Текст книги "50 знаменитых больных"

Мария Кюри скончалась 4 июля 1934 г. от лейкемии в небольшой больнице местечка Санселлемоз во французских Альпах. Заключенное в свинцовый гроб тело Марии Склодовской-Кюри до сих пор излучает радиоактивность с интенсивностью 360 беккерель/м³ при норме около 13 бк/м³…

Но со смертью Мари Кюри не умерло ее дело. Еще при жизни, когда она была директором большого Радиевого института, вокруг нее сформировалась школа, продолжившая научное направление мадам Кюри. Область исследований расширилась: наряду с химией радиоэлементов, с изучением их лучей выросла область молекулярной физики, адсорбции, ядерных спектров и т. п. В центре всего этого движения стояла мадам Кюри. Она направляла каждую из многих десятков работ, ежегодно выходивших из стен института. Ближайшим помощником была дочь Ирен Кюри.

В школе мадам Кюри выросли такие талантливые экспериментаторы, как Хольвек, Розенблюм, Ирен Кюри и ее муж Жолио. Для них характерны те же черты прекрасно разработанной количественной методики, систематического выделения изучаемого явления, хотя бы по едва заметным его признакам.

Так была найдена небольшая примесь альфа-частиц с большим пробегом среди громадного преобладания однородных частиц малой скорости (работы Ирен Кюри), так были обнаружены нейтроны (Ирен Кюри и Жолио), так ими же было обнаружено образование позитрона и электрона при поглощении светового кванта (фотона) – материализация энергии, как это явление назвала мадам Кюри. Наконец, те же Ирен Кюри и Жолио открыли новый вид радиоактивности, вызванный бомбардировкой атомного ядра, – явление, открывшее новую эру в учении о ядре.

Все это – крупнейшие открытия нашего времени. Все они выросли из той методики, которую создали мадам Кюри и ее школа. Величайшим достоинством Мари Склодовской-Кюри как ученого было несгибаемое упорство в преодолении трудностей: поставив перед собой проблему, она не успокаивалась до тех пор, пока ей не удавалось найти решение. Тихая, скромная женщина, которой досаждала ее слава, Мария сохраняла непоколебимую верность идеалам, в которые она верила, и людям, о которых она заботилась. После смерти мужа она оставалась нежной и преданной матерью для двух своих дочерей. Она любила природу, и, когда был жив Пьер, супруги Кюри часто совершали загородные прогулки на велосипедах. Любила она и плавать.

Помимо двух Нобелевских премий, Кюри была удостоена медали Вертело Французской академии наук (1902), медали Дэви Лондонского королевского общества (1903) и медали Эллиота Крессона Франклиновского института (1909). Она была членом 85 научных обществ всего мира, в том числе Французской медицинской академии, получила 20 почетных степеней. С 1911 г. и до смерти Кюри принимала участие в престижных Сольвеевских конгрессах по физике, в течение 12 лет была сотрудником Международной комиссии по интеллектуальному сотрудничеству Лиги Наций.

ЛЕСЯ УКРАИНКА (ЛАРИСА КОСАЧ)

(род. в 1871 г. – ум. в 1913 г.)

«Ewiva la vita!» (Да здравствует жизнь!)

«Contra spem spero» (Без надежды надеюсь)

«Не знаю, будет ли кто-нибудь из младшего поколения вспоминать иногда обо мне… Но я бы хотела это заслужить».

Леся Украинка

Во многих ее стихах часто повторяются два слова: «крылья» и «песня». Строки ее стихов наполнены напевами родной земли, независимо от того, где они были написаны: под жарким солнцем Египта, серым небом Германии или у берегов Средиземного моря в Греции. Может быть, самой сильной ее мечтой было взлететь, преодолевая оковы слабого тела.

Леся Украинка родилась 25 февраля 1871 года в городе Новоград-Волынском, в той части Украины, которая входила в состав Российской империи. Она родилась в образованной семье: мать, Елена Петровна Драгоманова, – писательница, творившая под псевдонимом Олена Пчилка. Ее детскую поэзию и рассказы на родном языке хорошо знали в Украине. Отец, Петр Антонович Косач, – высокообразованный помещик, очень любил литературу и живопись. При крещении девочке дали греческое имя Лариса, что в переводе означает «чайка». Крестными родителями стали полковник Степан Васильковский и Полтавской губернии дворянка Елизавета Драгоманова.

