Текст книги "Сеть Петровского. Часть 2"

***

Вика достала из пачки тонкую сигарету и закурила, пуская во все стороны дым.

– Ну что, подруга, колоться будешь? – осведомилась она, глядя на Юлю, – я же вижу: на тебе лица нет! Козел какой обидел или предки опять?

– Вик… – Юля покачала головой, – я, короче, вообще не знаю, как сказать…

– Как говорил один мой бывший: желательно ртом! – Вика расхохоталась и выпустила дым, – да ладно тебе, подруга, что бы там ни было, мне-то можешь сказать! Давай, колись! – она с хитрым интересом разглядывала мрачную Аксенову.

– Нет… – Юля понизила голос почти до шепота и покачала головой, – нет, наверное, лучше не надо…

– Подруга, завязывай, а! – Вика изогнула одну бровь, глядя на Юлю, – мы подруги или нет? Что бы там у тебя не произошло, ты знаешь, я могила! – она очень серьезно посмотрела Аксеновой в глаза, – а рассказать кому-то все равно надо, а то еще в окно выйдешь не ровен час! Да и потом, вдруг я чем помогу?

– Нет, – Юля покачала головой, – спасибо, Вик, но помочь ты не сможешь. Я уже не знаю… хоть, правда, в окно выходи! – она всхлипнула.

– Так! – Вика решительно схватила подругу за руку и отвела в сторону подальше от толпившихся в курилке студентов, – ну-ка давай рассказывай, что там у тебя приключилось! Обижает кто? Давай-давай, колись, подруга, дело-то по ходу серьезное! Рассказывай, я тебе говорю!

Юля покосилась на рассерженную Вику и поняла, что та не отстанет. Опасливо покосившись на проходивших поблизости парней, она начала почти шепотом:

– Короче, Вик, ты же Перевертова знаешь?

– Нет, не знаю! – фыркнула Вика, – он так-то и в моей группе тоже ведет! Ну, в чем дело? С экзаменом залупился? Ты же у нас, вроде, девочка прилежная? – Вика усмехнулась и вновь вдохнула табачный дым.

– Я болела месяц, – тихо произнесла Аксенова, – пневмония. Пропустила по уважительной причине, понимаешь. А он… а он… нет, Вик, прости, я… – Юля опять заплакала.

– А, так вон оно, где собака зарыта! – Вика закрыла плачущую подругу от окружающих и принялась успокаивать, – так, ну хватит тебе, будет-будет! Все, успокойся и послушай меня! Успокоилась?

– Да, – неуверенно прошептала Юля, вытирая слезы.

– Короче, я так понимаю, предложил наш Артемчик тебе с ним прилечь? – Вика криво ухмыльнулась, глядя на вытиравшую слезы Аксенову, – нет, так не пойдет… на салфетку. Потом в сортир пойдем, у тебя вся тушь растеклась… не, подруга, так точно нельзя! – она покачала головой.

– Вот и я говорю… стой! – Юля изумленно посмотрела на Вику, – а откуда ты знаешь, что он предлагал…

– Догадалась, – на этих словах уже Вика опасливо огляделась по сторонам, – только не трещи об этом на каждом углу…

– Вик, да как не трещать?! – воскликнула Юля, вновь едва не заплакав, – он же теперь меня совсем со свету сживет! Надо кому-то сказать, должна же быть управа! Только… только я не знаю, кому! – она посмотрела на подругу умоляющим взглядом.

– Подруга, ты как из детсада! – Вика сердито сверкнула накрашенными глазами, – кому ты жаловаться собралась? Ты в курсе, кто его сюда посадил? Может, у тебя батя мент или мама ректор?

– Нет, – Юля покачала головой, – учителя школьные…

– Да я в курсе, не напрягайся! – Вика отмахнулась, – короче, ты реально хочешь кому-то настучать? Не, подруга, не прокатит, сама вылетишь! Мы с тобой для них – лимита, село «верхняя задница», нам никто не поверит. А вот ему – подающему надежды преподу и кандидату наук – в легкую.

– Но… так же нельзя… – пробормотала Юля, – и что делать?

– Подруга, ты реально хочешь, чтобы я это озвучила? – фыркнула Вика, – дать ему! – она твердо посмотрела на Аксенову.

