Текст книги "Советистан. Одиссея по Центральной Азии: Туркмени– стан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога"

Пропавшее море

Проводник оказался прав: не стоило оставаться на платформе всю ночь. Я поплелась к зданию станции и осторожно потянула на себя дверь. Она была открыта. Само здание было белого цвета, с впечатляющим куполом и арочными окнами. Сонная и продрогшая, я опустилась на скамейку в пустом зале ожидания. Прямо передо мной на стене висели большие часы. Без четверти три. До рассвета оставалось ждать долго.

– Простите, девушка. Предъявите ваши документы.

Откуда ни возьмись, передо мной появились трое одетых в форму охранников: двое мужчин и женщина. Самый старший из них стал медленно переворачивать страницы моего паспорта.

– Что вы здесь делаете? – спросила женщина.

Я объяснила ситуацию: и что только что прибыла сюда на поезде, и что представитель экологической организации меня не встретил, и что завтра я собралась на экскурсию к Аральскому морю.

– До завтра еще долго, – проворчал пожилой охранник. – Вам нельзя здесь оставаться.

Пообщавшись между собой вполголоса, охранники повернулись ко мне:

– Будьте добры, следуйте за нами.

Я встала и послушно последовала за ними через боковую дверь туда, где, очевидно, находился настоящий зал ожидания. Стена была полностью разрисована красочной мозаикой, изображавшей рослых, плечистых парней, которые тащили из воды сети, полные рыбы. Надпись над картиной сообщала о том, как Ленин направляет письмо товарищам в Аральск с просьбой переправить 14 вагонов с рыбой нуждающимся. Событие датировалось 1921 годом. Народ умирал от голода в изнуренном мировой и Гражданской войнами молодом Советском государстве. Но не в Аральске.

В самом углу зала ожидания пристроилась молодая пара. Он был огромного роста, как викинг, с длинной неопрятной бородой; она была невысокая, с азиатскими чертами лица.

– Они не говорят по-русски, – сообщил мне один из охранников. – Вы могли бы у них спросить, почему они здесь сидят?

Молодой человек объяснил по-английски, что они ждут наступления утра. Они рассказали, что их поселили в местную семью, но они не захотели всех будить посреди ночи.

– Передайте, что им нельзя здесь оставаться. Им нужно пойти в гостиницу.

– В гостиницу? – Молодая девушка побледнела. – Разве они так поздно еще открыты?

– Мы проверили, они открыты, – сказал охранник. – Мы уже все организовали и раздобыли для вас машину. Она ждет вас на улице.

– А мы не можем просто посидеть здесь еще несколько часов? – попросила девушка.

Охранники покачали головами. Молодая пара неохотно поднялась.

– Это совсем недалеко, – утешала женщина-охранник.

– Мы знаем. Уже там были, – угрюмо ответил молодой человек.

Во время нашей короткой совместной поездки мне удалось выяснить, что он канадец, а она – японка, оба сюда приехали, чтобы взять заключительные интервью для документального фильма об аральских рыбаках. Больше они ничего не успели мне рассказать, потому что мы уже подъезжали к единственной в городе гостинице «Арал». Навстречу нам вышли две седовласые женщины в красных платьях: одна худая, как палка, другая – огромная, как фургон. Покосившись на нас, они молча закрыли за нами двери. Крупная женщина с тяжелым вздохом опустилась на стул в приемной; тощая продолжала стоять в дверях, с перекрещенными на груди руками, свирепо уставившись на нас.

– Три комнаты? – рявкнула толстуха.

– Двухместный номер на двоих для них и одноместный для меня, – сказала я.

– Это неважно, цена одна и та же, – проворчала она.

– У нас остались только двухместные номера. Каждый по цене 4000.

За каждый номер мы отдали по 5-тысячной банкноте, около 170 крон[9]9
  Приблизительно 1500 рублей. – Примеч. пер.


