Текст книги "Крысиная тропа"

50. Визенталь

Хорст сосредоточился на Карле Хассе, но не забывал и о другом человеке, вызывавшем у него сильное негодование за то, что был, по его мнению, как-то замешан в истории с гибелью его отца.

«Симон Визенталь ненавидел моего отца до самой своей кончины», – неоднократно говорил он мне. Шарлотта, продолжал он, собирала вырезки о деятельности Визенталя. В глазах Хорста Визенталь, легендарный охотник за нацистами, мог наряду с Карлом Хассом и с СССР претендовать на звание главного подозреваемого в преждевременной смерти его отца.

Хорст верил, что Визенталь жаждал смерти Отто, потому что считал его виновным в смерти своей матери, попавшей в гетто Лемберга. «Он описывал, как мой отец сажал его мать в поезд, шедший в Белжец, – объяснял Хорст. – Это совершенно не так, потому что в день, о котором он говорит, 15 августа 1942 года, моего отца не было в Лемберге. Он спутал его с Кацманом из СС, потому что они носили одинаковую форму».

Хорст ссылался на отрывок из воспоминаний Визенталя, изданных в 1967 году[816]816
  Simon Wiesenthal. The Murderers Among Us. McGraw-Hill, 1967.


[Закрыть]. Там описана жизнь автора в Лемберге, в том числе в гетто в 1942 году. Визенталь опознал Отто Вехтера как одного из двоих «главных виновных» в убийстве евреев Галиции; вторым был Фридрих Кацман[817]817
  Wendy Lower. Diary of Samuel Golfard and the Holocaust in Galicia. AltaMira, 2011. P. 119, citing to: R. W. Kempner, ‘“Genocide as Official Business”: The Judgment in the Lemberg Trial’, Aufbau (New York), 10 May 1968, p. 7. Перевод с немецкого.


[Закрыть]. Фигура Отто занимает центральное место в главе с бесхитростным названием «Галицийские убийцы». В ней Визенталь повествует, как в конце 1950-х он пытался помочь немецкому обвинителю в Лембергском процессе в Штутгарте над пятнадцатью обвиняемыми в зверствах в Яновском лагере и в других окрестностях Лемберга. Геноцид был «официальным делом», заявил судья на процессе. «По сравнению с Вехтером», – пишет Визенталь, – все пятнадцать обвиняемых на Лембергском процессе были «мелкой рыбешкой».

Визенталь стремился привлечь Отто и Кацмана к ответственности, но оба были уже мертвы. «Я видел его в начале 1942 года в гетто Львова, – пишет об Отто Визенталь. – 15 августа 1942 года он лично руководил отправкой 4000 стариков из гетто на вокзал. Среди них была моя мать»[818]818
  Wiesenthal. The Murderers Among Us. P. 236.


[Закрыть].

Эти слова злили Хорста, он часто к ним возвращался. «Моего отца не было в Лемберге 15 августа, – твердил он. – Он был в Кракове, у Генерал-губернатора Ганса Франка, на партийном собрании». Я нашел фотографию Отто и Франка в тот день в Кракове в Вавельском замке, так что в этой подробности Хорст не ошибался.

Я проверил, что именно написано у Визенталя. Текст можно понимать по-разному, как чаще всего и бывает. Он утверждает, что видел Отто в гетто «в начале 1942 года», а не в конкретный день. О 15 августа, единственной четко названной дате, он лишь пишет, что Отто «лично» отвечал за облаву, прошедшую в гетто Лемберга в тот день. Визенталь не говорит о непосредственном присутствии Отто на облаве, хотя текст можно толковать, конечно, и так. Как губернатор Галиции, отвечавший в целом за проведение облав, он в некотором смысле нес ответственность и за какие-то частности, если не за все сразу. Слово «лично» можно понимать по-разному: и как присутствие в гетто, и как вину согласно теории уголовного права об ответственности командира.

