Текст книги "Любовные хроники: Флинт Маккензи"

Это и есть Хани, решила она. Даже не разглядев лица, она поняла, что женщина красива.

Флинт слегка дернул поводья, и Сэм начал спускаться по склону к дому. Собрав все свое мужество, Гарнет невольно потянулась к медальону, но тут же вспомнила, что золотой талисман потерян. Она с трудом проглотила застрявший в сразу же пересохшем горле комок и направила лошадь вслед за Флинтом.

Глава 13

Когда они подъехали к дому, один из мужчин громко воскликнул:

– Боже! Да это же Флинт!

– Флинт! – радостно вскричала Хани и бросилась вперед.

Флинт спешился, и женщина оказалась в его объятиях. Они расцеловались и, отступив на шаг, брат произнес:

– Все хорошеешь, сестренка.

– Как я рада тебя видеть, Флинт! – Гарнет заметала, что в голубых глазах улыбающейся женщины заблестели слезы. – Без твоей ужасной бороды я тебя не сразу узнала. Просто прелесть! Почти, такой же красивый, как твой брат. – Хани не умолкала и озорно посматривала на мужчин.

– Славно оказаться дома! Здорово, Люк! – Братья пожали друг другу руки и похлопали по спинам.

– Глазам своим не верю! – К ним подошел самый высокий из трех братьев и тоже протянул руку.

– Привет, Клив! Давно приехал?

– Пару дней назад. – Раздались новые шлепки по спинам. – Уж не команчи ли лишили тебя волос на лице, братишка?

– Почти угадал. – Флинт наклонился и подхватил на руки Джошуа. – Как поживаешь, малыш?

Мальчик радостно обнял его за шею:

– Здорово, что ты приехал, дядя Флинт. Помнишь, ты обещал научить меня бросать лассо?

Маккензи снял шляпу и нахлобучил на головку ребенка:

– Сколько тебе лет, Джош?

– Семь. Ты что, не помнишь?

– Семь лет? И отец с дядей Кливом еще не научили тебя бросать лассо? – Джошуа покачал головой. – Они что, не думают, что тебе пора зарабатывать на шпоры?

Глаза мальчика от возбуждения расширились:

– Ура! Значит, когда я научусь бросать лассо, мне разрешат носить шпоры!

Флинт опустил глаза на Амиго. Пес ластился к его ногам, и хвост неистово бил из стороны в сторону.

– Я смотрю, у тебя все та же хромоногая собака?

– Конечно! Амиго – мой друг. – И, быстро перескочив на другое, мальчик дотронулся пальцем до его подбородка: – Зачем ты сбрил бороду, дядя Флинт? Теперь ты похож на папу.

Поглощенная созерцанием сцены счастливого воссоединения семьи, Гарнет не заметила, как к ней направился Клив, и очнулась, только когда его голос раздался совсем рядом:

– Позвольте помочь вам спешиться.

Гарнет невольно задержала взгляд на поразившем ее своей красотой человеке. Густые темные усы обрамляли чувственный рот и подчеркивали мужественность прокаленного солнцем лица, а орлиный нос с небольшой горбинкой не позволял казаться слащаво-миловидным. Дружеская улыбка Клива рассеяла страхи перед встречей с родственниками Флинта.

– Ах, извините, я вас не заметила. – Гарнет сразу же обратила внимание на сходство между возлюбленным и стоящим перед ней человеком: те же темные волосы и сапфировые глаза под густыми ресницами. Но в одном они по крайней мере отличались: у Клива не было настороженного, загадочного взгляда, который так поражал во Флинте, а выражение лица было приветливым и открытым.

Руки мужчины сомкнулись на ее талии и опустили на землю.

– Я Клив, младший брат Флинта.

– Очень приятно. А я Гарнет Скотт, – улыбнулась она в ответ.

Темная бровь вопросительно изогнулась:

– Мисс или миссис?

– Миссис Скотт.

– Ах вот как! – В голосе Клива послышалось разочарование. – А я уж было подумал…

– Я вдова, мистер Маккензи, – перебила его Гарнет.

Глаза мужчины вновь заискрились радостью:

– Значит, я был прав? Про вас и Флинта?..

– Флинт спас меня, когда на наш караван напали индейцы.

– Извините. Ради Бога, простите. А я понадеялся, что брат влюбился.

