Текст книги "50 знаменитых больных"

УАНДЕР СТИВИ

Настоящее имя – Стивланд Джадкинс

(род. в 1950 г.)

Несколько лет назад Стиви Уандер решил сделать себе царский подарок к пятидесятилетнему юбилею. Он захотел подарить себе то, чего был лишен с самого рождения, – зрение. А потом певец передумал. Во-первых, операция, которой он собирался подвергнуться, была не только сложной, но и крайне опасной. А во-вторых – он просто передумал расставаться со слепотой. Почему? Да потому, что она стала для Стиви даром Божьим, и именно благодаря слепоте он стал тем, кем стал – одним из популярнейших певцов в мире, обладателем «Оскара», многих «Грэмми» и неисчислимого количества других музыкальных премий.

Жизнь Стиви Уандера началась 13 мая 1950 года в городке Сагиноу, штат Мичиган, и стала воплощением простой истины, внушенной ему матерью, Лулой Мэй Джадкинс: «Глупо обижаться на судьбу, глупо ныть, а еще глупее – жалеть себя. Просто забудь о том, что твои глаза не видят, и живи как все – только намного лучше, намного интереснее». Лула родила Стивланда – третьего из шести детей – в больнице для бедных. Он появился на свет на полтора месяца раньше срока, и врач, осмотрев его, вынес вердикт: «Не жилец».

Тем не менее, мальчик выжил, проведя первый месяц своей жизни в специальном инкубаторе для недоношенных детей. Платой за жизнь стало зрение – воздушная смесь, которая подавалась в инкубатор, содержала слишком много кислорода. Оба глаза оказались обожжены, и последствия стали необратимыми.

Лула, конечно, пыталась исправить роковую ошибку медперсонала – обращалась к врачам, потом к разного рода целителям и знахарям, но все бесполезно. Параллельно она – то ли обдуманно, то ли по наитию – стала учить Стива самостоятельно жить в мире зрячих. Собственно говоря, целенаправленной учебы не было. Пока Лула пыталась заработать что-нибудь, мальчик подолгу оставался дома один. В конце концов он научился обходиться без посторонней помощи. По малейшим изменениям звука, отражающегося от стен и предметов в комнате, он ориентировался с феноменальной точностью. А передвижение людей Стиви определял так ловко, как будто видел их собственными глазами.

Стиву исполнилось три года, когда Лула в поисках лучшей доли переехала жить в Детройт, один из крупнейших городов США. Вскоре мальчик стал Стивландом Моррисом и неожиданно обрел еще пятерых сводных братьев и сестер. «Мамочке повезло быть замужем больше, чем за одним мужчиной», – говорил позже Стиви.

Жизнь семьи складывалась по-разному, но богаче она не стала. В худшие времена Моррисы всей семьей рыскали по речным докам, чтобы стащить немного угля для растопки домашней печки. Когда все же удавалось что-то заработать, детям покупали новую одежду на вырост, которая переходила от старших к младшим.

Стиви продолжал расти, и с каждой неделей он все лучше ориентировался в окружающем мире – каким-то шестым чувством, кожным зрением, он научился сначала различать цвета, а потом читать. Не по книгам со шрифтом Брайля – на них в семье попросту не было денег, а по самому обычному букварю. Как у многих слепых, пальцы Стиви отличались необычайной чувствительностью, и он различал мельчайшие крупицы типографской краски, составляющие буквы.

Прошло еще немного времени, и Лула, устроив страшный скандал, добилась того, чтобы Стиви приняли в городскую школу. Это был беспрецедентный случай, но мальчик убедил администрацию в том, что может учиться со зрячими детьми, прочтя по складам несколько предложений из какой-то книжки.

Очень скоро он получил от одноклассников прозвище Batman – Человек – Летучая мышь. Стиви не просто ориентировался в пространстве, а прекрасно играл в баскетбол. Он вместе со сверстниками ездил на велосипеде, лазил по деревьям. А еще Стиви обожал ходить в кино – по малейшим шумам он определял, что происходит на экране.

