Автор книги: Фаддей Зелинский
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
И вот оно наконец наступило: древние боги воскресли во Флоренции, их власть распространилась по Италии, завоевала Рим, проникла за Альпы. Неудержимо развивалось новое движение, всюду пробуждая умы, освобождая личность, закрепляя за ней гордое право собственными силами стремиться к совершенству – к истине, добру и красоте. Таков был лозунг немецкого гуманизма XVI века. Реакция не замедлила последовать со стороны строгого древнехристианского духа: собственными силами стремиться к совершенству, к истине, добру, красоте? При чем же тогда благодать, отпущение грехов? Произошел новый, ожесточенный бой; Реформация сразилась с гуманизмом и поборола его. Теперь старинная легенда стала понятна: Фаустин-богоискатель, Фауст-превращенный – таков был герой нового времени. Историческая личность швабского проходимца Фауста могла ускорить пробуждение легенды, но не более; для развития самого предания она безразлична. Итак, Фаустом зовется человек, греховным путем стремящийся к совершенству; этим он подпадает власти врага-превращателя, воскрешающего для него Елену как предмет его пламенных желаний. Фауст и Елена – эта чета сменила отныне древнехристианскую чету, Симона и Елену. И эта чета, несомненно, принадлежит дьяволу: дух реформационной реакции – дух строгий и нетерпимый, в его раю нет места для сверхчеловека.
Такова была «народная книга о докторе Фаусте», изданная в 1587 г. Сказание с этих пор уже не сходило с кругозора образованной Европы; все же его жизнь не была особенно блестяща. Победа воскресших богов севернее Альп не была прочной; более всего нравилась народу именно наименее серьезная часть книги – различные волшебные фокусы старого мага, вечно благодарная тема кукольных комедий. Так прошел XVII век и добрая половина XVIII. Но тогда, под знаменем неогуманизма, положение дел изменилось.
Дух Возрождения не был убит Реформацией: он только дремал в ожидании того дня, когда ему суждено было победоносно заявить о себе. Его пробуждение было шумным и грозным; все же мало-помалу волнение улеглось, и новая идея – идея третьего Фауста – воссияла над миром. Фауст, враг-обольститель, Елена – опять они вместе, так же как и в народной книге о докторе Фаусте; опять Елена является символом античной красоты, определяющим собой стремление сверхчеловека, но одно изменилось. Уже не считается несомненным, что Фауст принадлежит дьяволу, нет: место старинной вражды занял прочный, сознательный и плодотворный мир. Народность, античность, христианство – эти три главные культурные силы современного человечества вступили в союз между собою; в лице Гёте новая Европа окончательно усыновила древнего титана; Гретхен, Елена, Mater gloriosa – последовательно направляют Фауста на его пути через борьбу и страдания к спасению.
Таково последнее творческое появление Елены в сознании человечества.
1905
1) Согласно возобладавшей версии Гомера и киклических «Киприй», Александр-Парис, присудив в споре богинь Афродите первенство в красоте, по ее наущению похищает Елену и привозит ее в Трою, где она делается его женой.
2) Согласно тому же Гомеру («Одиссея», песнь IV), Менелай, добыв Елену из взятой Трои, долго с ней скитается, причем ветры заносят его в Египет. Покидая эту страну, он забывает принести жертвы богам; за это у острова Фароса, «отстоящего от Египта на один день благоприятного плавания», ветер внезапно затих. Двадцать дней прождал он с товарищами, припасы истощились; тут над ним сжалилась морская нимфа Идо-фея, дочь вещего морского бога Протея; относясь к этому своему отцу не особенно нежно, она учит Менелая, как ему завладеть его особой, улучив минуту, когда он ляжет отдыхать со своим стадом моржей. Менелай исполняет ее совет, несмотря на то, что Протей постоянно меняет свой образ, и узнает от него, как ему умилостивить гнев богов. Затем он уезжает и уже ни Протея, ни Идофеи более не видит.
3) Гесиод – по-видимому, в своих «Каталогах» – дал не только историю сватовства, но и историю похищения Елены, вообще по гомерической версии, но с одним новым мотивом, быть может, народного происхождения. А именно: желая по возможности облегчить побег Елены, Афродита создает ее призрак, который остается в доме Менелая, вводя в заблуждение и домочадцев, и вернувшегося супруга. Лишь когда преступная чета достигает Трои, «летучий призрак испаряется в эфире» и Менелай уезжает искать исчезнувшую жену.
