Текст книги "50 знаменитых больных"

17 сентября Арманда рожает сына. Меньше чем через месяц младенец умирает. Здоровье самого Мольера ухудшается. В такое тяжелое для себя время он и приступает к работе над последней своей пьесой – комедией «Мнимый больной». В ней он высмеивает мнительность и страх смерти главного героя. В который раз можно отметить, что Мольер старается вынести на сцену свои личные недостатки и, возможно, таким образом избавиться от них. К сожалению, такая необычная терапия должного результата не дала.

В «Мнимом больном» опять высмеиваются врачи, на этот раз особенно жестоко. Уже в прологе, в песне пастушки звучат такие слова:

 
«Я не хочу иметь дела с вами,
О невежественные, пустые врачи!
Разве можно латинскими словами
Мою тяжкую боль излечить?»
 

Премьера состоялась 10 февраля 1673 года. Несмотря на то что Мольеру сильно нездоровилось, он сам играл главную роль. Первые три представления «Мнимого больного» прошли с большим успехом. Четвертое, последнее для Мольера, состоялось 17 февраля – в годовщину смерти Мадлен Бежар. Во время последней сцены, произнося свою реплику (он должен был принести слова клятвы Гиппократа), Мольер вдруг застонал и упал в кресло. Затем он нашел в себе силы подняться, выкрикнуть слово «клянусь» и уйти со сцены. Зрители ничего не заметили. За кулисами у Мольера началось кровохарканье. Он был доставлен домой. Булгаков пишет, что слуга не смог найти ни одного врача, который бы согласился прийти к Мольеру. Не успел, а по версии Булгакова, не захотел прийти к умирающему и священник. Поэтому только после того, как Арманда обратилась за помощью к королю, ей было разрешено похоронить мужа по христианскому обряду.

МОПАССАН ГИ ДЕ

(род. в 1850 г. – ум. в 1893 г.)

«Тот, у кого в сердце сохранилось пламя галантности последних столетий, тот окружает женщин глубокой нежностью, мягкой, взволнованной, вместе с тем живой. Он любит все, что касается их, что идет от них, любит их самих и все, что они делают. Он любит их туалеты и безделушки, их драгоценности, их хитрость, их наивность, их вероломство, их ложь и их шалости… Он умеет сказать им то, что им нравится, заставить их понять свои мысли и, никогда не шокируя, не задевая их хрупкого и чуткого целомудрия, дать им почувствовать затаенное и сильное желание, которое всегда горит в его взгляде, всегда трепещет на его устах, всегда пламенеет в его жилах… Он готов по первому их зову помогать им, защищать их… Он не просит у них ничего, только немного ласкового расположения, немного доверия или интереса к себе, немного благосклонности или хотя бы вероломного лукавства». Гимн французской галантности заканчивается словами: «Для него женщины – украшение мира». Автор этого гимна – классик литературы Ги де Мопассан, считающийся одним из величайших любовников Франции.

Анри Рене Альберт Ги де Мопассан родился 5 августа 1850 года в Трувиль-сюр-Арке (департамент Нижняя Сена). Его мать, мещанка из разорившейся семьи, Лора Ле Пуатвен, получила свое знатное имя благодаря союзу с Гюставом де Мопассаном, который был тогда просто Мопассаном. Встретив гуляку Гюстава, Лора заявила: если он хочет ей понравиться, то должен получить титул. Гюстав добился от гражданского трибунала города Руана права добавить к своей фамилии частицу «де».

Лора была женщиной умной, властной, хотя и взбалмошной. Ги всегда испытывал на себе ее влияние. Отец будущего писателя волочился за красотками и пропадал в игорных домах. Ссоры между родителями вспыхнули сразу же после свадьбы. В конце концов, в 1862 году родители развелись, что для Ги стало страшным ударом.

До того как Гюстав и Лора расстались, они часто приезжали отдыхать в Этрета, деревушку на берегу Саргассового моря. Вода вдохновляла Ги, всю жизнь он отождествлял воду с женщиной. Летом 1868 года отели Этрета были переполнены. Ги внимательно рассматривал купальщиц, чтобы позже написать: «Лишь немногие женщины способны выдержать испытание пляжа. Именно здесь можно полностью их оценить от щиколотки до груди!»

