Текст книги "Ворон Хольмгарда"

Глава 2

Войдя в дом из сеней, Арнэйд сразу обнаружила у очага незнакомого молодого мужчину – он сидел, держа ковш пива на коленях, а при ее появлении вскинул голову и воззрился на девушку с любопытством. Арнэйд видела его впервые, но мгновенно понял, кто это и почему здесь оказался. Незнакомец встал, поставил ковш и поклонился ей, почтительно и весело улыбаясь.

– Аркей! – Навстречу ей шагнул Даг. – Они едут! Завтра будут здесь! Это Вестар, Свенельдов человек.

– Сборщики? – Арнэйд снова посмотрела на вестника. – Кто там… кто их возглавляет?

– Сыновья Альмунда. – Вестар снова улыбнулся.

– И кто из них? – повторила Арнэйд.

«Сыновья Альмунда» ведь могло означать «Годред и Велерад», и в этот миг, между вопросом и ответом, она пережила мучительную боязнь разочарования.

– Свенельд и Велерад, – ответил вестник как будто с удивлением, а потом в глазах мелькнула некая догадка, а улыбка сошла с лица.

Но этой маленькой перемены Арнэйд не заметила. От радости сбывшихся ожиданий ей стало жарко. Выспрашивая у вестника, сколько в дружине людей и в чем у них первостепенная нужда, собирая служанок и раздавая им указания, указывая скот для забоя, пересматривая запасы и отмеривая рожь для помола, Арнэйд летала, как на крыльях. Казалось, сама кровь в ней искрилась; наткнувшись посреди двора на Арнора, она от радости бросилась ему на шею, весьма смутив брата таким проявлением любви, которого он прямо сейчас ничем вроде бы не заслужил. Он думал, что сестру делает счастливой скорое появление новых лиц, важных новостей из ближних и дальних земель. Даже ему Арнэйд не могла сознаться, что больше всего ее радует скорая возможность вновь увидеть Свенельда – человека, радоваться которому у нее не могло быть никаких разумных причин. О нем часто упоминали, и ей каждый раз хотелось обернуться.

В хлопотах остаток дня пролетел незаметно. Арнэйд жаждала, чтобы и ночь прошла так же быстро, но не сразу ей удалось заснуть. Проснулась она еще раньше обычного, первой в доме, среди глухой тьмы, и пошла будить служанок. У нее слегка дрожали руки, когда она умывалась; Арнор, подойдя сзади, положил руку ей на спину, и она вздрогнула, отстранилась, испугавшись, что он почувствует ее состояние.

– Что мне надеть? Ты ведь небось скажешь, что для таких людей я должен выглядеть получше.

– Я тебе достану! – Арнэйд побежала к большому ларю, обрадовавшись, что нашлось еще одно дело.

Сама она весь день так и пробегала между погребами и гостевым домом в сером шерстяном платье с накинутым на плечи простым беличьим кожухом, в котором возилась по хозяйству. И теперь время, вопреки ее прежним опасениям, летело стрелой, казалось, она ничего не успевает! Когда начало темнеть, Арнор пришел за нею и увел в дом привести себя в порядок.

– Арно, опомнись! У тебя теперь на пять служанок больше, вы все успеете. Пусть они сами допекают лепешки, а ты иди умойся! Иначе Свенельд и не разглядит тебя среди удыр! – пошутил Арнор.

Он не думал, будто имя Свенельда значит для сестры больше, чем имя любого вождя русов – покойника Боргара или Велерада, что приходил к ним прошлой зимой, – но Арнэйд пришла в ужас и послушно устремилась в дом. Арнор даже сам полил ей из кувшина, а потом, глядя, как она в волнении дергает свои густые пряди, отобрал гребень и принялся расчесывать ей волосы – неловко, неумело, но с такой нежностью, что у Арнэйд защемило сердце. Никогда раньше Арнор так не делал – ни до хазарского похода, ни после. Но в последнее время ей казалось, будто в нем что-то изменилось, он как будто вернул себе ту часть души, что потерял за морем, взгляд его стал спокойнее.

– Может, послать за Гислой, пусть сделает тебе этот… «хвост валькирии»? – предложил он у нее из-за спины.

– Н-нет. – Арнэйд сглотнула, стараясь скрыть слезы и сама не понимая, сейчас-то отчего плачет. – Такое делают только на блот, а у нас ведь просто гости.

