Текст книги "Сеть Петровского. Часть 2"

***

Внезапный и настойчивый звонок в дверь заставил всех подскочить со своих мест. Один из оперативников инстинктивно схватился за табельное оружие.

– Не надо! – сквозь слезы прошептала мама Сергея, увидев в его руках пистолет, – прошу вас, не надо!

Она попыталась схватить полицейского за руку, но тот грубо оттолкнул ее.

– Сидите на месте спокойно! Дверь открой! – бросил он своему напарнику.

Второй сотрудник быстрыми шагами направился к двери, в которую продолжали настойчиво звонить. Они ждали здесь не особо опасного преступника, но пистолет он все же по привычке достал.

– Я сдаюсь! – еще до того, как полицейский рывком открыл дверь и увидел стоявшего в шаге от нее Макарова, тот громко выкрикнул на весь подъезд, держа руки на виду, – я сдаюсь, не надо ничего делать! – Сергей медленно опустился на колени, глядя на слегка удивившегося оперативника, – я не буду сопротивляться, я сдаваться пришел, я сам с вами пойду! – говорил он, продолжая держать перед собой трясущиеся руки, – только будьте людьми, дайте матери два слова сказать! Только два слова, я не буду сопротивляться, я сам пойду! Только с мамой дайте поговорить, прошу вас! – голос Сергея дрогнул.

Пару секунд полицейский смотрел на него. Затем убрал оружие и дернул головой.

– Встал! – распорядился он, – руки на виду держи!

Сергей медленно поднялся на ноги, выполняя указания сотрудника. Его потряхивало. Он не знал, что скажет маме, если вообще позволят поговорить. Не знал, как будет смотреть ей в глаза…

– Пошли! – полицейский пропустил его в квартиру, слегка подтолкнув на пороге, – ну вздумай чудить…

На ватных ногах Макаров прошел в прихожую. Заплаканную маму, сидевшую на диване, он увидел сразу. Анна Александровна подняла голову и тоже увидела его.

– Сережа! – из маминых глаз вновь брызнули слезы. Она вскочила и бросилась к нему, – Сережа…

– Сидите на месте! – рявкнул второй сотрудник и грубо остановил ее.

– Не трогай ее, я только поговорю! – потеряв самообладание, Сергей тоже рванулся к матери. В ту же секунду оперативник, оттолкнувший ее, скрутил его и прижал лицом к журнальному столику.

– Не надо, пожалуйста! – отчаянно закричала мама, – Сережа!

– Все хорошо, мама! – проговорил Сергей, морщась от боли, – не трогайте нас, я же сказал, я сдаюсь! Я пойду с вами, я же сам пришел!

– Наручники надень на него! – рявкнул полицейский своему коллеге, – быковать надумал, сопляк?! За сопротивление еще пойдешь! Лет на десять, сученыш! – это адресовалось уже Сергею.

Он услышал тот самый ни с чем несравнимый звук и почувствовал, как на руках защелкнулись стальные браслеты. Мама, держась за сердце и захлебываясь слезами, бессильно легла на диван.

– Да что же вы делаете?! – она забилась в истерике, – какие десять лет, за что? Он же никому ничего плохого не сделал! Сережа, что же это?! Что происходит? Это же неправда! Скажи мне, что это неправда, Сережа!

– Конечно, неправда! – выкрикнул Макаров, которого грубо подняли и, затянув наручники еще туже, толкнули в направлении выхода, – все будет хорошо! Мамочка, обещаю, все будет хорошо! – из глаз Макарова тоже полились слезы. Мама смотрела на него, силясь подняться, – да пустите вы меня, я сам пойду! Дайте с матерью побыть!

– На свиданиях побудешь! – злобно прошипел полицейский. Его коллега, открывший Макарову дверь неодобрительно покачал головой, но был явно моложе в возрасте и звании, так что напрямую идти против старшего коллеги не стал.

– Сереженька! – мама в последний раз взглянула на Макарова опухшими от слез глазами, Сергея к тому времени уже выталкивали в коридор.

– Прости меня, мама! – едва слышно прошептал Макаров, – все будет хорошо, обещаю! Я вернусь!

– Пошел! – оперативник вновь грубо толкнул его в спину, – только дернись, отморозь малолетняя, пристрелю при попытке к бегству! Дверь открой!