И тут Гарнет сделала нечто такое, что несколько недель назад сочла бы бесстыдным – она подмигнула Кливу и тихонько прошептала:

– Я стараюсь, чтоб так оно и было.

Мужчина запрокинул голову и весело расхохотался:

– Рассчитывайте на меня… Будьте уверены, помогу всем, чем смогу.

Он взял Гарнет за руку, они повернулись и заметили, что остальные пристально глядят в их сторону.

– Хани… Люк… Это миссис Гарнет Скотт. Флинт отбил ее у команчей.

Хани тут же всплеснула руками:

– Бедняжка! – В ее голубых глазах отразилось сочувствие, и она поспешила навстречу гостье. Люк последовал за женой.

– Рад познакомиться, миссис Скотт.

И этот симпатичный мужчина, решила про себя Гарнет, отметив такие же, как у брата, темные волосы и живые, цвета сапфира глаза. Его глаза говорили о сильном характере, а волевое лицо, казалось, было просолено всеми ветрами. Но он познал глубокое горе, поняла она, вглядевшись еще пристальнее.

Хани обняла ее за плечи и повела к дому:

– Проходите, будьте как дома. Вы наверняка устали с дороги.

Ее внимание совершенно ошеломило Гарнет, и она вопросительно взглянула на Флинта.

– Позабочусь о лошадях и сразу же вернусь, – бросил тот.

– Я тебе помогу, дядя Флинт, – с готовностью вызвался Джошуа.

На пороге дома Гарнет снова обернулась: Флинт вел лошадей к сараю, мальчик взгромоздился на кобылу, а Амиго путался у всех под ногами.

Люк и Клив тоже вышли на помощь брату, а Хани тем временем воспользовалась случаем, чтобы показать гостье дом. Кроме большой четырехугольной комнаты, которая служила и кухней, и гостиной, в нем находились еще две спальни и чердак. И хотя обставлен дом был довольно скромно, внутреннее убранство оставляло впечатление приятного уюта.

– Мы с Джошем сами сшили этот коврик. – Хани с гордостью указала на лоскутный ковер у камина. – Целую зиму подбирали кусочки из тех, что остались от занавесок на кухне и в спальнях. Следующей зимой Люк собирается сделать еще один стул для гостиной.

– У него, должно быть, золотые руки, – заметила Гарнет.

– Люк может сделать все, что захочет, – подхватила хозяйка, бросая обожающие взгляды за окно, где у входа в сарай разговаривали трое мужчин. – Вот продадим скот и купим плиту, и мне не придется разжигать камин для готовки. А на будущий год он собирается пристроить еще одну комнату. С тех пор как мы сюда перебрались, сделать пришлось очень много. А когда здесь появляются Флинт и Клив – просто не протолкнешься. Только не подумайте, что я против, – быстро добавила она и снова с любовью посмотрела на улицу.

Гарнет подошла к порогу и выглянула за дверь, туда, где в сгущающихся сумерках слышались голоса братьев. Каждый из них казался великаном, и она не могла отделаться от впечатления, что втроем они непобедимы.

– Правда, забавно? – проговорила Хани. – Сами себе целая армия.

Гарнет вздрогнула и круто обернулась:

– Как вы узнали, о чем я подумала?

– Потому что то же самое пришло мне в голову, когда я увидела их вместе впервые. Меня всегда интересовало, как выглядел их отец. Знаете, он погиб в Аламо.

– Да, Флинт мне говорил. – Гарнет снова взглянула на братьев, которые подошли к могильной ограде, за которой возвышалось несколько крестов. – Наверное, их мать была необыкновенной женщиной. Флинт просто боготворит память о ней.

– Так же как и все они. Значит, он рассказывал вам и о ней? Удивительно… Из троих братьев Флинт самый замкнутый. Тогда, наверное, вы знаете и о Саре Маккензи, и о том, что Джошуа не мой сын?

Гарнет кивнула.

– Но он добавлял, что, глядя на вас, ни за что об этом не догадаешься.

– Правда? Он так и говорил? Мне кажется, я полюбила Джошуа сразу, как только увидела. – Хани поспешно смахнула подолом передника навернувшиеся на глаза слезы. – Боже мой, что вы обо мне подумаете! Обычно я не такая плаксивая. – Она протиснулась к камину и помешала в кипящей на огне кастрюле. – Нужно решить, как будем спать. Вы можете разместиться в нашей комнате, Люк устроится с Флинтом и Кливом, а мы с Джошем поднимемся на чердак.

