Текст книги "Ловушка для стервятника"

Глава 48
Чудовищная провокация

Петешев с Хрипуновым пересеклись во внутреннем дворике тюрьмы в час прогулки. Отошли в сторонку подалее от остальных заключенных и раскурили одну папиросу на двоих.

– В Казань прибыл целый десант прокуроров из Москвы, двое из них – помощники самого Генерального прокурора. Один из них два дня назад был на моем допросе, все глазками меня сверлил из своего угла, – негромко произнес Василий Хрипунов, пустив дымок вверх – прямиком в металлическую решетку из толстых прутьев.

– И что с того? – хмуро поинтересовался Петр Петешев, явно не расположенный к разговору.

– Проверяют, законно ли они ведут следствие.

– Откуда знаешь?

– Случайно разговор двух следаков услышал. Я вот что предлагаю, нужно казанских следаков скомпрометировать! Пусть передерутся между собой! Иначе нам не выжить!

– И что ты предлагаешь сделать?

– Когда следаки из московской прокуратуры будут допрашивать, говори, что тебя били, истязали, морально давили! Нервы мотали! Заставляли брать на себя всякую мокруху! Если, дескать, не возьмешь на себя убийство, так в камере завалят! Иди в отказ! Скажешь, что суда все ждал, чтобы от всего отказаться! А главный у них – майор Щелкунов, это он заставлял всех задержанных бить. А еще бумагу надо написать на имя Генерального прокурора. И я такую «телегу» тоже напишу… Пока москвичи здесь, вряд ли казанские следаки рискнут ее куда-то упрятать. Уловил?

– Кажись, уловил, – широко заулыбался Петешев.

– Прогулка закончена, – произнес надзиратель.

– Эх, не докурил, – с сожалением протянул Хрипунов. – Сейчас вертухаи в хату погонят.

* * *

Утром на стол Государственного советника юстиции 1-го класса Бардина легло «заявление» от обвиняемого Хрипунова, в котором он утверждал, что все признания из него выбивали с помощью рукоприкладства. Опасаясь за свою жизнь, он был вынужден оговорить себя. К «заявлению» была прикреплена справка из «следственного дела».

Интересный получается расклад…

В деле Хрипунова имелось много несуразностей и неясностей. Одна из которых связана с его ранением на фронте. В сорок четвертом он получил тяжелую контузию на фронте, не позволяющую даже держать в руках оружие, а тут его ставят начальником охраны и в подчинение ему дают нескольких человек с оружием. Такое назначение без протекции получить невозможно.

Осталось выслушать противоположную сторону. Вызвав к себе дежурного, Бардин приказал:

– Приведите ко мне арестованного Хрипунова.

Вскоре в его кабинет двое дежурных привели обвиняемого Хрипунова. Один из них встал перед дверью в коридоре, а другой занял место у порога.

– Присаживайтесь… – Когда Хрипунов присел на стул, Бардин заговорил: – Я тут прочитал ваше заявление, в котором вы жалуетесь на следователей и оперативных работников, и, как прокурор, не могу на него не отреагировать. Вы утверждаете, что во время допросов вас били?

– Именно так, гражданин начальник. По лицу старались не бить, соблюдать социалистическую законность, а вот по печени и по почкам, так это от души лупили! Неделю по малой нужде кровью ходил!

– Я присутствовал на допросе, когда вы признали свою вину в убийстве семьи Заславских. Вас признали свидетели… Нет никаких сомнений в том, что именно вы со своей бандой совершили эти преступления.

Поерзав на стуле, Василий Хрипунов уныло заговорил:

– Не без греха я, конечно… За свои дела могу отсидеть, не обидно будет. Но чего же на меня чужую мокруху вешать! Вон, на Подлужной старуху со стариком убили, золотишко у них имелось, так майор Щелкунов говорит: «Тебе все равно сидеть, грехов за тобой много, а вышку все равно отменили. Максимум, что тебе дадут, так это двадцать пять лет. Два убийства возьмите на себя, а я вам в тюрьме жизнь сытую устрою, не хуже королей жить будете!»

– Ну а вы что?

– А я ему говорю, что не стану этого делать, у меня своих грехов предостаточно! Тогда он надавал мне по мордасам и сказал, чтобы я в камере посидел и подумал, потому что в следующий раз хуже будет.

