Текст книги "Тайны Русского каганата"

Два каганата – Хазарский и Русский – делили единый регион – степную и лесостепную зону Восточной Европы, который к тому времени уже сформировался как единая историко-культурная область, благодаря почти тысячелетней деятельности их предков. Без отношений с северный соседом невозможно понять исторический путь Хазарии. Оба социума перешагнули порог ранней государственности, когда есть явные свидетельства выделения военно-административного аппарата. Оба можно отнести к оседло-кочевым сообществам, в которых главенствующую роль играли номады (хазары) или полуоседлый этнос, кочевые традиции которого продолжают существовать на уровне мифологической картины мира (русы).

Роду кагана в Хазарии была необходима война – для удовлетворения амбиций племенных вождей, которые мало участвовали в распределении доходов с торговли и с подозрением воспринимали политические и религиозные инициативы власти. Эта проблема усилилась с вступлением в хазарский союз венгров или мадьяр (неясно, где сложился мадьяро-оногурский союз – в Среднем Поволжье или в Северном Причерноморье, т. к. оногурские племена жили в обоих регионах). Венгры ждали от хазар взаимовыгодного сотрудничества в виде совместных походов и взимания дани. С другой стороны, обозначилась внешнеполитическая проблема Русского каганата, который угрожал самому существованию Хазарии.

Русский каганат после удара мадьяро-оногуро-хазарского союза распался на отдельные племена, одни из которых мигрировали, другие остались на месте, но подчинились хазарам.

Во всех кочевых обществах от древности до нового времени основой социальной организации были родоплеменные связи, действовал генеалогический принцип родства (в том числе и фиктивного, сам факт которого показывает, что этот принцип не изжил себя и на стадии «кочевых империй»). Страшной карой для проигравших войну было насильственное разделение родов и расселение среди победителей. И когда родоплеменная структура на высших этажах общественной пирамиды сменялась военно-административной, «внизу» родовой принцип сохранялся, а «наверху» тщательно следили за формально-идеологическим единством племенного союза и, прежде всего, правящего племени. В борьбе за сохранение своего статуса верхушка хазар сознательно отказалась от такого единства и начала формирование нового этноса-страты на основе смешения гунно-тюркской властной традиции и иудаизма. Конфликт между вождями племен и центральной хазарской властью проявился после разгрома Русского каганата, по-видимому, в связи с распределением добычи и данников. Сведения об этих событиях сохранились у Константина Багрянородного в сюжете о «восстании каваров»: «…Кавары произошли из рода хазар. Случилось так, что вспыхнуло у них восстание против своей власти, и когда разгорелась междоусобная война, эта прежняя власть их [все-таки] одержала победу. Одни из них были перебиты, другие, бежав, пришли и поселились вместе с турками (венграми. – Е. Г.) в земле пачинакитов, сдружились друг с другом и стали называться каварами»[1051]1051
  Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 163.


[Закрыть].

Поскольку венгры на тот момент находятся уже «в земле печенегов», т. е. в Северном Причерноморье, события нужно датировать серединой IX в., т. е. непосредственно после разгрома Русского каганата и подчинения входивших в него племен. Согласно Константину Багрянородному, примерно в это время венгры должны были еще входить в Хазарский каганат[1052]1052
  Там же. С. 161.


[Закрыть]. Но тогда пропадает сам смысл откочевки каваров. Но, с другой стороны, Константин сообщает, что кавары получили очень высокий социальный статус в племенном союзе венгров: «По той причине, что в войнах они проявили себя наиболее мужественными из восьми родов и так как предводительствовали в бою, они были выдвинуты в число первых родов»[1053]1053
  Там же. С. 163.


[Закрыть].

В племенном союзе номадов, который строится на строгой генеалогической иерархии, включение чуждых групп на правах привилегированных родов возможно только в одном случае – в период образования нового союза племен, коренных изменений. И действительно, основной источник по ранней истории венгров, «Об управлении империей» Константина Багрянородного, сообщает легенду о появлении у венгерских племен единого правителя и правящей династии (ранее в этом объединении существовал лишь статус «первого» среди племенных вождей, которым являлся Леведия)[1054]1054
  Там же. С. 161.


