Текст книги "Крысиная тропа"

25. 1949, Больцано

Для Шарлотты 1949 год оказался «ужасным»[521]521
  Восп., ШВ, 1932–1945. С. 154.


[Закрыть]: плохим вышло уже его начало, когда Отто, замеченный соседями, был вынужден уйти. Умерла сестра-близнец матери Шарлотты, тетя Эльзе; племянница, младшая дочь брата Рихарда, заболела пневмонией и тоже умерла.

Покинув Антон-Халл-штрассе, Отто несколько дней прятался у Рихарда Вокша. 4 февраля он уехал на поезде из Зальцбурга и ненадолго остановился в курортном Зальбах-Хинтерглемме. Он информировал Шарлотту о своем маршруте записками и устными сообщениями, содержавшими зашифрованные слова ободрения. Не отправляй письма почтой, велела ему Шарлотта, это опасно: почту могли перехватить. Слишком знаком был штамп военной цензуры внизу конверта.

12 февраля Отто достиг Инсбрука (отмечено буквой I в только что купленной тетради для дневника 1949 года). «Все складывается неплохо, постучи по дереву!» – написал он жене, увидев знакомые дружеские лица[522]522
  П., ОВ к ШВ, 12.02.1949.


[Закрыть]. Его приветствовал «старый знакомый» на курорте в районе Хаммершмида, когда Отто «лежал в ванне, голый, как ребенок». Правда, на одной станции он столкнулся с неким «мошенником-монополистом», но тот его не узнал.

Через пару дней беглец покинул Инсбрук и устремился к Зёльдену с намерением перейти в Италию – возможно, через Фаллер Таль, хотя маршрут не уточнялся. 16 февраля начался непростой переход через Доломитовые Альпы. Он вышел в 3 часа утра, чтобы остаться незамеченным, и стал карабкаться по особенно опасным в зимнее время склонам. На это ушли сутки, о которых он отчитался жене в шифрованном письме. Австрия простилась с ним «огоньками Зёльдена».

«Снегу немного, лыжи чаще несешь на плече, но хуже всего лед – голый зеленый лед на склонах, скалах и валунах, делающий горы непроходимыми. Приходится идти в обход, лишний раз спускаться-подниматься. В ледниках зияют трещины, все выглядит, как в разгар лета: всюду синий лед. Хорошо, что погода не подкачала и что нет угрозы схода лавин. Снег окаменел, он безопасен, но идти трудно из-за опасности поскользнуться. Все эти сложности крадут время, так что идти приходится круглые сутки, даже в 3 часа ночи, при лунном свете»[523]523
  П., ОВ к ШВ, 18.02.1949.


[Закрыть].

Иногда он останавливался и отдыхал, привалившись к какой-нибудь старой каменной стене, стараясь сохранить тепло в переданной Шарлоттой зимней одежде и дожидаясь луны, чтобы продолжить путь. Его окружали красоты, но путешествие было крайне трудным. «Надеюсь, это письмо не попадет к твоему мужу», – добавляет он из осторожности. От избытка чувств у него «дрожит рука, держащая ручку».

17 февраля он добрался до Мерано и назавтра написал в дневнике «М-Б» – указание на путешествие в Больцано и на то, что опасности нет. Он шлет записку Шарлотте: «Путь пройден, рад, что добрался благополучно»[524]524
  П., ОВ к ШВ, 20.03.1949.


[Закрыть]. Просит прислать одежду и обувь в Инсбрук Альберту Шнецу в гостиницу «Арльбергер Хоф», откуда все будет переправлено ему.

В Больцано ему на месяц предоставила кров некая фрау Обераух фон Хёсслин[525]525
  Элеонора (Нора) Обераух фон Хёсслин, род. 27 нояб. 1905; дата смерти неизвестна.


[Закрыть]. Шарлотта называла ее «дорогой Норой». Нора была зажиточной разведенной женщиной, владелицей городской квартиры и приятного летнего дома в горах. Благодаря ей можно было перестать тревожиться за благополучие Отто, хотя возникали другие причины для огорчения.

Разместившись в Больцано, Отто навещал старых товарищей в других районах Южного Тироля. 18 марта он отправил открытку Рихарду Вокшу из городка Тоблах, где Густав Малер сочинил «Песнь о земле». Композитор называл это место «раем для души и тела»[526]526
  П., ОВ Рихарду Вокшу, 18.03.1949.


[Закрыть]. «Холод, синь, чудо!» – вторил ему Отто из тени Доломитовых гор.

Он регулярно писал письма, стараясь не раскрывать в них личности тех, с кем проводил время. «Монах» пожаловал на трапезу. Он решил отложить «духовное путешествие», иногда называвшееся «проектом Рикардо» (намек на Рим), чтобы предпринять его уже после Пасхи.