В один из вечеров юноша повстречал некую Фанни де Кл., парижанку. Она была хороша, смешлива, благоухала духами. Ги преподнес Фанни свои стихи, а вечером с тайной надеждой отправился к красотке. Очутившись в саду, он услышал взрыв хохота и похолодел от ужаса: Фанни со смехом декламировала стихи юного воздыхателя. Этого издевательства он ей не простил, но объектом мести стали другие женщины.

В 1869 году Ги де Мопассан окончил руанский лицей и поступил на факультет права в Париже. 18 июля 1870 года Франция объявила войну Пруссии, и Ги ушел в армию. Он получил назначение во 2-й Интендантский отдел Гавра, но поначалу его отправили в Руан (Нормандия) военным писарем.

20 марта 1872 года Мопассан в Париже поступил на службу по снабжению флота. Он продолжал писать рассказы, однако его литературный талант остался незамеченным коллегами. Вот забавная характеристика Мопассана, сделанная одним из министерских чиновников: «Прилежен, но плохо пишет». И это о человеке, наставником которого был Гюстав Флобер, автор «Мадам Бовари»!

В свободное время Ги гулял по набережной Сены, катался на лодке, знакомился с девушками. Это было счастьем. Уже будучи известным писателем, Ги говорил: «Много я видел забавных вещей и забавных девиц в те далекие дни, когда занимался греблей. Я служил, у меня не было ни гроша; теперь я человек с положением и могу выбросить на любой свой минутный каприз крупную сумму. Как просто, как хорошо и трудно было жить – между конторой в Париже и рекой в Аржантейе или Буживале…» Здесь он встречал персонажей своих новелл.

Вот, например, рассказ «Мушка», в котором выдумка и реальность неразделимы. В одном из своих речных походов Мопассан действительно соблазнил девушку, которую все звали Мушкой. Она стала рулевой лодки и подружкой пятерых членов экипажа. Все шло прекрасно до тех пор, пока не выяснилось, что «рулевая» собралась подарить ребенка пяти папашам. Ребенок – плод воображения писателя, остальное – истинная правда.

Речные развлечения Мопассана не прошли для него даром. В марте 1877 года Мопассан отправил своему другу Роберу письмо, в котором сообщал, что болен и лечится ртутью и йодистым калием. «У меня сифилис, наконец-то настоящий, а не жалкий насморк… нет, нет, самый настоящий сифилис, от которого умер Франциск I. Велика беда! Я горд, я больше всего презираю всяческих мещан. Аллилуйя, у меня сифилис, следовательно, я уже не боюсь подцепить его». Мопассан хорохорился, хотя знал, что медицина того времени была беспомощна перед лицом болезни. Врачи попросту старались закрывать глаза на недуг, поразивший Доде, Малларме, Тулуз-Лотрека, Гогена, Нерваля, Бодлера, Жюля де Гонкура, Ван Гога, Ницше, Мане и многих других – всех тех, кого Мопассан в шутку называл «наидражайшие сифилитики». В общем, Мопассану ничего не оставалось, кроме как изображать бодрость духа перед лицом неминуемого распада тела.

В сентябре-октябре 1879 года Ги предпринял первое путешествие пешком по Бретани. Бретань оставила у Мопассана подлинное или полувымышленное воспоминание о некоей женщине «не более восемнадцати лет; ее светло-голубые глаза были пронизаны двумя черными точками зрачков…». «Большая пышная грудь стиснута суконным жилетом в виде кирасы»; она ни слова не знает по-французски, со страстью отдается путешественнику и рыдает, когда он уезжает…

Примерно в это же время Лора Мопассан отдала сыну земельный участок в предместье Этрета. Летом 1883 года он построил там одноэтажное шале с двумя флигелями, соединяющимися деревянным балконом-террасой. Будучи любезным соседом, он дарил груши дочери Жака Оффенбаха.