Хорст не мог не обратить внимание на очевидные ошибки в тексте Визенталя. Тот пишет:

Вехтер скрылся после войны при помощи ODESSA и получил убежище в церковном колледже в Риме, у словацкого священника, не знавшего, с кем имеет дело. Его бегство было хорошо спланировано, он даже вывез из Баварии свои архивы. В 1949 году он заболел и находился при смерти. Он сказал некоторым людям в Риме, кто он такой, просил устроить ему встречу с женой, жившей под именем Лотты Поль в лагере беженцев неподалеку. Его причастил епископ Алоиз Худал, австриец, ректор Немецкой католической церкви в Риме, после чего он скончался. Был похоронен в Риме. Позднее австрийский аристократ, иногда оказывавший мне помощь, просил епископа Худала предоставить документы Вехтера, но получил отказ[819]819
  Там же. С. 236–237.


[Закрыть].

Это отличалось от известных мне прежде фактов. Ничто не указывало на то, что стараниям Отто избежать правосудия помогала организация ODESSA[820]820
  Uki Goñi. The Real Odessa: How Perón Brought the Nazi War Criminals to Argentina. Granta, 2002; John Cornwell. Hitler’s Pope. Viking, 1999. P. 267.


[Закрыть], предположительно содействовавшая бегству нацистов из Европы, хотя Джон Ле Карре говорил мне, что такая организация, по его мнению, могла существовать. Отто не укрывали священники-словаки. При нем в Риме не было архива. Шарлотта не пользовалась псевдонимом Лотте Поль и не жила в лагере беженцев под Римом. В 1967 году останки Отто уже не покоилось в Риме: их перевезли в Зальцбург, в сад Шарлотты при вилле «Вартенберг».

Я обратился в Институт Симона Визенталя в Вене с запросом о хранящихся у них документах об Отто. Просьба была удовлетворена, я получил несколько папок материалов по Отто.

Там была копия дела Отто из Берлинского центра документации, которым я уже располагал. В двух пространных показаниях, данных под присягой в январе 1960 и в июне 1961 года для немецких обвинителей на Лембергском процессе, Визенталь описывал свою жизнь в Лемберге во время войны и перечислял известные ему преступления[821]821
  VWI-SWA, Ritschek Viktor, Zeugenaussage Wiesenthal 7249.


[Закрыть]. Он называл имена и делился соображениями о роли Отто Вехтера.

В папке, надписанной от руки «Местонахождение архива Вехтера», находилось несколько писем[822]822
  VWI-SWA, Waechter Otto, Korresp Verbleib Archiv 8193.


[Закрыть]. Первое, от руки, датированное 16 июня 1961 года, пришло от некоего Теодора Фабера, считавшего, что епископ Худал может располагать сведениями о Вехтере. Визенталь передал эту информацию немецкому обвинителю на Лембергском процессе. Несколько месяцев ничего не происходило, затем в марте 1962 года центральный офис Министерства юстиции ФРГ сообщил Визенталю, что епископ был опрошен и отрицал, что располагает какими-либо сведениями об архиве Вехтера. Епископ Худал утверждал, что «впервые увидел Вехтера после того, как его отравили и положили в больницу в Риме, где он находился при смерти» (ложь), и что его как ректора Немецкой церкви попросили причастить Отто. Обвинитель писал в заключении: «Не вижу возможности дальнейшего расследования, так как эта информация свидетельствует, что д-ра Вехтера больше нет в живых». Дело Вехтера закрыли.

Последний документ из досье Визенталя был получен в 1987 году: это было письмо от итальянского писателя, просившего прислать ему фотографию Отто Вехтера.

Через несколько недель из архива Визенталя в Вене пришли новые документы. Один оказался особенно интересным: десять машинописных страниц на немецком языке, без даты, по форме похожие на письменные показания под присягой[823]823
  VWI-SWA, Galizien_1_Augenzeugenbericht_Galizien3729, Rosa Stephenson.


[Закрыть]. Подписаны они были Розой Штефенсон, жительницей 14-го округа Вены. Ее брат Карл, как я узнал, был писателем и издателем.

Фрейлейн Штефенсон работала секретарем в администрации Отто, сначала в Кракове, потом в Лемберге. «Я забыла имена, названия улиц и населенных пунктов из-за шока, вызванного всей этой непрерывной цепью страха и ужаса». У нее были фотографии, но их похитили при ее возвращении в Вену.

