Текст книги "Черный дракон"

VI. Вечерний город: смех Дракона

Хронисты Колумбийского университета имеют собственную теорию времени. В данной теории они считают, что время реагирует на материальную среду. Встречаясь с ней, оно может замедлять свой бег или, напротив, убыстрять его, но при встрече с каждым материальным носителем оно, словно спотыкаясь, обретает свою иную значимость. Материальным носителем может выступать и субъект (человек), и объект (событие). Все они вносят свои изменения в канву Времени. И само временное поле, получив определённый импульс от столкновения с объектом или субъектом, начинает меняться. Каждый раз – по-своему.

Однако все эти изменения, безусловно, входят в общую картину времени и растекаются на тот узор, который возможен ИЗНАЧАЛЬНО для существования такой общей картины. Узор всегда остаётся неизменным. И для поддержания своей неизменности предпринимает собственные меры, меняясь, чтобы сохранить устойчивость. Не отсюда ли вдруг возникает чья-то безвременная смерть или, напротив, незапланированное рождение? Не потому ли срывается иногда твёрдо намеченное, но осуществляется нечто фантастическое? Таким способом Время самовосстанавливается – воссоздаёт общую уравновешенность Временного поля и ритма.

Люди считают, что время движется в одном направлении – только вперёд. Однако на самом деле оно имеет огромную неисчислимую сущность разновекторности, ведь каждое явление или человек вносят свою лепту.

Из глубин Интернета

Рина влетела в квартиру. Заперлась на все замки. Её трясло. И как этот Глеб может вести себя столь спокойно?! Да и как она сама смогла увидеть Катеньку и не свалиться?! Наверное, она бесчувственная. Сейчас ей положено рыдать в голос, ведь коллега погибла. Глеб сказал – её убил Дракон. А Рине не столько жаль Ка-теньку, сколько страшно. Жутко! Как ни крути, получается, Дракон и её может убить. Уже, наверное, нацелился.

Но почему? За что?! Рина не знала. Даже предположить не могла.

Но надо же как-то успокоиться. А то и никакого Дракона не понадобится – Рина умрёт от собственного страха. И утешения просить не у кого…

Хотя почему? Девушка кинулась на кухню. Вот – газета или это – журнал? Не важно. Тут объявления. «Ведаю всё самое потаённое. Ведьма». «Помогу, когда другие бессильны. Колдунья». «Быстро. Безотказно. Языческая подмога. Волхв». Может, кто-то ей поможет?

Рина быстро набрала номер волхва.

– Понимаете, я боюсь Дракона! – затараторила она.

– Пьяна или обкурилась? – прорычал волхв. – Какого дракона? На игле сидишь? Я с нариками не связываюсь!

И номер отключился.

Рина набрала ведьму:

– Извините, вы не поверите моему рассказу…

– Почему? Поверю, – зашелестела трубка. – Говорите спокойно. От вас ушёл муж? Могу отсушить его от любовницы.

– Какой любовницы?

– Вашего мужа.

– Но у меня нет мужа.

– Значит, вам надо приворожить мужчину? – ухмыльнулась трубка. – Это даже проще!

Интересно, кто там на проводе – ведьма или ведьмак? Непонятно. И здесь унисекс.

– Не надо мне никого привораживать! – сказала девушка.

– Значит, вам самой необходимо избавиться от безответной любви? – поинтересовались ведьмовские силы.

– Ничего этого мне не надо! – взвыла Рина.

– Тогда чего звонишь, дура? – И трубка разразилась каким-то злобным смешком. – Раз от меня ничего не надо, делай сама!

Зазвенели какие-то мерзкие гудки. То ли в трубке. То ли в голове у Рины. Девушка очнулась. Да что это она?! Звонит каким-то сомнительным ведьмам. Да что они могут ведать в её, Ринкиной, жизни?! Только сама она может всё это изведать и понять. И помочь себе тоже.

Девушка распахнула шторы. Прямо в окно глядела огромная белая луна. Лунная магия – вот что сейчас нужно! Рина никогда не занималась никакими ведьмовскими обрядами. Но сейчас, попав в клетку страха, готова попробовать. Бабушка же рассказывала.

Итак, Луна. Большая Белая Луна.

Рина вздохнула поглубже и заговорила нараспев:

 
Большая Белая Луна!
Я – Рина. Я твоё отражение.
Ты и я – одно целое.
Услышь меня, Большая Белая Луна.
 