– Но я хочу, чтобы ты надела то красное платье и мамины застежки. Ты с ними когда угодно на валькирию похожа.

– Я так и сделаю, – подтвердила Арнэйд.

Если даже родной брат находит тебя похожей на валькирию, значит, ты и впрямь прекрасна!

Мальчишки чуть ли не с полудня торчали на склоне, откуда была видна Огда. Но уже густели сумерки, когда юные гонцы побежали вдоль дворов с криками: едут, едут! Весь Силверволл оживился: жители зажигали заранее приготовленные факелы и бежали к воротам. Арнэйд, к счастью, уже одетая, тоже побежала. Рыжий блеск множества факелов среди холодной тьмы, возбужденные голоса воодушевляли и тревожили, будто опять настал йоль. Протолкавшись сквозь толпу, она несколько мгновений смотрела, как по льду ползет неразличимая громада дружины – саней, конных, пеших. Но издали в сумерках не получалось разглядеть, как приближается к Силверволлу стяг – знаменитый «Ворон» Хольмгарда, известный даже за Хазарским морем.

По обычаю, всю дружину сразу вели в гостевой дом, а ее вождей сначала принимал у себя Даг. Снаружи слышался шум, множество чужих голосов, говорящих на русском, на северном языке, даже немного на славянском. Арнэйд мельком вспомнила, как пыталась объясняться по-славянски с хазарином Самуилом; можно будет рассказать об этом Свенельду, его это позабавит. И спросить у него, есть ли такое слово – «едьба».

Когда отворилась дверь и в длинных сенях послышался шум шагов и голосов, семья хозяина уже стояла перед пылающим очагом: в середине Даг с расчесанными волосами и бородой, в зеленом кафтане с золотистыми симоргами, по сторонам от него Арнэйд и Ошалче, обе нарядно одетые, одна в северном платье с позолоченными наплечными застежками, другая в мерянском, с множеством звенящих украшений от очелья до поршней. Ошалче держала рог, Арнэйд – блюдо с теплыми еще лепешками и ломтями белого сыра. Дом был ярко освещен, так что даже можно было разглядеть, какое красивое это блюдо – сарацинское, с зеленым и коричневым узором. От волнения, от напряжения ожидания, которое всего сильнее в последние мгновения, у Арнэйд едва не разрывалось сердце. А когда ей показалось, что среди голосов, приближающихся из сеней, она различает хрипловатый голос Свенельда, внутри прошла теплая дрожь и перед взором все расплылось от слез.

Она торопливо протерла глаза. Вот они входят… несколько человек, сразу видно, что не здешние – из Хольмгарда. Вот она видит его лицо… Эти черты, глубоко посаженные глаза, нос с горбинкой…

Арнэйд еще не успела поверить, что это наяву, не успела понять, сильно ли Свенельд изменился и в чем… как в глаза ей бросилось совсем рядом с ним лицо незнакомой молодой женщины.

Пол ушел из-под ног, Арнэйд вспыхнула, в ушах зашумело от потрясения. Изо всех сил она вцепилась в блюдо, опасаясь его выронить прямо на пол.

Свенельд держит ту женщину за руку… Она молодая, приятная собой, щеки красные от мороза, глаза блестят… Она улыбается, оглядывая полный людей дом, но улыбка немного натянутая – видно, замерзла…

Его жена! Зачем-то он привез ее сюда с собой! Раньше Арнэйд казалось, что ей нет дела до той женщины, но когда она ее увидела перед собой, все изменилось. Стала ясна режущая разница между Свенельдом в ее мечтах – где он, разумеется, был сам по себе, – и Свенельдом наяву, где за его руку держится знатная супруга, да еще такая красивая и видная! Говорили, что она как-то очень молода, но неправда – она выглядит ровесницей Свенельда…

Свенельд повел глазами по дому и встретил взгляд Арнэйд. В глазах его ярко вспыхнула радость, даже издали хорошо заметная; Арнэйд не ожидала этого, но даже не сумела обрадоваться. От потрясения она дышала, приоткрыв рот, иначе могла бы задохнуться. Но Даг уже произносил слова приветствия, Ошалче пошла к гостям с рогом, Арнэйд пришлось последовать за нею с угощением. Она ступала по соломе на полу, не чуя своих ног, и на Свенельда с его спутницей старалась не смотреть, пока не оказалась прямо перед ними. Свенельду, как старшему в дружине, рог и лепешку полагалось поднести первому. Во время этого обряда они и не могли разговаривать, но, обходя вслед за Ошалче остальных, еще человек пять – Велерада, Тьяльвара, Халльтора, других старших хирдманов, – Арнэйд все время ощущала, где он стоит… с этой женщиной.

