Текст книги "Советистан. Одиссея по Центральной Азии: Туркмени– стан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога"

– Клеветки! – широко улыбнулся он. – Мы собираем клеветки!

– Клеветки?

– Клеветки! – И он указал на большой, стоящий перед ним пластмассовый бак, заполненный серым песком. – Маленький, маленький ребенок клеветки!

– Они собирают креветок, мелких креветок и креветочную икру, – пояснил Борис. – Выкапывают их на отмелях, а затем большими контейнерами отправляют в Таиланд. Очевидно, зарабатывают на этом хорошие деньги.

Отвернувшись от китайцев, я пошла прогуляться вниз к озеру. Там, возле кромки воды, песок был настолько грязным и влажным, что с каждым шагом мои ноги вязли в нем все глубже и глубже. На ряби воды скопилась белая пена. Запах напомнил мне о рыбацких деревушках на Лофотенских островах по весне, когда там повсюду развешивают сушиться рыбу. Но здесь не было ни рыбы, ни криков чаек. Только вода и соль. И крошечные клеветки.

Море отдавало спокойствием. Возле самого берега, каждый раз, когда небольшие волны накатывали друг на друга, вода издавала металлический звук.

Небо было настолько туманным, что казалось, будто оно сливается с зеркальной водой на горизонте.

– Несколько лет назад вода вверх по берегу была на сотню метров дальше, – заметил Борис, когда я снова влезла в машину и приготовилась к длинной обратной дороге. – Возможно, мне придется подыскивать себе другую работу. – Он хрипло рассмеялся. – Предпочтительно такую, которую можно сочетать с пенсией по инвалидности.

В поисках утраченного времени

Все выглядело так же, как и много сотен лет назад, когда через эти ворота можно было попасть в Ичан-Калу, старый город Хивы. К небу тянулись голубые купола и украшенные рядами кирпичных участков стройные минареты цвета зеленой мяты. Проходя по узким проходам и темным, но тщательно украшенным залам старых ханских дворцов, внезапно попадаешь на защищенное от уличного шума, открытое, абсолютно симметричное пространство прямо в центре здания. Будто заходишь за кулисы съемочной площадки или в музей, настолько все прекрасно тут сохранилось. Нет никаких ям или развалин, поэтому не приходится гадать, как здесь было в прежние времена. Оставшаяся от старого города десятиметровая глиняная стена сливается с гладкими тонкими стенами. Внутри постройки купола стоят настолько близко от старых исламских школ, что парочку мавзолеев легко можно не заметить.

При входе в дверь, первым делом на глаза попадается толстая, прочная башня минарета Кальта-Минар. Сама башня украшена широкими полосками различных узоров синего, зеленого и красного цветов. Согласно плану, этот минарет, 80 м в высоту, должен был стать самым высоким в Средней Азии. В 1855 г. он уже возвышался на 29 м над уровнем земли, но после смерти хана, который заказал его постройку, работы были прекращены. Так эта толстая башня и осталась стоять посреди главной улицы, словно молчаливое обещание золотого века, который так никогда и не наступил.

В узких переулках вдоль городских стен мирно течет жизнь. Низкие светло-коричневые корпуса с плоскими крышами сделаны из сухой глины. Между стен, в кроссовках Nike и спортивных костюмах Adidas, пробежала со смехом стайка детей; двое седовласых мужчины ремонтировали окно; молодая домохозяйка на руках укачивала ребенка. Если не обращать внимание на параболические антенны и дешевые копии западных брендов, то может показаться, что века не сумели потревожить жизнь внутри хивинских городских стен.

