Текст книги "Биографический метод в социологии"

§ 1. Биографическое исследование как процесс принятия решений

Выбору исследовательского метода предшествует определение цели познания и на этой основе – прояснение исследовательской стратегии. Банальная ясность этой задачи зачастую затмевается известным дуализмом количественно-качественных методов, провоцирующим на дальнейшую дихотомизацию: субъективное против объективного и т. д. Полярность количественных и качественных методов или спор об адекватности их применения уступают место иному решению, принимаемому на другом уровне. Речь идет о выборе адекватной предмету анализа логике исследования, которая имеет не дуалистичный, а, скорее, триангулятивный характер.

Как известно, аргументация в количественном подходе связана с дедуктивно-номологическим объяснением. При этом под дедукцией понимается вывод тезиса из гипотез в силу логического умозаключения. Если гипотезы основываются на истинных высказываниях (аксиомах или законах), то отдельный случай или тезис дедуктивно доказываем/выводим на основе закономерности (если …, то…). Закон и условия его применения являются здесь неотъемлемой частью выводимого знания.

В отличие от дедукции индукция обеспечивает лишь вероятностные умозаключения, имеющие статус гипотез, подлежащих дальнейшей проверке. Как научный метод индукция означает логическое заключение по поводу объектов изучаемой области исходя из ограниченного числа суждений о выбранном объекте. Здесь точкой отсчета всегда является эмпирический материал. Уже на уровне формулировки и отбора наблюдаемых переменных закладываются возможные вариации и тем самым потенциальные образцы взаимосвязей. Таким образом, путь индукции – не подтверждение отдельного, подлежащего обоснованию высказывания, а продвижение от разнообразных наблюдений за объектом как эмпирической основой через имплицитные предположения об условиях, ограничивающих сферу проявления изучаемого феномена, к суждениям о структуре его взаимосвязей.

Но есть еще и третья возможность умозаключения, увязывающая основу эмпирического материала и теоретико-концептуальные высказывания относительно структуры взаимосвязей. Она была названа Ч. Пирсом абдукцией, понимаемой следующим образом: эмпирический материал случая опредмечивается с помощью всех доступных (интерпретирующих) суждений как из повседневного опыта, так и из научных теорий, затем секвенциональная обработка материала ведет к реконструкции глубинных структур значений и действий.

Если учесть наличное состояние и фокусированный интерес качественных исследований к проблематике латентных, зачастую скрытых структур опыта, то абдуктивный подход кажется наиболее адекватным путем исследования, поскольку стремится прежде всего к неконвенциональному описанию, в идеале – к прогнозу. Тем не менее задачи стратегии качественного исследования могут диктовать подходы, близкие по логике индукции и дедукции. Например, задача генерализации, решаемая индуктивно в количественном исследовании путем построения выборки, отражающей генеральную совокупность, системообразующих факторов, кластеров, в качественном исследовании реализуема в контрастирующем анализе и построении типологий. При дедуктивном подходе одна и та же теоретически признанная структурная категория – например, пол как иерархическое отношение – может найти свое место в исследовательской количественной практике как эмпирическая проверка или разветвление теоретической концепции, но и как качественный эксперимент.

В поле биографических исследований актуальны те же максимы качественного подхода, которые были разработаны его классиками: вводный характер качественного исследования; преодоление дистанции между исследователем и предметом; описание как шаг от явления к структуре. Процессуальность качественного исследования может быть развернута постадийно:

1. Диалектика аутентичности (приближение к объекту исследования) и структурированности (понимание происходящего в поле с точки зрения обобщенной теоретической перспективы).

2. Теоретические предпосылки и предмет исследования: а) по принципу открытости (теоретическое структурирование отодвигается, «предварительное знание» притормаживается); б) «равнопарящее» внимание к контексту, без предвзятости и выделения. Предпочтение импилицитным гипотезам, но и опасность отказа от эксплицитных гипотез.

