Текст книги "Ворон Хольмгарда"

Глава 10

В середине того же дня Арки-Вареж покинул Свенельд со своей дружиной. Зная местность, он собирался объехать округу, убедиться, что не осталось желающих сопротивляться, и взять клятвы покорности с уцелевших кугыжей. Перед этим он хотел попрощаться с Арнэйд, но не мог найти ее, пока люди Эйрика не указали ему дорогу. В сопровождении Талвий и здоровяка Бранда, стоявшего у нее за спиной как олицетворенная «воля конунга», Арнэйд была на берегу, где горели костры, кипятилась в больших котлах вода и сразу во множестве деревянных чанов, собранных со всего Арки-Варежа, упаривали солод: залив его кипятком, в чаны опускали раскаленные в кострах камни.

Эту часть берега битва не затронула, здесь было чисто, но Арнэйд знала, что подальше, с другой стороны от ворот, сейчас собирают трупы и выкладывают вдоль опушки погребальные костры. Эйрик велел как можно быстрее избавиться от тел – на жаре те быстро начали источать зловоние. Он пообещал полную безопасность окрестным жителям на время погребальных обрядов, и те, совместно с женщинами Арки-Варежа, принялись хоронить своих. Тела сжигали, положив на общий костер сразу всех родичей, чтобы потом собрать прах и зарыть на своих родовых кладбищах, завернув в одежду покойного и обмотав его поясом. Уже тянуло дымом, и Арнэйд с тоской ожидала появления другого запаха… От костров доносились вопли – искусные мерянские плакальщицы исполняли причитания, открывающие душам дорогу на тот свет… От этих воплей передергивало – будто страшные птицы вьются над твоей головой и уже нацеливают когти.

Солод и хмель для пива собрали со всего города, выгребли последние горсточки из закромов, но уже близка была жатва, и Арнэйд надеялась, что скоро запасы зерна и солода удастся пополнить. Ей самой пришлось искать эти запасы по погребам, и, хотя с нею были люди Эйрика, женщины сверлили злыми глазами именно ее, и она с трудом сохраняла самообладание. Она была почти такой же пленницей, как они, лишь с несколько более лучшими надеждами, но они смотрели на нее как на врага, не лучше самого Эйрика. Даже хуже – в их глазах она была предательницей, причем изначально. «Ты для того и навязалась Тойсару в жены, чтобы погубить нас, да?» – прошипела Конышева невестка, Айгалча.

Арнэйд промолчала. В чем ее винят – как будто это она раскрыла перед варягами ворота Арки-Варежа! Как всякий, кто оказывается между двух враждующих сторон, она была беспомощна перед Эйриком и ненавидима мерянами. Чем она это заслужила? Разве она пошла на это ради корысти, злобы, тщеславия? Разве она хотела быть здесь? Она хотела только мира и ради этого принудила саму себя к тому, к чему совсем не лежало сердце. «Ты навязалась Тойсару в жены!». И до битвы, и после она очень мало была властна распоряжаться собой.

Чаны укрывали шкурами, чтобы солод упрел, когда кто-то тронул Арнэйд за плечо. Обернувшись, она увидела Свенельда и даже удивилась: он был для нее лицом из далекого прошлого.

– Вижу, ты при деле, – сказал он. – Хорошо. Я уезжаю.

– Куда? – охнула Арнэйд; ей подумалось, что он немедленно возвращается в Хольмгард, и охватил ужас: без него она останется тут совсем одна! – Это необходимо? А как же я?

– Не бойся. Я с ним поговорил. Он тебя не тронет. Он же все-таки не зверь. Я просил, чтобы он сразу отослал тебя в Силверволл, даже выплату брал на себя, но он не хочет это обсуждать. Видно, хочет, чтобы Даг сам приехал. К ним я еще вчера послал, они сегодня к вечеру уже все будут знать. Жди, скоро все будет хорошо.