Он хотел назвать свой дом «Заведение Телье», но это вызвало у его посетительниц единодушное возмущение – уж очень однозначные возникали ассоциации. Одна из его знакомых, Эрмина Леконт дю Нуи, предложила название Ла Гийетт. Это была его соседка, «элегантная хрупкая смеющаяся блондинка – миленький синий чулок», с которой он незадолго до того познакомился и которой любовался пока без каких-либо результатов. Это, видимо, задевало писателя за живое, ведь когда он не работал, не лечился и не занимался греблей, то охотился за женщинами – преимущественно молоденькими графинями, посетительницами светских салонов.

Мопассан завлекал их, как завлекают птиц, – подражая их пению. Они шли на приманку, хотя и презирали его. Он мстил им, описывая их в своих рассказах. Дамы смеялись, слушая его забавные истории. В рассказе «Булавки» две любовницы одного и того же мужчины бывают у него поочередно и узнают друг о друге благодаря булавкам, которые вкалывают в драпировки. Дело кончается тем, что они встречаются. Потом вдруг выяснилось, что эту шутку Ги сыграл с графиней Эстель и ее кузиной Марией. Восторг графинь сменился негодованием.

В 1884 году Мопассан писал из Канн одной красивой даме: «…я вспоминаю о других особах, с которыми люблю беседовать. С одной из них вы, кажется, знакомы? Она не преклоняется перед властелинами мира, она свободна в своих мыслях (по крайней мере, я так полагаю), в своих мнениях и в своей неприязни. Вот почему я так часто думаю о ней». И дальше: «Ее ум производит на меня впечатление порывистой, непринужденной и обольстительной непосредственности. Это шкатулка с сюрпризом. Она полна неожиданностей и проникнута каким-то необычным очарованием». Короче, Ги хотел «через несколько дней поцеловать пальцы этой дамы» – традиционная фраза, имеющая для него особый смысл, и он посвятил ей «все, что в нем есть хорошего и приятного…».

Его избранница – настоящая графиня, урожденная принцесса Пиньятелли ди Чергариа, дочь герцога ди Режина и благочестивой римлянки, жена графа Феликса Николаса Потоцкого, атташе при австро-венгерском посольстве. Эта чета космополитов – истые парижане. Потоцкие богаты, любят роскошь. Их пышный особняк называли «Польским кредитом» из-за постоянно вьющихся там попрошаек, нашедших пристанище во Франции. Хозяйка салона, Эммануэла Потоцкая – Сирена, – была решительной, независимой, взбалмошной, опасной и холодной наркоманкой. С Феликсом Потоцким ее давно ничего не связывало, и супруги даже не считали нужным скрывать свой разрыв, хотя и соблюдали «приличия».

Ги познакомился с сумасбродной графиней через своего друга Жоржа Леграна в 1883 году, до того, как был напечатан роман «Жизнь». Мопассан писал Эммануэле: «Я в восторге. «Жизнь» великолепно расходится. Ничто не могло принести мне большего удовлетворения, чем этот успех. А знаете ли вы, что я в огромной мере обязан вам этим успехом? И на коленях я хотел бы отблагодарить вас». Флирт развивался, подкрепляемый настоящей дружбой. Разумеется, Ги вел несколько любовных интриг одновременно. Как выражались на Бульварах, «он седлал четверку».

Графиню Эммануэлу Потоцкую Мопассан вывел в романе «Наше сердце» под именем баронессы де Фремин: «…Изящный рот с тонкими губами был, казалось, намечен миниатюристом, а затем обведен легкой рукой чеканщика. Голос ее кристально вибрировал, а ее неожиданные острые мысли, полные тлетворной прелести, были своеобразны, злы и причудливы. Развращающее, холодное очарование и невозмутимая загадочность этой истерической девчонки смущали окружающих, порождая волнение и бурные страсти. Она была известна всему Парижу как самая экстравагантная светская женщина из подлинного света». Эта прелестная союзница во многом помогла Мопассану. С другой стороны, Ги, несомненно, являлся украшением ее салона, отличавшимся свободными нравами.