3. Постановка вопроса и определение его границ: редукция и структурирование как ограничение поля исследования и исследовательской перспективы, претендующей на: а) охват субъективно полагаемого смысла; б) описание социального действия и социальной среды; в) реконструкцию глубинных структур, генерирующих толкования и действия. Применение сенсибилизирующих (в смысле Г. Блумера) концепций, привлекаемых на микро-, мезоуровнях. Привлечение триангулятивных процедур как сочетание структурного видения проблемы и реконструкции ее значения для биографантов.

4. Приближение к полю как проблематика роли исследователя в поле как «профессионального чужого», в терминах Агара. Установка на принципиальное сомнение в рутине, социальных банальностях. Диалектика доверительности и отчужденности как колебание между внутренней и внешней перспективами в приближении к объекту исследования. Проблема профессиональной этики, защита интересов и данных, анонимности.

5. Решение относительно методов сбора данных колеблется между интерпретативными методами (объективная герменевтика, конверсационный анализ), где предмет анализа исследуется в его естественном дизайне, и реконструктивными методами (все виды интервью, полевые заметки включенного наблюдателя, автобиографический рассказ).

6. Фиксация данных как запись, транскрибирование, создание текстуальной реальности. Опасность фетишизации точности фиксации. Расширенные возможности интерсубъективной проверки интерпретации, работа в группе.

7. Интерпретация данных как последовательное решение следующих вопросов: как обходиться с полученными данными; применима ли категоризация, и как, откуда возникают категории; как подчинены данные категориям (процесс кодирования); какова цель интерпретации (редукция или контекстуализация).

8. Обобщение, оценка, дизайн: в чем очевидность, типика полученных результатов? Каковы формальные критерии контролируемой субъективности исследователя? Модификация классических критериев валидности, надежности для качественного исследования и разработка собственных критериев. Цель обобщения – типизация случаев и их контрастирование.

Выбор конфигурации метода

Принятие решения в пользу качественного подхода в социальном исследовании видится в самоосвобождении исследователя от методического диктата лишь одного полюса признанного сциентистского стандарта, а также от навязанного дуализма количественных и качественных методов как выражения общей дихотомичной структуры социального знания. Степень изученности предмета, его дискурсивной прозрачности диктует выбор соответствующей логики исследования, его стратегии и адекватности методам. Так, интерпретативные методы (объективная герменевтика, конверсационный анализ) и наблюдение предпочтительнее там, где предмет анализа исследуется в его естественном дизайне. Реконструктивные методы «схватывают» контекст и переносят его в текст (все виды интервью, полевые заметки включенного наблюдателя, автобиографический рассказ, биография) (табл. 1).

Решение в пользу качественного подхода принимается исходя из предмета исследования и отрефлексированной потребности исследовательской практики, если:

необходимо прояснить значение ответа опрошенных;

уточнить аспекты мнения респондентов;

обнаружить влияние на формирование мнения;

проанализировать сложные установки;

выйти на мотивационные интерпретации;

осуществить интерпретации тонких статистических взаимосвязей, прежде всего в анализе отклоняющихся случаев;

провести анализ эффектов и процессов обретения индивидуального опыта как реакции на определенные ситуации;

обнаружить границы репертуара возможностей индивида [Kohli, Roberts, 1984, S. 18].

Таблица 1. Связь метода и структурирования данных

Тем не менее речь не идет о том, что полученные, например, в интервью данные аутентично представляют респондента, что необходимо просто зафиксировать все его высказывания, мнения, переживания. Знание об интерактивной увязанности высказываний опрошенных лиц с ситуацией опроса ведет в социальном исследовании к усилиям по исключению искажающих факторов, что, в свою очередь, развивает измерительные инструменты качественного анализа. Возможность контроля за измерительным процессом заключается в поддержании интерсубъективности, которая понимается как баланс между перспективой участвующих в интервью лиц и условиями контекста и достигается за счет участия нескольких интерпретаторов [Kohli, Roberts, 1984, S. 19]. Аналогичную роль в обеспечении валидности играет триангуляция, понимаемая Н. Дензиным как «комбинация методологий при исследовании того же феномена», утроение контроля за счет не только расширения круга интерпретаторов, но и применения методов анализа, теоретических подходов, а также данных в исследовании [Denzin, 1978, p. 291]. Но валидность в качественном исследовании можно понимать и несколько иначе, развивая не перспективу интерсубъективности/триангуляции, что отдаленно следует количественной логике. Валидность, в принципе, конгруэнтна здесь термину «опыт»: валидным сбор данных может считаться в том случае, если позволяет подобраться к реальному опыту и – тем самым – рассказам о нем, если интерпретация этого опыта дает возможность выстроить элементы теории.