– Что? – в горле у Юли пересохло, – как это?

– Если до сих пор еще не знаешь, кино посмотри! – хмыкнула Вика. Юля смотрела на подругу и не верила своим ушам.

– Вика, но это же мерзко!

– Как сказать… – задумчиво проговорила Вика, разглядывая сигарету в своей руке, – денег он все равно не возьмет, они ему на хрен не упали. А другого выхода у тебя точно нет. Придешь, извинишься, если нахамила, он это любит… отнесись к этому, как к должному. Это же не проституция, в конце концов…

– Вик, а что это? – Юля дрожала всем телом. Голова кружилась. Она отказывалась верить в происходящее. Она не знала, что предпринять. Нельзя же так! Как же это могло происходить?!

– Необходимость, если хочешь дальше здесь учиться, – спокойно ответила Вика, – ты прости, подруга, если жестоко, но иного выхода у тебя все равно нет. И, кстати, между нами говоря, Перевертов, конечно, г…н, но там у него все в порядке… – Вика указала глазами, – так что, не самый плохой партнер. Сколько у тебя их еще будет? К чему заморачиваться, раз выход простой?

– Что? Откуда ты? Так ты… нет! – нижняя челюсть Юли затряслась. Она не могла в это поверить.

– Да, если так хочешь, я с ним трахалась! – рявкнула Вика, с силой отбросив окурок, – и тебе давно пора бы повзрослеть! Времена моралистов прошли, и они сами скоро вымрут! Так устроен мир, подруга, ты просто принимаешь его правила или ломаешься! Вот и все!

– Я не верю… – прошептала Юля, пятясь назад, – ты…

– Я просто стараюсь выжить, как и все, это еще не делает меня б…ю, как ты сейчас, по ходу, думаешь! – сердито заявила Вика, глядя на подругу, – сними ты уже свои розовые очки, в мире куда больше красок и все они отдают цветом дерьма! Давно бы уже сделала вид, что тебе все нравится, хотя не исключаю, что понравится реально и все! В чем проблема?!

– Как ты только можешь… – из глаз Юли полились слезы. Она развернулась и побежала куда глаза глядят. Вика проводила ее взглядом и, покачав головой, потянулась за второй сигаретой.

***

В который раз за последние дни Петровский открыл папку «фотографии». По-хорошему давно пора было отпустить и жить дальше, сжечь мосты, стереть все воспоминания. В том числе фото… он бы сам так учил. Учил бы любого. Но не себя…

Он вновь стал пролистывать в смартфоне снимки, на которых они были запечатлены с Мариной. Первое «сэлфи» на ее рабочем месте еще в 2011-м, когда он не был соучредителем «Оазиса», в котором они и познакомились. Совместное фото в кинотеатре. Фотографии со дня рождения Петровского в 2012-м, еще до ссоры с Соболевым. На снимках все веселились и улыбались. На этих фото был, наверное, все же искренне радовавшийся за него Андрей Соболев, еще живой Славик… наверное, сам виноват, что потом все испортил. А вот они с Мариной катаются на «картах». И совсем уж личные фото, которые она, смеясь, просила удалить…

– Да, – только и сказал Петровский, окинув взглядом пустую квартиру. Поставив телефон на блокировку, он сунул его в карман и направился на балкон.

Было холодно. Но ему было плевать. Достав сигарету, он открыл окно и закурил, глядя во тьму двора. С минуту он размышлял. Затем достал телефон из кармана и, зайдя в справочник, стал листать контакты, ища нужный.

«Соболев», – высветилось на экране. Некоторое время Петровский задумчиво смотрел на дисплей, периодически ловя себя на том, что большой палец тянется к кнопке «вызов». А затем покачал головой и опять убрал телефон в карман…

Ненадолго, потому что в следующую секунду мобильный ожил сам. Петровский взял его в руку и уставился на экран. Этот номер не был сохранен в справочнике, но он знал, кто звонит. По коже пробежал холодок…

– Да! – сказал он напряженным голосом.

Конечно, как он и ожидал. Тот самый шелестящий голос в трубке.