[Закрыть].

– У меня нет сдачи, – укоризненно посмотрела на нас портье так, будто мы в чем-то перед ней провинились.

– Тогда возьмите сдачу себе. – Мы слишком устали, чтобы настаивать на своих принципах.

Тощая женщина сняла с крючков два ключа и, пройдя мимо нас, исчезла на лестнице. Мы догадались, что нужно следовать за ней. Угрожающе заскрипели несколько ступенек. В коридоре мы прошли мимо дивана, который, вероятно, считался модным в период, когда умер Сталин. Ковровые дорожки, вероятно, не чистили уже как минимум лет 40, вряд ли их даже пылесосили. Потолок был покрыт ровным слоем черных пятен от плесени; кое-где осыпалась штукатурка.

Худая остановилась в конце коридора, нетерпеливо поджидая нас. Фыркнув, она протянула нам с канадцем по ключу, затем повернулась на каблуках и неспешно удалилась. Нужно признать, что хотя моя комната была просторной, однако на этом можно и закончить все положительные отзывы о номере 304 в гостинице «Арал». Вдоль зеленых стен мятного оттенка стояли две коричневые кровати. Они упирались в единственное окно, которое не закрывалось. В унитазе плавало довольно крупное насекомое, разновидность которого определить мне так и не удалось. Похоже, что оно пробыло там довольно долгое время. Я попыталась его смыть, но в ответ плохо изолированные трубы издали только громкое бульканье. Насекомое невозмутимо продолжало качаться в мелкой водной ряби. Ванная представляла собой нечто среднее между раковиной и душем, однако использовать ее в качестве ванной не представлялось никакой возможности – для этого она была слишком мала. Из заклеенного коричневой изолентой крана, вероятно, не пролилось ни капли еще со времен распада СССР. Как только я повернула ручку, из крана появилась тонкая струйка теплой воды, пахнущей канализацией. Душ принимать я передумала, отправившись прямиком в кровать. Матрац был жесткий, простыни пахли мокрой собакой. Я заснула как убитая.

Когда через несколько часов я проснулась, в ванной комнате было наводнение. Я быстро собрала вещи и вышла из номера.

– Завтрак включен, – проинформировала меня худая, когда я сдавала ключи.

Сославшись на встречу, которую никак нельзя пропустить, я выскочила на солнечный свет. Даже дневное освещение не в состоянии было преобразить серые, облупившиеся фасады гостиницы. Похоже, некоторые этажи в ней были полностью закрыты. Должно быть, в хрущевские времена гостиница была фешенебельной жемчужиной Аральска, выстроенной с использованием сверхмодного в те времена строительного материала – бетона и с современными диванами на каждом этаже.

Время не было милостиво к образцово-показательному городу эпохи социализма. Улица, на которой находилась гостиница, была запыленной и имела потрепанный вид. На дороге валялись битое стекло и пивные банки; в канаве лежали использованные иглы. Стоявшие на том месте высотки, казалось, могли в любое время завалиться. Позади разросшихся садов спрятались частные дома. Если бы в путеводителе черным по белому не было указания, то мне бы и в голову не пришло, что я нахожусь на улице Макатаева, самой главной в Аральске.

Я попыталась снова позвонить в организацию «Аральское море», но трубку там не брали. Мало того что они вчера вечером нарушили нашу договоренность, но вдобавок к этому моя поездка к Аральскому морю также зависела от них. Оказалось, что их офис находится по пути от гостиницы, но дверь там оказалась запертой, а свет был выключен. Я уже собралась уходить, как вдруг ко мне подбежал какой-то молодой человек. Остановившись, он протянул мне руку:

– Ты Эрика? Я Едиге из организации «Аральское море». Я так и подумал, что тебя здесь встречу. Приношу извинения, что вчера вечером не смог тебя встретить. У нас было так много гостей, и водитель смертельно устал. К тому же ему только сегодня об этом сообщили, у меня совершенно вылетело из головы. Но мы туда поедем, я обещаю, можешь мне доверять. – Он говорил быстро и беспокойно, ряд оправданий был длинным и непоследовательным.