[Закрыть]. В легенде эти перемены связываются с инициативой хазарского кагана, который пытался удержать венгров в составе Хазарии, предложив их «первому воеводе» новый статус. Конкретика, приводимая в источнике, производит впечатление «идеологической фикции, призванной обосновать законность династии Арпада», и противоречит другим источникам[1055]1055
  Там же. С. 393.


[Закрыть]. Но во фрагменте о мадьярах Причерноморья, который сохранился в сочинениях Ибн Русте, Гардизи, ал-Марвази, сообщается о едином правителе, имеющем сакральных статус[1056]1056
  Kitab al-a‘lak an-nafisa VII auctore Abu Ali Ahmed ibn Omar Ibn Rosteh. Р. 143; Gardizi. Zain al-Akhbar. Р. 160; Ал-Марвази. Таба’и‘ ал-хайаван. С. *22.


[Закрыть]. Из этого следует, что преобразование политической системы происходило примерно в середине IX в. Поскольку текст создавался явно на основе мадьярских преданий, не исключено, что действительно хазарский каган проявил инициативу, которой «первый воевода» венгров воспользовался для легитимации своей династии в глазах соплеменников. Видимо, пригодилось Леведии и присоединение каваров, искусных в военном деле и признавших его новый статус. Переход венгерского племенного союза на качественно новый уровень политического развития был совмещен с окончательным отделением от Хазарии.

Откочевка каваров прошла по классической схеме номадных сообществ. Она еще раз показала справедливость тезиса о том, что использование племенной организации в качестве орудия военно-политического господства над неродственными племенами существенного ограничивало возможности господствующей верхушки во внутренней эксплуатации[1057]1057
  Хазанов А. М. Социальная история скифов. С.163.


[Закрыть]. Конечно, это событие не является «гражданской войной», но оно было весьма болезненным для общехазарской элиты (кавары были многочисленны и имели репутацию хороших воинов) и, судя по всему, предопределило появление на первых ролях в войске иноэтничных наемников. Но, в любом случае, в Хазарском каганате численно доминировало кочевое население, социально-психологические традиции которого, да и природно-климатические условия низовий Поволжья и Прикаспия не располагали к окончательному оседанию. Племенная элита продолжала играть важную роль; при ее обязательном участии, с соблюдением языческих гунно-тюркских ритуалов проводилось избрание и свержение кагана.

Это противоречие между нуждами общехазарской верхушки и племенами разрешить было невозможно. Без оседания кочевников не могли завершиться процессы классообразования, происходила консервация примитивных раннеклассовых отношений. Поскольку эндоэксплуатация была затруднена, для сохранения внутренней стабильности и лояльности рядовых кочевников необходимы были внешние источники доходов, т. е. данничество оседло-земледельческих сообществ, торговля, контроль над торговыми путями.

С падением Русского каганата Хазария стала контролировать все основные торговые пути Восточной Европы – и сухопутные, и водные, в том числе описанную Ибн Хордадбехом и ал-Масуди речную артерию, соединявшую Черное и Каспийское моря, и южную часть Волго-Балтийского пути. Это обстоятельство, прежде всего, и позволило Хазарскому каганату просуществовать еще больше века, до 960-х гг., несмотря на постоянные вторжения печенегов, начиная со 2-й пол. IX в.

В принципе, Хазарский каганат мог функционировать только до тех пор, пока у хазарской элиты оставался контроль над главными торговыми нитями Юго-Восточной Европы. Потеря хотя бы одной магистрали вела к существенному ослаблению Хазарии. Для этого нужно было удерживать в повиновении племена, проживавшие поблизости от торговых путей. Но вечно это продолжаться не могло, т. к. на базе крепостей-гарнизонов по сбору дани с проезжающих купцов неизбежно возникали торговые центры[1058]1058
  См., напр.: Плетнева С. А. Саркел и «Шелковый путь». С. 142–158.


[Закрыть], местная племенная элита (особенно кочевая) начинала принимать активное участие в торговых операциях, покоренные племена консолидировались в политические объединения более высокого уровня, создавали свои контрольные пункты на том же торговом пути[1059]1059
  См.: Фахрутдинов Р. Г. Очерки по истории Волжской Булгарии. М., 1984.


