Текст книги "Ловушка для стервятника"

Глава 39
Трудный разговор

26 августа, именины

На именины, которые Ксения Васильевна Богаткина, теща Василия Хрипунова, отмечала 26 августа, в этот раз были приглашены только ближайшие родственники, а также Петешев с супругой и Барабаев.

На столе были расставлены разносолы: помидоры в соусе, консервированные огурцы; соленые грузди; запеканка с фаршем; на сковороде омлет с обжаренной корейкой; на отдельных тарелках лежало нарезанное копченое мясо.

Сначала опробовали наваристый борщ с огромным куском говядины. Выпили. Закусили. Дожидались второго – картофельного пюре с котлетами, получавшимися у тещи невероятно вкусными.

Василий по обыкновению пил много, но почти не пьянел. Иван Дворников, напротив, после первого же стакана заметно приуныл, как-то рассеянно и не к месту улыбался и без конца лез к зятю с разговорами.

– Зятек ты мой разлюбезный, – приобнял он Хрипунова за плечи, – Васенька, вот смотрю я на тебя и на дочку свою приемную, Надежду, и счастью вашему радуюсь. Любите вы друг друга! Это славно! Хоть я и не родной ей отец, но для меня ведь Надюшка что кровь родная. Когда я на Ксении женился, так она вот такой малюсенькой была, – для пущей убедительности он растопырил ладонь и, едва не касаясь пальцами половиц, показал предполагаемый рост. – А поднимать ее как тяжело было! Все дорого, просто так ничего не купишь, а теперь посмотри, какая красавица удалась! Мужики завидуют тебе!

Василий Хрипунов едва заметно улыбался. Слушал молча. «Пусть поет, старый хрыч! Хвост-то как распушил, словно павлин! Марку перед зятем держать пытается».

Иван Дворников между тем продолжал:

– Я ведь тебя тоже очень люблю. Дорог ты мне, как сын! – скосил он глаза на жену, расставлявшую на столе блюда с отварным мясом. – Вот жена моя все хлопочет – мяса с рынка принесла – и довольна! А нам ведь трудно приходится. Денег нам не хватает…

– Что значит не хватает? Всем хватает, а моей теще, стало быть, не хватает? Я ведь никого не обижаю. Денег много даю! У меня каждый при деле: кто на рынке барахло продает, кто по магазинам товар сдает, и каждый свою долю получает. Вот я тебе вчера целую кучу пластинок дал вместе с твоей любимой «Кукарачей», – хмыкнул Большак. – Ты думаешь, что они с неба, что ли, упали? Они ведь тоже денег стоят. А облигации неделю назад на две тысячи рублей тебе передал… Забыл, что ли? А вот швейная машинка стоит, – кивнул в угол Василий, – откуда она у Ксении взялась? Я ей принес. «Зингер»! Трофейная! Еще не у каждого такая имеется. А ковер, что ты сейчас ногами топчешь… Откуда он появился? И опять ваш затек о своих родственниках позаботился, чтобы им тепло было. А ты мне тут говоришь, что денег вам не хватает! А кроме вас у меня еще двадцать человек. И тоже все при деле. Если бы не они, так и этих вещичек бы не было. Кто-то должен за хатой проследить, кто-то должен помочь вещички до дома донести, кто-то должен на базаре постоять со всем этим барахлом… А чиграши, что на шухере стоят? В падлу их обижать! Вот ты хлещешь сейчас водку, а почему не спросишь, на чьи деньги она куплена?

– Не о том ты говоришь, Васечка, благодарствую я тебе за все твое добро, что ты нам делаешь.

– А о чем тогда базар? – Подцепив вилкой кусок мяса, Хрипунов с аппетитом стал жевать.

– Не по себе мне что-то… Помнишь, дом профессора подожгли?

– И что с того?

– Поначалу все как будто бы ладно пошло, а потом мы вдруг чуть сами не спалились! Мешки, что мы под крыльцом оставили, ребятишки отыскали! Говорил же я тебе, что на следующий день забрать их нужно, так не послушали меня!.. А потом Петьку чуть мусора не угробили! У отца за алтарем несколько дней отлеживался. Ладно справку удалось по болезни выправить. А если бы не получилось? Ведь пулевое ранение схлопотал, а его каждый врач может определить… Вот если бы взяли его тогда, нам всем хана была бы! А неделю назад вы на мента натолкнулись, и его пришлось уложить. А эта кассирша, что у завода грохнули?.. Опять же Петра взяли! Что-то мусора почувствовали… А Иванычева эта…

– Не так все скверно, Иван. Кассиршу Иванычеву завалили, а муженька ее закрыли. Разбираются, – напомнил Большак. – А если повезет, так совсем у хозяина оставят.