Она приехала в Краков в августе 1940 года, чтобы работать машинисткой в экономическом отделе. Она собиралась отработать в Генерал-губернаторстве год, а проработала целых четыре. «Д-р Вехтер был губернатором, – написала она, – тот самый Вехтер, устроивший свержение Дольфуса». Мужа Шарлотты и отца Хорста она описывает следующим образом:

Почти мальчишеское лицо д-ра Вехтера резко контрастировало с его глазами и речью. Хотя говорил он спокойно и негромко, голос у него был стальной, как и глаза. Известно было, что его слово – закон. Он работал фанатично и того же требовал от других, был чрезвычайно целеустремленным. У него был колоссальный организаторский талант, его руководство было крайне жестким. Он точно знал, чего хочет.

Отто был одним из «людей власти», тех, под чьим руководством она служила, кто «работал вместе на протяжении всей трагедии евреев». Да, написала она, «никто из этих господ не пачкал собственных рук, они “только” приказывали».

Однажды она наблюдала, как «некто оберберайхсляйтер Студентковский» обращался к группе молодых ребят, членов гитлерюгенда. «Мы здесь не для того, чтобы думать самостоятельно! – орал он. – За нас думает фюрер, мы только выполняем его приказы. Даже если мы иногда считаем, что что-то неверно, несправедливо – все равно мы обязаны это делать!» Ему одобрительно внимали. «При этом находился д-р Вехтер», – пишет она.

В 1941 году Розу Штефенсон перевели в Лемберг. Ситуация там была гнетущей – «дикая неразбериха», беспорядок, антисанитария. В тот момент губернатором был Ляш. По ее словам, благодаря ему до февраля 1942 года, когда вместо него назначили Отто, там не было создано гетто, хотя «распоряжения о его строительстве отдавались неоднократно». Зато преемник Ляша имел репутацию успешного строителя и опорожнителя гетто.

«Потом в должность вступил д-р Вехтер. Построили гетто, начались преследования, правила ужесточились». Предпринимались суровые меры, шли рейды по подвалам, вскрывались полы. По всем квартирам охотились за евреями и за теми, кто им помогал. «Когда д-р Вехтер понял, что его приказы выполняются не полностью, он обратился за помощью. Нагрянул Гиммлер, прозванный “кровожадным”, воплощение жестокости. Достаточно было один раз посмотреть ему в глаза, чтобы понять, какой он гнусный, какой бесчувственный. Он как робот безжалостно осуществлял свою задачу».

Роза Штефенсон наблюдала последовавшую за этим волну убийств и записала некоторые запомнившиеся ей подробности.

Как-то в субботу я хотела покинуть город, чтобы спрятаться от всего этого. Я ехала на велосипеде куда глаза глядят. У моста я увидела скопление людей и слезла с велосипеда, пропуская их. <…> Недели потом я не могла забыть их запавшие глаза, полные безнадежности, ужаса, отчаяния! Это были евреи. Неподалеку был Клопаров (кажется, так называлась станция перед Лембергом, со складами). Большую часть вагонов там отцепляли. В них находились депортированные; герметически задраенные двери открывали, тела умерших от голода и удушья выбрасывали. Вместо них грузили других, и вагоны отгоняли в сторону. Уже началось удушение газом. В маленькое отверстие просовывали трубку, по ней поступал газ. <…>

Все знали, что происходит. «Все они знали, все они». Некоторые, возможно, сами не делали этого, но передавали команды вниз, «исполнителям, на которых потом была взвалена вся вина».

Роза Штефенсон покинула Лемберг в 1944 году. Причиной стала информация, что у нее обнаружился то ли дед-еврей, то ли бабка-еврейка.

Визенталь умер в 2005 году.

Я сделал все возможное, чтобы выяснить, был ли Визенталь, как считал Хорст, причастен к убийству из мести одного или нескольких нацистов. Но ничего не нашел, хотя Джон Ле Карре высказывал уверенность в существовании отрядов еврейских мстителей, участвовавших в выборочных убийствах. Он называл книги и примеры, в частности, пресловутую попытку отравить городской водопровод, которым пользовался миллион людей. Он вспоминал красавца-великана, бывшего сотрудника Би-Би-Си, рассказывавшего, что якобы принадлежал к группе евреев-убийц, орудовавшей в Латинской Америке. «Чаще всего мы их вешали», – хвастался он Ле Карре.

