ее голоса посылает залп горячей крови в мой член.

Со мной явно что-то не так. Я провел три часа с девушкой, которая принарядилась для меня, хлопала ресницами, касалась руки и едва ли не держала транспарант с надписью «ТРАХНИ МЕНЯ, КОЛИН».

Желание не появилось.

А сейчас я с Саммер, которая одета в мешковатые клетчатые штаны и рубашку с длинными рукавами, кроет меня последними словами, а мой член рвется наружу.

– Ты видел во мне стерву? – грозно произносит она. – Что теперь скажешь?

Она прибегает к проверенному средству: щиплет за зад. Но острая боль лишь заводит.

– Тебе говорили, что ведешь себя как ребенок? – Пинком распахиваю дверь ее спальни.

Стоит опустить ее на землю, как она замахивается. Из моего горла вырывается изумленный смешок. Без труда блокирую удар кулаком, не позволяя коснуться солнечного сплетения, и приказываю:

– Прекрати.

– Почему? Потому что так ведут себя дети? Ах, и стервы тоже, да? И плохие актрисы… И девчонки из женского общества… Кто там еще был… – Ее щеки покраснели от смущения. – Ах, да. Еще дуры. Ты же так считаешь, правда? Что я пустышка?

У меня душа уходит в пятки. И не только. Стоит лишь взглянуть на обиженное лицо Саммер, как стояк выдает «не поминайте лихом».

Ее пальцы, которые до этого были так крепко сжаты в кулаки, медленно слабеют и разжимаются. Заметив выражение моего лица, она горько усмехается:

– Я слышала все, что ты сказал Гарретту в баре той ночью.

О черт. Чувство вины охватывает меня с головой, а затем сворачивается клубком стыда в животе.

– Саммер, – начинаю я и умолкаю.

– Каждое слово, – тихим голосом говорит она, – я слышала каждое твое слово, и ни одно из них не было хвалебным, Колин.

Я чувствую себя козлом.

Большую часть жизни я старался придерживаться принципа: не проявляй жестокость к другим, ни о ком не говори гадостей ни в лицо, ни за спиной. В детстве я видел между родителями сплошной негатив, бесконечный обмен ударами. «Твой отец – кусок дерьма, Колин». «Твоя мать – лживая сука, сынок». С годами они успокоились, но было слишком поздно. Токсичная среда, которую они создали, уже сделала свое, научив на горьком опыте, что словом и убить можно. И что разбитую чашку не склеить.

– Саммер, – начинаю я и снова умолкаю.

Не знаю, как все объяснить и не выдать, как сильно желал ее той ночью. Я искал недостатки, потому что мне было с ней хорошо, она смешила и заводила меня. Я хотел ее, и это шло вразрез со здравым смыслом, поэтому стал перечислять все изъяны.

– Мне жаль, что ты все это слышала, – наконец удается выдавить мне.

И тут же понимаю, что зря так сказал. Сидя на краю кровати, она поднимает печальные зеленые глаза. Боже. Этот взгляд просто как стрела в сердце.

– Я не пустышка, – произносит девушка едва слышно. Прочищает горло, и голос становится сильным и ровным. – Да, во мне дохрена энергии. Да, мне нравится ходить по магазинам, и я одержима шмотками. Да, я состояла в женском обществе, и да, я люблю танцевать и веселиться с друзьями. – Она с усилием выдохнула. – Но это не значит, что я поверхностная, Фитц. И не говорит о том, что у меня нет внутреннего мира. Потому что он есть.

– Конечно, – прерывисто вздохнув, я присаживаюсь рядом. – Мне так жаль, Саммер. Я не хотел тебя обидеть.

– Знаешь, что действительно обидно? Что ты просто решил, что для меня нет ничего важнее вечеринок и шоппинга. Я – верный друг, хорошая дочь, отличая сестра. А ты со мной общался сколько? Полтора часа? И уже посчитал, что хорошо знаешь?

Чувство вины подкатывает к горлу и сгущается как смола на асфальте. Саммер совершенно права. Хотя перечислением недостатков я пытался охладить свой пыл, все же они сразу пришли в голову. Я действительно поверил, что она просто недалекая тусовщица. Мне за это стыдно.

