Текст книги "50 знаменитых больных"

САВОНАРОЛА ДЖИРОЛАМО

(род. в 1452 г. – ум. в 1498 г.)

В истории человечества есть немало примеров того, что успехов на политическом или религиозном поприщах достигают люди если и не душевнобольные, то, во всяком случае, отличающиеся сильнейшей психической неуравновешенностью. Такие люди сочетают в себе фанатичную преданность идее, необычность идей и нетривиальность мышления, горячую убежденность в собственной правоте и способность вести за собой толпу.

Их вера так сильна, что они готовы жертвовать своими интересами и даже жизнью ради собственных идей, даже если они принимаются обществом в штыки. А так происходит нередко – косная масса с подозрением относится к малопонятным новшествам, видя в них угрозу собственному спокойствию, и способна на кровавую расправу с реформатором. Кто знает, сколько фанатиков пали жертвой фанатичной толпы?

«Безумные политики, – писал в свое время Ч. Ломброзо, – не создают ничего нового, но лишь сообщают толчок движению, подготовленному временем и обстоятельствами; одержимые положительной страстью ко всякой новизне, ко всему оригинальному, они почти всегда вдохновляются только что появившимся открытием, нововведением и на нем уже строят свои выводы относительно будущего».

Гениальные безумцы ускоряют ход исторического развития, опережая на много лет свою эпоху, угадывая изменения, невидимые обыкновенным людям, и без колебаний, забыв о собственных интересах, горячо проповедуют новые идеи. Часто происходит так, что эпоха отвергает радикальные реформы и новые учения, попутно уничтожая их провозвестника, если его слова слишком уж противоречат сложившимся традициям и кажутся опасными. Но всегда находились люди, которым удавалось повести народ за собой – и они оставались в мировой истории как великие политики, реформаторы, влиятельные религиозные деятели. Как писал в свое время историк С. М. Соловьев, «люди, одаренные наибольшими способностями, <…> яснее других сознают потребность времени, необходимость известных перемен, движения, перехода и силою своей воли, своей неутомимой деятельности побуждают и влекут <…> тяжелое на подъем большинство, робкое перед новым и трудным делом». Некоторые из них, правда, попали позднее на страницы учебников и монографий по истории медицины – в качестве иллюстрации того или иного психического расстройства.

Они не только соединяли в себе неколебимую преданность своим убеждениям, маниакальное упорство в выполнении некоей божественной миссии, веру в собственную исключительность с прозорливостью гения. Они обладали еще целым рядом свойств, которые придавали им особую притягательность в глазах толпы. Такие люди зачастую обладали невероятной физической силой, нечувствительностью к холоду, голоду, боли, имели яркие видения – и демонстрация всех этих качеств производила с древних времен на толпу большое впечатление. Глубокая вера этих людей в реальность своих галлюцинаций, красноречие, разительный контраст между полной безвестностью в прошлом и нынешним величием возвышали их над общим уровнем здравомыслящих, но ничем не выдающихся людей. Наконец, и надо особенно учитывать этот факт, многие из психически больных политиков и общественных деятелей значительно превосходили остальных сограждан в интеллектуальном развитии и волевых качествах.

Совокупности перечисленных выше фактов достаточно, чтобы объяснить причину не только популярности пророков Древнего и Нового мира, но и их влияние на ход истории. Хрестоматийным стал пример Мухаммеда, который под влиянием галлюцинаций, возникших из-за общего физического истощения и усугубленных приступами эпилепсии, стал основателем ислама и исламской цивилизации. В европейской истории тоже есть немало примеров того, как душевнобольные с манией величия или религиозным бредом становились властителями дум. Благодаря им возникали секты, ставшие причиной ожесточенных религиозных распрей, омрачавших Средние века, Новое время и не утихших полностью и по сей день.

Одним из самых ярких примеров, иллюстрирующих роль душевной болезни в истории западной цивилизации, является жизнь Джироламо Савонаролы – земляка и современника Леонардо да Винчи и Микеланджело. Однако если творения этих художников являют собой квинтэссенцию искусства эпохи Возрождения с его обращением к античности и возвращением к «живому» человеку с его страстями, то Савонарола был адептом сурового аскетизма, исполнения всех религиозных догм и борьбы с «грехом». Он противостоял возрождающимся античным традициям, культу человеческого тела, радости жизни, веселья, глубоко порицая их и требуя полного отказа от «низменных удовольствий». Его имя стало нарицательным – так стали называть ханжей, оценивающих все и вся только с точки зрения соответствия «правилам приличия» и утилитарной ценности.

