Текст книги "Приживется ли демократия в России"

Демократическая модернизация – единственный вариант национальной стратегии, который позволяет преодолеть отсталость страны посредством усвоения более продуктивной системы институтов и ценностей, необходимой в XXI веке и в то же время совместимой с лучшими чертами самобытной национальной культуры. Так случилось, что этот проект остановлен и к нему придется вернуться. Когда?

Рассмотрим три сценария с точки зрения сроков нового начала его реализации.

1) сценарий краткосрочный – инициативу берет на себя нынешняя власть, сам Путин. В конце лета, накануне Беслана, желательность такого сценария обсуждала известный политолог Л. Шевцова. Оптимальный для страны вариант: авторитарная власть проводит непопулярные реформы, а затем до 2008 года предпринимаются шаги к демократизации, например, ослабляется контроль над СМИ и манипулирование административным ресурсом.

2) среднесрочный сценарий – смена курса происходит со сменой лидера, возможно, в 2008 году, и только после этого проводятся реформы и демократизация. Но смена лидера и курса возможна, видимо, только при свободных выборах, а переход к модели демократической модернизации предполагает победу на них демократов.

3) долгосрочный сценарий – правящая элита делает все, чтобы удерживать власть как можно дольше и уступает ее только в результате своего ослабления и/или сильного нажима снизу. В этом случае серьезные шаги к демократизации не просматриваются в перспективе пяти–десяти лет.

Повторю, сценарии различаются в зависимости от времени начала демократической модернизации – проекта национального развития, реализация которого требует нескольких десятилетий.

Понятно, что правящая элита заинтересована в реализации третьего сценария. Вряд ли необъятная власть Путина будет брошена на то, чтобы, используя «окно возможностей» после выборов, осуществить обещанные либералам непопулярные реформы. Эффект от них скажется далеко не сразу, зато сразу понизится рейтинг власти. Мы уже отчасти наблюдаем это в связи с монетизацией льгот. После таких реформ вероятность демократизации еще больше снизится. Поэтому первый сценарий кажется не только самым лучшим, но и самым нереалистичным.

Впрочем, в случае продвижения реформ его, безусловно, надо поддерживать. Мир никогда не бывает одноцветным, отдельные позитивные институциональные изменения могут происходить даже в неблагоприятных условиях.

Среднесрочный сценарий предполагает, что в период до следующих парламентских выборов правящая группа либо начнет терять влияние, либо расколется, тогда как оппозиция сумеет организоваться. Сторонники демократии должны объединиться хотя бы на широкой платформе. У них практически нет шансов пройти в Думу поодиночке, тем более занять там сильные позиции.

В любом случае сторонники демократии должны сделать все возможное, чтобы использовать и развить позитивные для них изменения в общественных настроениях, добиться максимальных результатов на выборах 2007 года, остановить рост влияния национал-популистов. Вероятность относительного успеха среднесрочного сценария существенно выше, чем краткосрочного, но и она не слишком велика. Думаю, сейчас демократы еще не прошли нижнюю точку ослабления. Если они пойдут на выборы 2007 года тремя-четырьмя партиями, которые вместе соберут 4–5% голосов, тогда они, видимо, и пойму т, что в начале 2005 года дело обстояло несравненно лучше и что они сами несут полную ответственность за такой провал. Надо также иметь в виду вероятное изменение позиций других сегментов политического спектра – коммунистов и националистов.

Поэтому долгосрочный сценарий, к сожалению, может оказаться наиболее вероятным. Если это так, то сторонники демократии в течение восьми–десяти лет должны систематически наращивать свое влияние в обществе и основательно готовить условия для осуществления своих планов и поддержки их избирателями. Я бы сказал, надо тренироваться на стайерских дистанциях. Но реалистичность в оценке сроков не должна обернуться расслаблением. По российской формуле «спячка – раскачка – горячка» вряд ли что-то получится.

Разумеется, возможны события и процессы, которые будут способствовать смене одного сценария другим. Возможны неожиданности. Обычно они как раз и побуждают к крутым социально-политическим сдвигам. Только предсказать их нельзя, и рассчитывать на них пока не стоит.

Когда трезвая оценка перспектив оставляет слишком мало места для оптимизма, я стараюсь улучшить свое настроение, поставив текущие события в более широкий контекст. Речь идет о представлении об истории как чередовании темных и светлых полос: если сейчас полоса темная, то со временем неминуемо наступит и светлая. Чем сейчас темнее, тем светлее будет потом. Принцип понятен, остается дополнить его конкретным материалом.

