Текст книги "Сеть Петровского. Часть 2"

***

Она открыла дверь через минуту после настойчивого звонка. Петровский просто стоял на пороге и, не моргая, смотрел. Марина тоже не сводила с него своих больших глаз, не говоря ни слова.

– Привет, – сказал, наконец, Петровский почему-то мгновенно охрипшим голосом.

– Привет, – едва слышно ответила Марина, не сводя с него взгляд. Казалось, за все это время она даже ни разу не моргнула.

– Я долго не заходил, – пробормотал Петровский, не зная с чего начать, – хотел дать время отдохнуть от себя. Обдумать все… – он отвел глаза и посмотрел на серую стену подъезда.

– Обдумать… что? – медленно выговорила Марина, сглотнув подступивший к горлу ком. Петровский поднял на нее глаза. Но она молчала.

– Я… начал Петровский, – просто хотел… понимаю, как по-идиотски будут звучать любые извинения. Просто хотел попытаться объяснить тебе…

– Костик, только прошу тебя, не начинай опять оправдываться! – из глаза Марины выкатилась слеза, – я все знаю. Про деньги, смерть Славы, причины всего этого… про все…

Петровский тяжело вздохнул, вновь окидывая взглядом подъезд.

– Вот… – выговорил он, – такое вот я чудовище. Даже не спрашиваю, кто меня заложил…

– А это имеет значение? – Марина в упор посмотрела на него полными отчаянной тоски глазами, – знаешь, я бы, возможно, даже смирилась бы со всем этим, приняла, несмотря на всю дикость ситуации, всего, чем ты занимаешься… я даже не знаю, каким словом все это назвать. Я бы даже… – она осеклась и с трудом проглотила опять подступившие к горлу слезы, – даже готова была бы простить тебе то, что ты обошелся со мной, как с последней ш…й, врал мне, пользовался мной!..

– Марина, я… – Петровский попытался обнять уже почти расплакавшуюся Марину за плечи, но она резко отстранилась от него, глядя влажными затравленными глазами. В них ничего больше не было, лишь боль и отчаяние. И Петровский это понял, как понял и то, какими бесполезными и глупыми сейчас будут любые его слова. Он лишь медленно кивнул и сделал шаг назад…

– Но самое страшное – не это! – проговорила она почти шепотом, продолжая упор смотреть на него, – самое страшное, что ты не остановишься. Не остановишься никогда. Что бы ни произошло, Костя, но тебе всегда и всего будет мало… ты не умеешь останавливаться даже тогда, когда нужно. Не надо, не пытайся сказать, что я не права! – заметив его взгляд, она горько отмахнулась.

– Я думал, в этом залог успешности, – негромко сказал Петровский, глядя почему-то в пол.

– Нет, – Марина покачала головой, – иногда в этом залог краха… я искренне желаю тебе только добра и очень надеюсь, что однажды ты это поймешь, – она сделала глубокий вдох, – надеюсь, не будет поздно…

– Прости меня! – Петровский не знал, что еще может ей сказать. Он сам был на грани отчаяния, понимая, куда идет разговор, – Марин, послушай. Мы ведь можем начать сначала. Я клянусь, что больше не буду вести себя с тобой, как скотина, не буду врать… я клянусь, что тебе ничто и никогда не будет угрожать, и я сам не буду! – воскликнул он, с надеждой глядя на нее, – просто дай мне один последний шанс. Ты нужна мне! – он подошел и все-таки встряхнул ее за плечи. Марина не сопротивлялась, лишь грустно смотрела на него.

– Нет, – прошептала она, покачав головой, – тебе нужна твоя цель, которую ты перед собой поставил: добиться высшей власти и заработать все деньги. А все остальное даже не на втором плане, Костя, прости, но это правда. Да ты ведь и сам все понимаешь…

– Нет! Нет-нет-нет-нет! – отчаянно заговорил Петровский, округлив глаза в настоящем страхе. Страхе навсегда потерять ее, – Мариш, это неправда! Мне ничего не нужно без тебя, ведь я же тебе говорил! Нет, прошу тебя, все совсем не так! Ну почему ты мне не веришь! Я клянусь своей жизнью, что никогда больше тебя не обижу! – вскричал Петровский. В его глазах, наверное, в третий раз в жизни стояли слезы. Марина смотрела на него, тоже с трудом сдерживаясь.

