Текст книги "Ворон Хольмгарда"

Глава 7

Проходя через двор с горшком свежего масла в руках, Арнэйд вдруг увидела в воротах Гудбранда и застыла на месте. Глупо похлопала глазами. Вот кого она не ожидала здесь увидеть, так его: усталого, разгоряченного, вспотевшего. Он тоже воззрился на нее в недоумении. Чтобы не выделяться среди женщин Арки-Варежа, Арнэйд теперь одевалась, как они, в мерянское платье: в широкую верхнюю рубаху до колен, выкрашенную в светло-синий цвет, с узким кожаным поясом, украшенным подвесками, и две треугольные подвески со звенящими «лапками» были приколоты у нее на груди. Волосы она заплетала в две косы, тоже с подвесками на концах, а на голове носила покрывало и кожаное очелье с кольцами на висках. На вид она сделалась обычная женщина мери, неудивительно, что Гудбранд не сразу ее узнал.

– Где твой муж? – вместо приветствия бросил он ей. – Он мне нужен немедленно.

– Что-то случилось? – едва помня себя от изумления, пролепетала Арнэйд.

– Да! Твой отец предал Мерямаа!

– Гудбранд, в тебя тролль вселился! – Арнэйд немного опомнилась. – Что это значит? Что ты такое говоришь о моем отце!

– Я говорю то, что есть! – Гудбранд упер руки в бока. Судя по запаху, он только что сошел с седла после долгой скачки. – К нам явился из Хольмгарда какой-то ёлс и привел войско в полтыщи человек! Олав прислал его, чтобы всех нас сделать своими рабами, русов и мерян! И твой отец собирается вилять перед ним хвостом! Только я не буду с этим мириться! Где Тойсар?

– Они все в лугах.

– Ну так пошли за ним, пусть его приведут! Или пусть мне укажут дорогу, где он там косит! Если мы ничего не сделаем, уже завтра у нас не останется скотины, а сено мы будем жрать сами! Те, кто сумеет выжить!

Арнэйд взглянула на небо:

– Солнце садится. Они вот-вот вернутся. Войди… Гудбранд, ты пришел к нам как друг?

Вид Гудбранда дружелюбия не выражал; от тревоги у Арнэйд путались мысли и она плохо понимала, чего он хочет и с кем собрался воевать.

– Я – друг Тойсара. И я – друг мери. А твой отец – трус и лизоблюд!

– Поди отсюда вон! – В гневе Арнэйд указала на ворота. – Если ты явился оскорблять моего отца, в моем доме тебе делать нечего!

– Пусть меня проводят к Тойсару!

– Иди и жди его за воротами, он скоро вернется.

– Нельзя терять времени. Да что с тобой говорить!

Махнув рукой, Гудбранд ушел. Немного опомнившись, Арнэйд послала Алдыви посмотреть, что происходит. Та вскоре донесла: Гудбранд и еще несколько человек с ним стоят за воротами, вокруг них собрался кое-какой народ из Арки-Варежа, и Гудбранд перед ним держит речь. Рассказывает, что сюда движется огромное войско, присланное из Хольмгарда; сейчас оно, должно быть, уже в Силверволле. Даг отказался поддержать мерю, а Гудбранд готов биться на ее стороне.

– Это какой-то бред! – Арнэйд сжала голову руками. – Мерямаа не воюет с Олавом! С чего ему посылать сюда войско! Он же получил свою дань!

Она верила в способность Алдыви внятно передать услышанное, и оставалось думать, что Гудбранд сошел с ума.

Жители Арки-Варежа возвращались с лугов и тоже задерживались у ворот, вступая в разговор. Проворная Алдыви часто бегала туда и докладывала: вот появился Тойсар с родичами, тоже слушает Гудбранда. Собралось уж под сотню человек, мужчин и женщин, и все спорят, забыв про усталость и голод.

Наконец Тойсар явился домой, ведя за собой Гудбранда. Арнэйд, как полагается, вышла им навстречу с ковшом пива и лепешками; при Тойсаре Гудбранд взял себя в руки и молча принял то и другое, больше не пытаясь поносить Дага. Но по взгляду, который на нее бросил муж, Арнэйд поняла, что об этом уже все сказано. Вместе с Тойсаром пришли его сыновья и еще кое-кто из кугыжей Арки-Варежа. Они принялись обсуждать, сколько людей можно набрать в войско и сколько времени на это понадобится. Гудбранд сам не видел присланных из Хольмгарда людей – он спешил предупредить Тойсара и не стал их дожидаться, – и не знал, как долго они задержатся в Силверволле.