Многие исследователи отмечают, что после революции, после глубоких перемен в общественном строе следует более или менее длительный период неустойчивого развития. Стабилизация, наступающая непосредственно вслед за революционными событиями и трансформационным кризисом, оказывается еще одним качанием маятника, эпизодом, порой выглядящим как реставрация. И таких колебаний следует ожидать и дальше; по идее, их амплитуда должна сокращаться. «Чем более сильная перестройка требуется системе для приспособления к новым требованиям, тем меньше вероятность, что адаптация осуществится за один шаг, даже если этот шаг – радикальная революционная ломка сложившихся отношений» (Стародубровская, Мау 2001: 50). Но само содержание этого периода неустойчивости или переходного процесса может интерпретироваться по-разному. Так, цитированная выше С. Кирдина предлагает следующую трактовку событий российской истории с середины XIX века (Кирдина 2004б: 94). Российская культура основана на институциональной Х-матрице, идентичной или близкой восточным культурам. Модернизаторы всякий раз пытаются навязать стране чуждую ей Y-матрицу, свойственную Западу. В итоге каждая модернизация, осуществляемая в целях усвоения норм либерализации, частной собственности и прав личности, заканчивается реставрацией традиционной Х-матрицы. Советский эксперимент – это консервативная реакция на либеральные реформы, начатые с отмены крепостного права, с попыток внедрения в российскую практику таких западных институтов, как парламент, политические партии и так далее. Соответственно события 1980–1990-х годов – еще одна попытка модернизации, которая вывела систему из равновесия, а нынешнее свертывание демократических институтов – закономерное восстановление традиционной Х-матрицы. Смысл подобной трактовки в следующем: модернизация в духе вестернизации все равно не получится, страна придет в состояние устойчивого равновесия только на основе Х-матрицы.

Другую интерпретацию дают И. Стародубровская и В. Мау (Стародубровская, Мау 2001: 50). Они исходят из эволюционной парадигмы, которая предполагает, что наиболее полезные нововведения, созданные в рамках одной культуры, могут распространяться и усваиваться другими культурами. Если этого не происходит, культуры, неспособные к генерации или усвоению нововведений, рано или поздно отстают и приходят в упадок. Революции – это способ расчистки устаревшей институциональной структуры. Но даже радикальная расчистка не может гарантировать адаптацию за один шаг. Напротив, я думаю, что чем радикальнее ломка, тем при прочих равных условиях продолжительнее период неустойчивого развития.

Те же авторы отмечают, что если после революции удается установить политическую систему, способную саморазвиваться, отражать складывающиеся политические и экономические интересы, то далее развитие может идти эволюционным путем. Так это случилось в Англии, где после революции 40–50-х годов XVII века, реставрации и последовавшей «славной революции» 80-х годов сложился строй конституционной монархии с сильным парламентом – политическая система, основанная на равновесии сил, основа демократии. Французская революция конца XVIII века, гораздо более радикальная, чем Английская, вызвала целую цепь революционных потрясений, растянувшихся почти на 100 лет, чередовавшихся полосами стабилизации и потрясений, пока после Франко-прусской войны не сложился демократический режим Третьей республики (Там же). Россия в ХХ веке оказалась в положении, которое ближе к Франции, но, видимо, с еще более длительным периодом неустойчивого развития, начиная с революций 1905 и 1917 годов, советского строя, его краха в августе 1991 года и нового цикла свертывания демократических институтов при Путине. Поскольку демократический механизм равновесия и согласия еще предстоит создать и его создание явно затягивается, следует ожидать, что у нас период неустойчивости еще далек от завершения.

Выводы из рассуждений И. Стародубровской и В. Мау, с одной стороны, и С. Кирдиной – с другой, равно противоположны.

Одни полагают, что модернизация, в том числе институтов, возможна, а длительный этап неустойчивого развития завершится, когда приживутся демократические нормы. Другая утверждает, что модернизация институтов в западном направлении невозможна, поскольку невозможно заменить традиционную Х-матрицу. Стало быть, и демократия не приживется, ибо она в Х-матрицу не вписывается. А значит (этот вывод за С. Кирдину сделаем мы), отставание сохранится, процветания не будет, и мы навсегда обречены завидовать другим.

Лично для меня позиция И. Стародубровской и В. Мау представляется более обоснованной и симпатичной. С. Кирдина, как кажется, упрощает реальность до искажения: во всяком случае вряд ли советскую эпоху можно считать реставрацией дореформенных порядков. Но, хоть этого и не хочется, следует признать, что исчерпывающих аргументов не дает ни одна сторона. Мы осуществим демократическую модернизацию или же останемся в плену традиционных институтов – вот выбор, перед которым стоит Россия.

Процесс развития всегда содержит неопределенность, и, стало быть, есть основания для оптимизма. Мы переживем еще одно колебание маятника, за которым последует движение в обратном направлении. Но все понимают, что это не происходит автоматически, в силу неумолимых «железных» законов истории. Таковых нет. Исход определяется столкновением и равновесием различных общественных сил, организацией, наличием лидеров, напряжением ума и воли, стратегией и тактикой, способностью договариваться. А время покажет, кто кого.