Он встречался с «забавным Францем» – судя по двум архивным фотографиям, Францем Ридлем, журналистом, открыто симпатизировавшим нацистам, как многие в тех краях[527]527
  Франц Иероним Ридль, журналист.


[Закрыть]. «С Отто Вехтером, лето 1949», – надписал Ридль один из снимков. На фотографиях запечатлены Отто, Ридль и некто третий, кого я не смог опознать.

С помощью одного знакомого из Инсбрука я сумел определить, где сделана фотография. По мнению знакомого, это область Риттен близ Больцано; заснеженная гора на заднем плане – Розенгартеншпитце высотой почти 3000 м. Деревянные конструкции напоминают виноградник, а значит, это место находится на высоте не более 800 м – верхней границы виноградарства. Как сказал другой знаток, ученый из Вены, это могла быть деревня Унтеринн. На второй фотографии из архива Ридля Отто запечатлен загоревшим и поджарым, в чистой белой рубашке и в обычных городских ботинках. Он сидит на солнышке за накрытым на двоих деревянным столом, с бокалом вина.

Через два дня после прибытия в Больцано, как сообщил Шарлотте Отто, было решено отложить «Р-путешествие» (Р – намек на Рим) и совершить его только после Пасхи. Сперва нужно было дождаться разных необходимых вещиц, включая пару трусов, чемоданчик, туалетные принадлежности и номера газеты «Зальцбургер Нахрихтен». С наступлением весны он стал просить Шарлотту посетить его и полюбоваться вместе с ним голубым небом, цветением садов, появлением зелени. Однако он предостерегал ее от поездки в Больцано всей семьей и напоминал о необходимости соблюдать осторожность. Они могли пожить на горе Шлерн, побывать в Зайзер-Альм, пересечь на велосипедах долину Этшталь до Мерано. Почему бы Шарлотте не проводить его потом в Рим? В этом случае ей следовало привезти всю необходимую для путешествия в Рим одежду. В Италии предпочтителен черный цвет «головного убора, пальто, костюма и проч.»[528]528
  П., ОВ к ШВ, 24.03.1949.


[Закрыть].

Еще Отто остро нуждался в деньгах. Он просил жену захватить несколько произведений искусства или предметов антиквариата на продажу[529]529
  П., ОВ к ШВ, 24.03.1949; п., ОВ к ШВ, 29.03.1949.


[Закрыть]. Подошли бы литографии, их легко перевозить и сбывать. Впрочем, другие произведения искусства, например часы или пейзажные картины, принесли бы больше денег. Шарлотта отправила ему «каталог» – перечень литографий, способных вызвать больше интереса, чем ковры, которые трудно перевозить. Среди упомянутых в переписке предметов, приобретенных, очевидно, в Кракове или Лемберге, более-менее точно обозначен всего один: «За Дюрера мы выручим в Больцано гораздо больше» (написал Отто, имея в виду ценную гравюру). «Часы» были доставлены в Больцано в начале апреля и быстро проданы.

Шарлотта согласилась приехать и оказалась в Больцано перед Пасхой, 15 апреля. Вместе с Лизл и Трауте она села в поезд в Зальцбурге. Отто встретил их на вокзале. Четыре дня они провели вчетвером в Больцано, потом навестили Нору на вилле «Обераух», доме в горах, в Фёльс-ам-Шлерн[530]530
  См. Renate Brenn-Rammlmair. Stadtbaumeister Gustav Nolte: der Heimatstil in Bozen. Bozen: Verl.-Anst. Athesia, 2007.


[Закрыть] («божественном месте», как написала Шарлотта, хотя «глубокий внутренний покой» ей там не дался: она слишком погрузилась в мысли о музыке Чайковского). Отто познакомил жену со «старыми друзьями»: журналистом Францем Ридлем и Вальтером Рафельсбергом. Они катались на велосипедах, съездили в Мерано, где «неожиданно» встретили Кюфферлей, сестру Шарлотты с мужем. Шарлотта написала домой в Зальцбург, женщине, приглядывавшей за Хорстом и остальными детьми, что вернется в пятницу 29 апреля.

Два дня они провели с Норой в ее летнем доме. Шарлотта подозревала, что ее мужа и Нору связывают близкие отношения. «Это было странно, – вспоминала она потом. – Я гадала, не завидует ли Нора, при всем ее дружелюбии, нашей с Отто любви»[531]531
  П., ШВ к Рихарду Вокшу, 21.04.1949; восп., ШВ, 1932–1945. С. 158–159.