[Закрыть]. Так, часть буртасских племен объединилась с угорскими и булгаро-оногурскими группами, в результате чего во 2-й пол. IX – начале X в. возникла Волжская Булгария. Привести ее в повиновение для Хазарского каганата оказалось невозможно в силу дальности расстояния. Попытки окончились неудачей и привели к обратному результату: булгары нашли сильного покровителя в лице государства Саманидов и перенаправили эту ветвь Шелкового пути по сухопутному пути, подробно описанному Ибн Фадланом[1060]1060
  Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921–922 гг. С. 96 (карта).


[Закрыть]. Судя по «Записке» Ибн Фадлана, южная часть Волго-Балтийского пути была фактически закрыта враждебно настроенными к Хазарии племенами[1061]1061
  Там же. С. 129.


[Закрыть]. Именно этот факт, а также печенежское нашествие и отпадение славянских земель стали причиной неизбежной гибели Хазарского каганата и началом новой эпохи в степях Юго-Восточной Европы – эпохи печенегов, гузов, половцев.

Послесловие
Судьбы салтовской Руси

Вопрос о связи салтовской руси с правящим слоем Древнерусского государства, так же, как и с названием «Русская земля», является отдельной и весьма запутанной проблемой. Можно ли утверждать, что именно благодаря салтовцам славянское Поднепровье стало называться «Русью»? Ведь летописи ничего не сообщают об этом. Их след должен был остаться и в организации власти, и в культуре Древней Руси. Да и в письменных памятниках обязаны сохраниться данные о русах с иранскими корнями.

События 30-х годов IX века заметно изменили облик салтовской культуры. Конечно, большая часть населения осталась на своих местах. В начале XII века летопись знает на Северском Донце ясов (так называли славяне степные сармато-аланские племена – но не самих русов). Очевидно, это и были осевшие на землю асы. Ал-Идриси упоминает в том же XII веке где-то в Подонье Руссию-тюрк, и такое представление долго будет держаться в литературной традиции восточных авторов, но у Идриси это скорее воспоминание, чем реальность.

«Русские» названия днепровских порогов и салтовцы

Не исключено, что часть русов осталась в Днепровском Надпорожье, где и раньше были салтовские ремесленные поселения. Существование их там по меньшей мере до X века подтверждают археологи. Кроме того, «русские» названия Днепровских порогов у знатока истории Восточной Европы Константина Багрянородного имеют явные осетинские параллели. Византийский император в одной из глав «Об управлении империей» подробно рассказал о пути киевских русов от Среднего Днепра до Черного моря и остановился на названиях Днепровских порогов, приведя и славянские и русские названия. Долгое время норманисты считали русские имена Днепровских порогов одним из главных своих «столпов»: «русское» здесь явно не славянское, так каким же ему быть, если не скандинавским! Однако из германских языков названия порогов объяснялись только после натяжек и исправлений.

У Константина о Днепровских порогах сказано следующее: «И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они (росы. – Е. Г.) спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом (пактиот – союзник, иногда вассал. – Е. Г.) росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы (лодки, выдолбленные из цельного дерева. – Е. Г.), тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-русски и по-славянски «Не спи». Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия[1062]1062
  Циканистирий – дворцовый ипподром в Константинополе.


[Закрыть], а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий и страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит «Островок порога». Он подобен первому, тяжек и труднопроходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога», а затем так же – четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает «Кипение воды», и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог».

Известно, что эти названия не объясняются ни в славянских, ни в германо-скандинавских языках. Например, Эссупи обозначает «не спи», а именно в иранских языках первая гласная – отрицание (сам корень – индоевропейский). Сейчас этот порог называется «Будило».

Название второго порога, Улворси, без поправок переводится из скифо-иранских наречий как «порог-ограждение». Это соответствует переводу Константина Багрянородного «порог-остров».

Название третьего порога, Геландри, император считает славянским, а русского не приводит. Но в славянских языках такого слова, которое означало бы «шум порога», нет. Поэтому считается, что название русское, просто Порфирогенет перепутал – и русский, и славянский языки ему, конечно, знакомы не были. Норманисты предлагают скандинавское объяснение: Gelandi – «шумящий». Это единственная германская этимология, которая точно соответствует названию. Но ему не уступает и североиранская. В осетинском gaelaes – «голос», dwar – «двери», «порог».