В марте 1884 года Ги жил в Каннах и однажды утром получил послание от неизвестной дамы. «Сударь, я читаю вас и чувствую себя почти счастливой. Вы любите правду природы и находите в ней поистине великую поэзию… Конечно, мне хотелось бы сказать вам много приятных и удивительных вещей, но это трудно сделать. Я тем более сожалею об этом, так как вы достаточно известны, и вряд ли я могу даже мечтать о том, чтобы стать поверенной вашей души, если только душа ваша и в самом деле прекрасна…» Корреспондентка предпочла не называть своего имени.

Мопассан был заинтригован и ответил незнакомке. Между ними завязалась переписка. Он не знал, что она больна чахоткой. Послания Ги были тяжеловаты, он даже пускал в ход шуточки из арсенала гребцов. Она отвечала письмами, полными живости и безрассудства. Корреспондентка вела дневник. Синий чулок – но умирающий синий чулок («у меня нет друзей, я никого не люблю, и меня никто не любит»), отдающий себе отчет в своих возможностях, «талант, который только заявил о себе, и смертельная болезнь».

Марии Башкирцевой (Мусе) оставалось жить всего шесть месяцев. Это была русская девушка, капризная и изысканная, несносная и трогательная. Она хотела оставить свой дневник какому-нибудь писателю и думала о Мопассане как о своем душеприказчике, надеясь с помощью дневника пережить саму себя. Неожиданно Муся прервала переписку: «…Смешно, конечно, клясться вам, что мы созданы понимать друг друга. Вы меня не стоите. Я очень сожалею об этом. Ничего не могло быть приятней для меня, чем признавать за вами все превосходства, за вами или за кем-нибудь иным…»

Несколько лет спустя Ги с одной из своих приятельниц пришел на кладбище в Пасси и остановился у памятника в византийском стиле. Это была могила Марии. Мопассан долго глядел сквозь решетку на часовню. Наконец произнес: «Ее надо было засыпать розами…»

Мопассан нередко отождествлял себя со своим героем. «Милый друг – это я», – говорил Ги, смеясь, когда роман его только-только появился в продаже. Эта фраза звучала почти как знаменитое флоберовское «Мадам Бовари – это я». В своем предисловии к роману Мопассан философствовал: «Я удивляюсь тому, как может для мужчины любовь быть чем-то большим, нежели простое развлечение, которое легко разнообразить, как мы разнообразим хороший стол, или тем, что принято называть спортом. Верность, постоянство – что за бредни! Меня никто не разубедит в том, что две женщины лучше одной, три лучше двух, а десять лучше трех… Человек, решивший постоянно ограничиваться только одной женщиной, поступил бы так же странно и нелепо, как любитель устриц, который вздумал бы за завтраком, за обедом, за ужином круглый год есть одни устрицы…»

В романе госпожа Форестье вызывала у главного героя «желание броситься к ее ногам, целовать тонкое кружево ее корсажа, упиваясь благоуханным теплом, исходившим от ее груди». Мопассан тоже встретил в жизни свою «мадам Форестье» – Эрмину Леконт дю Нуи, соседку из Этрета, которая предложила переименовать его поместье в Ла Гийетт.

В 1886 году Ги приезжал в Этрета несколько раз, где вновь повстречал Эрмину. Она была респектабельной дамой, матерью чудесного мальчугана Пьера, с которым у писателя сложились прекрасные отношения. Она жила в одиночестве, вдали от своего мужа, королевского архитектора, заваленного заказами в Бухаресте. Она очень страдала от одиночества, ибо нежно любила своего мужа. В то же время ухаживания знаменитого соседа льстили ее тщеславию. Эрмина писала о новом знакомом: «…Он шепелявит, но манера его разговора столь обаятельна, что скоро забываешь о том, что он страдает дефектом речи. Он неухожен, плохо одет и носит отвратительные старые галстуки».

Эрмина занималась литературной деятельностью. Причем не только ради удовольствия, но и чтобы обеспечить маленького Пьера. Из всех женщин, окружавших Ги, она пользовалась особым его расположением. Он относился к ней с искренней нежностью. Письма к Эрмине сохранились. Сперва это живописные, но довольно сдержанные отчеты о путешествиях, заканчивающиеся традиционным «Целую ваши руки», но довольно скоро в конце добавляется: «Целую также ваши ножки».