Свенельд слегка сжал ее плечо и ушел к своему коню. Арнэйд со вздохом посмотрела, как он садится в седло, как машет ей на прощанье… и пошла проверять, чисты ли долбленые корыта, куда сливать сусло, хватит ли ковшей. Пиво само себя не сварит…

Сусло с хмелем нужно парить в котлах над огнем всю ночь, и Арнэйд с тревогой думала, как выдержит – нельзя это оставить без присмотра, но на кого она здесь может положиться? Только на своих женщин – Алдыви, Илчиви, Тойсаровых невесток. Остальные только обрадуются, если все пропадет и ненавистные русы будут сидеть без пива. В Силверволле перед большими пирами вешали в пивоварне всего три котла и смотрели за ними по очереди; вспомнилось, как они ночью сидели там вдвоем с Арнором, как она дремала у него на плече, а он следил за маленьким огнем, думая о чем-то своем… Если Арнэйд легко вставала рано, то Арнор мог легко не спать всю ночь, и при необходимости они будили друг друга.

Над лугом уже висели густые клубы дыма, слышен был треск множества высоких костров. Потянуло душной вонью горелой плоти. Зажав рот и нос концом головного покрывала, Арнэйд зажмурилась. Хотелось куда-нибудь уйти отсюда, не ощущать этого запаха, не видеть дыма. Казалось, весь прежний мир сгорает в этих ужасных кострах! Женщины у котлов тоже оглядывались, замирали; одни покрывалами стирали слезы со щек, другие падали на колени и причитали. На Арнэйд бросали взгляды, ясно говорившие: ее саму женщины с охотой швырнули бы в любой из тех костров.

– Я хочу пойти отдохнуть! – заявила она Бранду. Он ходил за нею, как привязанный, – видно, имел такой приказ, но Арнэйд он не мешал. – Потом вернусь.

– Пойдем, госпожа, здесь и впрямь воняет, – невозмутимо согласился варяг.

Хоть бы ветер подул в другую сторону, иначе пиво будет отдавать этой гарью!

Оставив вместо себя Илчиви с подругой, Арнэйд ушла в кудо прилечь. В городе дым и запах тоже ощущался, но не так сильно. Отведя ее на Тойсаров двор, Бранд собрался обратно на берег – присматривать за женщинами.

– Пришли за мной, если что-то пойдет не так, – попросила Арнэйд, садясь на помост. – Эти женщины… очень сердиты, на них не стоит полагаться.

– Если эти бабы не будут слушаться, я брошу парочку в реку, остальные присмиреют!

Бранд ушел, Арнэйд прилегла на спальном помосте. Могла ли она подумать хотя бы месяц назад, что будет варить пиво с берсерками! И напрасно она мечтала, что в лесной избушке с медведем можно жить в спокойном уединении. Наверняка Асте пришлось готовить пиры для всех лесных зверей… жителей Утгарда… А они тоже смотрели на нее злыми глазами: вот, навязалась в жены нашему медведю какая-то двуногая лысая тварь! Чего он в ней нашел, не иначе она его околдовала!

Арнэйд задремала, и ей даже приснились какие-то гости с лосиными ногами и волчьими ушами, которым она подавала чаши, потом кто-то еще постучал в дверь… Стучал и стучал, но все никак не входил…

– Арнэйд! Госпожа Арнэйд!

Нет, стучат не в дверь, а по столбу у помоста. Открыв глаза, Арнэйд увидела Торгрима – полуголого, но с дорогим поясом, серебряными браслетами на обеих руках и мечом на плечевой перевязи. До этого Арнэйд видела мечи только у людей Свенельда, и эти были не менее дорогими, с такими же литыми из бронзы украшениями ножен, серебряной и медной отделкой на рукоятях. Эйриковы телохранители еще казались ей одинаковыми, но этих двоих она уже различала: у Бранда борода темно-русая и окладистая и он чуть выше, а у Торгима – борода светлая и лицо покруглее.

– А? – Она приподнялась, моргая. – Что-то случилось?

Что-то не в порядке на берегу: котлы перекипели, женщины разлили сусло и Бранд побросал их в реку…

– Конунг просит тебя прийти в дом.

«Зачем?» – с тоской подумала Арнэйд, ожидая повторения утреннего, но Торгрим тут же добавил:

– Он сказал, чтобы ты не боялась и сразу приходила.