– Если бы Даг не был таким слизняком, ловким только чаши поднимать, он мог бы сам собрать людей и остановить этих ёлсов, хотя бы задержать их! – рассуждал Гудбранд. – Но на это мало надежды – он предпочел сдаться!

– Но если у него не больше сотни мужчин, то противиться войску в пять раз больше – только погибнуть напрасно! – вступился за тестя Тойсар.

– Он мог бы собрать их и привести сюда, как сделал я, чтобы укрепить наши силы! Если бы мы в среднюю часть строя поставили наших, у кого есть щиты и шлемы, то этим викингам худо бы пришлось, столкнись они с нами лоб в лоб!

– Ты хотел бы, чтобы мой отец увел мужчин из Бьюрланда, а Силверволл бросил пустым! – не выдержала Арнэйд. – Тогда Эйрик понял бы, что мой отец – враг Олава, и просто сжег бы Силверволл, а женщин обратил в рабство! Ты этого хочешь?

– Для нас важно отбиться от них любой ценой! – отвечая ей, Гудбранд убедить хотел главным образом Тойсара. – Важнее всего – отстоять свою свободу! Силверволл можно построить заново. А если мы сейчас уступим и признаем власть этого Эйрика, то навек останемся рабами!

– Но вы ведь даже не знаете, чего он хочет! Может, он вовсе и не собирается с вами сражаться!

– Если Олав прислал дружину из пяти сотен, значит, он намерен добиться своих целей любой ценой и знает, что нам это не понравится. А поработить нас мы не позволим, – решительно ответил Тойсар. – Видит Кугу Юмо, мы старались сохранять мир с русами, сколько могли. Но если они хотят забрать нашу волю и жизнь, мы с этим не смиримся.

Этим же вечером Тойсар разослал гонцов во все стороны, призывая к оружию мужчин Мерямаа. Окрестности озера Неро были наиболее густо заселены, и здесь можно было набрать немало ратников даже за два-три дня. Арки-Вареж гудел: прибывали и убывали гонцы и посланцы, все готовили стрелы и копья, точили топоры и пересаживали на длинные рукояти. В доме у Тойсара целыми днями сидели кугыжи. Квас и лепешки им подавала невестка, Естан. Арнэйд проводила эти дни в кудо: Тойсар запретил ей показываться людям на глаза.

– Я тебя не виню в том, что происходит, – сказал он ей в вечер приезда Гудбранда, – но люди теперь злы на всех русов. Меня еще ждут упреки за то, что я женился на тебе.

– Ты сам этого хотел! – вырвалось у Арнэйд.

Чего бы она ни отдала, лишь бы в это время быть дома, в Силверволле, со своими родичами!

– Да. Боги обещали мне, что эта женитьба принесет нам мир. Но, может, я неправильно понял их волю…

– Боги не знали про Эйрика!

– Может, и так. Но ты лучше скройся с глаз. Я уверен, уже скоро кто-нибудь скажет, что если бы я не проявил слабость и на тебе не женился, мы бы изгнали русов и этой войны бы не было.

– Все это неправда! И изгнание русов вам далось бы не слишком легко, и Олава это рассердило бы еще сильнее.

– Может, ты и права. Но когда люди злы и напуганы, они рады случаю добраться до того врага, кто под рукой. Кто-то может подумать, что если у меня не будет жены-русинки, я буду более стойко биться против твоих соплеменников. Пока я в силах, я не дам в обиду мою жену, но… что угодно может случиться. Я не Юмо!

Арнэйд пыталась заниматься делами по хозяйству, но все валилось из рук. В дурной час согласилась она встать на след старухи Кастан – это ее погубило. А уж Кастан, останься она жива, сейчас призывала бы мерян постоять за свою свободу, будто сама Юмалан-Ава. Она всегда не любила русов.

Опасения Тойсара оказались не напрасны. Через день Илчиви, ходившая вместе с Естан прислуживать в большом доме, вернулась с вытаращенными от испуга глазами.