– И что было в следующий раз?

– А ничего хорошего! – с вызовом воскликнул Хрипунов. – Привели меня в следующий раз к нему в кабинет, а там еще двое из его отдела. Рожнов и как его там… Семенов! Ну и стали меня дубасить! А когда я упал, так меня еще ногами стали затаптывать!

– Мы рассмотрим ваши претензии, будем разбираться! У меня к вам еще один вопрос: где деньги, что вы забрали у кассира Иванычевой?

– Отдам я эти деньги, – выдохнул Хрипунов, – сидеть мне долго, так что они без надобности, если вы меня уважите.

– Что вы хотите?

– Голова у меня раскалывается после контузии. На воле был, так оно как еще терпимо было, а тут, в четырех стенах, моченьки терпеть уже нет! Лепила один посоветовал мне на пасеке воздухом подышать. Дескать, пчелки там… Вот если бы вы сумели на пасеку меня привезти хотя бы дня на два, я бы вам сказал, куда я деньги припрятал.

Бардин думал недолго, а потом твердо произнес:

– Хорошо, обещаю.

– Нет, гражданин начальник, этого мало. Поклясться надо. Как это у вас там делается… Лениным или Сталиным, что ли. Может, еще как-то там.

– Даю слово офицера, что в ближайшую неделю я вам организую выезд на пасеку, поживете там под охраной пару дней, потом вернетесь обратно в камеру. Такое слово вас устроит?

– Вполне, – широко заулыбался Хрипунов. – Глядишь, и подлечусь тут у вас. А то раньше все как-то некогда было.

– А теперь расскажите, где лежат триста двадцать тысяч рублей.

– По всей сумме я не скажу, часть уже потрачена, а вот двести семьдесят тысяч, что остались, я в сортире во дворе запрятал. С правой стороны половица будет, вот поднимаете ее, а к ней сумка привязана, вот в ней деньги лежат.

– А теперь распишитесь вот здесь, – пододвинул Бардин лист бумаги. И когда Василий Хрипунов поставил свою закорючку, распорядился: – Дежурный, увести подследственного в камеру.

* * *

В управлении поговаривали, что за поимку банды Хрипунова весь отдел по борьбе с бандитизмом и дезертирством будет представлен к государственным наградам. А следствие все более набирало силу, выявляя новых фигурантов дела. Активными участниками банды были определены жена Хрипунова, прекрасно осознававшая, чем занимается ее муж (она даже отмывала испачканную в крови одежду), а еще его теща, у которой хранилось оружие банды.

Десант прокуроров из Москвы не торопился возвращаться в столицу и продолжал запрашивать дела, уже давно покрытые архивной пылью, выискивая в них нестыковки, допущенные в процессе следствия.

На исходе недели майора Щелкунова вызвал к себе прокурор Бардин. Он был любезен, корректен, где-то даже гостеприимен.

– Давайте продолжим наш разговор, – произнес Бардин, раскрывая папку с документами.

– Нет никаких возражений, – ответил Виталий Викторович, понимая, что это будет не самая приятная беседа в его жизни.

– Вот в этой папке, – положил он широкую ладонь на обложку, – лежат заявления от обвиняемых, которые утверждают, что вы проводили допросы… как это помягче сказать… с большими нарушениями. С применением недозволенных методов.

– Я даже могу предположить, кто их написал, – выдержал строгий взгляд прокурора майор Щелкунов.

– Возможно… Вместе с вашими подчиненными капитаном Рожновым, Семеновым вы заставляли Хрипунова, Петешева и Барабаева брать на себя нераскрытые преступления, в том числе и убийства. И в отношении вас мы вынуждены начать служебное расследование. Мы разобрались в этом запутанном деле, и здесь обнаружилось вот что… Вы не только избивали подследственных, но еще и занимались фальсификацией фактов. Так, например, вы обвинили Хрипунова в убийстве жены Залилова, чего он не совершал. Мы проверили все его показания – и знаете, что выяснили? У него железное алиби!

– Это какая-то чудовищная провокация, – сказал Виталий Викторович, глядя на круглощекого полковника. – Я даже не слышал о таком убийстве!