Арнэйд встала, оправила льняной хангерок, приколола на место овальные наплечные застежки, надела синий шелковый чепчик, которым обзавелась по примеру Снефрид, и пошла за Торгримом. Она привыкла к послушанию, к чему располагал и ее покладистый нрав, да и какой смысл противиться? Если Торгриму приказано ее доставить, так он закинет ее на плечо и отнесет господину. Зачем делать из себя посмешище?

В доме еще трое телохранителей играли в кости у стола, Эйрик по-вчерашнему раскинулся на лежанке. Днем он, помня свое положение, ходил в синей рубахе, что придавало его внушительной внешности нечто небесное – при светло-рыжих волосах и золотистой бороде, с глазами цвета грозовой тучи он был вылитый Тор. Сейчас из одежды на нем были только порты и витая серебряная гривна… однако сходство с Тором от этого не уменьшилось. И шкура, висевшая рядом на стене, не давала забыть, что у этого человека есть и нечеловеческий облик…

– Ты пришла прямо сразу! – не без удивления одобрил Эйрик. – Я не ожидал, думал, придется долго тебя уговаривать и выманивать из угла.

Арнэйд мельком вспомнила, как выманивала из углов новых рабынь-мерянок, чтобы пристроить к работе; но она – благородная женщина, в том же положении сможет сохранить достоинство.

– Что тебе от меня угодно, Эйрик конунг? – кротко спросила она, остановившись перед ним.

– У тебя усталый вид.

– Мы же варим пиво, как ты приказал. Сейчас на берегу упревает сусло, потом мне нужно будет проследить, как его переливают в котлы, а потом наблюдать всю ночь, чтобы они не слишком кипели.

Говоря это, Арнэйд с облегчением отметила про себя: эта работа дает ей прекрасный предлог не задерживаться здесь надолго. Только сейчас она, кажется, опомнилась от стремительных и страшных перемен и осознала: это не сон, Тойсара, за которого она вышла хоть и без желания, но добровольно, больше нет в живых, а хозяин в Арки-Вареже и господин ее судьбы – вот этот человек, одновременно дружелюбный и грозный, такой могучий, что от одной мысли об этом пробирает дрожь. Не ловушка ли его дружелюбие? И надолго ли его хватит? Ведь он не просто человек, он берсерк, вместилище звериного духа. Она цела и невредима только до тех пор, пока ему не надоест с нею играть.

– Располагайся и отдохни! – Эйрик похлопал рукой по лежанке рядом с собой. – Ты утром сказала, что девушке нужно привыкнуть к медведю, но ты же не сможешь привыкнуть, если все время будешь возиться где-то по хозяйству. Давай, привыкай ко мне.

Несмотря на усталость и смятение, Арнэйд едва не засмеялась. Привыкай ко мне! Как будто можно просто взяться за это дело и быстро сделать его! А Эйрик явно хочет, чтобы – быстро.

– Как же я буду привыкать? – Она осторожно присела на край лежанки, как можно дальше от Эйрика, и прислонилась спиной к опорному столбу верхнего спального помоста.

– Расскажи мне что-нибудь о ваших здешних делах, а я буду слушать.

Эйрик взял позади себя одну из подушек и передал ей под спину. Прекрасную новую подушку, набитую свежим куриным пухом, из приданого Арнэйд. Так дико было видеть, что Тойсара, для которого она привезена, уже нет, вся жизнь, к которой Арнэйд было приготовилась, рухнула, едва начавшись, а подушка даже еще не обмялась. Будто все ее замужество было сном…

– Как вы тут жили до меня?

Арнэйд задумалась – с чего начать? Вчера она неосторожно начала с самого истока своего рода, и вот к чему это привело!

– Ма шанам, про битву у Синего камня тебе рассказал Свенельд?

– Про битвы не надо, это я все знаю. Расскажи мне, как ты вышла замуж. Давно это было?

