Текст книги "Советистан. Одиссея по Центральной Азии: Туркмени– стан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога"

Искусство держать лицо

Огромный ресторан гостиницы был украшен как на свадьбу, но я была в нем единственной посетительницей. Посреди обеда к моему столу подошла улыбчивая блондинка. Протянув мне руку, она представилась Марией.

– Мне сообщили, что я могу вас здесь найти, – сказала она по-английски почти без акцента.

– Кто «сообщил»? – настороженно спросила я.

Меня уже предупредили о нравах вездесущей узбекской тайной полиции и о том, что все иностранцы, особенно путешествующие без групп, всегда находятся под наблюдением. В Узбекистан практически невозможно получить аккредитацию, поэтому в стране так мало иностранных журналистов и они, как правило, работают под прикрытием. В случае обнаружения они подлежат немедленной депортации. Однако это мелочи по сравнению с опасностью, которой подвергаются поставщики информации или местные журналисты: пытки, заключения в психиатрические лечебницы, регулярные убийства (которые никто даже не расследует) или длительное тюремное заключение в нечеловеческих условиях – не редкость в ряду репрессивных мер против сторонников свободы слова в Узбекистане.

– Ну конечно же секретарша! – ответила мне эта живая голубоглазая девушка. – Она сообщила мне, что здесь появился еще один турист и что я, вероятно, смогу найти вас в ресторане. Я корреспондент государственного телеканала Узбекистан 1 и в настоящее время собираю материал о частных предпринимателях Андижана.

Упоминание «государственный» было излишним, потому что, как известно, все узбекские телеканалы принадлежат правительству страны.

– В Андижане находится множество частных предпринимателей, в этом и состоит уникальность региона, – продолжала девушка. – Найдется ли у вас есть время для интервью по данному вопросу? Нашим зрителям было бы интересно узнать мнение иностранца о нашей стране.

– Я буквально только что приехала, так что боюсь, что не смогу вам ничем особо помочь, – честно призналась я.

В приступе паранойи я уже начала представлять себе, что Марию направило ко мне СНБ (узбекская версия КГБ), чтобы выяснить мою истинную цель пребывания в стране, и что интервью – лишь предлог для моей депортации.

– Это не имеет значения, – широко улыбнувшись, заверила меня Мария. – Вы можете просто рассказать о своих первых впечатлениях от города.

– Но ведь я на самом деле только что приехала, – дипломатично заметила я. – У меня пока еще нет никаких первых впечатлений от города. Фактически я его даже не видела.

– Это не имеет значения, – повторила Мария с мягкостью телеведущей. – Вы можете просто рассказать о впечатлении, увиденном из автомобиля по дороге сюда.

– Но ведь я на самом деле не имею ни малейшего представления… – начала было я. Улыбка исчезла из глаз Марии, а вместе с ней и младенческое выражение лица. – Мне просто хотелось бы доесть свой салат, – сказал я. – И тогда мы сможем начать.

Пока я ела, Мария рассказывала мне о своих мечтах уехать из Узбекистана. В идеале в Германию. Будучи этнической русской, она чувствовала себя чужой в собственной стране. После распада СССР почти половина русских покинули Узбекистан, перебравшись в Россию или Казахстан. Осталось меньше миллиона. Русский больше не официальный язык, и многие узбеки предпочитают учить английский. Мария говорит по-узбекски, правда, с акцентом.

– Я не могу путешествовать, прежде чем по обязательной программе не отработаю здесь три года, – вздохнула она. – Все выпускники государственных вузов Узбекистана обязаны как минимум три года отработать на государство.

Любой выпускник норвежского факультета журналистики был бы на седьмом небе от счастья, предоставь ему гарантию на стажировку в NRK[26]26
  NRK – государственный канал норвежского телевидения. – Примеч. пер.