Однако эта видимость обманчива. Большинство зданий в старом городе не так уж и стары, как это может показаться на первый взгляд: многие из них построены в XIX в. Например, стройный, элегантный минарет Ислам-Ходжа, самое высокое здание в Хиве, было завершено в 1910 г., но, несмотря на это, город имеет древний вид и словно застыл вне времени, и все потому, что архитекторы и разработчики на протяжении веков придерживались определенного стиля, избежав влияния иностранной моды и архитектуры. Из-за плохого фундамента зданиям редко удавалось простоять слишком долго. Путешественники 1800-х годов описывают неплотно прилегающие друг к другу стены, трещины и кривые минареты. Частые пожары всегда обеспечивали мастеров работой. Да и материал для постройки использовался самый ненадежный из всех: сухая глина и утрамбованная земля. После прихода к власти большевиков старый город Хива был предоставлен сам себе. У советской власти в списке приоритетов находились совершенно другие стили: бетонные, нацеленные в далекое будущее здания, а старым глиняным постройкам оставалось только догнивать, доживая свой век. После Второй мировой войны было запущено несколько реставрационных проектов, однако по-настоящему работы набрали оборот только в конце 1960-х. Городские стены стали потихоньку возвращаться к своей прежней славе, и исламские школы медресе, дворцы и минареты наконец получили столь необходимый косметический ремонт. Вероятно, никогда раньше город настолько не сверкал чистотой и не пребывал в таком хорошем состоянии, как это было в последние годы существования Советского Союза. Коммунисты в буквальном смысле превратили Хиву в город-музей. Тесные монашеские кельи в мечетях и медресе получили новую жизнь, уже в качестве музеев естественной истории. По сей день монашеские кельи заполнены увядшими ветками хлопчатника, чучелами ящериц, пыльными лимонами и дынями, которые напоминают о попытках советской власти встроить науку в институт религии.

В Хиве я появилась в ноябре. Многочисленные туристические группы давно покинули Узбекистан; улицы и музеи были пустынны. Если не брать в расчет нескольких торговцев, которые стояли со своими вязаными носками и ювелирными украшениями, то можно сказать, что теперь город был отдан под власть свадеб. Почти на каждом углу можно было встретить невест, которые, нарядившись в роскошные белые кружева, позировали для фотографов.

Прежние посетители – от Ибн Баттута в XIV в. до Элле Кристи в начале XX в. – давали описание беспорядочной жизни Хивы. Узкие улицы были настолько переполнены людьми и верблюдами, что по ним едва можно было передвигаться. Однако то, что производило наибольшее впечатление на путешественников, это в первую очередь не искусные купола или голубые минареты, а роскошные сады и огромное количество зеленых деревьев. После многодневных и многонедельных путешествий по бесплодным пустыням, палимые беспощадным солнцем путешественники достигали наконец изобилующего зеленью и тропическими фруктами рая. А сегодня все эти зеленые сады, плантации дынь и виноградники вытеснены хлопковыми плантациями. Во время коротких беспокойных недель урожая коричневые, выжженные поля покрываются белым цветом, становясь похожими на небо, вывернутое наизнанку.

Когда в VIII в. арабы вторглись в Среднюю Азию, Хива представляла собой всего лишь один из многих больших и малых городов-оазисов в богатом Хорезме, расположенном к югу от Аральского моря. Кроме того, Мерв, бывший одним из крупнейших городов мира, принадлежал тогда Хорезму. Только после покорения региона узбекскими племенами в XVI в. Хива укрепила свою репутацию, а в 1642 г. столица ханства стала называться тем же именем. Хивинское ханство никогда не было таким обширным, как Бухара и Коканд, а после завоевания ее русскими в 1873 г. на протяжении многих лет Хива оставалась изолированным форпостом. Город в первую очередь известен своим большим невольничьим рынком, вторым по величине в Центральной Азии, превзойденным только Бухарой. В 1840 г., когда в Хиве появились британские посланники Аббот и Шекспир, чья миссия заключалась в том, чтобы убедить хана освободить захваченных в рабство русских, они увидели перед собой грязный, убогий город, где большая часть населения была безграмотной. Однако так было не всегда. Тысячу лет назад Центральная Азия была самой настоящей цитаделью образования.

