Текст книги "Ворон Хольмгарда"

Глава 6

Приблизилась Середина Лета, и Даг с сыновьями отвез Арнэйд со всем ее приданым в Арки-Вареж. Еще весной сбылись обещания, которые Тойсар дал от имени богов: «большое серебряное олово» правильно вылилось на сковороду с растопленным маслом, сразанные липовые ветви упали правильной стороной: боги сказали, что русы Мерямаа должны и дальше жить на привычных местах. Тойсар выполнил свои обещания, пришло время выполнить свои. Хорошо зная язык и уклад мери, Арнэйд надеялась, что сумеет привыкнуть к жизни в Арки-Вареже. У мерян справляют свадьбы именно в этот срок, на Сюрэм – главный летний праздник. В это время жгут высокие костры, устраивают скачки на лошадях, изгоняют подальше от селений злых духов. За несколько дней до того Тойсар с другими старейшинами обходил все дома своего кумужа, выбирая подходящую лошадь для жертвы: она должна быть гнедой масти, или рыжей, или сивой, или белой. Белая лошадь вздрогнула при появлении возле нее жрецов, и это означало, что боги избрали именно ее. Жрецы вместе с народом посещали священные рощи, приносили жертвы и совершали моления. В тот день, когда девушки и женщины относят в священные рощи свои приношения – блины, Арнэйд пошла вместе с ними, уже закутанная в головное покрывало замужней женщины. Только теперь ей открылся доступ в священные рощи, называемые «юмо-ото»; она много о них слышала, но увидела впервые. Вокруг Арки-Варежа их было несколько: самая главная – «мер-ото», и поменьше, принадлежавшие отдельным родам – «тукым-ото». Состоявшие из старых лип или берез, эти рощи содержались в чистоте и бывали обнесены жердевыми загородками, чтобы туда не забредал скот. Из них нельзя было ничего забирать, только собранный там валежник использовали для жертвенных костров. Была где-то еще особая роща для жертв кереметам, но туда ходили только мудрые жрецы, а остальным не стоило приближаться.

У мери женщины во время жертвоприношений присутствуют, но ничего не делают; всю работу совершают мужчины, а женщины лишь подходят за благословением. Пока Тойсар с другими кугыжами занимался длинным сложным обрядом, Арнэйд сидела на траве среди женщин, и ей вспоминалось святилище Силверволла, идолы Тора и Фрейра, камень-жертвенник, «кольцо клятв», которое Даг надевал на руку, серебряная чаша для жертвенной крови… Теперь ее место занимает Снефрид, это она стоит с чашей возле камня. Сама же Арнэйд чувствовала себя потерянной не только для родичей, но и для богов.

Арнор говорил, что останется с нею столько, сколько она захочет. Арнэйд была ему благодарна, но дней через пять сама попросила его уехать. Вид брата уже не смягчал для нее боль разлуки с домом и родными, а только напоминал обо всем, чего она лишилась.

– Одна я быстрее привыкну, – сказала она ему. – Поезжай домой.

– Если что-то будет не так, пришли ко мне Латугана, и я… сделаю все, что ты захочешь!

Несмотря на договоры и обряды, Арнор так и не смирился с мыслью, что Арнэйд теперь принадлежит Тойсару, и чувствовал, что оставляет в Арки-Вареже нечто свое.

Латугана и Талвий Арнэйд получила в приданое, чтобы иметь под рукой собственню челядь, которой может распоряжаться по своему усмотрению. Она привезла в Арки-Вареж короба и лари и богато одарила всю многочисленную Тойсарову родню: женщин тканями, посудой и украшениями, мужчин – ножами и топорами. Подарки успокоят подозрительность и заново убедят, что поддерживать с русами хорошие отношения выгодно и приятно. А для самого влиятельного среди мерян таким подарком стала сама Арнэйд. В Арки-Вареже ее называли Аркей – мерянским именем, которое у нее появилось еще дома.