Эти вопросы требуют интегративных, междисциплинарных подходов и методов, что актуализирует проблематику различения. Так, переход границ между социологией и психологией меняет оптику исследовательского взгляда: «Если объяснение распространяется слишком далеко, то предмет «исчезает» и автоматически замещается предметом, принадлежащим исключительно к комплементарному дискурсу» [Gottschalch, 1984, S. 12]. Если мы остаемся на позициях качественной парадигмы, инструментами которой являются генерализации, типизации, типологизации, то необходимо различать подведомственные социологии и психологии предмета исследования. В социологическом смысле типизируются объективные конфигурации опыта или процессуальные образцы в смысле типичных биографических структур, которые помогают описать и понять положение отдельных социальных групп. Соответственно социально-психологические теории описывают внутреннюю динамику субъективности, типичные поля аффектов, структуры мотивов, психосексуальности и т. д. (подробнее о типизации см. работы Н. Козловой, Е. Ковалева, И. Штейнберга [Козлова, 1994, 1999; Ковалев, Штейнберг, 1999]).

Выборка в биографическом исследовании

Исследование одной биографии – единичного случая – имеет целью глубокий, основательный анализ истории жизни. В качестве примера можно привести анализ истории Феликса в немецкой нарратологии [Koller, Kokemohr, 1994], одной биографии молодого человека, история жизни которого изобиловала трансформационными процессами и образовательными стратегиями. Биография Феликса была проанализирована коллективом нарратологов с различных позиций и заняла объем книги. В количественной логике исследование единичного случая не обладает никакими обобщающими возможностями. В качественном исследовании анализ одной биографии может достичь обобщения, а именно в отношении к существующим теориям или суммированных результатов предшествующих эмпирических исследований, что способствует новым теоретическим горизонтам. Но попытка прямого обобщения, на основе отдельного случая – в смысле: это типично для женщин, типично для вышедших из тюрьмы и т. д. – проблематична, поскольку основана только на стереотипных ожиданиях.

Логика качественного подхода в варианте Глэзера – Страусса нацелена на то, какие различные варианты или типы представлены в анализируемых случаях, какое поле смыслового напряжения они образуют друг с другом, репертуар возможностей. Таким образом, исследователь не решает задачу, насколько часто возникает тот или иной тип, а рассматривает, какие типы имеются, каковы они в контрасте друг с другом и отдельно, как они образуют репертуар социально возможного. Небеспредельность этого репертуара связана с тем, что социальные процессы или события выступают в каждом обществе только в обозримой типологической вариантности, идентифицирующей конечное, обозримое (благодаря социальной компетентности) число вариантов, которые в целом образуют социокультурный набор соответствующих типизаций.

Построение выборки для коллекции биографических случаев иногда предзадано и может быть точно описано, так как объект исследования имеет фиксированные границы – клана, семейной группы, узкой субкультуры, свидетелей события, малой фирмы и т. д. Уже внутри этих сообществ решение об отборе потенциальных респондентов принимается в зависимости от того, насколько решены общие для качественного подхода задачи – приемлемая роль/легенда исследователя в поле, доверие со стороны возможных информантов. С. Белановский [Белановский, 2001] со ссылкой на Р. Гордена выделяет три основных типа респондентов:

ключевые информаторы: предоставляют информацию, касающуюся стратегических проблем исследования;

специальные респонденты: предоставляют информацию, непосредственно касающуюся проблемы исследования. Чаще занимают ролевые позиции в сообществе, группе или организации;

типичные представители социальных групп или демографических популяций: не имеют ярко выраженных отличий от других представителей данной социальной группы.

