Текст книги "Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы"

Нет; Гермес наверное вышел из пещеры не с пустыми руками, а с той лирой, которая была его спасением. Невиданный до тех пор инструмент не мог не возбудить любопытства сатиров, и в интересах лукавого бога было использовать это любопытство, предлагая хору спеть песню под аккомпанемент новоизобретенной диковины. И вот, наконец, после стольких суррогатов, настоящая хорическая песнь под лиру, пример смертным на все времена. После нее примирение не могло заставить долго ждать себя. Очарованный Аполлон охотно предоставил брату свое стадо взамен драгоценной лиры; эта последняя стала с того времени его постоянной спутницей. Разумеется, и старый Силен с сатирами не были забыты: они получили и обещанное золото, и обещанную свободу – и под их восторженные возгласы кончалась вся эта веселая, безобидная драма.

IV

Одна пьеса, сказали мы выше, что одна точка; лишь наличность второй дозволяет определить направление. Одной точкой в развитии сатирической драмы был «Киклоп» Еврипида; теперь лишь установлена вторая в лице наших «Следопытов». Попытаемся же определить направление развития этой чуждой нам, но исторически важной отрасли драматического искусства.

Для этого нужно знать временное отношение друг к другу обеих драм. И да не сочтет читатель его предрешенным тем обстоятельством, что Софокл вообще был старше Еврипида: не следует забывать, что оба поэта умерли в том же году. Но в данном случае действительно старшинство – и притом значительное, – Софокловой драмы не может считаться сомнительным. В «Киклопе» действующих лиц не более, чем в «Следопытах», но техника их диалога при одновременном присутствии трех актеров доведена до полной свободы. В «Следопытах», напротив, никогда не бывает на сцене более двух актеров, да и их мы встречаем довольно редко (Аполлона и Силена в начале, Аполлона и Гермеса в конце). Обыкновенно поэт довольствуется одним актером, заставляя его беседовать с хором (т. е. с корифеем): Силен и хор, Киллена и хор – это, как и вообще выдающаяся роль хора, свидетельствует о старинной, почти что эсхиловской технике. Несомненно, «Следопыты» принадлежали к древнейшим драмам Софокла. Они – древнее «Антигоны» и «Трахиня-нок»; такое впечатление произвели они на всех филологов после своего воскресения. «Киклопа» же и раньше причисляли к позднейшим пьесам Еврипида; по-видимому, между «Следопытами» и им прошло не менее сорокалетия развития сатирической драмы.

А теперь приступим к сравнению – это тем легче, что «Киклоп» доступен русскому читателю благодаря прекрасному переводу И. Ф. Анненского.

Первое, что нам бросается в глаза, – это значительно большая сдержанность автора в Софокловой пьесе. На ее приличье уже было указано; какую противоположность этому представляет игривость Еврипидовой пьесы – там ли, где хор сатиров переносится мыслью к добытой обратно Елене, или там, где винные чары вызывают в Киклопе совершенно особые чувства к старому Силену! То же самое придется заметить и об отношении сатиров к отцу их Силену. У Софокла они – почтительные сыновья и даже на брань не отвечают бранью; у Еврипида они очень бесцеремонно выдают Киклопу увертку – правда, довольно гнусную, – придуманную стариком для оправдания себя перед ним, и вообще обращаются с ним без всякого стеснения.

Второе – это роль хора здесь и там. У Софокла он положительно главный актер; и следы коров находит он, и Киллену уличает он. Рядом с ним роль Силена только вспомогательная: он, правда, и направляет своих детей, и распекает их при случае, но все же действие происходит без него. «Киклоп» Еврипида и в этом отношении прямой контраст драме Софокла. У него роль хора чисто декоративная: он своими песнями, плясками и шутками украшает действие. Его же носители – исключительно актеры: Одиссей, Киклоп, Силен.

Этим придется пока удовольствоваться; о технике диалога уже было сказано, в филологические тонкости, касающиеся языка и стиля, здесь пускаться не место. Перед нами два типа сатирической драмы, довольно резко отличающиеся друг от друга. Называть их софокловским и еврипидовским мы не имеем права: приведенные выше образчики из Софокловых сатирических драм гораздо ближе подходят к «Киклопу», чем к «Следопытам». Но зато, перебирая отрывки из сатирических драм Эсхила, мы – при всей их незначительности – легко признаем в них тот же стиль, что и в новонайденной драме Софокла. Сопоставляя эти наблюдения с античным свидетельством, согласно которому Софокл в молодости был учеником и подражателем Эсхила, мы позволим себе предложить следующее решение: ранний тип принадлежит Эсхилу и молодому Софоклу, поздний – зрелому Софоклу и Еврипиду.