[Закрыть]. Между Отто и Норой и вправду что-то было, хотя Шарлотта на это только намекала. «Я говорила Отто, что он свободен бежать с другой женщиной, – вспоминала она. – Мне была слишком дорога его жизнь, чтобы ограничивать его свободу, так я ему и сказала. Я думала, что наш союз слишком крепок, чтобы что-либо могло нас разлучить…»

Вечером в среду 27 апреля, когда Отто уже собирал вещи перед отъездом в Рим, Шарлотта упрашивала его повременить еще день. Лучше поезжай вечером в четверг, просила она, утром в пятницу будешь в Риме. Но он не захотел к ней прислушаться. «Он хотел уехать утром, чтобы быть на месте вечером».

«Отъезд был тяжким, болезненным». Она проводила мужа до вокзала, здания с приметной часовой башней, и долго стояла с ним на платформе. «В последнем вагоне поезда, стоявшего на вокзале Больцано, я с разрывающимся сердцем прощалась с ним». У нее было дурное предчувствие, страх, что они прощаются навсегда.

С камнем на душе Шарлотта повезла двух дочерей на север, обратно в Зальцбург. Отто отправился на юг, в Рим.

26. 2016, Варшава

Прощаясь на вокзале Больцано, Шарлотта и Отто дрожали от страха, что его арестуют американцы, русские или поляки, на чьей территории он орудовал; пресса продолжала сообщать о решениях польских судов. Волновались они не зря, как я узнал из документов, пролежавших нетронутыми в варшавском архиве до 2016 года, когда я их нашел. Как раз в момент расставания супругов польские власти обнаружили «след» Отто, и прокуратура стала искать его с удвоенным рвением.

Папка в архиве называлась «Дело Отто Густава Вехтера»[532]532
  Архивное дело называлось «Расследование против д-ра ОТТО ВЕХТЕРА Густава, гауляйтера дистрикта Краков, затем дистрикта Галиция, обвиняемого в отдаче приказов о массовых казнях и акциях, направленных против еврейского народа», дело № 176, 41 страница, IPN (Институт национальной памяти, Варшава), протоколы следствия и документы Комиссии по расследованию нацистских преступлений в Польше (так называемые протоколы B.d.); USHMM (RG-15.155M); имеется у автора.


[Закрыть]. 41 страница юридических документов, собранных Центральной комиссией по расследованию военных преступлений в Польше – польской правительственной структурой по розыску нацистов, подозреваемых в преступлениях на территории оккупированной Польши. Комиссию образовали в конце войны, ее документы были составлены главным образом на польском языке, отсюда необходимость переводить их на английский.

Некоторые были, правда, на английском, в том числе «Запрос о выдаче лица, подлежащего суду за военное преступление». Речь шла об Отто, запрос был направлен польскими властями военному администратору американской зоны в Германии 28 сентября 1946 года. Запрос касался преступлений, совершенных во Львове в 1942–1945 годах и описанных кратко, но ясно:

«Подозреваемый несет ответственность за массовые убийства (расстрелы и казни). В его бытность губернатором дистрикта Галиция с жизнью расстались более 100 тысяч польских граждан».

Запрос на выдачу в Польшу базировался на неверном представлении, будто Отто находится в тюрьме в Вене.

Именно этот документ я показал Хорсту во Львове в университетской аудитории; это из-за него я вышел из себя. Ответ Хорста последовал немедленно, и опять он отстаивал отцовскую невиновность: «Все виновные осуждены». С его точки зрения, личности ответственных за преступления полностью задокументированы, а раз ни в одном списке не фигурирует имя Отто, то он невиновен. Все остальное – «выдумки».

Я показал ему копию запроса об экстрадиции. «Польский документ?» – спросил он. Мы вместе прочли его вслух, делая остановки для размышления и переваривания содержания. «Да, – сказал он. Молчание. – Конечно». Он замолчал уже надолго, потом вздохнул. Он не знал о существовании этого документа, однако назвал расстрелы и казни «всего лишь предположением». Отто не нес ответственности за массовые убийства на своей территории, все это были Geheime Reichssache, «секреты рейха»[533]533
  Günther W. Gellermann. … und lauschten für Hitler – Geheime Reichssache: die Abhörzentralen des Dritten Reiches. Bernard & Graefe, 1991.


[Закрыть]. Отто ничего об этом не знал и ни в чем таком не участвовал. Более того, продолжал Хорст, документ – советское изделие, а Советы имели о его отце неверное представление.

Это польский и американский документ, возразил я.