Этот мотив позднее воспроизвел со свойственной ему загадочностью Ликофрон в своей «Александре», причем его схолиаст ссылается на Гесиода; его же имеет в виду и Эсхил («Агамемнон»). Воспользовалось им и христианство: заменяя по своему обыкновению Афродиту Девой Марией, оно создало одну из своих самых чудных легенд «Marie la touriere» – обработанную Готфридом Келлером в его «Семи легендах» и недавно Метерлинком в его «Сестре Беатрисе».
4) Лирический поэт VII в. Стесихор в своей (потерянной) «Елене» следовал в изображении судьбы героини общепринятой гомеровской версии; за это, говорит легенда, его постиг гнев Диоскуров, братьев Елены, и он лишился зрения. Узнав о причине своего несчастья, он сочинил так называемую «Палинодию», в которой выставил Елену верной женой, не последовавшей за обольстителем в Трою. Подробности нам неизвестны, но так как он был источником Еврипида в нашей трагедии, то позволительно будет основные черты этой последней возвести к нему. Итак, мы заключаем, что Стесихор воспользовался «мотивом призрака», найденным им у Гесиода, но только в обратном смысле: именно призрак был похищен Парисом и увезен в Трою, сама же Елена была перенесена волею богов на Фарос к Протею и там провела все время, пока ее муж сражался и скитался. Наконец, Менелай и сам был занесен ветром к Фаросу вместе с призраком, который он добыл в Трое; здесь Протей передал ему его верную жену, призрак же испарился.
Легенду о слепоте Стесихора придется, разумеется, отбросить: не Диоскуры, а покровительствуемая ими Спарта заставила поэта через союзную дельфийскую коллегию спасти честь своей богини Елены, как я это показал в своей статье «Елена Прекрасная» (см. выше).
5) Геродот в Мемфисе видел храм «Афродиты-странницы»; о нем «жрецы» рассказали ему следующую легенду. Когда в Мемфисе царем был Протей, к Канобийскому устью Нила был занесен Парис с похищенной в Спарте Еленой и с сокровищами Менелая. Начальник устья Фонис, по-видимому, соответствующий тому «Фону», которого сама Елена («Одиссея», песнь IV) называет своим хозяином в Египте, донес Протею о его прибытии, и тот потребовал его к себе и спросил, откуда он везет женщину и казну. Парис хотел его обмануть, но был уличен собственными неверными рабами; узнав правду, Протей велел ему уплыть одному, сказав, что намерен сберечь Елену и ее добро для ее мужа. Все же Троянская война состоялась, так как эллины не поверили клятвам троян, что Елены у них нет. По взятии города Менелай был занесен в Египет, где получил от Протея обратно и жену и сокровища.
Египетского в этой легенде вряд ли найдется и крупица; скорее всего «жрецы», т. е. греческие проводники, рассказали Геродоту версию Стесихора, а он рационализировал ее по-своему. Рационализация коснулась трех пунктов: 1) «призрак» был устранен; 2) фаросский морской бог Протей был превращен в египетского царя, причем для соединения побережья с царской столицей на Ниле пришлось придумать посредника в лице Фониса; 3) вещая сила морского бога была заменена показанием рабов Париса.
6) Наконец, Еврипид опирается одинаково и на Стесихора и на Геродота; призрак он удержал, но Протея рационализировал, его же вещую силу олицетворил в его дочери, причем созвучие ее имени – Феоноя – с геродотовским Фонисом вряд ли случайно. Но так как его в те времена особенно интересовала интрига, то он честную отдачу Елены Протеем Менелаю заменил побегом и для этого предположил, что мудрый Протей умер и его престол унаследовал страстный и дерзкий, хотя и набожный, Феоклимен.
Одно нас смущает: обыкновенно геродотовская традиция вливается в трагическую мифопею не через Еврипида, а через Софокла. Про Софокла сохранилось свидетельство, что он написал трагедию под заглавием «Похищение Елены»; не была ли эта трагедия соединительным звеном между Геродотом и Еврипидом?
Как уже было сказано выше, интрига побега, введенная Еврипидом в эту трагедию, вызвала неодобрение также и современной ему критики; его отголосок мы находим в комедии Аристофана «Фесмофории» («Thes-pophoriazusai»), назначенной к постановке в 411 г., т. е. годом позже «Елены». Содержание ее следующее.
