Текст книги "Лучшие истории любви XX века"

Михаил Чехов и Ольга Книппер:
«Что за странное чувство!»

Михаил Чехов и Ольга Книппер

♦ Чехов Михаил Александрович (16 августа 1891 Петербург – 01 октября 1955 Голливуд), выдающийся русский актер, режиссер, педагог. Вероятно, самый знаменитый русский актер начала XX века.

♦ Книппер Ольга Константиновна (13 апреля 1897, Александрополь, Российская империя (ныне Гюмри, Армения) – 9 марта 1980, Мюнхен), выдающаяся немецкая актриса, советская разведчица, косметолог.

♦ Он – чувствительный, ранимый, непостоянный, психически нестабильный, увлекающийся, эгоцентричный, слабовольный.

♦ Она – умная, хладнокровная, упрямая, волевая, предприимчивая, бесстрашная.

♦ Женаты, обвенчаны. Родные были против их брака. Они сбежали, чтобы тайно обвенчаться.

♦ Их любовь была взаимным и пылким, но недолгим юношеским увлечением, имевшим однако же серьезные последствия.

♦ Один ребенок: Ольга Михайловна Чехова, домашнее имя – Ада (1916–1966).

♦ Михаил Александрович изменял Ольге Константиновне неоднократно, в том числе со своей будущей второй женой Ксенией Зиммер. Ольга Константиновна изменила Михаилу Александровичу, когда решила уйти от него: со своим будущим вторым мужем Фридрихом Яроши.

♦ Были вместе с 1914 по 1918 год. Расстались, разочаровавшись друг в друге и в супружестве, но на протяжении оставшейся жизни время от времени общались – их связывала любовь к дочери.

Он был гениальным актером и, возможно, безумцем. Она – редкостной красавицей с уникальной силой воли. Он трижды сделал блестящую театральную карьеру: в России, в Европе и в США. И она тоже прожила не одну, а целых три жизни… Жизнь киноактрисы, с которой немногие могли сравниться в популярности и «долговечности». Жизнь разведчицы, умудрившейся не «рассекретиться» не только при жизни, но и долго после смерти. А еще – просто жизнь красивой, очень красивой женщины, которая сама по себе могла бы стать сюжетом авантюрного романа или телесериала… Даже если бы не было в жизни Ольги Книппер ни кино, ни разведки! Ни даже первого мужа – гениального Михаила Чехова.

Книппер и Чеховы

Историю любви Ольги Константиновны Книппер и Михаила Александровича Чехова невозможно рассказать без краткого экскурса в историю взаимоотношений двух семейств «русских немцев» Книпперов и просто русских Чеховых.

Ольга Чехова

Фамилия «Книппер» может иметь как немецкие, так и шведские корни, происходит от слова «книппен» – «щипать», то есть от названия профессии, распространенной в городах с верфями: «щипальщик». На Балтийском море таких городов было много и фамилия оказалась распространенной. И не только в прибалтийских странах, но и в Петербурге: когда-то, в конце 18 столетия, какой-то Карл Книппер держал в Петербурге, на Царицыном лугу, театр, называемый «Вольным Российским театром». Впрочем, этот театральный Карл Книппер не имеет никакого отношения к нашим театральным Ольге Леонардовне и Ольге Константиновне, и прочим театральным Книпперам этой семьи. Даже не родственник – просто однофамилец. Книпперы из этой семьи вообще частенько встречали своих однофамильцев (правда, иногда с одним «п» – «Книпер»), о чем свидетельствует в своей книге Владимир Книппер. Были среди Книпперов даже дворяне. Но к тем Книпперам, к числу которых относилась девочка Оля, будущая кинозвезда и «государственная актриса» Третьего рейха, Книпперы-аристократы отношения не имели.

Михаил Чехов

«Внимание – есть процесс. М. Чехов».