Надо думать, что Эрмина все же хотела, чтобы правда стала достоянием истории. Вот, например, коротенькая записка от 14 мая 1890 года: «Дорогой друг! Не одевайтесь – мы будем одни. Целую ваши руки. Мопассан».

Можно согласиться с предположениями Мари Леконт дю Нуи: Мопассан начал ухаживать за своей одинокой соседкой точно так же, как он ухаживал бы за всякой другой красивой женщиной. Позже он вошел во вкус потому, что она упорно хранила верность своему архитектору. Вскоре сердце Эрмины смягчилось, и со свойственной женщинам неосмотрительностью она влюбилась в Ги. А он уже разлюбил. «Удовлетворение желания не оставляет места неизвестности и этим лишает любовь ее главной ценности». Переступив через заветную грань, Мопассан стал для Эрмины просто другом. «Дорогой друг, – обращается он к госпоже Леконт дю Нуи, – спасибо тысячу раз».

Писатель благодарил супругу архитектора за рождественский подарок – булавку для галстука – и послал ей браслет, присовокупив к нему святочную историю его прежней владелицы, некогда красивой и богатой, а теперь «старой, разоренной и жестоко преследуемой судьбой». Эта новогодняя полуновелла заканчивалась вежливым «Целую ваши руки». Романист остался верен своим правилам. «Любовь, опьянение любовью должны ограничиваться у мужчины периодом ожидания. Каждая победа над женщиной еще раз доказывает нам, что в объятиях у нас все они почти одинаковые…»

Роман «Наше сердце» был последним романом Ги де Мопассана. Эрмина Леконт дю Нуи сразу узнала себя в главной героине романа – г-же де Бюрн. Однако некоторые исследователи полагают, что писатель внес в этот образ и черты других своих подруг. Но лишь черты. Главной все-таки остается русалка с морского побережья.

27 февраля 1883 года в Париже родился мальчик Люсьен, которому была дана фамилия его матери Жозефины Литцельман. Через двадцать лет, спустя десять лет после смерти Мопассана, одна из ежедневных парижских газет, «Эклер», оповестила читателей, что Мопассан оставил после себя потомство – мальчика и двух девочек. В 1884 году родилась девочка Люсьенна, а 29 июля 1887 года в Венсенне появилась на свет вторая девочка, Марта-Маргарита. Их мать Жозефина Литцельман умерла в 1920 году.

Вероятность тройного отцовства весьма велика, хотя мадам Лора де Мопассан и друг семьи доктор Балестр, лечивший ее, отрицали существование этих детей. В своем завещании Ги назначил единственной и законной наследницей всего своего состояния племянницу Симону. Родителям доставалась лишь четверть, гарантированная им законом о наследстве. А ведь Мопассана очень волновала участь незаконнорожденных детей, хотя в высшем обществе было принято бросать их на произвол судьбы. Женитьба на простой женщине была бы катастрофой для Мопассана, который в 1883 году делал все от него зависящее, чтобы войти в свет.

Кроме того, Мопассан, как и Флобер, был ярым противником брака. Впрочем, Ги несколько раз подвергался этому искушению. Приблизительно в 1887 году он повстречал у графини де X. женщину, которой адресовано его письмо из Туниса: «Со вчерашнего вечера я, как потерянный, мечтаю о вас. Безумное желание увидеть вас снова, увидеть вас сейчас же, здесь, передо мной, внезапно переполнило мое сердце… Не чувствуете ли вы, как оно исходит от меня и реет около вас, это желание?.. А больше всего я хотел бы увидеть ваши глаза, ваши кроткие глаза… Через несколько недель я покину Африку. Я снова увижу вас. Вы приедете ко мне, не правда ли, моя обожаемая?»

