Текст книги "Ловушка для стервятника"

Глава 32
Дело верное, почему раньше не сказал?

Этот сарай на улице Ленина Петешев присмотрел еще на прошлой неделе. Спрятанный в глубине тенистого двора, он не был заметен с улицы. Сарай был двухэтажный, добротно сколоченный из крепких досок. Во всем чувствовалась рука крепкого хозяина. В этом строении он держал кур, и оттуда то и дело раздавалось их кудахтанье.

Предстоящее дело обещало быть необременительным: пройти в огороженный двор, свернуть курам шеи, покидать их в мешок, а затем с ним возвратиться домой.

– Сарай вообще безнадзорный стоит! – делился своими наблюдениями Петр. – Делов на пару минут. Зайти, открутить курам головы и в мешок их! А потом уходишь себе спокойно.

Хрипунов ответил не сразу, было видно, что его гложут сомнения. Уж как-то действительно все просто получалось, без затей. Еще сдерживало, что в последнее время потянулась череда неудач. Очень скверный признак!

– Любитель курятины… Ты мне лучше скажи: пчеловода мне нашел, чтобы я на пасеке пчелиным духом подышал?

– Ищу, Большак, – виновато протянул Петр. – Только среди моих знакомых карманники да форточники.

– А ты бы лучше искал! – поморщился Василий от приступа боли. – Тебе мало было, что ли, кур? Или ты забыл, как из-за них мы двух ментов грохнули?

– Все будет нормально, Большак! Зуб даю! – поклялся Петешев.

– Смотри, как бы без зубов не остаться.

– Без базара, Большак! Так значит, сегодня?

– Умеешь ты уговаривать, Петух… Лады!

Было уже за полночь, когда Петешев и Хрипунов свернули на улицу Ленина и подошли к сараю. Петешев достал припасенную отмычку и без особого труда открыл амбарный замок.

Словно тени, они юркнули внутрь, и почти тотчас из глубины сарая послышалось беспокойное кудахтанье, хлопанье крыльев проснувшихся птиц. В сарае поднялся самый настоящий птичий переполох.

– Вот суки! – выругался Петешев. – Все попрятались! Ищи их теперь!

– Наверх забрались! Знают, что с ними собираются сделать. Полезай давай, вон лестница рядом с тобой стоит, – поторопил Хрипунов.

Петр прислонил лестницу к полкам и полез под самую крышу.

Вдруг дверь с громким стуком захлопнулась, в сарае воцарилась темнота, и снаружи послышалась какая-то возня.

– Эй, кто там?! – толкнул дверь Петешев, но она не поддавалась. Заперто крепко. – Открывай дверь! Хватит дурить!

Снаружи ни звука. Еще через минуту послышались удаляющиеся шаги.

– Открой дверь! Убью, сука!

Хрипунов достал пистолет и дважды выстрелил в дверь. Ударил ногой немного повыше замка, дверь перекособочилась и приоткрылась. Через образовавшуюся щель Хрипунов с Петешевым увидели мужчину, отбежавшего в сторону на несколько шагов и прицеливающегося в них из пистолета.

– Курощки захотелось кушать? Так я вас сещас свинцом накормлю по самое горло, хайваны![8]8
  Скотина (татарск.).


[Закрыть]

Раздался выстрел, потом бахнуло еще раз. Пуля свистнула у самой головы Василия и хищно впилась в доску, вырвав из нее длинную щепу.

Хрипунов, стараясь не торопиться, прицелился в щуплую фигуру мужика и плавно нажал на спусковой крючок. Сухо щелкнул затвор. Опять осечка!

– Зараза! – выругался Хрипунов. Пытался извлечь из затвора перекосившийся патрон, но он не желал поддаваться.

– Ага! Не стреляет! – Мужик остервенело продолжал выпускать пулю за пулей. – Курощки им захотелось! Я вам, гадам, Сталинград устрою!

Пули назойливо свистели в опасной близости. Одна так и вовсе пролетела у самого виска, обжигая горячим дыханием. Как-то безучастно Василий удивился тому, что по-прежнему жив: «Видно, моя матушка покойная крепко за меня молится на том свете!»