– Ох, Аркей! Я такое слышала!

Она дрожала и не решалась говорить.

– Лучше уж молчи! – предостерегла ее Алдыви.

– Аркей, как страшно! – Илчиви не слушала ее. – Пагай сказал, что… что надо… надо послать русам твою голову! Чтобы они знали… что… они ни перед чем не остановятся ради своей свободы…

Арнэйд села. Мысль заметалась в поисках выхода, но что она может сделать? Она заперта в этом дворе, а выйти – значит погибнуть.

– Не бойся, Тойсар сказал им, что они обезумели от страха и злобы! – попыталась утешить ее Алдыви. – Сказал, что речь идет о его жене, на которую он призвал благословение богов в недавний Сюрэм в священной роще, а еще – что пока ты жива, твои родичи не станут участвовать в этой войне. А если они получат твою голову, то поддержат тех людей из-за моря, и тогда уж нам худо придется!

Да благословят боги мудрость Тойсара, подумала Арнэйд. Ей хотелось сжаться, стать меньше мыши и спрятаться в темный угол, за ленгежи… Тойсар защитит ее, пока в силах, но если дела пойдут совсем плохо, Пагай и Коныш скажут, что он утратил способность слышать богов, навлек беду на мерянский род… Отнимут у него власть, и тогда она будет обречена. Ее сделают жертвой страха и злобы. Богам такая жертва не нужна, но духи страха отступают перед невинной кровью, наполняя людей недолгим и неверным чувством силы…

– Отец еще раз велел тебе не выходить даже из кудо! – добавила Илчиви.

Теперь Арнэйд оказалась в заточении – ее не выпускали даже в хлев. Хозяйкой в доме опять сделалась Естан, а Арнэйд лишь выпоняла ту работу, которую можно было делать в кудо. Естан, невысокая, коренастая, полноватая женщина лет тридцати с небольшим, смотрела на нее весьма хмуро и лишь коротко отдавала распоряжения. В ее глазах Арнэйд была чужой, опасной, вредной, будто змея. Девушки относились к ней добрее, и их молчаливое сочувствие служило Арнэйд некоторой поддержкой.

Непрерывно она прислушивалась к звукам снаружи. Алдыви исправно сновала по Арки-Варежу и потом рассказывала: люди подходят десятками, из болов ведут всех мужчин, от подростков до стариков. Гудбранд и Тойсар в один голос убеждают людей собраться, чтобы прогнать захватчиков. Видя, что часть русов с ними, меряне верят в победу. Их собралось вокруг Арки-Варежа уже не меньше пяти-шести сотен, везде дымят костры. В священных рощах приносят жертвы богам, прося победы. О сене все забыли, каждый день забивают скотину для прокорма войска. Весь мир перевернулся и забурлил. Десятки глаз постоянно наблюдают за поворотами Огды: не покажутся ли лодки русов…

* * *

Располагая значительными силами, Эйрик и Свенельд не торопились. В Силверволле они провели несколько дней, давая время людям отдохнуть и поправить суда; покинув его, прошли большую часть пути и остановились на Огде в роздыхе от Арки-Варежа, чтобы можно было подойти к нему довольно быстро. Если зимой Свенельду, имевшему всего сорок человек, приходилось спешить, чтобы не дать Аталыку собрать значительное войско, то теперь, наоборот, Эйрик и Свенельд легко пришли к согласию в том, что стоит позволить Тойсару собрать как можно больше людей – чтобы разом уничтожить и покорить всех, кто способен сопротивляться, и не вылавливать их потом по лесам. Вперед выслали дозор, чтобы наблюдать за этими сборами, и каждый день вожди получали сведения о прибавлении мерянской рати.

Тойсар и другие кугыжи, разумеется, тоже выслали дозор и быстро выяснили, что ожидаемые русы стоят на Огде возле Ингирь-бола. Посовещавшись, решили отправить к ним послов – Тойсар настоял на том, чтобы выяснить цели этого нашествия. Поехали Толмак, Тойсаров старший сын, и Гудбранд. Гудбранд располагал небольшими силами, приведенными из Ульвхейма, но быстро выдвинулся в число первых военных вождей мери, поскольку обладал решимостью и нужными знаниями. Целыми днями он обучал лесных охотников строю и приемам работы с боевым оружием.