Кроме этой основной типологии, респонденты могут отбираться также на основе их ролевых позиций и личностных черт:

высокое или низкое положение в иерархии, которое определяет сферу компетенции респондентов и систему их представлений;

противостоящие или конфликтующие ролевые позиции;

активный или пассивный тип респондентов;

незаурядные люди как особый тип респондентов;

члены группы или посторонние;

кто доступен, кто, наконец, хочет предоставить информацию.

В отношении характеристики выборки в качественном исследовании в первую очередь может быть названа квотная выборка, с помощью которой отбирают опрашиваемых с определенными внешними и относительно легко узнаваемыми признаками (пол, возраст, профессия, религия и т. д.) в определенных количественных соотношениях (в этом сходны квотные отборы больших количественных исследований). В качестве гипотетического основания принимается, что многие внешние признаки имеют связь с биографией или состоят в прямых отношениях с ее структурами, так что количественный замер таких признаков выводит на определенные биографические структуры. Затем следует второй метод отбора респондентов – метод снежного кома, при котором исследователь обращается к первому опрашиваемому, затем от него получает рекомендации к следующему, что минимизирует проблему недоверия, правда, в этом случае есть опасность воспроизвести не типологическую вариативность поведенческого паттерна, например, а некоторую культурную норму узкого круга. С методом снежного кома связан третий метод отбора: насыщения (Глэзер – Страусс) или «теоретического насыщения» [Берто, 1980]. В основе эффекта насыщения заложено намерение исследователя выбрать следующего респондента таким образом, чтобы его случай по возможности максимально отличался от уже проинтервьюированного – прежде всего в теоретическом плане, которое важно для исследования. Вероятно, на N-м случае уже не фиксируется новых конфигураций жизненных практик, наступает насыщение и соответствующее решение о завершении поля. В итоге направленно повышается вариативность исследуемого феномена, хотя для этого надо проводить интервью, которые, возможно, и не войдут в аналитику, но необходимо их протранскрибировать и провести предварительный анализ. Следовательно, при всей привлекательности метод теоретического насыщения весьма затратен по ресурсам и усилиям самого исследователя. Можно еще упомянуть метод фильтрующего опроса, применяемый в ступенчатой стратегии количественно-качественного исследования: в рамках количественного опроса отбираются респонденты, соответствующие определенным критериям, для проведения глубинного интервью.

Размер выборки

Одним из самых неоднозначных в отношении выборки является вопрос: сколько необходимо отобрать респондентов? Этот вопрос вызывает широкую дискуссию среди социологов-качественников. Дж. Ричи, Дж. Льюис и Г. Элэм [Ritchie, Lewis, Elam, 2003] объясняют, почему в качественном исследовании при большем количестве данных не обязательно возникает дополнительная информация, – потому что в базу анализа поступают обработанные качественные данные или коды. Частоты редко важны в качественных исследованих, потому что качественные исследования нацелены на реконструкцию смысла и не строят репрезентативно обобщенных выводов (см. также [Crouch, McKenzi, 2006]). Наконец, поскольку качественные исследования трудоемки, анализ большой выборки может занять много времени и зачастую просто нецелесообразен (правда, если не подключать программные пакеты обработки качественных данных типа INVIVO, ATLAS-TI и др.).

Тем не менее качественные выборки должны быть достаточными, чтобы гарантировать обнаружение или идентификацию всех или почти всех конфигураций опыта и смысла, которые могут быть важными для целей исследования. В то же время если выборка слишком велика по объему, данные становятся повторяющимися и, в конце концов, излишними. Если исследователь декларирует верность принципам качественного исследования, то объем выборки в большинстве качественных исследований, как правило, следует концепции насыщения (например, [Glaser, Strauss, 1967]), когда сбор новых данных не приносит дополнительно информации для исследовательского вопроса. Существуют и другие факторы, влияющие на размер выборки в качественных исследованиях, которые исследователи обычно используют для насыщения в качестве руководящего принципа во время сбора данных. Так, К. Чэрмэз [Charmaz, 2006] предполагает, что цель исследования является основным фактором для дизайна выборки и, следовательно, ее размера, и небольшие исследования со «скромными требованиями» [Ibid, p. 114] могут достичь насыщения быстрее, чем исследование, ставящее целью описание процесса на стыке нескольких дисциплин (например, сюжет о наркомании в конкретной группе, а не описание общей наркозависимости).