– Прости, – резко говорю я, – я не сказал ни слова правды, незаслуженно оскорбив тебя. А еще прости, что назвал тебя стервой при Холлисе. Ты вела себя как стерва, но теперь мне понятно почему. Мне очень жаль.

Саммер надолго замолкает. Нас разделяет фут пространства, но с тем же успехом она могла бы сидеть у меня на коленях, так остро ощущаю ее присутствие, тепло тела, вздымающуюся под рубашкой при каждом вдохе грудь, пьянящий аромат, присущий Саммер. Ее густые золотистые волосы каскадом ниспадают на одно плечо, отчего-то так и хочется запустить в них пальцы.

– Мне было приятно общаться с тобой на той вечеринке, – произносит она ровным голосом, наполненным огорчением. – Весело болтать. Дразнить тебя брюзгой. – Саммер делает паузу. – Хотя «брюзга» больше не подходит. Думаю, теперь ты «хрен».

Мое сердце сжимается, потому что это правда.

– Прости, – похоже, это все, что я могу сказать.

– Да плевать, – пренебрежительно отмахивается она. – Так мне и надо за то, что втюрилась в неподходящего парня. Думаю, не зря же мы делимся на разные типы, правда? Тебя тянет к определенным людям, а их тянет к тебе. Просто не нужно было поступать так подло, Фитц. Если я тебе не понравилась, мог бы сказать напрямую, а не поливать грязью перед Гарреттом.

Она снова стискивает кулаки и прижимает их к бедрам.

– Обычно я так не поступаю, – мне слышна мука в собственном голосе. Уверен, и ей тоже. – Но той ночью…

– Я поняла, – перебивает она, – ты не хотел быть со мной.

Стыд снова сдавливает мне горло, и я едва могу дышать.

– Но, к твоему сведению, я интереснее, чем ты думаешь, – ее голос сорвался, – у меня богатый внутренний мир.

Ох, проклятый дьявол, эта девушка разрывает мне сердце. Никогда в жизни я не чувствовал себя так гадко.

– Я знаю людей, которые любят поразмышлять о смысле жизни, о предназначении, о вселенной, о том, почему небо голубое, обо всем, о чем только можно. Но такое не для меня. Я хороша в другом: могу выслушать, когда нужно. Я…

Солнышко, мысленно заканчиваю я.

Согласно своему имени, Саммер – солнечный свет.

Вместо того чтобы закончить фразу, она меняет тему.

– И что бы ты там себе ни думал, я могу поддерживать беседу не только о туфлях и дизайнерских шмотках. Может, я и не напишу диссертацию длиной в пять тысяч слов о Ван Гоге и каждом его мазке кистью, но сумею выразить радость, которую искусство и красота привносят в мир. – Она с трудом встает на ноги. – В любом случае, извини, что грубо высказалась о твоей девушке.

– Она не моя девушка, – бормочу я, – мы сходили на одно свидание.

– Как скажешь. Извини, что смеялась над той, с кем ты ходил на свидание. Она посещает со мной историю костюма и не произвела хорошего впечатления.

– Мне правда жаль по поводу новогодней вечеринки. – Сильно прикусываю щеку изнутри. – Я не верю во все то дерьмо, которое наговорил.

Она грустно улыбается, и это снова ранит меня до глубины души. Потом пожимает плечами и произносит:

– Нет, веришь.

* * *

Как правило, выяснение отношений необходимо, чтобы наладить диалог между двумя людьми. В случае с Саммер результат получился противоположным.

После разговора мы начали обходить друг друга стороной, избегать неудобных тем и общаться только по необходимости. Такое поведение продиктовано не злобой, а лишь крайней неловкостью. Подозреваю, она все еще считает меня ослом за все сказанное, да я себя таким и ощущаю.

Что еще хуже, они с Хантером стали проводить много времени вместе. Несколько раз я заставал их сидящими очень близко друг к другу на диване. Никакого публичного проявления чувств или неприкрытой страсти, но было ясно, что им хорошо вдвоем. Хантер флиртует с ней при каждом удобном случае, а Саммер, кажется, не против.

Зато я возражаю.