Луна на секунду задёрнулась облачком и появилась вновь. И Рина подумала: это она подаёт знак, что услышала. Теперь надо продолжить.

Рина свела пальцы обеих рук домиком, подняла к небу и поймала Луну в «домик» своих пальцев.

– Луна, Луна! – зашептала девушка. – Теперь ты моя! Желанье моё исполнить должна!

Луна покачнулась, пытаясь вырваться из пальцев, протечь сквозь ладони, но ничего не выходило. И тогда Рина лихорадочно зашептала:

 
Луна, Луна, отдай, что взяла,
Верни мне добро и спокойствие!
Луна, Луна, отдай, что взяла,
Верни мне надежду и опору.
Луна, Луна, отдай, что взяла!
 

Теперь надо пошире раскрыть глаза и впитать в них лунный свет. Рина взглянула в лицо ночному светилу и…

Она снова увидела того, кто бежит по звёздам. Того, кто гладит её изуродованной рукой. Того, кто уходит. И только длинное пальто колышется чёрным вихрем. И она заплакала. От той давней потери. И лихорадочно взмолилась:

 
Луна, Луна! Отдай, что взяла!
Пусть моё придёт ко мне.
А чужое уйдёт к чужим.
Моё – ко мне! Чужое – к чужим!
 

Она и сама не могла бы понять, о чём сейчас просит. Но умоляла со всей страстью и силой. И ночная красавица поняла её. Потому что вспыхнула розоватым серебряным светом. Свет залил окно. И Рина разжала пальцы. Луна улыбнулась и, выскользнув на свободу, унеслась за облачко – к себе в укрытие. Рина же грохнулась на диван. Как будто эта несложная магия забрала у неё силы.

Она всё ещё шептала: «Луна, Луна, отдай, что взяла!», растирала пальцами слёзы, катившиеся по щекам. Она не слышала тихого ночного звонка. Одного. Второго. Третьего. И только когда в дверь вдруг начали барабанить, очнулась.

Стук привёл её в ужас. Рина заметалась. Не открывать! Позвонить! Куда? Кому? Маме? Она в Праге. В полицию? Её поднимут на смех. Соседям? Те уже спят и к телефону не подойдут.

Стук продолжался. Не сильный, но ритмичный. Как будто тот, кто стоял по ту сторону двери, точно знал – она дома и должна открыть. Рина подошла, стараясь не просто не шуметь, вообще не дышать. Прислушалась. Поглядела в глазок. И увидела прямо перед собой искривлённый палец. Потом руку в шрамах, которая стучала по двери. Потом раздался вздох и негромкий голос:

– Ри-и-на!

И тут Ринка всхлипнула и распахнула дверь. Она не видела, кто на пороге. Она чувствовала это кожей. Он – ОН! Тот, которого она всегда звала, когда больно. Тот, которого просила у Луны. Тот, который должен, просто обязан был прийти, раз бабушка умерла, а мама уехала. Тот, при котором никакой Дракон, охотящийся на неё, не будет страшен!

Она вцепилась в чёрное пальто, пытаясь расстегнуть пуговицы, чтобы добраться до его тепла. Чтобы укрыться в нём, как раньше укрывалась в Доме. Пуговицы посыпались на пол. Он вошёл, втаскивая и её, одновременно и обнимая, и гладя по голове, и говоря что-то. Она не понимала, не улавливала, не расшифровывала, о чём он. Он был рядом. И этого было достаточно. Для неё. Для её мира. Для всей её жизни.

А он, скинув пальто, протащил её к дивану, совершенно бесцеремонно закатал штанину её брюк и проговорил, внимательно осматривая ногу:

– Ты опять разбила коленку?

Она непонимающе смотрела на его руки – искривлённые, обожжённые, рубцеватые – и блаженно улыбалась. Ей было всё равно, что после слёз она выглядит ужасно, что нос у неё распух, а глаза покраснели. Какая разница, если он пришёл…

Он оторвался от её колена, внутренне всё же похвалив себя: хорошая работа. Ведь утром было сплошное кровавое месиво, а теперь гладкая розовая кожа. Взглянув на свою лапищу, кошмарную от шрамов, он увидел её по контрасту с её прекрасной коленкой и попытался, сняв руку, засунуть её в карман. Но девчонка схватила его жуткую лапу и… поднесла к щеке. Чёрт подери, да она потёрлась о его ладонь, как котёнок!