Как же отнеслась античная критика к тому и другому типу?

Теперь будет уместно обратиться к тому тонкому ценителю поэзии, на чье свидетельство о сатирической драме мы сослались с первых же слов нашей статьи, – к Горацию и его «Поэтике». Вот что он говорит:

 
Тот, кому был малоценный козел за трагедию призом…
 

Не будем придираться к учености поэта, поверившего своим источникам, что трагедия получила свое имя от того козла, который будто бы был наградой победителю в состязании; речь идет, очевидно, о зачаточном периоде этой отрасли искусства, периоде Феспида и его ближайших последователей.

 
Вскоре и сатиров вывел нагих, уроженцев дубравы,
И – хоть и был он суров – не роняя степенности, в область
Шутки вступил, чтоб в приятной диковине видел приманку
Зритель, исполнивший долг благочестия, пьяный и буйный.
 

И с этим рационалистическим объяснением можно будет не согласиться: не вскоре после трагедии возникла сатирическая драма, а из сатирической драмы развилась трагедия. Но нас интересуют не взгляды Горация на рождающуюся сатирическую драму, а его критика уже созревшей. Пусть игривость этого дивертисмента находит себе оправдание в послеобеденном настроении зрителя, посвятившего всю первую половину дня серьезной трагедии; какой же отсюда вывод для поэта?

 
Смейтесь же, сатиры, вдоволь, шутите, в игривую сказку
Важной трагедии смысл обращайте; но помните меру!
Недопустимо, чтоб бог иль герой, лишь недавно в порфире,
В царских парчах перед нами явившийся, – низменной речью
До полумрачных харчевен спускался; не должно им также,
Почвы земли избегая, в эфирную высь возноситься.
Пусть же трагедия, помня, что пошлость ее недостойна, —
Точно матрона, что пляшет, обряд исполняя священный, —
В сатиров свите задорных стыдливость блюдет и приличье.
 

«Лишь недавно в порфире…» – эти слова драгоценны. Гораций, очевидно, имеет в виду то время, когда одни и те же лица выступали и в трагической трилогии, и в следовавшей за ней сатирической драме. А таковым было именно время Эсхила. Возьмем, примера ради, его «Фиваиду» с трагедиями «Лаием» «Эдипом», «Семью вождями» и сатирической драмой «Сфинксом». Одни и те же лица выступали и в «Эдипе», и в «Сфинксе»; герой трагедии, представший перед зрителями «в порфире и царских парчах», затем в сатирической драме отправлялся на дикую поляну, где обитало страшилище, и при живом, хоть и бесполезном участии трусливых сатиров лишал его жизни. Понятно, что он не мог безудержно предаваться игривому настроению своих спутников: его юмор должен был быть сдержанным, как бывали сдержанными орхестические движения почтенной матроны, которой древний обычай предписывал религиозную пляску в праздничные дни. «Пляшущая матрона» – для всякого, знакомого с античной жизнью, это выражение римского поэта будет бесподобным символом того, чем, по его мнению, должна была быть сатирическая драма с ее сдержанным юмором. А если так, то ясно, что он отдавал предпочтение именно раннему, эсхиловскому типу сатирической драмы: не «Киклоп» Еврипида, а именно наши «Следопыты» являются лучшей иллюстрациею к мысли Горация.

В этом их историко-литературное значение. Говорить ли после него и об их абсолютно-эстетическом значении с точки зрения художественных запросов наших дней? Думаю, что это излишне. Кто признает произведения античного искусства лишь постольку, поскольку они являются или могут являться нормою для подражания, тот смело может оставить в стороне «Следопытов», а вместе с ними и всю сатирическую драму древних. Но кто видит в них семя, могущее оплодотворить его собственный ум для самобытного творчества – а мы не раз отстаивали правильность именно этой точки зрения, – тот, думается мне, с интересом отнесется к сдержанному юмору сатирической драмы и не сочтет потерянным время, посвященное им на ознакомление с новонайденным ее представителем.

2. Следопыты
Сатирическая драма Софокла. Перевод Ф. Ф. Зелинского

Действующие лица:

Аполлон.

Гермес.

Киллена, горная нимфа.