Рядом дважды выстрелил Петешев. Мужик качнулся и, подломившись в ослабевших коленях, нескладно растянулся во весь свой небольшой росточек. На шум выбежали две женщины, двор тотчас наполнился криками, проклятиями. Русская речь смешалась с татарской.

– Абдулла! Абдулла! Поднимайся! – вопили женщины и тянули за рукав упавшего. А он, не внемля просьбам, продолжал лежать на земле, лишь его голова безжизненно качалась из стороны в сторону.

– К воротам! – крикнул Хрипунов.

– Пистолет надо забрать у него! – выкрикнул Петешев.

– Да черт с ним! Не успеем! – метнулся Хрипунов в сторону распахнутых ворот. – Сейчас менты сюда нагрянут!

Уже у самого выхода дорогу им преградил парень с одноствольным ружьем.

– Стоять! – хрипло заорал он срывающимся голосом. – Стрелять буду! Стоять!

Хрипунов поймал ошарашенный взгляд парня и зашагал прямиком на ствол в полной уверенности, что тот не выстрелит: «Кишка тонка! Чтобы в человека пальнуть, закалка должна быть!»

Вороненый ствол, слегка подрагивая в руках парня, едва касался серого пиджака Хрипунова.

– Шел бы ты отсюда, дурень, – процедил сквозь зубы Василий. – Если жизнь тебе дорога!

Размахнувшись, он ударил рукояткой вальтера по стволу. Ружье хрустнуло, преломившись надвое. Парень далеко в сторону отшвырнул обломки и обеими руками ухватился за отвороты пиджака.

– Ах ты, сволощь! Да я тебе сейчас!

Хрипунов попытался вырваться из цепких пальцев, но парнишка, несмотря на кажущуюся худобу, оказался жилистым, держал его крепко – руки словно две клешни! Подбежавший Петешев ударил его пистолетом в висок, и паренек стал медленно сползать на асфальт.

– Бежим! – выкрикнул Хрипунов, устремившись по улице.

– Звони по телефону! Милисия! Звоните по телефону! Милисия! – раздался вслед убегающим Хрипунову и Петешеву истошный женский крик. – Люди!!! Убили!!! Милисия!!!

На одном дыхании они пробежали по улице Чернышевского и проходными дворами свернули на соседнюю улицу. Дальше – Забулачье, Мокрая да Ямская слободы с частными строениями и невысокими каменными постройками прошлого века. Там уже не найдут.

– Давай передохнем, – предложил Хрипунов, когда вбежали в густую тень небольшого сквера. – Даже если кто-то из ментов и метнулся за нами, то они безнадежно отстали. Вот на этой лавочке и присядем, – указал он на скамейку, стоявшую под деревом.

Закурили. Пребывая в темноте, они хорошо видели улицу, освещенную фонарями, в этот поздний час пустынную. Хрипунов вяло и тихо ругался:

– Ну что, поел курочку? Вляпались так вляпались! Не везет нам, Петро, с этими курами… Хоть вообще их не таскай!.. Сначала двух ментов пришили, а теперь нас самих какой-то охламон чуть не угробил. Если еще раз полезешь ко мне со своими курами, я тебя лично задушу! – пообещал Василий.

– Полный кирдык, – согласился Петр. – Моя вина!

Хрипунов повернулся к Петешеву и вяло поинтересовался:

– А того мужика у сарая… ты насмерть, кажись, положил. Или он все-таки выжил, зараза!

– Кто ж его знает? – безразлично пожал плечами Петро. – Я в живот ему целил, так как-то понадежнее будет. А как там получилось, не знаю.

– Ну, если попал в живот, тогда хана! – докурив папиросу, Хрипунов бросил пустую гильзу себе под ноги. Взял из пачки еще одну папиросу. – От такой раны мало кто выживает. Одним трупом больше, только и всего…

– Ладно, брось об этом! Своих забот полон рот! Ты лучше послушай, какое я дело тебе предлагаю, – вдохновенно заговорил Петр Петешев.

– Никак не можешь угомониться, Петро, – улыбнулся Василий.