Заливаясь слезами, Анна Александровна бросилась за вводившими Сергея полицейскими. Но те уже вытолкнули его наружу. Дверь, к которой женщина бросилась, захлопнулась так резко, что едва не ударила ее по лицу. Прикрывшись руками, она сползла вниз, плача навзрыд от отчаяния…

***

Поскольку был вечер буднего дня, причем самое «мертвое время», в кафе сейчас никого не было, кроме персонала. В зале сейчас вообще был бармен Дима, да официантка Маша. Та самая, что так обрадовала Петровского, который только что просмотрел записи с камер за вчерашний вечер.

Быстрыми шагами он пересек зал и прыгнул за барный стул. Маша по ту сторону сейчас делала салфетки. Дима покосился на своего начальника с настороженностью.

– Привет, Мари! – фамильярно обратился Петровский, улыбаясь во весь рот.

– Здравствуйте, Константин Алексеевич, да виделись вроде! – Маша покосилась на него и тоже улыбнулась. Дима вновь посмотрел исподлобья. Он-то в отличие от Маши понял: намечается что-то нехорошее…

– Работать-то у нас нравится? – спросил Петровский, не переставая улыбаться, казалось бы, добро и открыто. Если не знать его близко. И не видеть нехороший блеск в глубине его глаз, – не устала сегодня, нет?

– Есть немного! – подумав, что с ней заигрывают, Маша демонстративно потянулась, слегка оголив часть живота.

– Понятно, – Петровский несколько раз кивнул и, не переставая улыбаться, посмотрел на Диму, который к этому моменту уже все понял, – Маш, а кино любишь?

– А что такое, Константин Алексеевич, хотите в кино хотите пригласить? – Маша облокотилась о барную стойку, продолжая строить Петровскому глазки.

– Ну, скорее показать! – улыбка Петровского стала еще шире, вот только произнес он последнюю фразу настолько зло, что стоявшего сзади, черного как туча Диму, даже передернуло, – держи, любуйся!

С этими словами Петровский протянул Маше планшет. Она взяла его в руки и уставилась на экран. Через несколько секунд, не отрывая глаз от происходящего там, официантка испуганно попятилась назад, едва не врезавшись в шкаф с напитками. Петровский не сводил с нее злой и гипнотизирующий взгляд. Губы официантки Маши задрожали. Она подняла насмерть перепуганные глаза от экрана планшета. Петровский продолжал улыбаться, правда, теперь обнажил несколько передних зубов, демонстрируя истинные намерения.

– Я… я… – испуганно начала Маша.

– Заткнись! – Петровский протянул руку и, приложив палец к ее губам, слегка толкнул, от чего девушка едва не потеряла равновесие, – представляешь, как тупо будешь выглядеть, пытаясь оправдываться? Упадешь в моих глазах еще ниже. Даже ниже, чем есть сейчас!

Он не повышал голос. Но от этого Маше становилось еще страшнее. Ее начала бить мелкая дрожь. Петровский, не позволяя той отвести взгляд, осторожно забрал из ее рук планшет.

– Что, сучка, думала меня поиметь? – негромко осведомился он, продолжая улыбаться, – решила что умнее?

– Что… что вы сказали? – Маша мгновенно покраснела и затряслась еще заметнее.

– Что слышала! – Петровский протянул руку и, резко схватив за подбородок, притянул к себе. Маша взвизгнула от боли. Дима инстинктивно дернулся вперед, но вовремя остановился, зная, каков его начальник в гневе, – ну, с…а, скажи мне, я хоть раз тебя обижал? Может, работать заставлял больше, чем положено? Обделял? Зарплату хоть раз задерживал? Ну, говори, мы слушаем! – он сжал ее челюсть еще, сильнее, – говори, тварь!