Другие исследователи выясняли дополнительные факторы, которые могут оказать влияние на размер выборки и, следовательно, на степень насыщения в качественных исследованиях. Дж. Ричи, Дж. Льюис и Г. Элэм [Ritchie, Lewis, Elam, 2003, p. 84] описывают контур 7 факторов, которые могут повлиять потенциально на размер выборки: «неоднородность населения; различные критерии отбора; степень обоснованности критериев, группы, вызывающие специальный интерес и требующие интенсивного исследования; множественность выборок в рамках одного исследования, различные способы сбора данных для коллекции случаев, а также доступный бюджет и ресурсы». К этому Дж. Морзе [Morse, 2000, p. 4] добавляет то, что он называет «теневые данные»: рамки исследования, характер темы, качество данных, дизайн исследования.

Дж. Джетт, Л. Гровер и К.П. Кек [Jette, Grover, Keck, 2003] предположили, что некоторый опыт в выбранной теме может позволить сократить необходимое число респондентов, участников исследования, а Д. Ли, Л. Ву и А. Маккензи [Lee, Woo, Mackenzie, 2002] считают, что исследование, которое использует более одного метода, требует меньше участников, равно как и исследования, которые используют углубленные интервью с теми же участниками (например, лонгитюдные или панельные исследования).

Некоторые исследователи попытались связать вопрос о размере выборки и концепцию насыщения. Тот же Морзе [Morse, 1995] считает, что исследователи часто утверждают, что достигли насыщения, но не всегда в состоянии доказать это. С этим солидарна Г. Боуэн [Bowen, 2008], которая придерживается мнения, что насыщение декларируется авторами в отчете о проведенных качественных исследованиях без какого-либо явного описания того, что это значит или как оно было достигнуто. С этой целью К. Чэрмэз [Charmaz, 2006] приводит пример исследования по изучению стигматизации полных женщин, в котором исследователь утверждает, что категория «испытывает стигматизацию» насыщена очень быстро. Тем не менее, если неопытный исследователь может претендовать на эффект насыщения, более опытный исследователь изучит контекст стигматизации подробнее, особенно его значение для каждой из таких женщин [Charmaz, 2006, p. 114].

По словам Я. Дея [Dey, 1999], концепция насыщения вообще неуместна. Он предполагает, что исследователи часто заключают данные в категории лишь частично закодированными, и объясняет эту практику ссылкой на авторитет таких известных авторов, как А.Л. Страусс и Дж. Корбин, которые предполагали, что насыщение – это «вопрос степени» [Strauss, Corbin, 1990, p. 136]. Они считают, что чем дольше исследователи знакомятся и анализируют свои данные, тем больше потенциал для новых открытий. Вместо этого исследователь, который стремится к насыщению выборки, должен быть больше озабочен достижением точки, где выборка становится «контрпродуктивной», и новые открытия не добавляют ничего нового к теории или рамке [Strauss, Corbin, 1990, p. 136]. Они признают, что иногда проблемой формулировки заключения к исследованию является не отсутствие данных, но их избыток. Как показывает анализ, для исследователя важно следовать выбранной модели, чтобы вовремя сократить данные там, где это необходимо. Ввиду существования многочисленных факторов, которые могут определять размер выборки в качественном исследовании, многие исследователи не удосуживаются определением, каков должен быть необходимый и достаточный размер выборки (в отличие от количественных исследований, например). Однако некоторые исследователи пошли опытным путем и реконструировали размер выборки де-факто, проанализировав проведенные качественные исследования. Так, Дж. Гест, А. Банс и Л. Джонсон [Guest, Bunce, Johnson, 2006, p. 59] отмечают, что «хотя идея насыщения полезна на концептуальном уровне, она дает мало практических рекомендаций для оценки размеров выборки для надежного исследования до сбора данных». В ходе анализа проведенных другими исследований они обнаружили «всего семь источников, в которых представлены руководящие принципы для размера реализованной выборки» [Ibid., p. 61]:

этнография и народная медицина: 30–50 интервью [Morse, 1994, p. 225]; Бернард [Bernard, 2000, p. 178] утверждает, что большинство исследований здесь основаны на выборке в интервале между 30 и 60 интервью;

методология обоснованной теории: 20–30 интервью [Creswell, 1998, p. 64]; 30–50 интервью [Morse, 1994, p. 225];

феноменология: от 5 до 25 интервью [Creswell, 1998, p. 64]; по крайней мере 6 интервью [Morse, 1994, p. 225];

все качественные исследования: 15 интервью минимально приемлемый образец [Bertaux, 1981, p. 35].