– Ты послушай, Большак, дело верное!.. Недели три назад я у своей дальней родственницы на свадьбе гулял, у Марии Иванычевой. А она работает на заводе «Пламя» кассиром. Дважды в месяц получает деньги в Госбанке и часто ходит обратно на завод без охраны.

– А ты об этом откуда знаешь? – призадумавшись, ответил Хрипунов.

– Ты что, Вася, забыл, что ли? Я ведь на этом заводе электриком работаю!

– И каков твой план?

– Кассиршу можно будет подкараулить у Госбанка, пристрелить ее, а деньги забрать! А таких денег, что она переносит, нам надолго хватит!

– О каких башлях идет речь?

– А кто ж его знает? Ведь не спросишь же.

Василия Хрипунова предложенное дело заинтересовало сразу, но нетерпения он не высказывал. «Это, конечно же, не кур из сараев таскать! Тут пахнет серьезными деньгами». Курил медленно, не спешил, заставляя Петешева ждать. Обдумывал.

– А родственницу тебе не жаль? – вдруг поинтересовался Большак.

Петр Петешев удивленно пожал плечами:

– А чего жалеть-то? Да и вижусь с ней я редко.

– Тоже верно… Значит, говоришь, она денег много забирает? – словно бы нехотя переспросил Хрипунов.

– Считай, что на весь завод!

– Если грубо так прикинуть, то за один раз у нее может быть тысяч пятьсот.

– А то и поболее! – радостно подхватил Петешев.

Василий крепко задумался. Дело представлялось непростым. «Тут нужно и кассиршу пристрелить, и деньги забрать, а еще и самому ноги успеть унести! И весь четко расписанный план может поломать любая случайность. Например, поблизости может оказаться наряд милиции. Они ведь стоять не станут… А может, действительно стоит рискнуть, – терзали Хрипунова сомнения. – Взять деньги у этой кассирши и залечь на дно! А то как-то все не везет в последние дни. Можно и вообще из Казани срулить с такими-то хрустами. Надо все обдумать до мелочей… Подстеречь кассиршу на одном из пустынных переулков, разрядить ей в спину пару патронов, подхватить сумку и бежать! На все уйдет минуты две, ну пускай три! Никак не больше, иначе завалишься! Что ж, следует рискнуть! Но за такие деньги милиция весь город перероет!»

Хрипунов считал себя интеллектуалом. Нередко он посещал громкие судебные процессы, чтобы послушать обвиняемых, речи адвокатов и выступления прокуроров. Старался понять, где именно бродяги совершили ошибки, которые привели их на скамью подсудимых. Читал газетные статьи, посвященные уголовным делам, каковых в последние годы публиковалось немало, где детально расписывалась работа следственно-оперативных групп. Следовало учиться на чужих ошибках. «Как правило, преступники попадаются в основном по собственной глупости и недальновидности, – рассуждал Хрипунов. – Важно не допускать ошибок. Взять хотя бы “Черную кошку”! Почему она так долго оставалась неуловимой? Да потому, что паханы толковые были! Все свои дела проворачивали чисто, не оставляли после себя свидетелей! Трудно или практически не раскрываются преступления, в которых продумана каждая мелочь и просчитан каждый шаг, где рассмотрены все возможные варианты осуществления дела и пути отхода при его неблагоприятном повороте. В хорошо продуманном деле не может быть чего-то второстепенного. Главным должно быть все! Важна любая мелочь! В противном случае дело будет провалено! А ограбление кассирши, конечно же, дело интересное. Единственная сложность заключается в том, что кассирша будет идти через центр города, где располагается сам завод, по многолюдной улице. Мое преимущество – эффект неожиданности! Пока случайные свидетели поймут, в чем дело, я уже буду далеко. Ограбление должно быть совершено мгновенно, иначе – конец!»

Петр Петешев не торопил, терпеливо дожидался ответа. И по тому, как глубоко задумался Большак, как неспешно и обстоятельно он разминал табак папиросы и глубоко затягивался дымом, было понятно, что предложение его заинтересовало.

Наконец Хрипунов ответил:

– Дело, думаю, стоящее. Такое нам не каждый день подваливает. Отказываться от него – большой грех! Иначе в следующий раз ничего путевого не выгорит…

– Золотые слова, Большак, – заулыбался Петр.