– Повезло и на этот раз! Но как-то все рядом с нами снаряды разрываются, боюсь, как бы в нас не попало!

– К чему ты все это поешь, Иван? – подлил Хрипунов водки в стакан Дворникову.

Иван костистой пятерней вцепился в граненый стакан и выпил содержимое одним махом, смачно крякнув, а потом, наклонившись к самому уху Хрипунова, хмуро продолжил:

– Нутром я чую, что мусора совсем близко топчутся, вот так и кружат над нами, как воронье поганое! Вот, кажется, протяни они руку – и всех нас переловят! – Изрядно охмелевший Дворников не заметил, как насторожился при этих словах сидящий рядом с ним Петешев, как с лица Барабаева сползла пьяная и виноватая улыбка. Непроницаемым оставался лишь Хрипунов, по-прежнему внимательно слушавший тестя. Дворников обнял зятя за плечи, впился в него взглядом одурманенных глаз и, чуть растягивая слова, продолжил: – Давеча какие-то в штатском на базаре все вынюхивали, к вещам нашим, выставленным на продажу, присматривались. Я их сразу заметил, неподалеку совсем стоял. Они все руками вещички лапали, во все стороны их вертели да смотрели, но так и ушли, ничего не купив! Супругу мою тогда до смерти перепугали. Может, кровь выискивали на ткани или еще чего-то? Говорил я вам, что не нужно награбленное барахлишко на рынке продавать, ненароком кто признать сможет свои вещички! А вы все за свое: «Да кто признает? Они все на том свете!»

– Может, это блатные были? – предположил Хрипунов. – Товар-то хорош, как раз для блатных. А деньги у них имеются.

– На урок не похожи, – возразил Дворников. – Вели себя штатские культурно, но у вещей все время терлись! Благоверная моя не растерялась, взяла корзинку с барахлом – и домой! Вещички при ней профессорские были, а они приметные, богатые! Такие невозможно не заметить. Сестра этого профессора любила одеваться, носила все самое лучшее, все самое дорогое! Кто знает, может быть, именно эти вещички они искали?

Василий подцепил вилкой с тарелки большой постный кусок ветчины и съел. После чего вытер тыльной стороной ладони губы и небрежно поинтересовался:

– Я так и не понял твоего базара, Иван. Что за ерунду говоришь? Обоснуй! Если что на уме, так говори начистоту, без лишнего базара! Чего зайцем петлять? Вокруг все свои.

– К чему я все это говорю?

Дворников смотрел прямо в глаза зятю, и Василий вдруг осознал, что тесть не так пьян, каким хочет казаться. Он видел его заостренные скулы, глубокие морщины у самого носа. «Дурака валяет! Но к чему?»

– А вот что я предлагаю, зятек мой разлюбезный, – продолжал Дворников ласково, – на дно покудова надо залечь! Мусора сейчас уши насторожили! Ты разве не заметил, что в городе милиции ночью стало поболее, чем раньше днем. Комендантский час установили тоже не просто так… Можно так вляпаться ни за грош! А в городе о ваших налетах на квартиры только и говорят! Одно и то же повсюду слышно, что на базарах, что в трамваях: «Людей убивают, грабят! Надевают маски и режут всех подряд!» В общем, наделали вы шума! А как все образуется да поутихнет, так мы опять дадим о себе знать, за нами не заржавеет! – весело закончил Иван.

– Затихариться, значит, предлагаешь? – вяло отреагировал Василий и опять налил себе в стакан водки.

– Да!.. Вот именно, затихариться! – оживился Иван Дворников. – Ты меня, Васенька, правильно понял.

– Вот ты тут поешь нам, что, дескать, мы грабим. А ведь ты с нами не однажды ходил. Или, может быть, ты запамятовал? – усмехнулся Василий.

– Я в этих делах только боком, – нахмурился Дворников. – С меня спрос небольшой.