«Польша была тогда под советским управлением, – гнул свое он. Он не мог признать то, что прочитал. – У меня так много документов от людей, знавших его лично и называвших его достойным человеком, который делал все возможное, чтобы предотвратить происходившее. Это не он. Я хочу узнать, что происходило на самом деле, хочу подробностей…»

На перевод всех документов из варшавского архива с польского на английский потребовалось время. В них много сюжетов, но меня больше всего заинтересовали старания поляков обнаружить Отто: эти усилия продолжались с конца войны до его отъезда в Рим в апреле 1949 года.

Начало розыску положили показания польского дантиста, записанные в 1946 году. Он обратился в польское посольство в Праге, когда услышал передачу австрийского радио с упоминанием имен нескольких военных преступников, которые должны были предстать перед австрийскими судами[534]534
  Письмо в польское посольство в Праге, 13.12.1945, в деле 176, документ 10.


[Закрыть]. Одним из них был Вехтер, который, как утверждал этот дантист, был виновен в убийстве более чем 100 000 евреев, поляков и украинцев, в том числе членов его семьи. Показания свидетеля легли в дело.

Спустя несколько месяцев польский офицер, прикомандированный к группе по военным преступлениям армии США, доложил в Центральную комиссию в Варшаве, что сведений о Вехтере недостаточно. Это побудило польские власти искать дополнительную информацию, и вопросом занялась польская миссия в Берлине, затем Верховный национальный трибунал Польши. 12 сентября 1947 года (Отто тогда находился в австрийских горах с Буко) главный прокурор трибунала сообщил Центральной комиссии, что «нынешнее местоположение» Вехтера неизвестно и что ни в каком-либо из британских лагерей, ни в Германии его нет. Было известно, что его разыскивают американцы и что по сведениям Международного военного трибунала в Нюрнберге Отто «пропал без вести».

Почти весь 1948 год сведений об Отто не было. Только в декабре, когда он прятался в спальне Шарлотты в Зальцбурге, забрезжил свет. По неизвестным причинам польские власти внезапно потребовали собрать воедино все документы по «делу Вехтера» и без промедления передать их Центральной комиссии в Варшаве. Еще через месяц, в январе 1949-го, посольство Польши в Вене передало новую важную информацию польскому МИДу и Центральной комиссии в Варшаве: «Замечен след д-ра Вехтера»[535]535
  Письмо МИД Польши в Центральную комиссию по расследованию военных преступлений, 11.10.1949, дело № 176, док. 21.


[Закрыть]. Подробности не сообщались, но, видимо, имелось в виду его пребывание в Зальцбурге.

Министерство иностранных дел Польши потребовало от Центральной комиссии собрать все «изобличающие документы» и вынести новое постановление об аресте Отто. Глава Центральной комиссии написал три письма для сбора подробностей о деятельности Отто в Кракове и Львове и о его ответственности. Одно письмо было направлено в польскую миссию в Берлине, второе – в Краков, в Региональную комиссию по расследованию немецких преступлений. В третьем письме содержалась просьба о помощи к Еврейскому историческому институту в Варшаве; в частности, Комиссия запрашивала имена и адреса тех, кто пожелает свидетельствовать против Отто. В письмах указывалось, что возможность «найти и схватить» бывшего губернатора реальна.

Еврейский исторический институт направил польскому правительству шесть инкриминирующих документов, в том числе четыре распоряжения, подписанных Отто в 1939–1941 годах. Одним из них евреям Кракова приказывалось носить нарукавные повязки со звездой Давида; в двух говорилось о выселении евреев из Кракова; четвертым предписывалось создание в Кракове гетто. Институт также назвал фамилии шестерых людей, живших во время правления Отто и способных «дать показания о действиях губернатора Вехтера». Три фамилии знакомы мне по работе над «Восточно-западной улицей». Давид Кахане подробно описал в «Дневнике Львовского гетто» Grosse Aktion августа 1942 года, когда в облаву попали семьи Герша Лаутерпахта и мой дед Леон Бухгольц. Михал Хофман – журналист, выпускник юридического факультета Львовского университета – состоял в Центральной комиссии по расследованию военных преступлений в Польше. В нее входил также профессор Тадеуш Задерецкий, автор книги «Львов под свастикой», содержащей множество ужасных подробностей[536]536
  Профессор Тадеуш Задерецкий, автор книги «Львов под свастикой» – уничтожение еврейской общины глазами польского писателя («Яд ваШем», 2018).


[Закрыть].

В феврале 1949 года главе польской военной миссии в Берлине попалась копия эсэсовского личного дела Отто, того самого, которое я раскопаю в Немецких национальных архивах спустя семь десятилетий. Папка целиком была направлена прокурору центрального суда Варшавы. 19 марта 1949 года, когда Отто находился в Тальбахе, польский прокурор Юлиан Мендерер сообщил польскому правительству, что возобновил расследование преступлений Вехтера во Львове. Он возбудил уголовное дело на основании указа от 31 августа 1944 года о «Наказании фашистско-гитлеровских преступников, виновных в убийствах и в жестоком обращении с гражданским населением и с военнопленными, а также изменников польского народа». «Прошу выслать мне инкриминирующие материалы по его преступной деятельности», – писал прокурор.

