Текст книги "Советистан. Одиссея по Центральной Азии: Туркмени– стан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога"

– Считается, что ала качуу – это древний кочевой обычай, но все это ерунда, – говорит Банур Абдиева, юрист и руководитель феминистской организации «Лидер». – Люди думают, что это прописано в Манасе, нашем национальном эпосе, но это ошибочное мнение, которое получило распространение только потому, что сегодня вряд ли найдется тот, кто прочел бы все тома. Ала качуу ни одним словом не упоминается в Манасе! В прошлые века бывало, что женщин похищали во время войны, или, например, молодая пара устраивала совместный побег, если их родители не давали своего благословения на этот брак, или если жених хотел избежать выплаты калыма, выкупа за невесту. Сейчас такое тоже случается, но это не является ала качуу, которое определяется в первую очередь тем, что женщину похищают против ее воли. Этот так называемый обычай возник в период коллективизации в советские времена. После распада Советского Союза он, к сожалению, стал еще более распространенным.

В прежние времена похитителю грозил штраф в размере 100 000 сомов, что составляет около 11 500 норвежских крон, и три года условного заключения. Наказание за кражу овец было более жестким. После крепкого лоббирования, которое в том числе проводилось организацией «Лидер», в 2012 г. штраф был заменен на семилетний срок тюремного заключения и десятилетний, если речь шла о похищении несовершеннолетней. Однако риск получить наказание минимален. По данным Центра Киз Кордон, наказанию за похищение невесты подвергся всего один из 1500 похитителей, и на сегодняшний день по новому закону было осуждено всего двое мужчин: в первом случае, когда имело место самоубийство похищенной девушки, а во втором, когда разведенный мужчина три раза пытался похитить 16-летнюю девочку. Он изнасиловал девочку в первую же ночь, однако родители не хотели, чтобы она выходила замуж за такого человека, и забрали ее. Затем он ее снова похитил. В конце концов родители заявили в полицию. В ходе судебного разбирательства девушка вынуждена была отвечать на вопросы прокурора о том, почему она решила отказаться от безопасной жизни в доме семьи этого человека, почему она считает, что он недостаточно хорош для нее.

По мнению Банур, за ала качуу скрываются более глубокие проблемы.

– Нужно на корню менять все отношения, которые каким-то образом связаны с женщинами и детьми. У нас здесь нет никаких традиций романтики. В деревнях люди не знают никаких других способов получить себе жену, кроме как похитить девушку и изнасиловать ее. Таким способом поженились его бабушка с дедом, таким же точно способом поженились его родители и все остальные жители его деревни. За ним стоит все семейство. Бабуля уже стоит наготове с белым платком, когда парень приводит в дом украденную невесту всю в слезах. За это психологическое давление несут ответственность именно старшие родственницы: «Нас тоже крали, мы тоже плакали, но когда у нас появились дети, про все забыли. Посмотрите на нас сейчас! У нас есть дети и внуки, и живем мы в прекрасном доме!» Мужчины не понимают женской боли. Плач им видится как часть традиции, и они не понимают, что ей плохо. Если женщина теряет девственность, то за этим следует уже собственно пожизненное заключение. И посему, кроме замужества, у нее уже нет больше выбора. Даже если мужчина к ней не прикасался, она боится, что, если вернется в родительский дом, больше никто не захочет на ней жениться. Ввиду серьезного социального и психологического давления большинство остается с похитителями. В семи процентах случаев, когда девушка все же отказывается от замужества, осуждению подвергается мужчина: что ты за мужик, если не способен удержать похищенную девушку?

