Текст книги "Советистан. Одиссея по Центральной Азии: Туркмени– стан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога"

Однако обозначенные ранее только на картах границы сегодня превратились в физические барьеры. Народности, мирно проживавшие вместе под железным кулаком Москвы, стали теперь злейшими врагами. Отношения между киргизами и узбеками, как, например, в Южном Киргизстане, непростые и затрагивают почти треть населения. Как правило, киргизы с подозрением воспринимают оседлых узбеков, в то время как узбеки на киргизскую кочевую культуру глядят свысока. Поскольку узбекам традиционно принадлежит инициатива в области торговли и коммерции, они, как правило, более процветающая нация, чем киргизы, которые только недавно начали переселяться в города и нередко испытывают трудности в поиске работы.

Вплоть до последних дней существования Советского Союза этот бурлящий конфликт как-то удавалось сдерживать. Первая искра загорелась в июне 1990 г., когда союз уже начал трещать по швам. Все началось с конфликта между узбекской и киргизской националистическими группировками по вопросу о праве собственности на бывшие колхозы. Искра быстро превратилась в крупный пожар. В течение нескольких дней погибло более 300 человек, и 1200 человек получили ранения. Сражения в основном проходили в Южном Киргизстане, в городах Узген и Ош, последний из которых второй по величине город Киргизстана. Через три дня после начала беспорядков Горбачев направил туда армию. В течение относительно короткого промежутка времени специально обученные солдаты взяли ситуацию под контроль. С целью предотвратить новые вспышки военных действий в регионе целых полгода находились миротворческие силы.

После распада Советского Союза многие киргизы опасались, что узбеки получат слишком много власти и влияния в Киргизстане. Совсем недавно освободившись от русского ярма, они жаждали управлять самостоятельно. Со своей стороны узбеки устали от того, что их считают всего лишь узбекской диаспорой, как если бы они были изгнанниками из своей страны или временными гостями, хотя на самом деле они проживают на территории Киргизстана уже многие сотни лет. В киргизских учебниках по истории ни словом не упоминается об узбеках, вдобавок новый закон о языке от 2004 г. не допускает использование узбекского языка в официальных документах. Таким образом, узбеков систематически лишают любых должностей в политике и позициях власти.

И вот по прошествии 20 лет узбеки и киргизы вновь схлестнулись в Оше, что в Южном Киргизстане. На этот раз число погибших оказалось еще больше, чем в 1990 г.

Пять дней в июне

12 июня 2010 г., через два дня после беспорядков, возникших из-за конфликта между киргизами и узбеками в Оше, волнения перекинулись в маленький провинциальный городок Джелалабад, что находится неподалеку от границы с Узбекистаном, с населением в 100 000 жителей. Когда раздались первые выстрелы, 26-летняя узбечка Нигора сидела в саду у своей тети позади дома на улице Ленина вместе с тетей, родной и двоюродной сестрами и двумя маленькими племянниками. Женщины и дети поспешили в дом тетки, заперли все двери и укрылись в комнате, где не было ни одного окна. Включать свет никто не посмел. В отдалении слышались громкие мужские голоса и звон бьющихся окон. Нигора беспокоилась о своем трехлетнем сыне, который в тот момент находился у золовки. Та жила неподалеку, но Нигора, как бы ей ни хотелось быть в тот момент вместе со своим мальчиком, все же побоялась выйти из укрытия.

В ту ночь было разграблено множество магазинов. Из ювелирного в конце улицы украли драгоценностей на сумму, превышавшую 30 000 норвежских крон, что по меркам Киргизстана было целым состоянием. В районах проживания узбеков стояли толпы киргизских ополченцев с фургонами наготове. Переходя от дома к дому, они сгружали в машины ковры, холодильники, стиральные машины, телевизоры и ювелирные изделия. Затем поджигали дома и скрывались. На протяжении целого дня и вечера киргизы из глубинки стекались в район боевых действий. Заполыхала деревня близ Джелалабада, во время ожесточенных боев между узбеками и киргизами множество народу было убито и тяжело ранено. Позднее Нигора узнала, что 20-летний сын золовки Тимур оказался в ту ночь среди убитых.