– Я удивляюсь тебе, Петух, почему ты об этом деле раньше мне не сообщил? Когда кассирша получает аванс? Числа двадцатого?

– Восемнадцатого, – поправил Петешев.

– Вот восемнадцатого и возьмем кассу!

– Большак, патроны кончаются. У тебя человек какой-то был, который патроны доставал.

– Не паникуй! С патронами улажу. Приходи вечером ко мне с Бабаем, все обсудим в деталях, а сегодня я сам покумекаю, как нам лучше это дельце провернуть.

Глава 33
Уходите отсюда!

Прохладным вечером вчетвером собрались в тихом бревенчатом домике четы Хрипуновых. Надежда, привалившись к плечу мужа, иногда поднимала глаза на Барабаева, который боялся встретиться с ней взглядом даже на мгновение. «Упаси господи, если Большак что-нибудь заметит! Он малых обид-то не прощает, а такое…» Алексею иногда чудилось, что Хрипунов видит его настороженный взгляд, и тогда у него внутри все замирало от страха.

Алексею Барабаеву припомнилось недавнее ограбление семьи Кашафутдиновых, когда Хрипунов с Петешевым прямо среди окровавленных трупов изнасиловали племянницу старика. Помнил самодовольное лицо Большака, расплывшееся в улыбке, когда тот, застегивая на поясе брючный ремень, смотрел на неподвижно лежавшую девушку и дергающегося на ней Петешева.

– А она хороша! Девка оказалась… А ты, я как посмотрю, мастер, – похвалил он поднявшегося Петешева и, посмотрев на него, проговорил: – Леха, у тебя еще бабы не было. Не хочешь свою штуку попробовать, как она работает? Ты у нее всего лишь третьим мужиком будешь.

Тогда Алексей Барабаев не помнил, что ответил, – было противно и, глядя на развеселившегося Хрипунова, страшно. В брюках, перепачканных кровью, в рубахе, разорванной на плече, и с кривой ухмылкой на тонких губах, он походил на Мефистофеля. А девушка смотрела на Петешева и Хрипунова и повторяла лишь одно:

– Только не убивайте меня… Только не убивайте! Я ничего никому не скажу.

Иногда Алексея Барабаева подмывало чисто мужское самолюбие похвастаться перед Петром, как он мял Надьку на скрипучей пружинистой кровати. «Красивая, длинноногая, с белым крепким телом. А какая горячая! Мечта, а не баба!» Но он тут же спохватывался и корил себя за несдержанность, пусть даже в мыслях, понимал, что даже одно неосторожное слово может стоить ему жизни.

Сейчас в произошедшее трудно было поверить. Надежда для Большака, несмотря на все его любовные приключения, оставалась по-прежнему самым близким человеком, и он обожал ее до беспамятства. Как же в нем все это сочетается, думал Алексей о Хрипунове. Когда выходил на дело, так в нем проявлялась крайняя степень жестокости. Но он никогда не допускал ничего похожего по отношению к Наде, всегда оставался с ней предупредителен и добр. Оставалось только удивляться, как в нем сочетаются две противоположные сущности. А Надежда? Интересно, какими глазами она видит своего мужа?

Алексей Барабаев ловил себя на том, что частенько вспоминает Надю как первую свою настоящую привязанность, как свою первую любовь. Она всплывала в его памяти ласковой и до бесстыдства откровенной. Помнил ее неутомимость и горячее тело. И сейчас, глядя на нее, уютно устроившуюся под рукой у Хрипунова, трудно было поверить, что это и есть та самая женщина, которая буквально топила его в своей любви.

Сближение с Надеждой произошло неожиданно для самого Барабаева. Как-то раз он пришел к нему домой, но хозяина не застал – как выяснилось, он уехал на несколько дней по каким-то своим делам в Москву. Надежда встретила Алексея радушно, пригласила пообедать и налила стакан красного вина – как она выразилась: «За знакомство и для аппетита».