Сколько раз он видел ужас и отвращение на лицах тех, кто замечал его без перчаток! Он не обижался – он понимал, сколь уродлив. Шрамы на теле ещё можно было скрыть под одеждой. Ковыляющую походку перебитых ног – под полами длинного пальто. Но как спрятать руки – не станешь ведь сидеть в перчатках в ресторане или на пляже? Но эта девочка не отшатнулась.

– Я – Рина! – прошептала она, подкладывая его лапищу под свою щёку, как подушку. – Ты помнишь меня?

– Конечно, – так же тихо и осторожно, как она, прошептал он. – Ты вечно разбивала коленку. А я лечил.

– Ты и сегодня лечил? – догадалась она.

Он понимал, что нужно забрать свою руку, быстро объяснить цель визита и уйти. Иначе позже он этого просто не сможет сделать. Нельзя общаться так тесно. Это вредит работе. Ведь, в конце концов, никто не знает, что его ждёт. А она, обретя его, сможет ли перенести, например, что его зарежут в тёмном переулке или отравят завтра в обычном ресторане? И что тогда будет с ней?! С такой безоглядной и пылкой, такой верящей в него. Так доверчиво прижавшей его жуткую лапу к своей нежной щеке?

Он понимал, что надо встать и уйти. Но вместо этого притянул её к себе и проговорил внезапно охрипшим голосом:

– Я рядом. Всегда и везде. Ты же чувствуешь.

– Да-а! – протянула она улыбаясь. – Я же эмпат. Всем эмпатам эмпат. А ты – кто ты? Как тебя зовут?

– Доминик! – глухо произнёс он. Словно признался в чём-то несуразном.

Ну какой он, искалеченное чудовище, внушающее ужас, – и вдруг Доминик?! Ведь это имя означает «принадлежащий Богу». А мир уверен, что он принадлежит дьяволу. Да что там принадлежит – он и есть сам дьявол!

Но эта странная девочка всё видела по-своему. Она произнесла его имя по складам, словно запоминая. Потом ещё раз, словно пробуя на вкус. И вдруг воскликнула, пламенея от радости:

– Доминик! Конечно, Доминик. А как иначе? Доминик – Дом. ДОМ!

Ну как действительно могли бы его звать?! Миша? Коля? Эдуард? Нет и нет! Только Доминик. Дом – убежище. Дом – норка. Дома хорошо! Он – весь её дом. Весь мир. Тепло. Радость. Защита. И никакие драконы не достанут. Да и есть ли этот дурацкий Дракон? Скорее всего, этот несуразный Глеб всё выдумал!

Просто Доминик был в командировке. А теперь Доминик вернулся домой. Туда, где хорошо. И где… она…

– Знаешь, – проговорила Ринка, тоже почему-то слегка охрипнув. – Мы сейчас пойдём пить чай. Ты с дороги. А мне хочется чаю.

– Нет! – выдохнул Дом. – Тебе не этого хочется. Когда ты врёшь, у тебя глаза зеленеют.

– Откуда ты знаешь? – смутилась она.

– Я знаю про тебя всё. Как ты потягиваешься по утрам, не желая вставать. Как тянешь до последнего ночью, не желая ложиться. Знаю, как у тебя загораются глаза, когда ты чего-то хочешь.

– Я хочу?..

– И я хочу, – прошептал Доминик, подхватывая Рину на руки. – Я же с дороги! Ты верно заметила. И с очень дальней дороги, где я жутко проголодался. Только вот никакой чай меня не спасёт…

– А что спасёт? – Ринка робко улыбнулась.

Доминик ногой открыл дверь в её спальню:

– Сейчас увидишь! Только надо выключить свет.

– Но как же я увижу?