На следующее утро, когда никто из них еще не знал о смерти Тимура, Нигора позвонила золовке спросить про своего сынишку. Та рассказала, что он был очень напуган и все время спрашивал про маму. Может быть Нигоре прийти сюда самой? Ведь наступило относительное затишье – на улице не слышно ни голосов, ни выстрелов. Нигора вместе с сестрой открыли ворота и неохотно ступили на пустынный тротуар. Поблизости не было видно ни одной машины, все магазины были закрыты. В воздухе по-прежнему стоял запах дыма от ночных пожаров. Подойдя к светофору, они увидели, как навстречу им по противоположной стороне улицы приближаются два крупных киргиза лет сорока. Увидев Нигору с сестрой, они остановились. Приблизившись на расстояние 30–40 м, они вытащили из пластиковых пакетов два длинных ножа. Чуть поодаль на улице показалась еще одна группировка из 8–10 киргизов. «Остановите узбеков!» – крикнул один из них. Нигора вместе с сестрой развернулись и помчались что было духу обратно в дом тетки. Им было слышно, как следом гонятся мужчины. Ворота в дом тетки были заперты. «Тетя, откройте ворота!» – взвыла Нигора, забарабанив по ним кулаками. Когда тетя открыла, обеим сестрам едва-едва удалось проскользнуть внутрь, чтобы их не поймали. Оставшиеся на тротуаре мужчины продолжали дубасить руками и ногами в крепкие железные ворота.

Через несколько часов киргизы отступили. Тетины ворота оказались высокими и прочными, и на этот раз у них ничего не получилось, и тогда они, ворвавшись в соседний двор, похитили оттуда машину. Испугавшись, что когда киргизы вернутся в третий раз, то ворота они в конце концов сломают, женщины перебежали в соседний дом на противоположной стороне, где вместе со своим сыном жил слепой старик. Сын привел их в небольшую кладовую, понадеявшись, что здесь они смогут пересидеть в безопасности. «Не выходите, ждите до тех пор, пока мы не придем, чтобы вас выпустить», – попросил он, запирая за ними дверь.

Там же укрывались и две другие семьи, так что теперь их было девять женщин и десять детей, сгрудившихся в крохотном, темном и тесном помещении, где слепой и его сын хранили зимние запасы картошки с луком. На улице стояло лето, воздух раскаленный, а дух в тесной каморке был тяжелым, наполненным страхом, запахом пота и луковым чадом. Медленно ползли минуты. Просидев там около часа, они вдруг услышали плачущий и просящий голос слепого: «Нет, нет, вы не можете этого сделать, будьте так добры, не делайте этого!». Затем они безошибочно услышали звук загорающегося пламени. Они почувствовали приближение огня и то, как крошечная кладовая заполняется дымом и внутри становится все жарче и жарче. Но дверь была заперта, и выйти оттуда не было никакой возможности. Вскоре запылала крыша. Жара становилась невыносимой, в воздухе повис тяжелый дым, а они все только кашляли и плакали. Все стали молиться Богу, и Нигора тоже. Она молилась только о том, чтобы им удалось оттуда сбежать. Кроме коротких молитв в голове в тот момент у нее не было ни единой ясной мысли. Она просто ждала, ждала, что ее спасут, что вот-вот что-то случится; она ожидала конца. И вот 14-летняя девочка случайно наступила на огонь и загорелась. Обе ее ноги были объяты пламенем, но она была настолько напугана, что даже не заметила этого. Нигора уже приготовилась к смерти, как вдруг пришел сын слепого и отпер дверь. Огонь стал пожирать дом, красные языки пламени рвались из окон. Вместе с другими женщинами и детьми Нигора выбежала на улицу.

Выйдя из тупика за соседним домом, они остановились, не зная, куда идти. Куда бежать, где скрыться? Стоявшие в конце улицы четверо киргизских мужчин выглядели довольно дружелюбно; заметив истерически метавшихся женщин, они подошли к ним поближе. «Не бойтесь, мы соседи, мы вам поможем», – сказали они, предложив пройти с ними в квартиру неподалеку. Здесь наконец-то они были в безопасности; соседи-киргизы приносили им еду и помогали, чем могли.