Силен.

Хор, сатиры.

Дикая местность на склоне горы Киллены в Аркадии. На переднем плане – скалы, по сторонам деревья и кусты; дальше лужайка и водоем. На заднем плане опять возвышаются скалы; в одной из них пещера, заслоненная плющом.

Спереди на выступе скалы стоит Аполлон в осанке глашатая.

Аполлон

 
         Сим объявляется богам и смертным:
Я, Аполлон, сын Зевса, обещаю
Даров богатых радостную мзду —
Притом сейчас же, а не в срок далекий —
Тому, кто гнет невыносимый с сердца
Мне снимет. Вот в чем дело. Все говяда —
Тельцы, телята, дойные коровы —
Из стойл моих исчезли, и вотще
Я их выслеживаю. Кто-то тайно
С неслыханною хитростью увел их
От яслей милых далеко. Никак
Не думал я, чтоб кто-нибудь из смертных
И даже из богов такое дело
Свершить отважился.
                                    Узнав о нем,
Я в огорченье страшном на разведки
Отправился и всем богам и смертным
О нем поведал – чтоб никто незнаньем
Не мог отговориться; всё же вести
Я не услышал никакой. И вот
Я странствую по свету в исступленье.
Все племена фракийцев обошел я —
Никто не знает ничего. Оттуда
Я в Македонию направил путь,
Где Аксий воды с Лидием сливает, —
И там неведом похититель. Дальше
Я в фессалийцев благодатный край
Проследовал, в Беотии роскошной
Равнины – даром всё. В соседний край
Я перешел тогда, где близкий морю
Царит афинян богозданный град —
Но не открыла мне Паллада вора.
Вступил я в город, что прибою внемлет
Двоих морей, в дорический Коринф,
Не сбыл ли вор купцам моей отрады —
Нет, не сбывал. Пошел я дальше – в горы
Аркадии благословенной. Здесь,
С отрога неприступного Киллены,
Я объявляю всем: и овчарам,
И землепашцам, и покрытым сажей
Угольщикам, и горных нимф исчадьям
Звероподобным – кто бы ни был здесь
Свидетелем беседы нашей: знайте!
Кто мне вернет излюбленное стадо,
Тому награду приготовил я.
 

Во время речи Аполлона сцена стала наполняться народом. Являются, поодиночке и группами, пастухи и прочие перечисленные выше люди. Из-за деревьев и скал с любопытством выглядывают нимфы, дриады и ореады; над водоемом показывается увенчанная тростником голова его наяды. Кентавры с грохотом спускаются со скал. Но более всего обращают на себя внимание сатиры, появляющиеся то здесь то там, – всего их под конец двенадцать. Последним приходит, пыхтя и задыхаясь, старый Силен с мехом вина через плечо.

Силен

 
         О Феб, едва услышал я твой голос —
А прозвучал он громко что труба —
Без промедления сюда примчался
Я, не жалея старых ног своих.
Тебе услугу оказать хочу я,
Чтоб нас связала дружба: вот причина
Поспешности моей. Тебе все дело
Я выслежу… А все-таки то злато
Ты приготовь. Я более всего
На собственную мудрость полагаюсь,
Да и детей моих глаза надежны.
Их прихвачу я – коль согласен ты
Нам обещание свое исполнить.
 

Аполлон

 
Исполню свято; ты ж свое исполни!
 

Силен (с беспокойством)

 
Коров я приведу; но где ж награда?
 

Аполлон (высоко поднимает слиток золота, который он держит под плащом)

 
Находчику вручу ее сполна.
 

Силен

 
Так-так. Чужого нам не надо; всё же…
 

Аполлон

 
Чего же еще ты захотел? Скажи!
 

Силен

 
Каб нам задаток получить с тебя?
 

Аполлон (с улыбкой)

 
Задатка нет, зато придача будет.
 

Силен

 
Какая? Друг мой Аполлон, какая?
 

Аполлон

 
Свободен будешь ты и весь твой род.
 

Исчезает. Силен, приложив руку к губам, громко свистит. На его свист отовсюду сбегаются сатиры. Он им указывает рукой на лужайку и дает понять, что они должны выследить пропавшее стадо. Они направляются к лужайке.

Хор делится на три четверки. Начинает поиски первая; но во время ее осторожного выступления и сопровождающей его песни с шумом врывается вторая. Третья следует за ней медленнее и почти торжественно.

