Текст книги "Ворон Хольмгарда"

Свенельд не находил слов – даже бранных. Единственное, что он очень хорошо понимал: какое счастье, что с ними сейчас нет Годо.

Глава 9

Спас положение Велерад – через несколько томительных мгновений двинул рукой и сжал колено Свенельда. «Молчи!» – так понял призыв старший из братьев и немного опомнился: сейчас и правда лучше промолчать и перевести дух.

– Добиться этого будет трудно, – мягко сказал Велерад Тойсару. – Госпожа Ульвхильд – величайшая драгоценность среди женщин. Ей всего семнадцать лет, но она затмевает красотой всех, а род ее ведется от богов. К тому же она так прославилась и первым своим браком, и местью за мужа. Мы не можем обещать тебе, что это сватовство сладится.

– Олав согласился отдать ее вашему брату, – ответил Тойсар. – А я уж верно не хуже его.

– Мы передадим твое желание Олаву и госпоже Ульвхильд.

После этого Тойсар удалился вместе с его родичами. Но русы легли спать еще не скоро – трезвые, злые, наговорившись до хрипоты.

– Ты же знаешь, – говорил Свенельд брату, – что сватать Ульвхильд за этого деда все равно что за… за барсука в лесу. Она же и слышать об этом не захочет!

– Знаю! – убедительно отвечал Велерад. – Не захочет. Она ни о ком слышать не хочет, это я тоже знаю. Но если уж дело зашло так далеко… Хазары пытаются мерян перекупить, и если мы хотим оставить их у себя под рукой, надо дать больше. Наше счастье, что у тех ёлсов сейчас ничего нет, кроме этой шубы! Будь у них пять таких шуб – нам бы и этой дани не видать!

– Дать больше – значит отдать им Ульвхильд?

– Может, и это не слишком высокая цена.

– Они забыли, как оказались в наших данниках! – Свенельд не склонен был к щедрости на дары. – Придется им напомнить.

– Я уверен, Олав хотел бы этого избежать. Хуже войны в Мерямаа сейчас ничего и не придумать. Даже если мы разобьем и опять покорим их, земля будет разорена, поступления упадут, а надо ведь еще до булгар добраться! Я уверен, когда Олав все это обдумает, он сам станет уговаривать Ульвхильд согласиться!

– Он может ее уговаривать до самого Затмения Богов. Она, ты знаешь, не та женщина, которая даст ущемить себя ради чужой пользы, а ей вся эта Мерямаа даром не нужна.

Когда они наконец ложились спать, Арнор, мрачно молчавший весь вечер, вдруг сказал:

– Я знаю, кто самый умный во всей Мерямаа.

Свенельд издал некий звук, который можно было понять и как насмешку, и как вопрос.

– Да уж точно не я, саатана! Это некий Алмай-паттар из восточной мери. Я мало знаю об этом мудром, глядь, человеке и даже не уверен, что он жив. Когда он прослышал, что через его леса ползут эти хазарские гады, он сразу понял: давить их надо, как гнид, иначе добра не будет! Собрал людей и пытался с ними покончить. У него почти получилось. Но влез в дело жадный барсук Сурабай и решил оставить часть в живых для выкупа. Потом опомнился и хотел дать им замерзнуть к ёлсам. И у него тоже почти получилось! Но тут явился я, такой добрый, глядь, и спас их! Отогрел и откормил! И даже вернул шубы, глядь! А надо было послушать Алмая и передавить их всех, пока они не открыли свои вончие пасти.

– Тот Алмай боялся нас! – хмыкнул Виги.

– Это потому, что о них он просто ничего не знал!

Свенельд промолчал. Он был согласен, что Арнор поневоле совершил ошибку, и был намерен исправить ее как можно скорее.

* * *

От озера Неро до озера Келе, лежавшего от него на юг, добирались три дня – сперва по Где, потом по верхнему течению Нерли. На озере Келе находилось такое же густо населенное мерянское гнездо, как на Неро вокруг Арки-Варежа. Там была своя важная святыня – Синий камень на берегу, там же стояло селение, где сидел главный хранитель тамошних священных рощ – пан Аталык. Проживая дальше от Бьюрланда и встречаясь с русами только во время сбора дани, южная меря сохранила более сильный дух независимости и к себе русов не пускала: здешний погост стоял не в селении, а за несколько перестрелов от него, за отдельным тыном.