Но вот все выпили из рога и положили назад на блюдо лепешки – при первой встрече полагалось откусить только по одному разу. Теперь Даг приглашал гостей за стол, но Арнэйд, хоть и была опытной хозяйкой, не могла сдвинуться с места, не понимала, что ей делать.

И увидела, что Свенельд идет к ней, оставив ту женщину у двери. Больше нельзя прикидываться, будто она его не замечает, но в голове пусто – ни единой мысли, ни единого слова. А раньше казалось, что она так много хочет ему сказать! Вот он остановился перед нею, будто тоже не знал, как заговорить после долгой разлуки.

– Здравствуй, Арнэйд, – тихо сказал Свенельд, не пытаясь ее поцеловать, как он делал в прежние годы. Ну конечно – она ведь смотрит. – Как поживаете? Как это у вас: ёлусь па ёлусь? – Он слегка, со смущением, ухмыльнулся. – Забыл. Год никаких мерян не видел, кроме Илетай. Но она уже совсем хорошо по-нашему говорит.

Взгляд его упал на серебряную коробочку с бирюзой и кораллом на груди у Арнэйд, и он слегка переменился в лице – узнал свой подарок. Поднял руку и коснулся коробочки, будто вспоминая. Сердоликовый перстень, который прошлой осенью был внутри, Арнэйд носила в ожерелье, среди стеклянных бусин.

– Мы… – Арнэйд хотела сказать, что у них все благополучно, но не находила слов.

Взгляд ее снова метнулся к женщине у двери. Свенельд не то чтобы понял причину ее потрясенного вида, но сам был рад поводу оживить беседу, которая поначалу шла так туго.

Обернувшись, он сделал той женщине знак подойти. Та приблизилась, и Арнэйд заставила себя улыбнуться. Ее долг – быть приветливой с гостями.

– Слушай, у вас тут должен быть мужик такой, Ульвгейр… – начал Свенельд.

– Ульвар, – мягко поправила женщина.

– Ульвар, – повторил Свенельд. – Это его жена, она приехала к нему аж из Свеаланда… Ётунов свет, я сам не поверил, когда впервые услышал! – Он засмеялся и покрутил головой. – Говорит, ее муж живет в Силверволле и ждет ее. Она приехала с купцами еще летом, полгода жила у Сванхейд, дожидаясь, пока мы сюда поедем. Есть у вас такой? Ее зовут Снефрид.

– Ульвар… – повторила Арнэйд, не веря своим ушам и не понимая, при чем тут Ульвар. Строго говоря, она сейчас едва помнила, кто это такой. – Ты приехала… к Ульвару?

– Да, Ульвар сын Гуннара, мой муж, – подтвердила женщина. Она говорила на чистом северном языке, как уроженцы Свеаланда, и в голосе ее сказывался нрав живой, уверенный, но и любезный. – Он прошлым летом послал мне весть, что поселился здесь, в Силверволле, что у него хозяйство, и я подумала, что мне стоило бы к нему приехать. Он правда здесь есть? Могу я его увидеть, или мне лучше отправиться обратно?

Она улыбнулась, и Свенельд засмеялся этой шутке, и даже Арнэйд почти засмеялась. Отправиться обратно! В дорогу на несколько месяцев длиной, за море, и то если время года подходящее! Как будто речь идет о поездке в Хаконстад!

