Текст книги "Ворон Хольмгарда"

Глава 7

По дороге до Арки-Варежа ничто не отвлекало путников от собственных мыслей, но по прибытии на место эти мысли как ветром сдуло. Как обычно, жители встречали посланцев Олава у ворот в проеме длинных валов; горело множество факелов, освещая местных кугыжей, возглавляемых паном Тойсаром – хранителем главной священной рощи на озере Неро.

– Ваи саатана! – вырвалось у Арнора, едва он при свете этих огней увидел Тойсара. – И перевел для Свенельда: – Ётунов ты свет!

– Что такое? – Свенельд покосился на него. – Старичок никогда особо красив не был, а теперь, гляди, приоделся! Завидуешь?

– Ётунова кочерыжка! Завидую! Я знаю, чья это шуба, глядь! Эти тролли хазарские, видно, где-то тут!

– Ты их видишь? Где?

Арнор скользнул глазами по толпе:

– Пока нет. О, вон зато мой шоля!

На этом они подъехали к самым воротам, и пришлось прервать эту беседу, чтобы сойти с седел и поздороваться с Тойсаром. Честь принимать приветствия и отвечать на них досталась Велераду – Велкею, как его здесь звали: он приходился Тойсару старшим зятем, будучи мужем его старшей дочери, Илетай. Велерад уверенно отвечал тестю тоже по-мерянски: трудно было поверить, что четыре зимы назад тот же Арнор учил его, как хотя бы поздороваться или поблагодарить, и он путал девушку с бобром, то есть слова «удор» и «ундор». Теперь же он гладко желал хозяевам благополучия «как солнце светит, как месяц восходит, как земля велика, подобно тому желаем, чтобы прибыли хлеба, приплода скота, прибавления семейства, изобилия серебра послали вам боги».

Из Силверволла в Арки-Вареж заранее был выслан гонец, и в здешнем погосте, за высокими земляными валами, уже все было готово к приему: пылал огонь в очаге, столы были уставлены деревянными блюдами и глиняными горшками. Обряд встречи у мерян был весьма продолжительным, но и Арнор, и Велерад, и Свенельд, и прочие их опытные спутники знали, что их ждет, и терпеливо ждали, пока все пройдет своим чередом.

– Старичок опять женился? – шепнул Свенельд Арнору.

– Не знаю, не слышал, – так же ответил тот.

В ту памятную обоим зиму лепешки и сыр им подавала покшава Кастан – та, что вскоре после этого попыталась заворожить Свенельда, но, хитростью дочери сбитая со следа, пустила невидимую стрелу в Арнора. Что она умерла через лето после того, они знали, поэтому не удивились, увидев, что теперь блюдо с лепешками держит другая женщина – средних лет, им незнакомая, со звенящими бронзовыми подвесками на груди, на поясе, на поршнях. Она выглядела намного моложе Тойсара: ему нескольких лет не хватало до пятидесяти, а эта женщина могла бы быть его дочерью. Но оставшихся в доме двух младших дочерей Тойсара они знали в лицо.

Однако даже сильнее, чем женщина с блюдом, взгляды гостей притягивала шуба, в которую был облачен Тойсар. Роскошная шуба – на черной лисе, сплошь покрытая узорным сарацинским шелком. Даже для самого хакан-бека едва ли удалось бы придумать более роскошную одежду, разве что пошить на соболях. И Арнор точно знал, откуда она здесь взялась. Он впервые увидел ее – и присвистнул от изумления – в том мерянском яле, где встретил разговорчивого покойника. А потом разрешил седобородому Самуилу взять ее обратно, чтобы тот не замерз по дороге в Силверволл. Строго говоря, эта шуба и убедила Арнора и его отца, что булгарские пленники – и в самом деле такие богатые и уважаемые люди, как говорят.

Велерад и Тойсар стояли у очага, по очереди бросая по кусочку блина и отливая понемногу пуре в честь каждого из многочисленных богов: великого Юмо, предопределителя судьбы мира, Матери огня, великого бога светлого дня, великого бога-хранителя дома, великого бога – хранителя рода, великого бога грома, молнии, солнца, луны, звезд, ветров и тихой погоды, воды, земли, урожаев, рождения детей, создателя металлов, плодовитости скота, расплодителя пчел, создателя туманов…

В погосте было тепло, густой дух печеной свинины с чесноком и вареной конины мешался с дымом сухих дров, а эту смесь разбавляли струйки холодного свежего воздуха из щелей под высокой крышей, куда уходил дым. На столах горело множество глиняных светильников, заправленных жиром и воском.