– Уж как-нибудь…

Впрочем, чай всё же был. Доминик пил его в одиночестве через час на кухне. Сидел в одной майке и старых тренировочных штанах, невесть откуда оказавшихся на вешалке. Рина спала, свернувшись клубочком. Котёнок! Когда-то у Доминика был котёнок. Самая большая любовь его детства. Перед сном котёнок крал шерстяной носок и залезал в него ночью. Наверное, ощущая запах хозяина, он чувствовал себя в безопасности. Теперь Ринка подложила себе под щеку рубашку Доминика. И спит. Тоже, наверное, чувствует себя в безопасности. Если бы он мог продлить это чувство как можно дольше! Но он не может. Завтра ей предстоит узнать…

Но ведь это будет завтра. Ещё долго. Целый долгий-долгий сон…

Рина улыбалась во сне и, не просыпаясь, тёрла коленку. Та уже зажила, но всё ещё иногда почёсывалась. Как в детстве. Тогда, в парке. Любовь – возвращение детства…

Доминик сунул кружку в мойку, где уже стояли две чашки. Одна Ринина, расписанная цветами шиповника. Вторая… Доминик протянул руку и отпрянул. Из этой чашки пил ловец Дракона. Ошибиться невозможно – на чашке, к которой он прикасался, остался пусть уже и тончайший, но кроваво-алый След. Доминик взял чашку – точно, его пронзил слабенький, но ощутимый удар молнии. Захотелось бросить проклятую чашку, разбить её о стену вдребезги. Но он сдержался и осторожно поставил её обратно в мойку.

Сел. Потом торопливо прошёл в прихожую и вынул из кармана пальто пачку сигарет. Ринка безмятежно спала где-то в недрах квартиры – Дома, который на самом деле оказался ловушкой.

Доминик вернулся на кухню, открыл форточку и закурил. На самом деле он никогда не понимал эту дурацкую тягу людей к табаку. То есть, получается, раньше не понимал. А теперь вот понял. Дым успокаивал бешено вращающиеся нейроны мозга. Огонёк сигареты, то появляясь, то исчезая, утешал – всё прошло, пройдёт и это. Кажется, так было написано на кольце вечности Мудрейшего Соломона. Или там было всего одно слово: «Пройдёт»…

Итак, пока он медлил, некий ловец Дракона обжился в доме Рины. И о чём это говорит? О том, что Рина полюбила его? Нет. Это отметается сразу. Она не могла бы так встретить Доминика сегодня, если бы имелся кто-то другой. Нет, ТАК предать его она не могла.

Или могла? Может, всё это – игра? На публику – вернее, на него. Слёзы. Поцелуи. Рубашка под щёку. Игра, чтобы усыпить его бдительность. Обычное женское коварство, на которое способна любая.

Нет! Нет! Любая – да, но не Рина!

Разбудить? Вытащить из постели?

Спросить? Заставить признаться?

Хотя что это он?! Ему не шестнадцать лет, чтобы сердце билось в такой панике. У него имеются другие средства. Он может войти в сон Рины и раскрыть её подсознание. Считать самые потаённые мысли, ощутить чувства, которые она скрывает даже от себя. Он в состоянии сделать это. Но почему-то медлит. Неужели потому, что думает, что это будет насилием? А он не может применить его к Рине!

Но есть чашка. На чашке След. Хотя и почти исчезающий, но он же может работать и с таким. Доминик снова вынул чашку и поразился. Чашка была холодной. Следа не ощущалось! Как такое может быть? Не умер же за секунду этот ловец Дракона?! Или опять время выделывает свои кунштюки? Разлезается, распадается, перемешивая прошлое и будущее?

Доминик напрягся. Ничего. Края чашки остыли. Ручка скользила между пальцами. Если только и можно было ещё ухватить что-то, то ЭТО скрывалось внутри. Значит, надо. Доминик сжал чашку в руке. Сильнее. Ещё! Фарфор треснул. Появилась боль. Острые осколки разрезали ладонь. По пальцам потекла кровь. Чёрт! Он опять забыл, что прежний рубец от ожога ещё не совсем зажил. Теперь ведь всё заживает на его искалеченных руках намного дольше, чем раньше. Ну да парой рубцов больше – парой меньше! Зато есть результат. Кровь – самый сильный усилитель энергии. Ускользающий След ловца проявится, и его можно будет считать. А там найти, где он находится, увидев окружающее его глазами. Ну и залезть в его подсознание, узнавая всё о нём и Рине.

Доминик зажмурился. Так всегда легче СМОТРЕТЬ. Но вокруг была пустота. Чернота. В горле появился саднящий привкус крови. Не во рту, а именно в горле. И стало нечем дышать.

«Эй, парень, ты белены объелся?» – мысленно проговорил он. Похоже на действие какого-то яда. Или это не яд? Конечно же это дротик смерти. Магическое нападение. Что, чёрт возьми, происходит?!