[Закрыть], однако Мария жаждала умчаться прочь отсюда. В Германии она сможет начать новую жизнь. Не имея никаких иллюзий насчет того, что занятия журналистикой или опыт на узбекском телеканале смогут принести ей хоть какую-либо пользу на Западе, она была готова снова начать учиться.

Когда я закончила есть, мы устроились на веранде с видом на то, что, по словам Марии, представляло собой старый город, хотя на первый взгляд ни один из открывавшихся глазу коричневых фасадов не выглядел старше нескольких месяцев.

– У нас в гостях туристка из Норвегии Эрика Фатланд, – торжественно произнесла Мария, глядя в камеру. – Каковы ваши первые впечатления от Узбекистана, госпожа Фатланд?

– Здесь все выглядит удивительно современным, – сказал я и тут же пожалела о своем «удивительно». А вдруг это покажется оскорбительным?

Мария в ответ только улыбнулась обнадеживающей улыбкой, и я подумала, что следует расширить мысль:

– Здесь множество прекрасных новых домов.

– В Андижане существует более 50 000 мелких предпринимателей и предприятий; это яркий пример того, что хозяйственная деятельность планируется и поощряется нашим правительством. Как вы сможете это прокомментировать?

Мне хотелось ответить, что эта фраза звучит как типичная пропаганда диктатуры.

– Это очень хорошая новость, – услышала я свой голос словно издалека. – Процветающая предпринимательская среда – положительное явление для экономики, она помогает сдерживать рост безработицы. В Киргизстане, откуда я только что приехала, безработица имеет необыкновенно высокие показатели, молодым людям приходится ездить на заработки в Россию… И это на самом деле очень грустно, – добавила я.

В Россию в качестве трудовых мигрантов также переезжают миллионы узбеков, но смею предположить, что подобную тему по Узбекскому государственному телевидению позволено комментировать только президенту страны. Несколько месяцев назад он выступал с резкой критикой иностранной рабочей силы. «В Узбекистане у нас сейчас немало ленивых людей, – сказал он. – Ленивые – это те, кто едет в Россию подметать улицы и площади. Испытываешь просто отвращение при мысли о том, что узбеки отправляются туда ради куска хлеба»^[13]. Возможно, причина его отвращения состоит и в том, что на деньги, отсылаемые узбекскими рабочими мигрантами из России, приходится почти одна пятая часть внутреннего валового продукта Узбекистана.

– А что вы думаете по поводу факта, что 90 % автомобилей, которые можно увидеть Андижане, сделаны в Узбекистане? – задала свой следующий вопрос Мария.

– Это впечатляет и является положительной тенденцией для экономики Узбекистана, – сказала я, широко улыбнувшись. – Замечательно, что узбеки поддерживают местную автомобильную промышленность.

Мария горячо поблагодарила меня за интервью и выразила свою радость в связи с тем, что ей удалось меня здесь отыскать.

– Телезрители особенно высоко ценят независимую точку зрения со стороны, – заверила она.

Андижан. Название навевает мысли о крови и смерти. Если вы наберете его в Гугле, то одной из первых строчек будет «Андижанская резня». Прибывшие сюда из Киргизстана туристы обычно спешат дальше. Смотреть здесь не на что. Единственная мечеть, пережившая землетрясение в 1902 г., сгорела дотла в результате пожара в 1980 г., от нее остался только кусок фасада вокруг входа.

Цель моей поездки в Андижан – собственными глазами увидеть площадь Бабура, где происходила резня. Согласно правительственным данным, во время столкновения было убито 187 человек, хотя, по мнению большинства независимых источников, жертв было как минимум в три раза больше. Прежде чем начать осмотр окрестностей, я сделала попытку разрешить бытовую, но все же очень актуальную проблему: мне нужны были наличные деньги.