– Провокация, говорите? – посуровел прокурор. – А может, вы сами совершаете провокации? Ведь я был свидетелем, когда вы допрашивали Хрипунова. Вы угрожали посадить его к уголовнику Федору Марусовскому, который может с ним расправиться. Разве это не прямое давление на обвиняемого?

– Я так сказал, потому что именно Хрипунов убил стариков Кузьминых! Больше я вам ничего отвечать не стану.

– Очень опасаюсь, что для вас такая принципиальная позиция, какую вы заняли, может закончиться печально, – развел руками полковник юстиции.

– Если у вас ко мне все, тогда позвольте мне уйти, у меня много дел.

Поднявшись, майор Щелкунов вышел из кабинета.

Глава 49
Невинно осужденные

Август 1948 года – октябрь 1949 года

Близилось к завершению «Трофейное дело», начатое в 1946 году по личному указанию Иосифа Виссарионовича Сталина. В рамках этого дела были арестованы гвардии генерал-лейтенант Крюков и генерал-лейтенант Телегин, близкие маршалу Жукову люди. Да и сам маршал проходил по этому делу фигурантом. Вызванный на заседание Высшего военного совета 1 июня 1946 года, он давал разъяснения по поводу вывоза из Германии в личное пользование значительного количества трофеев: дорогой мебели, произведений искусства и прочего различного имущества, имеющего значительную ценность. По результатам предварительного следствия маршал Георгий Константинович Жуков был снят с должности Главкома сухопутных войск и назначен командующим войсками Одесского округа.

Кроме самого маршала Жукова, в рамках «Трофейного дела» были допрошены два генерал-полковника, пятеро генерал-лейтенантов и четверо генерал-майоров, а офицеры рангом поменьше исчислялись десятками. По результатам следствия были выявлены значительные злоупотребления генералитета, все фигуранты «Трофейного дела» были арестованы и по приговору советского военного трибунала осуждены на различные сроки.

«Трофейное дело» благодаря усилиям следователей приобрело государственный масштаб, в него были вовлечены также и гражданские чины, имевшие весьма высокое положение и должности, и они должны были предстать перед судом, где Бардин должен был выступать в качестве обвинителя. Но Генеральный прокурор посчитал, что казанское дело «Стервятников» не менее важно, а потому отправил в столицу Татарии своего заместителя Бардина, поручив ему сформировать крепкую прокурорскую бригаду, способную не только грамотно провести следствие, но и разобраться во всем том, что происходило ныне внутри республиканского Министерства внутренних дел. Нельзя сказать, что был распутан весь клубок, но, во всяком случае, следственная группа находилась на полпути к этому.

Полгода, проведенные в Казани, дали значительные результаты. Были выявлены практически все участники банды Хрипунова. Но вместе с тем обнаружились существенные нарушения социалистической законности, о чем немедленно было доложено Генеральному прокурору. За допущенные нарушения должны последовать серьезные наказания.

В любом деле случаются ошибки, а уж при расследовании уголовных дел – тем более. О них можно было бы как-то умолчать или, во всяком случае, не придавать гласности, но дело банды Хрипунова по всей стране прозвучало громко. А потому оставить его без внимания было невозможно.

В дверь негромко постучали, и в кабинет вошел капитан Заваров.

– Вы меня вызывали, товарищ государственный советник юстиции 1-го класса?

– Вызывал, капитан, – произнес Бардин. – Присаживайтесь. – И когда капитан Заваров опустился на стул, прокурор продолжил: – Мне бы вот хотелось уточнить некоторые детали одного запутанного дела. Кажется, вы занимались делом убийства супругов Пироговых?

– Так точно. Поначалу оно находилось в отделе по борьбе с бандитизмом, потом его передали в отдел убийств, где я, собственно, и пребывал.

– А можете сказать, почему это дело у них забрали?

– Мне сложно об этом как-то судить. Но это дело мне было передано по распоряжению начальника уголовного розыска города майора Фризина.

– И вы его, стало быть, завершили наилучшим образом?

– Факты – неоспоримая вещь. Преступник понес наказание и осужден, – уверенно ответил Заваров.