Заканчивая эту книгу, я не могу ответить на вопрос, вынесенный в ее заглавие, – приживется ли демократия в России. Не знаю. Но я пытался показать, какие условия необходимы, чтобы демократия у нас состоялась, и что бóльшая часть этих условий у нас уже есть. Есть и трудности, препятствия, весьма значительные, способные удержать Россию в русле традиционного для нее образа жизни и правления, а стало быть, законсервировать ее низкую конкурентоспособность, экономическую и культурную отсталость.

Мы рассматриваем достоинства демократии наряду с ее издержками. Лично я, пока писал, понял наконец глубину знаменитого высказывания У. Черчилля – «Демократия очень плохая система, но ничего лучше нее нет».

Мы сравнили типы демократических систем и пришли к выводу, что один из них, элитарная демократия, характерен для большинства развитых стран, вступивших в постиндустриальную эпоху. Она приемлема и для России на современном этапе ее развития, особенно учитывая опасения многих по поводу неподготовленности нашей страны к свободе и демократии. Но даже при достаточно жестком контроле, основанном на праве, неопределенность, свойственная свободным выборам, реальная многопартийность, политическая конкуренция, свобода печати, независимость суда, разделение властей и защита прав собственности изначально составляют тот минимум, при котором демократия, пусть не сразу, но со временем, станет органическим свойством российского государства. Минимум, благодаря которому она позволит нам воспользоваться выгодами, возникающими в результате сочетания стабильности и динамичности, свойственных современной демократии.

Я напомнил, что для всего мира современная демократия сравнительно молода. Мы не очень опоздали и можем наверстать упущенное.

Но надо иметь в виду, что тысячелетняя история России, кроме разве что вечевой демократии древних Новгорода, Пскова и Вятки, не дает примеров демократической организации Российского государства, в том числе и в Новое время. Бóльшую часть нашей истории в России сохранялось самодержавное иерархическое устройство: то абсолютная монархия, характерная для позднего аграрно-феодального общества, то советский тоталитарный режим. Мы насчитали в российской истории пять эпизодов, когда у демократии, хотя бы в форме сословного представительного органа, были какие-то шансы. Все они возникали в периоды ослабления государства и исчезали при его укреплении, всегда в деспотическом варианте. Разумеется, на Руси во все времена хватало вольнодумцев, либеральных мыслителей, поборников народной свободы. Но в целом о наличии укорененной российской демократической традиции говорить не приходится. По сути, задачу строительства демократии надо решать заново.

Однако, учитывая молодость демократии вообще и то, что ее устойчивое функционирование требует определенных предпосылок (в том числе достаточного развития рыночной экономики, частной собственности, определенного уровня благосостояния населения, более или менее устоявшейся социальной структуры общества), мы можем сделать следующий вывод: до сих пор в нашей истории этих предпосылок в достаточном объеме не было. Сейчас они сложились впервые. Объективно общество подготовлено к демократии.

Так что же, демократическая революция конца ХХ века в России – это начало новой эры в нашей истории, истории демократической страны, в которой путинская реставрация лишь эпизод, что-то вроде возвратного тифа? Или это только шестой эпизод, уже закончившийся? По логике вещей, если в России, как и в большинстве других стран, действует эволюционная парадигма – закономерность развития культуры от простого к сложному, которая в мире до сих пор работала безотказно, – для нас демократия только начинается.

Я постарался показать, что для демократии в России есть минимум необходимых условий. Уровень бедности высок, это неблагоприятное обстоятельство. Но он не является экстремальным и может быть достаточно быстро снижен за счет роста производительности и развития экономики. Уровень неравенства, социального расслоения резко вырос с советского времени, но это было неизбежно, и ныне он не превышает показатели стран, сходных с нами по уровню развития, да и многих более развитых стран. Я признаю, что для становления демократии это серьезные препятствия, но убежден, что преодолеть их возможно.

Национальный характер, национальный менталитет, укоренившаяся система ценностей и социальных институтов – куда более серьезная проблема, ибо у нас эти социальные характеристики носят по преимуществу архаический характер, доставшийся нам от феодально-советского строя. Они требуют изменения, и на это понадобится не менее 30—40 лет. Прошло еще мало времени, чтобы понять, могут ли они измениться в сторону большей продуктивности или же мы обречены жить с этим наследием, ограничивающим наше развитие. Вопрос в том, можно ли содействовать их изменению, и если можно, то как лучше: давлением «сверху», со стороны государства, или сделав ставку на свободу и демократию?