Отказаться Алексей Барабаев не посмел: «Не хватало еще, чтобы за паиньку приняла!» Он лихо влил в себя вино и вскоре почувствовал, что захмелел. В соседней комнате заплакала годовалая дочь Надежды. Улыбнувшись гостю, хозяйка дома сказала:

– Я сейчас… Дочка там плачет. Я ее только успокою и тут же вернусь.

И действительно, вскоре плач прекратился, а из темной комнаты послышался ее тихий, ласкающий слух голос:

– Леша, помоги мне, пожалуйста, дочку в кроватку положить.

Барабаев, хмельной от выпитого вина и от какого-то томительного и волнующего предчувствия, пошел прямо на ее ласковый голос. А когда он, толкнув дверь, вошел в другую комнату, то столкнулся лицом к лицу с Надеждой. За прошедшие минуты в ней произошла какая-то тревожная перемена, Алексей почувствовал это сразу, как только увидел. Она не просто стала другой, она изменилась и внешне. Вместо длинного атласного платья на ней был пестрый ситцевый халатик. Его взгляд совсем непроизвольно прошелся по покатым полноватым плечам, скользнул вниз и остановился на крепких и упругих икрах. Надежда вдруг мягко обняла его за шею, притянула к себе и впилась жадным ртом в его пересохшие от волнения мальчишеские губы.

– Леша, не бойся ничего… Сегодня никто не придет, я буду одна, – зашептала женщина горячо в его лицо. – Ты можешь остаться у меня на ночь.

Не опасаясь быть отвергнутым, Леха ладонями мял упругое и гибкое женское тело. Чувствовал, как под его жадными прикосновениями Надежда все более слабеет, он поднял ее на руки и положил на кровать. Потом долго, склонившись над ней, торопливо пытался расстегнуть пуговицы на ее халате. А Надя, глубоко дыша и едва сдерживая легкий смех, смотрела на его спешные неумелые руки.

– Не надо! Я сама! – неожиданно воспротивилась Надежда, в одно мгновение превратившись в женщину, которую он знал, – властную и невероятно красивую.

Алексей жадно поедал глазами ее молодое упругое тело, когда Надя неторопливо стягивала с себя легкий халат, обнажая плечи, крепкие груди, отчего становилась еще ближе, еще желаннее. А потом ненавязчиво и терпеливо учила его мудрому искусству любить.

Уже усталая, лежа на спине и поглядывая в потолок, Надежда призналась:

– Никогда у меня такого с Васькой не было. Ну ты мне показал… кордебалет. Не ожидала я от тебя такого, а ведь совсем молодой… Где же ты научился такому?

– Твоя красота меня этому научила. Ни с одной другой такого бы я не сумел.

Так и уснул он подле Надежды, обессиленный.

Надежда разбудила его ранним утром. Лучи солнца, без стеснения вошедшие в дом, приодели Надежду в золотое.

– Тебе пора, милый, – произнесла Надя, – скоро Вася должен подойти.

– Дай я на тебя полюбуюсь… вот такой!

– Это какой же «такой»?

– Волшебной, – прошептал Алексей.

Некоторое время Надежда стояла неподвижно, давая Алексею возможность полюбоваться ее красивым молодым телом, а потом, улыбнувшись, произнесла:

– Нагляделся? А теперь тебе пора идти, – и Надежда прикрылась халатом.

– Когда мы увидимся в следующий раз?

– Это когда Вася будет на дежурстве или в Москву уедет. У него там по работе какие-то дела. Я тебе сообщу.

После этого случая они встречались еще не однажды, и для обоих каждое их уединение было волшебным.

Теперь Алексей Барабаев старался придать своему взгляду как можно больше безмятежности. Ненароком скользил взглядом по лицу Надежды. Иногда отваживался посмотреть на ее круглые коленки. Только однажды его глаза споткнулись о ее острый взгляд, и он прочел в нем то, что и хотел прочесть. «Она помнит о каждой минуте, проведенной вместе!» – радостно пело сердце.

Именно в этот момент Хрипунов как-то по-особому сурово посмотрел на Алексея. Внутри у Барабаева все похолодело, Василий смотрел так, словно сумел проникнуть в его тайну, но разговор неожиданно зашел о другом:

– Ты чего примолк, Бабай? Или наша компания тебя не устраивает? Может, о девках думаешь? Тебе надо такую же понимающую подругу, как моя Надька. Ладно, не смущайся, это я так. Подзадорил немного.