Интересна история творческого псевдонима будущей поэтессы. Он определен ее характером. Если заглянуть в Лесину родословную, то мы обнаружим, что ее генеалогическое древо никакого отношения к украинской почве не имеет. Косачи – выходцы из Герцеговины (герцогский титул далекого предка Леси Украинки, властелина округа Захулмья в Боснии, определил название целого края). После завоевания их земель турками они вынуждены были перебраться в Польшу, продолжая упрямо держаться православия. Некий шляхтич Петр Косач, несмотря на свои подвиги в войсках короля Яна Собесского, перекочевал на Левобережную Украину, где и стал сотником Стародубского полка. По матери, урожденной Драгомановой, Леся гречанка. Драгоман – на староукраинском «переводчик». Лесины предки служили толмачами в казацкой армии, и еще прадед поэтессы, «значковый товарищ» Стефан Драгоман, помня о своем происхождении, всегда подписывался греческими буквами. Так что украинкой Лариса была по духу и воспитанию, но не по рождению.

В доме Косачей часто собирались писатели, художники и музыканты, устраивались вечера и домашние концерты. Дядя Леси (так ее звали в семье, и это домашнее имя стало литературным псевдонимом) – Михаил Драгоманов, впоследствии дружески опекавший племянницу и всяческий помогавший ей, – был известным ученым, общественным деятелем, подолгу жил за границей – во Франции и Болгарии. Он водил знакомство с Иваном Сергеевичем Тургеневым, Виктором Гюго, был в курсе всех новейших литературных и политических событий и часто пополнял библиотеку племянницы посылками из-за границы. Сегодня именем М. Драгоманова назван Киевский педагогический университет.

Любимая всеми Леся поначалу росла здоровой и веселой. Она не получила систематического образования, так как не посещала гимназию. Ее единственным и довольно строгим домашним учителем была мать, разработавшая собственную программу обучения, отличавшуюся широтой и основательностью. Однако, повторим, строгой системы обучения не было, и об этом поэтесса впоследствии очень сожалела.

Отец попытался настаивать на том, чтобы пригласить к Лесе преподавателей из гимназии, но разве можно было переспорить властную, самолюбивую Ольгу Петровну, привыкшую к тому, что в жизни Леси лишь она принимает главные решения?!! Обстоятельства судьбы дочери поддерживали ее убеждение в правильности избранного пути.

Леся была необычайно талантлива, восприимчива и ранима. У нее было не только яркое музыкальное дарование (она начала играть на фортепиано и сочинять музыку с пяти лет), но и рано проявившийся поэтический талант – первое стихотворение было написано девочкой в восемь лет. И вот в 1881 году Леся неожиданно тяжело заболела. Все началось с нестерпимых болей в правой ноге. Решили, что у нее острый ревматизм; лечили ваннами, мазями, травами, но бесполезно. Боль не исчезла, но распространилась на руки.

Врачи наконец смогли поставить диагноз – костный туберкулез. На музыкальной карьере Леси был поставлен крест. После первой же сложной операции, закончившейся неудачей, рука осталось искалеченной. Тогда-то в глазах хрупкой девочки впервые появилась печаль, которая станет неотъемлемой чертой ее творчества. Отныне и на всю жизнь девочка должна будет по многу месяцев почти неподвижно лежать в постели, все время испытывать мучительную боль.

Родители не сдавались. Они возили девочку к морю, применяли грязевые ванны и купания, обращались к лучшим врачам России, заграничным профессорам в Германии, бросались к народным целителям, но все было тщетно. Болезнь если и отступала, то не надолго. Леся теперь только вспоминала о ночных прогулках по усадебному парку в Колодяжном (имении Косачей на Волыни), когда она, казалось ей, слышала сонное дыхание листвы и трав, видела купающуюся русалку Мавку, вплетающую в волосы желто-белую кувшинку, ловила руками лунные лучи.

Об этих прогулках взрослые даже не подозревали. Позднее, когда мать говорила Лесе, что на создание прекрасной драмы-феерии «Лесная песня» повлияли только образы классической литературы, поэтесса смело отрицала это. В письме к своему большому другу А. Е. Крымскому – ученому, филологу и историку, востоковеду, Леся Косач писала: «Я не поминаю лихом волынские леса. Вспомнив о них, написала «драму-феерию» в их честь, и она принесла мне много радостей!» А. Крымский много помогал ей тогда в обработке и записи народных преданий и песен.

Леся всегда и во всем пыталась отыскать радость, даже в малом! В ней жил неукротимый дух. Она самозабвенно изучала языки: болгарский, испанский, латынь, древнегреческий, итальянский, польский, немецкий, английский и французский. А кроме того – географию, историю Востока и восточных культур, историю искусства и религий. Итогом этих занятий стал написанный для младших сестер учебник «Древняя история восточных народов». Лесе было 19 лет.