Пожалуй, даже чересчур сильно, поэтому и укрылся воскресным вечером в спальне вместо того, чтобы отмечать нашу победу над командой Дартмутского колледжа внизу с друзьями. А еще мы одолели команду Саффолка, так что это двойной праздник. Но у меня нет желания смотреть, как Хантер клеится к Саммер. К тому же, все тело превратилось в один огромный синяк. Матч с Дартмутским колледжем выдался тяжелым: было много попаданий (не всегда чистых), нарушений (не всегда отмеченных штрафом) и одна травма паха у защитника команды Дартмута, при виде которой мои яйца съежились и втянулись, как голова испуганной черепахи в панцирь. Стоит ли говорить, что устал, страдаю от боли и раздражен.

Музыка, грохочущая снизу, так и норовит заглушить композиции, льющиеся из динамиков моего компьютера. Я слушаю странную смесь блюграсса[35]35
  Жанр американской музыки (кантри).


[Закрыть] и инди-рока[36]36
  Обобщающий термин для широкого диапазона музыкантов и стилей, объединённых причастностью к контркультуре и имеющих отношение к рок-музыке.


[Закрыть], которая почему-то хорошо подходит для занятия свободным рисованием. Иногда, в моменты творческого кризиса, ложусь на спину с блокнотом в одной руке и карандашом в другой, закрываю глаза, делаю вдох и выдох, медленно и плавно, а затем начинаю рисовать все, что приходит в голову. Когда-то школьная учительница по рисованию убедила попробовать это упражнение, утверждая, что оно так же эффективно очищает разум и пробуждает вдохновение, как медитация. Она была права – всякий раз этот прием выводит меня из ступора.

Не знаю, как долго я рисовал с закрытыми глазами, но когда карандаш затупился, а запястье свело судорогой, музыка в гостиной уже стихла, а собственный плей-лист звучал по второму кругу.

Я сажусь, разминая руку, опускаю взгляд на рисунок и обнаруживаю, что изобразил Саммер.

Не летний пейзаж, а девушку.

Она не улыбается ослепительно, не смеется и не краснеет от злости наливными как яблочки щеками. На портрете зеленые глаза Саммер излучают боль, как в момент, когда она шептала: «У меня есть внутренний мир». Изображенные на бумаге, ее полные губы неподвижны. Но я помню, как они дрожали, когда она делала прерывистый вздох. На рисунке кажется, что у нее вот-вот выступят слезы, и это камнем ложится на сердце. Но сжатые челюсти говорят о том, что она не сдастся без боя.

Я затаил дыхание.

Она полностью подходит для прототипа персонажа новой игры, которую я разрабатываю. Несколько последних месяцев я усердно трудился, но так и не нашел вдохновения для образа героини. Это существенно замедляло работу.

Глазею на рисунок почти пять минут, прежде чем заставляю закрыть блокнот и убрать его. Переключив мозг из режима «искусство» в режим «живой организм», я понимаю, что хочу не только отлить как скаковая лошадь, но и голоднее этой лошади и, пожалуй, даже съел бы ее. В животе громко урчит, даже удивительно, как я до сих пор не ощущал голода. Прежде всего я решаю проблему с мочевым пузырем, а затем спускаюсь вниз, чтобы раздобыть немного еды. С лестницы слышен взрыв смеха в гостиной и голос Холлиса: «Вот о чем я говорю!» Так взволнованно Майк Холлис обычно рассказывает либо о самых ужасных вещах в мире, либо о невероятно потрясающих. Полумер он не признает.

Иду в гостиную на голос Майка из любопытства вместо кухни. Войдя в дверь, ощущаю, словно вернулся обратно в восьмой класс. А многие в этом временном промежутке живут до сих пор. Например, капитан команды Нейт, который радостно потирает руки и уговаривает бутылку на столе показать на него.

Да, именно бутылку.

Либо я брежу, либо мои друзья студенческого возраста разместились кружком на полу или разных предметах мебели и играют в бутылочку. Очевидно, крутить выпала очередь Саммер, потому что та подалась вперед с дивана, наблюдая, на кого покажет горлышко. А тем временем все одинокие парни в комнате наблюдают за ней. Без особой надежды.

Зеленая бутылка «Хайнекена» замедляет ход, минуя Нейта и Холлиса. Почти указывает на Кейти, подружку Джесси Уилкса. Поворачивается еще немного, замирая. И указывает прямо на дверь.