Судьба Савонаролы кажется удивительной, особенно если принять во внимание, что он жил во Флоренции – вольном городе, славном своим легкомыслием и терпимостью ко всем проявлениям человеческих страстей и слабостей. И тем не менее, город покорился Савонароле и отказался от веселья и жизнерадостности в пользу мрачной и удушающей религиозности.

Под влиянием деда Савонарола с раннего детства воспылал страстью к учебе. Все надеялись, что он со временем станет ученым человеком, получит докторскую степень, но душу мальчика охватили религиозные чувства. В 1474 году он под впечатлением проповеди некоего монаха-августинца принял твердое решение посвятить себя церковному служению. Семь лет Джироламо провел в стенах монастыря доминиканцев.

Там ему было видение, вызванное, очевидно, психической неуравновешенностью юноши, усиленной постом и молитвенными бдениями. Джироламо возомнил себя избранником Иисуса Христа, ниспосланным на землю для очищения душ жителей Флоренции, погрязших в грехах. Уверенность в собственной божественной миссии у Джироламо укрепилась, когда видения стали повторяться. А однажды во время разговора с каким-то монахом Савонарола увидел разверстые небеса и будущее крушение церкви. Вслед за этим молодой человек услышал голос, который повелел ему возвестить об этом народу Флоренции.

В 1481 г. Савонарола покинул стены монастыря и начал проповедовать. То были времена правления Лоренцо Медичи (Великолепного), когда флорентийцы вели, в общем-то, разгульную жизнь, а власти смотрели на это сквозь пальцы. Они даже поощряли погоню за чувственными наслаждениями, сочинение непристойных песенок. И это же развеселое время стало эпохой расцвета во Флоренции изящных искусств; знатные горожане покровительствовали художникам, считалось хорошим тоном заказывать у них картины и скульптуры для фамильных дворцов, замков, капелл, усыпальниц. Большие суммы на украшение города расходовались и городской казной.

В это-то время и начал публичные проповеди Савонарола. Поначалу он привлек внимание очень небольшого числа слушателей. Однако два года спустя, в 1485 г., послушать его проповеди об Апокалипсисе приходило все больше и больше соотечественников. Савонарола неистово грозил гневом Господним и тут же напоминал о бесконечной Божьей милости для раскаявшихся грешников. Иступленная вера проповедника, помноженная на экзальтацию, которая охватывала его всякий раз во время проповеди, заражала толпу, которая готова была покориться любому слову Савонаролы.

Число его поклонников росло. В основном это были люди неграмотные и полуграмотные – мастеровые, мелкие лавочники, солдаты, крестьяне. Мало того, что они искренне верили в слова проповедника о Страшном суде, но его слова становились для них настоящим бальзамом – Савонарола предсказывал, что Божий гнев падет прежде всего на погрязших в грехе вельмож. Это тешило чувство социальной справедливости слушателей Савонаролы – они не могли себе позволить развлекаться так же, как богатые и просвещенные сограждане. Проповеди Савонаролы трогали сердца, преисполненные суеверий, страха, зависти, обиды; его речи поддерживали уверенность толпы в собственном нравственном превосходстве.

К 1491 году слава Савонаролы во Флоренции была настолько велика, что он стал настоящим властителем дум. Однако он решил более не касаться политики в своих проповедях, прекратить обличать вельмож и сосредоточиться на воспитании нравственных чувств у соотечественников низших сословий. Но исполнить это решение помешал глас свыше, раздавшийся во время молитвы. Савонароле было сказано: «Глупец, разве ты не видишь, что сам Бог повелевает тебе идти проторенной дорогой». Молодой священник, разумеется, смиренно вернулся на прежнюю стезю обличений.

Лоренцо Медичи тщетно пытался заставить Савонаролу замолчать или, по крайней мере, умерить пыл. Все было бесполезно. «Передайте вашему хозяину, – сказал Савонарола посланникам Лоренцо, – что хотя я и смиренный странник, а он – господин Флоренции, – я останусь, а он уйдет».