Дедушка Ольги Константиновны Книппер-Чеховой почтеннейший Август Книппер был слесарем. Жил в Саарбрюккене. Держал небольшую кузнечно-слесарную мастерскую. Носил синюю блузу слесаря и кожаный фартук кузнеца. Работал с раннего утра до поздней ночи – как и положено праведному немцу-лютеранину: для лютеран именно в непрестанном труде состоит служение Господу, а не в молитвах, постах и благочестивых размышлениях, как у представителей других религий. В подмастерьях у Августа Книппера состоял подросток-сирота: тоже дело богоугодное – сироту пригреть и ремеслу обучить. Человек он был очень добрый, неизменно спокойный, говорил негромко и никогда не делал резких движений – ни в прямом, ни в переносном смысле. Вечерами после рабочего дня сидел в любимом кресле – огромном, кожаном – и читал: тоже медленно – по нескольку страничек в день. Внуки вспоминали, что сбоку от дедушкиного кресла на гвоздике всегда висела хлопушка для мух: мухи были единственными тварями, которых тишайший Август Книппер ненавидел и весьма сноровисто убивал. Ну, чем не Карл Иванович из «Детства» Льва Николаевича Толстого? Как и большинство немцев, Август Книппер очень ценил порядок и чистоту, а мух считал разносчиками грязи и всяческой заразы. По воскресеньям Август Книппер надевал парадный черный сюртук и высокий цилиндр и шел в церковь под руку с супругой, тоже принаряженной – в чепце с кружевами и с кружевной косынкой на плечах. Потом следовал торжественный семейный обед с неизменным национальным сладким блюдом – яблоками с сахаром и корицей, запеченными в тесте. А вечером – чтение вслух глав из Библии. Когда жена умерла, Август Книппер стал после церкви ходить на семейные обеды к замужней дочери, где и проводил время до позднего вечера – чтобы было кому в положенный час читать главы из Библии. И только после чтения возвращался в свой пустой дом. Прожил Август Книппер очень долго и умер в глубокой старости.

Судя по фотографии – внешность Август Книппер имел настолько образцово-немецкую, что во времена Третьего рейха, до которых он, на свое счастье, не дожил, он мог бы служить моделью для изображения рабочего на плакате «Все для фронта, все для победы!» – имеется в виду их фронта и их победы… Тогда как почтеннейший Август Книппер тяготел к России и дети его были русскими немцами. Но вот ирония судьбы: его такое немецкое лицо с четкими, будто бы вырубленными из камня чертами и ярко-голубыми глазами, лицо, которое могло бы быть образцом для агитационного плаката, через энное количество лет проступит в тонком и нежном личике правнучки, девочки Оли, которая станет тем самым агитационным символом – правда, не на плакатах, а в кино.

Жена прадедушки Августа Марта Элленгер – рано состарившаяся, очень активная, но вместе с тем строгая женщина. Несмотря на то что по крови она была венгеркой, Марта Книппер являла собой образец немецкой жены: то есть все интересы и заботы ее ограничивались тремя «К» – киндер, кюхе, кирха. Киндер – детей – было трое: Август, Тереза и Леонард.

Старший сын, Август, женился на француженке, стал виноторговцем и всю жизнь прожил в Меце. Говорили в доме только по-французски. Супругу звали Жозефина, детей – Анри и Матильда, и фамилию «Книппер» виноторговец из Меца переиначил на французский лад: «Книппере» с ударением на последнюю гласную.

Дочь Тереза вышла замуж в родном Саарбрюккене тоже почему-то за виноторговца, и – еще ирония судьбы! – у него была французская фамилия, хоть он и считал себя немцем: Фридрих Шато. У них было трое детей – Ида, Матильда и Фриц. Жили очень богато, но несчастливо: Фридрих Шато оказался очень жестоким человеком со старо-прусским взглядом на воспитание детей. С рождением первого же ребенка – дочки Иды – он повесил в гостиной особую жесткую плетку, называемую «карабач». И этой плеткой он нещадно сек детей за малейшие провинности. Дети росли запуганными. Отца они ненавидели. И племянники, дети брата Леонарда: Константин, Ольга, Владимир и Леонид, иногда приезжавшие в Саарбрюккен, тоже ненавидели и боялись «дядю Фрица», который то и дело читал нотации, лишал сладкого, а то и порол – правда, только собственных детей. Мать, «тетя Резхен», – как истинно-немецкая жена – мужу перечить не смела. А добрый дедушка Август в семейные дела дочери никогда не вмешивался.