– Я уезжаю, Костя… – прошептала она, изо всех сил закусив нижнюю губу.

– Как? – Петровский словно с размаху налетел на кирпичную стену, – куда? – он изумленно смотрел на Марину.

– Обратно, в Екатеринбург, – негромко ответила она.

Петровский сделал шаг назад. Окончательно вбитый из колеи этой новостью, он поднял на нее моментально опустевшие глаза.

– Но зачем? – просипел он. Марина вновь сглотнула.

– Мне было очень тяжело принять это решение, – сказала она, – но я понимаю, что так будет лучше, как бы плохо все ни казалось сейчас. Здесь я оставаться не могу. Слишком… – ее затрясло от вновь нахлынувших слез, – это слишком для меня! – Марина с огромным трудом закончила фразу.

– Марина, Марина, нет! – нижняя челюсть Петровского затряслась, – ты ведь сама не хочешь этого! Зачем? Зачем делать это со своей жизнью? Ты же можешь остаться! Я… если хочешь, я даже не буду больше к тебе лезть, но… но помогу, если только хоть что-то понадобится. Я… я… ты только не уезжай! – он в отчаянии посмотрел на нее, – я люблю тебя! – выкрикнул Петровский на весь подъезд.

– Раньше ты никогда так не говорил… – прошептала Марина, опустив полные слез глаза.

– Да потому что идиот был, черствый тупой идиот! – Петровский опять сделал шаг к ней.

– Костя… – Марина подняла руку, не подпуская его. Из ее глаз хлынули слезы, которые у нее уже не было сил сдерживать, – я очень тебя прошу, давай не будем опять ссориться и все усложнять… я знаю, что уйти сейчас будет правильно. Прости меня, но я не могу по-другому, просто поверь… ты – самое лучшее и самое болезненное, что было в моей жизни… – она стиснула зубы и зажмурилась изо всех сил, дрожа от душивших ее слез и всхлипывая вслух, не находя сил сдерживаться, – но нужно уметь остановиться, иначе всем будет плохо. Прости меня! – она разрыдалась в голос и, не в силах больше видеть его и продолжать этот разговор, шагнув назад, резко захлопнула дверь…

Петровский сделал медленный шаг вперед, а затем облокотился лбом о дверь квартиры. С той стороны было слышно, как плачет, сидя на полу, Марина. И он был уверен, что она знает, что он еще здесь, наверное, даже слышит его дыхание. Но она уже не откроет ему. Не откроет никогда, как бы ей, возможно, ни хотелось…

Он отошел от двери и, тупо глядя в пол, побрел вниз по лестнице.

Сев в машину, Петровский просто лег на руль. Он не знал, сколько времени так провел. Затем поднял глаза и посмотрел на свое лицо в зеркале. Руки сжались на руле так, что захрустели кости. Петровский стиснул зубы и, даже не вытирая хлынувшие из глаз слезы, закричал в голос. Ему было плевать, слышат его или нет. Вновь встретившись взглядом со своим отражением в зеркале, он со всего размаху ударил кулаком. Затем еще раз и еще. Лопнуло стекло, затем само зеркало с треском сломалось и упало в салон. Но Петровскому было уже все равно…

***

– Да нет, Серег, говорю тебе, фигня это все! – Юра отдал Сергею телефон, на котором был открыт сайт со списком потенциальных вакансий в Нобельске, – процентов девяносто – или «однодневки», или обманут или схема, типа возьмут на испытательном сроке, а потом выгонят по надуманным поводам…

– Что, в этом мире вообще не осталось ни честных работодателей, ни честных способов зарабатывать? – Макаров хмуро посмотрел на приятеля.