Четвертый порог по-русски именовался Айфор, по-славянски Неясыть. Константин, точнее, его информатор, объясняет название тем, что здесь якобы гнездились пеликаны. Но в Надпорожье пеликанов никогда не было, а в древнерусском языке «неясыть» – это просто ненасытная, прожорливая птица, без обозначения вида. Главное в комментарии Константина – что там располагались птичьи гнездовья. Из скандинавских языков Айфор в значении «место гнездовий» никак не объясняется. В осетинском же языке Aj – «яйцо», *fors – «порог».

Пятое название, Валуфорос, должно отражать имеющуюся при пороге большую заводь, как и поясняет Константин. То же значит и славянское название (Вулнипраг – «Вольный порог»). Норманисты толкуют первую основу от Baru – «волна», а вторую от fosr – «водопад». Но эта этимология явно не соответствует словам византийского императора. А общеиранское varu – «широкий», fors – порог, что точно соответствует комментарию источника.

Шестой порог русы именовали Леанти, а славяне Веручи, что должно обозначать «кипение воды» (то есть в отношении к порогу – очень быстрое движение). Скандинавоманы удовлетворительную версию предложить не могут. В осетинском же lejun – «бежать». Это соответствует значению, указанному в византийском сочинении.

Наконец, седьмое название, по словам Константина, должно переводиться как «малый порог». Здесь также отсутствует норманнская этимология. В североиранских языках Sturkon – «небольшой»[1063]1063
  См.: Брайчевский М. Ю. «Русские» названия порогов у Константина Багрянородного // Земли Южной Руси в IX–XIV вв. Киев, 1985. С. 19–30.


[Закрыть].

Все эти данные не только прекрасно согласуются с иранским происхождением русов. Чтобы появились такие устоявшиеся названия порогов, их авторы должны либо жить вблизи их, либо постоянно ими пользоваться. Причем говорить эти люди должны были не на славянском языке. Путь по Днепру, описанный у Константина, заработал лишь в конце IX – начале X в. Русы, оставшиеся в Киеве, к этому времени уже ассимилировались славянами, о чем ясно говорят археологические данные. Так что в византийском источнике речь идет, скорее всего, о тех, кто жил в Северном Причерноморье и еще не забыл родную речь.

Наследие Русского каганата в договорах Олега и Игоря

Древнерусское государство и восточнославянское общество долго еще сохраняли связи и традиции, оставшиеся от сармато-аланских русов. Относится к ним и связь с Причерноморьем, которое до начала XI в. не несет следов присутствия славян, но почему-то и в X в. признавалось сферой интересов русских князей.

Много ценной информации сохранилось в договорах киевских князей Олега и Игоря с Византией 911 и 944 гг. Договоры были заключены после походов князей на Константинополь, удачного для Олега (знаменитый щит на вратах Царьграда) и провального для его воспитанника. Оба договора были вставлены в «Повесть временных лет» одним из летописцев начала XII в. Новгородские летописи, которые использовали киевское летописание только до 1115 г., договоров не знают. Русские оригиналы сохранились неважно, и договор 944 г. пришлось переводить с греческого и вписывать по двум вариантам – русскому и византийскому. Ценно то, что это подлинные, не отредактированные кем-то в свою пользу документы. По ним можно делать выводы о составе правящего слоя – «рода русского» в первой половине X в., о его политических интересах. К сожалению, другие данные Начальной летописи об этом времени не раз исправлены, полны противоречий и не заслуживают подобного доверия. Например, о кончине князя Олега в летописи сохранились три версии: могила на Щековице в Киеве, могила в Ладоге и смерть от укуса змеи «за морем».