На меня.

15
Саммер

Такие игры, как «Бутылочка» или «Семь минут в раю», уже не кажутся классными после окончания средней школы. Потому что в двенадцать или тринадцать лет еще можно целоваться со случайными парнями и не беспокоиться о последствиях.

Для взрослых последствия бывают всегда.

Например, что если придется поцеловать Колина Фитцджеральда прямо сейчас? Все вокруг увидят, как возбуждает меня этот парень.

– Дайте покрутить снова, – брякаю я, – Фитц не участвует в игре.

– Ни за что! – грозит пальцем Кейти, симпатичная рыжеволосая девушка с широким, как у Джулии Робертс, ртом. – Мне же пришлось поцеловать Холлиса… На глазах у моего парня!

– Да я не против, – спокойно отвечает Джесси. – В смысле, это же Холлис.

– Эй! – протестует Майк.

– Дело не в этом, – возражает Кейти. – Я хотела сказать, что по правилам нужно целовать любого, на кого покажет бутылка. Исключений нет.

Поглядываю на Фитца. Он одет в стиле, который я предпочитаю называть, «женская виагра»: серые спортивные штаны очень низко сидят на узких бедрах, обтягивающая белая футболка открывает татуировки на руках. Вот чертяка. Хорош на десять баллов из десяти.

Вообще-то, пусть будет девять баллов. Один я вычту за то, что он выглядит так, будто готов прыгнуть в телепорт и очутиться в Сибири.

Его отнюдь не восторженное выражение лица выводит меня из себя. Серьезно? Перспектива поцелуя со мной ему та-а-а-ак противна? После разговора начистоту на этой неделе, когда я обвинила Фитца в подлости, ему следовало бы замаливать грехи передо мной. Этому козлу следовало бы умолять о поцелуе.

– Я… Э-э-э… Шел перекусить, – Фитц постепенно пятится.

– Отличная идея, – подпевает ему с дальнего конца дивана Хантер беззаботным голосом, в котором кроется угроза.

Как и я, Хантер не очень-то горел желанием играть, хотя не похоже, чтобы он жаловался, когда десять минут назад поцеловал взасос безумно сексуальную Ариэль. Она единственная здесь девчонка без пары, кроме меня. У Кейти и Шейлы есть парни, но те (Джесси и Пьер, соответственно) не прочь поделиться подружками ради игры.

– Стой! – командует Кейти, когда Фитц делает шаг.

Он замирает.

– Извини, что нарушаю твои планы, – сообщает она, – но Саммер сейчас будет тебя целовать.

Боже мой. Где Бренна, когда она так необходима? Будь она здесь, никогда бы не позволила Кейти и Ариэль подбить всех на эту глупую игру. Бренна бы рассмеялась им в лицо и предложила посоревноваться, кто быстрее напьется, что, уверена, все равно закончилось бы поцелуями. Но не такими, к которым принуждают, тем самым поставив тебя в неловкое положение.

Но, увы, у Бренны были другие планы. Сучка.

– Покручу снова, – настаиваю я, готовая в данный момент поцеловать кого угодно, даже Холлиса. Или одну из девчонок.

– Не-а, детка, правила есть правила. – К моему изумлению, Холлис поддерживает Кейти. Несчастное, полное нежелания выражение моего лица лишь прибавляет ему решимости. Он бросает взгляд в сторону двери, где Фитц хмурится в ответ. – Это пойдет на пользу, ребята. Вы только и делаете, что ругаетесь. Пора поцеловаться и примириться.

– Да брось, Холлис, – во мне нарастает ярость.

– Видишь! Все к лучшему, – радостно говорит Кейти. – Вам нужно разобраться между собой.

– Языком, – торжественно соглашается темноволосая Ариэль.

Нейт, капитан хоккейной команды, фыркает от смеха. Почему нельзя поцеловать его, черт возьми? Он высокий, стройный, с прекрасными живыми голубыми глазами.

Не успеваю опомниться, как Кейти тянет меня за руку. Изумляюсь, когда рыжеволосая крошка ростом не более полутора метров поднимает меня на ноги и подталкивает вперед.

– Ты чертовски сильная, – обрушиваю гнев на нее. Обрушиваю – потому что практически на голову выше ее, но она все же может меня одолеть.