Младший сын столяра Августа Книппера, Леонард, оказался в семье самым способным, получил образование инженера-технолога и в возрасте двадцати пяти лет уехал в Россию – искать счастья и богатства. Его сын Владимир Леонардович Книппер вспоминал: «Человек он был очень добрый, энергичный, живой… Его все очень любили и уважали, хотя вспыльчив он был необыкновенно. Образован разносторонне, очень много читал, выписывал много журналов. Знал три языка. Очень любил поспорить по любому вопросу: и политика, и наука, и искусство, и литература – ничто не было ему чуждо. В своей специальности отец был мастер. Математические способности имел изумительные. Большинство вычислений он производил в уме. Меня всегда поражало, как отец подсчитывал учетные таблицы с шести– и семизначными числами: быстро ведя карандашом сверху вниз, он сразу вписывал итог, никогда не складывая отдельно единицы, десятки и т. п. И никогда не ошибался. У него была какие-то свои способы подсчета».

Леонард Августович получил место у князя Гагарина на Какманском заводе. Жил на Урале, где и познакомился с семьей рижского немца Ивана Ивановича Зальца, служившего управляющего на том же заводе. В семье Зальца было пятеро детей. Сыновья: Карл – доктор, Александр – офицер, Иван – военный моряк. И две дочери: Елена и Анна. Обе полненькие, складненькие, с пышными волосами и гладкой кожей. Обе – трудолюбивы, послушны и веселы, как и должно юным лютеранкам. Но Анна обладала необыкновенной красоты голосом – чистейшее сопрано – и при этом была еще и талантливой пианисткой, обучалась у знаменитой тогда Александры Дормидонтовны Александровской-Кочетовой, была знакома с братьями Рубинштейнами и даже участвовала в их концертах. Ей даже прочили большое будущее на сцене…

Леонард Книппер влюбился в Анну Зальц, принялся настойчиво ухаживать, ухаживал в течение двух лет, в конце концов очаровал и – при активной поддержке со стороны семьи Зальца, предпочитавшей видеть дочь почтенной замужней женщиной, а не какой-то там актеркой, – женился на ней 1 сентября 1865 года. Анна Зальц-Книппер на всю жизнь сохранила тоску о несбывшейся мечте – о выступлениях на подмостках Императорского Оперного театра. И видимо, с током крови передала эту мечту и часть таланта двоим из четырех младенцев, выношенных под неспокойным сердцем: девочке и мальчику, Ольге и Владимиру.

У Леонарда Августовича и Анны Ивановны Книппер-Зальц родилось четверо детей: Константин, Ольга, Владимир и Леонид. Жила семья на Урале, подле Гагаринского завода. В 1872 году переселились в Москву. Леонард Августович стал директором бумажной фабрики князя Гагарина в селе Великом Ярославской губернии, где он с семьей и жил летом, а зимовали в особняке князя Гагарина на Новинском бульваре в Москве, занимая нижний этаж большого флигеля во дворе. В те годы Книпперы жили весело, дружно, в семье царила любовь и понимание как между супругами, так и между родителями и детьми. Конечно, как и полагается немецкому отцу, Леонард Августович старался быть строгим… Но это было только внешне, и уж подавно – он никогда не проявлял жестокости. Был обычай: каждый день после обеда, который по немецкому обычаю подавался в восемь часов вечера, все четверо детей по очереди рассказывали ему о событиях прошедшего дня, кто чем занимался, во что играл или что учил… Причем иногда Леонард Августович требовал, чтобы именно в этот вечер вся семья говорила на одном из иностранных языков: на его родном немецком или на модном французском. В результате чего его дети свободно говорили и по-русски, и по-немецки, и по-французски. Единственная девочка в семье, Ольга Леонардовна Книппер, как уже говорилось выше, переняла талант матери и с самого раннего детства тянулась ко всему, что было хоть как-то связано с театром, обожала «изображать», «представлять».

