Текст книги "Советистан. Одиссея по Центральной Азии: Туркмени– стан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога"

Из чего сделаны мечты

В самом центре плохо освещенной комнаты сидела пожилая женщина, помешивая что-то в цинковой ванне с кипящей водой. Плотно прижимаясь друг к другу, на самой поверхности воды плавали несколько тысяч коконов. Они были похожи на гладкие камни. Когда женщина шевелила их деревянной палкой, от коконов отделялась тонкая, похожая на паутинку, извилистая нитка. Опытной рукой женщина зачерпывала по 40–50 прозрачных, почти невидимых нитей и наматывала на катушку старомодной прялки. Когда катушка заполнялась тонкими слоями шелковых нитей, она клала ее в бак с холодной водой размякать в течение часа, чтобы потом их можно было сначала распутать, а затем скатать в нетугие мотки пряжи. После такой обработки нити становились плотными, приобретая оттенок спелой пшеницы.

– Каждый кокон содержит до четырех тысяч метров шелковых волокон, но только из четверти этого можно свить плотную однородную нить без разрывов, – пояснил мне мой гид Эмильбек. Он был серьезным молодым человеком. Хотя английский выучил самостоятельно, но владел им все же довольно функционально. – Все остальные будут отсортированы и повешены на крючки сушиться.

Он указал на толстые катушки с грубой, пожелтевшей ниткой, висевшие сзади нас на стене:

– Их мы используем для изготовления ковров.

Сырье ставят на водяную баню, добавляют мыло, натрий и еще один ингредиент, который Эмильбек не захотел открывать, потому что это производственная тайна. Когда через час женщина выудила нити из горячей вспенившейся жидкости, грубые, жесткие волокна трансформировались в необыкновенно мягкий, гладкий шелк необыкновенной белизны.

Вдоль стен стояли серые холщовые мешки, заполненные до краев пушистыми, белоснежными коконами. Каждый кокон был толщиной 3–4 см и несколько сантиметров в ширину; он выглядел таким легким и пористым, что казалось, вряд ли мог весить больше, чем воробьиное перышко. Затем высушенные коконы поставляют в Андижан, на фабрики профессиональных производителей.

Размножение личинок шелкопряда – это одновременно и искусство, и напряженный труд. Драгоценные коконы получают от бабочек, относящихся к семейству Bombyx mori[31]31
  Тутовый шелкопряд. – Примеч. пер.


[Закрыть]. В последние дни своей жизни самка откладывает около пятисот крошечных яиц, а затем умирает. Производители личинок шелкопряда внимательно следят за крошечными яйцами – более тысячи яиц, собранных вместе, весят всего один грамм. По весне, в течение всего лишь нескольких напряженных дней, эти личинки лопаются. Во время этой решающей фазы, чтобы не потревожить рост личинок шелкопряда, многие фермерские семьи переезжают из своих домов в сараи или времянки. Едва вылупившись, личинки тут же начинают поедать все подряд. Хотя у мелких личинок нет глаз и они едва умеют двигаться, они обладают почти невротической привередливостью к еде, питаясь только свежими листьями белой шелковицы. Листья необходимо собрать после того, как сойдет роса, и кормить личинок приходится каждые полчаса.

В следующем месяце крошечные личинки шелкопряда занимаются лишь тем, что питаются и выделяют экскременты. В течение этих недель фермеры заняты только кормлением, уборкой и организацией идеального освещения и необходимой температуры для этих ненасытных существ. Личинки шелкопряда очень чувствительные и могут погибнуть при воздействии внезапных громких звуков, сильных запахов, тепловых колебаний или отсутствии достаточной гигиены. Они даже засыпают по очереди. Для производства одного килограмма шелка необходимо более двух сотен кг шелковицы.

Сменив кожу в течение четырех раз, личинки становятся более пяти сантиметров в длину и увеличивают свой первоначальный вес в несколько тысяч раз. Затем они прекращают есть и начинают вращаться. В течение трех последующих дней из канала, расположенного под нижней губой, личинки выделяют жидкость под названием «фиброин», появляющуюся в виде двух длинных ниток, связанных между собой секрецией серицина. Вступая в реакцию с воздухом, эта субстанция затвердевает и связывает обе нити воедино. Личинка шелкопряда оплетает свое тельце этой шелковой нитью в виде причудливых узоров, образуя куколку. Клейкое вещество на шелке необходимо растворить в горячей воде, поэтому коконы помещают в кипящую воду перед тем, как начать мотать нитку. Бабочки образуются спустя 12-16 дней после окукливания, однако очень немногие куколки обретают крылья. После того как личинки шелкопряда заканчивают вращаться, коконы помещают в специальные жаровни, погружают в кипящую воду или обдают паром, из-за чего личинки гибнут. Коконы выкладывают на солнце сушиться перед тем, как отправить на фабрики, где фибрион уже превращается в разноцветные шелковые платки.