Толмак, старший Тойсаров сын, со своей женой и пятью детьми вернулся в собственный дом – Даг поставил непременным условием, чтобы на Тойсаровом дворе не было хозяйки старше Арнэйд. Под рукой ее остались младшие Тойсаровы дети: Талай и Тайвел со своими женами и двумя младенцами, шестнадцатилетняя Илчиви и в придачу Алдыви, дочь покойного кузнеца Хравна. Алдыви было уже восемнадцать или даже девятнадцать, но, малорослая, щуплая, с мелкими чертами подвижного лица, с оттопыренными ушами и тонкой светло-русой косичкой, выглядела она на четырнадцать, чему мешало только чрезмерно серьезное выражение. Потеряв мать-мерянку в детстве, она привыкла обретаться на Тойсаровом дворе, где прислуживала Кастан и обучалась всем женским искусствам. После гибели отца она совсем осиротела. Оставшиеся после Хравна орудия можно было распродать, и вырученное серебро составило бы для Алдыви неплохое приданое; та, однако, не спешила замуж и просила позволения еще пожить при госпоже. Поскольку она владела северным языком, Арнэйд было приятно иметь при себе кого-то, с кем можно на нем поговорить.

– Видишь, у меня все здесь точь-в-точь как дома! – говорила Арнэйд старшему брату, прощаясь с ним. – Отец, два взрослых брата, сестра, два младенца, челядь – полон дом народу. Скучать будет некогда.

– Не отец, а муж… – мрачно поправил ее Арнор.

Он дал себе слово не выражать сожалений о решении сестры, раз уж она его приняла, но и радоваться тоже не получалось.

– Ах, да… Я немного забылась… Ничего. Он добрый человек, и я привыкну. Все будет хорошо. Если будут важные новости, я сразу пришлю к вам.

И вот родичи уехали, оставив в Арки-Вареже Арнэйд и взамен увозя с собой Илику. Арнэйд не плакала, провожая их, но, когда она осталась в своем новом доме одна, жесткая рука стиснула сердце, мешая дышать. Как стремительно все совершилось, думала она, разводя тесто для ржаных лепешек – точно такое же тесто, для точно таких же лепешек, как дома. За пару месяцев все трое старших детей Дага нашли судьбу: сыновья женаты, дочь замужем. И снова Дагу придется беспокоиться об этом лишь лет через десять, когда Сулай станет невестой, а Еркай женихом.

Мысли ее улетали к оставленному дому. Без нее там Савикай опять тошнит по ночам. А Оксай просыпается и кричит от страшного сна, будя всех на нижнем помосте. У Ерлави наверняка опять пошла кровь из носа и она изгваздала всю подушку – и свою, и Еркая. Когда-то все это так досаждало Арнэйд – в иные ночи, когда детям нездоровилось, она спала меньше, чем самая заваленная работой рабыня, – а теперь казалось дорогим, как всякая часть родного дома. Как-то там Ошалче без нее будет ладить со Снефрид – Ошалче лишь понимает северный язык, но почти не говорит, а Снефрид за эти месяцы не очень много прибавила к тем шести словам, которые запомнила в самом начале. А как она будет объясняться с Иликой?

Шла пора сенокоса, дни были долгими, солнечными, жаркими. Мужчины и часть женщин весь день пропадали на лугах: косили и сушили сено. Скот составлял главное богатство мери, и ему они были обязаны большей частью привычной пищи. Арнэйд оставляла при себе Талвий и Алдыви; рано утром они уходили в луга и рощи вокруг Арки-Варежа собирать целеные травы. В эту пору травы в наибольшей силе, и нужно набрать на потребности всей семьи с запасом, все вычистить и высушить. Алдыви показывала нужные места, куда еще девочкой ходила вместе с Кастан, Илетай и ее сестрами. Обратно они возвращались к полудню и несли на спинах огромные охапки трав, увязанные в куски полотна, а потом разбирали их на столе возле летней печи, связывали в пучки и вешали сушиться в тени под навесом, где их продувал ветер и не давал гнить. Как всегда в эту пору, кончики пальцев у Арнэйд стали желтыми и источали горьковато-пряный запах пижмы, но даже пижма возле Арки-Варежа казалась какой-то не такой, как возле Силверволла.