После Арки-Варежа Свенельд не ждал, что на озере Келе все пройдет гладко, и радовался, что взял с собой Арнора с дружиной. Хоть и небольшая, всего десять человек – трое мерян, остальные русы, тоже частью из смешанных семей, – дружина Арнора была хорошо вооружена и снаряжена. Все побывали в сарацинском походе, были людьми проверенными и опытными, все имели привезенные как добычу шлемы, а пятеро – даже кольчуги. Вместе с Виги получалось двенадцать человек. Их поддержку Свенельд весьма ценил, еще и потому, что все они, как местные жители, знали язык, людей и обычаи Мерямаа. После похода на Валгу каждый обзавелся булгарской лошадью, взятой в яле Сурабая, и отряд мог считаться немалой силой.

– Знаете, что я вспомнил, – сказал как-то по дороге Халльтор, вожак приведенных Свенельдом наемников-свеев. – Я слышал, был один вождь, его звали Стюр Одноглазый, если не путаю. Рассказывали, что он набрал себе двенадцать человек в дружину, и отбирал очень строго. У него в усадьбе лежал камень, и он принимал только тех, кто мог поднять этот камень. Годились ему только такие люди, кто не ведал страха и никогда не вел себя малодушно. Говорят, у каждого из них было силы, как у двенадцати обычных людей.

– Берсерки? – спросил Арнор.

Они с Халльтором ехали рядом. После знаменитой битвы на Итиле Халльтор хромал на левую ногу, но завести хозяйство и осесть в Свеаланде или в Хольмгарде не пожелал, не мысля себе никакой другой жизни, кроме походной. Между походами он тосковал, терял сон и лез в глупые приключения, где мог свернуть себе шею без всякой пользы.

– Нет, я не слышал, чтобы из них кто-то носил медвежьи шкуры. У них было много странных обычаев: они не перевязывали раны раньше, чем через сутки, никогда не применяли силу к женщинам и детям.

– Они жили в древние времена?

– Нет, я в Свеаланде знавал людей, которые с ними встречались. Этот Стюр был «морским конунгом», всегда летом ходил в походы, а зимовать просился к кому-нибудь в большую усадьбу. Говорят, худо приходилось тому, кто пытался ему отказать, но тем, кто его принимал, он давал очень дорогие дары. Он и его люди, говорят, совершили много подвигов. Правда, давно о них было ничего не слышно. Вы почти как они – вас тоже двенадцать, и вы вооружены всем на зависть, – Халльтор оглянулся на вереницу всадников, где у каждого на седле висел щит с умбоном и упрятанный в кожаный мешок шлем. – Думаю, вы тоже совершите тут немалые подвиги.

– Мы будем еще лучше! – заверил Виги. – Мы с Арни происходим от медведя, а это делает нашу отвагу куда выше обычной, человеческой.

– Думаю, у вас скоро будет новый случай ее проявить!

К берегам озера вышли ближе к вечеру третьего дня, пока еще не стемнело. Над мерянским селением – оно называлось Келе-бол – вился густой дым очагов. Лежащее неподалеку замерзшее озеро навевало жуть – безграничное совершенно ровное пространство, покрытое белым снегом, выглядело каким-то островом смерти среди земного мира. Полоса желтой сухой осоки, торчащей из снега, обозначала границу, где кончались ровные, низкие берега и начинался лед.

Пока обоз приближался, из селения показалась толпа. В этом ничего особенного не было – как и везде, местные кугыжи встречали сборщиков дани, чтобы обменяться приветствиями и условиться обо всем необходимом. Встреча обычно происходила перед воротами здешнего Руш-бола (погосты эти у местных жителей все одинаково назывались «Русский двор»). Но сегодня меряне двигались не к погосту, а к берегу озера, где в двух-трех десятках шагов от воды лежал Синий камень.