Согласно легенде, шелк был впервые обнаружен Си Лин Ши, будущей супругой Желтого Императора Хуан-ди, в 2640 в. до н. э. Как-то раз, когда она сидела за чашкой чая в тени тутового дерева, в ее чашку упал кокон шелкопряда. Собираясь уже вынуть кокон, она обнаружила, что тот, растворившись, превратился в длинную тонкую нить. Вот так, если верить той древней истории, и родилась идея производства шелка. Однако недавние археологические открытия показали, что секрет производства шелка из бабочки был известен в Китае за 1500 лет до того, как кокон предположительно упал в чашку Си Лин.

Эмильбек привел меня в красильную комнату, где в большом, слабо освещенном зале сидело восемь молодых людей. С глубокой сосредоточенностью они склонялись над плотным слоем расположенных параллельно друг другу шелковых белых нитей. Безо всяких рулеток и линеек они расписывали белые нитки причудливыми узорами, лишь изредка бросая взгляды на лежащую перед ними готовую шаль, раскрашенную голубыми, желтыми и черными цветами, используемую в качестве модели. Вдоль стен стояли люди, чья задача заключалась в том, чтобы обвязывать отмеченные места ниткой или лентой так, чтобы когда позже нити опускали в красильную ванну, то прокрашивались бы только определенные участки. После окрашивания нити передавали обратно людям с лентами, которые покрывали окрашенные участки новой краской, предварительно удалив старую, чтобы каждый новый слой становился более заметным.

Мастерская красильщиков была самой интересной из всех. На фабрике при производстве используются только натуральные цвета, поэтому посреди большой комнаты аккуратными стопками были разложены луковая шелуха, измельченные грецкие орехи, сушеные гранаты, травы и специи. Эти природные красители придавали шелку более четкие и светлые натуральные оттенки. В соседней комнате я заметила двоих крепких мужчин, державших в руках палки, между которыми были намотаны шелковые нити. Их белую спецовку покрывали пятна от красок всех существующих в природе оттенков, руки тоже давно потеряли свой естественный цвет. Нити были перевязаны лентами так, чтобы цвет коснулся только четвертой части шелка. Точными движениями нити опускались в крупный бак, где уже вовсю кипела и дымилась красильная баня, а затем быстро оттуда доставались. Открытые участки теперь уже были красновато-коричневого цвета. Эти движения нужно было повторить несколько раз, прежде чем нити вывешивались для просушки.

– У нас в городе есть также и современная фабрика по производству шелка, – поясняет Эмильбек. – Там производится несколько миллионов метров шелка в год; все процессы модернизированы и автоматизированы. А здесь мы используем старинный метод, как все это делалось тысячу лет назад. Даже помещения используем старые.

Он указал на крышу, где еще можно увидеть следы затейливой деревянной резьбы.

– У нас работает более сотни человек, все делается вручную – от обработки коконов до плетения из готовых тканей. Процесс это трудоемкий, но и качество, соответственно, тоже высокое. Маргиланский шелк славится во всем Узбекистане.

Сегодня Маргилан – провинциальный городок в южной части Ферганской долины, недалеко от границы с Таджикистаном. В городе проживает несколько сотен тысяч человек; большинство из них, как и мой гид Эмильбек, таджики. Помимо шелка, город славится смышлеными торговцами, коих здесь великое множество. В советские времена в Маргилане находился центр всех черных рынков Узбекистана, однако славные торговые традиции города тянутся своими корнями еще дальше в глубь истории: в VII в. Маргилан служил важным пунктом Шелкового пути между Алайскими хребтами Самарканда на западе и расположенным на территории современного Китая Кашгаром.

Шелковый путь не зря получил свое название. Несмотря на существование целого ряда других товаров, которые переправлялись с востока на запад и с запада на восток (лошадей, фарфора и бумаги), на протяжении многих сотен лет шелк оставался одним из наиболее важных и ценных. В последнем веке до нашей эры шелк получил широкое распространение в романском высшем обществе.

