Текст книги "Черный дракон"

IX. Убийственный город: бронзовый пёс Анубиса

Модель машины времени показала отсутствие парадоксов.

Учёные на опыте обосновали непротиворечивость перемещений в прошлое. Эксперимент с частицами был обставлен так, что в плане возникновения возможных противоречий ситуация была полностью идентична путешествию во времени.

Оказалось, природа способна обороняться от попыток переписать историю.

Профессор Сет Ллойд из Массачусетского технологического института и его коллеги из США, Италии, Японии и Канады опубликовали статью, где при помощи квантовой механики доказали, как природа может защищаться от парадоксов, возникающих при путешествиях во времени. Это так называемые «парадокс дедушки» и идентичный ему парадокс «убийства самого себя в прошлом».

Учитывая, что время, как четвёртое измерение, – это система координат, человек теоретически вполне может в нём двигаться как в пространстве. «Парадокс дедушки» заключён в следующем. Может ли путешественник, отправившись в прошлое, застрелить, например, своего деда? Обычными словами философы так раскрывают этот парадокс: если путешественник убьёт деда, то предотвратит и своё рождение. А поскольку он не может родиться, то не сможет и отправиться в путешествие по времени и убить своего деда. А раз некому будет отправиться в прошлое, то и убийства там не произойдёт. А значит, у дедушки снова родится внук. И ткань всех четырёх измерений восстановится.

Теперь, благодаря учёным, этот философский парадокс подтверждён ещё и принципами квантовой механики.

Одним словом, если машину времени всё же удастся изобрести, то путешествовать можно будет, не впадая в панику от того, что появится сумасшедший, покусившийся на дедушку.

Из глубин Интернета

Рина глубоко задышала, приходя в себя. Но решила не подавать виду, что очнулась. Зачесалась макушка, но девушка не подняла руку. Мягкое тепло спустилось от макушки к солнечному сплетению. След – энергетический след. Энергетическая подпитка, которую сумел оставить для неё Доминик. Пусть он – Дракон. Пусть – Чёрный. Пусть убьёт, как хочет. Но его надо позвать. Он же сумел к ней пробиться. Как? Из-за телефона – пришёл неожиданный ответ. В мозгу щёлкнуло, и Рина поняла: на телефоне осталась кровь, он же лежал рядом с рубашкой. А кровь – самая сильная привязка. По ней Дракон и нашёл Ринку. Его надо позвать. Может, он вытащит их из подвала.

Мысленно Рина взяла в руки оранжево-красно-жёлтую нить и потянула. Но на чёрном квадрате, который она представила, не отразилось ничего.

У неё не вышло! Она же не маг. Ничего не умеет.

А что, если позвать не самого Дракона, а Ал-Наг? Вдруг тот окажется более чувствительным? Вдруг услышит Хранительницу аграфа?

Рина представила магический перстень. Белый бутон цветка, тёмно-алого Уроборуса, обвившегося вокруг него. И… Рина даже вздрогнула. На внутреннем экране её черного квадрата появилась огненная точка. А рядом с ней – вторая. Тонкая ниточка её Следа потянулась вверх и вдруг раздвоилась. И вот уже от одной нити протянулись две в разные стороны. Что это значит?

Холодок прошёл по коже Рины. Но тут она услышала голос:

– Где ты?

Голос был злой и встревоженный, такой ненавистный и такой необходимый – голос Дракона.

– Доминик! – мысленно взмолилась Рина. – Ты слышишь меня? Скажи, что слышишь!

– Ри-и-и-ина!

Рокот облегчения прошуршал в её мыслях. Ринка вдруг поняла, что значили слова бабушки, когда она жаловалась: «В голове мозги шевелятся!» Действительно, очень неприятное ощущение. Но такое необходимое. Он слышит её.

– Доминик, я и мама – мы в какой-то подмосковной усадьбе. Наверное, старинной. Потому что похититель сказал, что это дом Беллы Шишловской.

– Я найду! Думай обо мне!

– Я думаю об Ал-Наге. Так легче.

– Хорошо. Думай о нём!

Рина вскрикнула. Боль резанула её, как острое лезвие. Боль была везде. Оказывается, это больно – мысленно выходить на связь.

Но вдруг прозвучал ещё один вопрос:

– Повтори: какой дом?

Голос показался Ринке не очень драконовским, но ведь при такой связи всё возможно.