– Да я и не смущаюсь, – просипел Алексей.

– Завтра пойдешь в Госбанк и там узнаешь, сколько кассирша Иванычева получает денег.

Барабаев смело встретил взгляд Хрипунова:

– А разве кто-то скажет об этом?

– Бабай, меня совсем не интересует, как все это будет проделано. Меня интересует результат! Но узнать ты должен так, чтобы никто ни о чем не догадался! Можешь соврать, что должен охранять эту Иванычеву. Можешь еще что-нибудь придумать. Можешь сказать, что тебя послали с завода, чтобы ты узнал, когда будут деньги. Можешь поухаживать за какой-нибудь из барышень для отвода глаз. Я заходил туда… Девки там молодые, а ты парень видный. – Хмыкнув, добавил: – Можно даже сказать, что богатый, девки такие вещи подмечают. Если удастся, узнай, будет ли при ней охрана. Я буду ждать тебя на углу Тукаевской. Перед тем как она будет выходить, предупредишь – с охраной она или нет, чтобы я знал, как действовать дальше. А там уже моя проблема. Деньги потом разделим у меня. Ясно?

– Все понятно, Большак.

– И чего ты все на Надьку пялишься? Может, влюбился? – широко заулыбался Хрипунов.

– Тебе показалось, – отвернулся Барабаев, чувствуя, как заполыхали щеки.

– А ты еще и краснеть умеешь? – удивился Хрипунов. – Не ожидал.

– Ну чего ты к парню прицепился? – возмутилась Надежда. – Не слушай его, Леша. Ему нравится людей дразнить.

* * *

Ровно через неделю – восемнадцатого числа, в два часа дня – Хрипунов остановился на углу улицы Тукаевской и стал ждать. Через несколько минут должен был подойти Барабаев и сообщить, будет ли с кассиршей охрана.

Василий лениво посматривал на спешащих мимо него прохожих – у каждого свои дела! До него никому не было никакого дела. Оно и к лучшему. Его внимание привлекла белокурая девушка. На мгновение она задержала взгляд на Хрипунове, улыбнулась. «Хороша, чертовка! – проводил ее Большак продолжительным взором. – Если бы не дело, можно было бы и догнать, познакомиться. Пригласить в ресторан. Глядишь, завязалось бы что-нибудь красивое».

Задумавшись, Василий даже не заметил, как подошел Барабаев.

– Большак, сегодня кассирша будет с охраной. Лучше пока отложить.

– Хорошо, – тотчас согласился Хрипунов. – Видно, придется отложить до другого раза, когда она за зарплатой пойдет. Лишний риск нам ни к чему. А как узнал?

– Как ты мне и посоветовал. Сказал, что с завода меня послали.

– Мне нужно знать, как выглядит эта Иванычева.

– Сейчас она выйдет.

Не прошло и пяти минут, как в сопровождении двух рослых парней появилась видная темноволосая девушка. В руках она держала большую кожаную сумку.

– Вон она идет… С двумя парнями.

Василий едва заметно кивнул. «Парни ничего… крепкие. А если двумя выстрелами их, а потом ее… Рискованно. Таких сразу не убьешь. Наверняка фронтовики, готовы к разного рода неожиданностям. А потом, девка может просто убежать. Слишком много может быть непредвиденных обстоятельств. И я могу промахнуться…» – Хрипунов глядел на сопровождающих нарочито равнодушным взглядом, напряжение постепенно уходило.

Красивая девушка весело переговаривалась с сопровождавшими ее парнями и шла прямо на Хрипунова с Барабаевым, расстояние сокращалось, Алексей даже отстранился в сторону, чтобы предоставить дорогу рослому охраннику.

Алексей, словно читая мысли Хрипунова, шепнул:

– В следующий раз получка будет, она еще больше понесет. И пойдет одна, без охраны.

Задержали взгляд на удаляющихся, а потом Хрипунов сказал:

– Ладно, пойдем отсюда, нечего нам здесь торчать. Вечером приходи ко мне с Петухом.