Через год после этого события Лоренцо умер. Разумеется, слова Савонаролы были восприняты толпой как сбывшееся пророчество, божественное откровение. Начались волнения, в городе стихийно возникли «штурмовые отряды», состоящие из фанатично преданной Савонароле молодежи, которые боролись с грехом, вымогая у богатых граждан деньги, отбирая драгоценности, уничтожая произведения искусства (кстати, младший брат великого Микеланджело активно участвовал в очищении душ соотечественников путем изъятия у них материальных ценностей).

Медичи были изгнаны из города. Флоренция стала «республикой». Савонаролу избрали правителем города.

Его проповеди становились все неистовее, он призывал Божью милость к праведным и призывал Его гнев на грешников. Апокалиптические видения не оставляли Савонаролу: «Небеса потемнели, гремел гром, молнии сверкали, голод, кровопролитие и мор опустошили мир». Сама бессодержательность этих видений служит доказательством того, что Савонарола галлюцинировал. Новый правитель Флоренции постоянно укорял горожан в легкомыслии и угрожал ослушникам. В городе запылали костры, в пламени которых гибли книги, картины и люди.

Один из биографов Савонаролы, Виллари, задается вопросом: как теософ и политик, давший Флоренции демократическую республику, властвовавший над целым народом и потрясавший его своим красноречием, мог гордиться тем, что слышит какие-то голоса и видит знамения?! Ведь если встать на позицию, что Савонарола был хитроумным политиком, использовавшим религиозный фанатизм слушателей в личных целях, то постоянные рассказы о являющихся ему видениях только вредили ему. Народ ждал от него, правителя города, реальных взвешенных решений и улучшения жизни, а вместо этого получал очередную порцию богословских рассуждений, причем зачастую довольно бессвязных. Какую пользу могло принести ему, в смысле популярности в народе, составление трактатов о видениях, разговоры о них с матерью или рассуждения, написанные на полях Библии? Возникает вопрос: зачем Савонарола это делал?

Ответ прост, если отказаться от взгляда на Савонаролу как на мастера политической интриги (которым он не был – что подтверждается его дальнейшими поступками). По собственному признанию Савонаролы, его пожирал внутренний огонь, заставлявший говорить и писать, иногда даже против воли. Именно в этой маниакальной одержимости, усиленной бредом, заключалась причина того могучего воздействия, производимого Савонаролой на своих слушателей. Сегодня мы не можем даже приблизительно представить себе, какое потрясающее влияние он оказывал на толпу. Восторженное безумие этого «пророка» не только фанатизировало ее, но даже заражало некоторых субъектов, впадавших в подобие транса.

После того как Савонарола стал «отцом города», облик флорентийских улиц полностью изменился. Духовные гимны и песнопения пришли на смену легкомысленным песенкам; мужчины и женщины теперь одевались по-монашески, отвергали мирское и суетное, преобладающими цветами стали серый и коричневый. Люди всех сословий – знать, ученые, художники – становились монахами. Город превратился в христианскую республику.

Савонарола так ненавидел веселье, что флорентийцы по его указу бесконечно постились, молились. Нормой стало взаимное доносительство. Отряды «плакальщиков» (так называли сторонников Савонаролы современники) рыскали по городу в поисках сатанинских предметов – карт и зеркал.

В 1492 году с Савонаролой случился очередной припадок. Он начал галлюцинировать прямо во время проповеди. Он увидел огромный меч с надписью «Gladius Domini super terram» («Меч Бога на земле»), который вдруг обратился клинком вниз. Небо омрачилось, с него посыпались мечи, стрелы, искры, а земля была обречена на голод и чуму. Он стал проповедовать, что скоро болезнь и мор охватят Флоренцию, жители которой остаются греховными, и его пророчество вскоре действительно исполнилось. Впрочем, чума была частой гостьей в тогдашней Европе.

Во время другого видения Савонарола совершил путешествие в рай. Там его ждали святые и сама Богородица, которые ласково говорили с ним. Впоследствии Савонарола очень подробно описал трон Богородицы, не забыв упомянуть, сколько именно драгоценных камней украшали его.

Он постоянно размышлял о своих видениях, стараясь понять, какие из них имели божественную, а какие сатанинскую природу. Иногда у него появлялось сомнение в реальности увиденного, но он легко убеждал себя в том, что все происходившее с ним – правда. Как многие душевнобольные, он часто противоречил сам себе, то называя себя боговдохновенным, то отрицая свой пророческий дар. «Я не пророк и не сын пророка, – сказал он однажды. – Это ваши грехи насильно заставили меня сделаться пророком».