«Истинные творческие чувства не лежат на поверхности души. Вызванные из глубин подсознания, они поражают не только зрителя, но и самого актера».

М. Чехов

Когда не стало отца, запрещавшего дочери даже думать о театре, мать Ольги стала преподавать в филармонии, а значит – на ее поддержку можно было рассчитывать… Но все-таки до конца в отношении матери к уже принятому своему решению Оля уверена не была и потому только брата и дядю посвятила в свою тайну: в то, что она пытается поступить на драматические курсы.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова после смерти мужа

А между тем прошение было уже подано. Вот текст этого поистине исторического документа:

«Его Превосходительству господину Управляющему Императорским Московским театральным училищем от Ольги Леонардовны Книппер

ПРОШЕНИЕ

Честь имею покорнейше просить Ваше Превосходительство допустить меня к установленному испытанию для поступления на драматические курсы; при сем прилагаю нижеследующие документы:

1) аттестат,

2) метрическое свидетельство,

3) свидетельство полиции и

4) мою фотографическую карточку.

Вопрос о переходе моем в русское подданство мною уже возбужден.

Ольга Книппер».

Ольга Книппер успешно сдала экзамены. Приступила к занятиям. Но так уж повелось в миру, что путь каждого истинного таланта к своему призванию тернист не в меру: приехал вдруг из Петербурга какой-то важный чиновник, назначил дополнительный экзамен, Олю экзаменаторы продержали больше часа, а потом заявили, что она «не лишена права поступления на будущий год». То есть – выгнали. И взяли на ее место родственницу одной из ведущих актрис, не прошедшей экзамены, но очень хотевшей учиться. «Переэкзаменовывали» четырех девушек, но из четырех только Ольга Книппер оказалась без протекции. Владимир Леонардович Книппер вспоминает: «Никто в тот вечер не ложился спать. Оля сидела тихая, слезы обиды давно высохли. Я было заикнулся, что надо мужественно пережить неудачу и ждать будущего года. А тут мама возьми и да скажи: «Для актрисы каждый год дорог!» Мы обомлели. Раньше мама запрещала дочери даже думать о театре. Однажды Оля не удержалась: «Ты, мама, всю жизнь страдаешь без сцены. Ведь это камень на твоей душе!» Последовал ответ: «Да, я страдаю и ты страдай!» Тогда Оля разревелась, и мы еле-еле ее успокоили. На другой же день мама повела Олю в филармоническое училище, добилась экзамена у Немировича-Данченко. Сестру зачислили в его класс».

Кстати, сам Владимир Леонардович, младший из семейства Книпперов, долго и мучительно учился на юриста.

Потом – когда началась война, а следом за ней надвинулись революционные события – решительно оставил юриспруденцию и занялся тем, к чему его всегда тянуло: театром! Он великолепно пел. Правда, прославился не как Книппер, а под сценическим своим псевдонимом – Владимир Нардов. Особенное признание завоевал во время гастролей в Германии. Позже преподавал в Гнесинском училище и ставил оперы на сцене Большого театра.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова в молодости

Так юношеская мечта Анны Ивановны Зальц, отнятая у нее супружеством, возродилась и воплотилась в двоих из ее детей – в Ольге Леонардовне и Владимире Леонардовиче, а потом – во внучке Ольге Чеховой, в правнучке Аде Чеховой, в праправнучке Вере Чеховой-Руст… Только вот про внучку, правнучку и праправнучку она не узнала. Умерла Анна Ивановна перед самой революцией. Можно считать, что ей повезло… Ведь дочь и сына она на сцене видела, успехам их радовалась. Но о тяжких испытаниях, выпавших на долю всех Книпперов после 1917 года, она так и не узнала. Правда, в 1905 году, во время революционных событий, в семье произошло несчастье: покончил с собой всеми любимый «дядя Саша», Александр Иванович Зальца. Вспоминает Владимир Леонардович Книппер: «…дяде Саше с ротой пришлось стоять в охране на Миусской площади. Незадолго до их смены в сумерках показалась толпа рабочих с красными флагами. Шли женщины и дети. Изнервничавшиеся солдаты без команды открыли стрельбу, несмотря на все попытки дяди Саши остановить их. Были убитые и раненые. Потрясенный дядя Саша, отведя роту домой, приезжал страшно подавленный к моей матери (я тогда был за границей), называя себя убийцей и палачом. На другое утро он застрелился». Но все-таки эта трагедия была несравнима с тем, что ждало семью и всею Россию после Октябрьской революции.