– Дом Беллы Шишловской! – послушно повторила она.

– Я знаю! Жди!

Обе точки на чёрном квадрате погасли. След начал сворачиваться вниз, пока не очутился в пальцах Рины. Сеанс невероятной связи закончился.

Господи, да если бы пару дней назад кто-то сказал Рине, что она откроет в себе магические способности, научится мысленно связываться с Домиником, видеть на чёрном квадрате события, происходящие с Глебом в больнице, и даже читать заговоры на жизнь, она решила бы, что говорящему прямая дорожка в дурдом. Но теперь она сама отлично понимает, что мир многомерен. Есть умения реальные, а есть магические. Есть обряды государственные, а есть волшебные. Есть обычные люди, а есть Дракон. И на него даже есть ловцы, вроде Глеба. А ведь есть ещё и Хранители Времени. И у них свои разборки. Но, Великие Небеса, при чём же здесь она, Рина?!

Хватит философии!

Кто это сказал?

Ринка подскочила на своём топчане. Подбежала мать:

– Как ты, доченька?

Боже, Вета выглядела ещё беспомощнее и растеряннее, чем час назад.

– Мама! Не надо так убиваться! – мягко сказала Рина. – Всё будет хорошо.

– Да-да… Конечно, конечно… – прошептала мать. И вдруг опять всхлипнула. – Я же чувствую, с Лёнчиком что-то случилось! У меня чуть дыхание не остановилось. И вот здесь стало так нехорошо, будто из меня воздух выкачивают!

И Вета нажала себе на солнечное сплетение.

Рина ошалело поглядела на мать. Неужели она действительно почувствовала своего Лёнчика? Всё-таки она родная дочь Варвары. У неё тоже должны быть магические задатки.

– Ты что-то увидела при этом? Услышала? Почувствовала?

– Говорю же – ужас! Так неприятно. Будто силу выкачивают. И я сразу подумала о Лёнчике! Он же тоже жертва.

Рина откинулась на топчан. Ещё одна жертва? Но ведь это он привёз мать сюда. То есть знал, куда везёт. Логичнее предположить, что он – участник заговора. Но выходит – тоже жертва?

– И представь, Лёнчик довольно часто в последнее время упоминал фисиастирион. Как знал, что случится. Фисиастирион – это священная жертва по-древнегречески, – объяснила мать. – Жертва за весь мир людской. Вот его и повели на заклание!

Ринка вскочила:

– Ещё раз по-гречески?

– Фисиастирион… – растерянно повторила Вета.

– Точно!

Ринка чуть в ладоши не захлопала. Теперь все ясно. Главное – детали! Не только дьявол – истина тоже кроется в деталях.

– Ничего твоему Лёнчику не будет! – выпалила Рина. – У него вообще всё хорошо. Никто его кастрировать не собирался. Потому что они все тут заодно – одна шайка-лейка!

– Что ты несёшь? – Вета обиженно поджала губы. – Не захотела отдавать им брошку, а теперь пытаешься уверить меня, что всё будет хорошо. С себя вину сваливаешь!

– Никто не сваливает. Лёнчик отлично знал, куда тебя вёз. Он – сообщник этого, который в маске. Хотя теперь я узнала и его имя. Его зовут Гера. Он отвечал по телефону и проговорился. И ещё… – Рина замялась, но сдержаться уже не могла. – Хочешь, я назову и фамилию твоего Лёнчика? Его зовут – Орлов Леонид Николаевич.

– Откуда ты узнала? Я тебе не говорила!

– Ещё вчера он выдавал себя за директора рекламного агентства и предложил мне работу.

– Почему – выдавал? Он и есть директор. У него вообще бурная биография. Был актёром и даже имел успех. Но сцена – это пауки в банке. Интриги. Разврат. И он ушёл. Организовал рекламное агентство. Небольшое, но прибыльное.

– Мама, прекрати восхвалять своего Лёнчика! Подумай здраво. Если он сидит тут, как невинная жертва, как же он мог звонить мне вчера? А ведь он ещё и отдал рукопись на редактуру, то есть пригласил меня в агентство.

Рина не стала углубляться в историю с Катенькой. Хватит маме и такого известия.

– И ты его видела? – ошарашенно спросила Вета.

– Конечно! – соврала Рина. – И он был совершенно свободен, весел и строил мне глазки.

– Это не он! – пылко запротестовала мать. – С чего ты взяла, что он – сообщник этого типа в маске?