– Знаю, – ухмыляется она.

Фитц окидывает комнату настороженным взглядом.

– Вы сколько выпили, ребята? – Он поднимает бровь, глядя на капитана своей команды. – С каких это пор мы играем на поцелуи?

Нейт пожимает плечами и салютует бутылкой пива.

– Живем лишь раз, так? – беззаботно произносит он.

– Ладно, детки, – хлопает в ладоши Кейти, – целуйтесь и миритесь.

Я возмущенно вскрикиваю, когда меня снова сильно толкают в спину. Споткнувшись, лечу вперед и едва ли не врезаюсь носом в дверной косяк, но сильные руки Фитца удерживают меня. От прикосновения меня бросает в жар. Дыхание перехватывает, когда я замечаю, что его взгляд стал мягче. На самом деле, нет. Может, он уже и не такой враждебный, но точно не мягкий. Глаза прикрыты потяжелевшими веками и блестят с неожиданным пылом. Затем он моргает, и огонь во взгляде сменяется злостью.

– Давай сделаем это, просто чтобы все заткнулись, – бормочет он так, чтобы слышала лишь я. – Она от нас не отстанет.

Он говорит о Кейти и, пожалуй, прав. Сегодня я впервые с ней столкнулась, но уже через пять секунд после знакомства поняла, что она ужасно любит командовать. Не поймите неправильно, она веселая, но за ней всегда должно быть решающее слово.

– Ладно, – бормочу в ответ, – но без языка.

– Ничего не могу обещать, – на его губах мелькает слабая улыбка.

Едва успеваю осмыслить неожиданную подколку, как Фитц берет меня за подбородок своей большой рукой. Смутно слышу громкий свист – похоже, его издает Холлис. А потом все звуки тонут в оглушительном сердцебиении, когда губы Фитца нежно касаются моих.

Ух!

Я не ожидала, что он начнет поцелуй так нежно. На глазах у всех. Но он начал. Его большой палец скользит по щеке, а мягкие губы медленно ласкают мои. По мне прокатывается волна дрожи, когда он усиливает напор, плотно прижимаясь. А потом кончик его языка трогает мою нижнюю губу, и я вздрагиваю как от удара током. Растворяюсь в поцелуе в момент соприкосновения языков. Желание разливается между ног, простреливает в груди, заставляет соски твердеть. Я вся нахожусь во власти этого поцелуя. Позволяю языку Фитца проникнуть в рот, пальцам – властно лечь на талию, теплому дыханию – согреть меня, сексуальному запаху – заполнить все вокруг. Не могу остановиться: прижимаю ладонь к его твердой как камень груди. Другой рукой обнимаю парня за шею. Тонкие волоски щекочут кожу. Левая грудная мышца дрожит под моей ладонью, чувствую учащенное биение его сердца, как и у меня.

Чувство исступления и беспомощности охватывает меня, когда Фитц начинает отстраняться. Я крепче притягиваю юношу за шею и целую сильнее. Переплетаю свой язык с его, ловлю ртом хриплый стон. Надеюсь, никто больше этого не слышал.

Ведь этот прекрасный, полный отчаяния звук принадлежит лишь мне. Одной. Хочу запомнить эту соблазнительную реакцию и потом прокручивать в голове снова и снова, лежа в одиночестве в постели. Ласкать себя рукой между ног, вспоминая этот поцелуй.

Ох, черт. Я так возбуждена. У меня дрожат ноги. Мои трусики промокли.

Заставляю себя оторваться от Фитца. Еще сложнее не смотреть на парня. Меня пугает возможное выражение его лица, поэтому оборачиваюсь через плечо к наблюдателям.

Но все равно чувствую его взгляд, словно выжженное каленым железом клеймо в середине позвоночника.

Молю бога, чтобы друзья ничего не разглядели под маской беззаботности, которую я быстро натянула на себя.

– Вот, – щебечу я чересчур веселым голосом и одариваю присутствующих сверхослепительной улыбкой. – Мы поцеловались и помирились. Чья очередь теперь?

* * *

Поцелуи бывают разными. Некоторые приводят к сексу. Некоторые случаются от скуки. От некоторых все тело покалывает, а от других вообще ничего не чувствуешь. Но у всех них есть кое-что общее – это просто поцелуи.