– Как? – Петровский поменялся в лице, – обязательно? А иначе нельзя?! Хорошо, я все понял. Делай, как считаешь нужным… когда? Хорошо, понятно…

Он убрал сотовый в карман, после чего медленно затянулся. По идее, все шло по плану, правда, с небольшими поправками. Вот только пальцы на его руке предательски подрагивали…

***

– Напоминаю, что практика у вас начнется в июле-месяце, – куратор появлялся редко. Но сегодня решил заглянуть к вверенной группе, – желательно, чтобы все уже сейчас определились с организацией, в которой вы будете ее проходить. Надеюсь, ни у кого нет с этим проблем? Если есть, можете подойти в…

Петровский перестал вслушиваться. У него проблем с этим точно не было. Местечко давно нашлось, все необходимые бумаги ему подпишут, работать по специальности он теперь уже вряд ли будет.

Волновало его сейчас совсем другое. Это случится сегодня. В ближайшее время. Вряд ли раньше, чем закончится эта пара. Все было готово. Оставался последний штрих: заметание следов. Последний и самый пугающий…

Бросая нервные взгляды на часы, он не знал, что в это же самое время Фролов, сидя в столовой, тоже напряженно посматривает на циферблат часов и одновременно на телефон. У него стояла другая задача: отвлечь охранника, когда придет пустое смс. Это будет значить, что «волшебник» на месте и их жуткая операция вступила в решающую фазу. Он еще не знал, что в и без того жуткий план были внесены некоторые «коррективы». Об этом Петровский предпочел умолчать, справедливо полагая, что Дмитрий испугается совсем.

А всего час назад лаборант окинул взглядом стеллажи в архиве и отправился на занятия, закрыв кабинет. Сейчас там многое поменялось, только он об этом не знает. И не узнает…

Старенькую неприметную иномарку человек со шрамом на скуле оставил во дворе в квартале отсюда. Через плечо у него была переброшена средних размеров сумка, которую точно досмотрели бы на охране. Да и не пустили бы его на режимный объект без документов. А если бы и пустили, то ни к чему, чтобы его видели. Но его не увидят, потому что в нужный момент охранника не окажется на посту… он достал «рабочий» телефон и отослал пустую смс на заранее записанный номер. А после просто разбил «трубку» о ближайшую стену.

Фролов вздрогнул, когда на его телефон пришло сообщение. Он взял аппарат дрожащими руками, тайно теша себя надеждой, что оно не то самое. Но, разумеется, это было оно. Пустое смс-сообщение. А значит, надо было делать все быстро. Казалось бы, ничего сложного. Но руки у Фролова сейчас дрожали, как при Паркинсоне.

Натянув на лицо улыбку и, стараясь, чтобы голос звучал повседневно, он приблизился к посту охраны на выходе.

– Покурим, Мих? – предложил Фролов, помахав рукой.

– Давай! – охранник Михаил кивнул и, встав из-за стола, направился к входу вместе с Дмитрием.

Фролов спустился с крыльца и остановился лицом к корпусу так, чтобы Миша обязательно встал туда спиной. Он знал, что тот странный тип появится с минуты на минуту. Главное, чтобы успел…

– Как оно? – дежурно спросил Миша, приняв из рук Фролова зажигалку.

– Да по-тихому, ты как? – Фролов постарался усмехнуться, – сессия вон закрывается…

– А куда она денется! – Миша тоже улыбнулся, – закроется, естественно. Я-то тоже нормально…

И в этот момент Фролов его увидел. Невысокий коренастый человек со шрамом на скуле быстро приближался к корпусу с какой то сумкой на плече. Казалось Фролова с Мишей он не замечает, но Дмитрий был уверен: он внимательно следит за ними.

– А прикинь, вчера один затащил всю «катку»! – громко заявил Фролов, отвлекая охранника.

– Ну, бывает! – кивнул тот, выдыхая табачный дым, – у тебя какой уровень сейчас?

– Сорок пятый, – коротко ответил Фролов.

– Дрищ! – Миша расхохотался и похлопал его по плечу, – семидесятый, понял? Учись! – он вновь добродушно рассмеялся.

– Ни хрена себе! – говоря, Фролов наблюдал, как «волшебник» быстро исчезает за дверью корпуса, – ну, красавец, красавец…

Человек со шрамом на скуле быстро миновал пустой вестибюль. Охранник был отвлечен тем пугливым пареньком, как они и договаривались. Где был архив, он знал точно, поэтому шел быстро и уверенно. Профессиональное. Однажды побывав в каком-то месте, он наизусть знал его устройство.