К моменту поступления в школу у Стиви обнаружился еще один талант – музыкальный. Мальчик настолько легко ориентировался в мире звуков, что заняться музыкой ему велел сам Бог. Музицировать Стиви начал года в четыре, а то и раньше.

После переезда в Детройт Лула боялась отпускать сына на улицу – мало ли что. Мальчик, сидя дома, скучал и, чтобы как-то скоротать время, часами отстукивал ритм ложками на кастрюлях, подыгрывая мелодиям, льющимся из радиоприемника.

Дело кончилось тем, что на Рождество дядя подарил ребенку игрушечные барабаны. А когда мальчику исполнилось девять лет, родители – наконец-то – подарили ему губную гармошку. Ничего более дорогостоящего они себе позволить не могли. Нежданным счастьем обернулся для Стиви отъезд соседа, который оставил мальчику старое пианино. Игрушечные барабаны Стиви к тому времени уже сменил на настоящие в местном клубе для подростков «Kiwanis». Стиви освоил все имеющиеся в наличии инструменты. Ему не было и десяти лет, когда он стал мультиинструменталистом. А еще он пел – потому что не мог не петь.

Дальше началась сказка про Золушку – Стивландом заинтересовались солидные люди из мира шоу-бизнеса. Несколько лет назад Стиви сказал: «Тогда я не понимал, для чего были все эти дурацкие встречи с продюсерами. Пение для меня было забавой».

Итак, Джеральд Уайт, брат знаменитого Ронни Уайта из группы «The Miracles», пошел в воскресенье в церковь, где в это время пел Стив Моррис. Джеральд был поражен голосом темнокожего паренька и пригласил его в гости. Стиви пошел. Спел еще. Оказалось, что слушал его не только Джеральд, но и Брайан Холланд – специалист по поиску молодых талантов. Он нанял юное дарование для работы в своей студии.

Через некоторое время слухи о слепом музыканте дошли до легендарного Бэрри Горди. Бывший боксер Горди основал лейбл Tamla Motown Records в 1959 году (в 1988 году он продал свое детище MCA за 61 миллион долларов США); он обладал потрясающим чутьем на таланты, чувствовал музыкальный рынок и стабильно отслеживал его запросы.

Услышав голос Стиви и его игру, Бэрри был лаконичен: «Этот парень – настоящее чудо» (по-английски Wonder). Так Стивлэнд Моррис стал Little Stevie Wonder и в 10 лет заключил с Motown стандартный для несовершеннолетних музыкантов контракт. Все его гонорары помещались на накопительные счета в банке до момента, пока ему не исполнится 21 год. В течение двух лет сотрудничества с компанией Маленький Стиви Чудо, как тогда его называли, стал лучшим певцом компании и занял все верхние строчки хит-парадов журнала «Билборд». А это было не так уж легко, Motown в описываемое время была фабрикой по производству хитов, создаваемых в рекордно быстрые сроки, на конвейере которой было много талантливых артистов (таких, как Дайана Росс, «Jacksons 5»).

Вообще, Motown – любопытное явление американского шоу-бизнеса. Там работали очень популярные композиторы и поэты-песенники, которые создали то, что позже стало называться Motown-sound. Звучание Motown – музыка, опирающаяся на ритм-энд-блюз или на спиричуэлс, с характерным сладкоголосием; это мягкая манера пения, одинаково приемлемая почти в любой аудитории. Сама фирма называла этот стиль «Звучанием Молодой Америки». Производство было поставлено на поток. Особенного времени на раздумья и творческие сомнения фирма исполнителям не давала – концерты, гастроли, шоу по радио и телевидению и хиты, хиты, хиты. Motown была ориентирована на синглы, которые можно забыть завтра, но которые принесут прибыль сегодня. Очень редко появлялись альбомы, связанные какой-либо единой концепцией, идеей, – обычно это был почти случайный набор песен.