– Что было – то прошло, – попыталась я сгладить ситуацию, обрадованная тем, что по крайней мере мне удалось с ним встретиться. – Где здесь можно позавтракать?

– Позавтракать? Я знаю точно, куда мы сможем пойти, – сказал Едиге. – Пойдем, покажу.

Мы начали наш путь по пыльным улицам, пробираясь среди ослов, кур, облезлых собак и полуразрушенных домов, но наш энтузиазм постепенно угасал. Почти все рестораны и кафе оказались закрыты; большинство из них навсегда.

В конце концов мы нашли бар, где нам смогли приготовить яичницу. В углу сидела группа мужчин: они пили. Несмотря на то что было всего десять утра, они уже успели опустошить несколько бутылок водки. Пока я ела, Едиге исступленно звонил. Он набирал один и тот же номер, снова и снова, но ответа не было.

– Без паники, – говорил он нервно. – Все под контролем. Я найду другого шофера.

После четвертой попытки новый шофер поднял трубку. Едиге договорился с ним встретиться через час. Пока мы ждали, Едиге пошел со мной прогуляться вниз к старому порту. Через ворота мы попали к какому-то покрытому зарослями ландшафтному углублению. Справа от ворот, бок о бок, стояли покрашенные в яркие цвета четыре корабля. Они находились там в память о порте, в котором в прежние времена кипела жизнь и бывшем когда-то гордостью всего города. На нас зарычала тощая дикая собака. На старой площадке, где раньше швартовались корабли, все еще возвышался кран, с помощью которого разгружали ящики с рыбой. Однако на месте швартовки зияла пустота.

– В прошлом здесь находился крупный рыбозавод, – сказал Едиге. – Все население Аральска было занято в рыбной промышленности.

– А где они сейчас работают?

Он нервно рассмеялся:

– Здесь не так много людей, которые еще работают.

Постепенное исчезновение Аральского моря в 1960-е годы превратилось в смертный приговор для Аральска. Город был основан как порт, возникший на базе рыболовства и переработки рыбы. Вплоть до конца 1960-х, времен постройки гостиницы «Арал», все предвещало хорошие показатели, население неуклонно росло, а народ в Аральске жил и питался лучше, чем рядовые советские граждане. Когда море и вся рыба в нем исчезли, средства для поддержания города были разворованы. Когда моря не стало, то количество населения сократилось больше чем вдвое, приблизившись к 30 000, и эти показатели с каждым годом снижаются в связи с тем, что сотни молодых людей покидают бывший портовый город.

После того как Едиге показал мне все, что было достойно внимания в Аральске, от водителя все еще не было никаких известий. Едиге снова начал звонить.

– Эркут приедет через полчаса, – сказал он, виновато улыбаясь.

Через пару часов мы уже сидели в джипе Эркута и направлялись в сторону Аральского моря. Он оказался добродушным мужчиной лет сорока с низким голосом. Его живот был настолько внушительным, что почти заслонял собой руль.

– В свое время Аральское море являлось четвертым по величине в мире. Простираясь на 428 км в длину и 234 км в ширину, оно занимало площадь, которая равнялась 68 000 км², – сообщил с заднего сиденья Едиге. Он каким-то образом умудрялся удерживать в голове все цифры. – В настоящее время его площадь сократилась до 10 % по сравнению с изначальной.

– А что же произошло? – поинтересовалась я.

– Существовали две реки, которые снабжали водой Аральское море, – Амударья и Сырдарья. В 1950–1960-х годах для обеспечения водой хлопковых плантаций по приказу советской власти воду из рек начали перемещать в основные каналы. Они мечтали сделать Советский Союз самодостаточным в производстве хлопка. В какой-то момент это удалось, однако вырытые ими оросительные каналы были плохого качества, и половина воды в них тем временем либо испарилась, либо вытекла. Эти каналы используются до сих пор. В нашем регионе в настоящее время нехватка воды, однако половину мы все равно выбрасываем!