Доминик почувствовал, что его обращение вызвало некий отклик. У того парня зашевелились мозги. Как иначе ещё было назвать это странное состояние, когда память ловца выплывала из темноты и забвения, разрывая коробку мозга, как обёрточную бумагу? Усилие – и парень сумел разлепить правый глаз. И через этот открывшийся глаз Доминик увидел дом Рины, её подъезд. Выходит, парень где-то рядом? Но тот моргнул и снова завалился, на этот раз лицом вниз. Доминик увидел колесо машины и смесь снега с землёй и услышал тихий шёпот умирающего:

– Рина! Уходи, прячься!

Это ещё что?! Почему «уходи»? От кого «прячься»? Никто в мире не имел права нападать на его девочку. Да что творится в этом городе?!

В другое время Доминик был бы рад смерти любого ловца Дракона. Но теперь он хотел знать: при чём здесь Рина?

А ловец вдруг прошептал, не приходя в себя:

– Фисиастирион…

Это ещё что?! Какие образованные пошли нынче ловцы-то – понимают Бескровную и Священную Жертву за весь Мир, живущий и дышащий! До этого столь мудрёное древнегреческое слово Доминик слышал только от Сим Симыча. Но тому известно и что покруче – он же историк. А тут вдруг ловец…

Даже не набросив пальто, Доминик выскочил из квартиры и спустился во двор. Вскинул руки, ловя След ловца, и уверенно зашагал к одной из машин. Так и есть! Под её колесом валялся парень. В длинной куртке, чёрной, как пальто Доминика. На снегу чернели волосы, как у Доминика. Да этот парень вообще чем-то неуловимо напоминал Доминика. На миг тот даже застыл, лихорадочно вдумываясь – не перепутали ли парня с ним самим? Может, магический удар предназначался ему?

Доминик опустился на корточки рядом с парнем и почувствовал – дротик смерти вонзился в шею, прикрытую светло-бежевым шарфом. Доминик положил руку на шарф и ужаснулся – шарф принадлежал Рине. Что за дьявольщина?!

Так вот почему этот идиот не умер! Шарф нёс на себе отпечаток защитного поля Рины. Давным-давно, когда она только в первый раз разбила свою знаменитую коленку, он сам, держа её на руках, поставил эту защиту. Навечную. Не снимаемую никем. Даже им самим. И все вещи, которые Ринка носила, приобретали часть поля этой защиты, начинали сами защищать Ринку. Все – кроме тех, что носились на коленке. Коленка была её именным слабым местом. Как ахиллесова пята. Но, слава богу, никто не знал этого. Как, впрочем, и того, что эта девочка шла по жизни под защитой.

Но как шарф оказался на этом парне? Доминик опять чертыхнулся. Разберёмся! Сейчас нельзя медлить. Пальцы на горло. Прижать как можно сильнее. Но конечно, не переборщить – эдак и удавить можно. Боль! Боль этого парня переходит в руки Доминика. Вот уж точно – не слабая боль… Но отнимать руки нельзя. Господи, помоги мне! Ну и ему тоже.

Вот так! Боль начинает спадать. Какое сильное воздействие. Действительно, удар на смерть. Но сейчас мы скатаем луч воздействия, а потом вырвем дротик. На самом деле реального дротика, конечно, нет. В шарф впился обычный камешек. Без колдовского воздействия он не мог бы причинить никакого вреда. Но, брошенный под заговор на убийство, он стал дротиком смерти.

Доминик зашептал слова очищения. Нельзя же выбросить этот смертоносный камень без очистки. Мало ли кто поднимет? Он же тоже может отправиться к праотцам. Хотя обычно сила таких заговоров держится недолго. Но нельзя же рисковать чьей-то жизнью!

Теперь слова Силы. Она понадобится, чтобы вытащить парня из-под колеса и оттащить. Куда? Придётся к Рине. Должен же Доминик узнать правду!

Он взвалил парня на плечо и пошёл к дому, пошатываясь. В лифте опустил подранка и прислонил к стене, потом снова поднял его и втащил в дверь квартиры, благо, уходя, не захлопнул её, а просто бросил заклинание непроходимости. Теперь прошептал: «Отмена!» – и внёс незнакомца в прихожую.

Рина стояла в дверях комнаты. Её расширенные от ужаса глаза пробежали от Доминика к Глебу.

– Глеб! – прошептала она. Вдохнула поглубже и выдохнула: – Доминик?

