Текст книги "Ловушка для стервятника"

– И еще вот что… – продолжил Круглов. – Даю вам месяц, чтобы покончить с бандой «Стервятники». Если в течение этого срока преступники не будут найдены и наказаны, вам придется отвечать за это лично. А теперь можете быть свободны!

Дождавшись, когда полковник Ченборисов выйдет из кабинета, Сергей Никифорович взял телефонную трубку, поднес ее к уху и произнес:

– Соедините меня с первым секретарем Татарского обкома КПСС Муратовым Зиннатом Ибятовичем.

Глава 27
Неожиданный свидетель

С утра состоялся трудный разговор с начальником УГРО города майором Абрамом Борисовичем Фризиным, напрямую обвинившим отдел ББ в бездействии (видно, крепко ему начальство хвост накрутило). Не особо выбирая слова, принялся распекать:

– Банда «Стервятники» до сих пор не обезврежена. Мало того что они не пойманы, так преступники с каждым разом все более звереют и становятся все более жестокими при полной бездеятельности целого отдела!

Выслушивать подобные тирады было крайне тяжело (да и справедливости в них было мало), майор Щелкунов дважды пытался возразить, но майор Фризин резко обрывал его вступления и добавлял, что дисциплина в отделе резко пошатнулась (будто и не было между ними никакой дружбы – рубил буквально сплеча) и следует подумать о кадровой политике, а возможно, об увольнении некоторых «персонажей». Только когда всецело выкипел и к сказанному уже нечего было добавить, Абрам Борисович устало произнес:

– Виталий, ну ты сам все понимаешь не хуже меня… Если мы этих гадов не поймаем в ближайшие дни, так нас попрут отсюда поганой метлой! Никто даже не вспомнит наши былые заслуги.

Виталий Викторович едва кивнул и столь же безрадостно ответил:

– Знаю, товарищ майор, и делаю все возможное, чтобы поймать преступников.

– Вот и хорошо, – отозвался Фризин и вышел из кабинета.

Оставшись в одиночестве, Щелкунов должен был ощутить чувство облегчения, однако оно не наступало. «Фризина тоже можно понять, ему достается куда крепче – чем выше находишься, тем ветры сильнее! Все по делу говорил, тут не придерешься. Плохо работаем – еще три убийства по улице Нагорной. Сам хозяин Фаттах Кашафутдинов, его внучка и племянница. И опять “Стервятники”! Почерк тот же: бандиты проникают через окно, грабят квартиру и, чтобы уничтожить следы преступления, поджигают дом. Но в последнее время убийцы стали допускать ошибки. Экспертиза показала, что на Суконной слободе и в доме у Тузова стреляли из одного оружия, а именно из пистолета марки “вальтер”. Удар бойка, кроме приметной вмятины, оставлял едва заметную царапину на гильзе».

«Где же ниточка, за которую можно было бы потянуть и размотать весь этот преступный клубок? – размышлял Щелкунов. – Эх, Валентин, если бы не твоя досадная оплошность в доме Тузовых, то остальные убийства могли бы и не произойти, да и старые преступления удалось бы распутать. Сейчас мы бы допрашивали преступников вот в этом самом кабинете. Теперь же придется начинать все с самого начала: искать улики, выявлять возможных свидетелей, разрабатывать возможные версии. Собака на месте убийства семьи Кашафутдиновых отказалась брать след преступников – видно, сыпанули табак, понимая, что будет привлечена ищейка. Однако отъезжали бандиты на легковой машине. И подтверждение тому – рядом с ограбленным домом обнаружены следы протекторов, скорее всего, “Победы”. Соседи тоже утверждают, что слышали звук отъезжающей машины. За последние полгода заявлений об угоне легкового автомобиля “Победа” не поступало. Следовательно, легковушка имеет какого-то хозяина, которого следует установить. Но по следам протекторов видно, что шины совершенно новые, на них нет ни рубцов, ни порезов, ни каких-то трещин или потертостей, по которым можно было бы идентифицировать шины, а значит, поиск хозяина “Победы” усложняется».

Майор Щелкунов неторопливо и привычно разминал пальцами папиросу. После этой нехитрой процедуры дым ему казался ароматнее. И сам он в эти минуты будто бы становился уравновешеннее и мудрее.