Еврипид проведал, что собирающиеся на праздник Фесмофорий женщины намерены говорить о нем в своем собрании по поводу женоненавистнической тенденции его трагедий и вынести неприятную для него резолюцию; он хочет уговорить женоподобного собрата, трагика Агафона, переодеться женщиной и, отправившись к празднующим, произнести речь в его пользу; когда же Агафон отклоняет от себя это опасное поручение, его свояк – по рукописям, его тесть Мнесилох, – возмущенный этой трусостью, решается сам его исполнить. Для этого ему приходится первым делом пожертвовать своей седой бородою; затем он отправляется на праздник, напутствуемый благословением Еврипида и его обещанием выручить его в случае беды. Роль свою он разыгрывает добросовестно, но его все-таки обличают. Одна из женщин отправляется доложить о святотатстве притану; другие возвращаются к священнодействиям, оставив Мнесилоха, все еще переодетого, под надзором дюжей и злой старухи. Тот не унывает – недаром он поклонник Еврипида. И вот тут начинаются пародии.
Сначала он разыгрывает Телефа с похищенным ребенком у алтаря; но ничего не выходит, так как ребенок оказывается переодетым винным мехом и после испития теряет всякую ценность. Затем прикидывается Паламедом (соответственная трагедия была поставлена в 415 г.), но и это не действует. Он начинает сердиться.
Мнесилох
Чуть глаз не вывихнул: гляжу, гляжу —
Его же нет как нет. Что с ним? Наверно
Стыдится «Паламеда» своего.
И подлинно: вещь слабая.
Какой же Трагедией его мне заманить?..
Нашел: я новую его «Елену»
Здесь разыграю. Кстати и наряд
Оставили мне женский. Ну, за дело!
Старуха
Ты что ворочаешься? Что юлишь?
Я дам тебе Елену! Смирно, старый,
Сиди, пока не явится притан!
Мнесилох-Елена
Старуха
Клянусь Гекатой светоносной, плут ты!
Мнесилох-Елена
Отечество на долю не без славы
Мне дали боги: Спарту; и Тиндар
Был мне отцом.
Старуха
Мнесилох-Елена
Я названа Еленой.
Старуха
Что? Опять
Ты лезешь в женщины? Сначала, друг мой,
За прежнюю проделку расплатись!
Мнесилох-Елена
И много душ из-за меня погибло
На берегах Скамандра.
Старуха
Очень жаль,
Что без тебя!
Мнесилох-Елена
Спасибо! С той поры
Я здесь живу, а муж мой злополучный,
Мой Менелай, замешкался, проклятый!
И для чего ж еще живу я?
Старуха
Видно,
Не знают дела вороны свово!
Мнесилох-Елена
Еврипид-Менелай
(появляется, потешно покрытый лохмотьями паруса)
Мнесилох-Елена
Ты видишь дом Протея.
Старуха
Еврипид-Менелай
В какую ж землю бог меня направил?
Мнесилох-Елена
В Египет.
Еврипид-Менелай
О, куда я занесен!
Старуха
Ты висельнику веришь? Вздор сплошной
Он мелет. Пред тобою – Фесмофорий.
Еврипид-Менелай
А сам Протей – в отъезде он иль дома?
Старуха
Тебя, я вижу, укачало, гость,
И здорово: ведь сказано, что умер
Протей! А ты: «В отъезде он иль дома?»
Еврипид-Менелай
Он умер, горе! Где ж похоронен?
Мнесилох-Елена
Вот гроб его; на нем сижу я ныне.
Старуха
(испуганная и возмущенная)
Провал тебя возьми! Возьмет, увидишь:
Как смел ты гробом называть алтарь?
Еврипид-Менелай
А ты зачем в сидении могильном
Поникла здесь с покрытою главой?
Мнесилох-Елена
Протея сын в брак требует меня.
Старуха
Зачем ты, тварь, обманываешь гостя?
Мошенником сюда пришел он, гость,
На украшенья женские польстился!
Мнесилох-Елена
Твой лай меня не тронет!
Еврипид-Менелай
Чужестранка,
Кто эта ведьма, что тебя поносит?
Мнесилох-Елена
Царевна Феоноя.
Старуха
Да, как раз!
Критилла Антифеева, с Гаргетта,
А ты – бесстыдник.
Мнесилох-Елена
Что ж, бранись, но я
За брата твоего не выйду, бросив
Супруга, что под Троей, – Менелая.
Еврипид-Менелай
Кого? Сюда зеницами блесни!