Савонарола зашел в своей борьбе с греховностью так далеко, что прилюдно обвинил папу Александра VI Борджиа во всех смертных грехах, назвав его исчадием ада. Александр VI действительно был далеко не святым, но поступок флорентийского правителя был непростителен. Однако папа, питая определенное уважение к Савонароле, предложил ему кардинальский сан с условием, что тот прекратит проповедовать Слово Божие и обличать Ватикан. Савонарола воспринял это предложение как попытку подкупа, отверг «красную шапку» кардинала, ответив: «У меня не будет иной шапки, кроме шапки мученика, обагренной моей собственной кровью».

В ответ папа отлучил от церкви ненавистного проповедника, а заодно и Флоренцию. Это стало последней каплей. Измученные бичеванием и постами горожане не выдержали – их гнев обернулся против Савонаролы. Его схватили, посадили в темницу, пытали, а потом сожгли на костре. Это произошло в 1498 г. В то утро казни епископ огласил приговор: «Отлучаю тебя от церкви воинствующей и торжествующей». Савонарола ответил на это: «Только не от церкви торжествующей – это не в вашей власти». Его последние слова были: «Рим не сможет загасить сей костер…»

САНД ЖОРЖ

Настоящее имя – Амандина Люси Аврора Дюпен

(род. в 1804 г. – ум. в 1876 г.)

Репутация Жорж Санд была скандальной. Она носила мужскую одежду, курила сигары, говорила низким мужским голосом. Сам ее псевдоним был мужским. Считается, что так она боролась за свободу женщин. Она не была красива и сама причисляла себя к уродам, доказывая, что у нее нет той грации, которая, как известно, заменяет иногда красоту. Современники описывали ее женщиной невысокого роста, плотного телосложения, с мрачным выражением лица, большими глазами, рассеянным взглядом, желтым цветом кожи, преждевременными морщинами на шее. Одни только руки они признавали безусловно красивыми.

В. Эфроимсон, который посвятил много лет поиску биологических предпосылок одаренности, отмечал тот парадоксальный факт, что у выдающихся женщин часто имеется четко выраженная мужская характерология. Таковы Елизавета I Тюдор, Христина Шведская, а также писательница Жорж Санд. Исследователь выдвигает в качестве возможного объяснения одаренности наличие гормонального дисбаланса коры надпочечников и повышенное выделение андрогенов (причем не только у самих женщин, но и их матерей).

В. Эфроимсон отмечает, что если избыток андрогенов у матери приходится на критические фазы внутриутробного развития нервной системы, и прежде всего головного мозга, то происходит «переориентация» психики в мужском направлении. Такое дородовое гормональное воздействие приводит к тому, что девочки вырастают «сорванцами», драчливыми, предпочитающими куклам мальчишеские игры.

Наконец, он выдвигает гипотезу, что мужеподобное поведение и склонности Жорж Санд – как и королевы Елизаветы I Тюдор – были следствием синдрома Морриса, одного из видов псевдогермафродитизма. Эта аномалия встречается очень редко – порядка 1:65 000 среди женщин. Псевдогермафродитизм, пишет В. Эфроимсон, «…мог бы порождать тягчайшие психические травмы, но эмоциональная устойчивость таких больных, их жизнелюбие, многообразная активность, энергия, физическая и умственная, просто поразительны. Например, по физической силе, быстроте, ловкости они настолько превосходят физиологически нормальных девушек и женщин, что девушки и женщины с синдромом Морриса подлежат исключению из женских спортивных состязаний. При редкости синдрома он обнаруживается почти у 1 % выдающихся спортсменок, т. е. в 600 раз чаще, чем можно было бы ожидать, если бы он не стимулировал исключительное физическое и психическое развитие». Анализ многих фактов позволил В. Эфроимсону выдвинуть предположение, что талантливая и блестящая Жорж Санд была представителем именно этого редкого типа женщин.

Жорж Санд была современницей и другом обоих Дюма, Ференца Листа, Гюстава Флобера и Оноре де Бальзака. Ее благосклонности добивались Альфред де Мюссе, Проспер Мериме, Фредерик Шопен. Все они высоко ценили ее талант и то, что можно назвать обаянием. Она была дитя своего века, ставшего веком испытаний для ее родной Франции.