Первый альбом Стиви Уандера на Motown – «12 Year Old Genius» включал в себя первый хит мальчика – «Fingertips, Part 2». Далее были записаны ставшие популярными «For Once In Му Life» и «I Was Made To Love Her». Началась гастрольная жизнь Стиви, который к четырнадцати годам избавился от приставки Little. Motown стал для него новой семьей. Как говорит сам Уандер: «Каждый из одиннадцати продюсеров и авторов был моим родителем… Я хотел бы, чтобы нынешние дети познали ту же заботу, которой, на мой взгляд, им не хватает». Наверное, будь из нынешних детей кто-нибудь так же талантлив, как Стиви, желающие «позаботиться» появились бы незамедлительно.

Итак, жизнь Стиви резко изменилась. У него появился рояль, а плюс к нему – банджо, гитара, барабаны. Он стал активно гастролировать по стране. На учебу времени оставалось мало, и Горди решил поместить Стиви в элитный частный интернат для слепых детей, где его могли бы учить по специальной программе. Мать Стиви сопротивлялась, да и сам мальчик не был в восторге. «Это необходимо для его карьеры» – аргумент заставил сдаться Лулу, но не Стиви.

В интернате Уандер «бунтовал»: мог ночью вылезти в окно третьего этажа и отправиться в ближайший магазинчик за чипсами. В один прекрасный вечер, возвращаясь домой, он перепутал окна и попал в комнату девочек, но тем лучше – за Стиви, о котором и так легенды ходили, тут же закрепилась слава ловеласа.

Постепенно Уандер стал одним из самых известных в Америке певцов и композиторов. Несмотря на то что в 1966–1970 годах его репертуар все еще «спускался сверху» и представлял собой стандартизированный поп-соул, Уандер с 1967 года стал соавтором практически всех своих синглов. Продюсеры заметили, что песни своего сочинения Стиви исполняет куда лучше, чем чужие.

Так или иначе, конвейер Motown надоел Уандеру, и едва ему исполнился 21 год, как он оставил фирму и начал самостоятельную карьеру. Уход из Motown был трудным шагом, но это позволило ему начать собственные студийные эксперименты и перейти от синглов к полноценным альбомам. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что особенно рьяно Стиви требовал творческой независимости и обещал послать Motown ко всем чертям, будучи в сильном подпитии на грандиозной вечеринке в честь собственного совершеннолетия.

Его слова были услышаны. На следующее утро на столе у главы и основателя Motown лежало письмо адвоката, который от имени своего клиента сообщал, что все отношения с Motown расторгаются (тем более, что срок действия основного контракта закончился и Стиви ничего не терял). Горди был в шоке. Стиви тоже. Адвоката уволили, но Уандер уже не стал ничего менять. Он получил причитающийся ему по контракту миллион долларов и ушел в свободное плавание (надо заметить, что лейбл заработал на нем никак не меньше тридцати миллионов).

Стиви, забрав кровно заработанные деньги, открыл две собственные компании Taurus Production и Black Bull Publishing, договорившись с паблишинговой компанией Бэрри Горди Jobete о равном разделении издательских прав на все предыдущие музыкальные творения Уандера.

Самостоятельная творческая жизнь изменила музыку Стиви. Появляются записи, в которых сочетаются элементы самых разных стилей: госпел, рок-н-ролл, джаз, африканские и латиноамериканские ритмы. Теперь его мысли устремлены в будущее соул-музыки, и он ищет техническое воплощение тех не вполне ясных идей, которые крутятся в его голове. В это время Стиви открыл для себя синтезатор – так как он имел дело со множеством музыкальных инструментов, ему очень понравилась идея соединить их всех в одном. Стиви оказался первопроходцем в мире электронной музыки среди темнокожих музыкантов.

В это время он записывает новые по идее и звучанию синглы и альбомы, резко отличающиеся от продукции Motown. В 1972 году Уандер открывает концерты находящихся в зените славы Rolling Stones, и это очень помогает ему на пути к белой аудитории и европейскому признанию, в отличие от нелепых попыток Motown просунуть его в популярные телесериалы в середине 60-х. С 1972 по 1976 год Уандер один за другим создает несколько хитов, многи из которых стали уже классикой («Superwoman», «You Are The Sunshine of My Live», «Superstition»).