Подойдя к двери архива, человек со шрамом на скуле на всякий случай осмотрелся, после чего приблизился и быстро открыл ее сделанным на днях ключом, после чего так же быстро и тихо закрыл за собой…

Зажженный свет осветил стеллажи… абсолютно пустые стеллажи, словно никаких дипломов здесь никогда и не было. Фокусы в этом мире вполне реальны, просто они дорого стоят, это он знал не понаслышке…

Теперь действовать предстояло быстро. Человек со шрамом на скуле открыл сумку и достал оттуда лежавший сверху респиратор и какую-то небольшую коробочку, а затем принялся рассыпать в разных местах заготовленную бумагу. Когда сумка опустела, он, надев респиратор, направился к стене, где располагались розетки…

***

Взволнованный шепот прошелся по аудитории. Зародившийся слух расходился со скоростью вируса, постепенно разрушая былой порядок. Шепоток превратился в галдеж, а затем – в «птичий рынок». Параллельно слышалось шевеление на улице, топот ног, сотни голосов, кажется, даже крики…

– Спокойно! Успокойтесь, говорю! – куратор попытался навести в аудитории порядок. Куда там! Студенты галдели, вскакивали со своих мест, прилипали к окнам… поняв, что все усилия тщетны, он вышел в коридор, где тоже слышался топот и голоса. Там, похоже, пересекся с другим преподавателем…

– Тихо, не галдите! – шикнул один из одногруппников Петровского, подходя к двери аудитории. Сам Петровский лишь внутренне ухмыльнулся, проводив того взглядом. Сидевший рядом с ним Асхат был серьезен и напряжен.

Парень прильнул ухом к двери, пытаясь разобрать разговор преподавателей на фоне множества посторонних голосов. Постепенно он хмурился и менялся в лице…

– Что там? – шепотом спросила Алина.

– Факультет управления горит! – выдохнул парень, отойдя на шаг от двери, – пытаются вывести народ, вроде как, два этажа уже полыхают! Всех будут выводить, говорят, на соседние корпуса тоже может перекинуться…

Алина в ужасе округлила глаза. В аудитории послышался испуганный шепот. Асхат покосился на Петровского с плохо скрываемой злобой. Тот в свою очередь сделал страшные глаза, чтоб приятель не «светился».

В этот момент резко открылась дверь аудитории. На пороге стоял белый, как мел куратор.

– Так! – начал он, – сейчас очень быстро и организованно покидаем корпус и выходим на улицу! Не толкаемся, не нервничаем, ничего страшного не происходит! Не надо собирать вещи, выходим на улицу! Оставьте вещи, сказал!

– Дмитрий Олегович, а правда, факультет управления горит? – пискнула Алина.

– Возникло возгорание, но его уже ликвидируют! – уклончиво ответил куратор, – в целях безопасности другие корпуса тоже эвакуируют. Все, одеваемся и на улицу, не болтайте! – он громко хлопнул в ладоши.

То, как «не происходит ничего страшного», можно было лицезреть, едва обогнув корпус и выйдя на площадку, где уже толпилась куча народу. Факультет управления располагался через улицу, на которой сейчас было полностью заблокировано движение редких автомобилей. Из окон четырехэтажного здания валил густой черный дым, заволакивая пасмурное небо. Рядом с самим корпусом из-за сильного задымления почти ничего не было видно, кроме мелькавших здесь и там человеческих силуэтов. Горел и второй этаж. Если приглядеться, можно было увидеть языки пламени там, в аудиториях, среди клубов едкого дыма…

Рядом с корпусом творилось нечто невообразимое. Кто-то кричал, плакал, кто-то бегал. Люди выбегали на холод без верхней одежды, спасая собственные жизни. Мужчины-преподаватели старались не поддаваться панике и выводить студентов организованно, кто-то из старшекурсников помогал. Слышались команды, многие звонили куда-то по сотовым телефонам. Оказавшийся поблизости наряд полиции тоже пытался оказывать содействие, чтобы сохранить подобие порядка в этом хаосе…

– Костик, что это за х…я? – очень зло и членораздельно прошептал Асхат, крепко взяв Петровского за рукав.