– Нет! – заскулила Маша, – пожалуйста, отпустите, мне больно! – из ее глаз брызнули слезы. Петровский с нескрываемым отвращением оттолкнул девушку, да так сильно, что на этот раз она врезалась спиной в шкаф, едва не уронив бутылку дорогого виски, стоявшую там. Маша закрыла лицо руками и расплакалась…

– Ой-ой-ой! – Петровский демонстративно захлопал в ладоши, – что ж ты, маленькая моя в кафе-то забыла, надо было в театральный поступать! Станиславский бы поверил! А вот мы с Димкой – нет! Димас, ты ей веришь? – он посмотрел на бармена Диму. Тот лишь мрачно и осуждающе покачал головой. Петровский фыркнул, но ничего не сказал, лишь с сарказмом подумал, что Димы, похоже, все такие. Жалостливые.

– Я… уволена? – Маша всхлипнула и, собравшись с силами, вытерла заплаканные глаза рукой.

– Уволена? – Петровский вновь с ухмылкой посмотрел на Диму, – легко же ты, маленькая дрянь, отделаться решила! Нет, солнце мое, работать будешь, как миленькая! Бесплатно! – добавил он, повысив голос, в упор глядя на заплаканную Машу.

– Я… я все верну! – прошептала та.

– Конечно, вернешь! – Петровский кивнул, – в двойном размере. Иными словами, отработаешь. Два с половиной месяца на добровольных началах у меня в кафе, а потом вали, куда хочешь! – он сделал жест рукой.

– Но как же… два месяца бесплатно – это… – сбивчиво заговорила Маша, умоляюще глядя на Петровского.

– С половиной! – ехидно добавил тот, – два с половиной месяца, Машенька!

– Пожалуйста! – прошептала официантка, вновь норовя расплакаться, – поймите, я не хотела! Мне просто деньги очень нужны! У меня… у меня мама болеет…

– А мне плевать, ясно? – грубо одернул Петровский, наклонившись к ней почти вплотную, – деньги нужны, иди, подрабатывай! Весь день тебя здесь никто не держит!

– Но куда же я пойду? – дрожащим голосом прошептала Маша.

– Да хоть на панель иди, мне нас… ь! – рявкнул Петровский, – когда деньги у меня перла, думала, что спалиться можешь? Никто из вас не хочет включать голову, перед тем, как что-то сделать! – он понизил голос почти до шепота и смотрел на Машу с такой злобой, что она, дрожа всем телом, вжалась в стену, – никто не хочет думать о последствиях и у всех, с…а, играет гордость спросить у умных людей! А потом скулите, как вам всем плохо! Как же вы меня достали! Как же вы все меня бесите! Слушай, ты, шантрапа малолетняя, я тебя уговаривать не буду! Не хочешь отрабатывать, вали на все четыре стороны, только запись! – он кивнул на лежавший рядом планшет, – окажется в ментовке раньше, чем ты домой доедешь! Ну, на зону за кражу, конечно на первый раз не отправят… но поверь мне: судимость – это волчий билет! Я сам юрист, знаю, о чем говорю! Тебя потом ни то, что официанткой, г…о чистить не везде возьмут и дорога будет одна, телом своим по саунам торговать! Это в лучшем случае! – закончил он, скорчив жуткую гримасу.

Машу всю затрясло от слез.

– Ты… сволочь! – всхлипнула она, закрывая лицо руками, – да как ты можешь! Да у тебя одна тачка сколько стоит… да людям на такую всю жизнь работать, а ты из-за паршивых… – не в силах продолжать, она Маша залилась слезами и уткнулась лицом в стену.

– Моя тачка, – спокойно проговорил Петровский, без доли жалости глядя на плачущую Машу, – как и мое кафе. Как и все, что принадлежит мне, на все это заработал я сам. С нуля. Представляешь, это возможно! – он со злой иронией посмотрел на Машу, плечи которой вздрагивали от громких всхлипываний, – возможно без папы в банке и дяди с нефтезаводом! Возможно, если не скулить по жизни, как вы все привыкли и не вестись на пустые слезы таких вот, как ты… впрочем, мне с тобой за жизнь базарить западло. Так что надеюсь, что мы с тобой договорились. Иди, умойся, приведи себя в порядок и работай. Лишнего мне не надо, отработаешь – свободна. Хрен с тобой, будешь хорошо пахать – свалишь через два. Кстати, продолжать задницей вилять перед гостями ради «чая» тебе тоже никто не запрещает, отдавать или нет – дело твое, но это тоже ускорит процесс. Ну так, что, милая ты моя? – Петровский щелкнул пальцами, – эй! В глаза смотри, я со стенкой говорю?!