До Арнэйд наконец дошло. Вытаращив глаза, она рассматривала женщину, будто ей вдруг явилась богиня Фрейя. Правда сказать, для богини облик был не самым плохим: заморская гостья была рослой женщиной, худощавой, даже, пожалуй, худой. На первый взгляд она не казалась красавицей: с отчетливо продолговатым лицом, с чертами довольно правильными, но жестковатыми, как это свойственно женщинам племени свеев, скулы высокие, подбородок твердый, почти как у мужчины. Большие глаза, очень светлые, под широкими светлыми бровями сперва показались равнодушными, но стоило Арнэйд встретиться с нею взглядом, как все изменилось: в них вспыхнул свет, а розовые губы, довольно полные, очертаниями напоминающие натянутый лук, сложились в легкую улыбку – скорее тень улыбки, но и этого хватило, чтобы Арнэйд ощутила любопытство и предчувствие чего-то необычного. Белая кожа, румянец от мороза на скулах – будто цвет шиповника, в сочетании с ростом и выражением глаз придавали Снефрид вид королевы, если не богини, вздумавшей для забавы прогуляться среди смертных, и простая одежда из некрашеной шерсти ничуть тому не мешала. Повадки у гостьи были сдержанные, она не стремилась лезть на глаза, но и не слишком робела среди чужих людей, как будто умела чувствовать себя дома даже в такой немыслимой дали от родных краев.

Она правда приехала! Жена Ульвара из-за Варяжского моря! Они здесь, помнится, шутили о такой поездке, и никто не верил, что она возможна…

– Арни! Арни! – опомнившись, закричала Арнэйд, вертя головой и отыскивая взглядом брата. Она взяла холодную руку Снефрид, будто пыталась таким образом уберечь ее от ужасной вести – или хотя бы от слишком внезапного ее получения. – Иди сюда! Ты мне очень нужен!

Арнор разговаривал с Велерадом и еще кем-то из приехавших, но услышал в голосе сестры такую мольбу, что не мог пренебречь ее зовом и подошел.

– Арне! Это Снефрид! Жена Ульвара! Из Свеаланда! Он звал ее приехать, и она приехала! – В голосе Арнэйд звучало отчаяние.

– Снефрид? – Арнор перевел взгляд на гостью. – Жена Ульвара? Так Ульвар же… Ё-отунова кочерыжка…

Он осекся и посмотрел на Арнэйд: понял, почему она звала на помощь.

Что делать? Арнор быстро огляделся. Дом был полон людьми, все оживленно говорили. Сейчас тут раздастся женский крик, все замолчат, обернутся, тишина заполнится рыданиями…

Отвести ее в другое место? В какое? Арнор подумал об избе Ульвара, но вспомнил: там сидит Кеганай, которая тоже считает себя вдовой Ульвара, и с нею ее молчаливый братец Кеденей – эта пара едва ли сможет утешить женщину, которая совершила путь через весь свет, чтобы испытать такое горе и разочарование!

– П-пойдем! – Не думая о вежливости, Арнор сам взял Снефрид за холодную руку и вывел в сени.

Она пошла за ним спокойно, видимо, думая, что он ведет ее к мужу. Но в сенях Арнор остановился и позвал Арнэйд. Та тоже вышла и прикрыла за собой дверь.

Здесь все трое остановились. Было прохладно и почти темно – огни остались за дверью, здесь горели только два восковых светильника на полочках.

Арнор не знал, как сказать правду. Мгновения бежали, а он ничего не мог придумать.

Арнэйд уже забыла о своей ошибке, так ее взволновавшей, даже о Свенельде. Да лучше бы он в самом деле привез свою жену, чем такое!

– Где Ульвар? – повторила Снефрид, и голос ее прозвучал почти спокойно. – Не бойтесь сказать мне, если он опять проиграл все вплоть до собственной бороды – такое с ним уже бывало. Надеюсь только, его не обратили в рабство за долги. Но и так, может быть, я смогу поправить дело – я кое-что привезла с собой.

– Этого дела не поправишь! – Арнор наконец собрался с духом. Что толку мямлить – несколько лишних мгновенний не сделают удар легче. – Мы этой зимой ходили в поход на восточную мерю… Его убили. Стрелой в шею. У меня на глазах.

Снефрид покачнулась, будто хотела прислониться к чему-нибудь. Арнэйд обхватила ее сзади, чтобы не дать упасть. Оба они ждали ответа, но Снефрид молчала. Она сразу ухватила суть и не задавала вопросов, обычных в таких случаях, как лишних, так и неизбежных: «Он умер? Как это – умер? Совсем, до конца умер? Не может быть! Вы не шутите?»

Удары сердца отмечали бег времени в тишине, слегка разбавленной отзвуками голосов из теплой части избы.