– Они употребляют одно и то же словечко – фисиастирион. Ты много знаешь людей, которые могли бы такое даже произнести? И уж тем более тех, кто знает, что оно значит?

– Ну, я это знаю!

– Ты переводчица. Профи. А обычные люди такое и не выговорят. Когда Орлов звонил мне насчёт рукописи, он сказал про этот фисиастирион. Потом недавно опять сказал то же, когда…

Рина остановилась на полуслове. Говорить маме, что сегодня её Лёнчик, пытаясь убить Глеба, чуть не погиб сам, не хотелось. И ведь мама почувствовала, что Лёнчику плохо и он теряет силы. Надо же, в последнюю минуту жизни он подумал о Вете. Может, он всё же любит её? Или просто потянулся за энергией?..

Ну дела! Ей пришлось лечить маминого любовника и убийцу Глеба. Да она сама, получается, едва не стала убийцей!

А этот Гера – так бойко диктующий ей заговор на жизнь? Кто он – маг, колдун? Не он ли столь же бойко надиктовал заговор на смерть, едва не поразивший Глеба ночью? А потом – утром в гостинице – не он ли попытался уронить на них с Глебом картины? Хотя – нет! Для мага подпиливать гвозди (или как ещё он помог картинам упасть со стены?) несолидно. Он мог бы провести магическую атаку. Картины на них с Глебом обрушил тот, кто не владеет магией. А кто не владеет? Судя по истеричному звонку, Лёнчик – Леонид Николаевич Орлов. Он же не смог сам справиться с ядом, позвонил своему магу Гере. Тот и помог.

Выходит, у них два противника – чёрный маг и Лён-чик Орлов, о котором мать и Катенька говорят, что он – импозантный красавец. Недаром его основная роль – стать любовником Веты и выведать, что та знает об аграфе. Но Лёнчик не выведал. И потому Вету пришлось привезти сюда. А потом заманить сюда и Рину.

Всё, хватит пережёвывать случившееся! Надо думать об Ал-Наге. Хотя скорее надо бы подумать о том, как после того, как мама выберется отсюда с помощью Доминика, самой от него спастись.

И тут Ринка просто кожей почувствовала – сейчас что-то случится. Подбежала к маме. Схватила за руку. Вета попыталась вырваться. Она вообще не понимала поведения дочки. Но тут каменные плиты под ногами как-то странно качнулись, будто поехали по ухабам. Воздух уплотнился, став посеревшим туманом. В голове запищали препротивные комары.

– Это что? Это твои штучки?! – вскричала Вета.

Ринка хотела отозваться, но не смогла. Ее будто затягивало в воронку. Она схватила маму за руку и…

Вмиг всё прекратилось. Каменные плиты и стены оказались на своих местах. Воздух обрёл обычную подвальную пыльность. Однако количество взметнувшейся пыли явно увеличилось. Ринка чихнула и…

Дверь их камеры открылась. На пороге стояла женщина в белой шубке, белом брючном костюме и хватала воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Ох… ох… – простонала она.

Вета, лихорадочно и опасливо моргая, воззрилась на незнакомку.

– Вы кто? – выдавила она.

И тут Ринка узнала. Невероятно, но перед ней собственной персоной стояла Виктория Викторовна Игнатова, начальница в издательстве, откуда Ринка недавно ушла.

– Это вы? – удивилась девушка. Она готова была встретить кого угодно – Доминика, Орлова, Глеба, Геру, но только не бывшую начальницу. – Как вы сюда попали?

Виктория Викторовна пошевелила губами, словно и сама не веря, что оказалась рядом с бывшей подчинённой. Потом помахала руками и воскликнула:

– Как же тут пыльно!

И все трое дружно чихнули.

Виктория опомнилась первой.

– Как попала? – повторила она Ринин вопрос. – Вот посредством его.

И начальница опять потрясла рукой.

– Кого – его?! – недоуменно выдохнула ничего не понимающая Вета. – С ума, что ли, тут сходят?!

Но Рина уже поняла. На большом пальце Виктории мертвенно-алым, хоть и ярким светом отливал Ал-Наг. Девушка ринулась к перстню:

– Откуда? У вас?

Виктория увернулась, попятившись:

– А ты не догадываешься? И не хватай. Не отдам! Я – Хранительница Ал-Нага. Ты – Хранительница аграфа. Нам давно следовало соединить наши усилия.