Михайло Павлык – украинский писатель и общественный деятель – вспоминал об одной из встреч с поэтессой во Львове в 1891 году: «Леся просто ошеломила меня своим образованием и тонким умом. Я думал, что она живет только поэзией, но это далеко не так. Для своего возраста это – гениальная женщина. Мы говорили с ней очень долго, и в каждом ее слове я видел ум и глубокое понимание поэзии, науки и жизни!»

В 1893 г. во Львове вышла тоненькая книжечка ее стихов, названная «На крыльях песни», которая была тепло встречена критикой и читающей публикой. Книга быстро сделала ее популярной. Иван Франко писал с восхищением о «чуде жизнеутверждения» – стихах молодой поэтессы, которые словно выросли из украинских песен и сказок. «Читая мягкие и расслабленные или холодно резонерские сочинения украинцев-мужчин и сравнивая их с этими бодрыми, сильными и смелыми, и вместе с тем такими искренними словами Леси Украинки, невольно думаешь, что эта больная, слабая девушка – едва ли не единственный мужчина во всей Украине!» – с горьким юмором заключал Иван Франко.

Уже в ранней лирике читателей восхищало прекрасное владение словом, живая образность языка, богатство рифм и сравнений и, что немаловажно, скрытая сила и глубокая одухотворенность. За печалью и легкой грустью скрывались порой такая мудрость и жажда жизни, что те немногие, кто знал о личной драме поэтессы, лишь в восхищении качали головой. Надо сказать, что многие из стихотворений тоненького сборника почти сразу стали народными песнями. Их напевали, часто не зная имени автора.

В творчестве Леси Украинки слишком заметна тема родины, тема свободы Украины, чтобы ее можно было обойти стороной. Ее дядя, сторонник идеи национальной независимости Украины от Российской империи, был вынужден эмигрировать за границу. Тетка по отцу, Елена Антоновна Косач, за участие в революционном движении не раз подвергалась арестам и ссылкам. Даже возлюбленный поэтессы, Сергей Мержинский (они познакомились в Крыму в 1897 году), будучи смертельно больным, участвовал в революционном движении РСДРП, распространял прокламации и листовки. И, может быть, именно поэтому любящая, но властная Ольга Петровна Косач так противилась сближению своей дочери с Сергеем Мержинским. Ее слишком пугала его опасная деятельность, она хорошо понимала, к чему может привести жажда подвига и стремление принести себя в жертву революции. Далеко ходить за примерами было не надо – половина родни Косачей-Драгомановых находились в опале, включая родного брата Леси, Михаила (в будущем профессора Харьковского и Дерптского, ныне Тартуского, университетов), которого за сочувствие революционным и национальным идеям чуть не выгнали из университета! Примешивалась, конечно, и обычная материнская ревность, боязнь потерять контроль и власть над хрупким беспомощным существом, каким ей всегда казалась дочь. Именно казалась.

Когда в 1901 году Сергей Константинович Мержинский будет умирать от туберкулеза легких, Ольга Петровна беспрекословно подчинится решению дочери быть возле любимого и отпустит ее в Минск, к нему. Мержинский умрет на руках у Леси, которую называл Ларочкой. А она, чтобы выйти из «апогея скорби», за одну ночь напишет лирическую драму «Одержимая», используя древний библейский сюжет. Позже она скажет об этой работе: «Признаюсь, что я писала в такую ночь, после которой, верно, долго буду жить, если уж тогда жива осталась. Если бы меня кто-нибудь спросил, как я из всего этого жива вышла, я бы могла ответить: «J’en ai fait un drame – Я создала из этого драму!»

И не только драму. Цикл ее лучших лирических стихов 1898–1900 гг. посвящен Сергею Мержинскому. Он был опубликован только после смерти поэтессы и до сей поры потрясает глубиной и искренностью боли и высотой чувства! В одном из стихотворений от 7 июня 1901 года есть такие строки (в переводе А. Островского):

 
«Уста твердят: Ушел он без возврата,
Нет, не покинул, – верит сердце свято.
Ты слышишь, как струна звенит и плачет?
Она звенит, дрожит слезой горячей.
Здесь в глубине трепещет в лад со мною:
«Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!»
И в песнях ли хочу избыть я муку,
Иль кто-нибудь сожмет мне нежно руку,
Иль задушевный разговор ведется,
Иль губ моих губами кто коснется —
Струна звенит, как эхо надо мною:
«Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!»
 