– А то ты раньше не знал! – Юра тяжело вздохнул, – потуги на первом курсе ничему не научили? Может зря ты так, Серег, с плеча? – он выразительно посмотрел на Макарова.

– Зря?! – Сергей сверкнул глазами, – ты уже забыл, куда приводят эти игры с законом и смертью? Вот туда и приводят: в тюрьму и на кладбище! Нет, увольте, больше я туда не вернусь!

– А ведь ты изменился, – заметил Юра, не сводя с Сергея взгляд, – хоть и не хочешь это признавать. Не знаю, дело в банде Петровского или в чем-то еще, но ты изменился, братан…

– Может быть, – Сергей равнодушно пожал плечами, – но одно я точно знаю: хватит с меня банд. И дело здесь уже даже не в принципах. У меня есть мать, Юра. Как она будет жить, если меня убьют или посадят? – он цокнул языком, тоже взглянув на Юру.

– Вот я и говорю: изменился, – кивнул тот, – даже рассуждаешь иначе…

– Может быть, – вновь коротко ответил Макаров.

– Кстати, все хотел спросить, – начал Юра после небольшой паузы, – того парня, ну… которого убили… – он немного замялся, зная, что Сергей знал погибшего паренька, – ведь не могли же из-за дел в универе? Что случилось, Серег, ты-то знаешь?

Макаров направил на Юру уничтожающий взгляд. Страшный взгляд, такого раньше у него не наблюдалось.

– Ладно, понял, не спрашиваю! – тот раздосадовано кивнул, – давай еще работу тебе посмотрим…

– Давай, – Сергей кивнул, мысленно вновь ловя себя на приступе злобы, – работают же люди как-то.

– Как-то работают, – Юра вздохнул и вновь открыл нужный сайт.

***

– Да ты что, не врубаешься? – выкрикнул Фролов, перегибаясь через стол, – кто еще это мог быть, подумай сам! Чел пережил девяностые, ответки от «откинувшихся» лет десять спустя не коснулись, а тут ни с того ни с сего протекли мозги на собственную тачку?!

– Не ори! – одернул Джамал, – понимаешь вообще, о чем чешешь на всю кафешку? – он сердито посмотрел на приятеля и добавил уже очень тихо, – с чего ты вообще взял, что Костян его пришил…

– А кто еще?! – Фролов наклонился к Джамалу и с жаром заговорил, – да это же было очевидно, что он все так не оставит! Он никогда ничего так не оставляет! Вы же знаете, как он ценил Славика… Славика убили. И вот… бам! У Алана «протекает башня»! Вы что, реально не врубаетесь? – Дмитрий переводил взгляд с одного приятеля на другого.

– Ну, не знаю, Димас, – задумчиво проговорил Соловей, – Костян, конечно, отпиленный, но чтобы замочить кого-то… это как-то уже чересчур…

– Ну, понятно, – Фролов кивнул, – а ты, Асхат, что думаешь? – он ткнул Асхата локтем в бок.

– Да ничего не думаю, – негромко ответил тот, – рад, что эта падла, убившая Славика, сдохла. А уж кто там его прикончил – дело третье. Хотя, конечно, мне тоже не верится, что это Костян…

– Третье дело?! – Фролов так и подскочил на своем месте, – да если все так далеко зашло, что он может с легкостью замочить человека, то…

Соловей громко кашлянул и сделал страшные глаза. Фролов осекся и поднял голову. Рядом с их столом стоял Петровский и сверлил собравшихся взглядом. Асхат, Джамал и Соловей тоже повернулись к нему, но все пока что молчали.

– Приятной трапезы, мужчины! – Петровский криво усмехнулся.

– Костян… – Фролов посмотрел на него исподлобья и сказал очень тихо, понимая, что он прекрасно слышал, что здесь обсуждалось: – скажи только честно, если мы тебе еще свои: это ты? – он буквально впился в Петровского глазами. Пару секунд тот молчал, а потом кивнул:

– Ну да, ты меня раскусил.