Наконец Тойсар и Велерад, закончив угощать богов, сами выпили по ковшу пива и перевернули их кверху донцами, показывая, что пусто. Обменялись дарами: отроки Свенельда вынесли лари с хорошими тканями, беленым льном и тонкой шерстью, с шелком, с железными орудиями – топорами, копьями, ножами. Хозяйке дома Велерад вручил ожерелье из хрусталя и сердолика, добавил по снизке ярких стеклянных бус для каждой из дочерей Тойсара – от имени своей жены, их старшей сестры. Тойсар в ответ выложил сорочки́ дорогих куниц – для Олава, его жены, его дочери, а для Велерада, Илетай, Свенельда и Арнора – сорочки́ бобров.

Стали рассаживаться: русы с одной стороны, меряне с другой. Отогревшись после холода, развязали верхние пояса, распахнули кожухи.

– Пура[40]40
  Пура – короткое мерянское приветствие, типа «добрый!»


[Закрыть]! – За спиной у Арнора вдруг возник Виги.

– Вот он ты, апсар[41]41
  Апсар – малец.


[Закрыть]! – Арнор оглянулся. – Пура!

– Дадите мне присесть с краешку? С утра все кухты[42]42
  Кухты – женщины.


[Закрыть] обезумели, зайцев жарили для пира, еды никакой было не добиться. Едьбы, – добавил Виги многозначительно.

– Это что еще за слово? По-ётунски?

– По-славянски, апса[43]43
  Апса – простофиля.


[Закрыть]! Наша Арно теперь так любит говорить, не слышал?

– Нету такого слова! – вмешался Свенельд, знавший славянский язык, в отличие от сыновей Дага, как второй родной. – «Еда» есть, а «едьбы» никакой нет!

– Как Арно? – спросил Виги.

– Да лучше нас всех! Хотел бы я теперь быть, где она, – вздохнул Арнор и невольно бросил взгляд на Свенельда, уверенный, что тот разделяет эти чувства.

– У нее подруга завелась! – Свенельд чуть-чуть отомстил. – Они теперь везде ходят вместе, не расстаются днем и ночью. Считай, что у тебя есть еще одна сестра!

– Такая сестра любому будет за счастье! – не остался в долгу Арнор, а Виги, в изумлении переводивший взгляд с одного на другого, наконец вклинился:

– Саатана, вы шутите? Какая сестра, откуда?

– Йора, это потом. Как тут все? Где те ёлсы хазарские?

– На озере Келе, у Аталыка. Рванули туда нынче утром, как вчера пришел гонец, что вы едете.

– Они не хотели со мной повидаться? – Свенельд подался к Виги.

– Они ж не сумасшедшие. Йора, потом расскажу. Да вы сами все поймете.

Все уселись за столы, уставленные горшками и блюдами. Соленая, жареная рыба, жареная дичь, каша с салом, вареная конина, блины, грибы, копченая гусиная грудка, ржаные лепешки и тыртыши – ржаные же пирожки с рыбой или с ягодами, открытые сверху, с защипанным краем. Возле очага стояли ленгежи – большие берестяные туеса с мерянским пивом, на краю каждого горела свеча и висел деревянный ковшик, обитый по краю согнутыми полосочками, вырубленными из сарацинских серебряных дирхемов. Угощение было обильным, как всегда, но острый взор Свенельда живо подметил, что почтенные кугыжи за столом напротив – с серьгами в ушах, с маленькими колечками на кожаных очельях, в кожухах, отделанных полосками шелка, – сегодня выглядят более важными и надменными, чем прежде.

Тойсар и молодая хозяйка начали угощать гостей – это тоже был обряд, не менее долгий, чем угощение богов.

– Это не жена его? – шепнул Арнор младшему брату, видя, что эти двое направляются к ним.

– Нет, это Толмака. Толмак опять с ним теперь живет.

– Ну, ясное дело, хоть какая-нибудь баба в доме старичку нужна! – хмыкнул Свенельд, знавший домашние обычаи мери. – Вроде он не совсем еще одряхлел.