Мы проехали мимо небольшой деревушки, в которой, как мне показалось, лошадей было больше, чем людей.

– Когда-то они жили на берегу моря, – на ломаном русском произнес водитель Эркут.

– А когда люди начали замечать неладное?

– Нужно сказать, что все это заняло какое-то время, – сказал Едиге. – Начиная с 1960-х годов и позже оно начало уходить приблизительно на 20 см в год. А поскольку все большие и большие участки пустыни превращались в хлопковые поля, каждый из которых нуждался во все большем количестве воды, то это лишь ускорило процесс. В 1980-е годы уровень воды начал падать почти на метр в год.

– А как же власти могли вот так сидеть сложа руки, глядя, как исчезает четвертое в мире по величине море?

Если хорошенько подумать, то это полнейшее безумие. Для достижения поставленной цели – превратить страну в крупную индустриальную державу – у советской власти не было средств. Вероятней всего, старая поговорка о том, что цель оправдывает средства, повторялась в Кремле ежедневно, как мантра. Но стереть с карты мира целое море, вместе со всеми непредсказуемыми последствиями для окружающей среды?

– Они действительно думали, что так процесс пойдет быстрее, – объяснил Едиге. – Они все тщательно просчитали. Хлопок оказался для них более выгодным, чем рыба.

В некоторых местах песок, по которому мы проезжали, был белым от соли и поблескивал. Подобно Каспийскому, Аральское море было очень соленым, содержание соли в нем было приблизительно на четверть больше, чем в обычной морской воде. После исчезновения моря соль рассеялась по ветру, сделав и без того бедные почвы еще бесплоднее. Вокруг валялись ракушки, и, когда наша машина давила их шинами, они хрустели и крошились. Мы видели верблюдов, жевавших пучки травы, которая успела вырасти на поверхности, ранее служившей морским дном. Почему-то Едиге предпочитал беседам об экологии разговоры о полигамии.

– В исламе разрешается иметь четырех жен, но я думаю, что две-три мне все же больше подойдет, – сообщил он.

До этого он рассказывал о том, что в свободное время любит возиться с изучением арабского языка. Целью было прочесть Коран на языке оригинала, чтобы лучше следовать Божьим законам.

– А как насчет казахских законов? – поинтересовалась я.

Казахстан самая северная страна в мире с мусульманским большинством. Около 70 % населения исповедует ислам. Выросший в атеистическом Советском Союзе президент Назарбаев в настоящее время работает над распространением светской версии суннитского ислама и приведением его в соответствие с «традиционными казахскими ценностями». Центральноазиатские правители опасаются, что, вдохновляемые соседними Ираном и Афганистаном, крупные радикальные исламские конфессии захотят закрепиться в их странах, и поэтому делают все возможное, чтобы это предотвратить. В Казахстане религиозные политические партии запрещены, и все религиозные группы находятся под строгим наблюдением.

– Разрешено иметь всего одну жену, но это правило никто все равно не соблюдает, – заявил Едиге. – Ислам важнее президента!

– А что жена думает о твоих планах?

– Поначалу она относилась негативно, желая мной полностью обладать, – широко улыбнулся он. – Но сейчас относится к этому более благосклонно. Многие женщины не против получить дополнительную помощь по дому.

– А ты сам разве не можешь ей помочь?

Эркут и Едиге переглянулись с таким выражением, словно я с неба упала.

– Ответственность мужчины – зарабатывать деньги и заботиться о внешнем, в то время как задача женщины заключается в том, чтобы заботиться о доме и детях. Моя жена не имеет права выходить из дома без моего разрешения. Дом – это ее основной приоритет, – объяснил Эркут.