Фролов в ужасе округлил глаза и вжался в спинку дивана. Теперь ему стало по-настоящему страшно.

– Я не Костя, – продолжал тем временем Петровский, – я – жидкий терминатор, принявший его облик, знаешь про такого? Меня послали менты, чтобы я подобрался к вам под видом Костика и всех посадил… ну чего ты смотришь-то на меня? – Петровский опять очень зло ухмыльнулся и, пододвинув стул, сел.

– Ты же понял, о чем я, шутник! – Фролов наклонился к нему и понизил голос до шепота: – Алана ты замочил?

– Господи, как же вы меня все достали! – Петровский закатил глаза, – Фролов, ты туда же? Ты вообще соображаешь, какие вопросы задаешь? – он посмотрел на Дмитрия какими-то пустыми, буквально выцветшими глазами.

– Я соображаю, – хрипло прошептал Фролов, – а ты соображаешь?

– Фролов! – Петровский надвинулся на него, чем заставил еще сильнее вжаться в спинку дивана, – не забивай себе голову черт знает, чем. Ты реально считаешь, что я мог это сделать? – в его взгляде опять явственно считывалось безразличие, что теперь уже заметили все. Это было странно. И страшно одновременно. За эти годы они видели многое в этом взгляде. Такое, что их всех пугало: животный азарт, ярость, ненависть… но впервые в этом взгляде читалось безразличие. И от этого становилось совсем жутко…

– А я не знаю, Костик, – честно ответил Фролов, – на первом курсе ты запросто прессуешь «решал» с четвертого. На втором приходишь и облагаешь налогом наш ЦИТ. На третьем под твоим руководством разносят целый район… – он посмотрел Петровскому в глаза и очень тихо закончил: – одному дьяволу известно, на что ты можешь быть способен на четвертом…

– Вижу, про бога ты и не вспомнил, – Петровский со странной задумчивостью посмотрел куда-то в потолок, а затем вновь направил взгляд на Фролова и жутко, совсем неискренне ухмыльнулся: – а страшно, да, Фролов? Ведь впереди еще и пятый… – произнес он зловещим шепотом.

Повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь негромкой музыкой, игравшей в кафе. Пару секунд Петровский смотрел на притихших друзей. А затем откинулся на спинку стула.

– Так, если страшилки на ночь закончены, может, поговорим о делах? – он прищурил один глаз, – мне казалось, меня за этим позвали?

– Костик… – Соловей с озабоченным видом посмотрел на него. Все остальные тоже были крайне серьезны, – Костик, ты вообще в порядке? Извини, брат, но выглядишь хреново…

– Сплю плохо, – коротко ответил Петровский, – а как засну, кошмары. Чушь всякая. И опять эти гребаные пауки. Но вы же все равно не знаете, к чему они снятся… – он фыркнул, – короче, в порядке я, не выноси мозг. Фролов, у тебя там была какая-то идея, как нам выйти из финансовой задницы. Мы тебя внимательно слушаем…

Дмитрий окинул взглядом собравшихся и, посмотрев на Петровского, начал:

– Короче, Костик, смотри, у меня с недавних пор появился доступ в один архив нашего факультета. Тот, где хранятся дипломы студентов, начиная года с девяносто шестого, не меньше…

– Продолжай, продолжай, – Петровский закивал, показывая, что слушает. Остальные тоже внимательно смотрели на Фролова.