Нужно сказать, что все годы без Motown Уандер вел переговоры с другими мэйджор-лейблами Америки. В 1976 году его старый друг Горди решил, что хватит испытывать судьбу и ждать, пока у него из-под носа уведут им же взращенного гения. Он заключил со Стиви беспрецедентный по тем временам 7-летний контракт на сумму 13 миллионов долларов. Эта новость потрясла шоу-бизнес, но Горди заявил, что работа со Стиви стоит этих огромных денег.

Свое возвращение к Motown Стиви объяснил так: «Я остаюсь с Motown, потому что, на мой взгляд, это единственная проверенная временем компания в звукозаписывающей индустрии с темнокожим владельцем. Жизненно важно и то, что Motown отличается эмоциональной стабильностью, теплыми отношениями, сильным духом и экономической успешностью». Motown помог Стиви в реализации альбома «Music of Му Mind».

Однако не все в жизни Уандера было так уж безоблачно. Страшная автокатастрофа в 1973 году едва не стоила музыканту жизни. Она заставила Уандера переосмыслить многое в этом мире. Он начал уделять большое внимание благотворительности, стал бороться за социальные и политические изменения, используя музыку как свое оружие. Стиви Уандер часто участвовал в благотворительных концертах, помогал различным фондам, многие его песни затрагивали темы насилия над женщинами, расизма, наркомании и т. д.

В восьмидесятых годах Стив записал альбом «Жарче, чем в июле» и под его эгидой начал движение, целью которого было признание дня рождения Мартина Лютера Кинга, лидера борьбы за права афро-американцев, государственным праздником США. Старания музыканта не прошли даром: в 1984 году Рональд Рейган провозгласил первый понедельник каждого января Днем Мартина Лютера Кинга.

В том же году Стив записал легендарный саундтрек к фильму «Женщина в красном» и получил за него «Оскара». Сегодня, когда мы слышим имя Стиви Уандера, то вспоминаем мелодию именно этого саундтрека: «I just call to say I love you».

В 1982 году Стиви выступает с Концертом мира, пропагандируя ядерное разоружение. И конечно же, сочиняет множество песен в защиту прав черных и за достижение расовой гармонии (в том числе вместе с Полом Маккартни «Ebony and Ivory»). Уандер пишет знаменитую «We Are the World», посвященную борьбе с голодом в Африке.

В 90-х годах Уандер записал саундтрек к нашумевшему фильму Спайка Ли «Jungle Fever» и выпустил превозносимый критикой альбом «Conversation Peace», который готовился к выходу восемь лет.

Стиви получил премию за творческие достижения. За свою карьеру Стив Уандер продал 70 миллионов дисков, получил 17 номинаций «Грэмми», «Оскара» и стал неотъемлемой и важной частью мировой музыки. «Сколько всего вы написали песен?» – спросили у него недавно. «Трудно сказать. Только тех, которые я так ни разу и не исполнил на публике, наберется около двух тысяч!»

Творческие взлеты Стиви были тесно связаны с его личной жизнью. Стив начал влюбляться в 15 лет, и каждый новый роман приносил ему вдохновение. Первой была девочка по имени Энджи с чудесным мелодичным голосом, который навеял Уандеру несколько мелодий, занявших верхние строчки в хит-парадах.

Так и повелось. Стиви влюбляется, посвящает возлюбленной музыку, а потом уходит от любимой в поисках новых источников вдохновения. «Я влюблен в жизнь и во всех девушек одновременно», – разводит руками Стиви.

Один раз он все-таки женился – на Сирите Райт. Однако семейная жизнь не задалась – Стиви посвящал синтезатору больше времени, чем жене. «Дорогая, синтезатор мне как семья!» – объяснял он. Брак распался. Впрочем, с этой «семьей» не выдержала конкуренции ни одна из пятнадцати подруг музыканта, хотя три из них подарили Стиви детей – дочерей Айшу и Кейту и сыновей Мумтаза и Квейми.