– Перемена в плане, – коротко ответил Петровский, глядя на горящее здание.

– Перемена? – Асхат сверкнул глазами, – ты вообще видишь, что творится?!

– Вижу! – проговорил Петровский сквозь зубы. Его и самого пугал тот оборот, который приняло дело, – сейчас мораль мне не читай, не то время и место!

Они протиснулись сквозь ряды студентов и подошли ближе. Здесь уже можно было почувствовать едкий запах дыма и плавившегося пластика…

– Вот так, осторожно! Встаем шеренгами, не толпимся! – Антон Алексеевич одним из первых бросился к корпусу и сейчас помогал преподавателям факультета управления выводить из пожара студентов, – строимся по группам, следим за своими товарищами, если у кого есть теплые вещи, делимся с другими!

Из завесы дыма появился Фролов. Он был весь в копоти, похоже, побывал внутри. Когда огонь стал с сумасшедшей скоростью распространяться по корпусу, Дмитрий не убежал, а стал помогать выводить студентов младших курсов на улицу.

– Антон Алексеевич, вроде все! – сейчас Фролов смотрел на Семенова без капли злости или былых обид. Во взгляде было лишь уважение и желание содействовать.

– Молодец, Дима, иди к своим! – Антон Алексеевич похлопал его по плечу и повернулся туда, откуда бежали последние остававшиеся у горевшего корпуса люди.

– Вроде всех вывели! – выкрикнул молодой преподаватель, кашляя от дыма, – где носит этих пожарных?!

– Едут, по всему городу заторы! – отозвался Семенов, – проведите переклички среди студентов, чтобы никого не потерять! Эй! – он махнул кому-то рукой, – тут парень наглотался дыма, окажите помощь! Марат! Иди сюда! – он подозвал какого-то студента с параллели Петровского, – бери своих друзей, дуйте на кафедру, тащите теплые вещи, все что есть, тут половина голышом! Давай, надеюсь на тебя!

Фролов приблизился, яростно глядя Петровскому в глаза.

– Доволен? – тихо проговорил он, ткнув приятеля кулаком в бок, – все, что уже произошло и произойдет дальше – все на твоей совести…

– На моей, Дима, на моей! – Петровский лишь кивнул, продолжая смотреть на пылавшее здание…

Преподаватели тем временем проводили переклички. Студенты стояли шеренгами, как их построил Семенов, отзываясь на свои фамилии.

– Широкова! Широкова! Где Широкова?

– Тимур Альбертович, Широковой нет!

– Как это нет?! Где Широкова?! Кто видел Катю Широкову?!

Прищурившись, Петровский стал приближаться к группе студентов, пытавшихся отыскать некую пропавшую девушку. Асхат поспешил за ним.

– Где Широкова, я спрашиваю! Она была с вами?! Кто в последний раз ее видел?!

– Да, была… только я не видела ее после аудитории! – пискнула одна из студенток.

– Как это не видели?! Вы что, шутите?! Как вы потеряли свою подругу?

– Да я не знаю, там давка была, я…

– Эй, смотрите! – один из студентов указал в сторону корпуса. Теперь это было видно всем. Яростное пламя вырывалось из окон второго этажа, искры и раскаленные опилки летели во все стороны…

– Да там сейчас все рухнет!

– Корпус пылает! Где пожарные?!

– Где Широкова?! Катя! Катя, где ты?! – плакала девочка.

Петровский и сам не знал, зачем он это делает. Неожиданно подойдя к преподавателю сзади, он рявкнул:

– Номер аудитории?!

– Двести седьмая, а… – тот запоздало обернулся и увидел, что перед ним студент. Однако Петровский уже ринулся наутек. Ринулся в сторону пылавшего, в любой момент грозившего обрушиться корпуса. Потом он никогда бы не ответил, зачем бросился в огонь. Сейчас тело просто несло его туда, а мысли отключились…

– Костян, ты куда?! Стой! – выкрикнул Асхат, бросаясь за ним, – стой!

– Петровский, стой, идиот, там сейчас все рухнет! Стой, сказал!!!