Расставшись с подельником, Хрипунов зашагал в сторону трамвайной остановки. Он договорился встретиться со старшиной из танкового училища, продававшим ему патроны для пистолетов. Десять рублей за патрон. Дорого, конечно, но что поделаешь? Не тот случай, чтобы скупиться. Сейчас запас патронов нужен как никогда.

Старшина подошел точно в назначенный час. Одно слово – службист! Порядок любит. Он махнул Хрипунову рукой еще издалека. Вижу, дескать, спешу!

Сошлись. Поздоровались.

– Давай отойдем в сторонку, – предложил старшина. – Не здесь ведь тебе патроны давать.

Выбрав безлюдное место – в тихом тенистом садике, – старшина вытащил из кармана небольшой сверток и протянул его Василию.

– Здесь полсотни штук. Можешь не пересчитывать. А с тебя ровно пять косых.

Василий молча взял сверток и сунул его в карман френча, а потом достал огромного размера портмоне и отсчитал пятьсот рублей.

– Гера, можешь пересчитать, если не доверяешь. Ровно пятьсот!..

– Без надобности, Василий, – взял старшина деньги и сунул в карман.

Хрипунов вытащил из пачки денег еще несколько банкнот и протянул их старшине.

– И еще вот, возьми. Премиальные!

Старшина в знак благодарности кивнул и спрятал деньги в карман брюк.

– Вася, я вот что хотел у тебя спросить… А куда ты все мои патроны расходуешь? По банкам, что ли, в лесу пуляешь или по воробьям в оврагах? Несколько дней назад, говорят, на улице Ленина стрельба была. Целая война! Народ говорит, что какие-то во дворе сарай ограбили. – Старшина бесхитростно и добродушно улыбался Хрипунову, и трудно было понять, что это – наивное простодушие или, быть может, какая-то дьявольская хитрость.

«А не слишком ли много он хочет знать? – подумал Хрипунов, стрельнув в старшину косым глазом. – Может быть, на дело напрашивается? Пронюхал что-то? Кусок хочет для себя пожирнее урвать! Мало ему пять косых! Еще захотел подзаработать. Чтобы деньги хорошие получать, нужно как следует постараться. Это не патроны воровать со стрельбища! А не будет ли проще завалить старшину проданной им же пулей? – промелькнула шальная мысль. – Место тихое, народу никого. Никто и не увидит».

Однако Василий нашел в себе силы улыбнуться. Получилось очень располагающе, но заговорил он о другом:

– Гера, мне не нравятся твои вопросы. И вообще, на твоем месте я бы поменьше спрашивал. Я тебе плачу еще и за то, чтобы ты язык за зубами держал! Получаешь ты от меня щедро, так что тебе еще нужно? Вижу, что тебе этих денег на баб хватает. Видел я тебя как-то с одной брюнеткой лет двадцати… Красивая лярва! Если ты против, так я могу отказаться от нашего… сотрудничества. – Последние слова Хрипунов произнес холодно и как-то по-особому жестко. – Другие найдутся!

– Ладно, не ерепенься. Чего разошелся-то? Пошутил я. Свои же все-таки, не первый день друг друга знаем. – Старшина уже сожалел о сказанном, понимал, что наговорил лишнего, и коряво пытался исправить ошибку.

На лице собеседника так и читалось: «Уж больно близко ты подошел к огню». Такие парни, как этот, шутить не умеют. Вон что в городе творится! Что ни день, так убийство! А то и не одно! А сколько разговоров! Кто их знает, может быть, он как раз из тех самых, из-за кого комендантский час ввели. Мне до него нет никакого дела. Отдал патроны, получил деньги – и до свидания!»

Расстались вполне дружески, однако сказанные старшиной слова долго не выходили из головы Большака, вносили в душу сумятицу. Только вернувшись домой, уже на голубятне, среди воркующих птиц, Василий почувствовал, что успокоился окончательно. Напряженность, не покидавшая его целый день, как-то сама собой улетучилась, все, что с ним произошло, стало всего лишь несущественным штрихом прошлого дня. На душе посветлело, в безоблачное небо смотрел с настроением. Василий даже не заметил, как к нему под самую крышу голубятни взобрались Петр с Бабаем.