Все это не ТОТ САМЫЙ ПОЦЕЛУЙ.

Тот, о котором думаешь потом часами, если не днями. Тот, который заставляет неосознанно касаться губ и покрываться теплыми мурашками от возбуждающего воспоминания о мужском рте, прижатом к твоему. Для этого не требуется особых декораций, ему не обязательно нужно случиться на фоне Эйфелевой башни, заката и грациозных скакунов, чтобы небо при этом было расцвечено северным сиянием (чудесным образом появившимся в Париже).

В последний раз, когда мне довелось испытать ТОТ САМЫЙ ПОЦЕЛУЙ, все произошло за тюком сена на ранчо моей подруги Элизы в Кентукки. Мне было шестнадцать. Я влюбилась в ее старшего брата Гленна, хотя у него уже была девушка. В то лето, когда я отправилась с ним и Элизой на ранчо их бабушки, он наконец-то (наконец-то!) расстался с подружкой и обратил на меня внимание.

Он поцеловал меня под фырканье лошадей и запах навоза, исподтишка и неуклюже, но все равно этот поцелуй я не забуду никогда. Мы вернулись в Коннектикут и встречались семь месяцев. Я потеряла с ним невинность и думала, что мы поженимся, заведем детей. А потом его бывшая решила вернуться, и теперь это они женаты и завели детей.

Я рада за Гленна. Не думаю, что мы с ним прожили бы долго и счастливо. Чтобы я поселилась на ранчо в какой-то глуши? Нет уж, спасибо.

Правда, после него у меня ни с кем не было таких же ощущений во время поцелуя. До прошлого вечера. Фитц подарил мне ТОТ САМЫЙ ПОЦЕЛУЙ. Все длилось меньше минуты, произошло на глазах у дюжины людей во время детской игры в бутылочку, ну и что? Он не выходил у меня из головы с той секунды, как прошлой ночью я легла спать, и до момента, как открыла глаза сегодня утром. Скорей всего, поцелуй мне даже снился, хоть и не помню этого.

Нельзя зацикливаться. Фитц лишь уступил Кейти и сразу исчез после этого. Может, с моей стороны это и был ТОТ САМЫЙ ПОЦЕЛУЙ, но для него это всего лишь игра.

Какая невероятно удручающая мысль.

К счастью, сегодня мне есть чем заняться, хоть дела и не очень приятные. Прежде всего, я повидалась с мистером Ричмондом, который был так же резок и снисходителен, как и в нашу предыдущую встречу. Губы Своложабы скривились от отвращения, когда я поведала ему о решении разработать линию купальников для показа мод. Наверное, фальшивые британцы не любят плавать.

Покидая кабинет, я снова разрывалась между желанием никогда больше не видеть куратора и отчаянной потребностью хорошенько покопаться в его прошлом, чтобы выяснить, настоящий ли у него акцент.

Выходя из административного корпуса, решила написать о своих бесконечных подозрениях Бренне.

Я: «Богом клянусь, он не британец!»

БРЕННА: «Кто?»

Я: «Заместитель декана и по совместительству мой куратор. На прошлой неделе я рассказывала тебе о нем».

БРЕННА: «Точно. ОК. Мы ДОЛЖНЫ провести расследование».

Я: «Само собой!!! С чего начнем?»

БРЕННА: «Это был сарказм. Нужно придумать, как выражать его в смсках. Вообще-то, я считала, что капс его обозначает. Или нет??»

Я: «Я серьезно, Бри».

БРЕННА: «Вот это-то и печально».

Я: «Как мне выяснить место его рождения? В его профиле в LinkedIn[37]37
  Социальная сеть для поиска и установления деловых контактов.


[Закрыть] указано, что он учился в Колумбийском университете в Нью-Йорке. В Англии он даже в школу не ходил!»

БРЕННА: «1) Многие иностранные студенты приезжают в США учиться по обмену; 2) Ты сумасшедшая; 3) Мы все еще собираемся идти на субботнюю игру?»

Я: «Да, собираемся. И спасибо за ПОМОЩЬ».

Я: «Ты ведь поняла, что это сарказм?»

БРЕННА: «Отвали».