Антон Павлович Чехов познакомился с Ольгой Леонардовной Книппер, когда сам он был уже признанный писатель, а она уже добилась сценического успеха – и играла в его пьесах на сцене Художественного театра.

Познакомил их Немирович-Данченко – во время какого-то торжества в «Охотничьем клубе» на Воздвиженке. Потом Чехов присутствовал на репетициях «Чайки», и как вспоминали родные, Ольга Леонардовна места себе не находила от волнения, что на ее игру будет смотреть сам автор. Но тогда это еще не было любовью, это было нечто иное – более утонченное, но не столь пламенное чувство, связавшего Автора и Актрису – сначала связь шла через «высшие слои», через творчество, где он был – замысел, а она – воплощение, и таким образом они не могли существовать друг без друга… Но горячего, сердечного или телесного тогда еще не было. И вообще – ухаживать за актрисой Книппер писатель стал по совету сестры Маши, чтобы отвлечься от мучительного романа с «поповной» Ликой Мизиновой.

…Прадед Чехова был крепостным. Отец – лавочником. Такой восхитительной собственности, как поместье, у семьи никогда не было. Первый дом, который они купили совместно, было поместье Мелихово, к владению которым Чеховы отнеслись со всей серьезностью. Домашним хозяйством управляла мать Евгения Яковлевна. Дочь Маша занималась огородом и весьма в этом преуспела: у нее росли не только обычные овощи, но также экзотические в то время арбузы, дыни, помидоры, спаржа и артишоки – Машин огород называли «уголком Франции». Сын Михаил взял на себя заботы о полевом хозяйстве. А сам Антон Павлович взял на себя отношения с окрестными крестьянами, причем он за свой счет расширил дорогу для прогона скота, отдал под посевы часть земли, позволил косить сено в лесу и похлопотал об открытии школы. Еще Антон Павлович очистил пруд, разводил рыбу и, по воспоминаниям родных, очень любил помогать Маше в огороде. В Мелихово ему как-то особенно легко дышалось, меньше мучил кашель, прибавлялось сил… Чехов всю жизнь разрывался между медициной и литературой. Он писал: «Медицина – моя законная жена, а литература – любовница. Когда надоедает одна, ночую у другой». Антон Павлович всегда был болезненным, туберкулез у него впервые проявился еще в возрасте восьми лет, так что он знал, что такое физические страдания, потому и решил стать врачом: чтобы исцелять других. В Мелихово Чехов содержал бесплатную лечебницу для крестьян при своем доме, где принимал больных с 5 до 9 утра, а во второй половине дня объезжал по врачебным надобностям несколько деревень.

Антон Павлович пережил долгий и болезненный роман с Ликой Мизиновой, которую называют вдохновительницей великих драм Чехова и прообразом Нины Заречной из «Чайки». Лика – Лидия Стахиевна Мизинова – была дочерью священника, учительницей, преподавала в той же гимназии, в которой служила любимая сестра писателя – Мария Павловна Чехова, некогда пожертвовавшая любовью и возможностью иметь собственную семью во имя служения своему гениальному брату. Сначала возникла дружба между Ликой Мизиновой и Машей Чеховой. В 1889 году Маша пригласила Лику в гости в Мелихово, где познакомила со своими братьями. Ею были очарованы оба – Михаил и Антон. Но Лика заинтересовалась остроумным, загадочным Антоном: современники вспоминали его как красивого мужчину, причем красивого модной в те времена утонченной, интеллигентной красотой. Лика тоже считалась красавицей, хоть и в другом стиле: крупная, статная, румяная, «настоящая Царевна-лебедь из русских сказок». «Прекрасная Лика», «адская красавица» – так станет Чехов называть ее в письмах.