Возможно, этот брак спас бы его. Но, как заметил доктор Бланш: «Мопассан был слишком большим художником, чтобы жениться…» Говоря словами героя романа «Монт Ориоль», он был «…из породы любовников, но совсем не из породы отцов…»

Другой претенденткой на руку Мопассана была Мари Канн. «Происходя якобы от восточной знати, – говорил Андре Виаль, – Мари в действительности была украинской еврейкой». Гонкур же так описывал красавицу: «На диване небрежно расположилась м-м Канн, – большие глаза, обведенные темными кругами, глаза, переполненные негой, свойственной брюнеткам, лицо цвета чайной розы, черная мушка на щеке, насмешливо изогнутые губы, глубокое декольте, открывающее белоснежную шею с голубыми прожилками, и ленивые, расслабленные движения, в которых подчас угадывается лихорадочная страстность. Эта женщина обладает совершенно особым, томным и ироническим обаянием, к которому примешивается необъяснимая обольстительность русских женщин: интеллектуальная извращенность в глазах и наивное журчание голоса…» Мари Канн не замедлила доказать Ги свое любовное расположение, как только оставила Поля Бурже. Она стала официальной любовницей Мопассана и хвасталась, что получила от своего любовника 2500 писем! Правда, многие подвергают эту цифру сомнению.

Женевьева Стро была не менее привлекательна. Вдова Жоржа Бизе, она вышла замуж вторично за адвоката Эмиля Стро. Ги обольстил ее, он писал молодой вдове начиная с мая 1884 года. «Я знаю, что совершенно не принято, чтобы дама пришла на обед к холостяку. Но я не совсем понимаю, что в этом неприличного, если дама сможет встретить там женщин, с которыми она близко знакома». Позднее Гонкур утверждал, что мадам Стро бросила бы все ради этого «торговца прозой». Она была, во всяком случае, преданной союзницей Ги.

Часто посещала Мопассана Жанна Маргерит де Саган, законодательница мод, дочь крупного финансиста барона Сейера. Они вместе с Мопассаном совершали долгие морские прогулки.

В 1888 году Потоцкая продолжала занимать особое место в жизни Мопассана. Ги пишет ей: «Ведь это должно быть волшебным сном – путешествие с Вами! Я говорю не об очаровании Вашей личности, которое я могу испытывать и здесь, но я не знаю женщины, которая лучше бы воплощала мое представление об идеальной путешественнице…»

Однажды Ги и графиня оказались на берегу островка. Потоцкая воскликнула: «Смотрите, какой красивый грот! Он совсем голубой. Совсем как на Капри! Ги, подождите меня здесь минутку!» Через некоторое время графиня окликнула его. Он пошел туда, где раздавался ее смех. Ее нагое тело белело в мерцающей синеве грота. На следующий день он написал Потоцкой: «Я люблю тебя, я ищу тебя, я все еще держу твою горячую тень в своих объятиях»… Потоцкая умерла, покинутая всеми, в Пасси во время фашистской оккупации.

20 октября 1888 года Мопассан отправляется в третье путешествие по Африке. Вероятно, зимой того же года Ги встретился с Аллумой. Он описал эту арабскую женщину в одноименном рассказе, появившемся сразу вслед за приключением. «Глаза ее, загоревшиеся желанием обольстить, той жаждой покорить мужчину, которая придает кошачье очарование коварному взгляду женщины, завлекали меня, порабощали… То была короткая борьба одних взглядов, безмолвная, яростная, вечная борьба двух зверей в человеческом образе, самца и самки, в которой самец всегда оказывается побежденным».

Весной 1889 года Мопассан возвратился в Париж.

У писателя была не только тяга к перемене мест. Ни тоска, ни мигрени, ни больные глаза, ни даже сумасшествие брата, после которого Мопассан уверовал в то, что ему тоже суждена та же печальная участь, ни работа, ни тайные дети, ни попытки вести иной образ жизни – ничто не могло уменьшить его ненасытное, непреодолимое стремление к женщине.

Сколько же их было? Триста, как он признался в одном из своих рассказов? Или больше? Вероятно, он сам потерял им счет. «Я их коллекционирую. Есть такие, с которыми я встречаюсь не чаще одного раза в год. С другими я вижусь раз в десять месяцев, с третьими – раз в квартал. С некоторыми судьба сталкивает меня только у их смертного одра, с некоторыми – когда они хотят пойти пообедать со мной в кабаре…» Брат Эрмины, которому покровительствовал Ги, заметил: «Я думаю, что Мопассан заводил их с легкостью, поскольку они сами шли навстречу его желаниям».