Для человека преклонных лет Тойсар выглядел совсем неплохо: среднего роста, худощавый, он не поражал мощностью сложения, кисти и ступни у него были невелики и тонки. Шуба, сшитая на более рослого и плотного Самуила, сползала с плеч, полы немного волочились, а опущенные руки исчезали в рукавах. Морщины на продолговатом остроскулом лице были частыми, но мелкими, и не бросались в глаза; низкий лоб закрывали волосы соломенного цвета, и только в тускло-рыжей бороде уже блестели белые нити. Значительности этому лицу придавал нос – довольно крупный и сломанный, иначе Тойсара в полутьме можно было бы принять за молодого парня. Разговаривая с гостями, он часто и охотно улыбался, отчего у глубоко посаженных, небольших светло-голубых глаз появлялись во множестве морщины, придававшие ему располагающий вид; когда же он обращался к богам, то лицо его хранило строгость, и видно было, что дух его привык устремляться к небесному обиталищу Кугу Юмо. Вместо кожаного очелья он носил серебряный обруч, а в ушах у него были сразу четыре серьги: две серебряных, одна бронзовая, а в правом ухе – еще и золотая. Может быть, единственная золотая серьга в Мерямаа, кроме тех, что сыновья Дага привезли с Хазарского моря.

А ведь пожалуй, без тетки Кастан ему лучше живется, отчасти с изумлением подумал Свенельд. В былые годы Тойсар был уж слишком угнетен властью строгой жены, принимал все решения только с ее согласия, а без нее помолодел и повеселел. Хоть опять женись…

Вот к ним подошли, и гости сделали почтительные лица. Каждого для начала угощали отдельно: подавали ковш пива и ждали, пока выпьет до дна, потом вручали лепешку, обмениваясь пожеланиями:

– Живите благополучно, пусть даст вам Кугу Юмо доброе здоровье, прибыль скотом и хлебом, дети ваши да будут на руках ваших…

У мери в почете было кислое пиво, которое иные из русов переносили с трудом. Тьяльвар не выносил его вовсе, жалуясь, что от одного глотка начинается резь в животе, и предпочитал медовуху. Поэтому бедняге с трудом удавалось, не кривясь, выпить предложенное и ответить:

– Лиже ыле! Да будет так!

Те, кого хозяева угостил, могли садиться и начинать есть; Свенельд и его спутники, уставшие с дороги, наконец набросились на еду. Свенельд торопился, зная, что когда Тойсар обойдет все столы, ему придется рассказывать все заново – про войну с хазарами и вятичами, про смерть Годо, про все возможные следствия похода прошлой зимы… Что-то здесь, наверное, уже знают от Самуила и его спутников, но тем важнее было рассказать, как все было на самом деле и что об этих делах думает Олав конунг.

– Я вижу, Тойсар, боги благословили твой дом богатством, – начал Свенельд, утолив голод; после двух дней в дороге и неудобного ночлега его клонило в сон, но важно было выяснить, с чем его тут встречают. Виги переводил. – Ты обзавелся такой роскошной шубой – хоть самому Юмо впору.

– Я получил эту шубу в дар, – Тойсар с удовольствием оглядел широкие узорные рукава, – от Самуила бен Бехера, почтенного человека из Итиля.

– Из Итиля! – в один голос воскликнули Свенельд и Арнор.

– Ётунова кочерыжка!

– Я был прав!

– Да, глядь!

– Ты, Севендей, уже о нем знаешь. – Тойсар глянул на Арнора, не сомневаясь, что русы из Силверволла уже обо всем поведали русам из Хольмгарда. – Он со своими спутниками у Дага в Тумере побывал, а потом Даг младшего сына проводить их к нам послал.

– Это мне известно, – со скрытой яростью ответил Свенельд. – Но почему я не вижу этих почтенных людей здесь? Мне, признаться, весьма охота самому с ними познакомиться.

– Они уехали на озеро Келе, с Аталыком и другими тамошними старейшинами повидаться.

– Но отчего же они не захотели немного обождать и повидаться со мной? – не отставал Свенельд. – Я бы потом и проводил их на озеро Келе, все равно я через несколько дней буду там.

– Если ты там будешь, то встреча твоя с ними отложится ненадолго. – Причины этого спешного отъезда Тойсар не хотел обсуждать. – Весьма важные новости Самуил мне передал. Прошлой зимой Велкей рассказал нам, что ты и ваш старший брат отправились на западные окраины хазарских владений, чтобы отомстить за смерть зятя Олава. Целый год мы не знали, чем это дело кончилось. Теперь нам известно, что тот край вами разорен и попасть в Хазарию через южные реки больше невозможно.