На следующий день все было кончено. Киргизские банды ушли, и теперь выходить на улицу стало безопасно. Впервые в тот день женщины осмелились покинуть квартиру. Сын Нигоры был так счастлив снова увидеть мать, что тут же забыл про свой испуг. Однако в течение многих месяцев на любые громкие звуки Нигора реагировала паникой.

– Чтобы все забыть, нужно время, – говорит она. Это живая, молодая женщина с открытым, почти детским лицом, носит хиджаб и облегающие джинсы. – Уходило это медленно, но бояться я все же перестала, и постепенно жизнь вернулась в нормальное русло. Однако некоторые вещи уже никогда не будут такими, как прежде. Что-то в тот день сломалось навсегда. Тимура уже не вернешь. Моя соседка, которая была в то время беременна, настолько испугалась, когда они начали стрелять, что у нее случился выкидыш. Да и отношения между узбеками и киргизами уже не такие, какими они были до того. Теперь я просто замираю на месте, услышав слово «киргизы».

Как это часто бывает во время хаотических событий, существуют различные объяснения, как и почему начались беспорядки. Свидетельства очевидцев довольно двойственны и частично даже противоречат друг другу. Однако во многих рассказах фигурирует одно и то же событие – столкновение между узбеками и киргизами вечером 9 июня в казино «24 часа» в Оше. Вероятно, после проигрыша крупной денежной суммы узбекский клиент повздорил с молодым киргизом. Конфронтация возрастала, в результате, находившиеся в помещении узбеки обратились к другим узбекам с просьбой о помощи. Вскоре уже весь город знал, что там происходит что-то неладное между узбеками и киргизами, после чего в центре начали собираться большие группы молодых людей.

Никто так и мог объяснить, откуда поползли слухи, но через пару часов целый город уже «знал» о том, что что-то происходит в общежитии университета. Шли минуты за минутами, а передаваемые из уст в уста истории становились все более дикими. Несмотря на то что здание стояло целое и невредимое, весь Ош ни на минуту не сомневался, что его дотла сожгла группа узбеков, которые перед этим ворвались туда, чтобы насиловать, убивать и калечить юных студенток. Через несколько дней после отмены чрезвычайного положения местный адвокат, продолжая верить самому себе, описывал инцидент следующим образом: «Члены группы ворвались в общежитие, где начали насиловать студенток и разбивать окна. В результате там было найдено восемь тел студенток со следами насилия, уродств от ножевых ранений и ожогов. У некоторых трупов были вырезаны животы, они были наполнены мусором и глазами»^[12].

Однако на самом деле той ночью никто не врывался в общежитие – ни узбеки, ни киргизы, – и, следовательно, никто там не был ни убит, ни изнасилован. Как всегда, слухи продолжали жить своей жизнью и помогли спровоцировать киргизских юношей города. За ночь ситуация полностью вышла из-под контроля, превратив Ош в зону боевых действий. Улицы заполонили вооруженные банды и танки. На фасадах домов и магазинах появились большие черные буквы. Если стояла надпись: «КИРГИЗЫ», то дом не трогали.

12 июня насилие пришло в Джелалабад, расположенный в ста километрах ближе к северу. Власти в Бишкеке оказались бессильны и попросили русских о помощи, но президент Медведев принял решение не вмешиваться во внутренние дела Киргизстана.

И только 15 июня, после пятидневного кровопролития, властям при поддержке армии удалось положить конец насилию. Более 420 человек было убито и более 2000 получило ранения. Сотни тысяч были вынуждены бежать в Узбекистан и в приграничные районы. Более 2000 зданий в результате пожара были полностью разрушены.