Едиге нетерпеливо кивнул:

– Моей жене тоже не позволяется без разрешения выходить на улицу. Я, например, озабочен тем, что твой муж позволяет тебе путешествовать в одиночку. Он, кстати, не подумывает ли о том, чтобы завести себе вторую жену? Тебе тоже будет удобней. Будет кому помочь с готовкой и уборкой.

– Он никогда не выражал серьезного намерения взять себе вторую жену.

– Скорее всего, он просто вежливый. Со временем мужчина устает от жены, это заложено в его природе. К тому же первая жена прилагает больше усилий, стараясь следить за собой, если у нее появляется конкуренция.

Эркут хитро улыбнулся, но ничего не сказал.

– Он уже нашел себе вторую жену, – сказал Едиге. – Бывшая модель 93-го года. После окончания лета они поженятся.

Эркут еще шире улыбнулся и остановил машину. Мы были уже далеко. Вдали за густым высоким тростником виднелось море. Вода была голубого цвета, как небо. Весело щебетали птицы, откуда-то издалека доносился крик чаек. По воде неспешно скользил лебедь. Пахло солью и морем. Я не могла даже представить себе, что в экологической катастрофе могло быть столько красоты.

– Все удивляются, когда видят, насколько здесь чисто и красиво, – сказал Едиге. – Здесь до сих пор даже рыба водится.

– А я слышала, что вода здесь слишком соленая для рыбы.

– Это на южной стороне слишком соленая. В 1987 г. море настолько уменьшилось, что распалось на две части: северное Аральское, или Малый Арал, расположенный здесь, в Казахстане, и южное Аральское, или Большой Арал, который находится с другой стороны границы, в Узбекистане. В попытке спасти северную часть Аральского моря власти Казахстана построили дамбу, предотвращающую утечку воды в его южную часть. Чтобы в море попадало больше воды, была отремонтирована часть ирригационных каналов. Этот проект превзошел все ожидания. Уровень моря повысился на много метров, и одновременно с этим понизился уровень соли в воде. Ранее море находилось в 60 км от Аральска, а в настоящее время расстояние составляет менее 20 километров. Цель состоит в том, чтобы окончательно вернуть его обратно в Аральск.

«Во всяком случае, для Аральска не все так безнадежно потеряно», – подумалось мне. Я приготовилась встретиться с мертвой, безжизненной, засоленной водой, потрескавшейся почвой, но вместо этого перед моими глазами предстали лебеди и чайки. Северная часть Аральского моря – конкретное доказательство того, что антропогенных экологических катастроф все же возможно в какой-то степени избежать при наличии у властей желания и средств для инвестирования. Власти Казахстана взяли все под свой контроль, и это им неплохо удалось.

В самой большой в мире, не имеющей выхода к морю стране рыба важнее, чем хлопок.

Возможно, для 30 000 жителей Аральска осталась еще какая-то надежда, подумала я. Хочется верить, что в один прекрасный день ржавые краны в порту снова будут запущены. И в то, что стоящие сейчас на сухом песке лодки вновь начнут поставлять рыбу на покупательские прилавки. Если это произойдет, то даже есть надежда, что кому-то в один прекрасный день придет в голову идея отремонтировать гостиницу «Арал».

Империя

– Распад Советского Союза был трагедией, – заявил орнитолог. Это был обладатель густой белой бороды, и хотя ему было около 60, выглядел он при этом на все 80. – Американцы победили, они получили все, что хотели! Люди не понимают, что мы проиграли войну четвертого поколения, информационную войну. Они не понимают, что войны могут вестись на таких высоких уровнях. – Его мучил приступ неудержимого кашля. Получив передышку, он вытер рот рукавом джемпера и продолжил: – Все выяснилось сразу после распада Союза. Мы не такие, как европейцы. Мы совершенно другие.