Многие девушки, подвергнувшиеся ала качуу, были либо изнасилованы, либо принуждены вступить в половую связь с мужчиной, о существовании которого всего несколько часов назад совершенно не подозревали. После того как имам благословил пару, ожидается, что брак вступает в силу в ту же самую ночь. Существует немало печальных историй о первой брачной ночи. По словам одной девушки, до получения благословения имама она даже не встретилась с мужчиной, за которого впоследствии ей пришлось выйти замуж. В ночь похищения ее вместе с молодым человеком заперли в спальне, в то время как некоторые из его родственниц сидели за дверью в ожидании. Поскольку молодые не были друг с другом знакомы, они просто сидели и разговаривали. Ей не хотелось вступать в связь с незнакомым человеком, и он тоже, вероятно, нервничал. Через несколько часов в дверях появилась одна из нетерпеливых родственниц: «Ты мужчина или кто? Чего ты ждешь?» Человек начал гоняться за девушкой по комнате. Пока он ее насиловал, та кричала и плакала, но за нее никто не заступился. Всех женщин интересовало только пятно крови на простыне, которое служило доказательством того, что невеста была девственницей.

– Все наше общество агрессивно, – считает Банур. – Несмотря на все свое гостеприимство, киргизское общество – тяжелое общество. Людям ничего не стоит ни с того ни с сего наброситься с криками друг на друга или устроить драку. И в семьях, и в отношениях между поколениями существует множество насилия. Нам необходимо создать более терпимую и дружелюбную культуру. Но как это сделать?

Человек-орел

«Я – человек-орел». Одетый в кожу с головы до ног мужчина с видом предпринимателя жмет мою руку. На голове у него типичная для киргизов высокая войлочная шляпа. Мягкое и одновременно обветренное лицо, крепкое рукопожатие. Отворив дверцу автомобиля, он делает приглашающий знак занять место рядом с ним на изношенном сиденье. Прокашлявшись и несколько раз чихнув, двигатель наконец завелся.

– Она старая, но уже три года мне верно служит, – сказал он, похлопывая рукой по приборной панели.

Что-то мягкое защекотало мне пальцы на ногах. Я нагнулась и увидела кролика, который съежился комочком под бардачком машины, словно пытаясь уменьшиться в размерах.

– А я-то подумала, что мы поедем прямо в горы на охоту.

Человек-орел покачал головой:

– Там, в горах сейчас лошади пасутся, да и ехать слишком далеко. Будете наслаждаться обычным кроличьим представлением.

Воздух прорезал резкий крик, словно свистнула плеть. Я повернулась в недоумении и увидела украшенную перьями голову, торчащую из багажника без крышки. Птичью голову украшала кожаная маска. Ее длинный острый клюв то и дело раскрывался, и оттуда вырывался вой, на этот раз еще более жалобный и протяжный.

– Голодная, – сказал человек-орел.

Бедный кролик задрожал от страха.

По пыльной улице Боконбаева мы выехали на пустынную равнину. Человек-орел надел на руку длинную толстую перчатку, рванул крышку багажника и посадил беркута себе на руку. Затем аккуратно снял кожаную маску, из-под которой появилась пара круглых черных глаз.

– А ну-ка поприветствуем Тумару, мою любимицу.

Отступив несколько шагов в сторону, человек-орел проделал несколько привычных жестов под разными углами. Тумара переминалась с ноги на ногу, но сидела послушно. Следуя команде, она оторвалась от руки и, сделав небольшой круг, снова на нее уселась.

– Ну, нам пора! – Человек-орел надел кожаную маску обратно на Тумару, открыл заднюю дверцу и вытащил оттуда дрожащего кролика.

Тот, не зная, что делать со своей новообретенной свободой, стал в замешательстве метаться взад-вперед. Наконец он неподвижно остановился посредине, словно надеясь, что вот-вот кто-то придет, чтобы его спасти. Человек-орел неспешно взобрался на ближайший холм.

– Вы готовы? – крикнул он сверху.

Я подвинула рычажок увеличителя на фотоаппарате, приготовившись запечатлеть смерть. Командой, напоминавшей хищный крик животного, человек-орел выпустил Тумару. Птица полетела низко над землей, устремляясь к своей добыче. Вероятно, кролик понял, что вот-вот должно произойти что-то ужасное, но при этом как будто еще не полностью отказался от надежды, что откуда-то к нему придет помощь, ибо остался на месте. Через мгновение Тумара уже взвилась над ним. Она глубоко вцепилась когтями в его шкурку, так, что он не мог даже пошевелиться. Птица так и осталась сидеть в том же положении, пока не появился, спустившись с холма, человек-орел и не разрешил ей заняться своей добычей с помощью односложной команды. Долго уговаривать ее не пришлось. Не потрудившись даже прикончить свою жертву, она пробурила клювом дырку в серой шкурке и принялась за еду. Беспомощный кролик лежал с бьющимся сердцем, вытаращив глаза. Все произошло довольно быстро. Мех, кости, печень, кровь, сердце.