Маша с трудом заставила себя поднять на него зареванные глаза.

– Мы договорились? – снова спросил Петровский, – или я в ментовку?

Маша несколько раз нервно кивнула и убежала в уборную.

– В служебную иди, куда в гостевую-то поперлась?! – окликнул Петровский, – Дим, кофе сделаешь? – попросил он бармена, который все это время с немым укором наблюдал за происходящим.

Приготовив Петровскому кофе, Дима все же решился и осторожно спросил:

– Костян, я, конечно, воровство не оправдываю. Но не слишком ли жестко? А если, правда, мать болеет?

– Так ты иди, утешь! – Петровский ухмыльнулся, – можешь сказать, что я тварь и чудовище и сам меня ненавидишь, ругать не буду. А там, глядишь, и перепадет чего, девка-то в принципе ничего себе! – Петровский расхохотался и похлопал Диму по плечу. Тот лишь осуждающе покачал головой.

– Можно я покурю? – негромко спросил он.

– Иди, конечно, – Петровский кивнул, – я пока за залом, если что, присмотрю…

Проводив взглядом мрачного Диму, которому после увиденного явно надо было провести некоторое время на воздухе, Петровский с наслаждением отхлебнул горячий кофе.

***

Фролов гнал машину по вечерним улицам Нобельска. Настроение у него было хуже некуда. Самые мрачные и отвратительные мысли роились в голове. На душе даже не кошки скребли, ее рвали на части изнутри дикие, жестокие звери. Такие жестокие… как его друг, Костя Петровский. Да и друг ли вообще?

Фролов в сердцах ударил рукой по приборной панели. Он совсем запутался. Не знал, как жить дальше, что делать. Он чувствовал, что все глубже падает в какую-то черную дыру. Полную зла, несправедливости и жестокости. Черт, да будь проклят тот день в сентябре две тысячи десятого, когда он подошел к Петровскому, заговорил с ним, познакомился… но ведь и так тоже нельзя. Ведь Костик – друг. Ведь, по сути он никогда его не предавал. А вот он предавал Костика. Был виноват перед ним… Дмитрий запутался в себе окончательно…

Прямо перед ним, метрах в пятидесяти от ближайшего пешеходного перехода, дорогу неторопливо пересекала какая-то полная тетка. Когда Дмитрий посигналил и мигнул фарами, та обернулась и что-то выкрикнула вслед его машине.

– «Пешеходник» видишь, овца?! – заорал Фролов, слегка притормозив и опустив окно.

Через несколько кварталов поняв, что так он рано или поздно попадет в ДТП, Фролов резко свернул в какой-то переулок и остановил машину, после чего открыл окошко полностью и, не пожелав наслаждаться майским воздухом, вдвойне приятным после недавней грозы, закурил прямо в салоне.

Дым медленно окутал все вокруг. По вечерней улице то и дело проходили компании и парочки, высыпавшие на улицу с наступлением тепла. Дмитрий смотрел на проступившие в яснеющем небе звезды. Вот только радовать его все это никак не начинало. На душе становилось все хуже…

Достав из кармана телефон, он стал меланхолично листать список контактов. В какой-то момент он остановился на одном из них и, подумав буквально секунду, нажал «вызов».

– Привет, Дим! – радостный голос, послышавшийся в трубке спустя два гудка, едва не заставил Фролова разреветься.

– Привет, пап… – сказал он дрогнувшим голосом, – как вы там?

– Да нормально, Дим, хорошо! – ответил отец, – что не заходил-то так давно?

– Да… – Фролов изо всех сил стиснул зубы, – работы много было. Я ж теперь деловой человек. Я на неделе зайду обязательно! – пообещал он.

– Ладно, будем ждать! – ответил папа, – у тебя-то там как?

– Да по-тихой! – Фролов слабо улыбнулся, – дела идут, работаю. Слушай, пап, я там много всего натворил тогда… дурак был. Вы меня простите с мамой, если что…

– Ну, сын, мы ведь все уже обговорили! – ответил Фролову отец, – что было, то было. Все мы совершаем ошибки. Но это – твои ошибки, за которые ты сам нашел смелость ответить. И сам на них научился. Зато посмотри, кем ты стал теперь. Учишься, достойно работаешь… настоящий мужчина! Мы с мамой гордимся тобой, серьезно!