Приехавшие в лодке послы Арки-Варежа были встречены передовым дозором и проведены в стан. По всему берегу виднелись шатры и навесы из увядших веток, на песке чернели кострища, в котлах булькала похлебка из выловленной здесь же рыбы: имея возможность возобновлять припасы, Эйрик велел беречь взятое с собой. Дни стояли жаркие, и пришельцы или дремали в тени, или плескались в реке. Прошла ватага, тащившая на жердях убитую косулю и молодого вепря.

Эйрик принял послов перед своим шатром, сидя на обрубке широкого бревна. Ради жары он, как и большинство его людей, был без сорочки; серебряная гривна, унизанная перстнями, блестела на широкой волосатой груди, и все это придавало ему сходство с необычным существом – не то зверем, не то богом, а скорее неким богом-оборотнем, имеющим звериный облик. На загорелой коже виднелось несколько старых, уже побелевших шрамов. Спокойные серые глаза внимательно рассматривали новых людей.

Послов усадили перед вождем на расстеленную кошму. Услышав о гостях, Свенельд тоже пришел и сел на землю рядом с Эйриком. Оружия у приехавших не было – Гудбранд понимал, что для встречи с Эйриком его все равно придется отдать; телохранители стояли по бокам от господина, однако от мощной фигуры спокойно сидящего Эйрика исходило ощущение неуязвимости, будто его прикрывали чары.

– Цолонда! – по-мерянски приветствовал Свенельд Толмака, потом поздоровался с Гудбрандом. – С чем пожаловали?

– Скорее стоило бы вам ответить на этот вопрос, – сказал ему Толмак.

Они со Свенельдом знали друг друга давно и уже сталкивались четыре с половиной года назад, когда родичи пытались вернуть похищенную Илетай. Сейчас оба вспомнили те дни, а заодно и осознали, что родство, установленное между ними благодаря тому похищению, налагает на обоих обязательства.

– И ответим. – Свенельд кивнул. – Зная, что часть мери склонна прислушиваться к врагам, подбивающим вас на измену и разрыв старинного договора, заключенного при дедах, Олав конунг прислал своего родича, Эйрика конунга, чтобы ничего такого больше не происходило и в Мерямаа сохранялся нерушимый мир. Если вы примете его, мы никому не причиним вреда.

– Олав сам нарушил договор! – не стерпел Гудбранд. Он тоже говорил по-мерянски, чтобы Толмак понимал. – Никогда не было такого, чтобы присылать сюда целое войско на жительство, и чтобы мы были обязаны его содержать! А потом он еще примется распоряжаться! Это нарушает все наши старинные права, Олав отнимает нашу волю! Мы не станем этого терпеть!

– Гудбранд, а ты-то зачем в это дело встрял? Почему ты выбрал сторону мери против своих?

– Вы мне не свои! Наши деды жили здесь, еще когда никакие конунги сюда не совались!

– У нас с тобой одно имя – русь, один язык и одни боги. О́дин не любит предателей. Ты ведь знаешь, что случилось с людьми вроде тебя, которые жили на Упе и выбрали служить хазарам. Все они погибли, а самый вредный был повешен на валу. Мной.

– Это Даг – предатель, а не я. Он предал людей, среди которых родился, своих мерянских родичей и предков. Предал землю, которая кормила поколения его рода! Предал ради какого-то Олава, который ни разу даже здесь не был! Который только и знает, что каждую зиму собирать куниц. А что он нам сделал взамен за этих куниц?

– Куницы не сами превращались в серебро. Олав давал вам возможность менять одно на другое.

– Мы можем делать это и без него. В мире кое-что изменилось, и старый порядок больше не годится. Мы больше не будем платить Олаву за то, чтобы он через наши земли добывал себе богатство.

– На белом свете, Гудбранд, и правда изменилось кое-что важное… Логи, переведи. – Свенельд продолжал говорить на языке руси, делая остановки, чтобы Логи перевел для Толмака. – И не воля Олава, скажу тебе, тому причиной. Хакан-бек разорвал наш мирный договор, потому что увидел нашу силу и испугался ее. Прежний уклад рухнул, теперь будет выстроен новый. У Мерямаа есть возможность сильно разбогатеть. Олав не лишит вас вашей доли прибылей, но для этого ему нужна уверенность, что вы на нашей стороне и не примете как друзей наших врагов – хазар. А нынешней зимой я сам видел, как они лили вам в уши свой яд, а вы охотно глотали и повторяли за ними те изменнические речи.