Первая четверка

 
Дружно все вперед! В землю взор вперяй,
Чтоб коровьих ног след открылся нам…
Эй, товарищ, стой! Брось кружиться зря!
Если след тут есть. Ты сотрешь его.
Легче, легче, брат, с нами выступай!
 

Вторая четверка

 
Вверх по пастбищам поспешили мы
По лощинам путь проложив себе:
Зов отцовский нас издали призвал
О, набресть бы нам легкой поступью
На неясный след вылазки ночной!
 

Третья четверка

 
Жизнь свободную, жизнь привольную
Даст удача всем, и отцу, и нам.
Будет другом бог; он работу дал —
Пусть же вместе с ней и в награду нам
Засияет блеск злата ясного.
 

Сцена первая

Силен направляется к тому выступу скалы, где раньше стоял Аполлон, и с удовлетворением смотрит на суетящихся сатиров.

Силен

 
         О боги! О судьба! О кормчий демон!
Да будет счастлив ваш усердный бег!
Да выследит с добычей он и вора,
Что Аполлона дерзко обокрал.
 

(Обращаясь к публике.)

 
         Коль есть тому иль послух, иль свидетель, —
Он указаньем и меня обяжет,
И будет принят в долю общей службы
Владыке Фебу. Так я обещаю;
Награду всё же предоставьте мне!
 

Хор (к публике)

 
Эй! Сыны людей, скоротечный род!
Слышали отца обещанье вы?
Кто о краже той нам поведает?
 

Силен

 
         Что, есть охотник? Нет? Ну, что ж, придется
Самим нам, видно, весь исполнить труд.
Итак, за дело все! Совет мой: нюхом
Сначала запах в воздухе ловить,
Впивая в ноздри ветерок залетный,
Затем, на корточках, лицом земли
Почти касаясь, отпечатков слабых
И обонянием искать, и взором.
Полезно все, что к цели нас ведет.
 

Сатиры исполняют приказание Силена. Видя, что никто на него не обращает внимания, Силен, похлопав дружелюбно свой мех, с ним вместе исчезает в кустах. Тем временем четверки разбрелись в поисках следов. Вдруг первая останавливается; на возглас ее предводителя быстро подбегает вторая.

Предводитель первой четверки

 
         То бог, то бог, то бог! Ура-ура!
Открыли след мы!.. Стой! Смотри, затопчешь!
 

Предводитель второй четверки

 
Да, это те коровии следы.
 

Предводитель первой четверки

 
Сам бог ведет команду нашу; тише!
 

Сатир первой четверки

 
Ну, что, товарищ! Долг исполнен нами?
 

Предводитель первой четверки

 
Что скажет та артель?
 

Предводитель второй четверки

 
                  И очень даже:
Улик яснее этих не найдешь.
 

Сатир второй четверки

 
         Смотри, смотри!
Вот новый след воловьего копыта.
 

Сатир первой четверки

 
         Ты видишь, да?
С ним совпадает отпечаток прежний.
 

Предводитель второй четверки

 
         Итак, бегом! Мы знаем направленье.
Настигнем живо вора и добычу
 

Предводитель первой четверки

 
         Постой, я свистну; замычат наверно,
Как только уха их коснется свист.
 

Свистит. Пауза. Все прислушиваются

Предводитель второй четверки

 
         Их голоса расслышать не могу я;
А все же ясно: их следы нашли мы
И ими здесь протоптана тропа.
 

Тем временем третья четверка шарила в траве на собственный страх, не принимая участия в беседах первых двух. Наконец, и она что-то нашла.

Предводитель третьей четверки

 
         А это что?
Здесь, видит Зевс, направлены обратно
Следы; назад глядит копыто: так ведь?
Что это значит? Кто ведет так стадо?
Переднее здесь задним стало, видишь?
Противных направлений сплетены
Между собою отпечатки; право,
У волопаса помутился ум.
 

Все подбежали к третьей четверке и внимательно рассматривают указанное ее предводителем явление. Оживленная сцена.

Первое музыкальное интермеццо

Из глубины сцены раздается внезапно игра на неизвестном для сатиров инструменте – лире. Сатиры, которые до тех пор отчасти стояли, отчасти сидели на корточках, при первых звуках, пораженные ужасом, падают на землю и в этом положении остаются неподвижно до конца интермеццо.

Сцена третья

Из лесной чащи выходит Силен и ищет глазами своих сатиров. Увидев их лежащими на земле, он подходит к ним.