Виталий Викторович чиркнул спичкой о коробок, и всполохи ярко вспыхнувшего пламени осветили углы большого кабинета, успевшего потонуть в вечерних сумерках. Сделав глубокую затяжку, он невольно прикрыл глаза – после долгого воздержания табачный дым кажется особенно сладким.

В дверь коротко постучали, и тотчас в комнату вошел капитан Рожнов.

– Товарищ майор, тут ко мне один капитан из десятого отделения пришел, участковый, но я думаю, что лучше вам с ним поговорить.

– Хорошо, пусть заходит.

Виталий Викторович вдавил в край пепельницы папиросу, и она, податливо изогнувшись под его сильными пальцами, протестующе брызнула напоследок красным огоньком, а потом и вовсе переломилась.

Вновь стук в дверь – на этот раз негромкий и нерешительный. Майор Щелкунов предложил:

– Проходите!

Вошел высокий ссутулившийся капитан милиции, чем-то отдаленно напоминавший нашкодившего подростка. На правой стороне груди два боевых ордена: Отечественной войны II степени и Красной Звезды, на левой – медаль «За отвагу». Виталий Викторович, поднявшись из-за стола, протянул руку.

– Капитан Медведев, – представился вошедший.

– Майор Щелкунов. Присаживайтесь. У вас ко мне серьезный разговор?

– Именно так.

Вошедший присел в жесткое кожаное кресло. Капитан с интересом взирал на Виталия Викторовича, а Щелкунов не торопил посетителя. «Пусть осмотрится. Пообвыкнется. Легче будет вести беседу».

– Много о вас хорошего слышал, Виталий Викторович, – наконец заговорил капитан Медведев, – но вот никак не думал, что придется к вам заглянуть. А я ведь к вам пришел по поводу убийства семьи Кашафутдиновых.

– Слушаю вас, – доброжелательно произнес майор, доставая лист бумаги.

– Не мог сразу приехать, в Верхнеуслонский район меня отправили, дезертиры там объявились, а у меня боевой опыт, вот меня и привлекли… Так вот, семью Кашафутдиновых я знаю давно, – неторопливо начал он. – Я участковый уполномоченный, на моем участке они проживали лет десять. Еще до войны переехали… – Виталий Викторович едва сдержал разочарование. «Ах вот в чем дело… Простая отчетность! Ведь с ним, как с участковым, так и не удалось поговорить после убийства, решил проявить инициативу и прийти сам. А я-то полагал, что будет нечто посущественнее».

Не замечая потускневших глаз майора Щелкунова, капитан Медведев продолжал тем же монотонным голосом:

– Семья у них была очень дружная, работящая. Глава семьи – старик Фаттах-абый Кашафутдинов, большой труженик, надо сказать. Два сына у него в сорок первом погибли, один на Ленинградском фронте, другой – на Волховском. Тогда из Татарской автономной республики именно туда призывали. Я тоже на Волховском воевал. – Лицо капитана на минуту напряглось, после чего он не без труда выдавил: – Та еще мясорубка… Вот старик Кашафутдинов всем домом и заправлял. Народу, бывало, к ним из деревни очень много приезжало, так он всех примет, накормит, обогреет. Никому не отказывал! Вот такой он был старик… Многих его близких родственников я по именам помню.

– Значит, вы с ним дружили? – уточнил Виталий Викторович, записав сказанное.

– Можно и так сказать… Заходил иной раз к старику по службе, иногда по дружбе, на чашку чая. Поговорить о том, о сем… Интересный он был старик, много знал, много умел, а какой был шутник! Иногда я в шутку ему говорил: «Фаттах-абый, вам бы в театре работать», а он только смеется.

– Вот вы сказали, что по службе заходили, были какие-то причины для беспокойства?

– Были, – согласился участковый. – Ведь на его дом и раньше покушались, но как-то все обходилось. То сарай ограбят, то урожай унесут. Иногда он сам выходил с ружьем, пугал непрошеных гостей. Выстрелит в воздух – ворье и разбегается. В последние годы жулья очень много развелось… И вот за день до убийства Кашафутдиновых я тоже к нему зашел.