– И слышать не хочу! – запротестовала Гарнет. – Ни за что не соглашусь выгнать вас с Люком из собственной спальни. Я прекрасно высплюсь здесь или в сарае.

– В сарае! Боже, вы не знаете Люка Маккензи! Он никогда не позволит женщине спать в сарае одной.

Гарнет подумала, что лучшего момента не представится, чтобы сказать о том, о чем вскоре они догадаются сами. Она набрала побольше воздуха в легкие и посмотрела Хани прямо в глаза.

– Я там не буду одна. Ко мне придет Флинт.

Прошло несколько томительных мгновений, пока слова гостьи дошли до сознания Хани, и ее глаза удивленно распахнулись.

– Ни за что не поверю! Флинт Маккензи влюбился!

– Только не спрашивайте его самого. Он в жизни не признается в этом, мне кажется, даже себе самому.

– А вы его любите? – серьезно спросила Хани.

– Не была бы с ним, если бы не любила, – с такой же торжественностью ответила Гарнет.

Хани схватила ее за руки, сжала ладони в своих.

– Понимаю. – И в этот миг женщины почувствовали, как между ними установилась невидимая связь. Но в следующее мгновение Хани отстранилась. – Нужно что-то приготовить на ужин – все наверняка голодны.

– Чем я могу помочь? – тут же поинтересовалась Гарнет.

– Ну, нарежьте пару батонов хлеба. Нож найдете в правом ящике стола.

Они работали бок о бок, и Хани то и дело искоса поглядывала на гостью.

– Откуда вы, Гарнет?

Та вкратце рассказала о своей жизни, не забыв и о том дне, когда познакомилась с Флинтом.

– Хорошо, что вы поехали за ним, а то бы неминуемо погибли, – сочувственно охнула Хани.

– Я только увидела его и сразу поняла – это моя судьба.

Во дворе Флинт Маккензи подбрасывал на плечах Джоша. Но вот мужчины направились к дому.

– Возвращаются. – Гарнет повернулась с улыбкой к Хани.

– А у нас через секунду все будет готово. Нужны только четыре стула.

– Я могу сесть перед камином, – предложила гостья.

– И я тоже. А мужчины пусть устраиваются вместе и вдоволь наговорятся, вспоминая былые времена. – Хани склонила голову к Гарнет и тихонько шепнула: – Честно говоря, все их истории я давно уже слышала. – И обе женщины прыснули, как разозорничавшиеся школьницы.

Мужчины гурьбой вошли в дом и остановились посреди комнаты. Они только что умылись, и зачесанные назад волосы влажно блестели.

– Только посмотрите, как они красивы! – всплеснула руками Хани и поспешила навстречу. – Особенно этот! – Она подхватила на руки Джошуа, и мальчик довольно хихикнул, когда лицо женщины, заменившей ему мать, ласково ткнулось в его шею. Хани стремительно опустила ребенка на стул и повернулась к мужчинам: – Ужин готов. Прошу к столу! Мы с Гарнет устроимся у камина. – И строго предупредила Джоша: – Вот что, молодой человек, когда я вернусь, чтобы тарелка была пуста! Но это вовсе не значит, что из нее можно кормить Амиго.

– Все доем, мама, – пообещал мальчик, и взрослые весело рассмеялись, когда он с детской непосредственностью добавил: – Даже если будет невкусно.

Хани и Гарнет взяли тарелки и устроились у камина, и когда через некоторое время Клив поднял на них глаза, раскрасневшиеся и оживленные женщины, склонившись друг к другу, весело щебетали.

– Растрещались, точно сороки, – улыбнулся Клив братьям. – Голову даю на отсечение, у кого-то из вас уже уши горят. И звон в них стоит, как от сотни колокольцев.

Люк лишь усмехнулся, но Флинт подозрительно покосился в сторону женщин.

– Папа! – подал голос Джошуа. – А почему звон? Вы что, как дамы, прицепили к ушам колокольчики?

– Нет, сынок, просто так говорят, если кто-нибудь о тебе сплетничает.

– Неправильно говорят, правда, Амиго? – Мальчик свесился со стула и сунул собаке кусочек мяса. – Динькают не уши, а пальцы, потому что на пальцах кольца.

– А еще иногда в голове звенит, – прогудел Клив.