Силен

 
А это что за новая уловка?
Кто так следит, плашмя на землю пав?
Не понимаю вас. Что это значит?
Так робкий еж в кустарниках лежит,
Так обезьяна, притаившись, злобу
На супостате выместить своем
Готовится; но вы? В какой земле
Вас научили этому? Скажите!
В подобных хитростях несведущ я.
 

Сатиры (не вставая, жалобно)

 
У-у-у-у!
 

Силен

 
         Что это? Стоны? Что вас напугало?
Что вы увидели? Где разум ваш?
Здесь клекот пустельги вблизи раздался,
Ее вы выследить хотите? Да?
Что ж вы безмолвны, болтуны мои?
 

Старший сатир (так же)

 
Отец, молчи!
 

Силен

 
Чего молчать? Откуда этот страх?
 

Старший сатир

 
Так слушай! Чу!
 

Силен

 
И слушать нечего; кругом молчанье.
 

Старший сатир

 
Тогда поверь!
 

Силен

 
От вас мне помощи не будет, верю!
 

Старший сатир

 
         Узнай же дело. Времени немного
Прошло… Тут звук раздался, странный, страшный —
Такого никогда никто не слышал.
 

Силен (в благородном негодовании)

 
         Как? Звука испугались вы? Из воска
Вас вылепили, что ли? Негодяи,
Зверье проклятое! Везде вам страхи
Мерещатся, чуть шелохнется куст!
Лишь к рабской, дряблой, недостойной службе
Вы приспособлены, и только мясо
Я вижу в вас, да языки, да… будет!
Нужда нагрянет – на словах всегда вы
Надежны, а дойдет до дела – трусы!
Таков ли был, негодное отродье,
Родитель ваш? О, сколько славных дел
Свершил он в юности! О них поныне
В пещерах нимф трофеи говорят.
Он не о бегстве думал, не о страхе;
Он не пугался голосов невинных
Пасущихся на горных склонах стад!
Он подвизался силой рук своих.
         И этот блеск – его вы загрязнили!
Из-за чего? Из-за пустого звука
Какой-то новой песенки пастушьей.
Ее вы, точно дети, испугались,
Еще не видя, кто ее певец,
Забыв о светлом золотом богатстве,
Обещанном от Аполлона нам,
И о свободе, вам и мне сулимой.
На всё рукой махнули вы – и спите!
         Довольно! Встаньте – и за дело! Стадо
Извольте выследить – и пастуха.
Не то – из вас я трусость выбью, знайте!
 

Тем временем сатиры, оправившись от страха, встали и привели в порядок свои чувства.

Старший сатир

 
         Будь нам и ты товарищем, отец;
Тогда увидишь, были ль мы трусливы.
Сам скажешь ты, что ты кругом неправ.
 

Силен

 
         Согласен. Сам я натравлять вас буду
Ловецким свистом, как борзых. Итак,
Выстраивайся в три шеренги, живо!
А я, ваш вождь, от вас не отойду.
 

Хор сатиров, то вместе, то разбившись по четверкам, то отдельными голосами исполняет следующие две песенки. Аккомпанирует Силен своим свистом.

Хор

 
Улю-лю, улю-лю! Пст-пст! А-а!
         Что хлопочешь, скажи!
Пустолайка, что зря заливаешься? А,
         Ты мне знак подаешь: он вблизи!
         Вот он! Сразу поймался зверь,
Пойман, пойман он! Не уйдешь теперь!
         Ты уж мой, полезай!
Эй, сюда! Что за зверь объявился опять?
         Ты, Глазун! Ты, Хватун! Вслед за ним!
Вот тропа, вот тропа! Эй, куда вас несет?
Не туда! Измени направленье свое!
Да, поди! Нраву нрав, видно, рознь:
Он вплотную к земле своей мордой прильнул.
На тропу, чего доброго, впрямь он напал,
Да на верную. Верную! Вот он, наш зверь!
 
 
         Все за ним! А, голубчик! Ты здесь?
И коровы с тобой, и заботы с тобой!
         Эй, Певун, не плошай! Живо, пиль!
Что с тобой? Что за радость нашел ты в кустах?
То ли дело Бегун! По уставу бежит.
Настигай, настигай! Понатужься, дружок!
Стой! Тубо! А, подлец? Улизнуть ты готов?
Не дадим! Коль уйдешь ты, разбойник, от нас,
О свободе своей мы заплачем тогда.
И смотри, вдоль стены чтоб спастись он не мог!
По прямому пути в логовище влезай,
А побочные выходы мы уж займем!
 