– Уж не испугался ли ты, часом?

– Разве я о себе пекусь? – слепил обиженное лицо Иван. – О нас о всех! Сам же понимаешь, ведь вы же мне с Наденькой не чужие. Если что, не дай бог, наперекосяк пойдет, так мы все вместе под один топор ляжем!

Василий с ленцой перевел взгляд на Петра, сидевшего от него по другую руку. Губы Петра ощерились в кривой улыбке: «Боится, старый хрен, помереть хочет спокойно. Не у хозяина где-нибудь в Воркуте или на лесоповале, а в теплой хате и на собственной кровати!»

А Дворников все более смелел.

– А ты чего скалишься?! – глянул он на Петешева. – Зря вы так надо мной потешаетесь. Все вы у меня вот здесь! – Иван выразительно сжал длинные крючковатые пальцы в плотный кулак. – Одного моего слова достаточно, чтобы от тебя только пыль осталась! Вот так-то… старшой! Со мной лучше жить по-хорошему и в мире!

За столом установилась напряженная тишина. С лица Хрипунова сошло былое беззаботное выражение. «Вот тебе и расслабился! Отдохнуть не дал по-человечески, старый хрен! Вот он о чем заговорил! – Внутри жгуче полыхнула злоба, замешенная на страхе. Пришлось потратить немало душевных сил, чтобы загасить в себе дремучую животную ярость. – Видно, долго в нем это дерьмо держалось, если вот так вдруг по пьяному делу прорвалось! Что же еще такое он может выкинуть? А что, если сразу после этого застолья он к ментам побежит на «Черное озеро»?!»

Хрипунов посмотрел на Петешева, тот ответил выразительным взглядом, который можно было распознать не иначе как: «Совета у меня просишь, Большак? Только что я могу тебе сказать? Твой родственник, тебе и решать! Только не промахнись, тогда нам всем крышка!»

Большак понял все как нужно и вдруг улыбнулся располагающей, совсем искренней улыбкой и миролюбиво ответил тестю:

– Да что ты кипятишься, Иван! Свои ведь люди, миром все решим. По-родственному. И над советом твоим подумаем… Все-таки твой голос не последний в нашей компании. Да что я тебе говорю? Ты и сам об этом прекрасно знаешь! А теперь давай выпьем на посошок. Идти нам с Надеждой нужно, выспаться хочу. Завтра я сутки дежурю. – И Большак разлил в пустые стаканы водку из запотелой бутылки.

Выпили молча, закусили сытными кусками говядины. На кухне раздавался клекот водопроводного крана, усилилось возникшее напряжение, разговор как-то не клеился. Один Иван Дворников не замечал общего настроения и навязчиво советовал:

– Ты выслушай меня, Вась! Не отмахивайся так, я дело тебе говорю… Все мы по одной доске ходим, если что не так, нам всем одну лямку тянуть придется…

Хрипунов поднялся из-за стола, отщипнул напоследок от ветчины кусочек и, прощаясь, проговорил:

– Вот что, тесть… Желаю тебе здравствовать!

– Вася, я ведь по-доброму, – свел брови к переносице Дворников.

– Ладно, без обид. Договорились же мы с тобой, Иван! Чего зря болтать? Все будет как надо… Ну что, красавица, – приобнял Василий жену, – до дома, до хаты!

Из-за стола поднялись Петешев с Барабаевым.

– Хозяюшка, – посмотрел Петр на Ксению Богаткину. – Как говорится, спасибо за хлеб, за соль, но и нам уже нужно идти.

– Может, еще посидите? – попыталась удержать Ксения гостей. – Я ведь пирогов напекла. Таких, как вы любите, с капустой!

– В следующий раз непременно отведаем, – приобнял Петешев за плечи Ксению и заторопился за Хрипуновым.

Глава 40
Незатейливые похороны

Пришли к Хрипунову. Расположились за столом. Надежда тотчас спустилась в погреб и вскоре принесла две бутылки водки.

– Я вам закуски сейчас приготовлю.

– Много не надо, влегкую, – сказал Большак. – Не хочу с опухшей рожей на службу являться. И так уже коситься начинают.

Оставшись наедине с подельниками, Василий уже не скрывал своего скверного настроения. Петешев с Барабаевым помалкивали. Разлили водку по стаканам, медлить не стали, тотчас выпили.