– Ну, что же… – тихо проговорила Снефрид. Она не стала падать с ног, кричать, рыдать, как ожидала Арнэйд, но та ощущала, что гостья дрожит всем телом, и тихий ее голос тоже выдавал потрясение. – Я думала… что прославлюсь… как единственная на свете женщина… которая в одиночку совершила путь из Свеаланда до самых границ Мидгарда… – Она сглотнула. – А оказалось… Девы Источника еще более благосклонны ко мне…

Она помешалась, мелькнуло у Арнэйд в голове. И это напугало еще сильнее: уж лучше б Снефрид рыдала, как всякая на ее месте.

– Я теперь прославлюсь, как единственная на свете женщина… которая проделала такой путь… понапрасну!

Со скрипом отворилась дверь теплого покоя. В темные сени всунулся Свенельд, пытаясь понять, куда делись Арнэйд и ее брат. Отблеск света упал на этих троих: ошарашенное лицо Арнора, Арнэйд, обнимающая Снефрид…

– Арни, что ты там один с двумя жмешься? – Свенельд с упреком посмотрел на товарища. – Двух тебе много, меня возьмите в эту игру!

Увидев Свенельда, Арнэйд вспомнила о нем и виновато улыбнулась. Но не могла же она бросить Снефрид!

Не находя ответа, Арнор тем временем подумал: может, эта женщина обезумела от горя. А может, напротив, явила такой силы ум, с каким они еще не встречались…

* * *

Арнэйд было подумала увести Снефрид в кудо, где жили служанки и сейчас было тихо и спокойно, но сразу устыдилась этой мысли и проводила гостью в дальний угол, где они могли сидеть на большом ларе с одеждой, никому не попадаясь под ноги. Она сама стянула со Снефрид теплую лисью шубу, крытую светло-синей шерстью с отделкой шелковой тесьмой, и толстую серую шаль; под всем этим обнаружился серый кафтан, какие носят женщины в Северных Странах, и зеленый остроконечный чепчик, под которым прятались длинные светлые косы. Арнэйд принесла со стола еще лепешек и сыра, жареного мяса и пива, и была рада видеть, что Снефрид охотно ест: по крайней мере, та не собиралась отказаться от пищи и умереть с горя.

– Тебя удивляет, что я так жадно ем. – Снефрид перехватила ее взгляд. – Но, понимаешь, я ведь не видела Ульвара уже почти пять лет и привыкла жить без него, а с дороги я так проголодалась. Свенельд ярл сегодня торопился, чтобы мы могли доехать сюда до ночи, и мы ничего не ели с утра, у меня только оставался кусок хлеба, но я его прикончила еще в полдень. Он мне говорил, чтобы я потерпела, что когда мы сюда приедем, для нас приготовят пир не хуже, чем в Валгалле! – Она засмеялась. – Ах, если бы здесь и впрямь была Валгалла, я встретила бы тут Ульвара! Но теперь он там, и я его не встретила!

– Арни рассказывал, что Ульвар погиб в сражении, как настоящий мужчина. Арни – это мой брат, Арнор. – Арнэйд кивнула на брата, который стоял у стола, за спинами Свенельда и Велерада, и о чем-то с ними разговаривал. Все трое то и дело бросали взгляды в эту сторону, стараясь рассмотреть двух женщин в полутьме. – Он при этом был и видел все своими глазами. Ульвар погиб мгновенно, ему шею пробила стрела.

– Может быть, он, твой брат, не откажется потом рассказать мне об этом подробно? – Снефрид тоже посмотрела на Арнора и встретила его пристальный взгляд.

– Разумеется! – Арнэйд понимала, как это важно. – Ему нужно поговорить с этими людьми, но как только у него будет время, он все тебе расскажет.

– Пока расскажи мне, кто здесь кто. – Снефрид окинула взглядом мужчин. – Твоего брата Арнора я уже знаю. Вон тот человек – твой отец, Даг хёвдинг? А вон та женщина вся в бронзе – мачеха? У тебя ведь должен быть еще один брат, Вигнир, кажется?

– Откуда ты все знаешь? – Арнэйд раскрыла глаза. – Ты ясновидящая?

– О, Свенельд ярл по дороге много мне рассказывал об этом месте. Он ведь думал, что я буду здесь жить.

– Много рассказывал? – повторила Арнэйд; ей было приятно, что Свенельд охотно говорил о них со Снефрид, и, наверное, вспоминал при этом ее.