– В общем, прошел слух, что вскоре большую часть будут утилизировать, до какого года – не знаю, не спрашивай, – продолжал Дмитрий, обращаясь в основном к Петровскому, – бред, но даже дипломы под утилизацию будут подсчитываться ответственным лаборантом…

– Ну, почему же бред? – Петровский позволил себе перебить, – это делается, чтобы никто себе не прикарманил. Хороший диплом на черном рынке стоит от двадцатки. И это низший минимум, – он поднял взгляд, словно что-то подсчитывал в уме, – направление мысли я понял: хочешь на этом поживиться…

– Типа того, тема накладная, но реальная, – Фролов кивнул, – товар, конечно, не мгновенной реализации, но ближе к защитам могут уйти. ВУЗов в городе хватает, а в последнее время, так чуть ли не на месте каждой ПТУшной столовки открывается очередной частный ВУЗ. Костик, я понимаю, что рядом с тачками это мелочь, но если взять лаборанта в долю и спереть хоть с десяток… это шанс поправить положение, хоть немного. В нашей ситуации надо хвататься за любую ниточку! – он горящими глазами посмотрел на Петровского.

– Вектор у тебя верный, – хмыкнул тот, немного подумав, – но с десяток… да еще брать в долю какого-то лаборанта, лишние глаза и уши…

– А что его, грохнуть?! – Фролов зло посмотрел на Петровского, но через секунду, поняв, что сказал лишнего, замолчал.

– А сколько там, говоришь, дипломов? – спросил Петровский, задумчиво посмотрев на Фролова.

– Да очень много! – тот пожал плечами, – пятьсот штук, может и больше, я не считал…

– И ВУЗов в городе много, – проговорил Петровский, постепенно развивая мысль, – и в других городах много. И факультет управления есть почти в каждом, непонятно только, кем потом управлять… – он с ехидной усмешкой покосился на Фролова. Но тот проигнорировал колкость, его больше заботило то, куда вели мысли Петровского…

– Подожди, Костик, я сейчас верно улавливаю: ты хочешь шевельнуть добрую половину?! – Дмитрий вытаращил глаза, – да нет, брось, это палево! Конкретное палево!

– Нет, – Петровский покачал головой, – мы не будем красть половину дипломов, – он твердо посмотрел Фролову в глаза, – мы возьмем все.

В зале опять воцарилась тишина. Собравшиеся недоуменно смотрели на Петровского, не понимая, куда тот ведет. Дмитрий покачал головой.

– Я даже не буду говорить привычное в таких ситуациях «тебя заносит», – негромко произнес он, – но знаешь, Костик. Может, ты считаешь себя Аль Капоне, но ты уж точно не Коперфилд. Ты реально полагаешь, что они не заметят пропажи всех дипломов? И что они, по-твоему, понесут в утиль? – Фролов вновь покачал головой, стараясь жестом передать всю абсурдность услышанного.

– Только идиотом меня считать не надо! – отрезал Петровский, – я не совсем еще рехнулся, что бы вы все там про меня не думали. Конечно, просто так взять из архива все до одного диплома не получится, даже если спереть незаметно, поднимется буча, их будут искать… – он посмотрел на приятелей и в его взгляде мелькнул уже привычный нехороший огонек, – просто нужно создать ситуацию, в которой испарение дипломов не вызовет вопросов…

– Это какую же, например? – Фролов недоверчиво посмотрел на него.

– Пожар, – без предисловий заявил Петровский. Его зрачки сузились, он стал разглядывать ошеломленных приятелей, периодически ухмыляясь. Все молчали.

– И ты говоришь, что не окончательно рехнулся? – просипел Фролов, – Костик, ты вообще соображаешь? Какой, на хрен, пожар?! – он смотрел на Петровского с диким ужасом, одно веко Дмитрия дергалось. Приятель же был невозмутим.

– Такой, который уничтожит архив, – спокойно сказал Петровский, – со всем его содержимым. Фиктивным, конечно же, – хмыкнул он, – к моменту возгорания там не должно быть ни одного диплома. Так, какая-нибудь левая макулатура, чтобы создалось впечатление, что они все сгорели…

Он опять посмотрел на притихших приятелей.

– Костик, ты меня пугаешь! – это сказал уже Джамал.

– Странно, что тебя вообще что-то еще пугает! – фыркнул Петровский, – да что вы опять начинаете?! Я же не собираюсь спалить дотла весь корпус! Так, небольшой костерок, чтобы сгорел архив… ну, еще парочка прилегающих помещений во избежание лишних вопросов… – он опять нехорошо ухмыльнулся.