После смерти Сергея Мержинского, которую Леся очень тяжело переживала, она сдружилась еще с одной выдающейся дочерью украинского народа – Ольгой Кобылянской. Об их доверительных и почти любовных отношениях ранее было не принято говорить. Но дневники и многолетняя переписка являются красноречивым доказательством их связи.

Обе женщины пережили разочарование в мужчинах. Кобылянскую бросил критик Осип Маковей. Леся Украинка из– за болезни никогда не пользовалась особым успехом. «Господи, невже нема на світі жодної людини, такої, як я, людини, з якою я могла б жити, хоча б жінки?» – записывает в отчаянии в дневнике Ольга. И такой человек находится – Леся, расшифровавшая скрытый призыв в рассказе «Меланхолический вальс», повествующем о странных отношениях трех женщин-эстеток.

Леся Украинка почувствовала в Ольге Кобылянской родственную душу. Их переписка завязалась в мае 1899 года и сначала была посвящена исключительно литературным делам, но уже через два года в письмах появляются интимные интонации – сразу после встречи женщин в Карпатах. Письма Ольги – возможно, более откровенной из этой пары, были уничтожены ее корреспонденткой – факт тем более красноречивый, что Леся хранила все письма, которые ей писали.

Зато остались ее собственные послания, содержащие прозрачные интимные намеки: «Хтось тепер і завжди однаково когось любить і хоче комусь «неба прихилити», але часом він не вміє писати так, як хотів би: розкис, голова болить, різні зайві думки заважають, от хтось і пише якось блідо, апатично, зовсім не так, як думає про когось, як любить когось. А якби був тепер при комусь, то не потребував би сидіти та мазати пером по папері, а ліг би собі біля когось, наводив би на когось паси, може б мало що говорив, а проте більше б сказав, ніж в сьому недотепному листі» (датировано 5 декабря 1901 года). «Хтось когось хотів би поцілувати і погладити, і багато чогось сказати…» (от 19 декабря 1901 года). «І хтось когось любить і ніколи ні на кого не гнівається, і не буде гніватись… когось цілує і гладить і так, і так… і ще так…»

«Эти письма были воплощением их неосуществленного желания любви. Они просто не могли его сдержать, – заключает Соломия Павлычко, изучая факты биографии поэтессы в своей докторской диссертации. – И не так важно, были ли эти фантазии реализованы. Главное, что у них было в головах».

Это тем более не важно, поскольку чувства, рождавшиеся в душе Леси, являлись толчком к ее дальнейшему творчеству.

Леся Украинка по натуре была очень скромным человеком и свои лирические стихи для публикаций отбирала очень тщательно. Многое из написанного увидело свет только после ее смерти, а академические издания 60-х годов двадцатого столетия давно позабыты. Лишь в ее великолепных драмах и поэмах мы видим ярчайшие отблески – отзвуки страстной, поэтичной натуры, способной на глубокое, самоотверженное чувство (в переводе Н. Брауна):

 
«Когда умру, на свете запылают
Слова, согретые моим огнем.
И пламень, в них сокрытый, засияет,
Зажженный в ночь, гореть он будет днем…» —
 

пророчески написала она как-то в 1896 году.

Внутренним пламенем чувства объято и одно из самых лучших ее творений – драма-феерия «Лесная песня». Образ русалки Мавки, влюбленной в простого деревенского парня, ради которого она покинула лесной мир и пришла жить к людям, навеян сказками, легендами и поверьями, услышанными в детстве на Волынщине, далекими ночными прогулками по парку.

Поэтесса писала поэму-драму дней десять, почти сразу набело, словно выплескивая из себя накопившийся поток слов и образов. Явственна здесь, конечно, перекличка и с волшебным миром Андерсена и его «Русалочкой». И с теми воспоминаниями, в которые погружалась Леся, записывая очередные строчки драмы, которую она определила немецким словом marchendrama – сказочная. «Знаете ли Вы, что я люблю сказки и могу их выдумывать миллионы, хотя не написала до сих пор ни одной», – признавалась она в очередном письме к А. Е. Крымскому.

«Лесная песня», рассказ о трагической любви Мавки, погибшей в мире людей, с восторгом была принята читателями. Но сценическая ее постановка была осуществлена Киевским театром драмы имени Леси Украинки только в середине двадцатого века, в советское время. С тех пор она не сходит с театральных афиш самых разных театров, так же как и другая прославленная пьеса поэтессы – «Каменный хозяин», написанная по мотивам произведений о Дон Жуане.