Между событиями лета 1990-го и событиями 2010-го есть некоторое сходство. Оба раза насилие разразилось при полном бессилии властей, при ослаблении действующего правительства. В 1990 г. Советский Союз пропел свою прощальную песню; летом 2010 г. Киргизстан только начал восстанавливаться после произошедшей в начале того же года революции, когда президент Бакиев был вынужден покинуть страну. В 1990 г. экономическая кривая поползла вниз, как это происходило и в 2010 г. в результате международного финансового кризиса. И в 1990-м, и в 2010-м большинство погибших – узбеки. Однако существует одно важное различие между этими двумя событиями: во время судебного процесса 1990 года, который, кстати, был первой попыткой восстановить справедливость после начала этнических конфликтов в Советском Союзе, 48 человек были приговорены к длительным срокам лишения свободы за убийство, за покушение на убийство и изнасилования. 80 % из них были киргизы. После событий 2010 года было осуждено и приговорено к смертной казни в общей сложности 70 обвиняемых. Более 80 % из них были узбеки. 17 человек (все – узбеки) были приговорены к пожизненному заключению в результате вынесенных судом приговоров, которые впоследствии были подвергнуты серьезной критике со стороны правозащитных организаций. Во всех случаях судьями и юристами, в том числе и адвокатами, были киргизы.

Через три года после драматических событий в Джелалабаде до сих пор видны следы разрухи. Скелеты домов служат ежедневным напоминанием о той ненависти, которая прорвалась наружу в те солнечные июньские дни. Двери великолепного университета узбекско-киргизской дружбы с тех пор ни разу не распахнулись. По разбитым окнам хлопают обожженные шторы. Стены покрыты сажей.

Отношения между киргизами и узбеками по-прежнему остаются напряженными, немногие из них могут сказать что-то хорошее о противоположной стороне. Немало узбеков переехало в Узбекистан или в Россию. Нигора, напротив, приняла решение остаться в Джелалабаде.

– Многие из моих друзей в знак протеста уехали в Россию, – говорит она. – Они больше не хотят оставаться гражданами Киргизстана. Конечно, мы все боимся повторения тех событий, но Киргизстан – моя родина, Джелалабад – мой родной город. Я не хочу отсюда уезжать.

Тишина в зале ожидания

Они сидят рядышком друг с другом в длинном ряду вдоль стены. Почему-то все одеты в черное, но, вероятно, это просто совпадение. Черные кожаные куртки, черные шарфы, черные юбки, изношенные черные туфли. Все разного возраста – от сгорбленных старушек до небрежно одетых молодых людей. Самому младшему не более двух-трех лет, он сидит на коленях у матери и тихо скулит. Если не считать этого, в коридоре стоит полнейшая тишина.

– Каждое утро они обязаны приходить сюда за лекарством, – объясняет врач, прикрывая за собой дверь. Это крепкий мужчина лет шестидесяти, с густыми седыми волосами, в сшитом на заказ, но неброском костюме. – Многие пациенты не верят, что таблетки помогают, поэтому их обязали лично являться, чтобы медсестры видели, что они на самом деле их принимают.

Я удивляюсь, что даже в крошечном Джелалабаде есть своя туберкулезная клиника, но доктор даже бровью не ведет.

– Конечно же есть. Теперь у нас туберкулезные клиники по всей стране. Только здесь насчитывается около 80 новых случаев ежегодно. А вот в деревнях проживает как минимум тысяч десять инфицированных туберкулезом. По меньшей мере десять процентов – это люди, страдающие агрессивной формой, которая характеризуется лекарственной устойчивостью.

После распада СССР всем республикам Центральной Азии пришлось бороться с ростом заболеваемости туберкулезом. Киргизстан – одна из наиболее пострадавших стран не только в регионе, но и на мировом уровне. Быстро распространяется форма туберкулеза с лекарственной устойчивостью – она трудно поддается лечению, которое к тому же дорого стоит.

– После распада Советского Союза ситуация ухудшилась, – сообщает врач. – Программа вакцинации также развалилась. Растет безработица, а с ней и социальные проблемы. Безработные не получают никакой поддержки, нет никаких организаций взаимопомощи. Многие из пациентов – это молодые людей в расцвете сил. К сожалению, чаще всего страдают люди в возрасте от 20 до 45 лет. Официально в России работает 700 000 трудовых мигрантов из Киргизии, большинство из них – молодые люди. Часто они проживают там в тяжелых условиях, иногда крошечную квартиру делят 20–25 человек. Разве удивительно, что они болеют? Тюрьмы также серьезный источник распространения инфекции. Заключенные живут вместе в холодных, изолированных камерах, получая при этом плохое питание. Против подобной эпидемии существует всего лишь одна панацея, а именно – предоставление работы всем гражданам и повышение заработной платы. Я сам зарабатываю чуть более ста долларов в месяц, и это считается хорошей зарплатой врача в этой стране. Стоит ли удивляться, что многие из наших докторов-специалистов уехали в Россию? Там они с легкостью могут зарабатывать по 1500 долларов в месяц.