Петровский уже не видел, кто его преследовал. Некоторое время еще слышались окрики, потом они прекратились. Асхат бежал за ним, но наглотался дыма и, сбив дыхание, обреченно остановился…

В нос ударил невыносимый запах. Глаза начало нестерпимо резать, хлынули слезы, задушил лихорадочный кашель. Петровский опустил голову как можно ниже, продолжая продвигаться к дверям корпуса сквозь завесу дыма, валившего навстречу. Он уже толком не слышал звуков по ту сторону, зато отчетливо слышал треск пламени внутри здания, в которое сейчас собирался войти…

Одно из окон было распахнуто. Прикинув, что дым оттуда валит не такой густой, Петровский решил лезть в него. Едва не свалившись в водосток, оборудованный прямо под окнами, он ухватился за подоконник и не запрыгнул, а буквально вкатился внутрь…

Здесь все заволокло дымом. Разглядеть что-то дальше вытянутой руки было почти невозможно. То и дело здесь и там плясали одинокие языки пламени, грозя в любой момент превратиться в новые очаги и без того чудовищного пожара. Слышался треск. Где-то обвалилась дверь. Приподняв слезившиеся глаза, Петровский увидел, что одна из аудиторий выгорела полностью, и теперь оттуда вырывался огонь.

Дышать стало невозможно. Поняв, что еще немного, и он потеряет сознание, Петровский почти на четвереньках ринулся туда, где по его прикидкам должна была быть уборная. Так, кладовка… охваченный дымом пост охраны… вроде направо, только бы не ошибиться…

Добравшись до нужной двери почти наощупь, он изо всех сил толкнул ее плечом. Дверь на удивление легко поддалась. По иронии судьбы Петровский сейчас вломился именно в женский туалет, хотя в опустевшем, охваченном пламенем корпусе это вряд ли могло иметь какое-то значение.

Задымление здесь было значительно ниже, ему даже удалось встать в полный рост, не опасаясь задохнуться от угарного газа. Сбросив кожаную куртку прямо на пол, Петровский стянул с себя майку и на полную мощность открыл оба крана. Благо водоснабжение еще работало. Без раздумий сунув дорогую футболку под сильную струю, Петровский постарался как можно больше пропитать ее водой. Подняв с пола куртку, он водрузил ее прямо на голое тело, а затем замотал майкой лицо, чтобы теперь дышать через нее.

На раздумья времени не было. На него и впрямь в любой момент мог обрушиться потолок. Странно, что сейчас ему было все равно, выживет он или умрет, как странным был и факт, что он пытается спасти абсолютно незнакомого человека, никак не вписывавшегося в теорию «свои-чужие». Чего он все-таки ждал? Искупления? Вряд ли. Но зачем тогда?

Петровский опять выскочил в задымленный коридор, стараясь держать голову как можно ниже и дышать как можно реже. Аудитория «двести семь». Это второй этаж. Нужна лестница. Она метрах в семидесяти, за поворотом, который опять придется искать наощупь. Скорее, скорее…

Лихорадочно вытирая глаза, он миновал это расстояние и, сильно ударившись об угол, завернул к лестнице, по которой, следуя законам физики, поднимался едкий дым.

Огнетушитель! Он висел на стене, нетронутый. Ну да, все правильно, все же покидали корпус в панике, никто и не думал о том, чтобы попытаться локализовать пламя. Да и вряд ли бы у них что-то получилось…

Петровский сорвал его со стены и ринулся наверх, стараясь не наглотаться дыма. Подъем по ступенькам казался вечностью. На пролете подгорали перилла. Едва не обжегшись, Петровский проскочил опасный участок, стремительно приближаясь к входу на второй этаж.