– Но как вы узнали? И где взяли перстень?

– Что значит – где взяла?! – возмутилась Виктория. – Он уже второй век хранится в нашей семье.

– Но Доминик…

– Это ещё кто? – Виктория приблизилась вплотную к Рине и заглянула в глаза. Взгляд был тот самый – начальственный, которому трудно противостоять. – К тебе уже кто-то приходил и задурил голову? Да? Так вот – он лгал. Просто хотел получить от тебя аграф.

Рина опустила голову. Такое возможно – Доминик лгал? Но ведь он показывал ей перстень. От него шли тепло и сила. Повинуясь внезапному импульсу, Рина провела рукой над кольцом Виктории. Та мгновенно отскочила. Но Рина уже сумела понять – от этого кольца тоже идут тепло и сила. Выходит, кольца два? Но аграф один. И что же – оба Хранителя разорвут Ринку на части?!

– Послушай, Рина! – Виктория заговорила мягко, но уверенно. – Кто бы что ни говорил тебе, Ал-Наг у меня. Я его Хранительница. Думаю, ты знаешь, что Хранитель перстня должен заговорить с Хранителем аграфа о пароле. Так вот паролем служит имя мадам де Бомон и её сказка «Красавица и Чудовище». Ты ведь знаешь, что именно такой уговор был в веках?

Рина кивнула.

– Тогда ты не станешь отрицать, что я заговорила с тобой об этом. Скажу больше, я специально взяла тебя на работу в издательство, чтобы познакомиться поближе.

Я знала, что у Хранительницы аграфа должно быть странное имя, как твоё.

– Погодите! Не знаю, о чём вы толкуете, но… – Вета бесцеремонно влезла между дочкой и Викторией. – Это у меня странное имя. Я – Светлина. Не Светлана, а именно Светлина. И это я должна была быть Хранительницей. Так что первое, что надо сделать по справедливости, – отдать пара-граф мне!

– Аграф, мама! А-граф!

– Какая разница? Отдавай, доченька! Дама верно говорит – аграф должен принадлежать той, у кого странное имя!

– Мама! – выдохнула Ринка. – Какой аграф? Какое имя?! Что ты несёшь?! Даже если бабушка и думала посвятить тебя в свои тайны – наверное, так, иначе она назвала бы тебя по-человечески, – то всё равно теперь это неактуально. Я не знаю, где аграф. Не знаю!

– Постойте! – оборвала их Виктория. – Ты же Рии-на – с удвоенной гласной в имени. Это твоя метка. Ты обязана знать про аграф. И должна отдать его мне!

– Почему вам?! – Вета тяжело задышала. – У неё же есть мать! И она должна отдать его матери. По старшинству.

– Да зачем он тебе? – выдохнула Рина.

– Отдам типу, что держит нас здесь. А он отпустит нас с Лёнчиком!

– Каким Лёнчиком?! – чуть не сорвалась Рина. – Я же тебе сказала, они заодно. Оба похитители.

– Стоп! – теперь уже взвизгнула Виктория. – Какие похитители?!

– Нас же похитили и заперли здесь, в подвале! – выпалила Ринка и осеклась. – А вы, собственно, как сюда попали? И дверь открыли? Вы с ними заодно?!

Виктория замотала головой:

– Прекрати орать! Видно, придётся рассказать правду. Тогда ты мне поверишь. Всё дело в Ал-Наге. Видишь, он разворачивает свои кольца. Ему необходим твой аграф.

– Это я знаю.

– Я начала искать Хранительницу. Нашла тебя. Я пыталась поговорить с тобой старинным условным языком, вспоминая сказочницу мадам де Бомон и её сказки. Я дала тебе книгу на редактуру. Но ты делала вид, что ничего не знаешь про это.

Рина промолчала. Не стала говорить, что тогда действительно ничего не знала.

– Я поняла, что ты прикидываешься. Опасаешься. Я тебя даже пожурила. Думала, поймёшь. Даже если тебе и встретился какой-то самозваный хранитель-обманщик, ты должна была понять, что я первая заговорила с тобой на условном языке. Это доказывает, что я – настоящая Хранительница перстня.

«Действительно, – Рина вздохнула, – Виктория раньше Дракона пыталась заговорить со мной о сказке».