– Ну как вам? – Человек-орел выжидающе посмотрел на меня. – Правда, хороша?

– Да, – пробормотала я. – Очень умная.

Королевские орлы – удивительные охотники. Они могут определить добычу за несколько километров. Поэтому поимка Тумарой ручного, ошеломленного кролика, находившегося в нескольких сотнях метров от нее, на самом деле не слишком впечатляла. Должно быть, это было самое незначительное из того, на что она была способна.

На обратном пути из багажника не доносилось ни звука. Птица была сыта.

– Я взял ее из гнезда, когда она была еще юной, – сообщил мне человек-орел. – Потом дожидался, пока она не начнет хлопать крыльями. Это означало, что она готова. Через несколько месяцев мы уже могли вместе ходить на охоту, а теперь я для нее и мать, и отец… а она мне как дочь. Слушается только меня, никого больше. Я разводил в общей сложности трех беркутов, но Тумара лучшая из них. Она стала двукратной чемпионкой Киргизии и во время некоторых соревнований поймала даже нескольких волков.

Он достал три стула, на которых мы могли устроиться в садике с дикорастущими деревьями. Нам пришлось сидеть на открытом воздухе все время, пока его старшая дочь одиннадцати лет прибиралась в комнате. Тумара сидела привязанная позади дома на изготовленном из старой кастрюли возвышении. Желтый клюв был еще обагрен кровью. Рядом с ней находился более крупный и потрепанный орел, пойманный совсем недавно. Человек-орел швырнул ему кусок мяса, и он свирепо на него набросился. Как только мужчина повернулся к нему спиной, тот неистовым криком потребовал добавки.

Человека-орла зовут Талгарбек, ему 38 лет. Он начал заниматься птицами еще в 7-, 8-летнем возрасте. Никто его не учил и уж тем более не поощрял к этому занятию. У его деда было довольно много птиц, но он умер, когда Талгарбеку исполнилось шесть лет. Отец его был учителем и очень занятым человеком.

– Во времена СССР нас не воспитывали в духе киргизских традиций, – делится Талгарбек. – Думаю, что моему отцу показалось бы унизительным появиться в школе с отметками от хищных когтей.

Он поднял вверх руку. Старые и свежие шрамы образовывали причудливые узоры на загорелой коже. Талгарбека и раньше ругали дома за то, что он с раннего утра до позднего вечера пропадал в горах, ведь за год ему приходилось истаптывать больше сапог, чем всем его братьям и сестрам.

– Я беседовал со стариками, которые ходили с птицами на охоту, и они меня учили всему, что сами знали. Я был смышленым и схватывал на лету. Теперь я знаю все, что нужно знать о птицах, и у меня даже есть собственные ученики.

Девять лет назад Талгарбек уволился из КиргизТелекома и теперь занимается только кроличьим шоу. Летом здесь почти ежедневно бывают туристы. Благодаря их деньгам и мученичеству кроликов он наконец смог позволить себе постройку собственного дома.

– Моя жена поддерживала меня во все времена, даже когда я мало зарабатывал. Одному из моих товарищей пришлось прекратить заниматься птицами, и сейчас они переехали в Бишкек. Жена его не поддерживала.

– А как вы познакомились со своей женой?

Талгарбек засмеялся:

– А я ее украл. Мы проговорили часа два в кафе в Бишкеке, а потом я усадил ее в машину. Двое моих друзей пришли мне на подмогу. Мне было 26, а ей 23. Ну, разумеется, она кричала и плакала – здесь так принято. Мы привезли ее сюда и сообщили родителям, что украли их дочь. Бабушка покрыла ее белым платком, а потом и свадьбу сыграли.