И если в первом имени было недоумение, то во втором – явный вопрос. А потом она сказала тоненьким срывающимся голосом:

– Ты убил его, Доминик? Зачем?!

Она подошла, поглядела на кровь, которой Глеб был заляпан в разных местах. Дотронулась до изгвазданного в грязи и крови шарфа.

– Это мой… Ты задушил его, Доминик? Моим шарфом? Но почему так много крови?..

Доминик пытался уловить её реакцию. Она явно хорошо знала этого парня. И теперь она страдала о «погибшем»? Нет, не больше, чем о любом другом человеке. Она обвиняла Доминика в «смерти» этого Глеба? Опять не больше, чем в смерти любого другого. И вдруг Доминик с ужасом понял: Рина была захвачена только одной мыслью – страхом за него, Доминика! Он решила, что Доминик убил Глеба, и испугалась того, что дальше будет с Домиником. Его посадят? Ему отомстят? Его убьют? Господи святый, она думала о нём!..

– Или?.. – Глаза Рины расширились и стали чёрными от ужаса. – Это сделал Дракон?! Он пришёл?

– Какой Дракон? – пробормотал Доминик.

– Чёрный Дракон, – прошептала Рина. Глаза её вмиг сузились и стали голубовато-стальными. И Доминик с удивлением увидел, что её страх испарился. Она уже отдавала приказания. – Уходи, Доминик! Уходи немедленно! Ты тут ни при чём. Это только наша с Глебом история. Надеюсь, это чудовище не успело заметить, что ты был у меня. Уходи скорее! – Она кинулась к пальто. Попыталась накинуть его на плечи любимого. – Скорее, Доминик! Скорее!

Тот придержал пальто и заглянул ей в глаза:

– А как же ты?

– Я выкручусь! – быстро проговорила она. – Я всегда выкручиваюсь. Я сумею! Главное – ты! – И вдруг она закричала: – Уходи же! Скорее! Он зверь! Он убивает! Ну что ты стоишь?! Почему не уходишь?!

И тут с кушетки, на которую Доминик положил свою ношу, раздался голос:

– Да потому, что он и есть Чёрный Дракон! – Пришедший в себя «мертвец» попытался встать из последних сил. – Беги, Рина! Я задержу…

С тяжёлым звуком Глеб грохнулся на пол. Отключился. И вот тогда Дракон захохотал. Громко. Жутко. Но что он мог поделать? Из трагедии вышел фарс. Или это была просто высокая трагедия, которую давно ожесточённое сердце Дракона не могло понять? Рина боялась только за Доминика и готова была пожертвовать собой. Глеб (кажется, так зовут этого ловца Дракона) боялся за Рину, решив умереть за неё. И только самому Дракону Доминику было не страшно. Хотя нет – страшно. Потому что предстояло признание.

Смех оборвался, и Доминик сказал, глядя на Рину:

– Глеб прав. Я и есть…

Рина не дала договорить. Кошкой она метнулась к Доминику. Её пальцы легли прямо на его сердце.

– Ты – Доминик! – прошептала она. – У тебя сердце бьётся.

– Конечно, я же человек. Просто друзья зовут меня Чёрным Драконом.

Рина уткнулась носом в его майку. Раздался писк, как у котёнка, и шёпот:

– Значит, это ты убьёшь меня?..

Он схватил её в охапку. Прижал так, словно хотел втиснуть в себя, чтобы спрятать там от любой опасности. Даже от себя самого.

– Что ты говоришь?! Это же я! Да кто посмел сказать тебе такую глупость?!

– Глеб… – прошептала она, всё ещё хватаясь за его майку.

– Идиот! – Доминик поставил её на пол. Заглянул в глаза. – Никогда в жизни я не причиню тебе зла. Не обижу. Не поссорюсь с тобой. Да этот чёртов ловец драконов всё перепутал. Вот придёт в себя, я задам ему трёпку!

– А он придёт в себя? Не умрёт?

– Нет, – буркнул Доминик. – Я и его вылечил.

Рина оторвалась от майки и робко улыбнулась:

– Ты же у нас известный лекарь… Только сними хотя бы куртку с Глеба и подними его с пола. А я принесу одеяло укрыть его. А потом, знаешь, пойдём всё-таки пить чай!