У мери много священных камней, но этот, камень озера Келе, был старейшиной над прочими. Он обладал силой исцелять болезни, давать хорошую погоду для урожая ржи, приплод скота, обильное потомство людям, изобилие рыбы в озере. Известно было, что камень отличается беспокойным нравом: при жизни дедов, как рассказывали, он лежал совсем в другом месте и перемещался чудесным образом сам. Причем эти прежние места указывали в разных сторонах и на разном расстоянии от нынешнего; потомки давно умерших дедов, бывало, горячо спорили о том, где именно камень лежал раньше, потом мирились на том, что он успел побывать и в том овраге, и на том пригорке, и в той роще. Более того – камень видели под водой, и возле берега, и на глубине. Зачем камню бегать с места на место, никто не мог объяснить, но всем было ясно, что такая подвижность обличает в нем особенно большую божественную силу. На каждый праздник ему приносили жертвы, а жаждущие исцеления или иной помощи так часто делали ему небольшие подношения, что редкий день на нем не красовались лепешки, яйца, лоскуты ткани, кусочки мяса или медовых сот, рыбины, бронзовые украшения или серебряные шеляги.

Несколько человек прошли к камню – судя по высоким шапкам и посохам, самые уважаемые кугыжи, в том числе пан Аталык, как Свен смог разглядеть с коня. Прочие выстроились чуть поодаль, окружая камень полумесяцем.

Переглянувшись со своими, Свенельд сделал знак обозу остановиться у ворот погоста, а сам проехал вперед, к камню. Сопровождали его отрок-знаменосец, везший «Ворона» на высоком древке, Логи – его телохранитель, уроженец Арки-Варежа, наполовину мерянин по крови, – и Арнор.

Еще издали в толпе кугыжей привлекало взгляд яркое пятно.

– Саатана! – вполголоса воскликнул Арнор. – Шапка! Вот она! Я так и знал!

– Того старшего хазарина? – Свенельд бегло глянул на него. – Чья шуба?

– Она самая. Любопытно, а порты исподние он тоже кому-нибудь подарил? Егинчаку, может?

Шапка на соболях, с большими «ушами», которыми в метель можно закрыть лицо, с острым верхом, напоминающим верхнюю часть хазарского шлема, крытая узорным красным шелком, красовалась на голове пана Аталыка. На всем длинном пологом берегу озера не было другого пятна, способного соперничать с этой шапкой в яркости и привлекать все взгляды. Вещь сам по себе роскошная и дорогая, приличная только знатным и влиятельным людям, в этих местах она могла считаться такой же драгоценностью, как золотой самоцветный венец у греческих цесарей.

И ее нахождение на голове у хранителя Синего камня ясно говорило о присутствии где-то поблизости Самуила и его товарищей. С тем же успехом они могли бы просто стоять рядом с Аталыком. Не видя хазар, не услышав еще ни одного слова, Свенельд уже знал, с чем предстоит столкнуться. Шапка одним своим видом сказала ему все.

Синий камень Келе-озера имел еще одну удивительную особенность: даже в самые снежные зимы снег на нем не держался. Длиной почти в два человеческих роста, сейчас, зимой, он казался темно-серым, но летом, во время дождя и особенно в грозу, наливался синевой грозовой тучи. На неровной поверхности камня виднелись черепа баранов, принесенных в жертву в последний зимний праздник – Шарык-йол. Среди них были и две свежие, явно положенные совсем недавно. Свенельд отметил это: видимо, неурочное жертвоприношение было как-то связано с необычностью встречи. Вид камня наводил на мысли о грозе, о губительном гневе небесных богов. А кугыжи, стоявшие вокруг, будто бы молчаливо призывали эту грозу.

Шагов за пять Свенельд остановился и сошел с коня – из уважения к святыне и седобородым старцам. Остальные тоже спешились, знаменосец и Логи остались на месте, Свенельд и Арнор прошли вперед и встали возле камня, напротив мерян.

– Сай илэда кутурэда? – по-мерянски обратился Свенельд к Аталыку, приветственно подняв руку.

Предписанные обычаем речи он знал на память. «Хорошо ли живете?»

Как и положенный ответ: «Юмолан тау, тол тышкэ» – «Благодаренье богам, пожалуйте сюда».

Но сегодня Свенельд услышал нечто другое.

– Мы, люди кумужа Синего камня, нашу волю, Севендей, объявляем тебе, – начал Аталык.