Стиви Уандер добился всего, чего только мог. Единственное, что было невозможно – это оглядеть творения рук своих. Поэтому, услышав о возможности вживления в сетчатку глаза видеокамеры и компьютерной микросхемы, передающей сигналы в мозг, Уандер сначала преисполнился энтузиазма. Потом первый восторг прошел: ведь его уникальное восприятие мира лежит в основе творчества. А как повлияет обретенное зрение на новые песни?

А главное… «Мне говорили, что не все мои возлюбленные были писаными красавицами. Но все они оказались страстными. Наверное, это как-то связано. Так зачем же мне видеть женские лица, если внутренний сексуальный голос говорит мне так о многом». Словом, Стиви понял, что его слепота не просто не мешает ему жить. Она – это уникальное видение, данное ему Богом.

ЭЛЛА ФИЦДЖЕРАЛЬД

(род. в 1917 г. – ум. в 1995 г.)

«Я никогда не знал, насколько хороши были наши песни, пока я не услышал, как Элла Фицджеральд спела их».

Айра Гершвин

Элла Фицджеральд появилась на свет 25 апреля 1917 г. в городке Ньюпорт Ньюс в штате Вирджиния. Когда Элла была совсем маленькой, отец бросил семью. Вскоре девочка с матерью и отчимом переехали в Нью-Йорк.

В этом город Элла училась в школе, исправно посещала церковь и была, по воспоминаниям соседей и одноклассников, примерной ученицей, живой, веселой и общительной девочкой. В старших классах Элла любила давать «представления», мастерски имитируя голоса популярных певцов или отплясывая со своим приятелем Чарлзом Гулливером модные танцы.

В 1933 году у Эллы умерла мать, девочка переехала к тетке в Гарлем и тут, что называется, «сошла с рельсов»: бросила школу, целые дни проводила на улице, вечерами подрабатывая танцами в окрестных клубах, а в 1934 году и вовсе сбежала из дому.

Неизвестно, как сложилась бы ее дальнейшая судьба, если бы осенью того же года она не приняла участие в любительском конкурсе, который регулярно проводился в гарлемском кинотеатре «Аполло». Это было настоящее шоу с участием самых знаменитых оркестров, которое транслировалось по радио. Победитель вместо обычной в таких случаях денежной премии получал недельный ангажемент в «Аполло».

Элла собиралась выступить на конкурсе как танцовщица. Придя на предварительный просмотр, она, к своему ужасу, узнала, что ей придется соперничать с любимицами местной публики – полупрофессиональным дуэтом сестер Эдвардс. А терять свой шанс Элла не собиралась. И тогда она решила петь.

Дебют состоялся 21 ноября 1934 года. Выйдя на сцену, Элла растерялась и начала петь очень неуверенно, а затем голос и вовсе сорвался. Многоопытный ведущий шутливо прервал ее, дал время прийти в себя, потом снова объявил ее номер. И Элла запела вновь. После того как под аккомпанемент оркестра Бенни Картера она исполнила «Judy» и «The Object of Му Affection», зал взорвался аплодисментами.

Успех был ошеломляющим, но обещанного победителю ангажемента она так и не получила – слишком уж непрезентабельным показался ее вид владельцам театра (Элла пришла на конкурс в своем единственном видавшем виды платье). Тогда Бенни Картер отвел ее на прослушивание к своему прежнему боссу, Флетчеру Хендерсону. Однако и тут ничего не вышло. Желанный ангажемент был получен лишь спустя два месяца, когда Элла выиграла очередной конкурс. Девушка целую неделю выступала в Harlem Opera House с оркестром Тини Брэд-шоу.

С этого момента начался отсчет времени в профессиональной карьере Эллы Фицджеральд. Первой ступенькой в карьере стал для нее оркестр Чика Уэбба, один из лучших бэндов того времени. Туда ее буквально с улицы привел певец Чарлз Линтон, после того как Уэбб поручил ему найти для новой программы молодую певицу с хорошим джазовым голосом. Линтон обратился к Элле по рекомендации своей знакомой – продавщицы галантерейного магазина.