В те дни, когда Отто готовился расстаться с Шарлоттой и ехать из Больцано в Рим, польские власти активно расследовали его дело. Уже было готово новое постановление о его аресте.

Я поделился всеми этими сведениями с Хорстом, который отнесся к документам по-другому: увидел в них всего лишь предположения общего характера, не подкрепленные твердыми доказательствами. Меня не удивила его позиция, ведь еще до этого он, побывав во Львове, писал родственникам и друзьям про то, как там чтят его отца. «Меня чествовали как его сына», – утверждал он.

По своему обыкновению Хорст разослал письмо многим родственникам, друзьям и случайным знакомым, всем, кто обнаружился в его адресной книге. Среди получателей письма оказался Дитер Шенк[537]537
  Dieter Schenk. Hans Frank: Hitlers Kronjurist und Generalgouverneur. S. Fischer, 2006.


[Закрыть], бывший директор федеральной уголовной полиции Германии. Дитер, признанный эксперт по преступлениям в Генерал-губернаторстве, написал несколько книг о немецких преступлениях в оккупированной Европе, а также биографию Ганса Франка.

Шенк вежливо поблагодарил Хорста за письмо[538]538
  Эп, Дитер Шенк к ХВ, август 2014.


[Закрыть]. Он понимал, что сыну хочется оправдать отца. Тем не менее Хорст, по его мнению, обязан был принять тот факт, что Отто был «нацистским преступником», поэтому Дитер привел голые факты: за время управления Отто дистриктом Галиция, с 1942 по июль 1944 года там погибло более 525 тысяч человек. Выжило не более 15 тысяч евреев, менее 3 % от их довоенной численности.

Преступления были чудовищными, продолжал Шенк, и совершались они при «энергичной поддержке гражданской администрации» во главе с Отто. Он назвал три инстанции в правительстве отца Хорста, активно вовлеченные в массовые убийства.

Управление населения и вспомоществования сотрудничало с СС, составляя списки евреев. Оно назначало места для создания гетто и сборных пунктов евреев, организовывало транзитные лагеря.

Отдел трудовых ресурсов отбирал евреев для квалифицированной работы и для отправки в лагеря уничтожения.

Отдел переселения занимался конфискацией собственности евреев.

«Будучи губернатором, ваш отец играл ведущую роль и нес ответственность за все происходившее». Сказано совершенно однозначно, здесь нечего обсуждать, все факты и доказательства находятся в архивах.

Письмо Шенка заканчивалось простой просьбой: «Прошу вычеркнуть меня из вашей адресной книги».

27. Май 1949, Винья Пиа

Отто уехал на поезде в Рим с вокзала Больцано утром в четверг 28 апреля 1949 года. Был чудесный весенний день. Он увез с собой маленький дневник, игравший также роль записной книжки, куда вносил существенные подробности. Поезд шел по долине Этшталь и мимо Салорно, пассажир ощутил оптимизм, любуясь «чудесными видами». Разлитый за окном вагона покой контрастировал с политическим бурлением в Риме и в остальной Италии после всеобщих выборов, на которых неожиданно победили христианские демократы, поддержанные Ватиканом[539]539
  18 июня 1948 г. состоялись выборы первого послевоенного парламента республики, им предшествовал референдум об отмене монархии. На выборах 1948 г. победила христианско-демократическая партия (поддерживаемая Ватиканом и США) и народно-демократический фронт в составе Итальянской компартии и Итальянской соцпартии. Христианские демократы образовали коалицию с либералами, республиканцами и социалдемократами, хотя христианским демократам принадлежало абсолютное большинство в обеих палатах.


[Закрыть]; в цементировании антикоммунистических (и антисоветских) настроений сыграли немалую роль американцы.

Отто приехал с новой фамилией, фигурировавшей в его новой carta d’identità, «выданной» в 1946 году в городке Аппьяно (по-немецки Эппан) около Больцано. Теперь он был инженером Альфредо Рейнхардтом, родившимся 6 июня 1910 года, сыном Каролины Ройтмейер, жившей с мужем в Аппьяно по адресу Виа Стационе, 20. Фотография настоящего Рейнхардта была удалена и заменена фотографией усатого Отто; в документе фигурирует печать коммуны, фамилия и имя вписаны от руки.