Арнэйд вздохнула и начала рассказывать – о неожиданном сватовстве Тойсара, о спорах, о том, как Гудбранд пригрозил отнять у ее младшего брата Илику… Эйрик слушал, лежа поперек постели, опираясь на локоть и рассматривая ее. Иногда задавал вопросы. Искреннее внимание в его глазах льстило ей и заставляло расслабиться; Арнэйд и сама не заметила, как рассказала ему всю сагу об осеннем сватовстве Гудбранда, которое привело к походу на восточную мерю, из которого Арнор поневоле привез хазарских «гостей»… Быстро устав сидеть боком, она сбросила поршни и вытянула ноги на постели. Вспоминая свою прошлую жизнь, она как-то приободрилась, да и это, в конце концов, ее собственная лежанка! Продолжая слушать, Эйрик накрыл ладонью ее щиколотки. Его широкая ладонь была жесткой и теплой, и неожиданно Арнэйд ощутила, что это прикосновение ей приятно. Оно было не угрожающим, а только дружеским, оно расслабляло и поддерживало, а именно этого ей так не хватало.

– То есть этот ублюдок было сватался к тебе, а потом завалился в постель с новой рабыней? – Эйрик хмыкнул и покрутил головой. – Кому не хватает ума, того и удача обходит.

– Это была красивая рабыня! – улыбнулась Арнэйд. – Лучшая из всего того полона.

– Да уж не как ты! Редко увидишь такую красивую женщину.

Арнэйд хотела по привычке возразить: ничего в ней нет особенного, – но подумала, что это будет уже ломанье. Эйрик был так же мало способен льстить, как лесной зверь, и всегда говорил то, что думал. А что она и правда ему очень нравится, Арнэйд верила – это ее и тревожило. Поглаживая ее ноги, Эйрик неспешно запускал пальцы под край коротких, по щиколотку, шерстяных носков. Потом медленно стянул сперва один, потом другой. У Арнэйд будто оборвалось что-то в животе, но обсуждать с ним свои носки было бы нелепо, и она притворилась, что не обращает внимания. В его глубоких серых глазах отражалось желание, но он не выглядел человеком, готовым прибегнуть к насилию. Напротив, он мягко ласкал ее ноги, как будто старался ее задобрить, отчего по ее телу разбегалась теплая дрожь, и потрясало само то, что он способен на что-то подобное. Кто же ждет ласк от медвежьих лап? В Эйрике этот признак человечности поражал, и Арнэйд опять растерялась.

– Не бойся, – тихо сказал он, видя, как расширились ее глаза. – Я не собираюсь причинять тебе зла.

И не успела Арнэйд обрадоваться, как он добавил:

– Я хочу, чтобы у нас все сложилось по-хорошему. Если тебе надо подождать, я подожду.

В исходе этого ожидания он вроде и не сомневался.

– Но нам надо лишь дождаться… – Арнэйд сглотнула. – Пока приедет мой отец и привезет выкуп.

– Почему ты хочешь от меня сбежать? – Эйрик мягким движением приблизился к ней и положил руку ей на колено. – Неужели я такой страшный? Я не рычу, не кусаюсь…

– Эйрик конунг, но мы же не в саге! – простонала Арнэйд. – Ты можешь не отдавать мое приданое, раз уж оно теперь твоя добыча, но я…

Когда он оказался совсем близко, от волнения у нее стеснило дыхание. Боясь смотреть ему в глаза, она поневоле опускала взгляд ему на грудь, и витая серебряная гривна, увешанная разными перстнями, на этой широкой обнаженной груди снова приводила на ум нечто дикое и божественное одновременно.

Заметив, куда она смотрит, Эйрик подня руки, отцепил крючок от кольца, снял гривну и положил ей на колени.

– Выбери себе отсюда что хочешь.

Сердце застучало еще сильнее. Дело не в серебре и золоте – этим самым Эйрик предложил ей часть своей «удачи конунга», а это самый дорогой подарок, какой может получить смертный. Арнэйд хотела сказать, что ей не нужно, у нее довольно дорогих украшений… Но молчала, понимая: от таких даров не отказываются. А удача ей очень нужна.

– Не сбегай от меня. – Его тихий низкий голос проникал куда-то в самые глубины ее существа и действовал как заклинание. – Если бы та девушка сбежала от медведя на второй день, вашего рода не было бы на свете.