Когда Элла появилась, Уэбб наотрез отказался от прослушивания. Она производила отталкивающее впечатление: грязные нечесаные волосы, кожа давно не видела ни воды, ни мыла, а обноски, в которых щеголяла Элла, были собраны чуть ли не на помойке. Только под нажимом Линтона («или ты ее прослушаешь, или я ухожу») Чик нехотя сдался. И оркестр Чика Уэбба стал для Эллы вторым домом на целых семь лет.

В июне 1935 года Элла записала с Чиком Уэббом первые диски («Love and Kisses» и «I'll Chase The Blues Away»), а в июле вышла с оркестром на сцену столь памятного ей «Аполло». Оркестр Уэбба работал на разных площадках, но основной его базой был гарлемский танцзал «Савой», который вскоре стал одним из самых известных в Нью-Йорке (благодаря Элле).

С первых шагов на сцене Элла стала всеобщей любимицей. Музыканты поражались безупречному чувству ритма, воздушности ее как бы танцующего голоса, чистоте тембра, сохранившейся до глубокой старости, и той радости, которую излучало все ее существо во время пения. Элла была удивительно скромна и глубоко равнодушна к «мирской суете», и прежде всего к собственной славе. И слава, которая далеко разнеслась по свету, нимало не испортила ее человеческой сути.

Джазовая пианистка Мери Лу Уильямс так передает свое впечатление от первой встречи с Эллой: «Как-то я гуляла по Гарлему и случайно забрела в «Савой». Протанцевав пару кругов, я вдруг услышала голос, от которого у меня по спине поползли мурашки восторга. Я никогда не думала, что со мной может быть такое. Рванула к сцене, чтобы разузнать, кому же принадлежит этот голос, и увидела скромненько стоявшую там милую темнокожую девушку, которая пела просто потрясающе. Мне сказали, что ее зовут Элла Фицджеральд и что Чик Уэбб нашел ее на одном из любительских конкурсов в театре «Аполло». Позже я узнала, что Элла всю жизнь была очень благодарна Чику за то, что он дал ей такой шанс, взял в свой оркестр, тогда как другие повернулись к ней спиной – те самые, которым так хотелось заполучить ее, когда к ней пришел успех».

Подобные отзывы будут сопровождать Эллу всю ее жизнь, и всю жизнь ответом на это будет лишь упорный труд, несущий радость окружающим.

Уже в первый год, помимо работы в «Савое», она поет с Уэббом на радио, записывает пластинки, которые расходятся огромными тиражами. И тут в жизнь Эллы вошла тема соперничества с Билли Холидэй, которая к тому моменту уже была знаменитой. Надо сказать, что биографии двух великих джазовых певиц во многом схожи: они почти ровесницы, родились в один и тот же месяц, Билли также собиралась стать танцовщицей, а петь начала по чистой случайности. В начале 1936 года Элла получила предложение записать очередную пластинку, ее слава росла, и это задевало взрывную «леди Дэй», увидевшую в молодой певице опасную конкурентку. Именно тогда Билли взяла привычку приходить в «Савой» и весь вечер молча с презрением смотреть на поющую Эллу Фицджеральд.

После выхода в 1936 г. пластинки «Mr. Paganini» Элла – солистка группы. Ее пригласил в свое радиошоу Бенни Гудмен, потом она работала с Тедди Хиллом, но в марте 1937 г. вернулась в оркестр Уэбба. Там она оставалась до самой смерти Чика. Элла была благодарным человеком и не могла забыть того, что именно он дал ей шанс, взял под свое крыло и сделал из безвестной гарлемской бродяжки знаменитую певицу. Когда Уэбб уже был смертельно болен, она специально для него в 1938 г. аранжировала детскую считалочку «A Tisket, a Tasket». Очень личная песенка, предназначенная конкретному человеку, получила всеамериканскую известность.

После смерти Уэбба Элла возглавила его оркестр, хотя совершенно была неспособна кем-то руководить. Дела начали трещать по швам, а объявленный призыв на фронт практически развалил коллектив. В 1942 году она вернулась на клубную сцену, где продолжила выступать как солистка.