– Была какая-то причина?

– Именно что была! Поступили сигналы, что вокруг его дома какие-то подозрительные типы шастают. Слобода – это ведь большая деревня. Чужие люди сразу приметны… Вот я и зашел к нему, чтобы разузнать, все ли в порядке, ну и предупредить, конечно, о подозрительных личностях… Когда я к нему пришел, у него в доме двое гостей были: первый лейтенант милиции, а второй молодой электрик. Проверяли электропроводку в доме. На первый взгляд в них не было ничего необычного, вели себя спокойно… А вот после убийства Кашафутдиновых без конца прокручиваю в голове эту случайную встречу, и чем больше я о ней думаю, тем меньше эти гости мне нравятся. Я вам больше скажу, – подался вперед капитан, как если бы действительно хотел сообщить Щелкунову нечто особо важное, – неслучайно эти люди в доме появились! Вспомнилось мне еще, как они между собой переглянулись, когда я в комнату вошел. Для них мое появление было явной неожиданностью. Потом этот лейтенант как-то быстро засобирался, и они ушли. Еще тогда в их поведении мне что-то показалось подозрительным. Хотел я его порасспрашивать, а этот лейтенант как-то неожиданно сунул мне руку на прощание и вышел.

– Вы могли бы описать этих гостей? – стараясь скрыть нарождающееся волнение, спросил майор Щелкунов. «Неужели сдвинулось, столько ищем этих бандитов, и тут первый свидетель, который увидел их буквально лицом к лицу».

Капитан призадумался:

– Попытаюсь вспомнить… Лейтенант был немного выше среднего роста, – поднял Медведев ладонь, показывая, какого именно роста был незнакомец. – Крепкий. Плащ на нем был легкий, погоны лейтенанта. Фуражка на голове. Звездочка на фуражке затертая была, это я как-то сразу отметил. Было видно, что не первый год ей. Потом что еще… Полевая сумка-планшет в правой руке. Явно не первый год ее носит, видно, еще с войны. Поцарапанная кое-где, потертая. Сапоги на нем офицерские были, хорошо надраенные, чувствуется, что за своим внешним видом он тщательно следит.

– Какое у него было лицо? Полный он был или, наоборот, худой?

– Худым я бы его не назвал, но и полным не назовешь. Обычный. Отталкивающего в нем ничего не было. Даже наоборот, его внешность вызывала симпатию. Правильный овал лица. Может, лицо слегка вытянутое, или мне так показалось.

– Может, вспомните, какой у него был нос? Глаза? Брови? – настаивал майор Щелкунов, продолжая записывать показания на листе бумаги.

– Брови у него были густые, прямые. Это я вам точно могу сказать, я на них как-то сразу обратил внимание. Если они не срастались на переносице, то были близки к этому. Нос тоже правильный, прямой. То, что касается глаз, не могу вам точно ответить. Пытался поймать его взгляд, но так и не сумел, мне показалось, что он косил на один глаз, но вот только я никак не могу припомнить, на какой именно.

– Очень полезная информация.

– А так никаких физических недостатков я больше не заметил. Шел он уверенно, спина прямая. Я бы даже сказал, что своей осанкой он больше походил на кадрового офицера. Вроде бы больше и сказать-то нечего.

– А как выглядел второй?

– На второго я даже внимания не обратил. Помню, что роста он небольшого. Одет в какую-то рабочую спецодежду.

Разговор был исчерпан, Щелкунов аккуратно сложил листы бумаги.

– Распишитесь, пожалуйста, – попросил майор.

Пробежав глазами текст, капитан Медведев расписался.

– Хотел у вас спросить… А медаль «За отвагу» вам на Волховском фронте дали?

Капитан насупился, а потом вдруг по-мальчишески добродушно улыбнулся:

– Понимаю, о чем вы подумали. Два боевых офицерских ордена, а вместе с ними медаль для рядового и сержантского состава «За отвагу»… В штрафбате медаль получил. За что туда попал, не спрашивайте, не скажу… А за что медаль получил – отвечу. Я был шестым, кого отправили уничтожить пулеметную точку. В общем-то, на смерть шел. Мне повезло: и пулемет гранатой взорвал, и в живых остался. Офицерское звание и орден мне вернули, тогда у меня только орден Красной Звезды был. А другой орден я уже в феврале сорок пятого получил.