При первых же словах Свенельд переменился в лице и положил руки на пояс. Меч, Страж Валькирии, висел у него на плечевой перевязи, и золоченая рукоять была скрыта под плащом, но острый, жесткий взгляд его глаз цвета желудя вполне заменял оружие на виду.

– Нам известно, что Олав с правителями хазар поссорился и торгового мира в Итиле лишился, – продолжал Аталык. – Более Олав никаких нужных нам товаров предлагать не сможет. Поэтому мы дань ему платить более не будем. Теперь мы сами будем торговать серебром, медью и бронзой, и если Олав хочет получать эти товары, то должен с нами договор на новых условиях заключить. Вам, людям Олава, мы дадим позволение провести ночь на Русском дворе и съестные припасы на один день. Завтра же вы должны поехать к Олаву и ему слова наши передать.

– А дочь Олава в жены не желает получить почтенный кугыж? – вполголоса на языке русов обронил Арнор, переведя для Свенельда эту речь.

Как и Свенельд, он не удивился услышанному. Удивился одному: как быстро меряне Келе-озера пришли к этим мыслям. Точнее, их привели.

– Эти люди у вас, – сказал в ответ Свенельд, и это не было вопросом. – Хазары.

– К нам прибыли посланцы кагана и тоговых людей Итиля, чтобы дружбу и выгодную торговлю нам предложить, – подтвердил Аталык. – Несправедливые условия союза с Олавом терпеть мы больше не будем, потому что теперь не мы от него в торговле зависим, а он от нас.

– Теперь слушайте меня. Сейчас же вы присылаете ко мне троих главарей, этих… – Свенельд вопросительно глянул на Арнора, и тот подхватил:

– Самуила, Хаварда, Ямбарса.

– Да. С остальными делайте что хотите, но эти трое должны быть доставлены ко мне. Я вырву их лживые языки, которые нанесли дерьма в ваши…

«Пустые головы», хотел он сказать, но сумел сдержаться.

– А завтра вы начнете подвозить дань, как у нас условлено. И перед камнем, – Свенельд указал на серую спину спящего чудовища, – подтвердите все ваши обеты. Тогда я забуду то, что здесь услышал. Иначе я возьму сам – и дань, и головы этих людей, и ваши.

– Послушай меня, Аталык! – воззвал Арнор. – Эти люди обманули вас! Они простые бродяги, которые хотят одного – поссорить русов и мерян, вызвать между нами раздор. Вся Мерямаа превратится в пожарище, а хазарам только того и надо. Они обещают вам выгодную торговлю, но хотят только того, чтобы русы не могли ездить в Булгарию через Мерямаа, не нашли новые выходы на южные торги, не усилились после ссоры с хазарами и не могли поддержать булгар, которые рвутся выйти из-под хазарской власти. Вот все, чего хотят эти ползучие твари. Ваше благополучие им не дороже плевка. Не поддавайтесь, как дети, на пустые посулы и не губите себя.

Но меряне услышали из этой речи только то, что касалось возможного ослабления русов, а это ослабление они считали выгодным для себя и желали ему способствовать.

– Это не пустые посулы! – возразил Аталык. – Ведь это правда, что вас больше никогда не пустят на торги Итиля? Правда, что вы и не сможете туда попасть прежними путями, потому что ты, – он кивнул на Свенельда, – ты, Севендей, разорил земли, где тот путь пролегал. Вы везде несете разорение и смерть. Мы не позволим вам нашими богатствами пользоваться, а нам какие-то объедки бросать. Каган тоже хочет сохранить торговлю, ради этого он послал к нам уважаемых людей с предложением равноправного союза, выгодного и нам, и ему.

«Я несу разорение и смерть?» Безотчетно Свенельд потер то место в верхней части груди, где под слоями теплой одежды находился красный шрам. Но думал он при этом о шрамах Годо – трех шрамах на лице, которые тот вынес из первой, самой кровопролитной для русов битвы на Итиле.