Узбекские деньги сами по себе достойны описания в отдельной главе. В рамках стратегии усложнения процесса получения иностранной валюты в руки местного населения в Узбекистане запрещено расплачиваться чем-либо, кроме узбекских сомов. Эта валюта крайне нестабильна, и инфляция постоянно растет. Когда в 1993 г. рубли заменили на сомы, на один доллар приходилось семь узбекских сомов. В момент написания книги на черном рынке можно купить один доллар за 2800 сомов. Официальный курс значительно ниже и составляет приблизительно 2200 сомов, но ни у обычных узбеков, ни у авторитетных деловых людей практически нет возможности достать доллары легальным способом. Даже государственным предприятиям приходится ждать разрешения на обмен иностранной валюты в течение нескольких недель, причем выдается она по жестким квотам. Правительство не предпринимает никаких мер для выравнивания разницы между курсом черного рынка и официальным курсом, хотя эта разница используется в полной мере, когда речь идет об экспорте и импорте. Продажа товаров пересчитывается по официальному курсу, в то время как сам обмен осуществляется по курсу черного рынка.

Как и во время посещения Туркменистана, в Узбекистане иностранцы должны иметь при себе достаточное количество долларов. С пластиковой картой здесь далеко не уедешь. Теоретически в Ташкенте есть банкоматы, принимающие Visa и Mastercard, но по большей части они не работают. К счастью, несколько банков в столице предлагают cash advance[27]27
  Выдачу наличных (англ.).


[Закрыть], но при этом берут сказочные сборы. На черном рынке очень ценятся однодолларовые купюры. Все гостиницы выставляют цены в долларах, а затем конвертируют их в местную валюту после того, как получат информацию о дневном курсе. За исключением государственных гостиниц, у которых разнарядка на использование официального курса, все остальные работают в режиме курса черного рынка. Поэтому приходится менять деньги там – не для того, чтобы заработать, а чтобы хотя бы не потерять. Технически покупать валюту на черном рынке незаконно, но занимаются этим все, даже полиция. Обменщики валюты стоят на определенных местах, как правило вблизи рынков, держа в руках полиэтиленовые пакеты, из которых торчат стопки купюр.

В центре Андижана, на углу, где находится черный валютный рынок, названия валют кружат в воздухе, словно шелест поэтических денежных слов.

– Киргизский сом!

– Доллар!

– Российский рубль!

– Евро!

Я подхожу к мужчине лет сорока с золотыми зубами и трехдневной щетиной.

– Хочу обменять 300 долларов США, – произношу я приглушенным голосом.

– Всего только 300 долларов? – кричит он в ответ. – Не больше? А евро не хотите? И киргизских денег нет?

Я качаю головой.

– По текущему курсу получите 840 000, годится?

Я киваю. Не делая ни малейшей попытки скрыть незаконную сделку, он вылавливает из грязного мешка восемь пачек банкнот, что вместе составляет 800 000. Отсчитав с бешеной скоростью 840 купюр по одной тысяче, скрепленных резинками, он передает их мне.

– Если понадобится еще, знаете, где меня найти, – подмигивает он на прощание.

Сумасшедшая инфляция научила узбеков мастерски считать деньги. Они могут пересчитывать толстенные пачки, ни разу не бросив взгляд на пальцы, которые точно и молниеносно пролистывают изношенные тысячные банкноты. Недавно были введены в оборот пятитысячные купюры, однако, похоже, они пока еще не циркулируют, потому что в настоящее время все суммы, вплоть до миллионов, выплачиваются тысячами и пятисотками.

Если не обращать внимания на мою сумку, свисавшую под тяжестью банкнот, я бы подумала, что попала на Средний Запад. По сравнению с Таджикистаном и Киргизстаном, Узбекистан выглядел очень по-современному. Сверкающие новые коричневые фасады современной архитектуры, на которых красовались рекламные объявления Fast Food[28]28
  Рестораны быстрой еды (англ.).


[Закрыть]. По сути дела, на главной улице не было никаких других ресторанов; на глаза мне не попалось ни одного ресторана slow food[29]29
  Медленной еды (англ.).