После десятиминутной прогулки по кампусу на пронизывающем холоде я стучу в дверь Эрика Лори, чтобы провести вторую за день встречу. Несмотря на теплую одежду, я превратилась в сосульку. Зубы стучат, и, могу поклясться, нос обморожен.

– О боже. Ты принесла с собой холод. – Впуская в кабинет, Лори притворяется, что дрожит. Внутри на удивление просторно, у дальней стены стоит коричневый кожаный диван, в центре помещения – большой письменный стол, из окна открывается великолепный вид на заснеженный двор.

– Останусь в пальто, если вы не против, – криво улыбаюсь я. – Продрогла до костей.

– Как бы мне ни хотелось увидеть, что за ослепительный и модный наряд надет на тебе под всей этой одеждой, можешь ее не снимать… – Он подмигивает. – …сегодня.

Знакомое неприятное ощущение всколыхнулось в моем животе. Идет вторая неделя занятий, и Лори по-прежнему не выказывает ничего, кроме дружелюбия. Но каждый раз, находясь с ним рядом, я испытываю приступы нервозности. И его подмигивание не прекращается, например, вчера он не менее десяти раз оказал такой знак внимания разным студенткам.

– Садись. – Он жестом указывает на одно из роскошных кресел для посетителей и опускается в свое. – Давай сначала обсудим промежуточный экзамен.

Кивнув, усаживаюсь в кресло. Мы уже обменялись несколькими электронными письмами о том, как он предполагает решить проблемы с обучением. На этом курсе требуется подготовить два больших доклада, но я буду сдавать только промежуточный экзамен. В качестве второй работы мне разрешено провести с группой семинар, на котором я буду вести обсуждение темы, выбранной Лори.

В понедельник он раздал список тем для промежуточного экзамена, и я нашла ту, по которой, кажется, будет проще всего писать. Теперь требуется получить его одобрение.

– Уже определилась с темой? Хочу убедиться в правильности решения перед тем, как ты приступишь.

Проявление искренней заботы немного смягчает мою настороженность. Несмотря на хроническое подмигивание и периодические странные намеки, он вроде бы хороший профессор, неравнодушный к своим студентам.

– Я хотела бы взять тему о нью-йоркской моде. Думаю, смогу многое о ней поведать. Планирую сделать наброски сегодня вечером.

– Хорошо. Замечательно. Можешь писать мне на электронную почту, если возникнут трудности или потребуется взгляд со стороны.

– Спасибо, – с благодарностью отвечаю я. – Возможно, это действительно будет нужно.

– Славно, – широко улыбается Лори. – Следующим пунктом, я должен узнать, что ты готовишь для показа мод.

– У меня все с собой. – Я вынимаю из большой сумки кожаную папку с эскизами, кратким описанием линии купальников и фотографиями для сравнения, которые он просил. – Плюс добавила снимки от некоторых малоизвестных дизайнеров, чьими купальниками вдохновлялась в последнее время.

Двигаю к нему папку через стол.

Лицо Лори выражает одобрение, пока он просматривает фото.

– Кари Крейн, – кивает он, – я сидел на первом ряду во время ее дебютного показа в Милане.

– Правда?

– Конечно. Я никогда не пропускаю Неделю Моды.

– Я ездила на Неделю Моды в Париж и Нью-Йорк, – сообщаю я, – но в Милане не была.

– Вот это уже интригует, – переходит Лори к следующему дизайнеру. – Обожаю этот бисер на купальниках с бретелькой через шею от Шераши.

Кажется, он знает всех дизайнеров мира, и это вызывает во мне трепет благоговения.

– И я. Мне тоже нравится, как она привносит свою культуру в линию одежды.

– Болливуд и Французская Ривьера. Гениально.

– Да. Именно. – Я не могу не улыбнуться профессору. А он за последние пять минут не подмигнул ни разу и не флиртовал со мной, что вызывает облегчение. – В линии купальников я хочу поиграть с комбинацией классики и модерна, разбавленной бохо-шиком.

– Интересно. Давай-ка взглянем на эскизы. – Лори сосредоточенно изучает рисунки из папки. – Они очень хороши, Саммер.

Краснею. Я не лучший портретист или пейзажист, но всегда умела рисовать одежду. В детстве целые альбомы изрисовывала нарядами и образами, которые считала совершенством.