Тот день от этого отделяло без малого два года, низовья Итиля от озера Келе – сотня дневных переходов. Но в речах Аталыка Свенельд совершенно ясно слышал отзвуки той битвы. Эхо Итиля неслось над белым светом, отдаваясь в Киеве, над берегами Дона, Упы, Оки, Волхова, Валги… Там был нанесен губительный удар прежнему, за века устоявшемуся укладу жизни многих и многих племен, родов и престолов. Тот уклад продолжал рушиться, а новый пока рисовался только в мечтах – только для тех, кто умел видеть далеко-далеко вперед, охватывать мысленным взором чуть ли не весь белый свет. Но пока важнее было не будущее, а сегодняшний день и необходимость уворачиваться от падающих обломков.

– Вы не получите от хазар никакой выгоды без помощи Олава, – попытался убедить мерян Арнор. – Аталык, и вы, мужи мерянские не позвольте, чтобы за эту шапку у вас купили мир в Мерямаа, достаток и волю ваших детей.

– Три поколения, как мы лишены воли! – сурово ответил Аталык. – Теперь у нас есть случай сбросить эту унизительную узду! Неудивительно, что вы этому противитесь. Но время вашей власти прошло, теперь мы сами будем собою править!

– А не зря говорят, что мы напрасно позволяем вам жить на нашей земле! – воскликнул другой кугыж, Егинчак. – Если бы наши прадеды не позволили вам у нас поселиться, то и никакой дани не было бы!

– Скоро вас тут никого не будет! – загудели голоса в толпе, стоявшей чуть поодаль.

– Выбросить вас с нашей земли!

– Селения ваши сжечь!

– Убирайтесь к себе в Рушмаа и там живите!

– Не дадим больше нас грабить!

Свенельд глубоко дышал, стараясь сдержать ярость и осознавая свое бессилие их убедить. Хотелось заорать, вдарить кулаком по Синему камню… а еще лучше схватить Аталыка за бороду и бить о камень головой, пока не просветлеет в уме. Они как дети, что бросают в грязь лепешку, гонясь за отражением луны в луже. Где им понимать, что для хазар они – букашки, живущие где-то за краем света. Равноправный договор им обещали! Будто каган или хакан-бек хоть на полвздоха может вообразить Аталыка равным себе! Будто он хотя бы знает, где это Келе-озеро и вся эта Мерямаа! Аталык и весь род его для хазар – две-три сухие веточки, что бросают в огонь. Кого волнует судьба сгорающих веточек? Они для того и существуют, чтобы сгорать. Хазарам нужен огонь – пожар, который охватит всю Мерямаа и преградит русам путь к Булгару. А эти глупцы, считающие свое озеро и свой камень сердцем мира, с готовностью лезут в огонь. Будто каган в Итиле спит и видит, как бы сделать их богатыми и счастливыми! Да он об этом деле знать не знает – священному правителю Хазарии никто такой чепухой не досаждает.

Глубоко дыша, Свенельд так долго молчал, пристально глядя в лица стоявших перед ним кугыжей, что они забеспокоились и стали чаще переступать широкими поршнями по утоптанному снегу.

– Красивая шапка, Аталык, – почти спокойно произнес Свенельд.

Ничего здесь не изменить. Как и всякие смертные, меряне сделали свой выбор и тем навлекли последствия. Как говорится, никто не спасет обреченного.

– Красивая шапка, Аталык. Я прикажу никому ее не трогать, пусть тебя с ней положат на погребальный костер. И когда ты в ней предстанешь перед Кугу Юмо, перед своими дедами, ты сможешь показать ее и сказать: вот какая дорогая у меня шапка – я отдал за нее жизни моих сородичей и мир в Мерямаа. И собственную жизнь. Но все же ради ста лет мира между Мерямаа и Хольмгардом я дам вам время до завтра. Подумать. Пура йу![46]46
  Пура йу! – Доброй ночи! (мерянск.)


[Закрыть]

Глава 10

В погосте нашлись, как и было условлено, приготовленные дрова, сено и припасы – но только на один день. Уже темнело, сегодня поздно было что-либо предпринимать, и русы, устроив лошадей под навесом, принялись готовить ужин и располагаться на отдых. Но, в отличие от обычного порядка, Свенельд расставил дозоры со всех сторон, особенно с той, где располагался Келе-бол.

Этот дозор и привел гостя, когда уже сварили кашу с салом и разложили вяленое мясо.

– Глядите, да это Хравн! – воскликнул Тьяльвар, первым рассмотрев, кто у двери отряхивается от снега.