– А почему вы решили ее украсть?

– Настало время подыскивать жену, вот я и отправился в Бишкек. Познакомились мы с ней через друзей, это была любовь с первого взгляда. В Бишкеке она работала дизайнером и модельером, а сейчас просто домохозяйка, ожидает четвертого ребенка. Мы счастливы.

– Для вас будет в порядке вещей, если кто-то украдет ваших дочерей?

– Если у похитителя есть приличный дом, то почему бы и нет? – пожал плечами Талгарбек. – Дочкам все равно придется выходить замуж. Но после того, как ввели запрет на алу качуу и теперь за это даже можно угодить в тюрьму, он стал менее распространенным явлением. Есть некоторые мужчины, которые боятся заговаривать с женщинами. После того как новый закон вступит в силу, такие никогда не смогут жениться.

Пока мы беседовали, в саду появился мальчик лет восьми – десяти. На руке у него сидел маленький сокол.

– Асим принадлежит к четвертому поколению человека-орла, – сказал Талгарбек, погладив мальчика по голове.

В дверях я едва сумела разглядеть старшую девчушку лет одиннадцати. Подметая пол в гостиной большой метлой, она была так увлечена работой по дому, что даже не подняла головы.

* * *

– И никакой Талгарбек не настоящий человек-орел! – фыркнул Ишенбек. – Это я его научил всему, что нужно знать о птицах, для него это просто бизнес. Только и делает, что сидит у телефона и общается с туристами. На охоту не ходит совсем, а только на конкурсы и фестивали. Это его кроличье шоу, которое он затеял, просто позорище. Позорище!

Ишенбек вместе со своей женой Синой живут в нескольких километрах к западу от Боконбаево, в маленькой деревне рядом с озером Иссык-Куль, вторым по величине в мире. Синее, малосоленое озеро обеспечивает более благоприятный для жизни климат, чем в других местах в Киргизстане: суровые зимы здесь редкость, так же как и невыносимая летняя жара. В летние месяцы пляжи забиты киргизскими туристами, да и международные бэкпекеры стекаются в гостевой дом Ишенбека и Сины.

– Тебе повезло, – заметила Сина. Она была трудолюбивой и рассудительной женщиной. Перед выходом на пенсию работала в крошечной деревушке врачом. – Завтра прибывает съемочная группа из России, будут снимать в горах охоту на лис. Можете пойти с ними, это не слишком дорого.

– Это будет самая настоящая охота? Взаправду, с лошадьми и все такое? – Мне не хотелось еще раз попасть на очередную версию кроличьего шоу.

– Да, да, самая настоящая охота, с лошадьми и прочее, – заверила меня Сина.

– И с дикими лисами? Самая настоящая охота?

– Конечно же с дикими лисами.

Ишенбек был крупным мужчиной и страдал одышкой. Его хриплый, глубокий голос свидетельствовал о многолетней привычке к курению. У него были густые седые волосы и широкие скулы. Впервые он стал заниматься орлами в 1980 г., после того как ему исполнилось 25 лет и отошли в мир иной его отец и дед, которые тоже оба работали с птицами. У него было экономическое образование. Обладая таким рациональным и прикладным образованием, он какое-то время вел обычную жизнь между домом и офисом. Но что-то внутри него все-таки принудило его продолжить семейную традицию: стремление жить рядом с природой, глубокое увлечение дикими хищными птицами. Ишенбек вспоминает, что в те времена во всем Киргизстане остался только один орловод, старик по имени Кутулдо. Он боялся, что вместе с ним уйдут и все старые знания, и поэтому с удовольствием взял Ишенбека под крыло. Предоставив в его владение одного из двух своих орлов, он обучил его всем навыкам.

Сложно даже представить себе, насколько радикально поменялась жизнь народов Центральной Азии и их традиционный кочевой образ жизни во времена СССР. Эти народности изначально не имели никакого желания жить оседлой жизнью. На протяжении многих веков с незапамятных времен они жили в юртах и передвигались вместе со своими стадами. Однако советское правительство воспринимало передвижения кочевников как вид примитивного и неэффективного существования, поэтому выступило за его полную отмену, что позднее привело к катастрофическим последствиям.