Вернулась Надежда, неся две тарелки: на одной лежала нарезанная рыба холодного копчения, на другой – маринованные помидоры.

– Хватит закуски, и так поперек горла стоит! Садись сюда, – притянул Василий к себе жену.

Надежда, обтерев влажные руки о передник, покорно устроилась рядом с мужем.

– Вот что я скажу, – хмуро заговорил Хрипунов. – Иван в последнее время все по ушам трет!.. И чем дальше, тем хуже! Он из-за своей трусости всем нам шкоду может устроить! Что будем делать? Может, ты что предложишь, Петух?

– А чего тут думать, – равнодушно пожал плечами Петешев, – с ним и так все ясно. Куда нам с таким мужиком идти? Шкуру свою спасти пытается. От нас хочет отмазаться. Я это уже давно понял, жалко, что это ты только сейчас просек, Большак. Убрать его надо! – проговорил Петро с некоторой ленцой, будто речь шла о чем-то привычном, и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула. – Если он нам сейчас такое говорит, то что же он тогда мусорам напоет!

– А ты что скажешь, Леха? – посмотрел Хрипунов на Барабаева.

– Я тоже так думаю, – ответил Алексей.

– А ты… жена моя, что скажешь о своем папаше? Какое твое будет слово? – перевел Хрипунов хмурый взгляд на Надежду, и его правый глаз скользнул к переносице, усилив косоглазие.

– Он угрожал моему мужу… Иван не должен был так поступать. А потом, Дворников мне не родной отец, – пожав плечами, безразлично сказала Надежда. – У него ничего в груди не дрогнет, когда он меня предавать начнет! Я согласна с вами. Только как об этом матери сказать? Она ведь привыкла к этому алкашу.

– Об этом тебе не стоит волноваться, – заверил Василий, – я сам этот вопрос улажу… Объясню, что да как… Найду подходящие слова. Теперь давайте покумекаем, как его лучше грохнуть, – сказал Хрипунов, раскупоривая бутылку водки. – Что ты можешь предложить, Петро?

– А чего тут голову ломать? Ломиком ему по затылку да в Кабан! Там таких языкастых навалом лежит. Одним больше, одним меньше, только и всего!

Хрипунов разлил водку в стаканы.

– Берите, кореша. Давайте по маленькой.

Дружно выпили, одобрительно крякнули. Неспешно потянулись к закуске. Василий продолжил:

– План, конечно же, хороший… но только не в этот раз! Наверняка Ивана хватятся на работе, да и Ксения молчать не станет, она все еще любит эту козлину. Его неожиданное исчезновение может многих насторожить. Как это так? Был человек – и нет человека, и даже весточки после себя не оставил. Да и труп в озере может всплыть. А это приведет к ненужным вопросам. А эти вопросы следаки будут задавать и нам, и неизвестно, до чего еще там они могут докопаться. Я думаю, что Ивана лучше всего закопать. Самое подходящее для этого место – кладбище! Уж там точно среди покойников его искать никто не станет! И народу туда ходит немного, да и потемнее будет.

– На Арском?

Хрипунов отрицательно покачал головой:

– Арское не подходит, это уже окраина города. Там всякие залетные могут наведываться. А потом, чего это нам переться через весь город. Я думаю, что лучше всего подходят Татмазарки. Место глухое и рядом с Суконной слободой.

Кладбище Татмазарки было старым, заложенным еще два столетия назад. Длительное время оно было главным местом погребения для мусульманского населения города. Некоторые его участки, располагавшиеся на окраине, оставались бесхозными и заброшенными – поросли бурьяном и густыми кустами, а из земли оскольчато выпирали лишь покосившиеся могильные памятники с арабской вязью.

– Давай на Татмазарках, – безразлично согласился Петешев.

– Надя, – повернулся Большак к жене, – как мы с твоим отчимом разберемся, напишешь заявление в милицию, объяснишь, что пропал Иван Дворников, отчим. Дескать, найдите его!.. А заодно и с себя возможные подозрения снимем. Баба ты умная, как-нибудь поубедительнее напиши.