Фролов вновь едва сдержал слезы, одновременно закашлявшись от табачного дыма.

– Дима, ты там? – взволнованно спросил отец.

– Да, я тут! – Фролов понял, что пауза затянулась, – пап, скажи, я-то больше не юрист… вот когда человека задерживают по подозрению в совершении преступления, куда его доставляют? – он неожиданно решился.

– Смотря за какое преступление… стоп, а что за вопрос такой? – в голосе отца послышалась неподдельная тревога, – что там у тебя случилось, сын? – строго добавил он.

– Да ничего не случилось, с другом поспорили, с юристом как раз! – ответил Фролов, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно более непринужденно, – ну, не убийство, конечно. Так, стандартные бытовые выходки: разбой там, нападение, в таком духе… ты же не думаешь, что я кого-то ограбил или избил? – Дмитрий насильно заставил себя рассмеяться.

– Ну, надеюсь на это! – папа на то конце провода тоже заметно повеселел. Значит, обман прошел, – ну, в таких случаях обычно доставляют в отдел полиции по месту прописки. Дознание там, следствие, потом мера пресечения… ну, так далеко тебе, наверное, и не надо…

– Нет, – подтвердил Фролов, – не надо. Предмет спора – только первоначальное место пребывания. Спасибо, пап!

– Так кто выиграл-то спор? – Дмитрий понял, что отец на том конце улыбнулся.

– Да никто не выиграл, – вздохнул он и двусмысленно добавил: – все проиграли…

– Понятно, – коротко ответил отец, – так что, Димок, зайдешь на днях?

– Да, ближе к выходным и зайду! – пообещал Фролов, – ладно, пап, я поеду. Надо к экзаменам готовиться. Да и диплом начинать, а то конь не валялся! – он вновь покривил душой.

– Давай, сын, ждем! – радостно сказал папа.

Фролов убрал сотовый в карман и, откинувшись на подголовник, поджег вторую сигарету. Он думал. Думал о том, что будет делать дальше…

«Ты сам научился на своих ошибках, – всплыли в голове слова отца, – сам всего добился. Сам».

Это было неправдой. Не сам. С подачи Петровского. Сам бы он к этому не пришел. Не хватило бы ни смелости, ни полета фантазии. Каких-то четыре года назад он и представить себе не мог, что все это возможно. И не представил бы, не появись в его жизни этот безбашенный, порой заносчивый, порой слишком жестокий, порой почти безумный, но безусловно целеустремленный пацан… но сейчас предстояло решить самому. Если он хочет хоть что-то изменить. Он должен принять это решение сам. Сам все взвесить. И сам ответить за последствия…

– Да пошли бы вы в задницу, Константин Алексеевич! – негромко проговорил Фролов и, вбросив сигарету в окно, преодолевая леденящий душу страх от того, что собирался сделать, завел мотор.

***

Полицейский на проходной поднял глаза, когда Дмитрий зашел в отдел. Проигнорировав его, Фролов повернулся к дежурному, скучавшему в своем помещении.

– Здравствуйте, можно обратиться? – звенящим от напряжения голосом спросил он.

– По какому вопросу? – осведомился тот, подняв глаза.

– Я… сегодня к вам паренька должны были доставить, – сбивчиво и очень нервничая начал Дмитрий, – студента, молодого совсем. Зовут Сергей. Его к вам же привезли? – он с надеждой посмотрел на полицейского, прекрасно осознавая, как глупо сейчас выглядит.

– Вы по какому вопросу? – повторил тот уже значительно резче.

– Я… – Дмитрий напряженно сглотнул, – я свидетель, в общем, – нашелся он, – показания дать хочу…

– Фамилия есть у паренька? – вновь осведомился дежурный.

– М-макаров, – вдавил из себя Фролов, – Сергей Макаров.

Дежурный переглянулся с сотрудником, скучавшим на проходной.

– Мироненко позови! – бросил дежурный, – документики ваши посмотреть можно?

– Да, конечно! – поняв, что обращаются уже к нему, Фролов трясущимися руками полез в карман, – права же подойдут?