Второе музыкальное интермеццо

Как только сатиры кончили свою песню, в ответ им раздается – этот раз явственно из пещеры – та же игра на лире, что и в первый раз. Они боязливо жмутся к Силену; тот и сам трясется и едва может совладать с собой.

Старший сатир (дрожащим голосом)

 
         Что ж ты молчишь, отец? Мы были правы!
Ты слышишь звуки? Иль совсем оглох?
 

Силен

 
Молчи! Что это?
 

Старший сатир (хочет бежать)

 
Будь здоров!
 

Силен (хватая его)

 
                           Останься!
 

Старший сатир (вырываясь)

 
         Благодарю! Нет, ты один, как знаешь,
Ищи, выслеживай и богатей,
Возьми коров, и злато, и свободу, —
А мы тебе уж досаждать не будем.
 

Сцена вторая

Музыка умолкает. Храбрость возвращается к Силену и сатирам.

Силен

 
         Не смейте уходить и от работы
Отлынивать! Узнать сначала надо,
Кого скрывает этот свод скалы.
 

Сатиры подходят к пещере – всё же не очень близко – и громко взывают.

Сатиры

 
Эй! Кто бы ни был ты, объяви друзьям,
Кто ты и зачем звуки эти льешь?
Коль смолчишь, ты нам враг; а скажешь всё —
         Прибыль в дом твой потечет.
 

Все прислушиваются. Молчание. После паузы говорит

Силен

 
         Не выманишь его такою речью!
Но я его, будь он и глух, заставлю
Услышать нас. Давайте дружно, громко
Шуметь, брыкаться, кувыркаться, землю
Прыжками сотрясать и стуком ног.
 

Первое орхестическое интермеццо

Сикиннида

Сатиры исполняют указанную Силеном шумную деревенскую пляску. При этом они незаметно всё более приближаются к пещере. Силен сначала участвует в их прыжках, но затем, пользуясь всеобщей суматохой, скрывается, никем не замеченный.

Сцена четвертая

В самый разгар сикинниды из пещеры выходит нимфа Киллена. Сатиры мгновенно прекращают пляску. Она с недовольным видом обращается к ним.

Киллена

 
         Что это, звери? Дело ли, чтоб ревом
Зеленый холм наш, дикую дубраву
Вы оглашали? Кто ведет себя
Так непристойно? Так ли раньше вы
Радением владыке угождали?
Он впереди, небриду свесив с плеч,
Игривым тирсом потрясали руки;
За ним – и вы, и нимф родимых рой
С безумной пляской, с криками восторга.
А ныне? Не пойму. Безумьем новым
Сменилось прежнее – так странно было
То, что я слышала. Как будто клики
Охотников, что натравляют псов
На свежий след и логовище зверя;
И тут же, словно вора вы настигли,
За кражу поносили вы кого-то.
Затем опять в глашатаев осанке
Вы что-то важно объявляли мне.
И вдруг, забыв степенность и приличье,
Вы с криком, шумом, топотом звериным
Приблизились к обители моей.
Уж подозренье в душу мне закралось,
Не поврежден ли разум ваш – столь диким
Был возгласов бессмысленных черед.
Но нет – ваш взор уверен. Не пойму.
Зачем пугать бесхитростную нимфу?
 

Сатиры

Строфа 1

 
Не брани нас, красавица-нимфа,
         Не с враждою пришли мы к тебе.
Не услышишь обидного звука…
         Неурочного слова от нас.
Прекрати же и ты укоризны
И с душой разъясненной поведай,
От кого этот наигрыш дивный,
         Что в дубраве пред тем прозвучал?
 

Киллена

 
         Теперь учтивее вы стали, звери;
И так скорее цели вы добьетесь,
Чем силой и угрозами тревожа
Невинную Киллену. И сама
Я не люблю в обидных словопреньях
Ужаленную душу отводить.
Итак, поведайте толково, смирно:
Что за нужда сюда вас завела?
 

Старший сатир

 
         Могучая Киллена, этих мест
Владычица! Зачем мы здесь, об этом
Речь впереди; теперь же научи нас,
Что значит этот звук, что к нам донесся?
Какого мужа знаменует он?
 