– В голове? – удивился мальчик. – На голове никто колокольцев не носит. У нашей коровы Касси колокольчик на шее, а не на голове. А на голову его никак не надеть – на голове у нее рога.

Страдальческий взор Люка обратился на Клива:

– Я тебя предупреждал, братишка, – осторожнее выбирай слова, не то сам будешь целый вечер их объяснять племяннику.

Флинт не сводил пристального взгляда с женщин, особенно с Гарнет.

– Ума не приложу, о чем болтают эти девицы. Вот ведь сцепились языками.

– Знаешь, братишка Флинт, после двух недель в твоем обществе бедняжка Гарнет рада любому человеческому общению, – добродушно заметил Клив.

– Папа, я закончил. Можно выходить? – спросил Джошуа, отталкивая стул.

– Только отнеси свою тарелку к раковине, Джош. Не думай, что мама должна это делать за тебя.

Мальчик отнес тарелку, бегом вернулся обратно и уселся у ног Хани. И та, не прекращая разговаривать с Гарнет, машинально обняла его за плечи.

– Я так рад за Хани, – заметил Люк. – У нее здесь ни одной подруги и поговорить не с кем. Хорошо, что ты привез сюда Гарнет, Флинт, а не оставил в каком-нибудь захолустном городишке.

– И я, скажу тебе честно, пожалуй, доволен, – отозвался брат. – Мы решили держаться друг друга, пока один не опостылеет другому.

Клив, безмятежно откинувшийся на спинку стула, при этих словах вскинулся в изумлении.

– Что я слышу? А как же твоя одинокая жизнь? Наконец решил, что есть другой способ согреваться зимними ночами, а не только подкидывать сучья в костер?

Флинт в ответ усмехнулся.

– У самого-то, братишка, что-то не видно женщины под боком.

– Будет, дай срок найти подходящую. Уж ее я узнаю с первого взгляда. А пока приходится стараться сделать всех в округе счастливыми.

– Только не преувеличивай того, что происходит между мной и вдовушкой. – Флинт осторожно посмотрел на брата. – Кстати, ты из нас один грамотей. Что-нибудь читал про судьбу? Рыжая постоянно о ней толкует.

– Судьба… Божественное предначертание… Кысмет… назови как хочешь. Все это одно и то же.

– Когда мы стояли у сарая, я тебе говорил, что направлялся прямиком сюда, но остановился в Дос-Риосе купить какой-нибудь еды. Там и услышал о тех двух парнях, что ускакали с Чарли Уолденом. Если бы я не бросился по их следу, то не оказался бы вблизи фургона, в котором ехала Гарнет. – Флинт покачал головой. – Не хочешь, а задумаешься, что за этим стоит.

– А меня больше волнует, что приключилось с тем парнем, которому удалось улизнуть.

– Не знаю. Его следов я больше не встречал. Может быть, попался команчам.

– А меня, – вставил Люк, – интересует участь Чарли Уолдена. В последнее время его не слышно и не видно. Никаких набегов здесь. Клив только что вернулся из Далласа. И там ничего не слыхать. Я обменялся телеграммами с двумя знакомыми законниками из Калифорнии. У них тоже тишина. Так где же он, черт побери?

– Не иначе кто-нибудь пристрелил сукина сына, – предположил Клив.

– Нет, этот подонок не сдох, – возразил Флинт. – Змея только затаилась в траве и готовится ужалить.

Очередной взрыв смеха заставил его оглянуться на женщин:

– Ума не приложу, о чем они так долго стрекочут. – И посмотрел на Люка. – В доме у тебя места не густо. Так что когда я ставил Сэма в сарай, то приглядел для нас с Гарнет местечко там же, на чердаке.

– Это уж ни к чему, – запротестовал Люк. – Ложитесь на чердаке в доме. Или Джош с Кливом устроятся наверху, а Гарнет займет детскую.

– Да нет, нам чудесно будет и в сарае.

– Не сомневаюсь, братишка, – улыбнулся Клив.

– Только посмотри на ухмылку нашего младшего, Люк, – засмеялся Флинт. – Помнишь, как пацанами мы его быстро приводили в чувство? Кажется, настало время повторить.

– Побереги силы, Флинт, – улыбнулся Клив и вскинул вверх руки. – Они тебе скоро пригодятся.

– После ужина присядем и поговорим о гуртовке скота, – предложил Люк. – Мне важно знать, что каждый из вас думает об этом деле.