– Подойдут, – сотрудник протянул руку и открыл перед ним журнал, – да вы не нервничайте так, Дмитрий Андреевич! – хмыкнул он, глядя в водительские права Фролова, – здесь вот запишитесь! – дежурный ткнул пальцем в нужную графу.

– Ага, конечно… а ручку можно?

– Ручка перед вами! – ухмыльнувшись, дежурный показал глазами на стойку, где была закреплена ручка на пружине. Фролов схватил ее и, со второй попытки достав, прыгающим почерком записался в журнале.

Через минуту рядом с проходной появился еще один сотрудник, тоже в форме. Фролов покосился на него. Погоны не были синего цвета, а типичные полицейские, красные. Это не следователь. Но и вряд ли опер. Скорее всего, дознание. Значит, делу еще не дали полного хода. Значит, еще был мизерный шанс…

– Вы свидетель по Макарову? – осведомился тот, внимательно разглядывая Фролова.

– Да… я… – едва не заикаясь, ответил Дмитрий.

– Пройдемте, – коротко сказал сотрудник, – Вить, пропусти…

На ватных ногах Фролов последовал за полицейским. Некоторое время они шли по коридорам отдела, периодически натыкаясь на сотрудников, провожавших Фролова изучающими взглядами. И, хотя он понимал, что все это – чисто профессиональное, становилось еще страшнее.

– У Соболева же получилось, – прошептал он себе под нос.

– Сюда проходите, – дознаватель открыл дверь кабинета. Войдя внутрь, Фролов с облегчением убедился, что помещение было пустым. Хотя намного ли становилось легче? С учетом того, о чем он собирался завести разговор, он и сам с немаленькой вероятностью мог не выйти отсюда… стоп! Не думать об этом, просто не думать об этом!

– Вы в порядке? – окликнул сотрудник, – присаживайтесь, говорю! Моя фамилия – Мироненко, Вадим Анатольевич, – представился он, – следователи сейчас все заняты, поэтому провожу дознание. Вы, я так понял, хотели что-то рассказать по делу о нападении на гражданина Перевертова? – уточнил он, садясь за свой стол.

Фролов посмотрел на дознавателя и набрал полную грудь воздуха. Но, не сумев справиться со сковавшим его, почти животным страхом, просто выдохнул и опустил голову.

– Товарищ свидетель! – окликнул полицейский, – вы сюда молчать пришли? Я вас внимательно слушаю!

Поняв, что дальнейшее молчание усугубит ситуацию, Фролов поднял глаза на дознавателя и задал по-детски наивный вопрос:

– А Макаров… его сюда, к вам привезли? Он здесь?

– Не понимаю, какое это имеет отношение к делу, но, допустим, сюда, – ответил сотрудник, – только это вообще никакого значения не имеет. Вы же свидетельские показания дать пришли, так? – он хищно посмотрел на Дмитрия.

– Я… я, не совсем, – тот вновь опустил голову и закусил нижнюю губу. Предательская дрожь в руках никак не хотела отпускать. Нет, точно задержат. И посадят. Рядом с Макаровым. Папа, прости идиота-сына…

– Тогда я вас вообще не понимаю! – дознаватель откинулся на спинку кресла, было видно, что он очень раздражен, – слышишь, парень, ты просто мое время потратить для прикола пришел? Или с друзьями на бабки поспорил, что ментов позлишь? – он нехорошо прищурился, – хотя откуда бы тогда фамилию задержанного знал? Так зачем здесь?

– Товарищ… – Фролов покосился на погоны, – товарищ капитан… скажите, а что нужно, чтобы Макарова… чтобы его отпустили? – собравшись с духом закончил он, заставив себя поднять глаза на дознавателя.

Мироненко скрестил руки на груди.

– Нужно было не нападать на человека, – отрезал он, – а если серьезно – полное оправдание в суде. Но его, судя по составу преступления, не будет. Там все ясно, как день. Понятно, короче, свидетельских показаний мне ждать явно не стоит, – дознаватель посмотрел на Фролова взглядом, от которого тому стало совсем нехорошо, – так я повторяю вопрос: ты по какому делу? И на этот раз советую сказать правду!

– Правду… – Дмитрий изо всех сил сжал кулаки, – я… понимаете, я… я друг Макарова, – вдохнул он, опять пряча глаза.