* * *

На следующий день после работы Василий зашел к тестю. Для тесного разговора прихватил с собой бутылку белоголовки. Расположились за столом. Ксения при появлении зятя раздобрела и вынесла на стол мясную закуску. После того как была выпита первая рюмка, Большак заговорил:

– Долго думал я о нашем разговоре, Иван… Прав ты во всем! Затаиться нам нужно, и чем быстрее, тем лучше. Хоть и ссоримся мы с тобой иногда, но сам видишь, как я к тебе, со всем почтением… Только ты один и можешь мне правду в глаза сказать. От Петуха с Бабаем никогда сермягу не услышишь. Вот когда в городе все успокоится, когда милиционеры поутихнут, вот тогда и подберем подходящее дело.

– Стар я в ваших шальных играх участвовать. Вы уж как-нибудь без меня там, – твердо произнес Дворников.

– Как скажешь, Иван. Пусть так и будет… Мать! – весело окликнул Хрипунов Богаткину. – Принеси-ка нам еще что-нибудь из крепкого, чтобы с отцом мировую замочить!

– Сейчас, сейчас! – засуетилась Ксения. Уже через минуту выставила на стол огромную бутыль с мутной водицей. – Самогон! Первостепенный! Не побрезгуй, Васенька, сама гнала! Для особого случая приберегла.

Василий вывернул пробку и, взяв бутыль обеими руками, принялся разливать самогон в стаканы. В какой-то момент рука дрогнула, расплескав слегка жидкость на стол.

– Только понимаешь, батя, тут еще одно небольшое дельце имеется… В последний раз мы к тебе обращаемся, без балды! Помощь нам твоя вот так нужна! Позарез! – Хрипунов провел ребром ладони себе по горлу.

– А что за срочность такая? – насторожился Иван.

– Да не бубни ты, отец, – миролюбиво произнес Большак, – ничего особенного, барахлишко кое-какое у меня в доме припрятано. Боюсь, что менты могут нагрянуть в любую минуту, тогда дело швах будет! Перепрятать мы его решили.

– Давай ко мне отнесем. Здесь у нас поспокойнее будет.

– Чего ты вату гоняешь! – беззлобно произнес Василий. – У тебя тоже много не спрячешь, а добра все-таки немало! Вот мы и подумали, что надежнее всего, если мы на кладбище спрячем.

– Да уж, подобрали вы местечко, – сокрушенно покачал головой Дворников.

– Там уж точно не найдут! Так что будь готов, сегодня ночью мы за тобой заедем.

– Ну, если надо, так надо. Но это в последний раз!

– Без базара, – пообещал Хрипунов, широко улыбаясь. – Разве я тебя когда-нибудь подводил?

Попрощавшись, Большак вышел за порог.

* * *

Было уже далеко за полночь, когда Василий постучался к тестю. Иван Дворников встретил зятя у порога в старых залатанных кальсонах – по всему было видно, что он уже собирался ложиться спать, и потому особого восторга при появлении зятя никак не выразил. Зябко поежился, осмотрелся вокруг. Ночь темная. В лужицах на асфальте чутким серебряным поплавком мелькало отражение луны. Вдали поредевшие застройки, спрятанные за столетние липы.

– А я уже думал, что вы не приедете. Меня Ксения уже спать пригласила. – Дворников не счел нужным скрывать досаду.

– Вот видишь, появился. Специально за тобой приехали, – весело и с широкой улыбкой отозвался Василий. – Шевели копытами!

– Ладно, я сейчас.

Иван покрутил головой и отыскал взглядом брошенные на стул брюки и рубаху. Долго не мог попасть одной ногой в штанину, а когда завязал шнурки на стоптанных ботинках, спросил:

– Это надолго?

– Часа за два справимся. Может, и того меньше… Чего же нам на кладбище просто так околачиваться? – хмыкнул Большак. – Что мы, вурдалаки, что ли, какие-то!

– Тоже верно, – заметно приободрился Дворников. – Пошли, Вась, готов я… Мать! – крикнул он в темноту комнаты. – Ложись спать покудова! Часа через два буду!

На какой-то миг Василия резанула жалость: «А придешь ли ты вообще? Бедняга, он даже не догадывается, что его ожидает». Мимолетное сострадание рассеялось, как если бы его не было вовсе.

– Да, вот еще что… штыковую лопату захвати, – небрежно подсказал Хрипунов.

– А лопату-то зачем? – с хмурым удивлением полюбопытствовал Дворников.