– Голубями все забавляешься, Большак, – весело окликнул Петешев приятеля.

Василий пронзительно и протяжно засвистел – полторы дюжины белогрудых птиц резво снялись со своих жердочек и, кружась шумной стаей, взмыли в небо. На губах Хрипунова появилась умиротворенная улыбка.

– Сильно ты их напугал, высоко взлетели! – порадовался Петешев, провожая долгим взглядом голубиную стаю.

Василий не желал замечать ни стоявшего рядом Петешева, ни подошедшего Барабаева – с мальчишеским восторгом наблюдал за стремительным полетом птиц. В обществе голубей ему всегда было привольно. Так бы и жил здесь, под крышей, вместе с голубями! А голуби, ведомые крупной широкогрудой самкой, совершая огромную петлю над домом, садом, голубятней, неустанно поднимались все выше и выше.

Хрипунов наконец обратил внимание на Алексея, сухо бросил:

– Давай, рассказывай.

– Я сегодня в бухгалтерии с одной кралей познакомился, – заговорил Барабаев, – вот она мне и рассказала, что через две недели Иванычева будет получать зарплату в Госбанке, и куда больше, чем сегодня.

– И сколько будет денег?

– Триста двадцать тысяч!

– Во сколько часов она будет в банке?

– Часа в два. Ну, может, полтретьего.

– Хорошо. Она ничего не заподозрила?

– Все в порядке, Большак. Все это мимоходом было.

– Лады… Как охрана?

– Охраны не будет, – уверил Барабаев.

Василий Хрипунов задрал вверх голову и посмотрел туда, где стая голубей, описав кривую, стала опускаться на крышу родной голубятни, и снова воздух резанул громкий свист, и робкая белокрылая стая метнулась ввысь.

– Так… Хорошо… – произнес Хрипунов, не отрывая взгляда от уносящейся под голубой свод неба стаи голубей.

Его голос ничего не выражал – не было в нем ни радости, ни торжества, отсутствовало всякое любопытство, не было и того азарта, который неизменно охватывал его, когда он приступал к очередному делу.

В Хрипунове проявилось нечто незнакомое, не поддававшееся объяснению. Петр Петешев усмехнулся: «А не слишком ли равнодушно он воспринял новость? Ему деньги, что ли, не нужны? Надежда его вон как наряжается! Старается напялить на себя все самое лучшее и модное. Сколько же она из него денег выкачала? Подругам своим болтает, что у нее собственная портниха, которая ее обшивает! Накличет Надька своей пустой болтовней беду на наши головы. Нужно будет Большаку подсказать, пусть Надька свой язык попридержит! А может, Большак чего-то предчувствует, вот и молчит!» – ужалила Петешева неприятная мысль.

– Я вот о чем думаю, Петух, – неспешно продолжал Хрипунов, внимательно наблюдая за полетом голубей, продолжавших резать крыльями синее небо, – чтобы промашки не случилось, ты меня должен подстраховать.

– Базара нет, Большак! – откликнулся Петешев. – Всегда подсоблю. Это ведь общее наше дело. Пушку брать?

– Не нужно. Ты подойдешь к ней, когда она будет возвращаться из банка, и спросишь, будет ли сегодня зарплата или нет. Этот вопрос подозрения не вызовет, она ведь твоя родственница, а потом, ведь ты тоже на этом заводе работаешь… Я же буду стоять на углу Тукаевской и наблюдать за вами. Если ты повернешь обратно на завод, значит, кассирша идет с деньгами, если пойдешь дальше – стало быть, денег при ней нет! А ты, Бабай, – посмотрел Хрипунов на Алексея, – будешь следить за кассиршей от самого Госбанка и предупредишь, если при ней окажется охрана… Людке в Волжск барахло отвезли? – спросил Большак у Петешева.

– Вчера еще.

– А за ту одежду, что мы неделю назад ей привезли, когда деньги будут?

– Говорит, что уже можно завтра приезжать.

– Хорошо. Подъеду. А теперь уходите отсюда, ни к чему нам вместе толкаться.