– Наши предки не имели оружия и использовали птиц для охоты, – сообщил мне Ишенбек. – Полученные от охоты средства давали им мясо для пропитания, а от волков и лисиц они получали шкуры, которые помогали им сохранять свое тело в тепле. Помимо этого птицы защищали их от хищников. От орлов они получали три вещи: пищу, одежду и защиту. Птицы были для них просто незаменимы.

В сталинские времена кочевые народы вынуждены были покинуть свои круглые юрты и квадратные дома, чтобы вести оседлую жизнь постоянно. Новый вид жизни стал для них психологическим шоком. Они должны были привыкнуть по-новому воспринимать время и пространство, изучить неизвестные им доселе методы обработки земли. Теперь все стало иным, абсолютно все. Получив от советской власти новую инфраструктуру, как, например, школы и здравоохранение, а вдобавок комбайны и трактора, они при этом где-то по пути потеряли свою культуру и традиционный образ жизни. Сегодня всего лишь около десяти процентов киргизов являются кочевниками, при этом только в летний период. Большинство старых знаний о природных циклах утеряно, и в связи с этим перевыпас стал проблемой во многих регионах.

– На сегодняшний день в Киргизстане существует всего лишь несколько подлинных и, к сожалению, великое множество фальшивых беркутчи, людей-орлов, – считает Ишенбек. – Такой фальшивый охотник позирует с орлом на руке, чтобы его фотографировали туристы. Некоторые из них даже в шортах ходят. – Он презрительно фыркает.

Отложив в сторону бухгалтерскую работу, Ишенбек сделал ставку на туризм и с тех пор посвящает орлам все свое время.

– Я держу орлов у себя всего лишь 10–15 лет, – рассказывает он. – А потом их отпускаю. Это такая традиция. Им ведь тоже нужно создать семью, построить гнездо, вырастить потомство. Вопреки тому, что там пишут в книгах, на свободе они снова дичают и забывают про меня. Они могут на протяжении всей жизни жить с человеком, но все равно знают, как строить свои гнезда. Конечно, проливается немало слез, ведь прощаться всегда грустно. Но им ведь тоже нужно дать возможность вступить в брак. Таковы наши традиции.

Ишенбек недавно приобрел себе еще одного орла, так что теперь в его огромном цветущем саду живут целых три беркута: десятилетний Турман, Джанар, что означает «искра», которому тоже десять лет, и новенький, который до сих пор не получил имени. Ишенбек вытащил его из гнезда в середине июля, как только у того начали шевелиться крылья. Пока один из его сыновей забирался в гнездо с веревкой, Ишенбек вместе с остальными дожидались внизу. У них были ружья, чтобы в случае чего прогнать прочь родителей-беркутов. В течение последующих месяцев Ишенбек каждый день кормил птицу, чтобы приучить ее к себе и завоевать доверие.

Раньше Сина не слишком разделяла увлечение мужа орлами, но после того, как оно стало обеспечивать семейный доход, относится к нему с большим пониманием. К тому же оно приносит славу: Ишенбек постепенно становится местной знаменитостью и снялся уже во многих документальных фильмах.

– Я почти готов! – Ишенбек появляется, одетый в традиционный костюм из дубленой кожи с большим черным ящиком в руках.

Беркут по имени Джанар уже ждет нас в джипе с кожаной маской на голове и с ремешком на лапках. В саду еще лежала утренняя роса, словно покрывая его полупрозрачным занавесом. Подойдя к большому цементному складу, Ишенбек забрался вовнутрь. Оттуда из самой глубины послышался тревожный визг. Я направилась туда, чтобы посмотреть. В лицо мне ударил едкий запах мочи и экскрементов. Там, привязанная к цементной стене, стояла тощая, изможденная лиса и глядела на меня крупными, испуганными глазами. Матовая шкурка была ободрана и вся покрыта фекалиями. Ишенбек острой палкой затолкнул лису в черный ящик и захлопнул крышку. Затем, подняв коробку на плечо, выбрался оттуда и поставил ее в багажник рядом с орлом. Было слышно, как внутри коробки лиса царапает деревянные доски. Из-под кожаной маски возбужденно кричал орел.