[Закрыть]. Почти все вывески были написаны латинскими буквами. И хотя я все равно не понимала ни слова по-узбекски, но, одетые в латиницу, они воспринимались менее чужеродно. Тротуары кишели людьми. Большинство из них были одеты по-западному, только у нескольких женщин головы были покрыты. Не было видно ни одного мужчины с длинной бородой – обычным явлением в узбекских районах Киргизстана. В Джалалабаде мне попадались женщины, с головы до ног одетые в черный хиджаб; на этой стороне границы такая одежда была бы просто немыслима. Если кому-либо здесь вздумалось отпустить бороду или надеть на себя исламский наряд, то его, наверное, попросили бы пройти в отделение.

Несмотря на немалое количество внутренних раздоров, бывшие лидеры коммунистов Центральной Азии объединены одним общим делом: они любым способом стараются предотвратить закрепления исламистских сил в регионе. При этом все они решительно выступают за умеренную форму ислама, регулируемую государством, построенную на том, что они считают традиционными ценностями Центральной Азии. И это им в какой-то мере удается. Подобно Узбекистану, таджикскими властями тоже были введены некоторые ограничения, так, например, в стране введен запрет на ношение исламской одежды и открыты только мечети, утвержденные государством. Репрессии в Туркменистане настолько серьезны, что там практически не осталось места для несогласных религиозных или политических групп, а молиться разрешено только в государственных мечетях либо у себя дома. Власти Казахстана также пристально следят за религиозными группировками в стране, однако здесь исламистские силы пока не представляют серьезной проблемы – казахские кочевники никогда не придерживались жестких форм ислама. Впрочем, как и киргизы. Плодородная Ферганская долина, которая в настоящее время поделена между Узбекистаном, Киргизстаном и Таджикистаном, всегда традиционно считалась исламской душой Центральной Азии. Перед революцией 1917 г. на каждом углу здесь была мечеть, повсюду на улицах можно было встретить женщин одетых в паранджу. Паранджа – прикрывавшая лицо накидка до пят, традиционная женская одежда, особенно распространенная среди узбеков и таджиков. Накидки были всех цветов и оттенков, но вуаль обычно черного цвета. Когда коммунисты пришли к власти, они освободили женщин Центральной Азии от ношения паранджи и вуали, не спросив, хотят ли они того сами или нет.

После распада СССР в Ферганской долине снова начался расцвет религиозной жизни. Радикальные исламские группировки, такие как Хизб-ут-Тахрир – Исламская партия освобождения, – получили здесь поддержку. Часть ее наиболее активных членов была на советской стороне во время войны в Афганистане. Именно там эти юноши впервые столкнулись с исламом в полном его проявлении. Этот опыт для многих из них и определил жизненные ориентиры.

Джумабой Ходжаев – один из таких молодых людей. Во время войны в Афганистане он был десантником. После распада Советского Союза 22-летний военный, взяв себе военное прозвище Джума Намангани, в своем родном Намангане в Ферганской долине создал салафатскую группу Adolat (в переводе – «справедливость»). Адолат выдвигал требования о введении закона шариата по всему Узбекистану, и ему даже удалось на короткое время захватить власть в некоторых областях Ферганской долины. Этот регион, где проживает почти треть населения Узбекистана, также и место расположения большинства сельскохозяйственных земель страны. Поэтому для президента Узбекистана Ислама Каримова было так важно восстановить контроль над долиной, и в 1992 г. ему удалось победить: Адолат в стране запретили и несколько его членов были арестованы. Намангани и его последователи бежали через границу в Таджикистан, где в течение нескольких лет принимали участие в гражданской войне, сражаясь на стороне исламистов. Позднее исламисты бежали в Афганистан и Пакистан, где образовали новые соединения, примкнув к Усаме бен Ладену. В 1998 г. Адолат вновь возник в исламском движении Узбекистана. А через год в Ташкенте было взорвано несколько бомб, что, по всей вероятности, было покушением на президента Ислама Каримова, и власти спешно обвинили в этом исламское движение Узбекистана в частности и исламистов в целом. В результате взрывов погибло 16 человек, однако Каримов остался без единой царапины.