– После того как ты внезапно уволилась из издательства, я решила, что Катенька сможет с тобой подружиться. Всё-таки вы близки по возрасту, работали в одной комнате. Но с Катенькой произошло несчастье.

– Вы знаете?

– Конечно! На работу позвонили из полиции. Хотя в смерти бедняжки нет криминала – у неё оторвался тромб в лёгких. Мгновенная смерть. Но мне-то что было делать? Аграф необходим – вот я и решила поговорить с тобой начистоту. Позвонила. Но телефон не отвечал. Я не знала, где ты. И вдруг Ал-Наг сам уловил тебя. Оказалось, что он смог связать меня с тобой мысленно. Ты назвала дом Беллы Шишловской. О, я знала это место! В своё время в начале двадцатых годов прошлого века мой прапрадед сумел получить этот дом-усадьбу в качестве служебной дачи. Он работал в… – Виктория замялась, – в органах.

– В ЧК, что ли? – встряла Светлина. – Отличное родство, милочка. Тогда чекисты неплохо устраивались.

– Да… – нехотя промямлила Виктория, – неплохо… Мы пользовались этой дачей много лет – до семидесятых годов. Но потом прапрадед умер. Ему было под сто лет. Немало пожил! Но после его смерти дачу забрали. Мы не противились. Она уже всё равно разваливалась. Но вот название держалось. Уж не знаю, кто такая была эта Белла Шишловская, но мы звали дачу по-старому – дом Беллы. Потом, в девяностых, я случайно узнала, что этот дом кто-то выкупил под свою родовую усадьбу. Теперь это модно у бывших аристократов. А ещё больше у тех, кто родства вообще никакого не знает, но выдаёт себя за бывшую знать. В заметке так и было сказано, что потомок Шишловских купил дом Беллы – старинной красавицы. Так что, когда ты сказала «дом Беллы», я понеслась сюда.

– По-моему, она гонет пургу, – заключила Вета. – И чего мы слушаем?

– Погоди! – Рина оттеснила мать. – Я одно не пойму: если вы не в сговоре с похитителями, то как вошли?

Виктория усмехнулась:

– А вы ничего не заметили перед моим появлением?

– Стены закачались! – скептически выдохнула Вета. – И туман пошёл. Серы, правда, не хватало. Только не говорите, что вас принесла нечистая сила!

Виктория улыбнулась:

– Меня принёс Ал-Наг!

Рина вдруг вспомнила картинку на своём внутреннем «экране» чёрного квадрата. След вился вверх, а потом разошёлся на две нити. Так вот что это было! Одна нить пошла к одному Ал-Нагу у Доминика, вторую уловил Ал-Наг Виктории. Ну дела!

– И он же вывел нас из нашего времени. Думаете, вы всё ещё в 2012 году? Нет, милые. И вас и меня перстень перенёс в другое время. Там, а вернее, теперь уже здесь мы свободны. Поэтому я спокойно вошла в дом Беллы, не встретив никого. И мы сейчас выйдем отсюда, не встретив никакого сопротивления. Ну а потом Ал-Наг вернёт нас в наше время. И если ты, Рина, убеждаешь меня, что не знаешь, где аграф, тебе придётся найти его. Ведь он необходим перстню!

– Так чего ждёте, идиотки?! – гаркнула Вета. – Выйдем и пойдём домой! Ринка, не забудь дублёнку и мою шубу!

Она распахнула дверь подвала, но в это время во дворе дома раздались странные звуки. Похожие на сигналы старинного автомобильного клаксона, которые можно услышать в советских фильмах про революцию. Сигнал был резким и пугающим.

– Что это?! – ахнула Виктория.

– Вроде машина подъехала! – определила Вета. – Я в музее транспорта в Германии слышала такой клаксон.

– Во второй комнате подвала есть окошко! – вспомнила Рина.

Они бросились туда. Виктория уже отдавала приказания:

– Передвиньте вон тот ящик, и ты, Рина, залезай, погляди. Ты самая высокая.

Ухватившись за мать, Ринка влезла и опасливо выглянула в крохотное оконце. Самой машины не было видно – только колёса. Толстые, огромные, с матовыми, чуть не бронзовыми спицами. Рядом топтались две пары расхристанных кирзовых сапог. Рабочие? Чекисты? Но явно не интеллигенция. Потому что вдобавок к киржачу прибавился и отборный мат. А потом из машины появились явно не по своей воле, а почти волоком довольно ухоженные ботинки. Мужские. Тёмно-коричневые, с вывернутым мехом. И опять послышался мат. Теперь уже перемежающийся со стонами выволакиваемого.