Киллена (после минутного раздумья)

 
         Самим вам ведать твердо надлежит,
Что, разглашая весть мою, вы кару
На головы накличете свои.
Об этом деле в вече олимпийском
Молчание хранится, чтобы Гера
Случайно не проведала о нем. (Таинственно.)
         Войдя в укромную обитель Маи,
Атланта дщери, Зевс ее любви
Вкусил, но вскоре в милый дом вернулся,
Забыв красавицы-богини ласку,
Она ж дитя в пещере родила.
Уход за ним моим рукам доверен —
Ведь силу матери болезнь сломила —
И вот у колыбели день и ночь
О пище, о питье, о сне младенца,
О пеленании забочусь я.
А он растет по дням невероятно:
И удивление и ужас мне
Внушает вид его. Шестой лишь день
Он видит свет – и ростом уж сравнялся
С цветущим юношей. И в гору все
Стремится сила – удержу ей нет.
Таков вертепа заповедный плод —
Младенец, скрытый по отца веленью.
         А этот звук таинственный, о коем
Ты с удивленьем спрашивал меня, —
Его он сам из остова извлек.
Да, в день один он труп лежачий зверя
В сосуд услады дивной обратил.
 

Сатиры

Антистрофа 1

 
Несуразное слово ты, нимфа,
         Нам сказала: не детский то крик!
Не поверю, чтоб мудрость такую
         Изобресть мог младенец грудной.
И подавно тебе не поверю,
Чтобы кто-либо, бог или смертный,
Мог из остова дохлого зверя
         Столь чудесную песню извлечь!
 

Киллена

 
Оставь сомненья: достоверен
                  слова божьего привет!
 

Старший сатир

 
Могу ль поверить, чтоб так громко
                  голос трупа прозвучал?
 

Киллена

 
Верь! Был безгласен он при жизни,
                  стал лишь мертвый голосист.
 

Старший сатир

 
Каков же с виду он? Короткий?
                  Или длинный? Иль кривой?
 

Киллена

 
Короткий, горшковидный, кожей
                    он пятнистою покрыт.
 

Старший сатир

 
Пятнистой? Значит, вроде кошки?
                  Или, скажем, леопард?
 

Киллена

 
Огромна разница меж ними:
                  кругл он и коротконог.
 

Старший сатир

 
Ихневмону подобен зверь твой?
                  Иль на рака он похож?
 

Киллена

 
Совсем не то; в другом он роде.
                  Дальше, умница, гадай!
 

Старший сатир

 
Мы слышали, на склонах Этны
                  водится рогатый жук.
 

Киллена

 
Теперь почти попал ты в точку:
                  вот кому он сроден, да.
 

Старший сатир

 
Но где ж таится сила звука
                  в нем? Снаружи иль внутри?
 

Киллена

 
Снаружи; хоть породы горной,
                  он на устрицу похож.
 

Старший сатир

 
А как его зовут? Поведай,
                  коли имя знаешь, нам.
 

Киллена

 
Источник звука лирой мальчик,
                  зверя – черепахой звал.
 

Старший сатир

 
А все-таки скажи: как мог он
                  зверя в лиру обратить?
 

Киллена (необдуманно)

 
Его костяк воловьей шкурой
                  он искусно обтянул.
 

Старший сатир значительно поднимает палец; другие оживленно перемигиваются между собой, толкают друг друга в бок и т. д.

Старший сатир (лукаво)

 
И это – всё? Костяк в футляре
                  сам собою зазвучал?
 

Киллена (добродушно)

 
Не сразу: остов просверливши,
                  палочки в него он три
Умело вправил.
 

Старший сатир

 
Ну, а дальше?
 

Киллена

 
         Рога два приделал он Снаружи.
 

Старший сатир

 
Ну?
 

Киллена

 
И сверху оба
         коромыслом сочетал.
 

Старший сатир

 
К чему?
 

Киллена

 
         Его мостком кленовым
                  с теми палочками он
Соединил и, к коромыслу
                  семь колков приладив, семь
Овечьих жил поверх мостка он
                  натянул: струнами их
(Так молвит он) с времен теченьем
                  смертных племя наречет.
По ним проводит он рукою —
                  струны звуки издают.
И вот единственная радость,
                  утешение в тоске
Для мальчика; в пылу восторга
                  песню напевает он
Созвучную: его уносит
                  лиры серебристый звон.
Так зверю мертвому младенец
                  звучный голос подарил.
 