– Костик, это безумие! – прошептал Фролов.

– В который раз я уже это слышу! – протянул Петровский, – слушай, идея же была твоя! А сам первым и спрыгиваешь? – он одарил приятеля почти презрительным взглядом.

– Я не предлагал поджигать архив, – просипел Фролов, – я думал, пару дипломов сопрем, финансовое положение поправим и…

– Пару дипломов сопрем, положение поправим… – передразнил Петровский, – ладно, придется, вижу, кое-что объяснить, раз фишку вы совсем не рубите, – он опять окинул взглядом присутствующих, – ваши дела, ребята – дрянь! Да, ваши, не мои, не смотрите так на меня! – он яростно сверкнул глазами, – бизнесу с машинами – хана! А это был едва ли не основной источник большого и стабильного дохода! Что, у кого-то осталось много денег с вашей привычкой жить на широкую ногу? Сомневаюсь! И что дальше? Осталось три сессии. И все. Разбежимся, кто куда! Думаете, сможете с такой же легкостью решать вопросы, находясь вне ВУЗа? Поднимать такие же бабки, как раньше? Облом, ребята! – членораздельно заявил он, – «сеть», раз уж так повелось в народе, существует, пока мы все здесь. И все закончится с нашим уходом. И больше никогда уже не будет ни для одного из нас стабильным заработком. Никогда! И что дальше? – он прищурился, – я еще худо-бедно выплыву на кафешке. Фрола, думаю, предки куда-нибудь в теплое местечко, да воткнут… а остальные? Вы все! Что, разбредетесь по офисам да магазинам до конца жизни работать на дядю и сидеть на мелких зарплатах?! Или еще питаете иллюзии о головокружительных карьерах, а?!

Петровский переводил взгляд с одного члена компании на другого. Все молчали.

– Костян… – нерешительно начал Соловей, – как-то все это жестко, а…

– Жестко было бы плюнуть на вас и оставить все как есть, – отбрил Петровский, – а я пытаюсь придумать что-то, чтобы подогреть ваши задницы и в будущем, после того, как нас разбросает жизнь. Серьезно, вы ведь не думали, что мы навеки останемся вместе, будем крутить дела, один за всех и все за одного…

– Вообще-то, я думал, мы реально вместе, – обиженно пробурчал Фролов, – сплоченная команда. Друзья, в конце концов…

– До поры до времени! – жестко отрезал Петровский, – пока не разбросала жизнь. Да, Дима, так все устроено, к сожалению! Но я хотя бы не хочу, чтобы это время прошло даром, понимаете? А вы все сдрейфили… все это ради вас! – он с яростью посмотрел на приятелей.

– Костян, чего ты хочешь? – негромко спросил Асхат.

– Обеспеченного будущего, – ответил Петровский, – будущего, где никто ни от кого не будет зависеть! Сколько там дипломов? Сколько стоит один диплом? Как будет расти цена? Если поделить содержимое архива на пятерых, можно толкать их до конца жизни! Ну, или почти. Или вложить во что-то прибыльное, там уж только вам решать. Нужно только утереть сопли и решиться на серьезные шаги! – закончил он.

Фролов опять покачал головой. Асхат и Джамал молчали. Соловей пристально посмотрел на Петровского.

– Костик, в пожаре могут пострадать люди, – тихо сказал он, – и даже погибнуть…

– А могут стать жертвой маньяка, – хмыкнул Петровский, – или того кирпича, который падает на голову. Я думал, Леша, ты-то научился разграничивать своих и чужих…

– Это жесть, – Фролов опустил голову, – это реальная жесть…

– Ты не видел реальной жести, Дима, – надменно произнес Петровский, – и буду рад, если никогда не увидишь. И, кстати, в отличие от остальных у тебя нет возможности соскочить…

– Это еще почему?! – Фролов разозлился, – а если я прямо сейчас пошлю тебя подальше? Что ты сделаешь, а? Убьешь меня?! – он агрессивно подался вперед. Прежний страх на мгновение сменился яростью от самоуверенности Петровского, который сейчас сидел и ухмылялся ему в лицо.