– Да, и о тебе тоже, – подтвердила Снефрид ее мысли. – Я сразу поняла, кто ты, когда тебя увидела. Свенельд говорил, что в твоих предках были медведи, это не шутка?

– Это наше родовое предание. У того человека, который основал Силверволл, но только это место тогда называлось Тумер, были три дочери, и младшую звали Аста…

Арнэйд рассказывала, давая Снефрид время спокойно поесть и попить, и видела, как та, слушая, поглядывает то на нее, то на людей за столом, освещенных пламенем очага. Арнэйд тоже иногда на них смотрела, но сейчас лицо Свенельда, даже его взгляд не вызывали в ней прежнего волнения. Поразительный случай со Снефрид как будто вернул ее из мира мечтаний в настоящую жизнь, а здесь Свенельд для нее – всего лишь отцовский гость из Хольмгарда, который соберет дань с Бьюрланда и уедет опять на год, не оставив в судьбе ее никакого следа.

– Но ты ведь не собираешься уезжать вместе с ними? – следуя этому ходу мыслей, спросила она у Снефрид. – Разве можно теперь проделать тот же путь обратно?

Почему-то ей уже не хотелось, чтобы Снефрид уезжала. Было так хорошо сидеть рядом с этой незнакомой почти женщиной, как будто с собственной сестрой. Все в ней, даже плетеный шерстяной шнур, которым был обшит травянисто-зеленый чепчик, казалось таким значительным, что хотелось рассматривать каждую мелочь.

– Признаться, норны пока не открыли мне мой дальнейший путь. – Снефрид отпила из чаши со всадниками на боках. – Какая хорошая у вас посуда! Это тоже от сарацин?

– Да, это мои братья привезли. И еще много чего. Ты, наверное, в Хольмгарде немало слышала об этом походе?

– О! – Снефрид засмеялась. – Я ведь прожила там четыре месяца.

– Верно! – Арнэйд вспомнила, что Свенельд упоминал об этом.

– Я приехала на корабле с торговыми людьми из Бьёрко в Альдейгью, а он пришел летом. Оттуда мы проехали по реке в Хольмгард, к Олаву конунгу и Сванхейд, и там я узнала, что сюда никто не поедет раньше зимы, когда придет срок собирать дань. Королева Сванхейд была так добра, что предложила мне пожить у нее. Так что я теперь хорошо знаю их всех: и королеву, и ее прославленную падчерицу, и жену Свенельда, и его мать, и невестку – жену Велерада, и даже их детей!

– Чьих? – спросила Арнэйд, стараясь не выдать, что упоминание о жене Свенельда ее все же покоробило.

– Велерада. У Свенельда дитя будет только к концу зимы, – склонившись к самому уху Арнэйд, прошептала Снефрид. – Она такая миленькая, его жена… ты никогда ее не видела?

– Нет, конечно, – ровным голосом ответила Арнэйд. – Я же не бывала в Хольмгарде никогда в жизни.

– Да уж, туда не съездишь просто так. Какая дальняя дорога, и все леса, леса – будто ты уже в Утгарде! Бывало, что за весь переход увидим два-три хутора, да и все. Да, она очень хорошенькая, лет на десять его моложе, а замужем уже четыре года! С очень знатными девами такое нередко случается. Она, конечно, боится родов, но очень горда, что подарит мужу наследника. У нее будет мальчик, хотя, если посмотреть ее сложение, достанется он ей недешево.

– Ты уже знаешь, что мальчик? – Арнэйд заглянула в глаза Снефрид, немного насмешливые и уверенные.

– Да, мне сказали дисы, – ответила Снефрид, будто это было обычное дело. – Он будет очень большим человеком, сейчас это уже можно скзаать. Она очень волнуется, что муж не успеет домой к родам и она умрет, не увидев его.

– Но она ведь не умрет? – У Арнэйд сжалось сердце. При всем ее влечении к Свенельду она не желала смерти его молоденькой жене.

– Н-нет, – ответила Снефрид, не без колебания вначале. – Она переживет это, но не знаю, будут ли у нее потом еще дети. Видишь ли, боги посылают ей такой дар, который можно получить только однажды в жизни.

– Ты норна? – полушутливо, но отчасти с беспокойством спросила Арнэйд.

– Я умею вытягивать нить, – загадочно ответила Снефрид и многозначительно раскрыла глаза.