– Ну вот мы и готовы, – сказал Ишенбек, хлопнув в ладоши. – Ну разве не прекрасная лисица? Мы ее поймали всего несколько недель назад, когда она только родилась.

Через полчаса мы уже были на покрытой лиственными лесами, выжженной равнине, которую со всех сторон окружали разукрашенные в осенние цвета холмы. Команда русских киношников состояла из пяти человек, но только трое из них были заняты делом. Двое других бесцельно болтались и всякий раз, случайно попав в объектив, становились объектами режиссерской брани.

По сигналу режиссера ведущая программы выскочила из машины и предстала перед камерой. У нее были длинные светлые волосы, вязаная шапочка на голове и непрактичные туфли. Театральным голосом она продекламировала, что сейчас она находится в Киргизстане, стране кочевников, стране юрт, гор и славных традиций, и что ей предстоит встретиться с человеком-орлом по имени Ишенбек. Тот уже стоял наготове с Джанаром в руке, зачитывая сухую лекцию о характеристиках охотничьих птиц.

– Они охотятся на кроликов, – сказал он, – на лисиц, а иногда и на волков…

– На волков! – воскликнула ведущая программы, подавшись от него в сторону камеры. – На волков! Они умеют ловить волков! Волкоооов!

Режиссера очень заботило, чтобы коробка с лисой все время находилась вне диапазона объектива камеры.

– Почему бы ему не дать поохотиться по-на сто ящему? – с надеждой предложил он. – Может, и сам найдет что-нибудь?

Ишенбек покачал головой:

– Ничего он не найдет. Только год начинается.

Режиссер все-таки сумел настоять на том, чтобы сделать попытку. Ишенбек и энергичная ведущая несколько раз отправляли орла на охоту. Однако всякий раз, полетав совсем немного, он садился на камень, ожидая, пока его поймают. Выхода у них не было. Для того чтобы показать зрителям орла в действии, нужно было поймать лису.

Когда лисицу наконец выпустили из коробки, вся команда киношников притаилась за грудой камней. Сначала она кинулась в одну сторону, затем в другую, после чего остановилась как вкопанная, приготовившись к тому, что ее сейчас поймают. Ишенбек снял с Джанара кожаную маску и дал ему четкий сигнал для охоты. Испустив вопль, он полетел и через несколько секунд уже впился клювом в шкурку перепуганной лисицы и принялся за еду. Лиса растерянно глядела в сторону неба. Ее взгляд становился все более и более стеклянным, пока наконец совсем не потух.

Опреатор приблизил рычажок увеличителя камеры, запечатлевавшей кровавый пир. Прикрыв крыльями свою добычу, птица продолжала ее пожирать, сосредоточенно и не отрываясь. Вновь и вновь вонзала она свой кровавый, острый клюв в лисий мех. Ведущая отвернулась, прикрыв рукой рот. Когда она повернулась обратно, в ее глазах стояли слезы.

– Все это не для женского естества, – произнесла она в камеру. – Я понимаю, что это мир природы и что он жесток, но мы, женщины, не привыкли иметь с ним дело. Несмотря на то что все это естественно и так тому и надлежит быть, все же мы существа чувствительные и такое зрелище не для наших глаз – не для впечатлительной женской натуры.

Однако же она не могла оторвать глаз от орла и его добычи. Ишенбек воспринимал все зрелище с полнейшей безмятежностью.

– Как только женщины видят кровь, тут же начинают плакать, – произнес он в камеру. – Я знал, что она тоже будет плакать. Они всегда так делают.

Он спокойно подошел к Джанар, убрал останки лисы и бросил их в деревянный ящик. А затем по привычке хлопнул в ладоши:

– Я полагаю, теперь у вас есть все, что нужно?