Особенно интересен договор Игоря, в котором перечислены имена многих русских вельмож и купцов. Большинство этих имен явно не славянские:

«Мы от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря, Искусеви от княгини Ольги, Слуды от Игоря, племянника Игоря, Улеб от Володислава, Каницар от Предславы, Шихберн от Сфандры, жены Улеба, Прастен от Тудора, Либиар Фастов, Грим Сфирьков, Прастен от Акуна, племянника Игорева, Кары Тудков, Каршев Тудоров, Егри Евлисков, Воист Воиков, Истр Аминодов, Прастен Тернов, Ятвяг Гунарев, Шибрид от Алдана, Кол Клеков, Стегги Этонов, Сфирка… (имя человека, пославшего Сфирку, утрачено. – Е. Г.), Алвад Гудов, Фудри Туадов, Мутур Утин; купцы: Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турберн, Моны, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубксарь, Вузлев, Синко, Борич, посланные от Игоря, великого князя русского, и от всего княжья, и от всех людей Русской земли…»[1064]1064
  Лаврентьевская летопись… Ст. 46–47.


[Закрыть]

С одной стороны, договор ясно свидетельствуе, что русы Игоря говорили по-славянски. Но славянские имена (Святослав, Володислав, Предслава) – только у членов княжеского дома. Среди остальных имен выделяется ряд бесспорно иранских, связанных с наследием салтовских русов: Сфандра (от имени героя популярного иранского эпоса, также «Эсфанд» – название 12-го месяца в иранском календаре), Прастен (вариант – Фуростен, Фрастен), Фрутан («скромный»), Алвад, Мутур (от «мохтар» – высший, главный), Стир, Истр, Гунастр, Алдан, Туробид[1065]1065
  Бзаев К. К. Происхождение этнического термина «Русь». Владикавказ, 1995. С. 86.


[Закрыть]. Фрастен в разных вариациях вообще оказывается самым популярным именем среди послов и купцов – употребляется пять раз!

Остальные имена находят параллели в других индоевропейских (и не только) языках. Егри, Уто (вельможа, которого в Византии представлял Мутур), Кол, Гуды – это имена венедо-иллирийской группы, распространенные в Средние века на Балканах. Имена с основой фаст были популярны в VIII–X вв. у племени фризов, обитавшего на берегу Северного моря. Они же часто использовали имя Гримм. Имена Роальд, Шихберн, Куци, Моны имеют кельтскую основу[1066]1066
  Кузьмин А. Г. Древнерусские имена и их параллели // Откуда есть пошла Русская земля. Века VI–X. Кн. 2. М., 1986. С. 643–649.


[Закрыть].

В числе «русских» имен из договора Игоря выделены и чудские (финно-угорские, эстонские) антропонимы: Каницар, Искусеви, Апубксарь[1067]1067
  Зутис Я. Русско-эстонские отношения в IX–XIV вв. // Историк-марксист. 1940. № 3. С. 40.


[Закрыть]. Эти имена употреблялись и в области Вик, уже упоминавшейся в связи с проблемой русов на Балтике. Есть основания считать финно-угорским и имя русского князя Игоря. Обычно это имя производится от скандинавского Ингвар, однако оказывается, что последнее было заимствовано скандинавами во время Великого переселения народов. Корень Инг в уральских языках обозначает «господин», «старший». Западноевропейские источники называют Игоря Ингером и никогда – Ингваром, хотя это имя им было хорошо знакомо. В Древнюю Русь имя Ингвар попало, судя по летописям, в конце XII в. и никогда не смешивалось с Игорем[1068]1068
  Кузьмин А. Г. Древнерусские имена… С. 645–646.


[Закрыть].

Многие другие имена из этого договора еще ждут своего объяснения. Но уже очевидно, что доминирующими в киевской элите 1-й половины X в. были три этнических компонента: салтовско-причерноморский, прибалтийский и дунайско-балканский. То есть потомки создателей Русского каганата уживались с совершенно другими народами. И даже не просто уживались. Все они составляли один «род русский». В договоре совершенно отсуствует разделение правящей верхушки по этническому принципу: «иранцы» перемешаны с «кельтами», «эстонцами», «иллирийцами». Сфандра доверяет представлять свои интересы перед греками Шихберну, княгиня Ольга – Искусеви, а Предслава – Каницару. По замечанию А. С. Королева, изучающего междукняжеские отношения на Руси X в., «если бы знать договора сохраняла связь с теми местами, откуда она происходила, то имена в договоре располагались бы по этническим группам»[1069]1069
  Королев А. С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е – 70-е годы X в. М., 2000. С. 33.