– Студент? – Мироненко внимательно посмотрел на него.

– Ну да, студент… но я подрабатываю! – зачем-то добавил Фролов.

– Подрабатываешь, похвально, – дознаватель кивнул, – ну, а сюда-то с чем пришел? Если не расскажешь чего-то такого, что целиком оправдало бы твоего друга, я в непонятках. И да, на случай, если собираешься мне тут пурги нагнать, с «триста шестой», надеюсь, знаком? – Мироненко нехорошо прищурился.

– Знаком, – Фролов нервно кивнул, – нет, товарищ капитан, я не с этим… я… скажите, а можно что-то сделать, чтобы помочь Макарову? – негромко спросил он, выразительно глядя на дознавателя.

– Парень, ты о чем? – взгляд Мироненко стал совсем недобрым. Фролов шумно сглотнул. От страха ноги начало сводить судорогой. Нет, это не то же самое, что предлагать взятку преподавателю. Совсем не то же самое…

– Я… о том, чтобы помочь Макарову, – тупо повторил Дмитрий, прекрасно понимая, как глупо все выглядит, – пока… пока делу не дали ход. Помочь здесь и сейчас, – заявил он, собрав остатки смелости в кулак.

В кабинете повисло напряженное молчание. Мироненко чуть склонил голову на бок и буквально просверлил Фролова взглядом. Насквозь. Пожалуй, даже хлеще Петровского, учитывая серьезность ситуации.

– Ты понимаешь? – прошелестел дознаватель, – что ты мне предлагаешь?

Фролов похолодел. По его телу заструился липкий пот. Пожалуй, так страшно ему еще никогда не было. Ведь здесь он был совершенно один. И никто даже не знал, куда именно он поехал…

– Я просто хочу помочь Макарову, – пробормотал Фролов, – вы не понимаете. Перевертов – он не такой хороший… он даже очень плохой! – вновь прозвучало совсем по-детски.

– И что, значит, надо идти и его калечить? – осведомился Мироненко, – вершить самосуд, делать, что вздумается? Так ты хочешь сказать? Я смотрю, о ситуации ты хорошо осведомлен. И потерпевшего знаешь…

– Да вы не понимаете! – Фролов посмотрел на дознавателя и, поняв, что разговор в таком ключе бесполезен, проговорил: – я готов оказать содействие. Готов отблагодарить вас, если вы поможете…

– Послушай меня, студент! – Мироненко тяжело вздохнул и посмотрел на Дмитрия почти с сочувствием, – иди-ка ты отсюда домой! А я забуду, что этот разговор вообще был! Ты маленький еще, и не представляешь серьезность ситуации…

– А я и не о десяти тысячах рублей говорю! – буркнул Фролов, набравшись смелости.

Мироненко осекся на полуслове. Дмитрий сидел и смотрел куда-то в сторону, прекрасно понимая, что теперь пути назад уже нет.

– Что ты сказал? – переспросил дознаватель.

– Я сказал… – Фролов сжал свои руки так, что костяшки пальцев побелели, – я не о десяти тысячах рублей говорю. И деньги у меня есть. И машина «Мерседес», можете проверить, – зачем-то добавил он.

Вновь повисла тишина. Мироненко встал и прошелся по кабинету, периодически поглядывая на ожидавшего своей участи Фролова. Господи, неужели, Петровский был прав, и добрые дела ничем хорошим не заканчиваются? Неужели его сейчас арестуют за взятку? Хотя к чему тогда этот разговор?

– Ты понимаешь, – начал, наконец, Мироненко, – насколько лихо уже закрутилась ситуация? Сколько людей что-то видели, насколько серьезно совершенное твоим Макаровым деяние?

– Я готов рискнуть, – проговорил Фролов, чувствуя, что уверенность понемногу возвращается к нему. Пот, наконец, перестал струиться, он слегка расслабился. Но не полностью. Сажать его, похоже, не собирались, но сейчас еще предстояло увидеть круглую сумму, которую заявит дознаватель. Если вообще пойдет на контакт.

Мироненко вновь сел на свое место.

– А я вот сомневаюсь, что готов, – сказал он, глядя Дмитрию в глаза.