Из-под худа торчала всем хорошо знакомая густая черная борода кузнеца-варяга из Арки-Варежа.

– Ты откуда здесь взялся? – удивленный Свенельд шагнул ему навстречу.

И тут сам вспомнил: Хравн, как им рассказал Виги, увез из Арки-Варежа хазар.

– Вот оно что! – сам себе ответил Свенельд.

– Вижу, ты догадался! – Хравн усмехнулся. – Тебя просят прийти для разговора.

– Эти ёлсы хазарские? – К ним подошел Арнор.

– Да, эти почтенные люди хотят поговорить со Свенельдом ярлом. Сейчас, у Синего камня. Я думаю, тебе стоит выслушать, что они хотят сказать.

– Мне уже известно, что они сказали старейшинам всей Мерямаа, – бросил Свенельд. – Не считаю эти речи особенно умными.

– Это ты напрасно. Они очень даже умные люди. Догадываясь, что ты к ним настроен недружелюбно, они хотят получить заложника – Вальдрада или Арнора. Чтобы все прошло мирно.

– Ётунову кочерыжку они от меня получат, а не заложника!

– Ну если они взамен пришлют одного из своих… – начал Велерад.

– Я подойду?

– Нет. Ты – человек Тойсара, а от него заложница у меня дома сидит, детей кормит. – Велерад улыбнулся.

– Не нравится мне эта затея, – сказал Арнор. – О чем нам разговаривать? Уже обо всем поговорили. Только если хотят нас из дома выманить, пока темно. Как бы они там парней с луками не посадили, у камня.

– Никого не дам, – немного подумав, решил Свенельд. – Хотят говорить – пусть верят нам. Не я вздумал поломать уговор, заключенный при дедах, а Атлитык…

– Аталык.

– Если он одумался, то бояться меня ему нечего. Мы стремимся к миру. А за любое коварство будем карать беспощадно.

Послать в заложники Велерада, после того как один брат уже погиб, Свенельд был не способен, а посылать Арнора или Виги было бы несправедливо.

– Ваш разговор будет перед Синим камнем – никто не посмеет повести себя коварно перед взором богов. Мне поручили обещать вам это.

– Давно ли ты поручения хазар исполняешь? – с издевкой спросил Арнор.

Хравн ему не ответил.

– Кто из вас готов пойти? Свенельд ярл? Они хотят говорить именно с тобой.

– Я пойду.

– И я, – сказал Арнор. – Я их уже знаю. Только давай-ка брони наденем, – добавил он, когда Хравн уже ушел.

Взяв с собой по человеку, Свенельд и Арнор направились к Синему камню. Путь им указывал огонь факелов – возле камня уже кто-то ждал. Прочие русы, на всякий случай вооружившись, вышли из погоста и наблюдали издали, хотя в густой тьме зимнего вечера разглядеть что-то, кроме самих огней, было нельзя.

Возле Синего камня Свенельд и Арнор застали человек пять – кое-кто из мерян и с ними Хравн.

– Ну? – Свенельд остановился так, чтобы их с Арнором и мерян разделял камень. – Чего надумали?

Но раньше, чем Арнор успел перевести, Свенельду ответил незнакомый голос – тоже на языке русов:

– Мы просим тебя выслушать нас, Свенельд хёвдинг. Может, мы и договоримся.

– Глядь! – вырвалось у Арнора. – Хавард!

В свете факела блеснули вьющиеся пряди светлых волос, свисающие из-под мерянской меховой шапки, знакомые дерзкие глаза, золотистая бородка.

– Приветствую, Арнор! – весело откликнулся Хавард. – Как поживает твоя прекрасная сестра?

– Еще раз о ней упомянешь, язык вырву! – почти дружелюбно ответил Арнор. – Не тебе говорить о ней, ты ведь уже и здесь к Аталыковым дочкам присватался, так?

Хавард в ответ расхохотался, ничуть не смущенный.

– Твоя сестра красивее остальных. А к тому же имеет преимущество – у нее на руке мое кольцо.

– У нее на руке мое кольцо! Это я взял его как добычу, а ты его потерял – вместе с одеждой, оружием и всем, что делало тебя похожим на приличного человека. Если бы я не дал тебе кожух, ты бы замерз как пес, а перед этим глодал бы кости своего умершего товарища. Я запомнил, что вы собирались сожрать труп. Не думай, что я забыл.