Где-то наверху открылась дверь.

– Они тащат его сюда! – сообразила Рина. – Мы не сможем выйти. Попадёмся прямо им в лапы. Надо спрятаться.

– Но куда? – испугалась Виктория.

– А никуда! – приняла решение Вета. – Запрёмся на засов. Они подумают, что просто комната закрыта. Впихнут его туда, где мы раньше сидели. Потом уйдут, мы и выберемся.

Виктория метнулась к двери и, навалившись всем весом, затолкала засов в паз. И вовремя – голоса с матом и всхлипыванием уже приближались. Вот они послышались рядом. Кто-то дёрнул дверь и опять выругался:

– Заперто!

Второй голос подсказал:

– Сюда!

Двое втащили свою жертву туда, где недавно сидели Рина с Ветой. И странное дело – стены подвала были толстенными, но голоса в соседней комнате оказались слышны.

Рина догадалась первой и прошептала:

– Где-то в стене щель, трещина или ещё что-то!

Дамы кинулись искать. Рина осмотрела то место, где стояла. И нашла!

Трещина шла понизу. Многого, ясно, не разглядишь. Но попытаться стоит. Жестом Рина показала, откуда звук. Виктория брезгливо подобрала подол своей белой шубки. Понятно, что не хотела изгваздать. Мать попыталась нагнуться, но покачала головой.

Рина, позабыв о чистоте дублёнки, бухнулась на пол. Но увидела опять же только две пары кирзовых сапог и пару башмаков на меху.

– Хочешь поговорить напоследок, у тебя пара минут! – И одна пара сапог повернулась к двери. – Только не думаю, что он расколется!

– Это уж я сам разберусь! – пробурчала вторая пара сапог.

Секунда, и дверь захлопнулась. Сапоги и ботинки остались одни.

– Лёня! Выслушай меня!

– Не подходи, иуда! – Башмаки отшатнулись. Видно, их обладатель отпрянул к стене. – Как ты мог, Гера! Мы с твоим отцом дружили сорок лет. Я качал тебя на руках. А помнишь, когда ты заболел и тебе понадобились дорогие лекарства, я вышел на сцену с температурой сорок? Потому что понимал – моя температура не идёт ни в какое сравнение с тем, что двадцатилетний взрослый парень заболел корью. Корь для взрослых почти смертельна!

– И все говорили, что ты играл замечательно. Себя превзошёл. А превзойти тебя, великого трагика Орлинского, практически невозможно.

– И вот ты предал меня! Ты!.. Сын моего старого друга. Мой самый преданный поклонник. Мальчик, которым я гордился и ради которого в последнее время жил. Ты втёрся в моё доверие, в мою жизнь, в мою карьеру. Разве не я уговорил дирекцию дать тебе первые роли, когда узнал, что ты не хочешь быть историком, как твой отец, а мечтаешь о сценической славе?!

– Да, – процедили сапоги. – Ты добыл мне роли героев-любовников. Отчего нет? Был же я твоим любовником в жизни…

– Да как ты можешь?! Не ты ли рыдал у меня в гримёрной оттого, что я не уделяю тебе внимания?! До тебя мне и в голову не приходило глядеть на мальчиков. Ты был у меня первым!

– А ты у меня! – Сапоги приблизились к башмакам. – Мы стали судьбой друг друга. Лёня, я всегда считал тебя главным трагиком России. Ты лучший Гамлет вот уже двадцать лет. И тебе не надо переходить ни к Отелло, ни тем более к королю Лиру. Ты не стареешь, Лёня. Ты вечно молод.

– Потому что я молод душой. И сцена даёт мне…

– Полно, Лёня! Я-то знаю, что тебе даёт молодость. Кольцо, которое ты прячешь от всех. И прячешь здесь, в этой усадьбе. Не знаю, как оно попало к тебе ещё в прошлом веке. Но знаю, что и в нынешнем 1921 году ты ни на йоту не постарел. Хотя твой друг, мой отец, умер от дряхлости уже пять лет назад.

– Глупости! Глупости! – свистяще зашептали башмаки. – Я просто гениальный актёр. Старость не поспевает за мной.