«Неужели почувствовал?» – насторожился Василий. И зрачок его правого глаза предательски сместился.

– А чем мы, по-твоему, яму копать будем, куда вещички сложим? – Хрипунов старался говорить как можно увереннее. – Руками, что ли?

– Что будем копать, ты мне не говорил, – пробурчал Дворников.

– А какая разница? – хмыкнул Большак. – Что меняет? Теперь вот сказал.

Дворников, не вступая в препирательства, взял лопату и вышел вслед за зятем, буркнув:

– Не забыть бы ее только потом. Как без лопаты-то? Не у соседей ведь ее просить!

Во дворе их уже поджидала «Победа», возле которой стояли Петешев и Барабаев. Они о чем-то негромко разговаривали, лишь иной раз бросая взгляды на приоткрытую дверь. Фрол оставался за рулем и смотрел куда-то в сторону.

Всю дорогу до татарского кладбища проехали почти молча, только иной раз обменивались малозначащими репликами. Дворников тоже молчал.

Вот и ветхая ограда Татмазарки. Между высокими кронами деревьев просматривалась старинная мечеть. Через порыжевшие чахлые кустарники в окружении малахитовой травы торчали посеревшие от времени памятники.

– Причалили, – объявил Василий. – Выходим!

– А я думал, мы сначала к тебе заедем, за вещичками-то, – выразил удивление Дворников.

– Пока ты с Ксенией дрыхнул, мы уже много чего перевезли, – заверил Василий.

– Ну, если так, – неопределенно протянул Дворников.

– Фрол, ты поезжай давай! – махнул Хрипунов водителю. – У нас тут еще одно маленькое дельце имеется. Без тебя справимся. Домой пешком пойдем.

Тот кивнул, и машина тронулась. Хрипунов весело глянул на Ивана Дворникова:

– Готов?

– А чего мне? – пожал плечами Иван. – Я как пионер, завсегда готов!

– Тогда пошли! – распорядился Хрипунов и шагнул в сторону кладбищенской ограды.

Скрип калитки в тишине кладбища показался невероятно громким и даже зловещим. Дворников, не особенно верующий, вдруг перекрестился:

– Жутковато здесь.

– А я думал, ты неверующий.

– Я тоже так думал, пока на фронт не попал.

– Не бойся, отец! Пообвыкнешься со временем. Это поначалу только страшно.

Василий шел впереди, а с ним, едва поднимая ноги, плелся Иван Дворников, отставая на несколько шагов – Петешев с Барабаевым.

Все четверо шли молча; аккуратно обходили надгробные памятники темного цвета из габбро-диабаза, на которых арабской вязью, латиницей, а то и кириллицей были написаны имена ушедших из жизни, высказывания из Корана. Вокруг тишина. Не слышно было даже ночных птиц.

– А вещи-то где? – удивленно спросил Дворников.

– Вещи там, – неопределенно махнул Хрипунов куда-то вперед.

– Далековато вы их, конечно, затащили. Я бы в такую даль ни за что тащить не стал! А поближе нельзя, что ли, было?

– Не бубни! Поближе могут увидеть.

– И сдалось вам через все кладбище вещички тащить!

– Иди и ни о чем не спрашивай, – строго произнес Василий, скосив глаз на тестя. – Считай, что это твоя ночная прогулка… перед крепким сном.

– Да ну тебя на хрен! – буркнул Дворников. – Дурак молодой! По-хорошему, что ли, ответить не можешь?

Иван Дворников хорошо знал своего зятя. «Видно, он не в настроении. Сейчас лучше его не трогать, а кладбище не самое подходящее место для разбирательств».

Наконец Хрипунов остановился. Здесь, в самом дальнем углу кладбища, было пустынно и как-то по-особому зловеще. Могил немного, а те, что оставались, были заброшенными, с покосившимися обелисками. Дремучий уголок с колючими зарослями акации, чертополохом и густой крапивой. Дальше, через десяток метров, невысокая изгородь.

– Копать-то здесь, что ли, будем? – посмотрел Дворников на зятя.

С лица Василия уже сошло прежнее раздражение – сейчас он был настроен благодушно.

– Тут не нужно. Вокруг трава. Могильщики сразу поймут, что здесь перекопано. Давай отойдем немного в сторонку. Вон к тому холмику за бурьяном… Там уже кто-то копал, земля набросана, и наша яма незаметна будет.