– Мы не глотаем ушами, – бросил Толмак. – Мы не позволим другим пользоваться выгодами нашей земли и еще в придачу собирать с нас дань. Это несправедливо, наши боги такого не стерпят!

– Без помощи Олава никаких выгод не будет. У одной мери, без нас, не получится проложить безопасный путь до Булгара и заключить с Алмас-каном выгодный и справедливый договор. За такие договора ведутся войны, как это пришлось делать Хельги Хитрому с греками. Без нас вы сможете разве что продавать своих куниц тем хазарским купцам, которые проберутся к вам сюда, а они будут грабить вас, давая меньше, чем даем мы.

– Мы не уступим те права, которые принадлежат нам. Если Олав откажется от нашей дани, то мы позволим вам ходить через Мерямаа на восток.

– Если вы попытаетесь ему помешать, нам придется силой проложить путь через Мерямаа. Видят боги, ни Олав, ни я этого не хотел бы. Вы не оставляете нам выбора.

– Не забудь, что дочь Дага живет в Арки-Вареже, – вставил Гудбранд.

– Никого из родичей Дага в нашем войске нет, передайте это Тойсару, – ответил Свенельд, изо всех сил стараясь не показать, как задевает его это напоминание об Арнэйд. – Даг исполняет обязательства, которые брал на себя, когда выдавал дочь. А еще напомните, что одна твоя сестра, Толмак, живет в Силверволле, а вторая – в Хольмгарде.

– Если меряне увидят вас возле Арки-Варежа, их справедливый гнев может обрушиться на тех людей вашей крови, кто окажется среди них! Помни об этом! Они уже были бы мертвы, но пока я защищаю их, показывая, что русы – на стороне мери.

– Толмак, имей в виду и всем расскажи. – Свенельд глубоко вздохнул. – Если с Даговой дочерью что-то случится, мы перебьем всех женщин Арки-Варежа. Я не хотел бы этого, но я это сделаю, клянусь! – Он вытянул из-за спины висевший на плечевой перевязи Страж Валькирии и приложил золоченую рукоять ко лбу и глазам. – И племя ваше закончится – рожать новых мерян будет некому.

– Сначала попадите туда. Вам придется сперва перебить всех мужчин.

Свенельд слегка развел руками: дескать, а как же?

– Нас больше, чем вас, и люди подходят каждый день, – добавил Толмак.

– Мы не ищем легких побед. Толмак, – дружелюбно, как мог убедительно обратился к свойственнику Свенельд, – ты же знаешь, каковы наши силы. Мы же раздавим вас. Ты это понимаешь? Тойсар это понимает? Он разумный и миролюбивый человек. Мы понимаем, что он раздоров не хотел, потому и взял за себя Дагову дочь. Остановитесь, еще не поздно. Позвольте Эйрику конунгу остаться здесь, и в Мерямаа будет мир, выгодный для всех.

– Мой отец не правит мерей так, как Олав правит русами. – Толмак покачал головой. – Что он мог сделать, он сделал весной, и мы уже все уладили. Но Олав сам все порушил, прислав этих людей, – он кивнул на Эйрика. – Если отец сейчас станет отговаривать людей дать вам отпор, его сметут и его место займет Пагай или Коныш. И все пойдет дальше так, как идет сейчас. А Дагова дочь неизбежно погибнет.

На несколько мгновений повисло молчание, перебиваемое обычными звуками большого воинского стана.

– Так что, Толмак, не договорились?

– Нет, Севендей. – Толмак поднялся на ноги. – Не договорились.

– Я так понял, ничего нового они не сказали? – спросил Эйрик.

Впервые услышав его низкий голос, оба посла невольно вздрогнули от неожиданности и взглянули на него с таким потрясением, будто заговорил дубовый идол.

– Нет. – Свенельд мотнул головой.

– Они готовы к битве?

– Готовы! – дерзко ответил Гудбранд.