Амандина Люси Аврора Дюпен родилась в Париже 1 июля 1804 года. Она была правнучкой прославленного маршала Морица Саксонского. После смерти своей возлюбленной он сошелся с актрисой, от которой у него родилась девочка, получившая имя Аврора. Впоследствии Аврора Саксонская (бабушка Жорж Санд), молодая, красивая и невинная девушка, вышла замуж за богатого и развратного графа Готорна, который, к счастью для молодой женщины, вскоре был убит на дуэли.

Затем случай свел ее с Дюпеном, чиновником из Министерства финансов. Это был любезный, пожилой и несколько старомодный господин, склонный к неуклюжей галантности. Несмотря на свои шестьдесят лет, ему удалось расположить к себе тридцатилетнюю красавицу и вступить с ней в брак, оказавшийся очень счастливым.

От этого брака родился сын Мориц. В бурные дни правления Наполеона I он влюбился в женщину сомнительного поведения и тайно обвенчался с ней. Мориц, будучи офицером и получая скудное жалование, не мог прокормить жену и дочь, поскольку сам находился на иждивении у матери. Поэтому его дочь Аврора провела детство и юность в поместье своей бабушки Авроры-Марии Дюпен в Ноане.

После смерти отца ей приходилось часто быть свидетельницей скандалов между бабушкой и матерью. Аврора-Мария попрекала мать будущей писательницы низким происхождением (она была то ли портнихой, то ли крестьянкой), легкомысленными отношениями с молодым Дюпеном до брака. Девочка принимала сторону матери, и ночью они частенько проливали вместе горькие слезы.

С пятилетнего возраста Авроре Дюпен преподавали французскую грамматику, латынь, арифметику, географию, историю и ботанику. Госпожа Дюпен неусыпно следила за умственным и физическим развитием внучки в духе педагогических идей Руссо. Дальнейшее образование девочка получила в монастыре, как это было принято во многих аристократических семьях.

В монастыре Аврора провела около трех лет. В январе 1821 года она лишилась своего самого близкого друга – скончалась госпожа Дюпен, сделав внучку единственной наследницей Ноанского поместья. Год спустя Аврора познакомилась с молодым артиллерийским поручиком бароном Казимиром Дюдеваном и согласилась стать его супругой. Брак был обречен на неудачу.

Первые годы брачной жизни казались счастливыми. Аврора родила сына Морица и дочь Соланж, хотела посвятить себя полостью их воспитанию. Она шила им платьица, хотя плохо это умела, заботилась о хозяйстве и всеми силами старалась сделать жизнь в Ноане приятной для мужа. Увы, ей не удавалось сводить концы с концами, и это послужило источником постоянных попреков и ссор. Мадам Дюдеван занялась переводами, начала писать роман, который из-за множества недостатков был брошен в камин.

Все это, конечно, не могло способствовать семейному счастью. Ссоры продолжались, и в один прекрасный день в 1831 году муж позволил тридцатилетней жене уехать в Париж с Соланж, где она и поселилась в комнатке на чердаке. Чтобы прокормить себя и ребенка, она занялась росписью по фарфору и с переменным успехом продавала свои хрупкие работы.

Чтобы избавиться от расходов на дорогостоящие женские наряды, Аврора стала носить мужской костюм, который был для нее удобен тем, что давал возможность ходить по городу в любую погоду. В длинном сером (модном в то время) пальто, круглой фетровой шляпе и крепких сапогах она бродила по улицам Парижа, счастливая своей свободой, которая вознаграждала ее за все лишения. Она обедала за один франк, сама стирала и гладила белье, водила девочку гулять.

Муж, наезжая в Париж, непременно навещал жену и водил ее в театр или какой-нибудь дорогой ресторан. Летом она возвращалась в Ноан, главным образом для того, чтобы повидаться со своим горячо любимым сыном.

Мачеха мужа тоже иногда встречалась с ней в Париже. Узнав однажды, что Аврора намеревается издавать книги, она пришла в ярость и потребовала, чтобы имя Дюдеван никогда не появлялось ни на одной обложке. Аврора с улыбкой обещала исполнить ее требование.

В Париже Аврора Дюдеван познакомилась с Жюлем Сандо. Он был младше Авроры на семь лет. Это был хрупкий светловолосый мужчина аристократической наружности. Вместе с ним Аврора написала свой первый роман «Роз и Бланш» и несколько рассказов. Но это были лишь первые шаги на многотрудном пути литератора; большая жизнь во французской литературе была еще впереди и пройти ее она должна была без Сандо.