Мнесилох-Елена
(стыдливо отворачиваясь)
Мне совестно, что бороду сбрила я.
Еврипид-Менелай
Что ты промолвила? Язык коснеет.
Что вижу, боги, я? Кто ты, жена?
Мнесилох-Елена
Открой себя. Желанья нас роднят.
Еврипид-Менелай
Гречанка ты иль здешняя? Скажи мне.
Мнесилох-Елена
Гречанка, да. А ты? Ты тоже грек?
Еврипид-Менелай
Ты до того похожа на Елену!
Мнесилох-Елена
Еврипид-Менелай
Да, это я – увы – несчастный этот!
Мнесилох-Елена
(бросается к нему)
О, наконец, вернулся ты к жене.
Бери меня, супруг! Обвей рукою,
Облобызай! Бери-бери-бери —
Живее только!
Хочет с ним бежать; старуха преграждает им путь.
Старуха
Взвоет тот, который
Посмеет увести тебя отсюда:
Всю шкуру факелом ему спалю.
Еврипид-Менелай
Не волен я жену свою отсюда,
Тиндара дочь, во Спарту увести?
Старуха
Да ты и сам, любезнейший, не плут ли
И не сообщник ли ему? Недаром
Арапами прикидывались. Ну,
К нему расплата близится, я вижу:
Идет притан, и полицейский с ним.
Еврипид
Да, дело дрянь. Теперь давай бог ноги!
Мнесилох
А я, несчастный?
Еврипид
Будь покоен; я
Тебя не выдам, если жив останусь.
Мои уловкам нет числа, поверь.
(Уходит.)
Старуха
На этот раз пустым вернулся невод.
Действительно, они разыгрывают в дальнейшем еще «Андромеду» в присутствии полицейского, но тоже безуспешно. И ирония комедии заключается в том, что Еврипид, исчерпав свои трагические уловки, вынужден прибегнуть к житейским, предлагая полицейскому взятку; а какую – об этом пусть читатель справится у самого Аристофана.
VIII. «Ипполит»1) О зародышевом фазисе этого мифа свидетельствует только имя героя. Как доказывают аналогичные имена, Hippo-lytos означает «разрешенный», т. е. выведенный на свет из лона матери существом, имя которого скрывается в первой части слова. При трудности родов молились соответствующему божеству (реки, например); если роды кончались благополучно ребенку давали имя его спасителя в словосложении с -lytos. В данном случае это была Hippe или Hippo, а это один из многочисленных териоморфических образов того женского существа плодотворения живой природы, которым первоначально была Артемида. Таким образом, Ипполит, по этому исконному представлению, был демоном родов, непосредственно близким Артемиде; отсюда понятно, что девушки перед свадьбой считали своим долгом наравне с Артемидой ублажать и Ипполита.
2) Второй фазис в развитии Ипполита засвидетельствован трезенским культом; его идейную сторону превосходно выяснил Виламовиц, не касаясь, однако, истории его возникновения. Два обстоятельства содействовали развитию этого второго фазиса из первого: а) Исчезновение териоморфизма; вследствие него Гиппа отделилась от Артемиды, став ее не то нимфой, не то жрицей, и потеряла связь с Ипполитом, оставляя его имя необъясненным. Пережиток старинного представления заключается в том, что трезенская Артемида, перестав сама быть лошадью, осталась покровительницей трезенского ипподрома. б) Представление (под влиянием религии Аполлона) об Артемиде как о богине девственной, покровительствующей девственности. С нею и Ипполит стал девственником; предсвадебные обряды трезенских девушек получили значение прощания с «девичьей красой». В этой фазе представления об Ипполите был создан и миф о нем. Чтобы выставить его героем-девственником, надо было изобразить его предметом самой соблазнительной любви, победоносно сопротивляющимся ей и жертвующим жизнью за свою чистоту. Его соблазнительница поэтому была представлена красавицей и названа Федрой, т. е. «светлой». Для драматизации безуспешного женского соблазна греческая мифология знала ходячий мотив – «мотив жены Пентефрия»; мы имеем его в применении к другим героям чистоты, Пелею и Беллерофонту. Только здесь дело должно было кончиться смертью героя-девственника. Род смерти подсказало имя, первоначальное значение которого вследствие вышеуказанного (под а) факта было забыто; его стали объяснять, этимологически неправильно, как «разрешенный конями», т. е. – размыканный ими. Этот исход надо было связать с «мотивом жены Пентефрия» – и миф был готов.