«На дар ждут ответа», как говорил Высокий. Арнэйд была слишком хорошо воспитана, чтобы не понимать правил обхождения. Эйрик мог подарить ей часть своей удачи, а она просто не имела ничего равнозначного, что могла бы ему предложить. Кроме того, о чем он и просил.

Дрожа, она оперлась рукой на его плечо и потянулась к его лицу. Он подался ей навстречу, и она коснулась его губ осторожным поцелуем – сначала совсем легко. Сама не знала, какие силы этим вызовет к жизни – грянул бы гром, полыхнул огонь, возникла бы перед нею зверина морда – она бы не удивилась. Но не случилось ничего особенного, Эйрик так же мягко ей ответил, и ее снова поразило – этот не то зверь, не то бог умеет целоваться, как всякий обычный человек! Приятность этого ощущения и удивила ее, и воодушевила, она не стала отстраняться, когда он сделал поцелуй крепче. В нем чувствовалась не просто страсть, но расположение: он как будто предлагал ей что-то вроде мирного договора…

Эйрик подался к ней еще ближе и хотел обнять, явно не прочь продолжать, но Арнэйд отодвинулась. Гривна со звоном упала с ее колен на одеяло.

– Может, останешься? – Эйрик кивнул ей на подушку. – Во сне привыкать лучше всего.

– Конунг… Я вовсе не смогу сегодня лечь спать… – Арнэйд пока не в силах была принять весь этот «мир», который он ей предлагал. – Там пиво на берегу… я должна идти…

– Пиво так пиво. – Эйрик медленно, с неохотой поднялся и взял свою рубаху. – Пойдем, покажи, где оно там пасется.

* * *

Уже темнело, когда Эйрик конунг с телохранителями явился на берег. Издалека, еще от вынесенных ворот Арки-Варежа, видны были угасающие костры. Слава богам, погребальное пламя с другой стороны уже опало, но оттуда еще тянуло запахом гари.

При виде мужчин с самим заморским вождем во главе мерянские женщины, сидевшие на корточках и на земле вокруг огня, вскочили и сбились в кучу. На Эйрика они смотрели так, будто он пришел съесть кого-то из них. Арнэйд мельком подумала: стоит ей сейчас сказать пару слов, и Еласа, Айгалча, другие ее неприятельницы мгновенно расстанутся с жизнью.

Арнэйд проверила солод – он уже упарился и уплотнился. Велела присмиревшим, испуганным женщинам вынуть затычки в нижней части чанов, чтобы сусло стекло в широкие лоханки. Оттуда его ковшами вычерпали в котлы, снова повесили над огнем и добавили хмель.

Вечер был тихий, над лугами, недавно бывшими полем жестокой битвы, горел закат. Багряные, золотистые, желтые полосы тянулись через небокрай, смешивались, постепенно теряя цвет и погружаясь в подступающие воды ночи. Глянув туда, Арнэйд содрогнулась: показалось, туманы на своих синих спинах подняли пролитую кровь с травы на самое небо и теперь она пылает, взывая к богам. Над рекой парило, изредка плескала рыба, воздух сам казался густым, как вода. Носились стрижи у берега, возле опушки паслось три-четыре лошади. Все было как всегда. Сердце щемило: пару дней назад здесь случилось ужасное, сотни людей лишились жизни, близких, утратили волю – а для земли, неба, светил все как обычно… Становилось ясно, как мал человек перед ликом земли и неба, даже сотни людей для них – что рой мошкары. Сдуло их ветром – земля не застонет, луна не заплачет по ним. Яблоки сгнили и попа́дали наземь… От этих мыслей Арнэйд казалась себе разом и крошечной, как букашка, и огромной, как туча, и плохо понимала, в каком мире находится. А луна напомнила ей то яблоко из сна – большое, круглое, беловато-желтое и блестящее свежим соком.

Надо собраться с мыслями. Солод и хмель – последние, если испортить дело, то до нового урожая пива не будет.