– Я не заставлю долго меня ждать, – благожелательно ответил Эйрик и неспешно поднялся, давая возможность оценить его рост и вынуждая собеседников поднимать глаза все выше и выше. – Копье войны у меня в руках, и пусть Один отдаст победу достойному.

* * *

– Твоего отца и братьев нет в том войске. Даг соблюдает обеты, которые дал мне на нашей свадьбе, – сказал Тойсар в тот же день, когда послы ездили к Эйрику. И не успела Арнэйд ощутить себя совершенно одинокой перед лицом беды, как он добавил: – Так сказал Севендей.

– А Севендей там есть?

– Да. Толмак с ним говорил. Только не спросил, собирается ли сам Севендей биться против меня, когда я тесть его родного брата, – с горечью добавил Тойсар.

Этот краткий разговор несколько рассеял мрак на сердце Арнэйд. Свенельд был для Тойсара братом зятя, а с Арнэйд его не связывало ничего, однако только о нем она и думала как о своей надежде выжить. Даже если жители Арки-Варежа не причинят ей вреда, что будет, когда сюда ворвутся люди Эйрика? Они ведь ее не знают, а по виду она ничем не отличается от женщин мери. В кровавой горячке боя варяги зарубят ее заодно со всеми, и родство с Дагом не поможет…

Это было вчера. Сегодня Арнэйд с рассвета занималась обычными делами – делала ежедневный сыр из молока утреннего удоя. Здесь, в кудо, ей часто казалось, что кто-то наблюдает за нею из темного угла, и она знала, кто это. Ава Кастан. Та, что до нее много лет хозяйничала у этого очага. Вон стоят у стены большие берестяные ленгежи – под ними Кастан четыре года назад зарыла рубаху Арнора со связанными рукавами, думая, что это рубашка Свенельда и что его волю она сковала своей ворожбой. Недавно Алдыви показала ей это место. Не так чтобы Арнэйд пугал молчаливый пристальный взгляд покойницы, но она чувствовала неловкость от мысли, что заняла ее место. Торжества не было – она ведь не стремилась сюда, и ее заставили жить жизнью Кастан, все равно что донашивать ее старую одежду…

И напрасно. От раздора это не уберегло. Арнэйд не могла отделаться от мысли, что Кастан с того света как-то причастна к этому. Может, услышала ее угрозы – насчет дохлого пса в могилу. И вынудила влезть в ее шкуру, доживать ее недожитую жизнь. Теперь ей предстоит…

Но что предстоит – Арнэйд не знала. Не могла представить никакого своего будущего здесь.

* * *

– Они пришли.

Арнэйд вздрогнула, услышав голос мужа – главного наследства, полученного от Кастан.

– Высаживаются из лодок, – продолжал Тойсар, когда она обернулась к нему. – Мы выходим в поле. Оставайся здесь. Запри дверь покрепче и никому не отворяй. Даже родичам. Пока я не приду за тобой или… пока эту дверь не выломают.

Арнэйд молчала, ощущая полную растерянность перед опасностью. Будущее, которого она не умела вообразить, вдруг оказалось урезано до одного этого утра…

– Ты хорошая женщина, Аркей! – Тойсар положил руку ей на плечо. Вид у него был усталый, под глазами набухли мешки, морщинки на лице стали заметнее. – Мы оба сделали что могли, нам будет нечего стыдиться, когда мы предстанем перед своими дедами, но воля богов сильнее усилий смертных.

Именно Тойсар уже много лет отвечал за то, чтобы правильно разгадать волю богов и добиться от сынов Мерямаа ее исполнения. И это второе порой бывало не менее трудным делом, чем первое.

– Ати, можно, мы тоже здесь останемся? – жалобно спросила Илчиви.

Вокруг них собрались женщины: Алдыви, обе невестки со своими младенцами, Талвий, Тойсаровы служанки.

– Да, оставайтесь здесь и не выходите за дверь. И запомните – если боги отдадут победу нам, то от Аркей не будет вреда. А если в этот дом придут русы, она спасет вас от гибели. Оберегайте ее. Не знаю, смогу ли объяснить это остальным, но вы, мои дочери, не нарушите мою волю. Да защитит вас Юмалан-Ава!