– Жить захочешь – не то еще обглодаешь! – так же весело ответил Хавард.

– Доброволь… довольно, – прервал их еще один голос, более зрелый. – Слушай, что скажу я тебе, а ты ответ мне скажи.

Свенельд повернулся на голос, обратившийся к нему на ломаном славянском языке. Он принадлежал мужчине вдвое старше Хаварда, с костистым носатым лицом, очень сухим, будто вырезанным из светло-бурого дерева, с полуседой бородой.

– Самуил, – подсказал Арнор. – Он говорит по-славянски. Главный у них.

Сам Арнор языка своих предков по матери почти не понимал, но, на его счастье, Самуил тоже не стремился на нем общаться и дальше заговорил по-хазарски, предоставив Хаварду переводить.

– Мы знаем, что ты, Свенельд ярл, человек весьма достойный, знатного рода и прославленный подвигами, – начал Самуил.

На Свенельда это не произвело никакого впечатления: о своих достоинствах он и так знал, и не для того его сюда вызвали, на продуваемый зимними ветрами берег озера в темноте, чтобы восхвалять.

– Также ты человек умный. Мы хотим, чтобы ты отвез наше послание твоему господину, Олаву конунгу.

– От кого послание?

– От уважаемых людей в Итиле, в чьих руках торговые пути от страны Сина до Кордовского халифата.

– И чего же эти люди хотят от Олава конунга? – спросил Свенельд, помедлив.

Он допускал, что «уважаемые люди» сами не одобряют раздор между хазарами и русами, лишающий их доходов. Но возможно ли, чтобы они встали на сторону чужого правителя против своего?

– Торговый мир, чтобы ваши купцы ездили в Итиль как прежде, более невозможен. Даже если владыки русов пожелают примириться с хакан-беком, после разорения волоков на Славянскую реку он этого не примет.

– Владыки русов не примут никаких переговоров о мире, пока хакан-бек не заплатит за гнусное нападение на Итиле.

– Значит, они еще безумнее, чем мы думали. – Самуил пристально взглянул ему в лицо. – Оставим это. Возможен другой путь торговли – через реки Итиль и Валгу, то есть Сара-итиль, как ее называют у булгар.

– Это мне известно. Олав конунг подумывает наладить перевоз товаров по этой дороге.

– Вам будет слишком трудно это сделать. Было бы лучше, если бы Олав конунг позволил нам, рахдонитам, вести торговлю в Мерямаа и далее, до самого Хольмгарда.

– Вы не хуже меня знаете – за это право ведутся войны. А вы хотите получить его задаром?

– Зачем требовать денег за то, чем все равно не сможешь воспользоваться?

– Почему не сможешь? Мы прошли этим путем – я, мой брат, сыновья Дага и другие наши спутники, все те люди. – Свенельд показал себе за плечо, в сторону погоста. – Мы пройдем еще раз. Сколько понадобится.

– Хакан-бек не даст вам позволения торговать в Булгаре.

– Обойдемся без его позволения. Скоро он сам будет в нем нуждаться.

– Если ты исполнишь нашу просьбу и передашь Олаву конунгу наши условия, это не останется без награды.

– У тебя еще имеются исподние портки? – Свенельд вспомнил слова Арнора. – Шубу и шапку вы уже отдали, а больше у вас ничего нет.

– В Итиле хватит и шуб, и шапок, и всего, что только может пожелать человек. От тебя требуется лишь отвезти наше послание к Олаву и заверить, что и он сам, и его приближенные, останутся очень довольны, если примут нашу дружбу.

– Глядь, мы д-дрались с ними! – Арнор был не в силах больше слушать это. – На Итиле у нас погибло триста человек в один день, а вдвое больше было ранено! И еще два дня они л-лезли к нам днем и ночью, конницей и пешими… Там п-погиб наш конунг. И ты предлагаешь нам д-дружбу с этими псами?

– На вас напали арсии, а не хазары! – воскликнул Хавард. – Это сарацины! У них совсем другая вера, другой язык, это наемники хакан-бека! Вы не должны винить за свои потери всех хазар!