Президент Узбекистана Ислам Каримов сделал крутую карьеру. Родился он в Самарканде в 1938 г. в нищей узбекско-таджикской семье. Благодаря выделенной стипендии получил высшее образование и диплом инженера в Политехническом университете в Ташкенте. В Центральной Азии путь от карьеры инженера к должности пожизненного диктатора недолог. Подрабатывая слесарем на авиационном заводе в Ташкенте, он одновременно учился на экономическом. В 1966 г. был назначен на должность в Министерстве финансов, а затем начал стремительное продвижение вверх. После нескольких перестановок во власти, связанных с коррупционными скандалами и этническими беспорядками в Ферганской долине, в 1989 г. Горбачев назначил относительно неизвестного Ислама Каримова Первым секретарем Узбекской ССР. Каримов зарекомендовал себя авторитарным лидером и приверженцем системы в такой степени, что, относясь с глубоким скептицизмом к горбачевском реформам по смягчению режима, в августе 1991 г. искренне поддержал путч, организованный в Москве консервативными коммунистами. Попытка государственного переворота потерпела поражение, однако 31 августа 1991 г. Узбекистан объявил свою независимость. Главной мотивацией было не столько сильное желание получить национальную независимость, сколько стремление вырваться из либеральных реформ Горбачева и поддержать систему в прежнем виде.

Во времена правления Каримова Узбекистан превратился в страну с одной из наиболее жестоких мировых диктатур. В качестве оправдания и поддержки авторитарной формы правления он ловко сумел использовать страх перед этническим насилием, исламистскими экстремистами и беспорядками в соседних странах. Приоритет отдается стабильности, а все остальное – демократия, права человека и экономическое развитие – отступает на второй план. Узбек ский режим известен весьма серьезными нарушениями прав человека. Например, с целью снизить рост населения акушерам в некоторых регионах приказано стерилизовать определенное количество женщин в месяц. Женщина, сделав кесарево сечение, выходит из больницы, даже не подозревая о том, что она больше не может иметь детей. Заключенных в тюрьмах систематически пытают и насилуют, чтобы выбить признания. Любимый способ пытки заключается в том, чтобы надеть на подозреваемого противогаз и закрыть клапаны. Более 99 % всех дел заканчиваются вынесением обвинительного приговора. В 2002 г. стал публичным достоянием случай, когда двое мужчин, подозреваемых в раздувании религиозного экстремизма, были арестованы и сварены живыми. Но это всего лишь верхушка айсберга. Первый посол Великобритании в Узбекистане Крейг Мюррей пишет в своей книге «Убийство в Самарканде» о том, что умерших заключенных обычно доставляют семьям в закрытых гробах, приставляя к ним охранника, который должен проследить, чтобы ни один из родственников не посмел открыть гроб до начала похорон.

Довольно долгое время Запад смотрел сквозь пальцы на нарушения прав человека в Узбекистане. После террористических актов 11 сентября 2001 г., когда Соединенные Штаты вступили в войну против Афганистана, режим Каримова подписал с американцами благоприятное соглашение о размещении военных баз на территории Узбекистана. США и Узбекистан внезапно стали близкими союзниками в войне против терроризма, а президент Буш продемонстрировал активное сочувствие борьбе своего коллеги Каримова против исламского экстремизма. Но до какой степени опасна исламская угроза в Узбекистане? И на самом ли деле за взрывами в Ташкенте в 1999 г. стояло узбекское исламистское движение?

Сегодня большинство западных экспертов в области терроризма, такие как JTAC, Joint Terrorism Analysis Centre[30]30
  Объединенный Центр анализа терроризма (JTAC) – это крупная разведывательная организация, которая отвечает за обмен разведданными о террористах со спецслужбами других стран. – Примеч. пер.