Римляне высоко ценили эксклюзивную ткань, и недостаток знаний о ее происхождении и процессе изготовления только способствовал преумножению тайны. Между Римом и Синаем, самым восточным городом Шелкового пути, по прямой линии пролегает 8000 км. В те далекие времена подобное путешествие заняло бы не меньше года. Как правило, прежде чем попасть к богатой римской знати, товары проходили через множество рук, поэтому-то продавцам мало что было известно о происхождении вещей, приобретенных где-то в далеких восточных странах.

А вот в версиях их происхождения недостатка явно не наблюдалось. Вергилий считал, что шелковые нити появлялись из особых листьев, а по мнению греческого географа Страбона, нити извлекались из сушеной коры специальных деревьев, которые росли только в Индии. Плиний Старший предполагал, что шелк – своего рода шерсть, добываемая где-то в дальневосточных лесах.

Китайцы понимали ценность шелковой монополии. Того, кто посмел бы предать секрет происхождения шелка иностранцам, ждала смертная казнь. Но шли годы, тянулись века, и секрет изготовления шелка из бабочек потихоньку стал распространяться. В первых веках нашей эры шелк начали производить индусы, поговаривают также, что приблизительно в 550 году двум несторианским монахам удалось перевезти его контрабандным способом из Китая в Константинополь, предварительно спрятав в бамбуковую палку личинку бабочки-шелкопряда. Неизвестна точная дата начала шелкового производства выходцами из Центральной Азии, однако в I веке Мерву, который находится на территории современного Туркменистана, удалось обогнать Китай и стать крупнейшим экспортером шелка для европейского рынка. Производство шелка в Западной Европе впервые появилось в XIII в. Однако шелк производства стран Азии по-прежнему считается лучшим, и узбеки на протяжении многих столетий совершенствовали это искусство.

Из красильни мы направились в пошивочную мастерскую. Приближалось обеденное время, поэтому там мы застали одну-единственную швею: красивая молодая девушка, застенчиво опустив глаза, рассматривала образец, с которым работала. Эмильбек, который не мог оторвать от нее глаз, поспешил прямо к ней. С пылающими щеками он прошептал что-то ей на ухо. Коротко ответив, она снова опустила глаза на вышивку.

– Это моя девушка, – пояснил он, когда мы отправились дальше смотреть на машины и цеховое оборудование.

– Я так и поняла, – сказала я. – Вы собираетесь пожениться?

Он напрягся:

– Нет, мы слишком молоды. Мне всего лишь 20, а ей 19.

Больше я не спрашивала, и он начал говорить о трудоемкой работе вышивальщицы. Посреди своего рассказа он остановился, не сумев больше сдерживаться:

– Она выходит замуж за другого человека. Так было решено два дня назад, в среду. Я сам только что узнал. – Он бросил напряженный взгляд в воздух и быстро заморгал.

– А вы долго были вместе? – спросила я.

– Да, долго. Я написал ей множество писем, но она ни разу так и не ответила.

В мастерской повисла гнетущая тишина. Девушка продевала иглу сквозь шелковую ткань снова и снова, но глаз не поднимала. В конце концов Эмильбеку удалось собраться, и он продолжил экскурсию механически и без волнения.

Когда мы вышли во двор, он с горечью сообщил, что двумя неделями раньше его мать попыталась разыскать мать девушки.

– Она хотела спросить, выйдет ли ее дочь за меня, но той дома не оказалось. Моя мама решила попробовать еще раз и сегодня. Но, видимо, опоздала…

– Неужели она захочет выйти замуж за другого мужчину? – спросила я.

Эмильбек потемнел лицом:

– Да.

Оставшаяся часть экскурсии была более обрывистой. Эмильбек показал мне комнату плетельщиц ковров, где шестеро сидевших в одном ряду девушек танцующими движениями пальцев добавляли к замысловатым узорам все новые и новые узелки. Чтобы закончить самое крупное одеяло, ткачихам обычно требуется два года. Эмильбек повторил несколько заученных фраз об искусстве плетения ковров и провел меня дальше в зал, где изготовлялись шали. Там перед длинными рядами ткацких станков сидело человек двенадцать женщин; они превращали только что изготовленные мужчинами в мастерской и красильне шелковые нити в разноцветные полосатые шали. Каждый раз, когда женщины прижимали к нему нитки, челнок издавал особый стук. Женщины, попеременно орудуя ногами и руками, сменяли ритм; с их лиц градом катился пот. Одни и те же движения снова и снова. Процесс плетения продолжался в одинаковом темпе, но не в такт – ритмический стук напоминал музыкальную синкопу.