– Спасибо, – слегка смущаюсь, так как он изучает серию набросков мужских плавок. – Я знаю, что купальники не так сложны в дизайне, как, скажем, деловая одежда, но эта тема мне очень интересна. И, конечно, я могу включить больше работ в модный показ, чтобы рабочая нагрузка была сопоставима с другими студентами.

– Меня это не беспокоит, – рассеянно произносит он, переходя к следующему наброску. Тщательно изучив каждый, поднимает глаза с довольной улыбкой. – Мне все нравится.

– Правда? – воодушевляюсь я.

– О да. Не могу дождаться, когда же увижу результат. – И, когда я уже не ожидаю этого, он подмигивает. – Особенно любопытно, кого ты выберешь в качестве моделей.

Фу. Надо же так все испортить.

– Ты высокая девушка, – добавляет он, – подумай над тем, чтобы самой пройтись по подиуму. Без сомнений, ты потрясающе выглядишь в бикини.

Фу-фу два раза.

– Кхм, угу, но меня никогда не интересовал модельный бизнес. – Я поднимаюсь на ноги и указываю на эскизы. – Значит, можно работать дальше?

– Абсолютно. – Он возвращает кожаную папку мне.

– Великолепно. Спасибо. Увидимся на занятиях.

С облегчением покидаю его кабинет. Каждый раз, как только я начинаю считать профессора безобидным, он выкидывает новый фортель.

Снаружи свирепствуют порывы холодного ветра. Ненавижу тебя, январь. Когда ты уже сдохнешь. Бреду через кампус на парковку, где оставила машину, по пути заглядывая в телефон. Обнаруживаю пропущенный звонок от мамы и сообщение, которое заставляет улыбнуться.

«Позвони родителям, Саммер. Скучаю по моей девочке».

Мое сердце наполняется любовью. Ох, мне их не хватает. Мы почти не разговаривали с самого начала семестра: то я была занята, то они. Папа недавно начал отбор присяжных для громкого дела об убийстве, а мама навещала бабулю Селесту во Флориде.

Перезваниваю маме, но попадаю на ее голосовую почту. Тогда набираю папе.

– Принцесса! Давно пора! – отвечает он тут же.

– Знаю. Прости. Столько навалилось. Кроме того, не могу поверить, что застала тебя вне зала суда.

– С трудом, – признается он. – Могу говорить только потому, что прокурор попросил пятиминутный перерыв. Его следующий свидетель опаздывает.

– Это недопустимо! – полушутя восклицаю я. – Не позволяй им уйти от ответа, папа. Им предъявлено обвинение в неуважении к суду.

– Так не получится, милая, но спасибо за заботу, – смеется он. – Как твоя учеба?

– Хорошо. Только что виделась со своим куратором по самостоятельной работе. Разрабатываю линию купальников для показа в конце года.

– А что по другим предметам? Как справляешься с нагрузкой?

Вкратце рассказываю ему о том, что изучаю в этом семестре, и признаюсь, что еще не испытывала больших трудностей.

– Но сегодня вечером собираюсь делать набросок доклада. Пожелай мне удачи.

– Тебе не нужна удача, принцесса. Надери этому докладу зад.

Его вера в меня трогает до слез. Ни разу за всю мою жизнь родители не назвали меня глупой. Но знаю, что должны были допускать такую мысль. А как иначе, если я получала плохие оценки по контрольным работам? А мои письменные работы пестрели красными правками и комментариями на полях?

– Но если появятся проблемы, дай мне знать. Может, удастся поговорить с Дэвидом…

– Нет, – твердым голосом перебиваю я. Речь идет о Дэвиде Прескотте, декане. Я этого не потерплю. – Папа. Перестань разговаривать обо мне с Прескоттом и просить об одолжениях. Заместитель декана уже ненавидит меня, потому что считает, что я пользуюсь особым положением… Подожди, забудь об этом, – останавливаю я сама себя. – Если так жаждешь одолжений, сделай мне одно.

– А я потом не пожалею? – смеется он.

– Ты можешь выяснить место рождения Хэла Ричмонда?

– Кого?

– Заместителя декана Брайара. У него британский акцент, но я уверена, что фальшивый.

Охота открыта.