Пинком выбив прикрытую дверь, он буквально влетел в коридор, часто моргая, чтобы потоком лившиеся слезы не застилали глаза. Здесь все было совсем плохо. Этаж был почти полностью охвачен пламенем. Из-за черного дыма обзор был почти нулевым. Но ему нужно было найти аудиторию «двести семь». Он не знал, зачем. Просто было нужно…

Петровский бросился к ближайшей двери, которая, похоже, была закрыта. Сквозь завесу дыма и душившие слезы он разглядел табличку: «221». А это означало лишь одно: искомая аудитория в другом конце этажа…

Стараясь не обращать внимания на невыносимо едкий даже сквозь мокрую футболку запах и жар, который шел отовсюду, Петровский ринулся через задымленный коридор. С десяток дверей можно было просто проскочить, «двести седьмая» была явно еще далеко. Увлекшись продвижением вперед, Петровский не заметил, как обгоревшая окончательно дверь одной из аудиторий, просто обвалилась прямо на него. Взвыв от боли, он сбросил с себя раскаленный кусок пластика и, опалив брови, ресницы и волосы вырвавшимся из аудитории пламенем, продолжил двигаться вперед. Ему даже показалось, что он услышал вой сирен где-то снаружи. Приехали, наконец, пожарные? Или это просто обман слуха?

А вот то уже точно не послышалось. Визг. Девичий визг, полный страха, отчаяния и, кажется, боли. Удвоив темп, Петровский буквально побежал вперед, сжимая в руке огнетушитель. Послышался какой-то грохот, после чего снова крик…

– Я иду! Держись! – он приподнял футболку и, заходясь кашлем, закричал как можно более громко.

– Помогите! Умоляю, помогите!!!

– Я иду!!!

Двести седьмая аудитория. Петровский влетел внутрь и увидел, что здесь все горит. В него летели раскаленные обломки мебели, обжигали искры, жар стал просто невыносимым. Дыма здесь было столько, что смотреть без адской боли в глазах было невозможно.

– Помогите!!!

В дальнем конце аудитории была со всех сторон зажата огнем девушка. Наверное, запаниковала, может потеряла сознание, да так и осталась здесь. А когда пришла в себя, оказалась в огненном кольце…

– Держись! – сквозь чудовищный шум и собственную майку голос Петровского звучал невнятно, но это сейчас было неважно. Не обращая внимания на жар, он бросился вперед, на ходу срывая пломбу с огнетушителя.

– Спасите, умоляю вас!!! – девушка зашлась лихорадочным кашлем.

– Прижмись к стене, не дыши! – выкрикнул Петровский. Только бы огнетушитель сработал…

Пена рванулась наружу, стараясь задушить бушевавшее пламя. Во все стороны повалил дым, правда, уже не такой едкий. Петровский выдавил на этот адский огонь все содержимое, пробив для девушки небольшой проход. Он знал, что ровно через минуту все опять вспыхнет, но ему нужно было лишь вытащить ее из огненного кольца. Он отшвырнул пустой огнетушитель и протянул руку.

– Давай ко мне! Быстрее!

– Я боюсь!

– Жить, хочешь, давай! – Петровский опять зашелся кашлем. Взвизгнув, девушка бросилась к нему. Он схватил ее за руку и потащил прочь из охваченной пламенем аудитории. Когда они выбирались в коридор, обвалился один из сегментов потолка. Войди он минутой позже, оказался бы похоронен под куском бетона.

Девушка зашлась лихорадочным кашлем, оседая на пол. Петровский подхватил ее под руки и стянул с лица футболку.

– Как можно реже! – выкрикнул он, поднеся ее к лицу девушки, – будем дышать по очереди! Держи голову как можно ниже! Пошли!

Они опять ринулись сквозь едва различимый в дыму коридор. Впереди просматривалось яркое пламя, Петровский знал, что это огонь из той злополучной аудитории, откуда вывалилась дверь. Теперь его языки почти перекрывали собой коридор. Дверь, догорая, валялась посреди коридора. Девушка испуганно остановилась.

– Давай, мы проскочим! – понимая, что сама она не решится, Петровский силой толкнул девушку вперед, параллельно закрывая собой от огня, вырывавшегося из аудитории. Спину обдало невыносимым жаром. А потом пришла боль. Он понял, что куртка просто поплавилась. Сбросив и ее на пол, оставшись совсем без верха, Петровский потащил девушку к лестнице.

– Зажми рот и нос, дыши только через нее! – он отдал свою футболку.

– А ты?!

– Делай, что говорю!!!