Из окна офиса открывался вид на снежные вершины, национальный парк Аксу-Джабаглы, на дикие яблони и пышные луга, где бок о бок паслись коровы и лошади. Вид можно было принять за рекламное изображение Швейцарских Альп. Зеленые луга были пунктирно усеяны дикими тюльпанами. Орнитолог знал национальный парк как свои пять пальцев – до выхода на пенсию он был его директором.

Путешествие на поезде из Аральска заняло 17 часов, и все здесь оказалось именно таким, как и следовало ожидать. Русский охранник Владимир поджидал нас с икрой и водкой, а половина вагона сидела, заигравшись допоздна в карты. Несмотря на то что правила игры для меня так и остались непонятными, я выигрывала подряд одну партию за другой.

– Для нас очень важным является община, – продолжал орнитолог. – «Я» остается на втором плане, но никогда на первом. Для тех, кто вырос в Советском Союзе, существует больше вещей, которые нас объединяют, чем разделяют.

Будучи украинцем, он считал себя русским.

– Быть русским – это не национальность, это менталитет, это состояние! – восклицал он. – Давайте вспомним, к примеру, Пушкина. Его дед был арапом, но сам он был стопроцентным русским! У здешнего народа – казахов – до прихода русских ничего не было. Ни школ, ни литературы, ни цивилизации, ни культуры. А теперь от каждого, кто поступает на работу в правительственные учреждения, требуется свободное знание казахского! Да у них даже толком и алфавита не было до прихода русских. Они русским всем обязаны!

Новый приступ яростного кашля. Вытерев пот со лба, он сделал глоток чая, чтобы прочистить горло.

Я воспользовалась предоставившейся возможностью, чтобы вставить вопрос:

– Но, вероятно, не все в Советском Союзе были цветочки?

– Да, в Союзе было немало дурного, – признал орнитолог. – Но было и много хорошего. В каждой стране имеются свои изъяны. Во всех странах есть тюрьмы. На сегодняшний день в американских тюрьмах заключенных больше, чем раньше в лагерях ГУЛАГа.

– Ну а как происходило развитие страны после распада СССР? Для Казахстана все прошло благополучно?

– Какое развитие? – Орнитолог хрипло рассмеялся. – Да ведь ничего же не происходит! Мы продолжаем работать на советских заводах. Китайцы строят дороги. Мы продаем нефть, но скоро и она закончится. Самое печальное заключается в том, что у нас больше не осталось ученых.

Из-под стопки книг, лежащих на столе, он вытащил толстый, зачитанный до дыр справочник и стал его листать. Обложка по краям истрепалась, от времени и частого использования бумага пожелтела.

– В этой книге можно найти всю информацию о птицах. Вот какие книги раньше писали! А теперь студенты не могут даже читать по-латыни, – фыркнул он. – Мы продаем нефть и покупаем китайские товары, сами ничего не производя. Все, во что я сейчас одет, из Китая. Вы только посмотрите! – Он наклонился и задрал штанину, из-под которой появились белые теннисные носки. – Носки, обувь. Брюки. Вот это все. Все эти разговоры о суверенитете – просто бред. Настоящую независимость мы можем получить только после вступления в Евразийский союз.

Евразийский экономический союз представляет собой плановое экономическое сотрудничество между бывшими советскими республиками. До сих пор единственными его членами являлись Россия, Беларусь и Казахстан, но в настоящий момент ожидается присоединение Армении, Киргизстана и Таджикистана. Предполагалось также вступление в союз Украины, однако оно было приостановлено из-за разногласий относительно того, должна ли Украина стремиться к сближению с Европейским союзом или же ей следует укреплять более тесные связи с Россией через Евразийский союз. Последнее предложение вызвало демонстрации в Киеве как раз перед Рождеством 2013 г., что привело к драматическому свержению президента Януковича.