Один из самых известных в истории математиков и отец алгебры, Мухаммад ибн Муса аль-Хорезми (780–850 н. э.), как следует из его имени, пришел сюда из Хорезма. В греческом языке он известен как Алгоризми, от слияния имени аль-Хорезми и aritmos, греческого слова, обозначающего числа. Слово «алгоритм» происходит от имени аль-Хорезми. В своем знаменитом учебнике, названном им алгебр вал мукабала, что в переводе означает «восстановление и упрощение», аль-Хорезми раскрывает два способа решения уравнений. Слово «алгебра» тоже происходит от названия этой работы. Мало того, что аль-Хорезми считается основателем сферической тригонометрии, он еще и автор подробной географической энциклопедии, в которой сумел локализовать 2402 места на Земле, отметив точные координаты широты и долготы.

Одна из причин процветания интеллектуальной жизни в Центральной Азии в то время – доступность изобретенной в Китае около 2000 лет назад бумаги, которая затем быстро распространилась по всей Центральной Азии. В то время как китайскую бумагу изготовляли из волокна тутового дерева и бамбука, мастеровые Самарканда обнаружили, что из волокон хлопчатника получаются еще более тонкие и изысканные виды бумаги. Эти волокна были более дешевыми и доступными, и вскоре Самарканд превратился в главного экспортера бумаги для стран Запада.

Шелковый путь можно смело именовать и бумажным путем. В течение нескольких сотен лет бумага из Самарканда была одним из самых важных и наиболее прибыльных товаров, который, погрузив на верблюдов, отправляли затем караванными путями на Запад. Даже когда бумагу стали производить в других городах – в Дамаске, Каире и мусульманской Кордове, – спрос на товар высокого качества из Самарканда продолжал расти вплоть до XIII в., когда европейцы сами начали производить бумагу.

В то время как сделанная в Самарканде бумага приобретает эксклюзивный статус в Европе, в самой Центральной Азии она продолжает считаться дешевым потребительским товаром. Еще до изобретения печати здесь в больших количествах делали рукописные книги, а также авторские работы и переводы. На рынках Бухары выставлялось на продажу такое количество рукописных книг, что книготорговцам приходилось сражаться за покупателей.

Однажды в конце X в. на одной из площадей Бухары один из таких навязчивых книготорговцев преследовал юношу по имени Ибн Сина, у которого и в планах не было покупать книгу (оказавшуюся впоследствии введением в «Метафизику» Аристотеля), и все потому, что он уже давно даже и не мечтал понять, что вкладывал Аристотель в свой термин «метафизика». Настойчивый книготорговец предложил Ибн Сине хорошую скидку, после чего тот наконец сдался и купил книгу. В дальнейшем она оказала огромное влияние на жизнь и склад мыслей молодого человека.

В это же самое время во всем арабском мире и Центральной Азии народ увлекался чтением греческих философов, которых затем бурно обсуждали. Когда в VIII в. арабы подчинили себе бывшие романские земли, такие как Египет и Сирию, они узнали там о трудах античных философов. К IX в. многие манускрипты уже были переведены на арабский. Ибн Сина, в Европе более известный как Авиценна, позднее стал одним из известнейших толкователей Аристотеля. Из 400 книг и манускриптов, написанных им, сохранилось 250, из которых 150 относятся к области философии, а 40 посвящены медицине. Несмотря на то что большую часть времени Авиценна занимался вопросами метафизики, наибольшую известность он все же получил благодаря своему вкладу в медицинские науки.