Щелкунов поднялся и протянул капитану руку.

– Спасибо за помощь. Думаю, что ваши показания нам еще понадобятся. Вы, надеюсь, не будете возражать, если мы вас пригласим для уточнения каких-то данных.

Капитан Медведев ответил крепким рукопожатием:

– Конечно вызывайте, всегда рад буду помочь следствию. Дело-то у нас общее!

Виталий Викторович подошел к сейфу, вытащил из него папку, помеченную «Стервятники», и уложил в нее несколько исписанных листов.

Глава 28
Всем стоять! Милиция!

Барабаев с Петешевым появились у Василия Хрипунова уже на следующий день.

– Какова хрена вы здесь делаете?! – невольно выругался он, увидев на пороге неожиданных гостей. – Сказано же вам было, выжидаем неделю, потом я вас сам найду! Сейчас нас по всей Казани ищут!

– Нам что, обратно, что ли, идти? – недовольно протянул Петешев.

– Черт с вами, проходите, если пришли, – не стал Василий держать на пороге гостей. – Что там у вас опять стряслось? Ну не можете вы жить тихо, вечно какие-то приключения ищете!

Прошли в квартиру. Надежда, увидев гостей, лишь сдержанно поздоровалась и ушла в другую комнату.

– Тут вот какое дело, Большак, – вдохновенно заговорил Алексей Барабаев, – я вчера мимо третьего хлебозавода проходил, что на Калуге, ну он рядом с оврагом, бараки там еще стоят…

– Знаю, где хлебозавод, – раздраженно оборвал Хрипунов, – дальше рассказывай. Что там у тебя?

– За теми бараками сараев понастроили. Так вот, в одном из сараев я свинью увидел. Здоровущая! Мне кажется, она килограммов на сто пятьдесят потянет, а то и больше! Ты представляешь, сколько мяса может быть?

– И сколько? – раздраженно поинтересовался Большак.

– Килограммов сто как минимум! Это сколько же денег можно заработать!

– И что ты предлагаешь? – вяло спросил Хрипунов.

– Этот сарай из бараков не видно, он в сторонке стоит. Если вечерком за свиньей подойдем, так нас никто и не заметит.

– И как ты собираешься этого хряка забивать? Он такой визг поднимет на всю округу!

– Это я беру на себя, – неожиданно вступил в разговор Петешев. – Приходилось мне свиней забивать. Тут главное – тесак большой, чтобы до сердца достать и точно нужно попасть. Если все правильно сделать, так свинья сразу и сдохнет.

– И на чем ты предлагаешь этого здоровенного хряка перевозить? – лениво спросил Хрипунов. Высказанная идея нравилась ему все больше. Главное, чтобы этот хряк свинью большую не подложил!

– На телеге можно привезти, а можно и ручную тележку взять. Это я организую! Рядом с хлебозаводом магазин сельхозпродукты стоит, а в нем мой кореш близкий грузчиком работает. Одну такую тележку мы можем взять. Он мне не откажет. Свинину тоже можно у него на складе припрятать, а потом порубим хряка на куски и перетаскаем мясо к себе. Пару килограммов свинины ему оставим за тележку, он прослезится от радости!

– А тележка эта, наверное, на всю округу скрипит, – усмехнулся Хрипунов. – Хочешь, чтобы нас с поличным загребли?

– Я ее смажу, – с азартом заверил Барабаев, – а где нужно, так я еще и тряпками перевяжу, чтобы не бренчала!

– Откуда у тебя столько энергии, Бабай?

– Деньги мне нужны, Большак! Нужно о будущем думать.

– А будет ли оно у тебя, это будущее? – неожиданно спросил Большак.

Бабай нахмурился.

– Ладно, не строй мне рожу… Хорошо, план принимается, пусть так и будет, – вдруг согласился Василий. – Если этот хряк такой беспризорный, так мы его заберем. Этой же ночью и пойдем! Где-нибудь часа в два мы с Петром подойдем… Тележку подкатишь поближе к этому сараю. Ну а ты тесак возьми подлиннее, – посмотрел он на Петешева.