После этого Эмильбек показал мне фабричный цех, где оборудование 1950-х годов казалось чем-то из далекого будущего. Пока ткачихи были на обеде, я решила походить вокруг и самостоятельно изучить станки. Эмильбек ждал меня снаружи. После нескольких минут он все-таки вернулся; его лицо было мокрым от слез.

– Мне сейчас так плохо, – признался он.

– Но здесь столько милых девушек, – ободряюще сказал я. – Найдешь себе другую, не сомневайся.

Он покачал головой:

– У меня сегодня нехороший день.

Закончив экскурсию, мы снова прошли мимо мастерской вышивальщиц. Усевшись рядышком, девушки обедали. Та, в которую был влюблен Эмильбек, выставила вперед айпод, пока три другие, нагнувшись перед экраном, чтобы поместиться в кадр, хихикали, совершенно не обращая никакого внимания на отвергнутого поклонника.

– Не люблю я эти современные технологии, – пробормотал Эмильбек. – Лучше уж потратить время на чтение книг. Когда у меня есть свободное время, я все время книги читаю. Предпочтительно на английском, а в последнее время в основном Шекспира.

Когда мы добрались до магазина, где обычно завершаются экскурсии, он взял себя в руки, снова превратившись в гида:

– А вы знаете, почему Маргилан называется Маргиланом?

– Не знаю.

– Это имя придумал Александр Македонский, – сказал он. – По дороге на Восток он останавливался здесь на обед, который состоял из хлеба и молока. На персидском молоко звучит как «марг», а хлеб называется «нан» на обоих языках – на персидском и на узбекском.

– Вы всегда как-нибудь да пересекаетесь с этим Александром, – сказала я со смехом. – Похоже, что по дороге на Восток он успел посетить бесконечное количество мест. Половина Центральной Азии считает себя его потомками!

– Александр Великий был узбеком, – услышала я голос позади себя, говоривший на прекрасном английском. Обернувшись, я увидела единственного клиента магазина – это был высокий брюнет в кожаной куртке и дорогих брюках.

– Греки поспешили бы с этим не согласиться, – возразила я.

– Да, он был узбеком, – самоуверенно повторил мужчина. – Его настоящее имя было Искандер, и его дед также был узбеком.

– Для меня это нечто новое, – сказала я. – Предполагаю, что как и для большинства греческих историков.

Мужчина как будто бы не заметил моей иронии.

– Греки – это тоже узбеки, – сказал он. – Изначально существовало три типа греков, а черные греки – это были на самом деле узбеки.

– Разве узбеки не были изначально кочевниками, которые в XVI в. пришли сюда с территории, расположенной к северу от Аральского моря? – Я поискала глазами Эмильбека, чтобы получить от него поддержку, но его уже не было.

– Нет, – уверенно сказал высокий. – Они пришли с юга. Они были греками.

– Но вы ведь только что сказали, что это греки были узбеками?

– Это именно то, что я сейчас говорю. Узбеки были греками.

Смысла спорить с подобной логикой не было никакого, однако это в очередной раз продемонстрировало мне, насколько тесно связана история Центральной Азии с большим внешним миром. Народы Центральной Азии никогда не жили в изоляции, но на протяжении тысячелетий им, вероятно, приходилось иметь дело с вторжениями армий, пришедших с востока и с запада, с севера и юга. Народы подтягивались сюда со всех сторон света; некоторые оставались на более или менее продолжительное время, а некоторые в конечном итоге обустраивали в степи собственные дома. Среднюю Азию всегда характеризовало именно ее центральное положение в самом сердце Азии, между Европой и Востоком, посреди торгового пути между Востоком и Западом. Ее судьба, ее местоположение, поток людей и идей привели в конечном итоге к тому, что такие города, как Самарканд и Мерв, в свое время превратились в процветающие центры знаний.

Период Советской власти, когда Центральной Азии отводилось место на окраине империи и к тому же за жесткой колючей проволокой, стал для них просто какой-то исторической аномалией. Однако именно благодаря этому необыкновенному состоянию изоляции и замкнутости до наших дней дошла потрясающая коллекция советского искусства.