Арки-Вареж не зря получил свое имя, означающее «высокий город». Это, можно сказать, мерянский Асград, думала Арнэйд – Силверволл не мог с ним равняться величиной и мощью укреплений. Арки-Вареж располагался на холме, на самом высоком месте всей обозримой округи, и лежал в петле реки Гды. Старинные высокие валы опоясывали длинное укрепление, внутренними валами разделенное на три части. Средняя часть была выше двух боковых, в этом же месте Гда наиболее близко подступала к селению и имела самые крутые берега. От своего двора Арнэйд видела справа и слева чужие крыши. Особенно приятно ей было смотреть туда, где за валом находился Руш-конд – Русский двор, погост сборщиков дани. Еще каких-то полгода, повторяла она себе, и туда опять придет дружина из Хольмгарда. И с нею будет Свенельд. Тогда она выйдет встречать его с ковшом пива, как раньше делала Кастан. Они оба уже совсем другие, не как четыре с половиной года назад, когда однажды столкнулись в сенях гостевого дома в Силверволле, но все же, глядя в его глаза цвета чуть запыленного желудя, она почувствует себя почти прежней. Прежней девушкой, смотрящей в будущее с надеждами, пусть неясными, но бодрящими и придающими сил. Так хотелось вернуть это чувство веры в будущее, хотя бы на те несколько дней, что он здесь проведет.

Домочадцев Арнэйд почти не видела: утром по росе она с двумя девушками уходила в рощи, остальные – в луга; днем она хлопотала по дому, а мужа, пасынков, невесток и прочих видела только вечером, за ужином. Оставались при ней и двое малых детей – «внучатые пасынки», как Арнэйд называла их про себя. К счастью, они уже были отняты от груди, и Арнэйд кормила их коровьим молоком, мягким сыром и размоченным хлебом. Дело ей было знакомое: начиная с двенадцатилетнего возраста она так же выкармливала всех детей Ошалче. Когда же после длинных летних дней наконец приходили комариные сумерки, все так уставали, что ели и тут же расходились по своим спальным местам. Даже муж мало разговаривал с Арнэйд; только спрашивал: «Все хорошо?». «Йора кызыт, – не задумываясь, отвечала она. – Теперь хорошо». Можно сказать, что они «ладят», то есть им пока не встречалось поводов для ссор; однако проводя ночи возле мужа на хозяйской лежанке, Арнэйд вспоминала, как спала на полатях с братьями, и ощущала особенную тоску по Арнору, по его родному запаху. Не верилось, что муж хоть когда-нибудь станет ей так же близок и дорог, как брат. Они были уж слишком разными во всем, объединяло их только стремление к миру в Мерямаа, ради чего оба и решились на этот брак. А помня, насколько стар ее муж, Арнэйд тайком сомневалась, проживет ли он настолько долго, чтобы они успели по-настоящему стать единым целым.

Привыкнув болтать со Снефрид обо всем на свете, Арнэйд скучала по ней, но не бралась даже загадывать, когда они теперь смогут увидеться. Между ними два дня пути, а женщины не разъезжают по гостям. Может быть, если у одной из них родится ребенок, это будет достойным поводом пуститься в дорогу. Но вот что странно: о ребенке Снефрид Арнэйд думала с наслаждением, воображая еще одного маленького Арнора и мечтая поскорее взять его на руки, а при мысли о собственном ее охватывал испуг. Она никак не могла привыкнуть смотреть на Тойсара как на мужчину и как на мужа – вдвое ее старше, такого же, как она, роста, он казался ей кем-то вроде приемного отца. Но она вышла замуж не для того, чтобы быть счастливой, как Снефрид с Арнором, напоминала себе Арнэйд. Она решилась на это, чтобы сохранить мир и упрочить связи между русью и мерей, между Силверволлом и Арки-Варежем. Это ей удалось, а значит, цель ее достигнута.