– За мной не заржавеет, – широко заулыбался Петр.

– Пока на кураже и пока нам фарт благоволит, надо действовать… Не всегда нам будет везти, когда-нибудь с этими делами и завязать придется. А если в руки само идет, так чего же от него отказываться? Стволы не забудьте прихватить, мало ли чего… А теперь проваливайте! Голова трещит, мочи нет! Отлежаться мне нужно! Петух, ты о пасечниках не спрашивал? Есть кто у тебя?

– Вася, как-то вылетело из башки. Но поспрошаю обязательно.

* * *

Ближе к вечеру Хрипунов зашел к теще, которая встретила его радостными восклицаниями:

– Зятек пришел! Радость-то какая большая! Чего же ты, как неродной, у порога топчешься? Проходи, Васенька, проходи, дорогой! – засуетилась Ксения Богаткина. – Может, щей отведаешь? Наваристые получились. У меня и водочка для такого случая припасена.

Крепкая, румяная, хорошо сбитая, боевая и разбитная Ксения выглядела значительно моложе своих сорока пяти лет. Поговаривали, что с Еремой, мясником с колхозного рынка, ее связывали романтические отношения. Во всяком случае, без видимой причины Ксения нередко задерживалась на рынке и возвращалась слегка хмельная и невероятно довольная. Возможно, что слабохарактерный Иван, не чаявший души в жене, знал о ее некоторых женских слабостях, но никогда не требовал от жены объяснений, опасаясь потерять ее.

– Водочка, говоришь, – потер Василий в задумчивости подбородок. На ближайшие пару часов у него были совершенно другие планы, но устоять против такого соблазна он не сумел. – А давай!

– Сейчас я Ваню позову, чтобы тебе не так скучно было, – сказала Ксения и вышла во двор.

Хрипунов отошел к порогу, нагнулся и легко отодвинул одну из половых досок, под которой был оборудован тайник. Здесь, помимо прочих инструментов и приспособлений – клещей, домкрата, соляной кислоты, топора, – лежали три пистолета. Достав вальтер, он сунул его в карман.

Вошел тесть с бутылкой в руках, уже немного пьяненький, и радушно распахнул объятия.

– Дай я тебя обниму, дорогой мой зятек! Ксения для нас сейчас малосольных огурчиков набирает, мясцо нарезает, – тиснул он Василия за плечи. – По-родственному…

– Что это тебя вдруг запарило? – спросил Василий, освобождаясь от объятий.

– Вижу, не по душе я тебе. Да и ты мне, если разобраться по-хорошему, не очень… Даже не знаю, почему тебя моя дочура так любит. Да и Ксения перед тобой стелется, словно перед барином каким-то, – хмыкнул Дворников.

– А ты сам кто будешь? Ты – брус шпановый! У вас едва ли не каждый день застолье, по двадцать человек собирается, и все на мои деньги гуляете, – хмуро сказал Василий. – И ведь на всех хватает, на всех ваших родственников. Никто без куска хлеба не остается. Никто из них даже не спросит, откуда такое добро на голову свалилось.

– Конечно, я тебе благодарен…

– Вот только твою благодарность на сберкнижку не положишь.

Распахнув дверь, в комнату вошла Ксения, держа перед собой поднос, на котором в больших широких тарелках лежал нарезанный хлеб, малосольные огурцы, копченая свинина, в глубокой миске квашеная капуста.

– Что вы такие смурные? – весело поинтересовалась хозяйка. – Настроения, что ли, нет? Так выпейте по сто грамм, и сразу на душе повеселее сделается! Капусточку на рынке взяла, обязательно попробуйте! Так и просится сама в рот, – расставляла хозяйка на столе тарелки. – Там тетя Настя торгует, она всегда мне ее оставляет. Огурчики славные получились. Маленькие, хрустящие, а какие вкусные! – закатив глаза, протянула женщина. – Ладно, побежала я, у меня еще дел по двору полно!

Открыв бутылку водки, Дворников разлил ее по стаканам.

– Вот оно, значит, как получается… Решил куском хлеба меня попрекнуть. Не ожидал я от тебя такого, Василий, – неодобрительно покачал он головой. – Вот только этот кусок хлеба мне порой поперек глотки встает, когда я подумаю, как он тебе достался!