Соглашение об объединении, которое, по словам российского президента Владимира Путина, приобретает «эпохальное значение», должно вступить в силу с 1 января 2015 г. До сих пор не ясно, какую форму и размах должно принять это экономическое сотрудничество. Поговаривали о введении единой валюты в странах-членах, но наиболее вероятно, что оно примет форму соглашения о свободной торговле и свободе передвижения рабочей силы через границы. Нынешний союз, состоящий их трех членов, охватывает территорию, занимающую 15 % поверхности Земли, и обладает пятой частью мировых залежей природного газа.

– Идея создания Союза появилась у президента Казахстана Назарбаева еще в 1994 г., – сообщил орнитолог. – Это будет не то же самое, что Советский Союз, каждая страна будет сохранять свою автономию.

Он снова закашлялся, лицо его покраснело, из глаз брызнули слезы и покатились по белой бороде. Когда приступ прошел, он закурил трубку.

– Но при любых обстоятельствах самое важное – это сохранять нравственность, – сказал он, затягиваясь. Сладкий табачный дым смешался в воздухе с запахом старых энциклопедий. – Нравственность, – повторил он. – Это единственное, что имеет зна чение.

Когда я поднялась уходить, он взглядом пригласил меня задержаться.

– Хочу показать тебе кое-какие фотографии. Чтобы стало понятнее, – сказал он, просматривая папки на компьютерном мониторе.

На экране замелькали снимки птиц – белоголовых сипов, больших крохалей, белоголовых стрижей, сделанные телеобъективом с больших расстояний. Фотографии были настолько четкими и композиционно выстроенными, что их можно было бы использовать в качестве иллюстраций для справочника. Однако орнитолог не собирался показывать мне птиц из национального парка. Под конец, найдя искомую картинку, он со счастливым выражением откинулся на спинку офисного кресла. На черно-белых фотографиях был изображен красиво оформленный школьный класс; девочки были в юбках и фартуках, мальчики – в коротких штанишках.

– В те годы все мальчики были коротко подстрижены, – заметил он. На следующей фотографии дети были еще младше, но по-прежнему хорошо одеты и причесаны. – Когда мы ходили в детский сад, то по три месяца бесплатно каждое лето жили в деревне, пока родители работали в городе. Представьте себе! Три месяца абсолютно бесплатно каждый год!

Он выпустил дым из трубки. В комнату зашел его маленький сынишка от второго брака и начал играть на ковре с машинкой. Не обращая на него никакого внимания, отец продолжал сидеть, уставившись в компьютерный монитор.

– У меня было лучшее в мире детство, – произнес он. – Лучшее во всем мире.

Когда путешествуешь по бывшему Советскому Союзу, то и дело попадаются люди, сохранившие глубокую ностальгию по старым добрым временам, когда мир еще был красным, ученики – юными пионерами, магазины забиты продуктами в вакуумной упаковке, а безработицей даже и не пахло. Разумеется, в наши дни ностальгия – не только советская прерогатива. Моя бабушка тоже уверена, что у нее было самое лучшее детство во все времена. Она считает, что с тех пор мир покатился вниз, и, чтобы в этом убедиться, достаточно включить программу новостей – и комната тут же наполнится страданиями. Однако серьезное различие между моей бабушкой и украинским орнитологом – это то, что прежней социальной системы, равно как и разрушенного мира его детства, больше не существует: Советский Союз распался, а заодно с ним вся поддерживающая идеология выброшена на свалку истории.

Похоже, что именно русские наиболее подвержены воздействию nostalgica sovjetica. Многие из них испытывают чувство потери и унижения в связи с распадом Советского Союза. Империя уменьшалась день ото дня, пока не сократилась раз в пять, погрузив Россию в экономический хаос. В своем ежегодном обращении к Национальному собранию в 2005 г. Путин назвал развал Советского Союза величайшей геополитической катастрофой 1900-х годов. Он подчеркнул, что распад имел негативные последствия для 25 млн россиян, проживавших за пределами России, более трети из которых, если быть точным – 9,5 млн человек, – проживали в Средней Азии. Между 1991 и 2003 гг. в России попросили убежища восемь млн бывших советских граждан, в основном этнических русских. Около четырех миллионов, что составляло более половины, – выходцы из Центральной Азии.