Она съела три бутерброда и потянулась за четвёртым. От волнения ей всегда хотелось есть. Он сидел рядом и прикидывал, как попроще рассказать ей о Самом Главном. А пока рассказал о Глебе. Как увидел чашку. Пошёл искать ловца. Нашёл и приволок сюда.

Рина слушала, а потом вдруг спросила как-то невероятно буднично:

– А Катеньку ты убил?

И тогда Дракон сорвался. Он кричал о том, что не знает никакой Катеньки. Что просто выполняет свою работу. И что уж Рине стоило бы понять – кто он. Прежде чем обвинять в глупостях!

Девчонка сжалась, набрала побольше воздуха и выпалила всё: про свои дикие страхи, ужасные сны, про рукопись директора Орлова, про Катеньку и её неожиданную смерть. Про то, что Глеб сказал: Катеньку убил Дракон. А убить хотели её, Рину. И она, Рина, давно уже почувствовала, что вокруг неё сгущается что-то очень нехорошее. Её не пускают в метро. Она не может доехать до дома. И её… кто-то зовёт. А может, она сходит с ума?

– Ты в полном порядке! – Доминик вскочил. – И никто тебе не угрожает. Твой Глеб всё напутал. Это я искал тебя. Пытался достучаться! Мысленно. Но ты не слышала.

– Ты?! – Рина осеклась. – Так это был ты? Как же ты мог?! Я почти перестала спать. Я умирала от страха. Да если бы это наваждение продлилось ещё чуть-чуть, я бы сошла с ума. Я бы руки на себя наложила!

Доминик поёжился:

– Ну, может, я перестарался…

– Почему ты просто не пришёл? Почему так пугал меня?

– Откуда мне было знать, что так получится? А прийти я не мог. Куда? Ты же живёшь в новой квартире. И тут не прописана. Откуда я мог знать – где это?! Вот и пытался связаться с тобой мысленно. Но ты не отвечала!

– Но я же не умею мысленно…

– Откуда мне было это знать? Я думал, бабушка научила тебя всему. Неужели Варвара Петровна ничего тебе не объяснила? Не сказала обо мне? О том, что я приду и зачем вообще прихожу?

Ответ обескуражил его. Рина ничего не знала. Бабушка не сказала ей ни слова.

– Тогда начнём сначала! – предложил Доминик. – И ставь ещё чайник. Думается, за эту ночь мы опустошим все твои чайные запасы. В общем, слушай ликбез.

И Доминик рассказал про Братство Хранителей Времени. Про то, что на самом деле Время не столь уж и могущественно. И не всегда само может справиться с энтропией. Что в незапамятные времена древнеегипетский бог Тот придумал особые магические предметы и основал Братство Хранителей Времени, которых научил ими пользоваться.

– Понимаешь, – объяснял Домииник, – каждый человек создаёт своё время, из которого слагаются общие времена. Обычно время каждого – это набор своеобразных вех-колышков, которые человек «вбивает» в общую магистраль дороги. Человек живёт в своём времени, отмеряя такие вехи – рождение, свадьба, достижения чего-то, радости, удовольствия, исполнение мечтаний. Это даёт миру устойчивость, а времени – силу. Но может наступить и разброд времени, шатание мира и его устойчивости. Люди вдруг начинают гоняться за химерами, и у них возникают ложные цели и желания.

– Как это?

– Вот смотри. Что важно для человека? Его личная жизнь – любовь, дети, интимные радости. Но вдруг ему начинают внушать, что всё это не важно. Важно иное – какие-то общие цели, счастье будущих поколений. Именно так говорили в ХХ веке. Но ведь, живя будущим, человек теряет настоящее. Теряет реальное время. Или по-другому – как сейчас, когда главным объявили накопление денег, безудержный карьерный рост, вечные погони за покупками новых вещей. Но такие цели абсолютно размыты. И человек не может отметить ими свою собственную жизнь. А значит, не создаёт отсчётов собственного времени. А нет времени своего – нечего внести в общую копилку. А когда он гонится за деньгами и вещами, за карьерой и обогащением любой ценой, то всегда оказывается, что у кого-то дом больше, вещи дороже, карьера покруче. Человек не находит в жизни никакого довольства. Ему кажется, что его жизнь и его время обманывают его. Обещали гору счастья, а он получил кучку золы. Тогда опять человек не создаёт никаких отсчётов личного времени. Чего считать, если всё пошло прахом? И опять его время расползается, а с ним и общее время. Увеличивается энтропия. Времена начинают проходить друг через друга, смешиваться…

– Знаю! – поняла Рина. – Сама сталкивалась. Вот недавно видела по телевизору актрису, которая уже умерла. То есть времена смешались. И получилось, что сначала она умерла, а потом уже вживую как-то ухитрились заснять её творческий вечер. И ведь никто не заметил!