А также благодаря упорным усилиям русских людей.

Музей в пустыне

Прямо с порога я была поражена всеми этими красками и тем впечатлением, которые они на меня произвели. Искусная бижутерия, браслеты и серьги, свадебные платья из Каракалпакстана, обернутые в толстую синюю холщовую ткань, сделанную за сотню лет до того, как Леви Страус превратил ее, привезенную из средиземноморских стран, в материю для повседневной одежды. Горшки, которым ни много ни мало по две тысячи лет, скульптуры из старого Хорезма, найденные при раскопках в период наиболее значительных и в то же время наименее известных археологических экспедиций XX в. Однако самое сильное впечатление производили все же картины, под которыми стояли подписи лучших русских и узбекских художников. Буйство света и контрастов, вдохновленное такими европейскими мастерами, как Пикассо и Гоген, но зачастую со своим уникальным выражением, пропитанным экзотической средой Центральной Азии, с ее переменчивым небом пустыни и древними традициями племенной культуры. Часть мотивов была посвящена необычайно смелой критике советского режима и распада в тот период, когда такая форма откровенности, будучи обнаружена, неминуемо повлекла бы за собой ссылку или смертную казнь. Некоторым из художников все же пришлось дорого заплатить за свои мазки.

Кроме меня вдоль картин прогуливалось еще двое туристов. Они находились под таким же впечатлением от увиденного, как и я. Время от времени до меня доносились приглушенные возгласы восхищения: протяжные «ох!» или «ах!», а иногда и тихие, полные удовлетворения вздохи. Можно сказать, что кроме них во всем музее я находилась одна. Пока я передвигалась из зала в зал, от шедевра к шедевру, смотрители незаметно то зажигали, то тушили свет.

Помимо собрания произведений искусства, которое считается самой значительной в мире коллекцией русского авангарда, примечательно также и местоположение музея. Нукус находится в 2000 км к юго-востоку от Москвы, в Каракалпакстане, самом западном и наиболее изолированном регионе Узбекистана, со всех сторон окруженном песком. Перелет из Ташкента в Нукус занимает полтора часа, 90 монотонных минут над плоским ландшафтом бесплодной пустыни.

Хотя на долю Каракалпакстана приходится треть всей территории Узбекистана, здесь проживает менее шести процентов населения, всего около 1,7 млн человек. Около четверти из них составляют каракалпаки, в то время как остальные жители – казахи, узбеки и туркмены. Каракалпак означает «черная шляпа», но никто не может вспомнить, откуда каракалпаки получили это имя. Если они когда-то и ходили в черных шляпах, то наверняка давно перестали. Почти все самобытные традиции и культурные особенности каракалпаков исчезли в советскую эпоху, за исключением языка, который по звучанию больше напоминает казахский, чем узбекский. Именно он, а также традиция с похищением невест, которая во всем Узбекистане больше нигде не практикуется, но здесь фактически неискоренима, пустили в народе глубокие корни.

Нукус, столица Каракалпакии, представляет собой серый провинциальный городок со множеством советских многоэтажек и широких, бездушных улиц. Несколько сотен тысяч жителей все еще держатся за это место, но с каждым годом их число снижается. Остальные, лишь только предоставляется возможность, спасаются бегством от этой бедности, пыли бескрайних пустынь и негостеприимного климата. Летом температура может достигать 50 градусов, а вот зимы здесь холодные и ветреные. Ветер приносит с собой соль и токсины с узбекской стороны высохшего Аральского моря. Остатки пестицидов, удобрений и даже биологического оружия проделывают свой путь через песчаные дюны прямиком в городской центр.

После Второй мировой войны правительство СССР предприняло исследования в области биологического оружия, а в 1960-х годах, когда эта деятельность достигла своего пика, почти 50 000 человек приняли участие в сверхсекретной программе, распространявшейся на 52 зоны испытаний. Одним из мест, где исследовались смертельные микробы, был остров Возрождения, вторым – Комсомольский остров в Аральском море. Помимо прочего, ученые проводили здесь эксперименты с сибирской язвой, оспой и чумой. Однажды в 1971 г. что-то пошло не так: лодка подошла слишком близко к острову Возрождения, и экипаж заразился инфекцией, подхваченной им в порту Аральск в Казахстане. В общей сложности десять человек заразились оспой, выжить удалось только семерым. В наши дни нет больше ни Комсомольского острова, ни острова Возрождения – когда исчезло Аральское море, они стали частью материка. В земле обоих бывших островов до сих пор покоятся споры инфекции; при дуновении ветра они разносятся во все стороны.