Большая часть оставшихся в регионе россиян испытала серьезные ущемления своего статуса и прав. Ни одно из постсоветских государств Центральной Азии не зашло так далеко, как Туркменистан, бросивший все силы на то, чтобы стереть все следы коммунизма, а заодно и русского языка во всех сферах общества. А недавно туркменские власти ввели запрет на двойное гражданство, от чего пострадало все русское население, которое в стране составляет 43 000 граждан. С момента обретения независимости в 1991 г. состоятельный, эксцентричный Туркменистан пошел собственным путем, выставив приоритетом заключение торговых соглашений с Китаем и Ираном, а не с другими постсоветскими государствами. Власти сделали жесткую ставку на расширение экспорта газа в Китай, и в настоящее время китайцы – основные торговые партнеры Туркменистана.

Помимо этого Китай активно сотрудничает с другими туркестанскими странами, за исключением Узбекистана, который даже в большей степени, чем Туркменистан, избрал политику социальной и политической изоляции. После распада Советского Союза экспорт из Китая в страны Центральной Азии увеличился в сто раз, поэтому Китай, безусловно, можно назвать важнейшим торговым партнером Казахстана, Киргизстана и Таджикистана. Интересы Китая в регионе чисто экономические, в то время как российская мотивация представляет более сложную картину, в которой отличить экономические интересы от политических не всегда возможно. Вполне вероятно, что здесь также играет свою роль и ностальгия по Советскому Союзу. Империя скучает по старым добрым временам.

Нет ничего удивительного и в том, что Таджикистан и Киргизстан рассматривают возможность вступления в Евразийский союз. Обе эти горные сельскохозяйственные страны на сегодняшний день одни из беднейших стран бывшего СССР. Они полностью зависят от денег, которые рабочие мигранты посылают домой из России – на их долю приходится половина валового и треть внутреннего продукта этих стран.

Исходя из подобной экономической ситуации, можно с очевидностью сказать, что ни таджикские, ни киргизские политики не могут серьезно противостоять российскому старшему брату. Путин в любое время может ввести визовый режим для рабочих-мигрантов, и этот факт вполне осознается политиками Киргизии и Таджикистана.

У Казахстана с Россией отношения более сложные. Казахстан богаче, чем Туркменистан, здесь более твердая экономическая основа, однако большая часть экспорта нефти проходит через российские трубопроводы. Ни одна другая страна в мире не имеет столь протяженной границы с Россией, которая тянется целых 6846 км, равно как ни в какой другой центральноазиатской стране не проживает такое количество русских.

Российская колонизация Казахстана началась еще в XVIII в., когда главы казахских племен попросили у царя защиты от ордынского вторжения. В течение XIX в. все больше россиян стало перемещаться на жительство в казахские степи, но самое серьезное переселение стало осуществляться в 1950-х годах, после того как Никита Хрущев развернул в северной части Казахстана широкомасштабную кампанию, известную как «освоение целины». Идея заключалась в том, чтобы превратить огромную территорию Казахстана в житницу Советского Союза. Многие сотни тысяч русских и украинцев последовали призыву и переехали на земли, которые раньше были казахскими пастбищами. В конце 1950-х в Казахстане преобладало русское население, которое составляло почти 43 %, в то время как казахов было всего лишь 30 %. Кампания по освоению целины в краткосрочной перспективе казалась успешным мероприятием, но вскоре стало очевидно, что сухая, соленая степная земля не подходит для интенсивного выращивания зерновых. Урожай первых лет был удачным, однако затем с каждым годом его становилось все меньше и меньше.