«Никто точно не знает, сколько бывших нацистов получили таким способом по заслугам», – сказал мне Ле Карре. «При всей склонности Визенталя к фантазиям и похвальбе», сам он не считал, что прославленный охотник за нацистами был замешан в убийствах.

«Я встретился с Визенталем всего раз, – добавил он, – в 1962 году в Вене». Визенталь походил на государственного мужа: восседал за огромным столом, картинно заваленном кучей папок. «Настоящий тайный агент сидел бы за пустым столом». «Почему вы живете в Вене, в сердце антисемитизма?» – задал ему вопрос Ле Карре. Передавая ответ Визенталя, Ле Карре перешел на приятный среднеевропейский акцент, напомнивший мне о моем дедушке.

«Если изучаешь заразу, – сказал ему Визенталь, – то изволь жить в клоаке».

51. Печень

Университетский коллега познакомил меня с профессором Массимо Пинцани[824]824
  Директор Института здоровья печени и органов пищеварения Университетского Колледжа Лондона с 2012 г.


[Закрыть], одним из ведущих мировых экспертов по человеческой печени и ее болезням. Он возглавляет Институт здоровья печени и органов пищеварения Университетского Колледжа Лондона при больнице «Ройял Фри», что совсем рядом с Хампстед Хит, где я живу. Значит, я годами прохаживался под окнами его кабинета.

Профессор Пинцани оказался полным и коренастым, похожим на итальянского мастифа, в хорошем синем костюме, с доброжелательным взглядом из-под густых бровей. Перед встречей он попросил передать ему материал о состоянии здоровья Отто за июль 1949 года. Я послал ему две страницы «истории болезни», письма Отто Шарлотте после проявления болезни, краткое заключение доктора Маркезани и два письма Шарлотте от Хеди Дюпре.

Профессор Пинцани, как подобает настоящему ученому, действовал тщательно и методично. Как он объяснил, исходить можно только из того, что известно. Предположения его не интересовали, хотя он был не прочь поболтать и рассказать анекдот-другой. Мы прочли в хронологическом порядке письма Отто.

В понедельник 4 июля 1949 года Отто написал Шарлотте, что у него температура 41 или 42 градуса. «На тот момент это могло быть чем угодно, – веско произнес профессор. – Хотя бы вирусная инфекция, не обязательно связанная с едой или с купанием».

Температура поднималась и падала, Отто рвало, он принимал хинин. Дело было не в подозрении на малярию, объяснил профессор Пинцани, просто в то время аспирин не был так легкодоступен, как ныне. Хинин был традиционным способом снижения температуры.

Во вторник 5 июля Отто почувствовал такую слабость, что едва мог добраться до туалета. «Ему становится хуже», – определил профессор. В среду 6 июля, на четвертый день, врачи гадают: может, тиф, может, что-то «желудочное». Впервые появляется упоминание желтухи. «Врач, наблюдающий симптомы Вехтера, сосредоточивается на том, что обычно для тогдашнего Рима, отсюда разговор про тиф». В городе проблемы с канализацией, засилье крыс. Профессор Пинцани, итальянец, хорошо об этом осведомлен. Слово «желудочное» истолковать нелегко: это нерасшифрованное прилагательное может подразумевать любой диагноз, включая пищевое отравление.

Что до желтухи, то врачи имели в виду, видимо, желтизну лица больного. Это могло быть симптомом одного из двух состояний. Первое – острая инфекция, «сосудистый гемолиз», когда отравление воздействует на красные кровяные тельца, что ведет к резкому росту гемоглобина, перерабатываемого печенью сначала в биливердин, затем в билирубин. Печень выбрасывает билирубин в желчь, попадающую в кишечник.

Вторая возможность, продолжил профессор, – повреждение печени, неспособной справиться с этой «новой нагрузкой». Но без биохимических анализов нельзя понять, была ли повреждена печень. «Если в крови есть связанный билирубин, значит, он попал в желчь из-за повреждения печени». Современный анализ показал бы ферменты печени – в случае ее повреждения очень высокие.

Профессор Пинцани напомнил мне, что варианты лечения в Италии 1949 году сильно отличались от теперешних. Пенициллин только начал появляться и был доступен, наверное, для американских военных, но никак не для Отто, «как и не для обычного европейца».