Дым шел снизу, закрывая обзор окончательно. Дышать здесь было нельзя совсем. Петровский опустил голову и стал спускаться вниз, ориентируясь лишь по ступенькам, которых касались его ноги. Девушка лихорадочно пыталась дышать. Сам он делал коротенькие вдохи, стараясь только не задохнуться. И в этот момент она просто рухнула на него, потеряв сознание…

А ведь почти выбрались. Делать было нечего. Петровский просто подхватил ее на руки и, стараясь не дышать, ринулся вниз по лестнице, а затем в теперь уже тоже пылавший коридор. Не отключаться. Только не отключаться. Если сейчас потеряет сознание, здесь они и останутся…

Шаг, еще шаг. Вдвоем через окно не выбраться, придется через вестибюль. Лихорадочный кашель. Нет, сейчас он точно выплюнет легкие. Только бы сама пострадавшая была еще жива…

Петровский открыл дверь ногой и выскочил в горящий вестибюль. А затем просто слетел по лестнице и выскочил на улицу с девушкой на руках. Вблизи корпуса все тоже было в дыму, но после ада внутри он казался едва ли не приятным… наплевав на все правила безопасности, Петровский стал дышать полной грудью, постепенно отдаляясь от корпуса. Где-то впереди виднелась спасительная белизна. Кажется, он видел какие-то силуэты… силы постепенно оставляли его. Еще пара шагов – и он упадет… сирены. Он слышит сирены или это уже галлюцинации от отравления угарным газом?..

– Бегом, бегом, шевелитесь! Эй, смотрите! Помогите ему, скорее!

Люди в пожарном обмундировании. Они бежали им навстречу. Один принял девушку из рук Петровского, другой подхватил его самого и потащил прочь от горящего здания, к которому бежали остальные, разматывая на ходу пожарные рукава. Не в силах больше держать дыхание, Петровский зашелся лихорадочным кашлем.

– Держись, парень! Все будет нормально!

Когда пожарный вытащил его из завесы дыма, перед глазами все плыло. Похоже, отравился он все-таки неслабо. Сейчас повсюду виднелись машин пожарных расчетов и «скорой помощи». Выли сирены, сновали люди в спецодежде. Сюда же прибыло несколько экипажей полиции, отгонявшей толпу подальше от опасного участка. Краем угасающего сознания Петровский заметил, что вытащенную им из огня девушку погрузили в машину с красным крестом. Похоже, жить она будет…

– Быстрее, быстрее, шевелитесь! Нужно сбить пламя на верхних этажах!

– Твою мать, да он полыхает!

Потом ему оказывали помощь. Давали подышать кислород, еще что-то делали, он толком не помнил. Не знал, сколько провел в машине «скорой помощи», но спустя какое-то время начал возвращаться к реальности. Ему все еще было плохо: тошнило, кружилась голова, периодически опять нападал кашель. Но сознание и чувство реальности понемногу возвращалось.

– Как ты, парень? – один из фельдшеров подсел к Петровскому.

– Забыл, как дышать! – хмыкнул он, вновь закашлявшись.

– Юморишь, это хорошо! – фельдшер улыбнулся, – тебя бы по-хорошему…

– Нет! – перебил Петровский, опять заходясь кашлем, – в больницу не поеду! Спасибо вам, но мне уже лучше. Где там надо подписать отказ, я готов! – он посмотрел на врача слезящимися глазами.

– Вот молодежь пошла! – тот усмехнулся и покачал головой, – только что едва не задохнулся в пожаре, а уже посылает подальше всю медицину!

– Кстати, девушка… – Петровский вспомнил то, ради чего сегодня, собственно, едва не сгорел и не задохнулся в едком дыму, – что с ней?

– Да жива, жива! – фельдшер приободряюще похлопал Петровского по плечу, – отравление посильнее, чем у тебя, отвезли в больницу, оказали помощь, пришла в сознание уже по дороге… твоя что ли? – он посмотрел на Петровского с пониманием и сочувствием.

– Нет, – тот оперся руками о сиденье, собираясь встать, – в первый раз вижу…

– Да ты, выходит, герой! – кивнул фельдшер.

– Нет, – Петровский медленно поднялся на ноги, – я не герой…

– Точно все в порядке?

– Точно, – Петровский открыл дверь и выбрался из машины. Только сейчас он заметил, что надел измятую до неузнаваемости майку обратно, но по сути теперь остался лишь в ней на январском морозе, кожаная куртка так и валялась в горящем корпусе…