Хотя эти данные предлагаются в качестве информации к размышлению, авторы не стремятся представить эмпирические аргументы относительно того, почему возникли именно эти цифры, а не другие. Например, К. Чэрмэз предполагает, что «25 (участников) достаточно для небольших проектов» [Charmaz, 2006, p. 114], а согласно мнению Дж. Ричи, Дж. Льюис и Г. Элэм, качественные исследования часто «залегают под 50» [Ritchie, Lewis, Elam, 2003, p. 84], в то же время Дж. Грин и Н. Торогуд утверждают, что по опыту самых качественных (!) исследователей мало что нового приходит из стенограммы после того, как сделано 20 интервью или около того [Green, Thorogood, 2009, p. 120].

Таким образом, несмотря на то что одни исследователи формулируют принципы для качественной выборки, есть доказательства того, что другие исследователи-полевики нестрого их придерживаются. Сошлемся на Б.С. Томсона [Thomson, 2004], который провел обзор 50 научных статей, доступных в интернете с помощью Proquest ABI Inform[13]13
  Электронная база данных, предоставляющая доступ к публикациям в сфере промышленности, бизнеса, финансов и менеджмента.


[Закрыть], с параметром поиска «обоснованная теория» в цитате и абстракте, и нашел выборки размером от 5 до 350 респондентов. Из них чуть более трети (34 %) используемых выборок – в диапазоне от 20 до 30, как рекомендовал Кресвелл [Creswell, 1998, р. 128], и только 11 исследований (22 %) – с выборками в диапазоне свыше 30, как рекомендовал Морзе [Morse, 1994, p. 225].

Некоторые исследователи пошли дальше разработчиков руководящих принципов и попытались практически реализовать концепцию насыщения исходя из собственного эмпирического анализа. Возможно, первыми, кто попытался это сделать, были А.К. Ромни, В. Батчелдер и С.К. Веллер, которые для своей этнографической работы разработали инструмент анализа, называемый «культурная модель консенсуса» [Romney, Batchelder, Weller, 1986]. Она позволяет выявить общие характеристики между сообществами и культурными группами. Согласно этой модели каждая культура обладает разделяемым индивидами взглядом на мир, что приводит к культурному консенсусу. Несмотря на то что уровень консенсуса по различным темам действительно изменяется, они полагают, что существует конечный набор таких характеристик или культурных взглядов. А.К. Ромни с коллегами предлагает анализировать эти взгляды как факторы для производства строгой модели культур мнений. Ориентируясь на минимальный размер выборки и ставя целью построить подобную модель, например, С. Этран, Д.Л. Медин и Н.О. Росс установили, что «лишь 10 информантов были необходимы, чтобы достоверно установить консенсус» [Atran, Medin, Ross, 2005, p. 753].

А. Гриффин и Дж. Р. Хаузер повторно проанализировали данные из своих исследований по клиентам портативных контейнеров для пищевых продуктов [Griffin, Hauser, 1993]. Их работа была осуществлена в рамках маркетинговых исследований для повышения надежности и валидности. В результате они установили, что от 20 до 30 глубинных интервью будет необходимо и достаточно, чтобы раскрыть до 95 % всех потребностей своих клиентов. В недавней работе Гест с соавторами провел систематический анализ собственных данных из исследования 60 женщин по охране репродуктивного здоровья в Африке [Guest, Bunce, Johnson, 2006]. Исследователи изучили коды, которые были разработаны в их 60 интервью, оценивали их вновь по тому моменту, когда данные поступали без новых кодов, т. е. выборка стала насыщенной. Они предположили, что насыщение произошло на очень раннем этапе исследования. Из 36 разработанных кодов 34 были результатом первых 6 интервью, а 35-й код появился после 12 интервью. Их заключение сводится к следующему: для исследования с высоким уровнем однородности опрошенных «выборки из 6 интервью может быть достаточно, чтобы развить значимую тему и полезные интерпретации» [Guest, Bunce, Johnson, 2006, р. 78].