Победоносным вступлением во французскую литературу стал роман «Индиана», вышедший в свет под псевдонимом Жорж Санд (первоначально было Жюль Санд – прямая отсылка к имени бывшего возлюбленного Жюля Сандо). Действие романа начинается в 1827 году и завершается в конце 1831 года, когда произошла Июльская революция. Династия Бурбонов в лице ее последнего короля Карла X сошла с исторической сцены. Престол Франции занял Луи Филипп Орлеанский, который на протяжении восемнадцатилетнего царствования делал все возможное для защиты интересов финансовой и промышленной буржуазии. В «Индиане» упомянуто о смене кабинетов, о восстании в Париже и бегстве короля, что придало повествованию черты современности. Вместе с тем сюжет пронизан антимонархическими мотивами, автор осуждает интервенцию французских войск Испании. Это было в новинку, так как многие писатели-романтики в 1830-х годах были увлечены Средневековьем и совершенно не обращались к теме современности.

Роман «Индиана» с одобрением и интересом встретили и читатели, и критики. Но, несмотря на признание и растущую популярность, современники относились к Жорж Санд неприязненно. Считали ее легкомысленной (даже легкодоступной), непостоянной и бессердечной, называли лесбиянкой или, в лучшем случае, бисексуалкой, указывали, что в ней прятался глубоко скрытый материнский инстинкт, ведь Санд всегда выбирала мужчин моложе себя.

В ноябре 1832 года Жорж Санд опубликовала свой новый роман «Валентина». В нем писательница демонстрирует замечательное мастерство, живописуя природу, и похожа на проникновенного психолога, умеющего воссоздать образы людей различных сословий.

Казалось бы, все обстояло благополучно: материальная обеспеченность, читательский успех, признание критики. Но именно в это время, в 1832 году, Жорж Санд переживает глубокую депрессию (первую из многих последующих), едва не завершившуюся самоубийством.

Душевные волнения и отчаяние, которыми была охвачена писательница, возникли из-за репрессий правительства, поражавших воображение всех, кто не был погружен только в личные переживания. В «Истории моей жизни» Жорж Санд признавала, что ее пессимизм, мрачное настроение были порождены отсутствием малейших перспектив: «Мой горизонт расширился, когда предо мной предстали все огорчения, все нужды, все отчаяние, все пороки великой общественной среды, когда размышления мои перестали сосредоточиваться на моей собственной судьбе, но обратились на весь мир, в котором я являлась лишь атомом, – то моя личная тоска распространилась на все существующее, и роковой закон судьбы явился мне таким ужасным, что разум мой пошатнулся… Вообще, это было время всеобщего разочарования и упадка. Республика, о которой мечтали в Июле, привела к искупительной жертве у монастыря Сен-Мерри. Холера косила народ. Сенсимонизм, увлекший стремительным потоком воображение, был сражен преследованиями и бесславно погиб… Именно тогда, охваченная глубоким унынием, я и писала “Лелию”».

Основой сюжета романа является история молодой женщины Лелии, которая после нескольких лет замужества порывает с недостойным ее человеком и, замкнувшись в своей скорби, отвергает светскую жизнь. Влюбленный в нее Стенио, юный поэт, так же как и Лелия, охвачен духом сомнения, преисполнен негодования против ужасающих условий существования.

С появлением «Лелии» во французской литературе возник образ сильной духом женщины, отвергающей любовь как средство мимолетного наслаждения, женщины, которая преодолевает множество невзгод, прежде чем избавиться от недуга индивидуализма, обрести утешение в полезной деятельности. Лелия осуждает лицемерие высшего света, догматы католицизма.

По мнению Жорж Санд, любовь, брак, семья могут объединить людей, способствовать их истинному счастью; лишь бы нравственные законы общества гармонировали с природными влечениями человека. Вокруг «Лелии» возникли споры, шум, читатели видели в этом скандальную автобиографию писательницы.

Прочитав «Лелию», Альфред де Мюссе заявил, что многое узнал об авторе, хотя по существу он не узнал о ней почти ничего. Они познакомились летом 1833 года на торжественном приеме, устроенном владельцем журнала «Revue des Deux Mondes». За столом они оказались рядом, и это случайное соседство сыграло свою роль не только в их судьбе, но и во французской и мировой литературе.