Работая со многими музыкантами, Элла с головой уходила в творчество, пытаясь найти свой путь в джазе. Ведь до конца войны она, в отличие от Билли Холидэй, не была джазовой певицей. Ее воспринимали как поп-звезду, которая изредка использовала в пении джазовые приемы. Убедительное свидетельство тому – двойной альбом Эллы «The War Years (1941–1947)». Он зафиксировал процесс ее «вхождения в джаз».

Джазовый вокал – особое искусство, которое доступно далеко не каждому и дается не сразу. И если, как пишет Дж. Коллиер, оставить в стороне исполнителей блюзов, то окажется, что настоящих джазовых певцов очень мало, а в послевоенное время их можно было перечесть по пальцам одной руки. Освоению вокалистами джаза всегда препятствовало по крайней мере одно принципиальное обстоятельство: певцу почти недоступна основная форма джазового музицирования – «импровизация на тему». Наличие текста песни и необходимость донести его смысл до слушателей накрепко приковывают исполнителя к основной музыкальной теме (исполнители блюзов, как известно, импровизируют прежде всего с текстом, а вместе с ним и с мелодией, и потому находятся в несколько ином положении). А без импровизации джаз мертв.

Для того чтобы певец обрел свободу джазовой импровизации, нужно разорвать жесткую связь между словом и мелодией, преодолеть диктатуру авторского текста. Раньше других это поняли инструменталисты, которые естественным образом исходили из «презумпции импровизации» и потому без особого пиетета относились к текстам и смыслу.

Первым и самым радикальным из них стал Луи Армстронг. Как пишет Стивен Никольсон, «Армстронг взломал основанный на европейских образцах ритмический корсет, запев так же, как он играл, и заиграв так, как он пел. Если при этом слово не влезало в вертящуюся у него в голове ритмическую или мелодическую фразу, он просто заменял его звукоподражательным эквивалентом».

Что до вокалистов, то первой, кто почувствовал необходимость разорвать связь между словом и мелодией, стала Билли Холидэй. Именно это обеспечило ей звание великой джазовой певицы, сделало той самой «леди Дэй», какой она и осталась в истории джаза. В своих вокальных композициях она опиралась на опыт инструменталистов, прежде всего Армстронга. «Когда я пою, – говорила она, – я стараюсь импровизировать, как Лестер Янг, Луи Армстронг и другие любимые мной музыканты».

Путь Эллы Фицджеральд к джазу был более сложным и долгим. Пение Армстронга произвело на нее в юности глубокое впечатление, и она с удовольствием имитировала его манеру. Однако Элла очень долго не чувствовала содержавшегося в нем джазового привкуса: ее кумирами были Бинг Кросби и ансамбль сестер Бозуэлл. Желание петь джаз, выражать себя в импровизации с легкостью и свободой, доступной лишь инструменталистам, пришло к ней гораздо позднее. Оно исподволь росло вместе с исполнительским опытом и мало-помалу стало осознанной потребностью. Решающее влияние оказало интенсивное общение с музыкантами – не только Луи Армстронгом, Дюком Эллингтоном, Каунтом Бейси, но и с джазовой молодежью, которая, как и она, напряженно искала новые пути.

Элла становилась (даже внешне) другой певицей. Она уже не хотела быть всего лишь исполнительницей – пусть и самой лучшей – чьих-то песен. Не удовлетворяла ее и возможность подражать импровизациям других. Она хотела импровизировать сама, быть равноправным партнером в музыкальном содружестве-соперничестве, которое составляет глубинную сущность искусства джазовой игры.

И она добилась своего. К середине 40-х годов Элла была зрелым, уверенным в своих силах художником с недюжинной творческой энергией, которому есть что сказать.

Ее звездный час пробил в конце войны с наступлением эры нового джаза, эры би-бопа. Основываясь на его принципах, Элла, как некогда Армстронг, решительно стерла границу между голосом и инструментом. «Когда я пою, – говорила она позднее, – я мысленно ставлю себя на место тенор-саксофона». Кроме того, Элла сделала звукоподражание (скэт) не только обыденным приемом, но и важнейшим стилеобразующим принципом джазового вокала, доведя его технику до совершенства.