Из-за военных объектов Каракалпакия была закрытым регионом, куда не пускали ни иностранцев, ни других пришлых. Официальная причина – то, что в Каракалпакии не было никакой инфраструктуры для туристов. Это не так уж далеко от правды.

Русский художник Игорь Савицкий появился в этом забытом Богом регионе в 1950-е годы.

Игорь Савицкий родился на Украине летом 1915 г. и вырос в привилегированном доме в Киеве в окружении французской гувернантки и родственников, которые были хорошо образованными людьми и много путешествовали. Его отец, Виталий Савицкий, был преуспевающим и уважаемым адвокатом. Прадед – профессором Духовной школы в Санкт-Петербурге и священником Петропавловского собора. Его дед по материнской линии, Тимофей Флоринский, был доцентом Киевского университета, где возглавлял кафедру славистики. Он был также широко известен благодаря своей насчитывавшей более 12 тысяч томов частной коллекции книг, которыми щедро делился со своими студентами. Его внук Игорь должен был в итоге унаследовать семейную коллекцию. Несмотря на войну, бушевавшую в Европе, в Киеве все было спокойно. Первые годы жизни Игоря были счастливыми.

А затем начались революция и Гражданская война. Привилегированное воспитание превратилось в проклятие. В 1919 г., в возрасте 65 лет, Тимофей Флоринский был арестован и расстрелян большевиками, а коллекция его книг получила широкое признание. В течение 1920-х годов большинство родственников Игоря по материнской линии эмигрировали во Францию, где они могли жить свободной жизнью. Родители Игоря отказались покинуть Россию, переехав вместо этого в Москву, где им было позволено остаться с братом матери Дмитрием, который работал начальником протокольного отдела Народного комиссариата по внешним связям. Можно было бы подумать, что занимаемая им должность была надежной и безопасной, однако в 1930-е годы не было ни одного человека, кто мог бы чувствовать себя в Советском Союзе в полной безопасности. В 1934 г., во время первой волны чисток и террора, Дмитрий был задержан. Мы не знаем, что с ним случилось, также неизвестна судьба его родителей, потому что Игорь Савицкий ни с кем никогда не делился рассказами о своей семье или о детстве, даже со своими близкими друзьями.

Чтобы хоть как-то поддержать пролетарский образ, в возрасте 16 лет Игорь стал электриком, но по вечерам брал частные уроки рисования и живописи, что было его настоящей мечтой и призванием в жизни. Он был усердным учеником, посвящая все свое время рисованию и постоянно совершенствуя технику. В 1941 г. его приняли на учебу в Художественный институт им. Сурикова в Москве. Из-за плохого состояния здоровья он был освобожден от военной службы и получил разрешение продолжить изучение искусства. А в 1943 г. институт им. Сурикова был эвакуирован в Самарканд. Знакомство с Центральной Азией произвело огромное впечатление на молодого Савицкого, навсегда изменив его жизненный путь.

В 1950 г. его пригласили делать зарисовки для группы археологов, осуществлявших раскопки руин древней Хорезмской цивилизации в Каракалпакстане. В наши дни любой археолог приравнял бы открытие Хорезма в 1930-х годах к обнаружению могилы Тутанхамона. В далеком VI в. до н. э. к югу от Аральского моря, на территории, часть которой занимает современный Каракалпакстан, процветала крупная, развитая цивилизация. Ее жители исповедовали зороастризм и поддерживали иерархию высокоразвитого общества, в котором высоко ценились естественные науки и математика. Влюбленный в народности и географию Центральной Азии, Савицкий без колебаний согласился на эту работу и на протяжении восьми лет оставался главным художником экспедиции. Пока археологи отдыхали в тени в полуденную жару, Савицкий, сидя за мольбертом, пытался увековечить пустыню. Он никогда не уставал от постоянно меняющихся цветов и красок этого бескрайнего ландшафта.