– Так и есть. Волоки между Окой и Доном разорены. Не думаю, чтобы между Олавом и Аароном когда-нибудь вновь мог установиться торговый мир.

– И ты так говоришь, будто потеря самая ничтожная! – воскликнул Пагай – рыжеволосый мужчина лет сорока, родич покойной Кастан. При взгляде на его широкое, плосковатое, усыпанное веснушками лицо Свенельду всегда приходил на ум пшеничный блин, а сыновья Дага Пагая между собой звали Медным. – Погибла торговля, которая приносила богатство нашим отцам, дедам и прадедам! А ты спокоен, как будто лысую белку потерял!

– Они своими руками ее и разрушили! – вставил Коныш, другой старейшина, обгладывая заячью кость.

– Наша дружба с хазарами не стоила и лысой белки, если они так легко разбили ее, – ответил Свенельд. – Сам посуди, Пагай: у Олава и Хельги был заключен договор с хакан-беком, что он пропустит наше войско через свои земли. Аарон дал слово и потребовал взамен половину нашей добычи. Потом нам стало ясно: хазары с самого начала задумали обман. Они пропустили нас, чтобы мы могли взять у сарацин эту добычу. А когда мы пошли обратно, они сами попытались взять ее у нас, всю целиком. Их слово не стоило ничего. Нам дорого обошлась доверчивость – мы поверили хазарам, а они считали нас за псов, за диких зверей, которым можно именем бога дать любые клятвы, но соблюдать их вовсе не обязательно. Мы очень дорого заплатили за то, что считали…

Свенельд запнулся, не зная, как лучше сказать «считали себя равными им» или «считали их честными людьми». Наплевав на договор, по всем правилам заключенный между владыками руси и хакан-беком, хазары показали, что не считают русов людьми, но тем самым и себя исключили из числа приличных людей. Иначе невозможно, у этой палки всегда два конца. Выводящий другого из числа «людей» и сам неизбежно уходит за ним.

Но сколько оправданий для себя он при этом находит!

– Не только русы заплатили за это вероломство! – снова вступил в беседу Тойсар. – Вы знаете, что на пути с Итиля погиб мой родич Тумай, и многие десятки мужей и отроков не вернулись из того похода к своим очагам. Мы, меря, от коварства хакан-бека не меньше вас пострадали. Но, возможно, тебе неизвестно, что в Итиле правят две силы.

Свенельд в выразительном удивлении поднял брови – мерянский пан, никогда в жизни не покидавший берегов озера Неро, собрался расказать ему об Итиле чего-то, чего он не знал. Откуда такая осведомленность?

– Одна имеет власть оружия – это хакан-бек, его беки и тарханы, его арсии. Те самые, что первыми на ваше войско напали. А вторая при помощи серебра правит – это рахдониты, чьи пути пролегают через весь мир, много дальше, чем известно тебе и мне. Вероломно с нами поступили люди хакан-бека. С ними мы не можем восстановить мир. Но вторая сила, сила серебра, на нашей стороне.

– Вот как!

– Да, видит Кугу Юмо! Для кагана и рахдонитов весьма досадна эта война, что мешает людям торговать и приобретать богатство. Они предлагают нам союз и дружбу. Посланцем от них к нам ехал Самуил, и если бы не…

– Вот еще о чем очень важно сказать! – почти перебил Тойсара Пагай, кладя недоеденную лепешку с куском вареной конины. – Севендей, и ты, Аркей! Нам известно, что эти люди из Хазарии много сокровищ для подарков привезли – серебряных дирхемов, дорогих украшений, шелковых одежд, кувшинов и чаш! Они предназначили это для всех видных мужей Мерямаа – для вас, для нас, может быть, даже для Аталыка, если он в этот раз покажет себя чуть поумнее обычного! Где эти вещи? Вы привезли нам нашу долю? Что-то я пока ее не вижу! Или это не все? – Он показал на лежащие у очага короба с дарами от Олава.

– Чего, ётуна мать? – в изумлении Свенельд положил нож на стол и наклонился вперед.

– Что ты сказал? – невозмутимо перевел Виги, хотя «ётуну мать» мог бы перевести на мерянский вполне точно.

– С-саатана! – вполголоса вырвалось у Арнора.