– А нельзя ли подождать до утра? День выдался не из легких, и думаю, Гарнет совершенно вымоталась.

– Согласен. Поговорим после завтрака. Тогда пора ложиться спать.

Наконец посуда была вымыта, и Гарнет помогла Хани замесить тесто для утреннего хлеба. Все пожелали друг другу спокойной ночи. Флинт схватил фонарь:

– Пошли, рыжая. Увидимся утром, – повернулся он к остальным.

На чердаке, прямо посреди сена, Флинт устроил постель из одеял и окружил ее травяным валиком.

– Конечно, не гостиница, но крыша на случай дождя над головой есть. Что скажешь, рыжая? Предпочитаешь дом? Нам предлагали там остаться.

– Нет, здесь очень мило. И для меня важнее уединение. А для тебя?

– Тоже. Поэтому я все так и устроил.

– Мне понравилась твоя семья, Флинт, – промурлыкала Гарнет, выскальзывая из юбки и блузки.

– Похоже, и ты им приглянулась. – Флинт улегся в устроенном им уютном уголке и ждал, когда Гарнет присоединится к нему.

Когда молодая женщина оказалась рядом, он привлек ее к себе и потянулся поцеловать, но она быстро отстранилась.

– Ох! Твоя борода так колется! – Маккензи провел пальцами по жесткой щетине. – Знаешь, Флинт, к нашему соглашению придется добавить еще один пункт. Брейся, если хочешь, чтобы мы оставались вместе. Я вовсе не желаю, чтобы мое лицо оказалось до крови исколотым.

– Раньше надо было думать – перед тем как обдирать бороду.

– Но она мне нравилась не больше этих колючек. Ну, так что же решим?

Флинт приподнялся на локте и посмотрел на Гарнет сверху вниз.

– Одного у тебя не отнимешь, рыжая, – пробормотал он, стягивая через голову рубашку. – Ты умеешь ставить условия мужчине именно тогда, когда у него кровь кипит и ему не терпится тебя отведать. – И он быстро склонил голову к ее груди.

– Значит, договорились? – почти беззвучно спросила Гарнет, запуская пальцы в его волосы.

– Похоже на то, Далила, – буркнул Флинт, накрывая губами ее рот.

Глава 14

В утреннем воздухе еще чувствовался пронизывающий весенний холодок, когда Маккензи собрались, чтобы послушать Люка о дальнейшем житье-бытье. Гарнет возилась у раковины с грязной после завтрака посудой, но слышала каждое слово.

– Техас забит говядиной. За голову я могу выручить три, самое большее четыре доллара. С такими ценами «Трипл-М» не продержишь.

– С такими ценами даже скота не выкормить, – согласился Клив. – Больше выручишь за зерно.

– Хоть в шерифы возвращайся. – Люк виновато покосился на Хани и встретился с ее расстроенным взглядом. – Не беспокойся, соечка, в законники я больше не пойду.

– Есть какая-нибудь идея? – поднял голову Флинт.

– Если бы удалось перегнать стадо на север, к Абилину, мы получили бы за одну голову по сорок долларов, – торжественно провозгласил Люк.

Гарнет отложила полотенце и повернулась к говорящим. Все Маккензи изумленно уставились на Люка, а у Хани от удивления открылся рот.

Наконец Клив прервал молчание:

– Чисхолмский путь.

Люк кивнул:

– После переправы через Ред-Ривер шестьсот миль прямиком на север.

– Н-да, но три сотни из них по территории индейских племен. – Слова Флинта заставили Гарнет насторожиться.

– Знаю, Флинт, знаю, но враждебные из них только команчи и киова, а остальные проезжих не трогают. К тому же я слышал, что большинство банд команчей двинулись на север, в Вайоминг. Бен Уорд говорил мне об этом на прошлой неделе в городе. В прошлом году они перегоняли стадо длиннорогих Бара Кея в Абилин. Он сказал, что по всему пути луга с прекрасной травой и много водопоев. А хлопоты доставили совсем не индейцы, а джейхокеры.

– А кто они такие, джейхокеры? – встрепенулась Хани.

– Орудуют в Канзасе и хуже каторжников, – объяснил Люк. – Хотя изображают из себя законников и требуют мзду со всех, кто пересекает Канзас. А у тех, кто не может с ними расплатиться, забирают скот. И не останавливаются ни перед чем, даже перед убийством.