В возрасте 16 лет Ибн Сина уже имел медицинское образование, однако высказывался по этому поводу так: «Медицина не является одной из самых сложных наук». Его самый известный труд, «Канон медицинской науки», представляет собой энциклопедию медицины, анатомии и болезней. В этой книге Ибн Сина представляет описание более 700 различных лекарственных средств, описывая их действие, испытанное во время собственных экспериментов и клинических опытов. В числе прочего он описывает применение спирта в качестве антисептика и рекомендует употребление кипяченой воды для предотвращения заражения туберкулезом. Книга напоминает о важности физических нагрузок, холодного душа, сна и питательной диеты и, помимо всего прочего, о том, что хороший брак может оказать положительное влияние на здоровье. «Канон медицинской науки» был переведен на латынь в 1180 г. и в течение 500 лет служил образцом медицинской науки как в арабском мире, так и в Европе.

Современником Ибн Сины был еще один великий мыслитель Центральной Азии, Абу Райхан аль-Бируни. Он родился за десять лет до появления на свет Ибн Сины, в 970 г., в столице Хорезма Ургенче. В 999 г. они вступили друг с другом в интеллектуальную дискуссию. Все началось с того, что Бируни отправил Ибн Сине список из десяти философских вопросов. Это послание послужило началом интенсивного обмена письмами, в которых оба философа обсуждали учение Аристотеля, теорию о небесных телах, жизнь на других планетах и происхождение мира.

Осуществляют ли небесные тела свое движение линейно или по кругу или же они могут перемещаться в форме эллипсов? Бируни считал верным последнее. Эта теория была подтверждена только 600 лет спустя ученым Иоганном Кеплером.

Появилась ли жизнь на Земле в определенный промежуток времени или же она развивалась постепенно? Оба философа пришли к согласию в том, что Земля создана Богом, ибо другое мнение было бы воспринято как серьезная ересь, однако они также не исключали вероятность того, что жизнь могла развиться на Земле постепенно. Последняя версия звучала почти еретически, ведь это все равно что утверждать, будто бы не Бог создавал мир. Все это говорит об открытой интеллектуальной атмосфере, царившей в те времена в мусульманстве и во всей Центральной Азии, поэтому такие теории сходили с рук и Бируни, и Ибн Сине.

В конце концов победителем этой философской дуэли вышел Бируни, благодаря которому, вероятно, эта переписка смогла увидеть свет. Однако помимо нее до наших дней дошло лишь немногое количество трудов Бируни. Из 180 работ на сегодняшний день сохранилось лишь 22. Тем не менее его можно назвать самым крупным ученым исламского золотого века. Все его работы отличаются такой же интеллектуальной и научной строгостью, которая прочитывается и в переписке с Ибн Синой. Он никогда не писал того, чему не мог предоставить самые тщательные доказательства, и всегда старался выявить наиболее подходящие факты о каждой из описанных им тем. А их было немало! Бируни имел дело с такими разнообразными дисциплинами, как математика, астрономия, история и социология.

Бируни-математик, помимо прочего, прославился тем, что нашел решение классической задачи с пшеничными зернами и шахматной доской: если положить пшеничное зерно на первую клетку и удваивать количество зерен для последующей новой клетки, положив 2 на вторую, 4 на третью, 16 на четвертую и так далее, пока не покроются все 64 квадрата, то сколько на это потребуется зерен? Бируни подсчитал, что понадобится 18 446 774 073 709 551 615 пшеничных зерен (18 триллионов 446 квадриллионов 774 триллиона 73 миллиарда 709 миллиона 551 тысяч 615). Такое количество пшеницы весило бы более 460 млрд баррелей и, сложенное вместе, образовало бы гору, которая была бы выше пика Эвереста. Такого количества пшеничных зерен просто не существует в мире.

Бируни-историк приступил к написанию крупного труда по всемирной истории, носящего название «Хронология». Одной из самых серьезных проблем для Бируни было то, что почти у каждого народа – свой отсчет времени, и в связи с этим конкретные исторические события определить чрезвычайно трудно. Помимо подробного описания каждой из существующих календарных систем, он потратил большое количество времени для объединения их в одно целое, и это стало первой попыткой создания универсальной календарной системы.