– Очень хорошо, что по крайней мере вы здесь остались, – говорю я. – Если бы все врачи уехали в Россию, то некому было бы лечить больных.

Доктор пожимает плечами:

– Если я получу хорошее предложение, я тоже уеду.

Нет ли у вас порно, мисс?

Если вы направляетесь из Киргизстана в Узбекистан, то границу лучше переходить в сезон сбора хлопка. Обычно здесь стоят многокилометровые очереди, и если вам не повезло, то придется прождать неопределенное количество времени, претерпевая множество формальностей, а потом ожидать еще. Однако в сезон сбора хлопка на границе вы, скорее всего, окажетесь в полном одиночестве.

Чтобы народ не отлынивал от ежегодного национального мероприятия, в сезон хлопковых сборов границы закрывают для всех, кроме иностранных туристов. Каждый год сотни тысяч врачей, учителей, медсестер и других государственных служащих, а также студентов командируют на сборы хлопка – такая традиция сохранилась еще с советских времен и почитается до сих пор. Однако с небольшим отличием: в советские времена сбор происходил с помощью комбайнов, в то время как в наши дни все делается вручную, потому что некому позаботиться о ремонте и техническом обслуживании машин. Поскольку век цветения хлопчатника короток, в течение нескольких беспокойных недель все 1,4 млн га растений должны быть очищены от хлопка. В эти недели сборщики сами оплачивают свое проживание и питание, и многим приходится ночевать либо на открытом воздухе, либо на переполненных народом холодных полах. Вероятно, в прежние времена в период хлопковых сборов многие чиновники и другие лица имели возможность выехать, чтобы навестить проживающих в соседних странах родственников, но теперь с этим покончено.

– Из Норвегии? Осло? – улыбнулся мне сотрудник паспортного контроля. – Самарканд, Бухара, Хива?

Я кивнула. Новая широкая улыбка, штамп, и – оп-ля! – я уже внутри страны одной из страшнейших в мире диктатур. По крайней мере, не самой страшной. Однако самым тяжким испытанием стал не паспортный контроль, а таможня. Когда таможенник проверял мой багаж, он заинтересовался родом моей деятельности. И мне опять пришлось врать.

– Студентка! В твоем-то возрасте! – Он бросил на меня укоризненный взгляд. – Мне вот 25, а я закончил военную академию, когда мне было 22. И с тех пор работаю. Я предполагаю, ты не замужем? Это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.

– Нет, не замужем.

Он покачал головой и передал меня своему коллеге, который обеспечивал контроль нравственности.

– Нет ли у вас порно, мисс? – с интересом посмотрел на меня таможенник, мужчина среднего возраста.

Я замотала головой.

– А как насчет Библии? Религиозной пропаганды?

Я снова замотала головой.

Чтобы удостовериться, он попросил у меня разрешения на осмотр всех имевшихся у меня книг и фотографий, после чего также тщательно изучил каждую фотографию на моем телефоне. Периодически он задавал мне вопросы: «Это из Осло? А зимой там холодно? А это ваша мать?» Когда ему на глаза попалось приложение German Reader с иконкой, изображавшей мужчину и женщину на фоне немецкого флага, он просиял, как десятилетний мальчик. Потом нажал на значок, и оттуда послышались различные варианты ответов: «Der. Die. Das.» Для проформы он попытался произнести несколько слов. И каждый раз невпопад.

– Путешествуете в одиночку?

Я кивнула.

– Не страшно?

– Узбекистан ведь не опасная страна? – спросила я.

– Нет, здесь все тихо и спокойно, но вон там… – Он кивнул в киргизском направлении. – Там опасно. Очень опасно.

Он помахал мне, и я, пройдя через шлагбаум, поспешила в Узбекистан.

– Будьте осторожны! – крикнул он мне вслед.