– Как скажешь.

– Ты копай пока яму, а мы сейчас подойдем, вещички у нас тут недалеко припрятаны.

– А вещичек-то много? – миролюбиво поинтересовался Иван. – Яму-то глубоко копать?

Иван Дворников уже в который раз проклинал себя, что поддался на уговоры зятя и поехал неведомо куда: мало того что полночи уже не спит, так еще весь в земле перемазался. Лежал бы сейчас с Ксенией на постелюшке, тискал бы ее за все сдобные места и не мотался бы с этими шальными ночью среди заброшенных могил. И Васька злой как черт, не подступиться никак!

– Нет… – призадумался Василий. – Метра в полтора длиной, ну и в глубину метр можно… В общем, копай, как для себя, – разлепил он губы в довольной улыбке.

– Ну ты и сказал! Язык без костей! – выразил неудовольствие Дворников.

– Пойдем, бродяги, – кивнул он стоявшим рядом Петешеву и Барабаеву, криво улыбавшимся, – потом мы придем, подсобим тебе.

Дворников постоял у густой акации, раздумывая, а потом, поплевав на ладони, неспешно взялся за лопату.

Кладбищенская земля была мягкая, и хорошо отточенное железо с легкостью врезалось в перегной. Швырнув землю под куст акации, вновь воткнул лопату на штык в землю…

Хрипунов с подельниками расположились метрах в двадцати, присев на лавочке подле старой могилы.

– Курить охота, – высказался Петр Петешев.

– Потерпишь, немного осталось. Бабай, глянь, что там мой тесть делает. Если все-таки сбежал, тогда придется по всему кладбищу его искать.

Барабаев осторожно раздвинул кусты.

– Трудолюбивый у тебя родственник, копает, – усмехнулся Алексей. – Весело работает – и полчаса не пройдет, как себе могилу выроет.

– Дай гляну на нашего покойника, – поднявшись со скамьи, Василий подошел к кусту и раздвинул ветки.

Иван Дворников с какой-то сатанинской злостью все больше вгрызался в землю. Он был рассержен: на Василия, на Петешева с Барабаевым, но больше всего на себя, и вот сейчас вынужден был копать яму, когда они втроем где-то шарахаются по кладбищу! «Васька стал заносчив, не терпит никаких возражений! Свернет он себе шею! Ладно, покопаю немного… Это последнее дело, за которое я взялся! А там хрен он меня уговорит еще на что-то! Я сам себе хозяин! Пусть между собой разбираются!»

Подустав, Дворников прекратил копать, вытер рукавом испарину, проступившую на лбу, и присел на корточки. Василий видел, как Дворников постучал ладонями по карманам брюк и вытащил курево. Сильным щелчком он выбил папиросу и сунул ее в уголок рта, а затем вновь постучал себя по карманам.

«Спички ищет. Ну покури напоследок», – усмехнулся Хрипунов, наблюдая за приготовлением тестя из-за кустов.

Наконец Иван извлек из кармана коробок со спичками. На мгновение яркое пламя осветило куст акации, высокую лохматую крапиву, близстоящие покосившиеся черные памятники. Дворников прикурил, а потом с наслаждением затянулся. Красноватый огонек сигареты весело замерцал в кромешной темноте.

– Ну что? Вырыл яму? – доброжелательно поинтересовался подошедший Хрипунов.

– Еще самую малость осталось… А вещички-то где? – недоумевал Иван Дворников, посмотрев на пустые руки Василия.

– Пошутил я, отец, – все с той же добродушной улыбкой продолжал Василий. – Могилу ты себе вырыл. Для себя старался. Ничего себе раскладец? – И уже зло, выплескивая всю накипевшую ярость, продолжил: – Мусоров хотел на нас навести, старая падла!

Папироса выпала из перекошенного от страха рта, и красноватый огонек затерялся в густой траве. Дворникова парализовал ужас, как реагировать на слова зятя, он не представлял. «Если это такая кладбищенская шутка, то могильник не самое подходящее место для нее. А если всерьез!..» Несмотря на теплую летнюю ночь, он вдруг продрог до костей и невольно передернул плечами. В горле запершило, Иван попытался возразить, но из глотки прозвучал лишь сдавленный хрип.