Первой ласточкой стала запись «Flying Home», сделанная в октябре 1945 г. За ней последовали «Lady Be Good», «How High the Moon» (1947) и другие шедевры, открывшие миру не только новую джазовую звезду первой величины, но и новое музыкальное измерение. С тех пор началось триумфальное шествие «первой леди джаза» по континентам.

Полностью раскрыться ее таланту помог менеджер Норман Гранцем. Он заставил весь мир признать джаз высоким искусством и сумел обеспечить это признание организационно, создав свою удивительную «джазовую филармонию» (Jazz at the Philharmonic), открыв филармонические залы мира для лучших джазовых музыкантов.

Элла стала звездой первой величины. Однако, несмотря на свою славу и внешнюю солидность, она до самых преклонных лет оставалась гарлемской девчонкой, сохранившей не только девический тембр голоса, но и по-детски чистую душу, о чем в один голос говорят все работавшие с ней музыканты. Она нуждалась в опеке, в твердой направляющей руке, которые в юности обеспечил ей Чик Уэбб, а в зрелом возрасте – Гранцем.

Именно он вытащил ее из ночных клубов на большую филармоническую сцену и привел к мировой славе. Он не только освободил ее от всех бытовых и материальных забот, он руководил подбором музыкантов и репертуара, вникал в сотни других проблем, принимая за нее, по словам друзей, 99 % всех решений. Под его крылом она смогла целиком сосредоточиться на творчестве, и это принесло богатейшие плоды.

Элла Фицджеральд была рождена для того, чтобы петь, и она выполнила свою миссию. Она пела всегда и везде – на сцене, на репетициях, постоянно что-нибудь мурлыкала себе под нос во время многочисленных гастрольных переездов. Ей было неважно, где это происходит, что за окном – Детройт, Берлин или Токио, праздничный день или будни. Ничто, кроме музыки, не имело для нее значения, и она выходила из себя только в том случае, если кто-либо покушался на ее священное право петь так, как она хочет.

По словам коллег, никто не работал так много, как она, особенно в 50–70-е годы. Элла снялась в нескольких музыкальных фильмах, часто выступала в совместных программах с Луи Армстронгом (были записаны пластинки «Ella & Louis» и «Ella & Louis Again»). В 1959 году она выступает в нью-йоркском зале Карнеги-холл вместе с оркестром Дюка Элингтона (концерт должен был стать основой серии из 4-х пластинок «Элла Фицджеральд поет песни Дюка Элингтона»).

А ведь в это время Элла была уже тяжело больна – постоянные перегрузки привели к развитию у певицы диабета, который быстро прогрессировал. У нее ухудшилось зрение, появился лишний вес, отказывали ноги. Каждый раз, выходя на сцену, Элла не знала, сможет ли появиться еще раз, и пела так, будто этот концерт – последний.

Она пела до самого конца, до тех пор, пока физически была в состоянии выходить на сцену, хотя уже в 60-х годах стала миллионершей и могла бы спокойно и с комфортом отдыхать. Она спасалась пением, ибо отказаться от концертной деятельности значило признать свою беспомощность перед лицом болезни, а этого певица позволить себе не могла. Без музыки жизни для нее просто не существовало, и вплоть до 90-х годов она по-прежнему выходила на сцену, сохраняя в своем голосе энергию и обаяние молодости.

Вот как Дан Моргенштерн описывает один из ее последних концертов: «Она едва видит и находится не в лучшем состоянии. Ее выводят под руки на сцену и она, конечно, сидит. Но бог мой, сколько же в ней еще энергии! Шоу было долгим, и она все это время работала. И никакого отдыха между песнями. Некоторые певцы делают небольшую паузу между каждой песней, а она – бац! – и уже перешла к следующему номеру. Все знают, что у нее нет нужды давать концерты, она – мультимиллионерша. Но она хочет этого. Она жаждет этих аплодисментов, ибо это – ее жизнь!»