– Вот оно как… Прокуратура республики истребовала все спорные дела, по которым имеются существенные подозрения, что их совершила банда Хрипунова. И у нас была возможность познакомиться с каждым таким делом подробнейшим образом. Мы пришли к выводу, что осужден невинный человек, электромонтер Савельев. На месте преступления он оказался совершенно случайно, а потом, у него имелось алиби. Странно, что вы этого не заметили. Настоящий убийца, как выясняется, Хрипунов. Как же вы так проглядели очевидное, товарищ капитан? С вашей стороны произошли грубейшие нарушения законодательства. Прокуратура будет вынуждена принимать в отношении нарушителей жесткие меры. Вплоть до уголовной ответственности!

Капитан Заваров побледнел:

– Я старался делать все по закону, товарищ государственный советник юстиции 1-го класса. А потом… Савельев признал свою вину!

– Мне бы даже не хотелось рассуждать о том, как вы добились от него признательных показаний, – Бардин вдруг развел руками. – Но, очевидно, придется заниматься и этим вопросом! Знаете, что самое ужасное в этой скверной истории?

– Не могу знать, – выдавил из себя Заваров.

От прежнего добродушия Бардина не осталось и следа. Даже странно, что при первой встрече он производил впечатление добродушного человека.

– То, что Савельев умер в заключении. Он так и не узнал, что будет реабилитирован. И его вдову уже больше не станут называть женой убийцы, а дети будут спокойно ходить в школу, и никто не будет указывать на них пальцами. Вот что значит для семьи честное имя мужа и отца! – Посмотрев на часы, Бардин продолжил: – У меня к вам такой вопрос… Вы вели дело убийства супругов Назимовых?

– Так точно, товарищ советник юстиции, – стараясь придать голосу как можно больше бодрости, ответил капитан.

– В результате ваших ошибочных следственных действий был осужден за убийства невиновный граждан Нечаев и приговорен судом к двадцати годам заключения. Что вы можете сказать по этому поводу?

– У него было обнаружено новое пальто из кожи кенгуру, принадлежавшее убитым. Родственница Назимовых узнала это пальто.

– Я вам хочу заявить, что у гражданина Нечаева было алиби, в день убийства он посещал своих престарелых родителей в Чебоксарах, это нетрудно было проверить. Вы не сделали свою работу, нам пришлось выполнить ее за вас… Нечаев действительно купил это пальто на базаре у женщины, которую очень детально описал. По описанию она походила на Богаткину. Мы провели опознание, и Нечаев узнал в Богаткиной ту самую женщину, у которой он купил пальто. Впоследствии гражданка Богаткина призналась, что это пальто ей передал не кто иной, как ее зять Хрипунов.

Капитан Заваров сдавленно сглотнул.

– Граждане, которых вы незаконно арестовали, – продолжал говорить Бардин, – в один голос утверждают, что вынуждены были брать на себя вину за преступления, которых они не совершали, из-за применяемого к ним насилия. Что вы на это скажете?

– Это не моя инициатива, – прохрипел капитан Заваров. – Применять к подследственным силовые методы воздействия мне приказал майор Щелкунов.

– Вот как? – даже не попытался скрыть своего удивления полковник юстиции.

– А еще за закрытие уголовных дел майор Щелкунов получал взятки от подследственных. Мне известно, что капитан Рожнов, используя заключенных, отремонтировал свою квартиру на семнадцать тысяч, а стало быть, украл эту сумму у государства. Разобраться с этим делом было поручено майору Щелкунову, но он почему-то не торопится с его завершением, а значит, он как-то замешан в нем. А еще майор Щелкунов попытался скрыть от наших органов правду о своем племяннике, который побывал в плену у немцев и еще неизвестно, чем он там занимался…

– А дело Манцевичей тоже вы вели?

– Мне поручили.

– Расследуя это дело, вы арестовали двух плотников, которые зашли к Манцевичам подремонтировать крышу в сарае…

– Именно так они и говорили. Но я располагал фактами, потому что…

– Послушайте, Заваров, – перебил капитана полковник юстиции. – Хрипунов по этому делу уже дал признательные показания, а поджог осуществил Барабаев. Вы и здесь недоработали. Вам есть что сказать в свое оправдание?

– Я старался честно исполнять свое дело, – прохрипел Заваров.