В своих работах, посвященных различным религиям, Бируни удовлетворился тем, что дал описание каждой религии согласно ее собственным представлениям, подобно тому, как он поступил с системами календарей. Он ставил своей задачей не «придираться», а объяснить логику каждой религии. В наши дни Бируни признан одним из главных прародителей сравнительной религии как науки. Кроме того, его считают основателем индологии. Свои последние годы Бируни провел в Индии, где написал несколько важнейших книг, посвященных индийской культуре и истории. Как всегда, он делал все возможное, чтобы понять ту логику, на которой построены индуизм и индийское общество, и всякий раз, когда ему не удавалось что-то сразу понять, он копал все глубже до тех пор, пока не начинал проступать смысл. Бируни считал, что все культуры имеют некоторые общие особенности, потому что все они представляют собой человеческие конструкции, – эта идея и стала фундаментальным принципом современной антропологии.

Вот какова была интеллектуальная жизнь в Центральной Азии тысячу лет назад! Там писали и читали книги высочайшего класса, а повсюду в чайных обсуждали Аристотеля и серьезные философские вопросы.

* * *

Вокруг Хивы расположен Элликкала, что означает «50 крепостей». На самом деле их около 200, просто многие из них в наши дни засыпаны песком. Здесь в течение восьми лет под палящим солнцем пустыни писал свои пейзажи Игорь Савицкий, в то время как его коллеги, сантиметр за сантиметром, выкапывали из-под дюн двухтысячелетние крепости и зороастрийские храмы.

Сегодня археологические объекты разделены надвое границей между Туркменистаном и Узбекистаном. Многие из важнейших городов Хорезма, такие как Мерв, Ургенч и Ката, находятся на туркменской стороне границы, всего в нескольких километрах от нее.

Одно из наиболее хорошо сохранившихся городищ с узбекской стороны – Топрак-Кала, возраст которого более 2200 лет. При строительстве были учтены частые землетрясения в этом регионе, поэтому построенные здесь здания настолько прочны, что могли выдерживать повторяющиеся раз за разом землетрясения. До сих пор сохранилось несколько защитных башен, впрочем, как и фундамент. Можно различить перегородки между комнатами, а также декорации на стенах в виде больших глиняных окружностей. Можно ли сказать о них, что это обычные украшения или же они служили определенным целям? Возможно, это символы, означающие солнце?

Мой гид Рустам наклоняется и поднимает с пола отколотый кусок глиняного горшка с оранжево-синим узором.

– Здесь хранится немало сокровищ, – произносит он, кладя в карман осколок. – Если у вас есть знакомства в среде археологов, то направляйте их сюда.

Нас окружал плоский, бесплодный ландшафт. В поле неподалеку несколько крестьян были заняты обрезанием хлопчатника. Мы с Рустамом направлялись дальше, в древнюю обсерваторию последователей Заратустры, расположенную в глубине пустыни, вдалеке от других крепостей. Когда-то ее окружали три круговые стены, от которых сейчас остались только фрагменты.

– Возраст обсерватории насчитывает 2400 лет, – пояснил Рустам. – Бывает, что туристы по приезде сюда остаются разочарованными из-за ее небольшого размера. Разумеется, когда-то она была гораздо больше, но 2400 лет – это немалый срок, к тому же глина – непрочный материал для строительства. Помимо обсерватории здесь раньше стоял украшенный фресками храм. Вы знаете, что на них было изображено?

Я покачала головой.

– Люди, пьющие вино! 2400 лет назад! Разве это не удивительно?

Рустам просиял.

Мы поднялись на низкую, круглую завалинку. Оттуда еще виднелись кое-какие стены и комнатные перегородки, однако все остальное можно было оставить на волю воображения.

– Подумать только, в те далекие времена они уже имели свои астрономические обсерватории! – радостно взглянул на меня Рустам. – Астрономия – прародительница всех наук. Благодаря ей распространились не только знания об окружающем пространстве и движении звезд, но и познания о течении времени, что, в свою очередь, привело к развитию календарей, географии и в особенности математики.