Они вместе посещали выставки и концерты, ходили в церковь и в гости к общим знакомым, а уж в Мелихово к ней относились практически как к родственнице. Никто не сомневался, что Антон Павлович и Лика в конце концов поженятся. Только вот взаимное их чувство было обременено такими сложными хитросплетениями чувств, что в конце концов в этих хитросплетениях запуталось и задохнулось. «Обострение» любви никогда у них не совпадало. То Антон Павлович ощущал, что жить не может без Лики, а она сомневалась, следует ей заточить себя в семейной кабале или правильнее посвятить жизнь служению обществу. То Лика все же решала, что боготворит Чехова, и осыпала его нежными письмами, а он жестоко отшучивался. Потом Мария Павловна посоветовала ему отвлечься и поухаживать за артисткой Книппер, с которой к тому моменту тоже успела подружиться.

Лика ревновала неистово, в письмах называла Ольгу Леонардовну «нехорошей женщиной» и обещала «не выпускать Чехова из своих объятий» в случае приезда «нехорошей женщины» в Ялту. Чехов со свойственной ему едкой иронией отписал на это невесте, что при ялтинской жаре подобное мероприятие – длительное пребывание в чьих-либо объятиях – ему кажется негигиеничным.

Антон Павлович Чехов женился на очень талантливой Ольге Леонардовне Книппер. Женился вопреки протестам сестры Марии Павловны, неожиданно приревновавшей брата к подруге. Оба они – и Чехов, и Книппер – уже были не молоды. Все возможные душевные бури и даже «притирку характеров» они исхитрились пережить еще до свадьбы. В супружестве любили друг друга спокойной и ровной любовью, и спустя всего год после свадьбы Ольга Леонардовна писала, что ей кажется, будто женаты они уже двадцать лет.

Они мечтали о детях. Особенно Ольга Леонардовна… Да и Чехов хотел, чтобы у них появился «маленький полунемец». Но когда ей все-таки удалось забеременеть – она не сразу поняла это. Приняла за легкое желудочное недомогание… Уехала в гастрольную поездку, в поезде растрясло – и в Петербурге прямо после спектакля случился выкидыш. Последствия оказались тяжелыми и физически, и морально: Ольга Леонардовна долго болела, началось заражение крови, она горела, бредила, почти умирала, а выздоровев – не переставала сокрушаться об утрате ребенка. Ей казалось, что непременно должен был бы родиться мальчик, она называла его «Памфилом», писала Чехову еще из Клинического повивального института, куда ее отвезли после выкидыша: «А как жаль Памфилку! Как я страдала последние два дня, если бы ты знал!» Впоследствии в письмах ее к мужу рефреном проходит: «А как хочется детку!» Но больше забеременеть она так и не смогла. Возможно, поэтому была так внимательна и нежна к племянникам и племянницам к детям своих братьев Константина и Владимира.

Михаил Чехов. 1928 год

Многие осуждали Ольгу Леонардовну за то, что она – в Москве, играет в театре и отдает всю себя сцене, вместо того чтобы посвятить мужу: талантливому, безнадежно больному, терпеливо ждущему ее в Ялте. Однако Антон Павлович жену прекрасно понимал и писал ей: «Если мы теперь не вместе, то виноваты в этом не я и не ты, а бес, вложивший в меня бацилл, а в тебя любовь к искусству».

Антон Павлович Чехов умер от чахотки совсем молодым, сорокатрехлетним, 2 июля 1904 года, на курорте в Германии, куда они с Ольгой Леонардовной поехали в надежде на излечение. Лика Мизинова-Стахова пережила его на 33 года. Ольга Леонардовна Книппер-Чехова – на 55 лет.

Константин Леонардович женился на очень скромной, тихой и чистой девушке из почтеннейшего немецкого семейства. Луиза Юльевна Рид была воспитана в тех же традициях, что и его бабушка: ей внушили, что все интересы и заботы порядочной замужней женщины должны ограничиваться тремя «К» – киндер, кюхе, кирха. Константин Леонардович мечтал о сыне, но и первый, и второй «киндер» в их семье оказались девочками.