Он выпрямился, глядя на Пагая, и в его широко раскрытых глазах загорелся гнев.

– Что ты с-сказал? – внятно повторил Арнор по-мерянски, поднявшись на ноги. – Ты об-бвиняешь нас, меня, моего отца, что мы утаили часть даров, к-которые привезли для вас?

– Но их привезли для всех нас, мы это слышали своими ушами! – Пагай тоже встал.

Тойсар делал ему знаки: он предпочел бы не ссориться с русами, да еще на пиру в первый день их приезда. Но Пагай такой робостью не отличался, и нелюбовь его к русам для них никогда тайной не была.

– Где наша доля? У Самуила только шуба да шапка осталась, – Пагай указала на Тойсара, – а было в десять раз больше. Где все это?

– Арни! – тихо, но властно окликнул товарища Свенельд; даже он испугался, видя, как переменилось от ярости обычно спокойное лицо Арнора.

– В-ва… – С усилием – собственное легкое заикание ему в этот раз помогло, – Арнор сдержал просившуюся на язык брань. – Ты, П-пагай, пытаешься назвать меня и моего отца ворами? Ты знаешь, как у нас принято отвечать на такое? А не знаешь – мне п-плевать! Или ты сейчас возьмешь твои слова обратно, или п-пойдешь со мной на поле! А откажешься – я прямо с-сейчас тебе твой грязный язык в задницу засуну!

– Прекратите сейчас же! Поро кугу юмо! – Тойсар, опомнившись, вскочил и замахал руками. – Молчите, оба!

Свенельд тоже встал и, крепко обняв Арнора за плечи, усадил на место. Тот не сопротивлялся, но широкая грудь его вздымалась от тяжелого дыхания, большие серые глаза горели яростью, ноздри вздрагивали. После похода на восток, где он едва не получил стрелу в голову, узнать, что его обвиняют в краже чужих даров – этого он, при всей его уравновешенности, не мог перенести. Как человек порядочный и не склонный к раздорам, Арнор почти не имел врагов и не привык к грязным обвинениям.

– Это Самуил сказал вам, что привез дары для всех, а они остались в Тумере? – спросил Велерад.

– Да, он рассказал, сколько прекрасных вещей они везли, – кивнул Тойсар. – Мы не должны ссориться на этом пиру, куда призвали богов, – он указал на очаг. – Но уж если речь об этом зашла, мы хотели бы знать – почему все дары остались в Тумере?

Свенельд на всякий сжал плечо Арнора, опасаясь, что тот опять полезет в драку. Тот слегка ударил его по руке: это лишнее. Он лишь расстегнул пару верхних пуговиц на кафтане, чтобы остыть, но в духоте покоя, под облаком очажного дыма это было бесполезно.

– Если вы хотите заключить договор с посланцами кагана только для себя, то с этим мы не можем согласиться, – продолжал Тойсар. – Мы позволили вам, русам, жить в Тумере и вокруг него, много лет наши отцы и деды были друзьями и вступали в родство. Но мы не позволим, чтобы вы одни пользовались богатствами нашей земли. У нас будет общий договор с людьми кагана, или не будет никакого. Мы имеем право… Мы требуем тех же прав в торговле, что и вы. Поэтому, если вы хотите и дальше жить в дружбе, половину даров кагана вы должны вручить нам. Я хочу, чтобы ты, Аркей, передал мои слова твоему отцу.

– Я передам эти слова моему отцу, – ровным голосом ответил Арнор. – Но н-не требуется далеко ходить, чтобы разоблачить ложь твоих гостей. Все их имущество у них было отнято на Валге, переходов за десять от Тумера на восток. Они рассказали вам, что на них напала восточная меря? Род Селезня и кто-то с ними. Они убили три четверти дружины, а оставшихся взяли в плен, чтобы потребовать выкуп. Но оказалось, что в живых не осталось никого, кто мог бы с мерей объясняться, да и посылать за выкупом пришлось бы слишком далеко. Тогда они не придумали ничего лучше, как перестать давать пленным дрова, воду и хлеб. Они уже к утру все замерзли бы нах… насмерть, осталось бы только вытащить десяток трупов и вывезти в лес, волкам и лисам на поживу. От этой участи их спас я. С моей дружиной я пришел в тот ял, где их держали, в самый последний вечер, который они прожили бы, если бы не мы. Мы дали им дров и хлеба. В том яле нашлось не больше четверти их вещей – если верить им, что другие вещи были. Может, и были, я их не видел, клянусь Кугу Юмо. Искать их я не стал, потому что не знаю тех мест, и мы были уже слишком далеко от дома. Мы вернулись в Тумер с этими пленными и с тем, что нашлось в яле. Но это уже не их дары. Мы не получили их в дар. Это наша военная добыча, мы оплатили ее кровью раненых и жизнью убитых. Я сам чуть к Могильной Матери не отъехал. Вот сюда, – Арнор показал на свою голову повыше виска, – мне попала стрела. Шлем спас мне жизнь, но шрам еще немного виден. Хочешь посмотреть, Тойсар?