– Означает ли это, что математики и ученые здесь были еще задолго до арабского вторжения в VIII в.?

– Ну конечно! – улыбнулся Рустам. – Жители Хорезма говорили на персидском диалекте и впоследствии разработали свою собственную письменность. Перед тем как здесь появились арабы, они использовали арамейский алфавит, которому обучились у сирийских несториан, обосновавшихся ранее в этом регионе. К сожалению, почти ничего не сохранилось, арабы все разрушили.

Арабское вторжение в Центральную Азию началось в 650-х годах, но только через несколько сотен лет регион был полностью исламизирован. Вероятно, это было связано не в последнюю очередь с тем, что арабские завоеватели быстро разделились по различным фракциям, которые постоянно ссорились и воевали друг с другом. Поэтому в первое десятилетие ислам сосуществовал наряду со многими другими религиями, практиковавшимися на этой территории, такими как христианство, иудаизм, буддизм и зороастризм.

В 750 г., когда наместником в Центральной Азии стал арабский генерал Кутейба ибн Муслим, толерантности пришел конец. Кутейба объявил джихад, священную войну против всех неверных в регионе, и за словами последовали немедленные действия. Тем не менее его армия столкнулась с большим сопротивлением со стороны местных жителей, поэтому ему впервые удалось проникнуть в городские ворота в Самарканде только после четырехлетней осады города. Кутейба приказал разрушить зороастрийский храм и вместо него построить мечеть. Поначалу он ввел указ о том, чтобы местные жители собирались в новой мечети на молитву каждую пятницу, но затем понял, что это неудачная стратегия. И тогда он ввел систему поощрений: каждому, кто приходил на пятничную молитву, выплачивалось два дирхама. Вскоре слух об этом распространился по округе.

Хуже дело обстояло с иноверцами: многие тысячи христиан были вырезаны солдатами Кутейба. Помимо этого, он приказал солдатам уничтожить все священные книги. В Бухаре одну из главных библиотек того времени сровняли с землей, но самым страшным можно назвать разрушение интеллектуальной среды Хорезма. В Кяте, который в те времена был столицей, солдаты Кутейба уничтожили всю литературу страны, которая включала в себя труды по астрономии, истории, генеалогии, математике и литературе. Ни один из трудов так и не дошел до наших дней.

Спустя девять лет после вступления Кутейбы в должность наместника Центральной Азии в Багдаде скончался халиф. Желая использовать ситуацию, Кутейба попытался отделить свое царство от Багдадского халифата, но его солдаты взбунтовались, и он вынужден был бежать сломя голову. Вскоре был пойман и убит своими. С тех пор так и не удалось узнать, что же все-таки содержалось в уничтоженных в Кяте манускриптах, а уже тем более определить ценность сокровищ, которые были навсегда утеряны для потомков в период фанатичного джихада Кутейбы.

– То, что не было разрушено арабами, было разрушено Чингисханом, а что тот не успел – разрушил Тимур Ленк, – лаконично заметил Рустам. – Во время бесед с туристами нам запрещено дурно отзываться о Тимуре Ленке, которого президент возвел в национальные герои Узбекистана. Правда же заключается в том, что он уложил не меньше народу, чем Чингисхан. После правления Тимура Ленка пришли узбеки, затем пришли русские, а за ними – большевики!

Он огляделся вокруг, словно желая убедиться, что нас никто не подслушивает. Куда ни кинь взгляд, повсюду был только песок.

– Нынешнее правительство не намного лучше. Моя мечта, чтобы Хорезм, который сейчас поделен между Узбекистаном и Туркменистаном, в один прекрасный день стал независимой страной. – Рустам тихонько засмеялся. – Хотя, конечно, я знаю, что этого никогда не произойдет, – сказал он. – Я ведь не дурак.