– За метлой следи! Раньше тебе это нравилось, – усмехнулся Хрипунов, ухватившись за стакан. – Жрал и пил и даже не вякал. А теперь вон как разгавкался! А ведь ты тоже с нами бывал. Или, может, тебе память освежить? Моисея Заславского молотком ты ведь по затылку саданул, а потом уже мертвого в подпол сбросил.

– Ночами порой не сплю, как вспомню об этом, – хмуро обронил Иван Дворников, – и все думаю, как же это так могло получитьс… Я ведь четыре года воевал, но вот такого зверства, что ты здесь вытворяешь, за всю войну не видывал. На войне ведь все честно было: или ты фрица, или он тебя! А тут ведь свои же люди… Советские. Чем они перед нами виноваты? Бывает, немца на улице пленного встретишь, так еще и краю хлеба ему всунешь. Вот так русский человек устроен! И никакой злобы к нему не испытываешь. А тут со своими поступаешь хуже, чем с врагами какими-то… В Германии наша часть в Потсдаме стояла… Километрах в двадцати от Берлина. Детишки там чумазые бегали, все есть у нас просили. Так мы им из своей полевой кухни полные миски каши накладывали и радовались, что у них аппетит такой хороший! А то, что я делал, так до конца своей жизни у покойников буду прощения просить… Не буду я с тобой чокаться, дорогой ты мой зятек, и здоровья желать тебе не стану! Разные мы с тобой.

Выдохнув, Иван Дворников выпил водку, а острый кадык на его тощей шее ритмично отсчитывал каждый глоток. После чего он аккуратно поддел вилкой шматок квашеной капусты и с аппетитом заработал челюстями.

– И сам вижу, дорогой ты мой тесть, что разные мы с тобой. Что-то пить мне расхотелось. Не пошла нынче водочка, может, как-нибудь в другой раз. – Аккуратно, так, чтобы не пролить содержимое, Василий поставил стакан с водкой на стол. – Хочу тебе свининки сегодня принести, порадовать. Знаю, как ты к ней неравнодушен. Идти надо… Может, завтра утром и принесу.

Хрипунов поднялся из-за стола и, не взглянув на Дворникова, вышел через распахнутую дверь. Увидев в углу двора Ксению Богаткину, ссыпавшую курам зерно, попросил:

– Теща, отрубями не поделишься?

– Зачем они тебе? – удивленно повернулась к нему хозяйка. – У вас же и свиньи-то нет?

– Да вот свинью хочу украсть, чтобы тебя свининкой угостить. Холодец потом сделаешь!

– Ну ты и сказал! – рассмеялась Ксения.

– Ну хорошо, правду скажу… Свинью мне должны привезти, а отрубей нет. Давно хочу свинью завести. Бывает, остается что-то после обеда, так выбрасываешь. А тут свинье будем скармливать.

– Хозяйственный ты, как я посмотрю, – поддержала зятя Богаткина. – Котомка-то есть у тебя какая-нибудь плохенькая, чтобы отруби сложить?

– Не взял. Положи в какой-нибудь мешок.

* * *

Вечером после дождя значительно похолодало, а ближе к полуночи стало холодно и ветрено. Хрипунов почувствовал, что изрядно продрог. Постояли неподалеку от бараков, выглядевших в темноте совершенно нежилыми, а потом зашагали к сараям, стоявшим в глубине двора.

– Который из них? – спросил Василий Хрипунов.

– А вот тот… дальний! – указал рукой Алексей Барабаев на высокий крепкий сарай, стоявший немного в стороне от других.

Неожиданно в одном из окон барака вспыхнул тусклый желтый свет. За занавеской промелькнула чья-то размазанная тень.

– Обождем немного. Не спится кому-то.

Минут через десять свет в окне погас и двор вновь погрузился в глубокую темноту. Большак скомандовал:

– Пошли! Только по-тихому.

Подошли к сараю. Осмотрелись, вроде бы ничего настораживающего. За дощатой дверью послышалось веселое похрюкивание. Глянув в щель, Барабаев изрек:

– Здоровенный хряк! У самой двери топчется. Видно, думает, что мы ему жрать принесли. Знатный холодец получится!