[Закрыть]. То есть, судя по договору, в середине X в. слова «род русский» носили уже не этническую, а социальную окраску. К этому важному выводу мы вернемся чуть ниже, а пока продолжим чтение договоров. Действительно ли терялась связь дружинников и купцов с родиной предков?

Принципиально значимо, что в византийских источниках X века русы североиранских корней с «Боспора Киммерийского» (Керченского пролива), родственные салтовцам, отождествляются с Киевской Русью. На киевских русов переносится название «скифы», «тавроскифы». Осведомленные византийцы не могли просто путать постоянно разноэтничные племена, тем более Константинополь уже имел тесные торговые контакты и с тем, и с другим народом. Договоры же Олега и Игоря показывают, что русы черноморские и киевские не только сотрудничали, но и считали свои интересы едиными.

Еще в договоре Олега с Византией земля Русская упоминается как возможное место гибели греческих судов, что предполагает Причерноморье. Здесь же можно вспомнить и упоминание о «Корсунской стране» (то есть о крымских колониях Византии) в договоре Игоря с греками. Игорю вменяется в обязанность, с одной стороны, не покушаться на греков, а с другой – защищать их крымские поселения от внешней угрозы:

И о Корсунской стране. Да не должен князь русский воевать в тех странах, во всех городах той земли, и та страна да не покоряется вам, и если попросит у нас воинов князь русский, чтобы воевать [обороняя корсунян], – дам ему, сколько ему будет нужно.

И о том: если найдут русские корабль греческий, выкинутый где-нибудь на берег, да не причинят ему ущерба. Если же кто-то возьмет из него что-либо, или обратит кого-нибудь из него в рабство, то будет обвинен по закону русскому и греческому.

Если же застанут русские корсунцев за ловлей рыбы в устье Днепра, да не причинят им никакого зла.

И да не имеют права русские зимовать в устье Днепра, в Белобережье и у святого Елферья, а с наступлением осени пусть отправляются по домам в Русь.

И об этих: если придут черные болгары и станут воевать в Корсунской стране, то повелеваем князю русскому, дабы не пускал их, иначе причинят зло и его стране»[1070]1070
  Лаврентьевская летопись… Ст. 50–51.


[Закрыть].

По этим словам очевидно, что, с одной стороны, некие русы должны отправляться из Византии «по домам» вверх по Днепру, после поражения в походе теряя право останавливаться в устье Днепра и на острове св. Эферия (обычно отождествляется с о. Березань или западной частью Кинбургского полуострова, которая в те времена была островом). Это путь киевских русов, описанный Константином Багрянородным.

С другой стороны, какие-то русы могут не пустить черных болгар в крымские колонии Византии. Причем в отличие от устья Днепра, права русов на эту территорию даже после провального похода Игоря византийцы не оспаривают. Черные болгары обитали тогда в Прикубанье и Восточном Приазовье. эти булгары давно, со времен распада Великой Булгарии, были вассалами Хазарии. Между ними и крымскими греками находился только Креченский полуостров. И здесь возникают поразительные параллели с данными Константина Багрянородного, также относящимися к X в.:

«Когда властодержец Алании с хазарами не в мире, а предпочитает дружбу императора ромеев, то хазарам – если они не захотят так же пребывать с императором в дружбе и мире – он может наделать весьма много зла, закрывая им путь и нападая на них внезапно, при проезде их в Саркел или в климаты или в Херсон… И если только этот князь озаботится преградить им путь (ср. в договоре Игоря «дабы не пускал их». – Е. Г.), то глубокий мир водворится в Херсоне и в климатах…»[1071]1071
  Ламбин Н. О Тмутараканской Руси // Журнал Министерства народного просвещения. 1874. № 1. С. 67.


[Закрыть]

Таким образом, владетель Алании у Константина и «князь русский» договоров – одно и то же лицо, правитель Причерноморской Руси, хозяин Боспора Киммерийского. Значит, права Руси на причерноморские территории признавались Византией, и права давние, «родовые», связанные с русами начала IX века.