– Потому что в погоне за наживой и карьерой люди вообще перестали замечать своё время. Нет его у них – они же вечно чем-то заняты. Им кажется, что время идёт так, как развивается их карьера. А на самом деле они просто теряют свою жизнь на бег по кругу. Ведь взобрался на одну вершину – отдыхать некогда, надо лезть на следующую.

– Получается, что время теряется, уходит сквозь пальцы. Перемешивается и путается.

– Умница! Отсюда людям кажется, что прошёл час, а на самом деле прошёл день. Или, наоборот, время тянулось так медленно, а прошло всего пару минут.

– Да, это понятно. Но разве с этим можно что-то поделать? И при чём тут древний бог Египта?

– Бог Тот (а может, он и не был богом, а просто великим изобретателем) понял, что время не всегда может справиться само с энтропией, устраиваемой людьми. И он создал пару простых инструментов, которые помогают времени прийти в себя, – перстень Времени Ал-Наг и закрепу Времени – аграф. В перстне заключены кольца времени. Когда время теряется, энтропия увеличивается, кольца начинают разваливаться. Вот смотри!

Доминик вытащил из-за пазухи кольцо. Рина ахнула. Нет, кольца она ещё не рассмотрела, но ведь ясно видела, что на шее Доминика не висело ничего – ни цепочки, ни ремешка. Да она заметила бы их, когда целовала или когда тыкалась лицом в его грудь. Так откуда же кольцо?

– Я храню его в сердце, – пошутил Доминик. – Но если честно, оно как чип, только я могу его вынуть. Вот!

Быстрым движением он поднёс перстень к груди, приложил к стороне сердца. И тот исчез. Губы Рины скривились. «Сейчас начнётся истерика по поводу моего не-человечества», – подумал Доминик. Но Рина спросила невероятное:

– Тебе не больно?

– Немножко, но я привык… – Он сбился со своего рассказа. Не знал, как реагировать на её такие вопросы. Мало кто заботился о нём, Драконе. Его же считали зверем.

– Значит, ты – носитель Ал-Нага? – резюмировала Рина.

– Хранитель, – уточнил он.

– Дай взглянуть!

Доминик снова достал кольцо.

Тёмно-алый, не слишком приятный на вид змей, свернувшись в тугие кольца, обвился вокруг белого бутона и пытался удержать в зубах свой хвост. Но выходило у него это как-то вяло. Кончик хвоста уже выпадал из оскаленной пасти.

– Это Уроборус? – спросила Рина. – А почему у него хвост выпадает?

Доминик хмыкнул:

– Ты заметила? Обычно он держит его крепко. Но когда что-то случается со временем, подаёт знак. Показывает, что сил не хватает, чтобы удерживать время. А если хвост вообще выпадет и общее кольцо разовьётся – жди беды.

– Какой?

– Этого никто не знает. Может, человечество по обратному кольцу времён вернётся в каменный век. Может, планета вообще перестанет существовать. Но полного распада времён ещё не случалось. Мы всегда умели ухватить это «начало конца» и исправить. Ведь Ал-Наг, созданный Тотом, – отличный индикатор. По нему видно, когда следует вновь помочь Уроборусу свить тугие кольца и привести Время в порядок.

– Как это?

– Чтобы укрепить время, нужен аграф – заколка, закрепа по-старинному. Твоя бабушка и была Хранительницей аграфа. Теперь это ты.

– Я – Хранительница?! – У Рины чуть глаза на лоб не полезли. – Но бабушка ничего не сказала…

– Думаю, она боялась за тебя. Не хотела пугать, пока ты была маленькая.

– Чем пугать? Хранительница – это же почётно.

– Понимаешь, – Доминик обнял Рину, – не все хотят сохранить привычное время. Наше Братство распалось на Хранителей и Разрушителей ещё перед Французской революцией. А может, брожение началось и раньше. Говорят, уже перед казнью Карла I в Англии кто-то из Братства агитировал за то, чтобы навсегда отринуть старые времена и начать Новое Время.