Сегодня Савицкий считается основателем каракалпакской пейзажной живописи. Он нашел свой Таити. Подобно Гогену, Савицкий также был пленен самобытной культурой, однако в его искусстве эта зачарованность вылилась в нечто иное, чем у французского художника: в свободные часы Савицкий отправлялся в деревенскую глушь отыскивать там изделия ручной работы, ювелирные украшения, ковры, вышивку и другие предметы каракалпакской культуры. И хотя местное население не имело письменности, оно славилось необычайным богатством ремесленных традиций. Савицкий был усердным собирателем, сумев в итоге создать коллекцию, содержавшую более 8000 уникальных предметов, которые он хранил в собственном доме. Мало кому приходило в голову, что он намеревался делать со всем этим хламом. Наступала новая эра, и даже сами каракалпаки не понимали ценности старинных предметов ручной работы.

Когда по окончании восьмилетнего труда археологи наконец закончили раскопки, Савицкий подал прошение о переводе в Нукус. Продолжая собирать каракалпакские изделия, одновременно с этим он стал обучать местных художников. Чтобы делать это как следует, он стал подумывать о создании художественного музея, и после многолетних переговоров ему наконец удалось убедить местные власти раскошелиться. В день 1 мая 1966 г., когда впервые открылись двери художественного музея в Нукусе, Савицкий оставил собственное искусство. Он не верил в то, что можно совмещать ремесло серьезного художника и директора музея.

Музей стал самой жизнью Савицкого. Ночами он спал всего по нескольку часов, мало ел и не имел почти никакого имущества. У него не было времени на создание семьи, ведь всю свою энергию он направлял на руководство музеем и коллекционирование искусства. На протяжении многих лет пребывания в Центральной Азии Савицкий сделал одно важное открытие: вокруг него в своих студиях и квартирах проживали вдовы многочисленных полузабытых художников, оставивших после себя огромные сокровища, которые, как оказалось, ни у кого не вызывали ни малейшего интереса. После ужесточения сталинской власти в 1930-х годах цензуры удалось избежать только назидательному виду искусства, отражавшему идеализированную советскую реальность, – так называемому социалистическому реализму. Однако советские художники не были столь ограниченными, как сама советская власть, среди них было и огромное количество одаренных, чьи картины вдохновлялись европейским авангардом, кубизмом, дадаизмом, сюрреализмом и дру гими современными направлениями. Их работы не выставлялись, они были подальше упрятаны в сундуках и на чердаках.

В 1960-е годы цензура была менее жесткой, чем при Сталине, и Савицкому это служило только на руку. Он принялся отыскивать студии и родственников умерших художников и охотиться за их секретными работами, созданными в 1920-х и 1930-х годах. Поначалу он сосредоточился на Узбекистане, где в тот момент нашло прибежище немало русских художников, однако постепенно расширил поиск, включив в него Москву. Савицкий то и дело натыкался на истинные сокровища: как работы кисти известных художников, например, Урала Таншикбаева, так и совершенно неизвестных, как Константин Суржаев. Савицкий приобретал огромное количество, целые тысячи картин, которые правительству казались слишком пестрыми, слишком экспрессионистскими, слишком критичными или чересчур экспериментаторскими. Некоторые из произведений были в плохом состоянии и требовали серьезной реставрации, которую Савицкий часто сам же и проводил. Так, например, ему удалось спасти одну из картин, вызволив ее у вдовы художника, когда та заделала ею дыру на крыше. Во время войны семья художника Александра Волкова, чтобы насмерть не замерзнуть, была вынуждена топить картинными рамами печь. Когда Савицкий пришел к ним, он увидел в каком критическом состоянии находятся работы. Семейство очень обрадовалось, узнав, что кто-то все еще интересуется искусством Волкова, и Савицкому подарили всю коллекцию. Перевезя ее в свой музей в пустыне, он привел все в порядок.

Музей в Нукусе быстро завоевал хорошую репутацию по всему Советскому Союзу, а о великолепном вкусе Савицкого скоро стало известно всем. Кроме вкуса он еще обладал особым талантом убеждать людей, ему удалось уговорить даже самых скептически настроенных старых вдов передать ему работы их мужей. Его друзья и коллеги дали ему прозвище «приятель вдов». Савицкий назначал оплату художникам и их родственникам согласно имеюшимся у первых талантам, в особенности его заботило оказание материальной помощи бедным вдовам. При отсутствии наличных, что случалось довольно часто, он передавал написанную им от руки расписку в том, что он, директор Художественного музея в Нукусе, обещает выплатить причитающееся. На удивление, часто они соглашались, и, как только у Савицкого снова появлялись деньги, он тут же выплачивал все, что задолжал.