– Готов, – повторил он, стараясь не отводить взгляд, – ну поверьте мне, вы ничем не рискуете! – стал уговаривать Фролов, – я, правда, друг Макарова! Мы в одном университете учимся, общаемся, ну это же все легко проверить можно! – горячо говорил он.

Мироненко закурил, пуская дым во все стороны.

– Вот я и говорю: ни хрена ты не готов, студент, – заявил он, – и раскладов вообще не рубишь! – он посмотрел Дмитрию в глаза так, что у того вновь забегали мурашки по коже, – ты маленький? Не понимаешь, что мы с тобой в любом случае сейчас пустой базар ведем?

– Но почему? – Фролов вытаращил глаза.

– Потому что есть заявление от потерпевшего! – отрезал Мироненко, – и пока оно есть, либо пока потерпевший строго готов опознать вашего героя в нападавшем, я даже говорить с тобой продолжать не буду. Ничем не рискую? Сам-то хорошо подумал, прежде чем сказать? – дознаватель криво ухмыльнулся.

Фролов опять похолодел. А ведь действительно… можно и нужно уговорить Перевертова забрать заявление… стоп! А если это можно было сделать так, без разговора с полицейскими? Дурак! Какой же дурак! Почему сразу поехал сюда? Почему ни черта не учил законы пять лет? Можно ли было договориться с этим козлом Перевертовым напрямую? Он даже не знал. В любом случае, пути назад не было, менты с него уже не слезут…

– Он заберет заявление, – пробурчал Дмитрий, глядя в стол.

– Что ты сказал? – дознаватель подался вперед.

– Я сказал: он заберет заявление, – Фролов изо всех сил постарался скрыть чудовищных страх.

– Да что ты говоришь? – Мироненко прищурился, – а как? Может, еще разок его отметелишь? А ты не охренел, студент, нет? Может, рядом с Макаровым тебя посадить?

– Не надо! – Фролов задрожал. Теперь уже спрятать страх было невозможно, – я договориться с ним попробую! Я… я денег предложу… – прохрипел он едва различимым голосом, после чего зашелся кашлем.

– Даже знать про это ничего не хочу, ты чего студент, о преступлении меня информируешь? – с издевкой ответил Мироненко, спокойно глядя на Фролова, – пока заявление здесь, разговаривать с тобой дальше не вижу смысла. Да и тебе бы советовал хорошо подумать. Студент…

Дознаватель замолчал. Дмитрий, наконец успокоившись, набрал полную грудь воздуха:

– Я уговорю его забрать, я обещаю, – пробормотал он, вновь понимая, что Мироненко не верит ни одному слову.

– Иди, уговаривай, – дознаватель пожал плечами, – мне, в общем, поровну. Только, студент, прими дружеский совет! – на этот раз Мироненко посмотрел на Фролова очень серьезно и внимательно, без тени издевки, – смотри, чтобы твои уговоры не привели к обратному эффекту. Учти, если потерпевший следом напишет заявление еще и на тебя, а такое вполне может произойти, знаешь что тогда будет? – он вновь хищно прищурился, глядя на перепуганного Фролова, – нет, вряд ли знаешь. Это будет одно уголовное дело на группу лиц. Группу, студент! И тогда подвести все под ОПГ – вопрос пары часов. И поверь, следствие так и поступит! Ты не только своему Макарову хуже сделаешь, сам сядешь!

Дмитрий похолодел. При слове «ОПГ» в горле встал огромный ком. А ведь дознаватель прав: ОПГ.

– Я… могу идти? – прохрипел он, с трудом поднимаясь на ватных ногах.

– Иди, не смею задерживать. Пока! – ухмылка Мироненко заставила Фролова вздрогнуть и отшатнуться, едва не упав при этом прямо посреди кабинета. Фролов, пошатываясь, нащупал дверь и выскочил наружу, глотая ртом воздух так, словно его только что душили железной рукой. Дознаватель покачал головой, затем вновь ухмыльнулся и потянулся к стоявшему на столе телефону.

– Дежурный? Записал данные студентика? Молодцом. Макарова надо пока перевести в ИВС… значит, нужно так! Ко мне потом зайдете, объясню, языками только не чешите. И Большова найдите мне. Все, отбой!