– Я тебе верю, – ответил тот, несколько растерянный. – И благодарю Кугу Юмо и Юмалан-Аву, жизнь тебе сохранившим. Но все же… если те вещи предназначались в дар всем нам…

– Ты хочешь получить часть моей добычи? Ты уже ее получил. Вот эту шубу мы нашли в одной куде, у нее уже был другой хозяин. Сурабай-кугыж. Весьма упрямый старик, который за свое упрямство и вздорность чуть не повис на суку, будто огромная еловая шишка или мешочек муки в приношение Духу Лебедя. Эта шуба тоже была моей добычей. Я сам отдал ее Самуилу, чтобы старый человек не замерз по дороге. Теперь вижу, что зря был таким добрым. За мою доброту, за хлеб моего отца он отплатил нам самой гнусной клеветой. А тебе, за твое гостеприимство – обманом. Хорошо хоть, шуба осталась!

– Шапку, надо думать, уже носит Аталык или Егинчак, – шепнул Виги.

– Я думаю, Пагай хочет извиниться за свои слова, – настойчиво посоветовал Свенельд. – Он не знал, как обстоит дело, и теперь жалеет.

– Иначе я уже сказал, что будет, – на северном языке добавил Арнор.

Пагай с раздосадованным видом отвернулся.

– Мы все просим прощения у Аркея, – Тойсар взглянул на родича, – и у его отца, раз уж мы были… всей правды не знали. Но было бы уместно… раз уж вы так или иначе получили…

– Разве тебе мало даров, Тойсар, которые мы тебе каждую зиму привозим от Олава? – мягко упрекнул Велерад.

– С Олавом у нас свой договор. Но если уж мы договор с людьми кагана хотим заключить…

– Тойсар, послушай меня! – убедительно произнес Свенельд и даже встал. – Ты ошибаешься. Мы не хотим заключать никакой договор с людьми кагана. И никакого договора не будет. Ни у нас, ни у вас.

– За нас ты не имеешь права решать, – вставил еще один кугыж, старый Мантур. – Мы не дети вам и сами за себя решаем!

– Вы не дети и поэтому не станете верить тем, кто уже один раз вас обманул, – ответил ему Велерад. – Эти люди кагана обманули вас, едва ступив в ваш дом. Чего вы ожидаете от них в будущем? Чего можно ожидать от таких людей, кроме обмана? Ведь они потому и убрались на озеро Келе, что не хотели дождаться, пока их тут уличат во лжи!

– А теперь те же лживые песни поют в уши Аталыку и Егинчаку, – добавил Арнор.

– Мы… должны в этом деле как следует разобраться. – Тойсар явно был смущен и не знал, как поступить. – Теперь мы оставим вас отдыхать, а завтра еще поговорим.

– Благодарю тебя, мы и правда очень устали, – ответил Свенельд. – И нам еще есть о чем поговорить.

Он не сказал и половины того, что собирался, но зато стало ясно: положение дел в Мерямаа более запутанно и сложно, чем думал Олав, отправляя его сюда.

* * *

– Ты знал, что эти ёлсы про нашу добычу тут насвистели? – спросил Арнор у Виги, когда меряне разошлись.

В длинном покое еще витали разнообразные запахи пира, младшие отроки прибирали остатки еды в горшки – пригодится утром. Остальные готовились ко сну: раскладывали на широких помостах вдоль стен свои овчины, делали изголовья из снятой верхней одежды. Одеялами служили кожухи, плащи и шкуры, которые, вместе с тюфяками, набитыми пухом рогоза, давали хозяева Арки-Варежа.

– Знал. – Виги кивнул, стаскивая башмак.