– Не важно, Лёня! У каждого личные счета в банке времени. Но я по-прежнему готов положить за тебя жизнь. За великого трагика Леонида Орлинского. Разве ты забыл, что я уже много лет храню тайну смерти твоего сына? Это ли не лучшее доказательство того, как я тебе предан?

– Какой тайны, побойся Бога! – Ботинки помялись на месте. – Никакой тайны нет и не было. Один жуткий несчастный случай.

– А я часто его вспоминаю. Думаю о справедливости.

– И поэтому ты переметнулся на сторону новой власти? Пошёл искать справедливость? Но у кого?! Это же сплошное отребье. Да ни один настоящий рабочий не одобряет их действий. А что они делают с крестьянами? Продразвёрстки, вечные изымания несправедливо нажитого?! А эта борьба с контрреволюцией и саботажем? Кто саботажник? Наш друг Коля Гумилёв?! Блестящий русский поэт – а его расстреляли в августе как врага народа. И ты с ними, в их ЧК?! Как это могло случиться, Гера?!

– Хватит! – Сапоги топнули в сердцах. – У нас нет времени. Думаешь, зачем я здесь? Только чтобы спасти тебя, Лёня! Мне пришлось рисковать, пробивая возможность попасть в группу к этому типу Игнатову. Он тут большая шишка. Но и пройда отчаянная. Знаешь, как его зовут прямо в глаза? Убийца врагов революции. И он гордится этим. Но только он не дурак. Думаю, он прознал о твоём кольце. О том, что ты его в этом доме прячешь, вот и привёз тебя сюда. Понял, что кольцо – его единственная охранная грамота. Ведь для таких, как он, пуля всегда найдётся. Не враги, так свои в расход пустят. Вот он и хочет обезопаситься. Но мы его переиграем. Сделаем так. Ты скажи, где спрятал кольцо. Я найду и покажу ему. Но дальше всё будет по-нашему. Мне придётся его убить. Впрочем, я сделаю это с удовольствием. А пока меня не будет, ты просмотри вот эти бумаги. Это разрешение на выезд тебе и мне. Якобы по делам ВЧК. Заучи свои новые фамилию, имя, отчество. Название отдела, где мы работаем. Тут список товарищей, кто за нас поручился. Всё это могут проверять по дороге. Затверди, как «Отче наш». Впрочем, у тебя же актёрская память.

Послышалось шуршание бумаг.

– Говори скорей, где кольцо?

Послышался шёпот и всхлип:

– Ты только не обмани меня, Гера!..

Стукнула дверь. Пробежали торопливые шаги. В соседней комнате, уже не стесняясь, заплакал великий трагик Орлинский.

– Ой, девочки! – судорожно вздохнула в углу Виктория. – Игнатов – это ведь мой прапрадед. И кольцо – вот оно.

Виктория вытянула руку. Ал-Наг мерцал отвратительным светом.

– Как же он его найдёт, если перстень тут? – фыркнула Вета. – Ох, и втянула ты нас, дамочка, в историю! А если кольцо пропадёт, как мы вообще из этого времени выберемся?! Какой тут год?

– Тысяча девятьсот двадцать первый! – буркнула Рина. – Зима. Декабрь, наверное, как и у нас, в 2012 году.

– И что же нам делать?! – плаксиво прошептала Виктория.

До неё начинал доходить весь ужас положения.

И тут ожила Ветка:

– Не знаю как и что, но ты нас отсюда выведешь! У меня там Лёнчик остался. Давай командуй своему перстню! Как сюда нас втянул, так пусть и обратно вытянет!

И Ветка ухватилась за полу Викочкиной шубки. Раздался треск. Виктория отскочила, но её шуба оказалась цела.

– Это на улице! – выдохнула Рина. – Стреляют!

И снова раздалась пальба.

– А вдруг этого Игнатова действительно убили! – чуть не в голос взвыла Виктория. – Ведь тогда я запросто могу не родиться на свет.

– Молчать! – цыкнула Вета. – Дверь!

И действительно, стало слышно, что внешняя тяжёлая дверь подвала опять открывается. Рина съёжилась. Если войдёт Игнатов, значит, он убил этого Геру, неудавшегося историка и актёра, а теперь и покойного члена ВЧК. Значит, трагик Орлинский обречён. Но если войдёт Гера – что будет? Вдруг Виктория Викторовна исчезнет на глазах? И тогда они с мамой вообще не выберутся ни из этого времени, ни из этого подвала. Ведь у них уже не будет кольца Виктории.