Тойсар по очереди обнял Арнэйд, дочь и невесток, потом ушел. Запирая дверь, Арнэйд ощущала в груди острое и болезненное чувство. Нет, она не думала, что когда-нибудь сможет полюбить Тойсара как мужа. Но в эти мгновения поняла, что в новой жизни, к которой еще не смогла привыкнуть, хотя бы должна была смотреть на него как на столь же близкого человека, каким в Силверволле был отец.

* * *

– Скорее, скорее! – по-мерянски кричал Гудбранд, размахивая копьем. – Если поспешим, то помешаем им высадиться и сразу опрокинем в воду!

С той и другой стороны призывно гудели рога, будоража кровь смесью страха и отчаянного возбуждения.

– Нет, не нужно! – остановил его Тойсар. – Те люди опытнее, мы не заставим их растеряться. А наши не будут такими стойкими, не имея прочного строя. Лучше выстроим поскорее людей, пока есть время.

Выстроить многосотенную толпу на лугу, избранным как поле битвы, было делом нелегким. За прошедшие дни мерян собралось около восьми сотен, включая подростков лет от тринадцати-четырнадцати: этих было около сотни, и Гудбранд собрал их в особый отряд, который должен был поначалу прятаться за спинами передних рядов, а потом быстро обойти русский строй сбоку и обстрелять с тыла. Зная, что варяги имеют весомое преимущество в вооружении и боевом опыте, Гудбранд стремился использовать умения мерян в том, в чем они были сильны – быстроте юношеских ног и меткости стрельбы прирожденных ловцов.

Длиной в сотню человек, варяжский строй состоял из четырех рядов, и еще сотня, под началом Тьяльвара, осталась позади на непредвиденный случай. Этим решением Эйрик и Свенельд еще увеличили разрыв в численности, но оставленная позади сотня русов смущала мерян больше, чем свое преимущество радовало. Спереди варяжский строй был сплошь прикрыт плотно сомкнутыми круглыми щитами, над ними виднелись головы в шлемах, а за ними, над вторым-третьим рядом, вызвышались наконечники копий и лезвия ростовых топоров. В первом ряду все были в кольчугах, иные даже в пластинчатых доспехах. Эта стена быстро надвигалась на мерянский строй; на ходу варяги ударяли оружием по умбонам щитов, и каждый их шаг сопровождался слаженным железным грохотом – казалось, этот грохот производят их железные ноги, ступая по земле.

– Кугу Юмо, что это? – Тойсар вдруг вытаращил глаза и обернулся к Гудбранду.

И без того сердце колотилось где-то у горла, а тут еще глазам мерян предстало непривычное зрелище. В самой середине, где виднелся высоко поднятый черно-синий стяг, среди кольчуг темнело около десятка рослых фигур, вместо железных пластин одетых в бурый мех! Посередине шел самый рослый, в котором Гудбранд далеко не сразу сумел признать Эйрика, виденного лишь вчера. Теперь на нем была запашная куртка почти до колен, сшитая из медвежьей шкуры шерстью наружу; рукава покрывали кисть руки, а над пальцами были пришиты медвежьи когти, из-за чего эти мощные руки приобрели пугающее сходство со звериными лапами. На голове у этого «медведя» блестел шлем с позолотой, придававший ему вид бога в зверином облике. Перед ним несли щит, а сам он в обеих руках держал огромный ростовой топор.

– О-о-о-о-ди-и-ин! – протяжно выкрикивал Эйрик, и голос его перекрывал грохот железа, шум шагов и выкрики.

Около десятка человек вокруг него, тоже одетых в шкуры, издавали яростный рев, весьма схожий с ревом разъяренного медведя.

– Это б-берсерки! – воскликнул Гудбранд. – Они… в них входит звериный дух! Дух медведя!

– И сам их вождь тоже?

– Думаю, это он – вон тот, в самой середине!

– Ты не сказал нам!

– Я не знал! Да и какая к ёлсам разница!

Неожиданность оказалась более чем неприятная: привыкшие почитать кереметов в зверином облике, а также хорошо зная звериную силу, меряне с трудом сохраняли мужество, видя, как мчится на них разъяренная лесная мощь.

– Бей! – крикнул Гудбранд, когда два строя разделяло шагов пятьдесят.