Неужели у нее когда-нибудь появится ребенок от Тойсара? Что она будет с ним делать? Арнэйд вообразила очень маленького Тойсара, с таким же переломанным носом и рыжеватой бородой, только ростом с локоть – засмеялась, но тут же будто железная спица пронзила грудь, и перехватило дыхание от боли.

Все здесь совершенно так же, как дома. Но Арнэйд не оставляло чувство, что она живет где-то на дне очень-очень глубокой воды.

* * *

Даг и его близкие ждали вестей с юга, от Арнэйд, но вести пришли совсем с другой стороны и от других людей. Прошел месяц с тех пор, как Арнэйд покинула дом, приближалась пора жатвы, когда однажды под багряным пологом тихого летнего заката в Силверволл явился рыжий Логи с пятью хирдманами. Обнаружив его у себя во дворе, Даг изумленно заморгал: он знал Логи, Свенельдова оружничего, в лицо, но так привык видеть его зимой, что посреди лета тот казался каким-то мороком. Логи приплыл на лодке с пятью гребцами, с севера по Мерянской реке, чтобы предупредить о скором появлении куда более крупных сил.

– Сюда идет Эйрик, брат госпожи Сванхейд, с войском из трех сотен копий, и с ним Свенельд – с двумя сотнями, – объявил Логи. – Они будут здесь через день-два. Подбери место, где им встать ненадолго. Потом они двинутся на Арки-Вареж и дальше на юг.

– Но для чего?

Даг и все его домочадцы стояли вокруг Логи, а тот еще держал в руках ковш пива, поднесенный ему ради встречи. Однако новости были столь поразительными, что даже Ошалче забыла о продолжении обряда.

Получив краткое описание целей похода, Даг назавтра ранним утром послал к Гудбранду и Снэколю, и еще до полудня в гостевом доме Силверволла было битком набито народу и стоял непрерывный крик. Миролюбивый Даг хмурился: даже в лучшем случае вести означали, что в сердце Мерямаа обоснуется знатный вождь с большой дружиной и будет все переустраивать по своему вкусу. Принесение жертв, устройство пиров в священные дни, суд, торговля, военная сила, принятие законов – все перейдет в его руки. Для людей, чьи предки жили здесь поколениями и привыкли к собственным порядкам, это было равнозначно Затмению Богов, утрате и воли, и доходов, и почета. И кто должен был все это у них отнять? Какой-то родовитый бродяга, от которого родичи придумали избавиться, отправив за море!

– Видно, это какой-нибудь убийца, которого изгнали с родины! – возмущался Торд из Ульвхейма.

– И люди его не лучше! Это небось все викинги!

– Я о нем слышал, – отвечал Торфинн. – Он родной внук Бьёрна конунга, но тот не признает его, не дает ему никаких владений, и он долго воевал с родичами…

– Да он всех нас тут поубивает и ограбит! Мы живем далеко от моря, казалось бы, можно грабежей не бояться – так вы посмотрите, наш собственный конунг, которому мы платим дань, натравил на нас войско викингов! Мы для этого ему платим дань? Чтобы нас убивали и грабили у себя же дома?

– Олав мог бы посоветоваться с нами, прежде чем присылать целое войско! – с досадой сказал Даг. – Мы примирились с Арки-Варежем…

– И этот мир недешево нам обошелся! – вставил Арнор.

– А теперь явится этот «морской конунг», и о мире в Мерямаа можно будет забыть!

– Мы не станем этого терпеть! – сильнее всех возмущался Гудбранд. – Этот ёлс из Свеаланда захватит здесь всю власть! Мы все будем вынуждены ему подчиняться и вылизывать его миски! Сто лет мы жили своим укладом, сами управляли собой и хранили мир с мерей, на кой ёлс он нам здесь сдался! Кто он такой! Он обоснуется здесь, нам придется вдвое увеличить дань, чтобы содержать его с его викингами! Они привыкли жить грабежом, и здесь ни одного целого двора не останется!