– Да это же форменный разбой! – возмутилась Хани.

– Конечно, – согласился Клив. – Но к тому времени, как стада достигают Канзаса, большинство старших погонщиков не хотят неприятностей и предпочитают лучше откупиться, чем рисковать жизнью гуртовщиков.

– Гурт был большим? – поинтересовался Флинт.

– Около тысячи голов.

– А старший гуртовщик?..

– Даллас Фентон, – ответил Люк.

Флинт покачал головой:

– Черт побери! Даллас Фентон – лучший гуртовщик в Техасе. Резвее любого бычка.

– Так вот Бен Уорд сказал, что в Абилине объявился некий Маккой, который ударил по рукам с железнодорожниками и скупает всю техасскую говядину, как только скот оказывается в городе. В шестьдесят седьмом на Север перегнали только тридцать пять тысяч голов, в прошлом году уже семьдесят, а в этом ожидают до трехсот!

– И сколько у Бара Кея было верховых? – поинтересовался Клив.

– Десять погонщиков, не считая самого Фентона и стряпухи.

– А сколько голов у тебя, Люк?

– Думаю, после клеймения будет около четырехсот.

На этот раз Клив присвистнул:

– Четыре сотни голов!

– Теперь понимаешь, в чем разница продавать их здесь или там? Шестнадцать сотен долларов и шестнадцать тысяч – это совсем не одно и то же.

– Откуда, черт подери, у тебя четыреста голов? – Изумленное выражение не сходило с лица Клива. – В прошлом году я привел тебе двести.

– Я считаю с телятами, – ухарски улыбнулся Люк. – Твой бык даром времени не терял. На северных пастбищах у меня около трехсот клейменых коров. И я уверен, около сотни разгуливает по полям.

– Думаешь, они твои? – хмыкнул Флинт. – Я слышал, что кража скота в здешних краях по-прежнему запрещена.

– Конечно, есть и приблудшие, – признался Люк. – Надо будет отделить их от стада. Но мы имеем полное право ставить клеймо «Трипл-М», если обнаруживаем на наших пастбищах корову или теленка.

– Но как ты узнаешь, имеет ли силу старое клеймо перед тем, как присваивать корову? – заинтересовалась Хани.

– По последнему изданию каталога. Если в нем нет какого-нибудь клейма, значит, оно не зарегистрировано – можно смело его перечеркивать и ставить свое.

– А как это делается, папа? – подал голос маленький Джош.

– Очень просто, сынок. Поверх старого клейма наносится крест, а рядом выжигается свое.

– Ух ты! – Глаза мальчика широко раскрылись. – Но корове же больно!

– Когда предполагаешь тронуться, старшой?

Люк повернулся к Флинту:

– Думаю, в середине июня. Месяц понадобится, чтобы собрать стадо и разобраться с клеймами.

– А сколько времени займет перегон?

Люк развернул карту.

– Вот путеводитель. Раздает «Канзас-Пасифик». Это железная дорога, которая отправляет скот на восток. В нем обозначен путь.

Братья склонились над столом, и Люк повел пальцем по бумаге.

– Если следовать по Ред-Ривер на восток, дней через десять можно выйти к станции Ред-Ривер. Сами знаете, лучшей, чем там, переправы не найдешь.

– Да, твердый песок и все удобства, – ухмыльнулся Флинт.

– А оттуда около двух месяцев до Абилина. – Люк выпрямился и с надеждой посмотрел на братьев.

– Четыре месяца туда и обратно, и дорога сносная, – заметил Клив. – По мне, звучит недурно.

– Но переправ хватает, – признался Люк. Он снова склонился над столом и показал на карту: – За Ред-Ривер Уичито, Канейдиан, Симаррон, Арканзас и потом уж Канзас.

– И нас трое на четыре сотни голов скота, – скривился Клив. – Беру свои слова обратно. Нетрудной дороги ждать не приходится.

Люк сложил карту:

– Конечно, не мешало бы побольше людей. Но всех погонщиков разобрали крупные фермы.

– Я могу поехать, – послышался голос Гарнет.

До сих пор она молчала и только прислушивалась, понимая, что Маккензи обсуждают свое семейное дело, в которое ей лучше не соваться. Гарнет сочувствовала обеим спорящим сторонам: Люк надеялся на перегон, потому что от него зависела судьба «Тринл-М», а Клив и Флинт не могли не сознавать, что троим мужчинам дорога не под силу.