[Закрыть], полагают, что это, мягко говоря, маловероятно. Бомбы были довольно профессионально изготовлены, к тому же исламистское движение Узбекистана не взяло на себя ответственность за эту акцию – ни до, ни после. Есть несколько факторов, позволяющих предположить, что теракт был подготовлен либо самим правительством, либо членами фракций внутри правительства, желающими избавиться от Каримова. За взрывами последовала волна арестов, после которых сотни людей оказались за решеткой на основании подозрений в незаконной религиозной деятельности и заговоре против власти.

Несмотря на то что, согласно оценке большинства экспертов, исламистское движение Узбекистана не было организатором взрывов в 1999 г., оно, безо всяких сомнений, несет ответственность за похищение мэра Оша в Киргизстане, имевшее место в том же году. Оно также несет ответственность за похищение группы японских геологов в Южном Киргизстане. И мэр, и геологи впоследствии были освобождены. А через год после этого события, в 2000 г., члены этого движения похитили в Южном Киргизстане четырех американских альпинистов. Американцам посчастливилось сбежать всего через несколько дней, но все же оба события неминуемо привели к еще более серьезному ухудшению репутации узбекских экстремистов как на Западе, так и в остальной части Центральной Азии.

Утром 29 марта 2004 г. узбекскую столицу потрясла новая волна насилия. В результате действий террористок-смертниц погибло шестеро полицейских мужчин на рынке «Чорсу» в Ташкенте. Через час после этого события на другом конце города другая смертница была застрелена полицией на автобусной остановке. Вскоре после этого охраной президента был застрелен водитель, без остановки проехавший контрольно-пропускной пункт, расположенный напротив резиденции президента. Автомобиль якобы был начинен взрывчаткой, однако, после того как он сгорел, от него не осталось даже воронки. Если верить на слово бывшему послу Крейгу Мюррею, которому посчастливилось быстро покинуть место происшествия, та же самая история была и с бомбой, разорвавшейся на рынке «Чорсу». На следующий день во время полицейского рейда в Бухаре было убито 11 человек. Полиция объяснила, что это произошло как результат обнаружения ими самодельных бомб, одна из которых взорвалась на месте. Однако находившиеся там свидетели утверждают, что полицейские забросали дом гранатами. На следующий день в результате различных полицейских операций погибло 13 человек.

Власти поспешили тут же обвинить в произошедшем исламистское движение Узбекистана, Аль-Каиду и Хизб-ут-Тахрир, Исламскую Партию Освобождения. Между прочим, международные аналитики по вопросам терроризма в гораздо меньшей степени уверены, что за этим стоит какая-либо из вышеперечисленных организаций. Слишком много нестыковок. Помимо того факта, что ни одна из бомб не оставила за собой воронки, открылось и то, что родители одного предполагаемого смертника были взяты под стражу полицией за много часов до совершения предполагаемого самоубийства.

В результате ташкентских взрывов последовала новая волна арестов. В дополнение ко всему 23 бизнесмена из Андижана были арестованы по подозрению к принадлежности к Акрамийя, организации, включенной правительством в официальный список террористических. Можно предполагать, что там имели место и другие мотивы арестов, в большей степени связанные с деньгами и властью. После длительного судебного процесса, в назначенный день 11 мая 2005 г., все ожидали вынесения приговора 23 бизнесменам. Утром того дня, приготовившись услышать вердикт, у здания суда собралось несколько тысяч их сторонников, однако из-за массового скопления народа судья решил отложить решение. На следующий день несколько организаторов демонстрации были арестованы. Ночью в тюрьму, куда были заключены предприниматели, проникла группа вооруженных людей. Во время этой акции несколько тюремных охранников были убиты, и бизнесменам, а заодно и паре сотен других заключенных удалось успешно бежать из тюрьмы. Затем вооруженные люди взяли в плен более 20 заложников из различных административных зданий и потребовали отставки Ислама Каримова от должности президента.