Арнэйд догадалась, о чем она, – о колдовстве, которое мудрые женщины творят при помощи веретена. Что-то подобное умела старая Вефрейя, но Арнэйд было некому научить. И она ощутила себя разбогатевшей, словно у нее прибавилось сил. Совсем немного времени она провела возле Снефрид, а откуда-то возникло и крепло ощущение, что жизнь ее и всей семьи меняется.

– Но расскажи мне, осталось ли что-нибудь после моего мужа, – прервала ее размышления Снефрид. – Я так поняла, у него был дом и хозяйство. Многого я не жду, но у меня будет здесь какой-то собственный кров? Хотя бы крыша из прутьев и две всего лишь козы… ну, ты понимаешь[37]37
  Намек на «Речи Высокого», где описан такой вот необходимый минимум житейского благополучия.


[Закрыть].

– Ох! – Арнэйд закрыла лицо руками и слегка застонала.

– Не огорчайся! – Снефрид коснулась ее плеча. – Он успел все проиграть, да? До последнего прута с крыши?

– Неет! У него был дом, и крыша, и козы… В том последнем походе он заслужил трех овец и рабыню… Но только все это…

– У него была еще одна жена! – раздался над ними голос Арнора.

Арнэйд вскинула голову: она не заметила, как брат оставил своих собеседников и подошел к ним.

– Еще жена? – повторила Снефрид, и глаза ее расширились от изумления.

– Да. – Арнор знаком велел Арнэйд подвинуться и уверенно втиснулся между ними. – Я вижу, ты женщина с завидным п-присутствием духа, и лучше тебе узнать всю правду сразу.

– А ты, я вижу, тот человек, который без колебаний мне ее расскажет, да? – Снефрид повернула голову и заглянула ему в глаза. Ее губы улыбались, однако ноздри чуть подрагивали, выдавая волнение.

– Ну, я б-большим красноречием не отличаюсь, но сказать правду м-могу не хуже всякого другого.

– Свенельд ярл о тебе отзывался как о человеке очень дельном и отважном.

– Это так! – воскликнула Арнэйд, обрадовавшись сразу и за брата, и за Свенельда.

– Надеюсь, он н-не пожалеет об этом мнении. – Арнор не привыкший к обилию похвал, опустил глаза.

Сидя на ларе, он ощущал тепло от плеча и бедра Снефрид, и это его приятно волновало; его вообще взволновало появление этой женщины, и хотя она явно не собиралась биться в рыданиях и портить пир, волнение все не проходило. На первый взгляд кажется не слишком красивой, но не отпускает взгляд… и чем дольше на нее смотришь, тем больше это нравится. При желании она могла бы еще немного сдвинуться, чтобы не касаться его, но оставалась на прежнем месте. Намерзлась, наверное, в дороге, ей приятно живое тепло. Ну что же, Арнор был бы не прочь греть ее хоть до утра.

– Так что там с другой женой? – с любопытством напомнила Снефрид, будто они всего лишь сплетничали о людях, до которых им нет особого дела.

– Он год назад, как мы пришли от сарацин, взял в жены сестру своего приятеля, Кеденея.

– Из мери?

– Да, он мерянин, и они вдвоем с сестрой жили, больше у них нет родни. Он для того и женился, чтобы им с Кеденеем было удобнее жить одним домом.

– Он говорил, мол, я не могу точно знать, что Снефрид приедет, – подхватила Арнэйд. – Да, он даже называл твое имя, я сейчас вспомнила. Дескать, может, она думает, что меня нет в живых, и уже вышла опять замуж, так зачем мне десять лет одному жить понапрасну? И не сам же я буду коз доить и кур кормить!

– Да уж, коз доильщик и кур кормилец из него был бы неважный! – Снефрид засмеялась.

Арнор взглянул на нее: непохоже было, чтобы ее огорчила как смерть мужа, так и былая измена, но ее широко открытые, темные в полутьме глаза, выражавшие разом восторг и испуг, взволнованное дыхание, выдавали глубокое потрясение, которое она не хотела выдать перед чужими людьми. И снова потянуло ее обнять, попытаться успокоить, но ничего такого он, конечно, не мог себе позволить.

– Ну и раз мы тоже не думали, что у Ульвара когда-нибудь объявятся другие наследники, все его хозяйство досталось Кеганай, – закончила Арнэйд. – Если бы мы знали, мой отец мог бы…

– Если ты обратишься к нему, – Арнор кивнул на Дага, – с просьбой рассудить вас, я думаю, он велит поделить имущество Ульвара пополам и выдать тебе твою долю.