3) Третий фазис был обусловлен перенесением трезенского культа в Афины; его наглядными памятниками были могила Ипполита и храм «Афродиты над Ипполитом» на южном склоне Акрополя. Последствием этого перенесения было вплетение Ипполита в аттические мифы. Участие Тезея в войне с амазонками дало возможность найти для Ипполита достойную чету родителей: он стал сыном Тезея и пленной царицы амазонок Антиопы, а Федра – женой афинского царя и, значит, мачехой Ипполита. Последний элемент заслонял первоначальный смысл мифа: не надо быть строгим девственником для того, чтобы гнушаться греха с мачехой; поэтому мы вряд ли ошибемся, допуская, что он был чужд той редакции (№ 2), которая послужила сюжетом для песен трезенских девушек. Федра здесь, – как, вероятно, и в трезенской редакции, – кончала самоубийством; вот почему усыновленный кимоновскими Афинами живописец Полигнот изобразил ее «на качели», что было символом повешения.
4) На этот афинский вариант обратил свое внимание Еврипид – мы не знаем точнее, когда, но, вероятно, в 30-х гг. V в.; поставив в центре действия фигуру Федры, он изобразил ее как женщину развращенную и безудержную в своих похотях. Этот «первый Ипполит», нам не сохранившийся, восстановляется, кроме мало дающих отрывков, из краткого резюме новонайденного Аполлодора, восходящего к «Трагодуменам» Асклепиада Трагильского, и затем из подражаний Овидия (ср. мои «Баллады-послания» IV) и Сенеки («Федра»). От сохранившегося он отличался в следующих пунктах: а) действие происходило не в Трезене, а в Афинах; б) отлучка Тезея объяснялась тем, что он вместе с Перифоем отправился в преисподнюю, чтобы помочь ему похитить Персефону (см. «Геракл» и трагедию «Перифой» в т. VI); в) пользуясь отсутствием мужа, Федра сама открывается Ипполиту, который от ужаса осеняет себе голову плащом (отсюда заглавие этого первого Ипполита – Hippolytos Kalyptomenos, т. е. «осеняющийся»); г) после возвращения мужа Федра, боясь наказания, клевещет на своего пасынка, будто он покусился на ее честь; д) после гибели Ипполита его невинность обнаруживается (быть может, согласно изображениям на саркофагах, из показания его «педагога»), а Федра кончает самоубийством; е) главная разница – характер этой Федры, представленной как «блудница» (по выражению Аристофана), без тех тонких, благородных черт, которые снискивают ей нашу симпатию в сохранившемся «Ипполите». Соответственно этому и выпады против женщин были здесь самыми яростными.
Отрывки из этого «Ипполита» см. в т. VI.
5) Федра-блудница в первом «Ипполите» решительно не понравилась афинянам; представителем их протеста стал, по-видимому, Софокл в своей «Федре». Правда, время ее постановки нам неизвестно, но есть основания поместить ее между двумя «Ипполитами» Еврипида. На главные нападки Еврипида против женщин Софокл здесь ответил примиряющим отрывком, вызывая этим со стороны Еврипида новую страстную отповедь в нашей трагедии. Характер еврипидовской Федры был значительно смягчен; софокловская помнит о своих детях, и ее злым гением выставлена кормилица. Тезей и здесь предполагается в преисподней, вследствие чего можно предположить, что местом действия и здесь были Афины. Но все же Федра не лично открывалась Ипполиту, а посредством письма, которое она через кормилицу посылала ему; на этот вариант нас наводит совпадение Овидия с саркофагами, а также и следующее обстоятельство: Еврипид, не знаем почему, представлял себе женщин героической эпохи неграмотными.
6) Этот протест заставил Еврипида переделать свою трагедию; в 428 г. он поставил своего второго «Ипполита» – того, который сохранился нам. В нем он еще более смягчил характер героини – она совсем не открывается Ипполиту, ни устно, ни письменно, это делает против ее воли ее кормилица. Мы не можем сказать, впервые ли Еврипид представил дело так, что Федра кончает самоубийством до прихода Тезея и клевещет на Ипполита не ради своей жизни, а ради чести своей, своего дома и своих детей – быть может, так обстояло дело уже у Софокла. Но мотив письма, которым она у него пользуется для этой клеветы (в противоположность к первому «Ипполиту»), противоречит только что указанной особенности Еврипида и, несомненно, допущен у него под гнетом необходимости и под влиянием Софокла.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