В то же время на крупнейшей в Андижане площади Бабура собралось несколько тысяч человек. Собрание вылилось в акцию протеста, направленную не столько против ареста предпринимателей, сколько против экономической ситуации в Узбекистане в целом. Произносившие речь ораторы смело говорили все, что они думают о положении дел в стране. Почему Узбекистан занимает 137-е место из 159 имеющихся в списке стран по индексу коррупции? – задал вопрос один из демонстрантов. Некоторые начали выкрикивать лозунги против Каримова. Во второй половине дня 13 мая на площадь стеклось еще больше народу, но одновременно с этим тысячи вооруженных солдат заняли позиции неподалеку. Демонстранты продолжали оставаться на площади, так как среди них прошел слух, что к ним для разговора направляется сам президент Каримов.

Во второй половине дня солдаты оцепили все улицы, прилегающие к площади Бабура, и начали стрельбу. Демонстранты оказались в ловушке. Никто не знает, сколько людей было убито в тот день. Иностранные журналисты указывают, что число погибших составило от 400 до 600 человек, однако, по другим сведениям, их было гораздо больше. Свидетели вспоминают, что видели, как по площади ходили солдаты и пристреливали раненых. Часть трупов была вывезена из города спецрейсом, остальные похоронены в братских могилах на окраине Андижана.

Я даже не знала толком, чего следовало ожидать. Возможно, усиленных нарядов полиции, проверок безопасности, агентов секретных служб в солнцезащитных очках и темных кожаных куртках. Но, если не считать влюбленной молодой парочки на скамейке, которая не могла оторвать глаз друг от друга, огромная площадь была совершенно пуста. На ней не было никаких следов резни. Выходящие на площадь фасады выглядели новыми и стерильными. В самом центре стояла высокая статуя Захир-ад-дин Мухаммада Бабура – завоевателя, основавшего империю Великих Моголов в Индии в XVI в. Он родился здесь, в Андижане, в 1483 г. Пребывая в величественном одиночестве первый император монголов взирал на это огромное, безлюдное место.

Резня 2005 г. вызвала резкую критику со стороны западных правительств. Даже Соединенные Штаты не посмели закрыть глаза на массовый произвол властей, что привело к резкому остыванию сердечных отношений, после чего американцам приказали освободить узбекскую территорию до конца года. Вслед за ними из страны были выдворены все западные журналисты и организации.

Узбекские власти всегда утверждали, что инцидент на площади Бабура был спровоцирован членами Исламского движения Узбекистана. После того как в начале нового тысячелетия его основатели были убиты в Афганистане, организация заметно укрепилась. На сегодняшний день она наиболее активно действует в таких истерзанных гражданской войной странах, как Пакистан и Ирак, и у нее нет больше опоры в Ферганской долине.

По словам узбекских властей, угроза со стороны исламских экстремистов остается неизменной, и в связи с этим правительство вынуждено расправляться с различными религиозными группировками. В результате в настоящее время более тысячи узбеков арестованы по обвинению в религиозном экстремизме или заговоре против режима.

Однако самую большую угрозу стабильности для Узбекистана представляют не фанатичные исламисты, а пошатнувшееся здоровье Ислама Каримова. Пока я пишу эту книгу, президенту 76 лет. Повсеместно уже ходят слухи о состоянии его здоровья, и стоит ему не появиться на публике в течение несколько дней, как комментаторы принимаются обсуждать, не случился ли с ним инфаркт или не пребывает ли он в данный момент в коме. Каримов уже давно переступил черту пенсионного возраста, который в Узбекистане составляет 60 лет, и уже на 11 лет пережил среднюю продолжительность жизни узбекских мужчин.

Что же произойдет со страной, когда железная рука наконец отпустит свою хватку?