Писатель гордился своей неутомимостью в любви ничуть не меньше, чем своими литературными произведениями. Мопассан часто повторял, что главная причина его успеха у женщин – ум. «Большинство людей считает, что представители низших слоев общества несравненно лучшие любовники, чем те, кто ведет малоподвижный образ жизни. Я так не считаю, нужно, чтобы у человека были мозги, и только тогда он сможет дать другому человеку высшее наслаждение».

Мопассан всю жизнь искал идеальную женщину. «Я люблю только одну-единственную женщину – Незнакомку, Долгожданную, Желанную, – ту, что владеет моим сердцем, еще невидимая глазу, ту, что я наделяю в мечтах всеми мыслимыми совершенствами…» Но такой женщины не существует, и он отлично это знал. И он с беспощадностью признал: «Я никогда не любил». И все же, была ли среди всех его женщин одна – самая ему необходимая? Эрмина? Потоцкая? Мари Канн? Литцельман?

Или «Дама в сером»? Она появилась в жизни Ги одновременно с Мари Канн. В конце июня 1890 года она приходила к Мопассану несколько раз. В марте 1891 года Мопассан встречался с ней в Каннах на вилле. Она появилась и в августе, и в сентябре. Мопассан описал эту женщину: «Все мне нравится в ней. Аромат ее духов опьяняет меня; запах ее тела доводит меня до исступления. Красота ее форм, невыразимая обольстительность ее отказов и согласий возбуждает меня до безумия. Никогда не вкушал я таких радостей, никогда никому не давал подобного наслаждения»

«Дама в сером» разделяла с ним не только страсть к наркотикам. Ги бахвалился своими пороками, которые она поощряла. Он устраивал праздники, на которых предавался безудержному разгулу. Сколько их было, этих ужинов с дамами легкого поведения, принадлежавшими всем? И кто эта роковая женщина, которая, по мнению помощника Мопассана, ускорила гибель хозяина «своими ухищрениями чрезмерно страстной женщины, никогда не знавшей удовлетворения»?

Ее имя – Жизель д’Эсток. Правда, при рождении она получила имя Мари-Поль Дебар. В юности она стала любовницей своей подруги, с которой их объединяло преклонение перед Жанной д’Арк. Разразившийся скандал вынудил Мари-Поль переехать в Париж, где она с головой окунулась в водоворот столичной жизни. Она писала, лепила, рисовала, выступала с лекциями, неизменно привлекавшими журналистов. Ее идеи, истоки которых стоит искать у Жорж Санд, расцвели в среде суфражисток 1900 года.

Первый визит к Мопассану на улицу Дюлон Жизель нанесла в апреле 1884 года. Он захотел увидеть ее снова. К письму Ги приложил фотографию, а она в ответ выслала свою, на которой была изображена обнаженной. Ги послал ей фривольные стихи «Желание фавна» (Той, которая открыла мне любовь):

 
«О, плоть дрожит, вздымается, пьянея,
Душа трепещет, как струна – и вот
Мой разум, вожделеньем пламенея,
Все к новым наслаждениям зовет».
 

Жизель приняла их, невзирая на условности. Она вообще шла против устоев – например, не скрывала своей склонности к извращениям. Ги поощрял Жизель, хотя и считал, что ее эксперименты слишком смелы. Вскоре Ги начал удлинять промежутки между свиданиями. Но они продолжали поддерживать отношения вплоть до 1888 года – в это время здоровье писателя значительно ухудшилось.

Литературная деятельность принесла Ги де Мопассану славу и богатство. К концу жизни у него было четыре виллы и две яхты. Но болезнь подточила его здоровье. К сорока трем годам у него появились галлюцинации, писатель начал заговариваться и бредить. Однажды, в приступе помешательства, он полоснул себя ножом по горлу, но остался жив. Когда у Мопассана развилась мания преследования, его поместили в одну из парижских психиатрических лечебниц. Именно там в 11 часов 45 минут 6 июля 1893 года перестало биться сердце Ги де Мопассана. Последними его словами были: «Тьма! О, тьма!»