Слабость убедительной концепции насыщения связана с финансовыми и временны´ ми затратами в ходе исследования. Зачастую исследователи не могут позволить себе роскошь продолжать глубинные интервью, обработка которых требует насыщения выборки. Особенно если придерживаться мнения, что точка насыщения «потенциально безгранична». Кроме того, спонсоры исследования часто требуют детального предварительного описания будущего исследования, которое включает информацию о том, кто именно и сколько респондентов будут приглашены на интервью в начале исследования с четким подробным обоснованием и стратегией интервьюирования. Таким образом, институциональная логика заказчика, желающего знать, на что ушли деньги, входит в противоречие с непредсказуемым характером процессуальности выборки в качественном исследовании.

Итак, что же все это значит? Приведенный методологический обзор работ, в которых можно обнаружить рефлексию относительно размера выборки в качественном исследовании, приводит к выводу, что нельзя ограничить качественное исследование заранее оговоренным числом респондентов, если только к этому не приводят финансовые и временны́е затраты. Но в этом случае вопрос о надежности выводов неактуален. Очевидно, размер выборки должен быть рассчитан с определенным «запасом» – на случай «ремонта» выборки с отбраковыванием малоудачных интервью, малосопоставимых по качеству и объему. Из транслируемых опытов постисследовательской рефлексии ясно, что эффект раннего насыщения является, скорее, исследовательской удачей, чем ожидаемой нормой.

Способы сбора биографического материала

Организация сбора биографических данных предполагает различный дизайн, включая полуструктурированное интервью, неструктурированное (глубинное нарративное) интервью, групповую дискуссию, дневники, автобиографии, конкурсы автобиографий. Из перечисленного, пожалуй, последний вариант уходит в историю как примета уникального культурного ландшафта, а также публичные конкурсы автобиографий, возникшие в первой половине ХХ в. Известны «Мемуары безработных» (1930), «Мемуары крестьян» (1935), инициированные Л. Крживицким в Польше, четырехтомник Й. Чалашинского «Молодое поколение крестьян» (1938), его же послевоенная десятитомная серия «Молодое сельское поколение Народной Польши». Предвоенный конкурс – «Молодое поколение крестьян» – привлек свыше 1500 участников, а конкурсы «дневников» – жизненных историй безработных и крестьян, собираемых Л. Крживицким, рекрутировали 800 и 500 откликов каждый [Томпсон, 1993, с. 41].

В отличие от конкурсов автобиографий в Польше, примечателен немецкий опыт взаимодействия с педагогическими, культурными и социальными организациями – например, инициатива писателя В. Кемповски, в архив которого передавали неопубликованные автобиографии (описано у [Heinritz, 1989]). В результате сотрудничества исследователей и педагогов возникли архивы школьных автобиографических сочинений. Так, педагоги Вильгельм и Эльфрида Росслеры в 50-е годы собрали тысячи школьных сочинений на автобиографическую тему (об архиве Росслера см.: [Abels, Krueger, Rohrmann, 1989]). В московском отделении «Мемориала»[14]14
  «Мемориал» – международное историко-просветительское и благотворительное общество.


[Закрыть] под руководством Е. Щербаковой уже несколько лет функционирует проект, основанный на привлечении школьных сочинений на тему прошлого опыта сталинизма в семье.

В отличие от стратегий собирания на конкурсной или иной основе неформализированное и неструктурированное интервьюирование представляет собой менее масштабный и дискурсивно менее приближенный к традиции Устной истории метод. Автобиографии конкурсного происхождения сложнее проконтролировать на предмет искажений. В интеракции «интервьюер – интервьюируемый» у исследователя, безусловно, больше возможностей управлять нарративной готовностью рассказчика, направляя его в первую очередь на повествование о пережитом.