Уже сейчас было так шумно, что не все услышали его голос. Часть мерян пустила стрелы разом, другие – за ними, следуя примеру. И вот эти стрелы торчат из щитов переднего ряда; на ходу варяги срубали древки топорами, не сбиваясь с шага. Промежутков в строю не появилось, никто не упал. Зато из второго ряда тоже полетели стрелы и осыпали мерянский строй. Часть из них вонзилась в наскоро сделанные щиты без умбонов, но часть нашли жертвы, и еще до прямого столкновения у мерян появились раненые.

– Вперед! Бегом! – закричал Гудбранд.

Продолжение стрельбы лоб в лоб причинило бы мере больше вреда, чем противнику, оставалось скорее вступить в «короткий бой». Оба строя еще с полперестрела двигались навстречу друг другу – меря почти бегом, русы ровным шагом – и сшиблись. Началась рубка, и почти сразу середина мерянского строя прогнулась. Здесь давили Эйрик и берсерки его ближней дружины, а перед ними не смогли бы устоять и более подготовленные бойцы. Меря – народ невысокий, а Эйрик отбирал в ближнюю дружину мужчин крупных, так что перед сегодняшними противниками они, издающие дикий рев, и правда казались матерыми медведями, вставшими на задние лапы. По большей части они орудовали топорами, двое или трое – мечами. Но самым страшным был их вождь. Дикий зверь и одновременно бог войны, он уверенно шел вперед, обеими руками держа ростовой топор и так ловко действуя им, что движения его оставляли промежутки в мерянском строю, будто коса – в мягкой траве. Там, где прошел он и его люди, землю сплошь покрывали лежащие тела в мерянских кожаных кафтанах, залитые потоками крови из ужасных рубленых ран. Нацеленные в них копья люди-медведи сносили, будто прутики.

Тойсар поначал держался в средних рядах более глубокого мерянского строя, вокруг него было около десятка крепких мужчин, прикрывавших немолодого владыку. Зная, что судьба его в руках богов, он хладнокровно пускал одну стрелу за другой. Мысленно он благодарил Дага, что отказался участвовать в битве и тем избавил его, Тойсара, от опасности убить собственного тестя, быть может, деда своих последних детей. Однако ряды перед ним все редели, прогибались, Тойсар вынужден был пятиться, но почти не снижал частоты стрельбы.

И вот передние ряды порвались, схватка завязалась прямо перед Тойсаром. Какой-то рус – в шлеме и за щитом те все казались одинаковыми, – уложил одного мерянина, потом другого. Потом на него бросились еще двое, он сместился в сторону. Тойсар живо вытянул из колчана стрелу, хотел наложить, но его вдруг так сильно толкнули в плечо, что он слетел с места и выронил лук. Какие-то двое бились шаге от него, свой же воин-мерянин упал на него спиной, вынудив отскочить. Стараясь удержаться на ногах, Тойсар выхватил из-за пояса топор, развернулся…

Дикий многоголосый рев, который почти все это время раздавался в отдалении, сразу с нескольких сторон, вдруг навалился и оглушил. Развернувшись, Тойсар увидел прямо перед собой чудовищного зверя на двух ногах, достающего железной головой до неба. Топор на длинном древке вознесся – и обрушился. Тойсар даже не успел понять, что произошло. А чудовищный медведь перешагнул через разрубленное от плеча до паха тело и двинулся дальше по полю, где трава стала скользкой от крови.

* * *

Толмак, поставленный старшим над отрядом юных стрелков, старался не терять хладнокровия и не упустить подходящий случай двинуть свое воинство в бой. Но по мере того как Эйрик все глубже врубался в мерянский строй, Толмаку приходилось пятиться. Отроки стреляли, стараясь выцеливать варягов в полосе, где перемешались свои и чужие, но, не имея надежд выстоять в прямой схватке с мощными русами, пускались бежать, как только кто-то из них оказывался в опасной близости. Это рассеивало отряд, и вскоре большая часть стрелков уже бегала сама по себе, то пуская стрелы, то уклоняясь от столкновения. Многие уже расстреляли свой запас и были вынуждены уйти с поля. Концы мерянского строя, смятые и утратившие порядок, оставались все дальше позади. Уже мало кто понимал, что происходит и куда бежать; кругом кипела беспорядочная рубка, надежду оставляло только численное преимущество мерян, пока еще дававшее возможность нападать вдвоем на одного.