– Но что мы можем сделать? – отвечал ему Снэколь.

– Встретить его как следует и отправить обратно за море!

– Чем отправить? Заклинаниями?

– Мы мужчины, и у нас есть оружие!

– Ты собираешься воевать с людьми Олава? Мы с Бьюрланда, если и захотим, сможем собрать не больше сотни! А там их пять!

– Это мы сможем сотню, – не сдавался Гудбранд. – А меря сможет и тысячу! Настало нам время объединиться с ней за нашу свободу! Мы вместе дадим отпор Олаву!

– Ты подбиваешь нас восстать против Олава? – Изумленный Даг поднялся. – Нарушить обеты, которые наши деды дали его деду, на том самом кольце, которое я храню? Да еще и заодно с мерей!

– А почему ты этого не делаешь? Мы поколениями живем среди них! Роднимся с ними! У нас у каждого, кто здесь родился, полно родичей среди мери! И у тебя, и у меня, и у Снэколя! У нас с ними одна родная земля! И Олаву мы платим одинаковую дань. А теперь одинаково станем его рабами, когда он посадит над нами своего ярла, и тот будет драть с нас по две куницы вместо одной! Нет, я не намерен сидеть, как девица, дожидаясь, пока меня отжарят, саатана! Я буду биться за нашу свободу! И советую каждому, кто хочет жить достойно, пойти со мной!

С этим Гудбранд удалился назад в Ульвхейм.

– Да взяла б Могильная Мать этого Гудбранда! – в сердцах воскликнул Даг, когда его родичи вернулись к себе. – Из-за него вы зимой пошли в тот поход и притащили сюда хазар…

– Будто вшей! – не удержался Виги.

– А теперь он рассорит нас с Олавом, как будто без того было недостаточно плохо!

– Едва ли мы могли бы всего этого избежать. – Арнор мрачно качнул головой. – После той битвы на Итиле борьба за новые пути сделалась неизбежна, Мерямаа стала стоить в десять раз дороже прежнего, и все захотели свой кусок – здешние и чужие. Все катится в эту сторону.

– Гудбранд, конечно, не выглядит мудрым человеком, – заметила Снефрид. – Но дело вот в чем: мудрый человек слышит и передает другим волю богов. А немудрый – действует по воле богов, сам того не сознавая.

– Но тогда выходит, что немудрый – мудрее мудрого? – Виги недоверчиво поднял брови. – Объясни мне, вёльва ты наша.

– Не сказала бы, что мудрее. Мудрый видит, куда катится судьба, и может вовремя отойти в сторону, чтобы не быть раздавленным. А немудрый… Он думает, что едет на повозке судьбы, а на самом деле он ее везет. Но рано или поздно попадет под колеса, и дорога для повозки судьбы всегда бывает вымощена костями этих немудрых.

* * *

Эйрика, человека столь знатного и к тому же родича Олава, Даг встречал у Мерянской реки, приведя с собой несколько лошадей – для самого Эйрика, Свенельда и Халльтора. Обменявшись первыми приветствиями, гости и хозяева направились в Силверволл. В гостевом доме уже был приготовлен стол для знатного вождя, его приближенных и самых видных здешних жителей. Главная часть войска остановилась между лесом и рекой, раскинув шатры там же, где когда-то стояли вернувшиеся с Хазарского моря.

Рослый, внушительный, с длинными рыжими волосами, с дорогим мечом на перевязи, Эйрик, выступая между Свенельдом и Халльтором, тоже людьми не маленькими, выглядел как истинный конунг, пусть на нем вместо роскошных нарядов была обычная льняная сорочка с влажными пятнами пота после целого дня в лодке на жаре. Перед ним несли его стяг – черный, прихотливо изогнувшийся змей на синем поле. Вот Эйрик вошел в гостевой дом; на длинном очаге из валунов только в самой середине горел небольшой огонек для жертв, но дверь оставили открытой, и помещение заливал яркий свет долгого летнего вечера.