– А что не сказал?

– Не успел.

– Что же ты сам-то им не ответил? – спросил Свенельд. – Ты был в том вашем походе и знал, откуда что взялось.

– Так я не знал, саатана! – Виги бросил второй башмак и всплеснул руками.

– Ты ж сказал, что знал, ётунова кочерыжка!

– Я не то знал, глядь! – Виги сам засмеялся этой путанице. Несмотря на все сложности, его лицо с более тяжеловесными, чем у старшего брата, чертами, оставалось оживленным и веселым. – Я ж с ними не сидел при этом. Я потом узнал…

– Как – не сидел? – не понял Арнор. – Как они без тебя объяснялись?

– А с Хравном они объяснялись. Я их привел, один день с ним побыл, а потом смотрю – за столом Хавард уже с Хравном болтает, будто с родным дядей. Потом думаю – что же меня на беседы не зовут? А Илика мне и говорит: им Хравн переводит. Я от нее и узнал, о чем они там толкуют.

– От Илики?

– Да. Она им пуре подавала и все такое, им не приходило на ум ее прочь гнать. Она все и слышала.

– И тебе передала?

– Ну да. Мы с нею подружились. Она девушка хорошая.

– Да она ж еще козявка, – недоуменно ответил Арнор.

– Сам… Не козявее других! – возразил Виги. – Ей уже семнадцать, ума не занимать. Ты бы видел, какие она подвески льет – лучше, чем Илетай! О кузнечном деле меня расспрашивает. Говорит, что хочет выучиться железные топоры ковать.

Слушатели дружно фыркнули: девка, да еще мерянка, – и топоры ковать!

– Да она могла бы! Вы ее давно не видели, она знаешь, как выросла! Почти с меня!

– Ну, это еще невелика птица! – Арнор, более высокий, смерил Виги взглядом, в котором светилось привычная снисходительность старшего брата к младшему.

– Надо ей что-нибудь подарить! – заметил Велерад. – Чтобы она и дальше дружила с нами и передавала, что услышит.

– Эти ёлсы уже уехали. Гля-а-дь, Свен, как я сглупил! – честно признал Арнор, пытаясь взбить изголовье, сделанное из его собственного кафтана. – Надо было их, саатана, оставить в той куде, пусть бы замерзали к Могильной Матери!

– Ничего, поедем на Келе, встретимся с ними, может, еще чего любопытного расскажут! – утешил его Свенельд.

Наконец он улегся, натянул на себя теплую оленью шкуру и глубоко вздохнул от счастья.

– Да они оттуда уберутся еще куда-нибудь… – проворчал Арнор, тоже укладываясь и закидывая руки за голову.

– Куда? – Свен повернул к нему лицо. – Куда они денутся, ётуна мать? У них девять человек и три лошади, а всего добра – та шелковая шапка. До Киева им отсюда не добраться и в Итиль не вернуться. Едва ли у Атлитыка их так полюбят, чтобы снабдить людьми, лошадьми и припасами на пару месяцев пути. Там они сидят, тролли рогатые. И я не уйду, пока не возьму их за жабры.

– Самый крупный – мой, – проворчал Арнор. – Я старому хрену не спущу, что он меня вором выставил.

– А Медный-то язык в задницу засунул, – хмыкнул Виги.

– Ну он же не хотел, чтобы это сделал я.

Все слишком устали, и разговор затих. Закрыв глаза, Арнор уже привычно устремился мыслями к Снефрид – к ее серебряным глазам, нежным и смелым губам, к ее рукам, ласкающим его шею в манящем объятии… В ней ощущался пыл и такая любовная отвага, с какой Арнор еще не встречался, и от воспоминаний об том загоралась кровь. Нахлынула досада на хазарских шайтунов, из-за которых он сейчас за два перехода от нее, когда мог бы…

Прежде чем Арнор заснул, ему пришла еще одна мысль: за все двадцать три года его жизни Силверволл и Арки-Вареж не были так близки к крупному раздору, как в этот вечер. Никогда он ранее не слышал, чтобы его отец или еще кто-то из видных русов Бьюрланда обещал засунуть в какое-нибудь нехорошее место язык кого-то из кугыжей, и не грозил поединком. Отец будет недоволен, думал Арнор, ворочаясь на старом примятом тюфяке. Очень. Рано они обрадовались, выпихнув посланцев «уважаемых людей» из Силверволла.