– Теперь оно должно еле-еле кипеть всю ночь, не сильно, – сказала Арнэйд, обхватив себя за плечи: к ночи стало немного зябко. – Можно отпустить женщин отдыхать, здесь много людей пока не нужно.

Женщин увели в город, Арнэйд осталась возле котлов с Эйриком и десятком его хирдманов. Что-то тяжелое вдруг укрыло ей плечи и спину; Арнэйд обернулась и увидела, что Бранд накинул на нее чей-то огромный грубый плащ. Парни подкладывали дрова, Эйрик сидел на бревне, следя за огнем. Костров было много, и Арнэйд поначалу прохаживалась вдоль огненной цепи, следя за величиной пламени, но скоро убедилась, что хирдманы все поняли и справляются без нее.

– Не думала, что берсерки могут варить пиво, – сказала она, снова усаживаясь возле Эйрика.

– Да, мы как-то больше пить! – ухмыльнулся Гейтир.

– Лишь бы оно нас не выпило, – хмыкнул Торгрим.

– Вон там ваш Гудбранд. – Бранд кивнул куда-то в сторону реки.

– Что?

Арнэйд обернулась, потрясенная, ожидая увидеть Гудбранда, но не увидела ничего, только пустой берег и легкие круги от рыбы на воде.

Святы-деды, она ведь ничего не знает о судьбе Гудбранда – после битвы не было случая о нем вспомнить.

– Вон там утонул, – показал Бранд. – Где плещется.

– Так он утонул?

– Когда все они бежали, прыгнул, хотел плыть, а тут стрела в спину. Думаю, это он был – бегал все, этими распоряжался. Плотный такой. – Бранд надул грудь и приподнял плечи.

Эйрик молчал, изредка подкидывая веточки в костер. Глаза его, устремленные на темный небокрай, на дальний лес были такими отстраненными, что Арнэйд не решалась с ним заговаривать.

Они сидели молча. Тьма сгущалась, реку уже было плохо видно. Метнулась над головами сова. Арнэйд иногда бросала взгляды в сторону реки. На уме у нее был Гудбранд. А что если он сейчас возьмет и вылезет… со стрелой в спине? Хорошо, что она здесь не одна. В этой ночи было что-то пронзительно-тревожное, казалось, тот свет наползает на мир людей, подступает темными волнами… Иной раз порывом ветра доносило запах погребальной гари. Все события последних дней привели Арнэйд в такое странное состояние, что она, устав от опасений и страданий, ничему не удивилась бы. Живые и мертвые казались ей одинакого близкими и доступными.

Потом она ощутила, что падает, вздрогнула, проснулась… Она заснула, привалившись к плечу Эйрика. Костры едва горели, Гейтир спал на земле рядом с нею, но Бранд сидел напротив и следил за огнем.

Опять прокричала сова.

– Беспокойно мне… – пробормотал Эйрик, обращаясь к Бранду.

Бранд вместо ответа показал на небо, где плыла неспешно золотистая луна, полная, такая величавая среди звезд. Арнэйд не решилась спросить, что его беспокоит.

– Здесь слишком много духов… – прошептала она, думая о погребальных кострах.

Когда Арнэйд проснулась в другой раз, она лежала на груде сена, укутанная тем же плащом. Ровно горел низкий костер, возле нее лежала смятая синяя рубаха Эйрика, кучей прочая одежда и сверху серебряная гривна. Арнэйд села, не понимая, проснулась она или продолжает спать. Огляделась – Эйрика нигде не было.

– Где… он? – хриплым шепотом спросила она у ночи.

По-прежнему было темно – настала сама глухая пора, и только пар над котлами придавал ей дыхание жизни.

– Ш-ш-ш… – Бранд поднял руку.

Потом указал в сторону леса. Арнэйд глянула туда, но ничего не увидела.