Изумленные братья подняли головы и не сводили с женщины глаз.

– Я могу поехать, – повторила Гарнет. – Скот я никогда не гоняла, но в седле неплохо держусь и умею обращаться с ружьем.

– А я могу управлять походной кухней, – вставила Хани. – Помнишь, Люк, как я правила фургоном по дороге из Миссури в Калифорнию?

– А мы с Амиго будем маме помогать, – радостно воскликнул Джош. – Я умею делать песочное печенье. – Женщина с ласковой улыбкой обняла мальчика за плечи.

От Гарнет не ускользнуло, как братья обменялись многозначительными взглядами.

– Никаких женщин и никаких детей! – объявил Флинт.

– Ну, знаешь ли! Это мы еще посмотрим! – возмутилась Хани.

– Я согласен с Флинтом, дорогая, – перебил ее Клив. – А Гарнет, я уверен, не откажется с тобой пожить, пока мы будем в отъезде. Поживете, Гарнет?

– Нечего мне указывать, Клив Маккензи, – вспыхнула Хани. – Я тебе не шлюха из салуна, с какими ты привык общаться. Они для таких речей только и годятся.

– Ну-ну, сестричка, не кипятись, – попытался успокоить ее Клив.

Флинт молча подмигнул брату.

– Мы всего лишь заботимся о твоем же благе, крошка.

Хани взорвалась:

– Я тебя предупреждала, чтобы ты не называл меня этим дурацким прозвищем?

Флинт подавил смешок и почесал в затылке:

– Что-то не припоминаю. А ты, братишка?

– Мне кажется, она предпочитает крошке малышку.

Хани подбоченилась и приняла воинственный вид:

– Вы оба хуже мальчишек. Вот погодите, устрою я вам головомойку!

– Что это такое, мама? – поднял голову Джош.

– Скоро узнаешь, Джошуа Маккензи, если станешь вести себя, как дядья.

Люк улыбнулся и потянул жену к себе на колени.

– Остынь, соечка. – Он нежно обнял ее за талию и тихонько поцеловал. – Ты ведь знаешь, как им нравится, когда ты злишься.

Руки Хани скользнули Люку за голову и легли на плечи. Она тревожно посмотрела мужу в глаза:

– Знаю. Но скажи, ты меня здесь не бросишь?

Люк вмиг посерьезнел и долго не отводил от жены взгляда. Потом торжественно произнес:

– Нет, девочка, я тебя никогда не брошу, – и перевел на братьев глаза. – Ребята, я думаю именно то, что сказал. Семью я здесь не оставлю. Вспомните, что произошло с Сарой и мамой!

– Мы вовсе не думали, что ты намерен так поступить, – возразил Клив. – Но на всякий случай решили предложить.

Гарнет почувствовала на себе взгляд Флинта и, повернувшись к нему, встретилась с ним глазами.

– Решай, рыжая. Думаю, у тебя есть тоже право голоса.

– Не мне судить, что лучше, а что хуже, – начала Гарнет. – Но, как женщина, не могу себе представить, что Хани и Джош будут здесь в большей безопасности, чем с Люком. А что касается трудностей дороги… – она подмигнула Хани, – эта парочка холостяков просто недооценивает выносливости женщин.

– Ну что ж, леди, – широко улыбнулся Клив, – все стало на свои места. Похоже, старший братец, твой отряд сформирован. Держись, Абилин, – Маккензи идут!

Хани вскочила на ноги и бросилась к двум мужчинам:

– Я вас так люблю! Так люблю! – и расцеловала обоих.

– Это должно означать, что головомойка отменяется. – Клив ухватил ее за талию, оторвал от земли и закружил в воздухе.

– Ну нет, я не настолько глупа, чтобы это обещать, – взвизгнула Хани, но, оказавшись снова на полу, серьезно посмотрела на Клива и обронила: – Большое тебе спасибо. – И, повернувшись к Флинту, погладила его по щеке. – И тебе, старый плут! – потом рванулась обратно к мужу, прыгнула к нему на колени и обвила руками шею. – А тебя, Люк Маккензи, люблю так сильно, что словами не скажешь. – Она поцеловала мужа.

Тот обнял ее за плечи. Поцелуй повторился, но на этот раз пылал настоящей страстью.

Клив повернулся к Джошу:

– Пойдем, племянничек, объедем стадо, вдвоем посчитаем коров. Маме и папе надо побыть наедине.