Отто рассчитывал, что на центральном вокзале Рима его встретит некто Бауэр, но путешествие «Альфредо Рейнхардта» и его умиротворенное состояние нарушил проводник. Пассажиру было велено либо пересесть в Тренто на другой поезд, либо купить билет первого класса. Такого он не мог себе позволить и пересел на медленный поезд. Опоздав на римский вокзал Термини, Отто уже не нашел там никакого Бауэра. «Прием, ужин в приятном обществе, уютное размещение – все отменялось»[540]540
  П., ОВ Вальтеру Ладурнеру, 6.05.1949; П., ов к шв, 30.04.1949.


[Закрыть], – написал он Шарлотте в первом из множества писем, которые станет регулярно слать из Рима. Почувствовав себя «одиноким и брошенным», он написал некоему Вальтеру Ладурнеру (очевидно, это был псевдоним) и ранним утром обрел жилье – шаткую койку в темном коридоре по 350 лир за ночь. Его соседями были непрерывно куривший мужчина с голым торсом и женщина, ночь напролет барабанившая в дверь своей комнаты и требовавшая ее выпустить. В конце концов крикунью выпустили в обмен на плату за жилье. «Чрезвычайно романтично!» – прокомментировал Отто.

Уставший как собака, Отто уснул. Но и во сне он продолжал тревожиться за свои нехитрые пожитки. Утром, когда он умывался, «молодая неряха с затейливыми бровями и накрашенными ногтями» предложила ему помощь с упаковкой вещей и предупредила, что изъясняется на языке любви. Он спешно удрал в гостиницу, где снял номер за 1000 лир – дороговато, но дело того стоило, учитывая наличие горячей воды и острое желание постояльца вымыться.

Пятница 29 апреля стала первым полноценным днем Отто в Риме. В дневнике он записал шифром фамилии двух людей, с которыми встретился; в своем первом письме к Шарлотте он не стал их называть. Один был другом Норы, сочувственно объяснившим Отто «безнадежность» его предприятия. Второй – «служителем церкви», сначала сдержанным, а потом – стоило ему понять, кто перед ним – весьма приветливым (подчеркнуто Отто). Положение бывшего губернатора хорошо известно, сказал ему второй собеседник, известно и о его «с трудом осуществимом» желании убраться за моря.

В первый день Бауэр не объявился. Отто ждал в дорогой гостинице, близкий к отчаянию. Позднее в то утро он встретился со «вторым человеком», который пригласил его на ланч. Опасаясь, что денег хватит всего на несколько дней, Отто записывал в дневнике все свои траты и искал жилье подешевле. Он бесцельно скитался по Риму, посещая знакомые места – собор Святого Петра, замок Святого Ангела, площадь с колоннадой Бернини – и отдавал должное сутолоке, попрошайкам, уличной торговле. К немалому восторгу Отто кто-то принял его за американца и предложил поменять по курсу черного рынка доллары. «Старое и новое громоздится друг на друге, невероятная активность…»[541]541
  П., ОВ к ШВ, 4.05.1949.


[Закрыть]

Через два дня он отыскал Бауэра, который тепло его приветствовал и познакомил с римской общиной немцев, где все были на стороне Отто. За рюмочкой его представили «чистокровной пруссачке», жене итальянского ученого. Та, оставшаяся в его письмах безымянной, ухаживала за ним, как мать, помогла найти жилье и работу, шила, чинила ношеную одежду, предложила, чтобы его корреспонденты писали ему на ее адрес, до востребования.

«В тот первый вечер он был немногословен», – будет вспоминать Пруссачка[542]542
  П., ОВ к ШВ, 20.06.1949; п., Хейди Дюпре к ШВ, 25.07.1949.


[Закрыть]. Казалось, он тоскует по свежему воздуху Альп, с которых спустился, и подавлен большим городом. Она отметила его внимание к деталям, предложила переночевать у нее в гостях на Виа Джулио Чезаре, 25. Он согласился. На этот адрес Шарлотта станет слать письма и посылки. Отто познакомился с мужем и двумя сыновьями дамы и с тех пор заглядывал к ней раз-два в неделю: забирал почту, выслушивал советы, позволял пришить ему пуговицу, просто беседовал. Ему нравилось рассказывать про Шарлотту и своих детей, про свою работу в Кракове и в Лемберге, о годах, проведенных в горах, о своей жажде работы. Об «эмиграции» он с Пруссачкой не заговаривал.

Бауэр и Пруссачка активно искали для Отто постоянное жилье – и нашли: Винья Пиа, монастырское заведение на южной окраине города[543]543
  Виа Филиппо Таяни, 50, Рим: http://www.arvaliastoria.it/public/post/istituto-vigna-pia-444.asp (дата обращения: 25.05.2022). О годах сразу после войны история умалчивает.