Ринка схватила маму и начальницу за руки и, не медля ни секунды, подумала только об одном:

«Домой!»

Или она подумала о Доминике? Доминик – дом…

Всю троицу тряхнуло. Ринка вцепилась в руки спутниц мёртвой хваткой. Вокруг разлился туман. В голове противнейшим образом завизжал комар. И всё стабилизировалось.

Рина открыла глаза. Опять всё то же. Они по-прежнему стояли в том же подвале. Только за дверью раздавались чьи-то весёлые голоса. Кто-то стучал в дверь и вопил подвыпившим женским голосом:

– Домой! Давно пора домой! Выходите же! Чего заперлись? Пойдёмте откушать чаю. А потом и фейерверк будет. А после трагик Орлинский обещал прочесть сонеты Шекспира. Правда, Лёнчик?

И уже знакомый голос Лёнчика ответил:

– Как скажет прекрасная хозяйка! Приказывайте, моя госпожа!

И капризный голос хозяйки подтвердил:

– Приказываю! Читайте!

– Нет, нет! – закричал какой-то мужчина. – Не в подвале же! Потом! Вот откушаем чаю, полюбуемся на огненные знамения, тогда и стихи послушаем.

В дверь снова заколотили:

– Да выходите же! Пора!

Рина посмотрела на спутниц:

– Может, и вправду – пора! Выйдем?

– Хуже не будет! – проговорила Вета.

– Раз мы ускользнули от ЧК, – возбуждённо проговорила Виктория, – и я жива, значит, мой предок всё же получил кольцо.

– Свезло тебе, подруга! – рявкнула Вета. – Твой прапра убил Орлинского и его дружка Геру!

В это время Рина отодвинула щеколду, и последние слова разнеслись по подвалу.

– Кто это меня убил? – пьяно проворковал Орлинский. – Да ещё и Геру? Гера, ты где?

Мужчина с мягкой бородкой лет под пятьдесят вынырнул из-за плеча ещё молодого парня.

– Тут я! А наши дамы просто перестарались с наливочками. С другой стороны – какой спрос с красавиц? Им всё можно. Особенно вам, моя нежная незнакомка! – И он отвесил шутливый поклон Виктории.

– Домой! Домой! – заторопила всех дама в длинном шёлковом платье. И Рина узнала по голосу хозяйку. – В дом! Наверх. А то здесь холодно.

– А наши незнакомки утеплились заранее! – Трагик Орлинский с нежностью оглядел то ли Викторию, то ли её прелестную белую шубку.

Рина внимательно разглядывала проход, по которому они поднимались наверх. Лестницу из подвала. Большую застеклённую веранду загородного дома, украшенную по случаю приёма гостей. Там сидело ещё человек пять. Наконец-то можно рассмотреть одежду и определиться, в какую эпоху их занесло. Но вот незадача! Это явно был маскарадный вечер. Потому что мелькали и восточные шаровары, и платья а-ля рус, и что-то похожее на рокайльные одежды пастушек и пастушков, и чепчики Гретхен, и римские тоги с греческими туниками. И только хозяйка вечера облачилась, кажется, в платье, обычное для праздника того времени. На ней было сильно открытое спереди и сзади зелёное шёлковое платье с треном – широким задним полотнищем юбки, обвивающим статную фигуру и извивающимся при ходьбе. Модерн – вспыхнуло в мозгу Рины – «изломанные линии Прекрасной эпохи – La Belle Epoque». Похоже на рисунки Бердслея или на иллюстрации к пьесам Оскара Уайльда. Значит, это примерно девяностые годы XIX века. Ну хоть не времена крепостничества – уже хорошо. А то очутились бы на конюшне, где пороли провинившихся…

– К нам! К нам! Сюда, наша госпожа, прекрасная Белла! – крикнул кто-то из гостей, сидящих на веранде.

Рина ахнула – так это ТА САМАЯ Белла?! Выходит, из 1921 года они перенеслись лет на тридцать – тридцать пять назад. Почему и как?! Но размышление девушки прервал возникший рядом трагик Орлинский.

– Раздевайтесь, дамы! – проговорил он и щёлкнул пальцами.

Тут же возле них возник слуга, готовый принять их шубы.

Трагик тоже был не в маскарадном костюме, а во фраке, прекрасно сидевшем на его атлетической фигуре.