Первой – в 1895 году – на свет появилась Ада.

За ней – 27 (13) апреля 1897 года – Ольга, названная так в честь тетеньки Ольги Леонардовны.

И только третьим – в 1898 году – родился долгожданный мальчик: будущий советский композитор Лев Книппер.

Супруга безумного гения

Никто не мог предугадать тогда, что Олечка Книппер станет второй Книппер-Чеховой, а актерская слава ее даже затмит славу тетушки… Во всяком случае, мировую славу Ольги Леонардовны, потому что на родине первая Книппер-Чехова известна, а о второй до недавнего времени даже не знали. Ослепительная улыбка на рекламе зубной пасты «Хлородент» – вот тот единственный отблеск мировой славы Ольги Книппер-Чеховой-второй, который сумел-таки проникнуть за «железный занавес»!

Суровый отец, нежная мать – обычны в воспоминаниях людей, чье детство прошло в те времена, когда даже в лучших семьях подчинялись законам «Домостроя», пусть даже в смягченном варианте. Девочка Оля не была похожа ни на кого из родных. Уже в детстве – ослепительно красивая, тогда как ни отец, ни мать, ни тем более знаменитая тетка, ни брат с сестрой – никто не отличался внешней привлекательностью! К тому же с самых ранних лет она поражала окружающих своим невероятным упрямством, просто несгибаемой волей. Никто не мог противостоять ей. Даже отец. Она была не капризна, нет. Просто становилась чудовищно упряма, когда ей случалось отстаивать свою правоту.

Сестра Ада и брат Левушка были куда мягче. Владимир Владимирович Книппер писал в своей книге «Голоса в тишине старого дома»: «О Леве надо сказать подробнее. В детстве он заболел костным туберкулезом. Лежал в гипсовом корсете на жесткой постели больше года с гирями на руках и ногах. Врачи были неумолимы, они так и говорили: останется жить, но будет калекой. Оля (имеется в виду Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, тетя мальчика. – Прим. авт.) чаще других находилась рядом с Левой. Рассказывала о дальних странах, куда они отправятся рано или поздно, о музыке, о театре, о книгах… Когда Лева встал на ноги, Оля подарила племяннику футбольный мяч с полной экипировкой футболиста и боксерские перчатки, вызвав негодование врачей и родителей. Качалов назвал Олю «теткой, которая родила племянника». Левушка – единственный сын, с него много спрашивалось, несмотря даже на болезнь, и подчас отец был просто жесток к нему, хилому и плохо учившемуся, – и Ольга защищала брата со всей дерзостью и пылкостью своей натуры. Однажды даже выпрыгнула из окна, когда отец повел себя уж слишком жестоко и несправедливо… Ей было восемь лет, но она готова была стоять на своем до конца – до смерти.

Уже в детстве ее окружали необыкновенные люди. Такова была ее судьба – вращаться в кругу избранных, великих, сильных мира сего, а она очень верила в судьбу, во всевозможные предначертания, предназначения… Совсем малышкой ее возили в Ясную Поляну, и великий Лев Николаевич Толстой беседовал с ней – будто со взрослым человеком, серьезно, – и почему-то о войне, словно предвидел, что войны будут властно вторгаться в судьбу этой женщины, сокрушая все и возрождая к новой жизни. Естественно, в доме Книпперов часто бывали Антон Павлович Чехов и актеры, друзья Ольги Леонардовны… И даже блистательная Элеонора Дузе, пораженная красотой и необыкновенной серьезностью девочки, предсказала ей блестящую артистическую карьеру – еще одно предсказание в череде многих!

Правда, тогда в это никто не поверил. Ольгу считали недостаточно эмоциональной, слишком холодной для того, чтобы стать актрисой.