Здесь говорилось не только о возможностях, но и о необходимости демократических перемен, которые помогут России ответить на, возможно, самый существенный вызов конца ХХ века, – демографический кризис и ухудшение здоровья населения. Нельзя утверждать, что демократия – панацея для решения этой проблемы. Но ясно, что цена человеческой жизни должна радикально вырасти, а это неразрывно связано с уважением к человеку, к его достоинству, правам и свободам.

Колоссальная роль в этих переменах принадлежит элите российского общества, элите как совокупности лучших сил нации, а не просто верхушки, составленной из самых богатых и влиятельных. Элите, для которой служить стране – долг, призвание и привилегия.

Я пришел к выводу, что качества российской элиты, ныне весьма и весьма низко оцениваемые большинством специалистов, все же позволяют надеяться на то, что она способна найти в себе силы, чтобы выполнить свою историческую миссию. Дать ответ на вызовы эпохи, выработать долгосрочную национальную стратегию демократической модернизации России в постиндустриальную эпоху, достичь базового консенсуса по основным ее положениям; внушить обществу доверие к себе и здравое понимание необходимости и благотворности перемен; и затем, в течение того времени, которое потребуется, обеспечивать выполнение этой стратегии.

Прогноз развития России на ближайшее время не оптимистичен. Правящий режим пользуется поддержкой населения, но для модернизации и демократизации обстановка отнюдь не благоприятна. Более того, несмотря на высокие нефтяные цены и большие доходы от экспорта, механизм роста экономики стал давать сбои. Главная причина – падение деловой активности из-за давления государства на бизнес. Если эта тенденция подтвердится, всем станет ясно, что политика сочетания либеральных реформ и усиления государства бюрократическими методами себя не оправдывает.

Однако вряд ли руководители режима признают то, что будет ясно всем. Ведь это означает признать ответственность за драматические просчеты и ослабить собственную власть, причем как раз тогда, когда им больше всего будет необходимо сохранить ее, чтобы обеспечить преемственность для команды Путина, команды «силовиков». Если это так, то перспективы демократической модернизации могут оказаться весьма далекими.

И все же сегодня еще сохраняются определенные каналы влияния на общественные настроения, которые могут использовать демократические силы. Эти каналы будут расширяться по мере падения популярности режима, утраты им доверия избирателей. Нужно использовать все возможности, чтобы сохранить и нарастить эти каналы влияния, чтобы, оставаясь в правовом поле, противодействовать авторитарным поползновениям власти.

Понятно, что это можно делать только в случае преодоления нынешней удручающей разобщенности всех сторонников демократии. Я не знаю, как это сделать. Но выход должен быть найден.

В одном я твердо уверен: нужна, во-первых, широкая демократическая платформа, которая содержала бы минимум условий, которая сплотила бы самые разные общественные силы, готовые бороться за демократию, побеждать в конкурентной политической борьбе, предлагать избирателям свои программы и реализовывать их, находясь у власти.

Во-вторых, нужна сплоченная политическая сила, возможно, та самая массовая Народно-демократическая партия, которая предложила бы обществу программу демократической модернизации, выступила бы инициатором консолидации российской элиты с целью реализации этой программы.

Ниже в приложениях приводятся проекты широкой демократической платформы и программы демократической модернизации. Эти тексты не затрагивают деталей, они выделяют лишь то существенное, что должно привлечь внимание рядового гражданина, в чем его можно и нужно убеждать. Это не пропагандистский материал, а скорее материал для пропагандистов и пиарщиков, из которого они еще должны сделать продукт, привлекательный для избирателей. Самое главное – показать, что их конкретные проблемы можно решить только через борьбу за демократию, за гражданские права и свободы.

Реформаторов всегда упрекали в том, что они мало занимались разъяснением своих идей, а если и делали что-то в этом направлении, то в выражениях, непонятных избирателям, далеких от их повседневных забот и чаяний. Такие слова всегда содержат в себе опасность стать неисполненными обещаниями. Я старался наряду с общими положениями формулировать и раскрывающие их более конкретные предложения.

Впрочем, все мои предложения – только мое личное мнение.

В 2003 году я подготовил доклад о системе ценностей (Ясин 2004б: 332—393), в котором подробно рассматривал опыт Испании по модернизации системы институтов и ценностей после ухода Франко. Я обратил тогда внимание, что какой-то специальной работы по выращиванию институтов в этой стране не велось. Все меры, которые осуществлялись в Испании во второй половине ХХ века и которые привели эту страну к впечатляющим успехам, укладываются в трехчастную формулу: «демократизация – свободная экономика – гуманизация». Предлагаю программу демократической модернизации России построить по этой формуле.

В сущности, вся эта книга посвящена обоснованию этих предложений.

Верю, рано или поздно найдутся люди, которые смогут организовать их осуществление. Потому что демократия в России только начинается. А если будет демократия, будет и Россия.