– Не понадобится, Димка! – Петровский взял со стола нож и двусмысленно почесал им затылок, – ты и сам не захочешь соскакивать. Потому что не сможешь вернуться к прежней жизни мажора, – он издевательски улыбнулся Дмитрию, – опять зависеть от предков… нотации от матери, пистоны от отца… нет, Дима, ты не захочешь к этому возвращаться! Эта жизнь больше не для тебя…

– Есть еще общак, – хмуро напомнил Фролов.

– И как быстро ты сольешь свою долю?! – насмешливо осведомился Петровский, – и, кстати, она на четыреста штук меньше, чем у остальных! Да-да, я о твоем «мерине», не смотри на меня так! Был уговор, ты с ним согласился, бабки не внес, вписался отдать из доли… не так было? – он с интересом посмотрел на Фролова.

– Так было, – тихо ответил тот, – я и не ожидал, что ты что-то способен прощать…

– Не ной! – Петровский поморщился, – хотел подарок – надо было просить тогда. А дал слово – будь мужиком держать… – он опять посмотрел на всех остальных, – короче, вам решать, кто вы, хищники или дичь. Только учтите, что дичи в этой жизни не добиваются ничего. Их жрут! – закончил Петровский, скрипнув зубами.

В который раз за сегодняшний день повисла тишина. Петровский, наслаждаясь произведенным эффектом, развалился на стуле и с интересом смотрел на своих однокашников.

– Даже если все так, – нарушил тишину Джамал, – как ты хочешь это все реализовать? Ты вообще в курсе, что такие вещи расследуют? И намеренный поджог установят. И будут искать тех, кто его совершил, – он выразительно посмотрел на Петровского.

– Техническая часть не должна вас беспокоить, – ответил тот, облокотившись на стол, – все объясню поэтапно, если вывалю сразу, у вас голова заболит! – он усмехнулся, – но поверьте, там комар носа не подточит! Короче, думайте, господа. Времени у вас до вечера. Если вы хищники – нам по пути. А если дичи… – он посмотрел на приятелей нехорошими глазами, – тогда нам с вами больше не о чем разговаривать.

С этими словами он поднялся и быстрым шагом покинул кафе. Пораженные приятели проводили его взглядами.

– Он сошел с ума, – тихо произнес Фролов.

– Тоже заметил?! – с сарказмом воскликнул Соловей.

– Это «нет»? – Джамал сурово посмотрел на них обоих. Фролов в свою очередь изумленно уставился на него.

– А ты что, хочешь участвовать?! – проговорил он.

– Да, – Джамал коротко кивнул, – я как-то пообещал, что пойду до конца. А слово надо держать. И да, Костян прав, надо, наконец, определиться, кто мы такие. По-моему, черта уже давно перейдена. И что, будешь каждый раз рожать кирпичи? – он посмотрел на Фролова почти так же недобро, как смотрел Петровский. Тот лишь вздохнул и перевел взгляд на Асхата.

– А ты что молчишь?

– А у меня выхода нет, – негромко произнес Асхат, меланхолично глядя в окно, – не хочу остаться без копейки и без работы, что мне, похоже, светит. Как и большинству. Я в деле…

Джамал вопросительно посмотрел на Фролова и Соловья. Те переглянулись.

– Да пошло оно все! – рявкнул Фролов, – да, мать вашу, я подписываюсь, в натуре, дальше-то уже и некуда! Мертвее не будем, дальше зоны не отправят, чего уж там, топтать вас всех! Пойду покурю, надоели уже! – он резко поднялся из-за стола. Соловьев проводил его взглядом и повернулся к Джамалу с Асхатом, сверлившим его выжидающими взорами.

– А что вы на меня смотрите? Я как все! – он пожал плечами и отхлебнул из своего бокала.