Даг с сыновьями сопровождал гостей, а перед очагом их ждали три нарядные женщины: одна, в середине, в цветном варяжском платье, а две другие по бокам – в мерянском. Эйрик вошел, Даг знаком предложил ему приблизиться, чтобы принять посеребренный рог, Эйрик сделал несколько шагов… и вдруг остановился.

– Снефрид?

На его малоподвижном лице отразилось явственнное изумление. Не менее удивились и все остальные. А Эйрик во все глаза смотрел на женщину с рогом и даже еще придвинулся к ней.

– Снефрид, это ты!

– Это я, Эйрик конунг. – Снефрид одарила его своей загадочной улыбкой, едва приподнимающей уголки рта. – Не смела надеяться, что ты меня помнишь. Но рада приветствовать тебя так далеко… от наших родных мест.

Она протянула рог Эйрику, тот взял и по привычке отпил, потом снова посмотрел на Снефрид.

– Но что ты здесь делаешь?

– Я здесь живу. Вот мой муж. – Снефрид указала на Арнора, удивленного не менее всех прочих.

– Твой муж? – Эйрик взглянул на Арнора. – Так это и есть беглец Ульвар?

Это было уже слишком: Снефрид засмеялась, вслед за нею и другие. Беспокойное веселье ширилось, разливаясь по палате по мере того, как до людей доходила смехотворность случая.

– Я не Ульвар, – пояснил Арнор, отсмеявшись, поскольку видел, что Эйрик ничего не понимает. – Вижу, ты кое-что знаешь о моей жене, но да будет тебе известно, что Ульвар ее не дождался – он погиб зимой, и весной она вышла за меня. А я – Арнор сын Дага.

Эйрик еще раз перевел взгляд со Снефрид на Арнора, подумал, потом кивнул:

– Повезло тебе, парень. Как ты сумел уговорить такую женщину? Знал бы ты, какие люди…

Нечто подобное Арнор слышал не в первый раз. И хотя он до сих пор не понял, чем заслужил свое везенье, успел к нему попривыкнуть.

– Тогда она еще не была вдовой. И ей делает честь, что при таком богатом выборе она не взяла нового мужа, пока не убедилась, что прежнего нет в живых.

– Такова судьба, конунг. – Снефрид слегка развела руками. – Меня послало в дорогу пророчество известной тебе женщины по имени Хравнхильд, вынудило меня бежать на самый край света. Но вот я достигла края Мидгарда и здесь нашла свою судьбу.

– Ты поторопилась! – слегка попрекнул Эйрик. – Если сбудется все, что нами задумано, уже через год-другой здесь будет вовсе не край света, а лишь остановка на пути в Серкланд.

– Вот видишь, конунг! – живо подхватила Снефрид. – Стоило мне промедлить, и пришлось бы бежать дальше, до самого Серкланда! Как хорошо, что я успела обзавестись надежным якорем!

– Вот это твой якорь? – Эйрик еще раз осмотрел Арнора. – Вид у него вполне надежный.

– Разумеется. Прозвище моего мужа – Камень.

– Так значит… – Эйрик окинул ее внимательным взглядом, будто что-то припоминая, – ты все-таки нашла мужа?

– Нашла, конунг. Поэтому мне и нет нужды возвращаться назад. Но то, что мне суждено делать, я могу делать и здесь.

Благодаря этому происшествию все оживились, чувство натянутости и тревога, с которой в Силверволле ждали Эйрика, заметно ослабли. Гости стали рассаживаться, поднялся гул.

При первом же случае Свенельд ухватил Снефрид за рукав:

– А где Арнэйд?

– Ты еще не знаешь? – Снефрид сочувственно глянула на него. – Она вышла замуж.

– Что?

– Совсем недавно, на Середину Лета.

– За кого?

– За мерянского хёвдинга Тойсара. Она теперь живет в Арки-Вареже.

– За Тойсара?