Сатиры

Строфа 2

 
Струится песни звонкий лад,
         Что ветер, над горою:
От звуков дивных дивный цвет
         Видений расцветает.
Он здесь, блуждания предел!
Твой бог-искусник – знай, жена, —
         Он и есть вор наш!
О, да! О, да! Никто другой!
А ты прости нас – гневный пыл
         Укроти, нимфа!
 

Киллена (с притворным негодованием)

 
Вот выдумка! Какой вам вор приснился?
 

Старший сатир

 
Почтенная, молю, не раздражайся!
 

Киллена

 
Ты сына Зевса вором называешь?
 

Старший сатир

 
Божествен он и воровство его!
 

Киллена

 
Конечно, если вымолвил ты правду.
 

Старший сатир

 
         Святую правду – в этом будь покойна.
Он, без сомнения, увел из стойла
Отборных стадо Фебовых коров.
С одной содравши шкуру, лиру ею
Он обтянул – и эта шкура ныне
В твоей неосторожной речи, нимфа,
Его проделку явно выдала.
Так обстояло дело; и чем даром
Нам препираться, – милая, признайся!
 

Киллена

 
         Теперь я поняла вас, наконец;
Над глупостью моей смеяться вы
Надумали и, шутки ради, вымысл
Соткали свой, хоть знали, что он вздорен.
Что ж, в добрый час, друзья мои: спокойно,
Коль так вам нравится и пользу в этом
Вы видите, глумитесь надо мной.
Младенца же не трогайте: ведь ясно
Вам сказано, что Зевсом он рожден.
Грешно младую жизнь в дурную славу
Вводить. Не от отца он склонность к кражам
Наследовал; не материнский род
В хищеньях подвизался. Если вправду
Тут кража есть – ищите вора там,
Где вы нужду бездомную найдете;
Его ж хоромы голода не знают.
Смотри на род, пристегивай преступность
Туда, где место ей, – а не к нему.
         А впрочем, – вечно ты дитя.
Хоть с виду Ты юноша, бородку отпустил,
А все дурить горазд ты, как козленок
В желтиннике. Не надоело темя
Плешивое под шутки подводить?
Кто над богами шутит и смеется,
Заплачет вскоре. Вот вам речь моя.
 

Сатиры

Антистрофа 2

 
Как хочешь, в доводах своих
         Вертись и извивайся,
Теши, скобли упрямый кол —
         Напрасны все старанья!
Воловьей шкурой обтянул
Он лиру, да? А вол-то чей?
         Мой ответ: Фебов!
С него содрал он шкуру, да!
И с этого пути ты нас
         Не собьешь, нимфа!
 

Киллена

 
         Я вижу, доводом разумным вас
Не убедишь; ну, что ж! Я покоряюсь.
Но бойтесь Зевса: ведь недаром он
Перунами вооружил десницу!
 

Старший сатир

 
Зевс, стало быть, защитник воровства?
 

Киллена

 
Младенца вором называть не смей!
 

Старший сатир

 
Кто зло творит, того я злым зову.
 

Киллена

 
Сын Зевса выше подозрений гнусных!
 

Старший сатир

 
Да, но не правды: я же правду молвлю.
 

Киллена

 
Не повторяй обидных слов твоих!
 

Старший сатир

 
Не повторять того, что твердо знаю?
 

Киллена

 
Что можешь знать ты? Расскажи, дружок.
 

Старший сатир

 
Что вор похитил стадо Аполлона.
 

Киллена

 
Что ж, очень жаль; да мы-то тут при чем?
 

Старший сатир

 
Что он угнал в Аркадию добычу.
 

Киллена

 
Не стану спорить: гор аркадских много!
 

Старший сатир

 
И что Киллена ей приют дала!
 

Киллена

 
Вот тут тебе и изменил твой разум.
 

Старший сатир

 
Вот тут-то он всего сильнее, нимфа.
 

Киллена

 
Куда ж укрыли стадо пастухи?
 

Старший сатир

 
Не больно много их: всего один!
 

Киллена

 
Кто, негодяй? Ты снова лгать пустился?
 

Старший сатир

 
Да все же он, тот мальчик, что в пещере!
 

Киллена

 
Он – Зевса сын; не смей его порочить!
 

Старший сатир

 
         Не буду; вы ж коров нам приведите!
 

Киллена

 
         Отстанешь ты с коровами своими?
 

Старший сатир

 
         Отстану – тотчас, как увижу их…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 

(Остальное пропало.)