Дон Жуан был воспет классиками мировой литературы задолго до слабой женщины, писавшей на украинском языке. Вот что сама Лариса Петровна говорила о создании и замысле драмы «Каменный Хозяин, или Дон Жуан» в письме к А. Е. Крымскому: «Я написала Дон Жуана! Вот того самого, «всемирного и мирового», не дав ему даже никакого псевдонима. Правда, драма (опять драма!) называется «Каменный хозяин», так как идея ее – победа каменного, консервативного начала, воплощенного в Командоре, над раздвоенной душой гордой и эгоистичной женщины (донна Анна), а через нее и над Дон Жуаном, «рыцарем свободы». Не знаю, конечно, что у меня получилось, хорошо или плохо. Но скажу Вам, что в этой теме есть что-то дьявольское, таинственное, недаром она уже скоро триста лет мучит людей. Говорю «мучит», ибо написано на нее много, а хорошего написано мало. На то ее и выдумал «враг рода человеческого», чтобы разбивались об нее подлинное вдохновение и самые глубокие мысли. Так или иначе, но вот уже и в нашей литературе есть Дон Жуан, собственный, оригинальный тем, что написала его женщина, чего не было до сих пор, кажется…»

Новаторство писательницы было не только в том, что она оказалась первой (и единственной!) женщиной, написавшей один «из шедевров о шедевре», но и в том, что впервые Дон Жуан был показан как тщеславный и эгоистичный человек, ради своих минутных прихотей и желаний готовый пойти на любое преступление. Он был под стать гордой, язвительно-насмешливой донне Анне, ценящей власть над людьми превыше богатства и любви! Но презрев любовь (олицетворенную в образе жертвующей для любимого честью и добрым именем Долорес), и Дон Жуана, и донну Анну сковывает в каменное оцепенение Смерть.

Финал драмы был ярок и необычен настолько, что многие из зрителей вскрикивали от ужаса, увидев в зеркале на сцене образ Каменного Хозяина – Командора, в которого превратился Дон Жуан, облачившись в его плащ! Драма впервые была поставлена в 1914 году на сцене Киевского театра драмы и прошла с аншлагом.

А тем временем в жизни поэтессы разыгрывались последние акты собственной драмы. Тридцати шести лет от роду она вновь полюбила человека, который на ее чувства ответил искренней и глубокой привязанностью – Климента Квитку, музыковеда-фольклориста, собирателя народных преданий и песен. Мать Леси снова была яростно настроена против отношений дочери «с каким-то нищим», как она презрительно называла Климента – человека мягкого по характеру, замкнутого, стеснительного, пережившего в детстве глубокую личную драму – он рос в приемной семье.

Но Квитка так страстно привязался к тоненькой больной женщине с большими печальными глазами, понимающей его с полуслова, что наотрез отказался ее покинуть! И, несмотря на весь гнев и мрачные прогнозы относительно будущего молодых, Ольга Петровна скрепя сердце дала благословение на брак дочери.

Мать, однако, продолжала отравлять жизнь дочери письмами, в которых пыталась всячески опорочить Климента, называя его «бесчестным человеком, женившимся на деньгах Косачей-Драгомановых». Здесь ее уже трудно было оправдать и понять. Материнская ревность, как и любовь, – глубокий омут!

Молодые приняли решение отказаться от помощи родителей. Все деньги, необходимые на лечение тяжелобольной жены, Климент зарабатывал сам. Продавали все, что можно было продать: вещи, нехитрый скарб, кухонную утварь. Дорожили только библиотекой.

Леся лечилась в Египте и Греции, в Германии и Австрии. Все было бесполезно. К обострившемуся процессу костного туберкулеза прибавилась неизлечимая болезнь почек. Она скончалась в городе Сурами (Грузия) 1 августа 1913 года. Улетела «на крыльях песни». Осуществилась ее давняя мечта: она всегда хотела потрогать руками облака…

Еще при жизни ее воспринимали как «enfant terrible», так и не сумев постичь ее творчество в полном масштабе. Потомки в одно время усматривали в ее творчестве что-то от идеологии фашизма; в другое – пытались втиснуть жизнь и творчество Леси Украинки в прокрустово ложе «революционного демократизма», стилизовать ее под «дочь Прометея», «певицу предрассветных огней», «друга рабочих». Сегодня появляются исследователи, дотошно анатомирующие ее эпистолярное наследие, извлекая на свет Божий самые сокровенные подробности личной жизни Леси.

А между тем ее творчество, и в частности драматические произведения, остается вершиной украинской литературы, «интеллектуальное восхождение» на которую смогли совершить лишь единицы. И среди этих избранных – хрупкая, тяжелобольная женщина, которой болезнь ее определила столь короткий срок жизни, и может быть, поэтому она так много успела.