[Закрыть]. Там было с кем пообщаться, было где уединиться, чтобы поразмышлять, а главное, обеспечивалась полная безопасность. Вот как описывал Отто это место Шарлотте:

«Причудливое здание, наполовину руины, наполовину римские термы, наполовину тюрьма, невероятно мрачное и при этом невероятно романтичное… удобно расположенное, среди парка на окраине, с одной стороны открывается вид на обширные пространства полей, с другой – на величественный город»[544]544
  П., ОВ к ШВ, 5.05.1949.


[Закрыть].

Ему отвели собственную комнату на верхнем этаже – монастырскую келью с высоким потолком. Окно выходило все-таки на город, а не на поля, поэтому келья была душной, в нее не проникал ветерок. Там стояли столик, узкая кровать с прикроватным ковриком («сохранившимся со времен Нерона»[545]545
  П., ОВ к ШВ, 22.05.1949.


[Закрыть]). Один стул, комод, маленький тазик для умывания, древняя, источенная червями молитвенная скамеечка. Со стен отваливалась штукатурка, в кирпичном полу зияли трещины, все было покрыто слоем пыли. Зато, убеждал он Шарлотту, он в безопасности и совершенно свободен; вложив немного денег, келье даже можно было придать уют.

До него доносились молитвы монахов и разговоры других постояльцев, среди которых были и padres (священники). В доме говорили только по-итальянски, жильцы были «милы, дружелюбны и невероятно бедны»[546]546
  П., ОВ к ШВ, 5.05.1949.


[Закрыть].

Ужин подавали ровно в половине девятого, кормили деревенской итальянской едой: много пасты, овощи, рыба. «То, что я люблю» – да еще с добрым столовым красным вином. После недели жизни в Винья Пиа Отто почувствовал себя в безопасности и стал оптимистичнее смотреть в будущее, хотя необходимость возвращаться к отбою в десять вечера препятствовала вечерним визитам в город. Иногда он посещал мессу.

Шарлота была шокирована первыми отзывами Отто о жизни в Риме, но потом, когда у него появилась крыша над головой, успокоилась. «Надеюсь, эти времена минуют и мы снова будем вместе»[547]547
  П., ШВ к ОВ, 9.05.1949.


[Закрыть], – писала она и требовала не менее одного письма в неделю. Отто очень старался: прислал за первый месяц восемь длинных писем и получил девять в ответ. Он аккуратно отмечал на особом листке все полученные и посланные письма, как и каждую встречу.

Через десять дней после приезда настроение Отто ухудшилось. Еда – пол-литра водянистого кофе на завтрак, неизменная паста с томатным соусом на обед и ужин – приелась. Ему стали противны жареные в масле овощи и их запах, плохо сочетавшийся с прочими местными ароматами – газа и бензина. Ему не хватало чистого свежего воздуха гор, «благоуханных лесов прохладного Севера»[548]548
  П., ОВ к ШВ, 22.05.1949.


[Закрыть]. Он чувствовал себя как в тюрьме, о чем писал Ладурнеру, жалуясь на строгий распорядок и ранний отбой. Его угнетала грязь и слабый напор воды, не доходившей до его комнаты на верхнем этаже. Воду для мытья и стирки приходилось таскать вверх по лестнице, чтобы наполнить железный тазик.

И все же монастырь Винья Пиа имел свои достоинства. Рядом были зеленые холмы, где можно было совершать пробежки ранним утром. «Туман над Тибром рассеялся, и проступили холмы, виллы на фоне Альбанских гор. За городом смешиваются красота и уродство. Старые разрушенные башни и обломки стен, ужасные условия жизни, современные фабрики, старые живописные часовни, особняки среди прелестных пейзажей, виноградники и поля пшеницы»[549]549
  П., ОВ к ШВ, 5.05.1949.


[Закрыть].

Близость Тибра манила, хотя река была так «ужасающе грязна», что искупаться в ней – его любимое занятие – не приходило в голову. Его предостерегли, что река здесь несет много городских отбросов. Но шло время, весна сменилась летом, наступила жара, и Отто не устоял перед соблазном. 23 мая, через три недели после приезда, он впервые совершил утренний заплыв в Тибре. Это его освежило и взбодрило. «Буду делать это чаще, хоть вода и выглядит отталкивающе»[550]550
  П., ОВ к ШВ, 29.06.1949; п., ОВ к ШВ, 12.05.1949.


[Закрыть].

Он больше узнал о прежнем жителе своей кельи, однопартийце, приславшем ему длинное машинописное послание. «Я знал, что кто-нибудь поселится после меня в Винья Пиа», – писал Вальтер Рауфф «дорогому товарищу Рейнхардту»[551]551
  Вальтер Рауфф, род. 19 июня 1906, Кётен, Германия; ум. 14 мая 1984, Сантьяго-де-Чили. Офицер СС.