– Твои арсии служат х-хакан-беку! Это его люди.

– Он не смог их остановить! Клянусь тебе, он был огорчен этим делом не меньше вашего, но арсии как с цепи сорвались, они жаждали отомстить вам за других сарацин, – было за что мстить, ведь так? Он не допустил бы этого, если бы мог, но арсии – самая мощная военная сила в Итиле, ему просто нечего было против них употребить. А мы говорим с вами от имени совсем других людей! Торговых людей, которые не хотят никакой войны, потому что, знаешь ли, серебро любит тишину, треск щитов и звон клинков его пугает! Серебро и оружие правят в Итиле. Мы – от тех людей, в чьих руках серебро. Дружите с нами – и военная сила сарацин больше никогда не станет вам угрожать!

Арнор пристально смотрел Хаварду в лицо, его тонко вырезанные ноздри трепетали. Его склоняли к дружбе с теми, о ком он привык думать с ненавистью, и это вызывало в нем такое негодование, что на пришельцев он смотрел как на змею, внезапно обнаруженную под ногами.

– Кольцо! – вспомнил он. – Ты сказал, что это твое кольцо! То, что у моей сестры. Откуда оно у тебя? Где ты его взял?

– Это… – начал Хавард, но вдруг осекся.

На лице его промелькнуло растерянное выражение, которое само дало русам ответ.

– Ты был там? – Арнор слегка подался к нему. – На Итиле? В ту ночь? Ты сам снял это кольцо с мертвой руки? Или скажешь, в кости выиграл, а у кого – не помню?

Хавард открыл было рот, но лишь дрогнул и не произнес ни слова. При всей его находчивости и наглости он не посмел признаться в том, от чего только что отпирался.

– Ты что-нибудь знаешь о Гриме? – Свенельд требовательно взглянул на него. – О его смерти?

Хавард, чуть опомнившись, перевел вопросительный взгляд на Самуила.

– Мы, может быть, и могли бы поговорить об этом, – начал старик. – Но только по-дружески. Если договоримся.

Все было ясно: разговор о судьбе Грима может состояться, только если русы примут условия.

– У меня тоже будут условия, – произнес Свенельд среди напряженной тишины. – Скажите Аталыку и прочим, чтобы они выбросили из головы все то, что сегодня мне наговорили, и завтра начали свозить дань, как положено. А вас я отвезу к Олаву конунгу, и вы ему расскажете все, что знаете.

– Меря больше не будет платить вам дань, – качнул головой Самуил. – Для нее начинается другая жизнь, богатая и свободная.

– Никакой другой жизни у них не начинается. Если я не получу завтра все, что мне положено, многие из них лишатся не только добра, но и самой жизни. И виноваты в этом будете вы. Я не поеду назад к конунгу, везя одни посулы вместо дани. Олав не юная дева, чтобы от сладких речей развесить уши и пустить чужие ручонки к себе под подол. Вы здесь не хозяева и хозяевами никогда не будете. Вы уже совершили ошибку, когда вмешались в дела Олава. И в мои.

– Кто упрекнет тебя, если в Хольмгарде узнают, что вся Мерямаа поднялась, отказалась платить дань и выступила против русов с оружием в руках? У тебя ведь недостаточно сил, чтобы этому противостоять.

Свенельд глубоко вдохнул, стараясь не терять хладнокровия. Ему пригрозили всеобщим возмущением? Войной? Так, будто война или мир в Мерямаа зависят от этого носатого старика с деревянным лицом?

– Меня очень даже упрекнут, если узнают, что я видел людей, которые все это устроили, и отпустил их живыми, – медленно выговорил Свенельд.

– Так может, тебе и не стоит возвращаться?

– Что?

– Оставайся здесь. У тебя сильная дружина. Ты сам можешь стать конунгом в Мерямаа! Ты ведь ведешь твой род от конунгов из-за северных морей, а значит, достоин высшей власти. Зачем тебе подчиняться Олаву, когда ты можешь стать равным ему? А мы тебя поддержим всем необходимым. Люди, серебро, кони, оружие – у тебя будет все, чтобы отстоять свою независимость даже перед Олавом! Помнишь арсиев? Они будут служить тебе и ходить под твоей рукой!