– А что они хотят…

Рука Клива прикрыла мальчику рот, прежде чем он успел продолжить. Клив подхватил Джоша под мышки и вынес на улицу. Вслед за ним за порог, радостно виляя хвостом, выскочил Амиго. Гарнет взглянула на Флинта, тот кивнул, и они оба тоже выскользнули на улицу.

Джошуа несся впереди всех, Гарнет шествовала между мужчинами. Все подошли к загону и остановились у изгороди.

– Думаю, в дороге лошадей нам понадобится намного больше дюжины. – Флинт поставил ногу на нижнюю жердь. – Вчера, когда мы ехали сюда, я краем глаза видел мустангов. Попробую их заарканить и привести.

– Я поеду с тобой. Но сейчас я обещал Джошу посмотреть скот на северном пастбище. Махнем туда вместе? А на охоту отправимся завтра.

– Ну как, рыжая?

– Почему бы и нет? – Гарнет удивило, как быстро согласился с братом Флинт. Обычно он тут же начинал спорить. Но потом она поняла, что ему приятно находиться среди родных, и засомневалась, стоило ли влезать в их компанию с братом и племянником. Пусть Флинт побудет в кругу семьи. – Я подумала и решила, что мне лучше остаться, – небрежно произнесла она.

– Ты хорошо себя чувствуешь, рыжая? – заглянул ей в глаза Флинт, и Гарнет уловила в его голосе необычно заботливые нотки.

– Прекрасно.

– Так вы не против, что мы вас покидаем? – поинтересовался Клив, когда маленький отряд был готов тронуться в путешествие и Джошуа уже устроился перед ним в седле.

– Не беспокойтесь, я найду себе занятие, – ответила Гарнет и помахала рукой. Она вернулась в сарай и, заметив в углу несколько корыт и лоханей, вспомнила, что в седельных сумках у Флинта полно грязной одежды. Самое время устроить грандиозную стирку!

Молодая женщина вытащила на улицу корыто и поставила на решетку, которой пользовались, чтобы нагревать воду, развела огонь и в ожидании, когда над корытом заклубится парок, протянула между деревьями веревку. Потом сняла с сеновала седельные сумки, вывалила на землю их содержимое и запихнула внутрь опять – все, кроме кипы грязной одежды. И наконец неодобрительно оглядела себя. Ее платье тоже явно нуждалось в стирке. Гарнет нырнула в сарай, быстро сбросила все и влезла в штаны и рубашку Флинта, которые ей приходилось носить и раньше.

Сначала она выстирала нижнее белье, юбку и блузку, развесила их на веревке и только тогда принялась отскребать штаны и рубашки Флинта.

Весело посвистывая, Гарнет выхватила из кучи рубашек ту, что была на Флинте в день схватки с индейцами. Она расправила ее и увидела, что на ткани запеклась кровь.

Гарнет встряхнула рубашку, и в этот миг из кармана вылетел какой-то предмет. Пораженная, не веря собственным глазам, она уставилась на медальон – бесценный медальон, который она считала навсегда потерянным. Ликуя, Гарнет села на землю, открыла крышечку и впилась взглядом в изображение дорогих лиц.

Но вот первый порыв счастья прошел, и она задумалась, каким образом медальон оказался в кармане рубашки. Сердце ее подпрыгнуло и ухнуло до самых пяток.

Все это время медальон был у Флинта!

Откуда он его взял? Почему ничего не сказал ей? Он ведь знал, как она дорожила медальоном! Что это – злая шутка? Неужели ему доставляло удовольствие наблюдать ее горе? Не может быть!

У Флинта была семья. Он видел родных живыми, разговаривал с ними, они все вместе смеялись. Гарнет этого счастья была лишена навсегда.

И вдруг она с отчаянием осознала, что ему на это наплевать – несмотря на все испытания, какие им вместе пришлось пройти, несмотря на близость. Беспощадная правда заключалась в том, что все это для него ничего не значило.

Гарнет закрыла руками лицо. Нет, здесь нечто большее, чем злая шутка! Это жестокость! Флинт был именно тем человеком, каким она его однажды назвала, – низким. Жестоким и бессердечным.

И как она могла заблуждаться и полюбить такого человека? Считала, что присущее ему особое благородство искупает грубость. Что силой своей любви она сможет заставить полюбить и себя.