– С ним иногда бывает. Когда беспокойно… лучше от людей уйти подальше. Не спрашивай…

Его шепот звучал, как предостережение смертному, зашедшему слишком далеко в сагу. Арнэйд опять улеглась на сено, укуталась в плащ и закрыла глаза, не желая даже мысленно касаться тех тайн, что делали Эйрика таким непохожим на обычных людей. Сейчас он гуляет по лесу в медвежьей шкуре… поэтому вся одежда здесь. Ее пробила сильная дрожь; она слишком сблизилась с этим медведем, и чего ей теперь ждать? Что он ее съест? Или пожелает «поладить» с нею прямо в медвежьем облике? Съежившись, она натянула плащ на голову. Чтобы только темнота и запах сена…

Все это было так странно, непонятно, необычно. Раньше вокруг нее всегда были свои – свои живые родичи, свои умершие предки, свои привычные боги. Но она покинула дом, пришла на грань Утгарда, и все вокруг перевернулось.

Потом ей снилось, что она – это Аста, и медведь несет ее через лес на руках. Потом было тихо, тепло и мягко – не в силах открыть глаза, она наслаждалась ощущением полного покоя и не хотела просыпаться, каким-то уголком сознания помня, что наяву все довольно тревожно. И спала дальше.

Проснувшись окончательно, Арнэйд обнаружила себя уже не у реки, а в доме, на хозяйской лежанке. Она была одета, только с лямок хангерока кем-то были сняты крупные бронзовые застежки (с ними не очень-то поспишь). Рядом лежал тот плащ, пахнущий рекой, сеном и дымом – она сбросила его во сне, когда стало жарко.

Возле нее, ближе к краю лежанки, кто-то тихо дышал. Осторожно подняв голову, Арнэйд обнаружила Эйрика, наполовину одетого. В плечо упиралось что-то жесткое – его гривна, засунутая к ней под подушку.

Некоторое время Арнэйд лежала, пытаясь прийти в себя и сообразить, что было, чего не было, что ей приснилось, а что она только воображала. Сколько времени прошло со вчерашнего дня… с того, что она помнит как вчерашний день? Она не была уверена в подлинности воспоминаний, начиная с поцелуя. Она правда была так безрассудна, что поцеловала его? И что было дальше? Арнэйд мысленно осмотрела себя – не проспала ли она нечто важное? Волнуясь, осторожно ощупала сорочку и провела рукой по внутренней стороне бедер. Слава дисам, вроде все чисто… подол не смят, липких пятен нет… и в теле никаких таких ощущенией… Она не сомневалась: случись ей «поладить» с Эйриком, следы остались бы весьма заметные!

Берег реки… темнота, бледно-красная полоска на западном небокрае, луга в тумане, плеск рыбы в реке… Она так ясно видела, как Гудбранд вылезает на берег со стрелой в спине, с него потоками льется вода, а лицо совсем черное – это было или не было? Подстилка из сена, одеяло из плаща… одежда Эйрика, сваленная кучей… Он что, перекинулся? Обернулся медведем и ушел погулять в лес? Ей это приснилось! Или нет… Арнэйд содрогнулась и хотела отодвинуться, но не сразу решилась шевельнуться.

Как там котлы? Она сказала хирдманам, что на рассвете надо прекратить поддерживать огонь и дать пиву остыть?

Нужно встать и уйти. Поскорее, пока он не проснулся. А потом уже думать, что из всего этого ей приснилось.

Какой-то темный великан осторожно заглянул в постель. Арнэйд увидела лицо Бранда и замахала ему рукой. Он вопросительно кивнул: чего надо? Арнэйд привстала и знаками показала, чтобы он помог ей выбраться с лежанки, не тревожа Эйрика. Удивительно, но Бранд все понял и повиновался, как будто Арнэйд имела право ему приказывать. Протянул руки, подхватил ее под колени и под плечи и просто вынул с лежанки, не дав коснуться спящего конунга.

– Я пойду посмотрю котлы, – шепнула Арнэйд, когда он поставил ее на землю. – Кто меня сюда принес?

– Конунг и принес. Когда вернулся…

– А он правда…

– Ш-ш-ш! – Бранд подмигнул сразу обеими глазами и предостерегающе поднял палец.

Не решаясь отыскивать снятые застежки, с поршнями в руках Арнэйд крадучись выбежала из дома. И только на дворе, под свежим небом ясного рассвета, перевела дух. Было чувство, что она провела эту ночь в Утгарде, а здесь за это время прошло сто лет.