Да она и была такой – холодной, чистой, наивной даже, с запертыми где-то на дне души страстями, туманящими воображение чем-то неясным, несбыточным… Как Даша Булавина у Алексея Толстого – в те времена часто встречался в интеллигентской среде такой тип девушек. Она и актрисой хотела стать, и художницей, и любви невероятной, и всего – сразу, немедленно, но ничего – по-настоящему. Главное – вырваться из скучной действительности, убежать от обыденности.

Оля Книппер влюбилась в Михаила Чехова, когда ей было только восемь, а ему – четырнадцать.

Он был тогда застенчивым, неуклюжим, странноватым подростком. Миша Чехов… Он вовсе ничем не походил на того Прекрасного Принца, о котором, как принято считать, мечтают романтически настроенные девочки-подростки. Скорее напротив: он чем-то напоминал злодея из романа – всегда угрюмый, бледный, глядит исподлобья неласковым взглядом, и такой нервный, вспыльчивый, не улыбнется лишний раз… И он был некрасив – абсолютно некрасив… И все-таки именно он – Михаил Чехов – стал Прекрасным Принцем для девочки Оли.

А она была еще совсем малышкой, прелестной девочкой в коротеньком платьице с огромным кружевным воротником, с бантом на голове, с длинными локонами и серьезными серыми глазами. Миша ее, разумеется, не замечал. Наверное, он даже не различал двух сестер – Аду и Олю, ведь их всегда одинаково одевали и одинаково причесывали. Правда, Оля всегда была красивее. Но вряд ли для Миши имела значение красота такой маленькой девочки. Оля искала его общества, изыскивала предлоги, чтобы побыть рядом с ним. Детское сердечко ее колотилось при виде «милого кузена». Но все зря. «Милый кузен» ее попросту не замечал.

Его невнимание всегда причиняло ей боль. Возможно, это было первое ее «взрослое» чувство – страдание из-за холодности «любимого». Однажды она расплакалась, когда в праздник Пасхи после торжественного богослужения возле церкви Миша по обычаю христосовался со всеми – и целовал одну взрослую барышню гораздо дольше, чем ее, Олю…

Оля мечтала о Мише, о дружбе с ним, о том, как замечательно было бы жить в одном доме или хотя бы рядом, «всегда-всегда быть с ним вместе» (так сама вспоминала позже), Оля даже рисовала его в своих альбомах, но, к счастью, никто даже не догадывался, что на рисунках изображен Миша Чехов. И дело было не столько в неумении юной художницы, сколько в тех несуществующих внешних достоинствах, которыми она награждала Мишу в своем воображении.

Иногда первая детская любовь девочки к кому-то старшему – к кузену, к дяде, к другу брата, к жениху сестры, к учителю или репетитору – проходит по мере взросления. Но Оля Книппер всю жизнь свою – до самой старости – отличалась редкостным, несравненным упрямством. И не в ее характере было отказываться от однажды намеченной цели.

Оля выросла, но интерес к Мише сохранился. Она упорно продолжала считать себя безнадежно влюбленной. Привычно мечтала о Мише, глядя вечерами в темноту сада. А в сущности, о чем же еще мечтать юной барышне, как не о любви? Отец, контролировавший их с Адой чтение, все-таки позволил им прочесть некоторые избранные романы. И во всех речь шла о любви! Любовь – самое интересное и самое важное, что только может быть в жизни женщины… Любовь к Мише Чехову была самым важным и самым интересным в жизни юной Оленьки Книппер.

Правда, за отсутствием куртуазного опыта Оля не представляла, что ей делать, как завоевывать его ответную любовь. Впрочем, любовь вне законного брака для Оли Книппер не представлялась возможной. На любовь должны благословлять родители, церковь и государство… Так ее воспитали – и в свои семнадцать лет Оля еще не помышляла об отказе от моральных устоев, которые привил ей отец. А о том, чтобы стать женой Миши Чехова, она не смела даже мечтать. По целому ряду причин… Первой из которых было, конечно, то, что Миша так великолепен и неприступен, но далеко не последней причиной то, что родители Оли вряд ли пришли бы в восторг от такого выбора любимой дочери. Они бы просто не позволили ей сделать такой выбор.