[Закрыть]; ему не удавалось понять, кто такой этот австриец, пока Пруссачка не намекнула, что Рейнхардт – это Отто Вехтер. Рауфф служил вместе с Отто в Италии в конце 1944 года, командовал эсэсовским отрядом Gruppe Oberitalien-West в Милане. Он сообщил Отто свой сирийский адрес (п / я 95, Дамаск) и дал советы о жизни в Риме, предупредив, что она будет нелегкой: примите свое положение, но сохраняйте «непоколебимую стойкость», соглашайтесь на любую работу и не тратьте время на ностальгию по прежним временам.

Дамаск очень ярок, писал Рауфф, но попасть туда немцам нелегко, а Отто, вероятно, и нежелательно. Там оказывались, скорее, «авантюристы и отребье»[552]552
  П., Вальтер Рауфф к ОВ, 25.05.1949.


[Закрыть], прохвосты, вредившие репутации немцев в арабском мире. Рауфф выражал надежду на постепенное воссоединение «сил добра», настоящих мужчин. Меньше чем через год после этого письма Рауфф покинет Сирию и проберется в Южную Америку, в конце концов он осядет в Чили. В одном рассекреченном документе ЦРУ содержатся подробности о герре Рауффе – эсэсовце, «придумавшем газенвагены для умерщвления евреев и инвалидов»[553]553
  Kevin Freeman, ‘Wiesenthal Center Releases Documents Which Link Rauff to Important Figures in the Catholic Church in Italy’, JTA – Daily News Bulletin, 10.05.1984: http://pdfs.jta.org/1984/1984–05-10_089.pdf?_ga=2.161615551.2063636335.1564532125-115840253.1564532105 (дата обращения: 25.05.2022).


[Закрыть]. Из другого источника я узнал[554]554
  Klaus Wiegrefe, ‘SS Colonel Walter Rauff – West German Intelligence Protected Fugitive Nazi’, Spiegel Online, 27.09.2011: https://www.spiegel.de/international/germany/ss-colonel-walter-rauff-west-german-intelligence-protected-fugitivenazi-a-788348.html (дата обращения: 25.05.2022).


[Закрыть], что он, по слухам, сотрудничал в 1958–1962 годах с разведкой ФРГ, в дальнейшем служил старшим советником правительства президента Пиночета, оставался на свободе и так и не подвергся экстрадиции. Умер в 1984 году.

У Отто сложился распорядок дня. Рано утром он делал зарядку на крыше монастыря, перед большим окном. «Перестал бегать, – сообщал он Шарлотте, – слишком быстро снашивается обувь»[555]555
  П., ОВ к ШВ, 22.05.1949.


[Закрыть]. В 8:30 он завтракал, потом писал и занимался итальянским, чинил носки, чистил обувь. В 12:30 обедал, после еды дремал, потом гулял по городу, заходил на почту, с кем-то встречался – с кем именно и зачем, не уточнялось. Отто опасался слежки и перлюстрации своих писем. Для экономии денег и поддержания формы он ходил в город на встречи пешком, знакомясь заодно с разными районами Рима. Вечером торопился обратно, ужинать – «обычно трусцой вдоль трамвайных путей, по улице, усаженной пальмами».

Денег было в обрез. К середине мая у него оставалась одна купюра в 5000 лир, примерно 8 долларов, что требовало жестокой экономии. Деньги были нужны не только на автобус (60 лир до центра города), газеты и марки, но и на документы и билеты, чтобы оказаться на миграционном пути рейха. Срочно требовалась оплачиваемая работа. Один знакомый («Детеринг») считал, что на ее поиски уйдут месяцы, другой утверждал, что в Австрии перспективы лучше. Один итальянец предлагал торговать лекарствами, вот только для этого требовалось «много долларов», которых у Отто не было. Без документов можно было рассчитывать только на случайную подработку на подхвате, но в мае не находилось и ее.

Шарлотта сообщала о семье, о здоровье Йозефа, о своих родителях, сестрах Отто, детях. 16-летний Отто-младший мог бы навестить отца в Риме, писал Отто, соблазняя «едой и жильем»[556]556
  П., ОВ Вальтеру Ладурнеру, 6.05.1949; п., ОВ к ШВ, 29.06.1949.


[Закрыть]: в Винья Пиа помещался сиротский дом, где семьдесят юношей учились фермерству. Дисциплиной там не мучили, молитвами тоже, преобладала средиземноморская расхлябанность. Отто-младший мог бы учить итальянский и плавать с отцом в Тибре – грязном, зато настоящем, счастливом сочетании «солнца и воды».