– То есть я могу разбогатеть на полдома, полрабыни, три раза по половцы… – начала деловито прикидывать Снефрид.

Она смолкла, потом дико расхохоталась, потом зажала себе рот руками, подавляя смех, и ее лицо так исказилось, будто она сейчас зарыдает. Арнэйд поспешно обняла ее – она все ждала, что вот-вот Снефрид поведет себя как всякая женщина, внезапно потерявшая мужа. Но Снефрид быстро взяла себя в руки, выпрямилась и почти спокойно, с каким-то благоговением повторила:

– Полрабыни! Три раза по половцы! О великие асы!

– Не забудь про половину Кеденея, – добавила Арнэйд, надеясь ее развеселить. – Ульвар считал его очень ценным имуществом!

– Была бы на твоем месте другая женщина, – сидя плечом к плечу со Снефрид, Арнор повернул к ней голову, – я бы посоветовал ей выкупить вторую половину Кеденея и взять его себе целиком, то есть выйти за него замуж. И тогда вы могли бы по-старому жить втроем, только теперь не сестра с мужем и братом, а брат с женой и сестрой.

– Но мне ты этого не советуешь? – Снефрид так же повернула к нему голову, и их лица оказались так близко одно от другого, что Арнор почти ощутил ее дыхание.

В ее глазах искрился буйный смех, перемешанный с потрясением, и этой странной смеси чувств Арнор не мог понять. Глаза у Снефрид были большие, какого-то светлого цвета, пока неразличимого в полутьме; она чуть-чуть щурилась, и сочетание ярких, полных губ и этого чуть пренебрежительного взгляда придавало ей вид одновременно невинный и жесткий. Глаза говорили, что с этой женщиной стоит быть настороже, но тут взгляд падал на губы, похожие видом на натянутый лук, а цветом – на лепесток шиповника, и пробирал чувственный трепет…

– Нет. – Арнор старался не выдать, что у него невольно участилось дыхание. – Кеденей, знаешь, малость неразговорчив… Такой умной женщине, как ты, будет с ним малость скучновато…

Арнэйд зашлась хохотом, закрывая рот ладонью: не было ничего смешнее, чем представить рядом Снефрид, так похожую на саму Фрейю, и Кеденея, лишь чуть более общительного, чем сосновый пень. И хотя Снефрид его еще не знала, она тоже засмеялась, а за ними и Арнор.

– Веселитесь? – раздался рядом низкий завистливый голос.

Подняв полные слез глаза, Арнэйд увидел Свенельда. Места на ларе уже не было, и он, чтобы не нависать над ними, сел прямо на пол возле ее ног, на солому.

– Расскажите и мне хоть что-нибудь веселое, – попросил он.

– У нас тут было наметилась свадьба… – Арнор еще раз бросил взгляд на Снефрид, – но, похоже, невеста не согласна, так что ничего не выйдет.

– О, Свенельд! – воскликнула Арнэйд, осененная новой мыслью. – Расскажи мне скорее про твоего брата! Я знаю, он собирался жениться на дочери Олава! Что, эта свадьба состоялась? Он поэтому не приехал? Олав согласился, что вы достаточно отомстили за ее первого мужа?

– О, ты не знаешь? – Снефрид глянула на нее: она-то уже знала эту сагу во всех подробностях.

– Состоялась… только другая свадьба… – без улыбки ответил Свенельд, глядя издали в огонь.

И резко мотнул головой: встало перед глазами пламя погребального костра… застывшее лицо Годо… мертвое лицо его посмертной невесты… он же, еще живое, с полубезумным взглядом, устремленным на тот свет…

– Другая? – прошептала Арнэйд, уже видя по его ожесточившимся чертам, что хороших новостей нет.

Неужели Годред предпочел Ульвхильд кого-то другого? Или она отказалась от слова?

– Годо погиб. – Свенельд повернул голову и взглянул ей в глаза. Взгляд его был спокоен, но это было какое-то нехорошее спокойствие. – Там, на Упе, при Тархан-городце. Стрела в бок. Вот сюда, под ремни, – он взглянул на Арнора и показал себе в бок, где ребра. – Умер у меня на руках.