Петешев потрогал висячий замок. Держится крепко, просто так не отпереть. Достал из-под полы коротенький ломик, просунул его в кольцо и, поднатужившись, попытался сорвать замок.

– Никак, зараза! Крепко они его присобачили.

Увлекшись дверью, они не заметили, как из барака вышел молодой мужчина, покурил на лавке, спрятанной в глубине насаждений, а потом, когда глаза привыкли к темноте, через сплетение густых веток он рассмотрел у сарая силуэты людей.

Затушив папиросу и стараясь не привлекать к себе внимание, он незамеченным пробрался вдоль барака, завернул за угол и побежал в сторону хлебозавода. Поздно вечером и в ночные часы в качестве усиления охраны там обычно присутствовал участковый уполномоченный.

– Застал! Слава тебе господи! – распахнув дверь, заговорил мужчина, стараясь отдышаться. – А то уже не знал, что и делать! Воры у моего сарая толкаются! Дверь хотят открыть. Трое их! А там свинья у меня, украсть ее хотят!

Шестидесятилетний участковый уполномоченный повернулся к сторожу и поторопил:

– Михеич, хватит чаевничать! Давай, звони в отдел! Пусть наряд милиции высылают!

– Это я мигом! – охотно откликнулся семидесятилетний дед, хватаясь за трубку.

– А мы попробуем задержать этих воришек! Не на тех напали! – Повернувшись к мужчине, бросил: – Пошли давай! Показывай, где они!

* * *

Наконец кольцо не выдержало и лопнуло – в воздухе раздался звук стали.

– Готово! – с облегчением произнес Петешев, приоткрывая дверь.

Хрипунов вошел внутрь, распахнул мешок с припасенными отрубями и подставил его свинье. А когда животное доверчиво потянулось на острый запах рылом, он ловко накинул ей на голову мешок.

– Даже не пискнула! – удовлетворенно отметил Хрипунов. – Петух, где ты там со своим тесаком?!

Он выглянул из сарая и тут увидел, что прямо к ним бегут двое мужчин, один из которых был в милицейской форме. Неожиданно они приостановились и зашагали размеренным шагом. «Везет же мне в последнее время на милицию! – чертыхнулся Хрипунов и сунул руку в карман, где лежал вальтер. – Что ты тут будешь делать! Чувствовала моя душа, что не следовало идти! Свининки ему свеженькой захотелось! Расхлебывай теперь!»

Петешев вышел из-за сарая и тоже заметил милиционера с гражданским, направлявшихся в их сторону.

– Петух, – негромко обратился Хрипунов к Петру. – Не крути башкой. Веди себя спокойно. Ствол при тебе?

– Не взял, – негромко признался Петешев. – Вроде бы дело-то простое.

– Вот и накаркал! К нам менты чапают. Как отбиваться будешь?

– Может, на срыв?

– Слушай меня… Я поворачиваюсь к ним и стреляю. И тут же идем на срыв!

Из глубокого полумрака сарая до Хрипунова донесся восторженный возглас Барабаева:

– Здоровенная свинья! Нужно было тележку поближе подкатить!

– Дурень зеленый, – вполголоса проговорил Хрипунов, – выходи из сарая, сюда мусора идут! На срыв пойдем. И дернуло меня идти с вами! Жадность фраера сгубила, так ведь говорят… Вот и расхлебывай! Говорил же, что на дно нужно залечь!

Боковым зрением Большак наблюдал, как милиционер прибавил шагу, оставляя гражданского немного позади, а потом раздался его властный и резкий голос:

– Что вы там делаете у сараев?! Всем стоять! Милиция!

Хрипунов повернулся к уполномоченному участковому и, не вынимая ладони из кармана, выстрелил ему в грудь. Милиционера тряхнуло, словно бы от сильного удара, потом он сделал вперед один неуверенный шаг, затем другой, столь же нетвердый, и завалился на бок. Второй мужчина в страхе попятился. Хрипунов опять нажал на спусковой крючок, и мужчина, словно сбитая кегля, рухнул на землю.

– Все! Уходим! – выкрикнул Хрипунов и через густые кусты бросился к дороге.