Изумленный Свенельд застыл, и Снефрид ушла заниматься делами. Свенельд сел на свое место. Весть о браке Арнэйд – да еще с Тойсаром! – поразила его. Он давно свыкся с мыслью, что ему она принадлежать не может, хотя не вполне еще избавился от сожалений, но мысль о том, что теперь она принадлежит другому, вызвала в нем изумление и тайную ярость. Лучше бы она всегда оставалась здесь, в Силверволле… И то, что она исчезла, да еще была отдана в мерянский дом, еще раз заставило осознать: все изменилось в Мерямаа, и перемены затронут каждого.

Всем – особенно, конечно, Арнору – было любопытно, каким образом Снефрид свела знакомство с «морским конунгом», но ближайшее будущее всех сейчас волновало больше.

– Олав намерен прочно утвердить свою власть в Мерямаа, а уж потом прокладывать путь в Булгар, – объяснял Свенельд. – Зимой мы все видели, что будет, если этим пренебречь. Мы легко разбили Атлитыка…

– Аталыка.

– Один тролль. Разбили того тролля с Келе-озера, потому что у него на сбор своих сил было всего два дня. Но мы не можем пробиваться в Булгар, оставляя за спиной тлеющие угли. Если здесь верх возьмут горделивые глупцы вроде вашего Гудбранда и того Пагая, они откажутся давать дань уже следующей зимой, и нам придется добиваться ее силой. А если верх возьмут хитрецы – они выкажут мнимую покорность, позволят нам проложить путь в Булгар, заведут кое-какие связи, прикопят оружия и поднимутся уже после, чтобы требовать с нас платы за проход туда через их земли. Ничего этого Олав допускать не намерен. Эйрик ярл останется здесь до зимы, чтобы обеспечить сбор дани. Если все пройдет гладко, летом возьмемся за булгар, но уже верно зная, что нам не ударят в спину.

– Добиться этого будет нелегко, – предупредил Даг. – Многие возмущены: мы привыкли жить своим обычаем, и если у нас появится правитель от имени Олава, ничего о нас не знающий… Да и дань возрастет, не Олав же будет все это содержать…

– Когда торговые люди будут ездить отсюда прямо в Булгар, это принесет выгоду всем – от тебя, Даг, до этого вашего, который все молчит…

– Кеденея?

– Точно. Каждая белка будет приносить в несколько раз больше прибыли, чем раньше.

– Но люди мало способны заглядывать в послезавтрашний день и оценивать его выгоды или потери, – сказала Снефрид. – Они верят тому, что в руках.

– Охотнее всего люди верят посулам! – ответил ей Даг. – И чем несбыточнее эти посулы, тем охотнее им верят… саатана!

– Это решено, тут толковать больше не о чем. Даг! – Свенельд слегка наклонился в сторону хозяина. – Ты пойдешь с нами на Арки-Вареж?

– Нет. – Даг качнул головой. – Это не в моих силах. Я друг Олаву и не намерен мешать его замыслам, подкрепленным пятью сотнями копий, хоть мне эти замыслы и не нравятся. Но с Тойсаром я теперь в двойном родстве. Моя дочь замужем за ним, а его дочь – за моим сыном. Если он покорится мирно, я охотно приеду и помогу все уладить к общему удовольствию. Но думается мне, предстоят столкновения. Выйти против него с оружием я не могу. А ты сам? Ведь и ты с ним в родстве!

– Если дойдет до битвы, я не стану в ней участвовать, – с неохотой признался Свенельд. – Это мы обсудили с Олавом и Эйриком.

– Но раз вы в родстве, – заметил Эйрик, – может быть, если ты, Даг, будешь в моем войске, то Тойсар не сможет поднять на тебя оружие?

– Нет, нет! – поспешно возразил Арнор. – Я знаю, что они тогда сделают. Моя сестра – заложница в Арки-Вареже. Если меря захочет избавиться от этого родства… она в их руках. Мы не сделаем ничего такого, что может навлечь на нее опасность. Да если бы мы месяц назад знали, что Олав пришлет войско – этого брака не было бы!

– Как знать? – Эйрик двинул широкой рыжеватой бровью. – Может, еще через месяц этого брака уже не будет!