– Оно и чувствуется. Дежурный, – громко позвал прокурор Бардин и, когда сержант милиции вошел, жестко потребовал у Заварова: – Сдайте оружие! Вы задерживаетесь до выяснения всех обстоятельств дела.

– Товарищ государственный советник юстиции 1-го класса, у меня имеются особые полномочия, об этом известно министру МВД республики Ченборисову, вы можете поинтересоваться у него.

– Меня не интересуют ваши… особые полномочия. А то, что касается министра Ченборисова… Думаю, что ему сейчас не до вас. Оружие!

Стараясь не шаркать стулом о паркетный пол, побледневший капитан поднялся, расстегнул кобуру, вытащил из нее табельное оружие и положил его на стол.

– У нас еще с вами будет разговор, и представляется мне, что даже не один. Уведите капитана Заварова в камеру.

* * *

Руководитель прокурорской группы в Казани государственный советник юстиции 1-го класса Бардин посмотрел на часы – через пятнадцать минут он должен доложить предварительные промежуточные результаты прокурорской проверки лично Генеральному прокурору Григорию Николаевичу Сафонову.

Полковник открыл объемную папку, в которой находился материал, собранный за последние недели. Пролистал несколько листов, отыскал нужные места, которые предстояло зачитать Генеральному прокурору. Никаких промахов быть не должно. Сафонов – человек дотошный и требовательный. Настоящий законник. За любой казус спрашивает строго, никакого снисхождения ждать не приходится.

Получалась невеселая история: как выяснило следствие, всего невинно осужденных оказалось десять человек. Все приговоры по протестам прокуратуры теперь пересматривались по вновь открывшимся обстоятельствам. Прокуратура уже не сомневалась в том, что сфальсифицированные дела будут прекращены, а незаконно осужденные будут освобождены из мест лишения свободы.

Вот только не все дождутся реабилитации. Трое уже умерли.

Посмотрел на часы. Пора! И взял трубку телефона.

Глава 50
Визит к Сталину

1949 год, октябрь – ноябрь

Генеральный прокурор Григорий Николаевич Сафонов прошел в кабинет главы правительства Иосифа Виссарионовича Сталина. Ему неоднократно приходилось бывать здесь и в прежние годы. Особенно часто это случалось во время войны. Обстановка была аскетичная, в просторном помещении находились два стола: первый из них – личный Верховного главнокомандующего, стоявший у стены, за которым Сталин привык работать, и второй – для совещаний с генералитетом, занимавший центральную часть комнаты, всегда устланный военными картами со множеством пометок и обозначений. Сразу за столом Иосифа Виссарионовича во всю стену висела еще одна карта, на которой он отмечал продвижение советских войск; немного повыше карты помещены два портрета полководцев русской армии: генералиссимуса Суворова и генерал-фельдмаршала Михаила Кутузова.

Теперь кабинет выглядел несколько по-другому, сохранив при этом прежнюю простоту. Карты на столах отсутствовали – вместо них лежало множество разноцветных папок с документами, а вот портреты полководцев оставались на прежних местах.

Да и сам хозяин кабинета несколько изменился: седых волос в густой шевелюре значительно прибавилось, лицо отяжелело, морщины углубились и посерели, даже походка стала иной – утратила прежнюю живость и приобрела все признаки человека, вступившего в преклонный возраст.

– Присаживайтесь, товарищ Сафонов, – предложил Иосиф Виссарионович, указав правой рукой, в которой сжимал курительную трубку, на свободный стул с высокой широкой спинкой.

Генеральный прокурор, выдвинув стул, сел, положив на стол синюю папку в кожаном переплете.

– Значит, с делом «Стервятников» разобрались?

– Так точно, товарищ Сталин. Все участники банды, их около двадцати человек, скоро будут осуждены и, в зависимости от степени их участия в банде, получат срок от пятнадцати до двадцати пяти лет исправительно-трудовых лагерей с конфискацией имущества и пятилетним поражением в гражданских правах.

– Вполне заслуженное наказание, – удовлетворенно произнес Иосиф Виссарионович, присаживаясь за стол напротив. – Вас что-то смущает?