Василий достал вальтер и, направив ствол в живот тестю, сказал:

– Молись, старый! Хотя ты у нас неверующий, – и спустил курок. Осечка! Зять не шутил. – Ты вот неверующий, а за тебя на том свете кто-то там усиленно молится. Может, матушка твоя?

– Петро, ну скажи ты ему что-нибудь! – прохрипел Дворников, поворачиваясь к подошедшему Петешеву. – Да что же вы делаете-то? Вася, давайте же как-то все по-родственному вопрос решим. Не чужие же мы с тобой! У меня и в мыслях не было к мусорам идти! Разве ж я похож на такого?! Вася, ну ответь же что-нибудь.

– Охолони, старик! За столом что ты сказал? – зло бросил Василий, меняя патрон. – Помнишь?

– Вася, прости меня, дурака старого! Может, и сболтнул что-нибудь по пьяному делу. Так с кем не бывает! Не убивай меня, прошу тебя!

– Не могу, Иван, уже все решено. – Отшвырнул в яму Хрипунов патрон, давший осечку.

– Что же ты Ксении обо мне скажешь, когда один вернешься? Она ведь обо мне спрашивать будет.

– Не переживай! С Ксенией я все решу. Все-таки зять я для нее.

– Хочешь, я на колени перед тобой встану! Только не убивай!

Иван Дворников рухнул на колени и крепко вцепился в полы плаща зятя.

– Не поможет! Кончайте его!

Подошедший сзади Барабаев крепко ухватил Дворникова за волосы. Петешев достал из-за голенища сапога нож и резанул острым лезвием по судорожно задергавшемуся кадыку. Обильно хлынула кровь, заливая одежду Дворникова. Он еще стоял на коленях, пытаясь что-то произнести, но из горла вырывались только хрипы и бульканье, а потом, окончательно обессилев, он упал лицом в густую траву, захлебываясь кровью. Несколько минут Иван Дворников еще тяжело дышал, а потом затих. Петешев с Барабаевым спихнули труп в яму, забросали его свежевыкопанной землей и, выравнивая, тщательно затоптали место погребения. Теперь уже ничто не свидетельствовало о совершенном преступлении.

– Вот и кончился наш Иванушка, – заключил Хрипунов. – Дурной был человечишко, конечно, да и характер у него был не сахар, но какой-никакой, а родственничек все-таки… Давайте помянем. – Он достал из сумки бутылку водки со стаканами. Сорвал алюминиевую крышку с горлышка и разлил водку в подставленные стаканы. Выпили молча. Капли, оставшиеся в стакане, вытряхнули на землю. – Ладно, потопали до хаты! Нечего нам здесь топтаться. Не вурдалаки ведь! А потом, еще увидит кто-нибудь!

Словно оплакивая усопшего, заморосил чахлый тоскливый дождь.

– Скоро грянет! – произнес Большак. – Не хотелось бы промокнуть до нитки.

* * *

В дом тестя Василий Хрипунов вернулся только под самое утро. Теща встретила его встревоженным вопросом:

– А где же ты Ивана-то оставил?

Хмуро скосив глаз на Ксению, Василий поинтересовался:

– Самогонка у тебя осталась? Ну та… что мы с тестем пили? Пробрала она меня…

– Осталось полбутылки. Сейчас принесу.

Принесла из чулана бутыль самогона. Налила Василию в стакан и отрезала толстый кусок постной ветчины. Хрипунов выпил угощение одним махом, после чего затолкал в рот пальцами закуску.

– Так где же Иван-то? Ты чего молчишь? – спрашивала Ксения Богаткина уже со страхом, наблюдая за тем, как мощно работают челюсти зятя. Она уже угадала во взгляде Хрипунова самое страшное. – Ты меня пугаешь…

– Все, мать, оборвалась его струна!

Женщина притихла, оглушенная страшным сообщением, а потом ахнула и глухо произнесла, опускаясь на табурет:

– Как оборвалась?! Неужели убили? – И уже громко в голос: – За что?! Что он тебе сделал?!

– А самогонка у тебя забористая, Ксения. По мозгам бьет будь здоров! – мутным взором посмотрел Василий на тещу.

– Он же мухи не обидел! – разрыдалась Ксения. – Безобидный совсем, как ребенок!