Мюссе слыл донжуаном, легкомысленным эгоистом, не лишенным сентиментальности, эпикурейцем. Аристократ де Мюссе заслужил репутацию единственного светского человека среди французских романтиков. Роман с Мюссе стал одной из наиболее ярких страниц в жизни писательницы.

Жорж Санд была старше Альфреда на шесть лет. Он был несносным проказником, рисовал карикатуры и писал забавные стишки в ее альбом. Они любили устраивать розыгрыши. Однажды они дали обед, на котором Мюссе был в костюме маркиза XVIII века, а Жорж Санд в платье той же эпохи, в фижмах и мушках. В другой раз Мюссе переоделся в одежду нормандской крестьянки и прислуживал за столом. Его никто не узнал, и Жорж Санд пришла в восхищение. Вскоре любовники уехали в Италию.

Если верить ей, то Мюссе продолжал вести в Венеции ту беспутную жизнь, к которой привык в Париже. Однако здоровье его пошатнулось, врачи подозревали воспаление мозга или тиф. Она хлопотала возле больного днем и ночью, не раздеваясь и почти не притрагиваясь к еде. И тогда на сцене появился третий персонаж – двадцатишестилетний врач Пьетро Паджелло.

Совместная борьба за жизнь поэта сблизила их настолько, что они отгадывали мысли друг друга. Болезнь была побеждена, но врач почему-то не покидал пациента. Мюссе понял, что стал лишним, и уехал. По возвращении Жорж Санд во Францию они окончательно разошлись, но под влиянием бывшей возлюбленной Мюссе написал роман «Исповедь сына века».

Во время пребывания в Италии в 1834 году, находясь после отъезда Альфреда де Мюссе в очередной депрессии, Санд написала психологический роман «Жак». В нем воплощена мечта писательницы о нравственных идеалах, о том, что любовь – это целительная сила, возвышающая человека, творец его счастья. Но нередко любовь может быть связана с изменой и коварством. Она снова задумалась о самоубийстве.

Свидетельством тому являются строки, написанные в письме к Пьетро Паджелло: «С того дня, как я полюбила Альфреда, всякий момент я играю со смертью. В своем отчаянье я зашла так далеко, как это возможно для человеческой души. Но как только я почувствую силы желать счастья и любви, у меня появятся и силы подняться».

А в дневнике ее появляется запись: «Я не могу больше страдать от всего этого. И все это понапрасну! Мне тридцать лет, я еще красива, по крайней мере, буду красива через пятнадцать дней, если смогу заставить себя перестать плакать. Вокруг меня есть мужчины, которые стоят большего, чем я, но которые, тем не менее, принимают меня такой, какая я есть, безо лжи и кокетства, которые великодушно прощают мне мои ошибки и даруют мне свою поддержку. Ах, если бы я могла заставить себя полюбить кого-нибудь из них! Мой Бог, верни мне мою силу, мою энергию, как это было в Венеции. Верни мне эту ожесточенную любовь к жизни, которая всегда была для меня выходом в минуту самого ужасного отчаянья. Сделай так, чтобы я еще раз полюбила! Ах, неужели тебя забавляет убивать меня, неужели тебе доставляет удовольствие пить мои слезы! Я… Я не хочу умирать! Я хочу любить! Я хочу снова стать молодой. Я хочу жить!»

Жорж Санд написала и несколько замечательных рассказов и повестей. Как и многие французские новеллисты XIX века, она опиралась на богатые традиции национальной литературы, учитывала опыт предшественников и современников. А современники – это Бальзак, которому она подарила сюжет для романа «Беатриса, или Вынужденная любовь», Стендаль, Гюго и Нодье, Мериме и Мюссе.

В одном из ранних рассказов «Мельхиор» (1832) писательница, излагая жизненную философию молодого моряка, описала житейские невзгоды, нелепые предрассудки общества. Здесь воплощена типичная для Санд тема несчастного брака, порождающего трагические последствия. Повесть «Маркиза» французская критика сопоставляла с лучшими новеллами Стендаля и Мериме, обнаруживала в ней особый дар писательницы, сумевшей создать краткий психологический этюд на тему судьбы, жизни и искусства. В повести отсутствует сложная интрига. Рассказ ведется от лица старой маркизы. Мир ее воспоминаний воскрешает былое чувство платонической любви к актеру Лелио, исполнявшему главные роли в классических трагедиях Корнеля и Расина.