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года была отменена смертная казнь. В этом указе устанавливается, что за преступления, наказуемые смертной казнью, применяется заключение на срок в двадцать пять лет в исправительно-трудовом лагере. Я совершил две поездки в Казань и проводил допрос главных фигурантов дела: Василия Хрипунова и Петра Петешева. Преступники прекрасно осведомлены о гуманизации действующего законодательства и знают, что за все их злодеяния им не грозит смертная казнь. Суд просто вынужден будет сохранить им жизнь!

Иосиф Виссарионович положил курительную трубку на край фарфоровой пепельницы и с интересом слушал Генерального прокурора.

– Именно поэтому преступники ведут себя весьма нагло, подчеркнуто вызывающе, – продолжал докладывать Сафонов. – Петешев и вовсе грозит перегрызть надзирателям глотку!

– И что вы предлагаете? – спросил председатель правительства.

Открыв папку, Генеральный прокурор вытащил из нее несколько страниц и положил перед Иосифом Виссарионовичем.

– Я подготовил документ… В нем, как Генеральный прокурор, я предлагаю ужесточить меры к лицам, виновным в контрреволюционной деятельности, к которой следует отнести бандитизм. Кроме того, к тем лицам, что совершают террористические акты, направленные против представителей власти, применять высшую меру социальной защиты – расстрел! – твердо проговорил Григорий Николаевич.

Иосиф Сталин взял напечатанные листы, скрепленные металлической скрепкой, и внимательно принялся читать. Потом взял синий карандаш, что-то подчеркнул и, поставив жирную галочку на полях, отложил листы в сторону.

– Вижу, что вы все основательно продумали, товарищ Сафонов… Только у меня к вам имеется одно небольшое замечание.

Генеральному прокурору даже показалось, что председатель Совета министров чуть нахмурился.

– Какое, товарищ Сталин?

– Вы предлагаете подать ваш документ на рассмотрение в президиум в марте тысяча девятьсот пятидесятого года?

– Именно так, товарищ Сталин.

– Я предлагаю ускорить процесс и подать документы в Президиум Верховного Совета незамедлительно, чтобы указ о применении высшей меры социальной защиты к лицам, виновным в контрреволюционной деятельности, был рассмотрен в самое ближайшее время. Вы не возражаете?

– Никак нет, товарищ Сталин.

– Попробую поспособствовать решению. Думаю, что указ будет принят где-то в середине января следующего года. А что вы думаете о руководящих работниках МВД, прокуратуры и суда республики, допустивших такое беззаконие?

– Столичная прокуратура, отправленная в Казань, подняла многие дела, отданные в архив, и нами в результате разбирательств было установлено, что в Казани имели место многочисленные факты искривлений судебной политики и грубейшие извращения советских законов при расследовании уголовных дел. При этом никто из руководящих работников министерства, ни отдельные работники МВД не понесли никаких даже мало-мальских наказаний. В этой папке я привожу конкретные примеры. Судебные и следственные кадры подбираются из рук вон плохо, в результате чего привлекаются к ответственности невиновные люди. Да и сам министр Ченборисов показывает своим подчиненным дурной пример. Например, исходя из жалоб, что поступают на мое имя, Ченборисов пытался занять особняк, ремонтирующийся силами стройотдела МВД. Но узнав, что сигналы о его действиях попали в Москву, тотчас отказался от здания. Еще один пример… По просьбе прокурора Надеева министр Ченборисов не давал хода расследованию злоупотреблений начальника жилищного управления Бауманского райисполкома Яруллиной, с которой, по нашим сведениям, тот состоит в интимных отношениях.

– Халатность руководителей сильно ударила по авторитету партии в регионе… У нас имеются соответствующие сигналы. К сожалению, их деятельность нанесла значительный ущерб социалистической собственности. Виновные в этом должны быть сняты с занимаемых должностей и показательно наказаны! А дело министра МВД Татарстана будет рассмотрено на политбюро в ближайшие недели… То, что касается первого секретаря Татарского обкома товарища Муратова… Здесь мы должны проявить тактичность. Свою должность он занял в трудное для страны время, в сорок четвертом году. Умело совмещает должности секретаря Казанского горкома и первого секретаря Татарского обкома партии и со своими обязанностями справляется успешно. Так что пусть он сам определит степень виновности каждого из руководителей, а вы проследите за его решениями.

– Слушаюсь, товарищ Сталин. Разрешите идти?

– Ступайте.