Я спросил о вероятности применения яда, но профессор Пинцани не клюнул на наживку. Его метод исключал поспешные выводы. Но он все равно не выдержал: «Если честно, на отравление ядом это не похоже», – сказал он.

Он привел причины. В письмах Отто говорилось о высокой температуре, указывающей на сильную иммунную реакцию на инфекцию. «От яда можно пожелтеть и умереть, но при этом необязательно температурить. Токсин не возбуждает иммунную систему, поднимающую температуру тела».

Мог ли яд вызвать такие симптомы? Профессор перечислил три варианта: мышьяк, цианид, банальный крысиный яд. Последний – мощный антикоагулянт, попадающий после поедания приманки в кровь крысы и вызывающий внутреннее кровотечение. По его мнению, у Вехтера его не было. «Возможно, он и следовал “крысиной тропой”, но крысиным ядом его не травили, – скаламбурил профессор. – На мой взгляд, у него была сильная инфекция».

Он был спортивным человеком, плавал в Тибре, ежедневно делал гимнастику на крыше монастыря Винья Пиа. «Высокая температура не противоречит спортивности и крепкому здоровью. Наоборот, это положительный признак: здоровый организм активно борется, чтобы избавиться от бактерий или паразитов». Буко Ратман описывал Отто как спортивного и здорового мужчину. «Эти микроорганизмы не переносят температуру выше 37 градусов, при лихорадке они зажариваются».

Мы обратились к другим документам.

В письме доктора Маркезани говорилось о высокой температуре и о возможности кишечной инфекции. Значит, мог предполагаться тиф.

В письме фрау Дюпре говорится о возможности инфекции, «может быть, печеночной». «Печень названа из-за желтухи, хотя желтуха бывает и при множественном отказе органов».

Состояние Отто продолжало ухудшаться, и ему все же начали давать пенициллин и декстрозу, чтобы он набрался сил. Сам он почти не ел. В среду 13 июля, в последние часы, он уже смог поздороваться с фрау Дюпре. «Становится гораздо, гораздо лучше».

Но это была иллюзия: позже в тот же вечер он скончался. Больница Святого Духа подготовила документ о «желтушечной атрофии печени» и об icterus gravis («острой желтухе»), указывающей на лептоспироз, больше известный как «болезнь Вейля», названная так в честь Адольфа Вейля, немецкого врача-еврея, который первым описало это заболевание в своей статье 1866 года (спустя год Вейль полностью потерял голос из-за туберкулеза гортани).

В заключении больницы Святого Духа также говорится о высоком содержании сахара у Отто. «Значит, у него отказала поджелудочная железа», – объяснил профессор Пинцани. Из-за инфекции он потерял бета-клетки и сразу стал диабетиком. Это не значит, что у него был клинический диабет.

Читая документ больницы, профессор размышлял вслух. По его мнению, возможностей инфекции было три.

Тиф. Это вряд ли – из-за отсутствия симптомов, помимо желтухи.

Скоротечный гепатит А, заражение которым произошло при купании в Тибре или в озере Альбано. Это профессор тоже отмел, так как описанная в письмах клиническая картина слишком сложна и не сводится к простому отказу печени. По какой-то причине отказала также поджелудочная железа. «Вероятно, он умер от отказа легких, от сердечно-сосудистой катастрофы, вызвавшей остановку сердца».

Третья возможность – болезнь Вейля, лептоспироз: «Вот этому ничто не противоречит». Лечащие врачи пришли к тому же заключению. Значит, в больнице Святого Духа знали об этой болезни. В то время она вовсе не была в Италии редкостью. В 90 процентах случаев она не достигала острой стадии и походила на сильный грипп, но в 10 процентах случаев течение принимало серьезный оборот и могло завершиться смертью, особенно если больной оказывался не защищен от потенциального множественного отказа внутренних органов.

Болезнь Вейля вызывается контактом с загрязненной водой. Это может быть речная или озерная вода, в которую попала моча больной крысы или собаки. Животное может служить переносчиком, не заболевая само. Отто легко мог заразиться, плавая в реке или в озере. Он мог проглотить немного воды, вода могла плеснуть ему на слизистую оболочку глаз. У него могла быть открытая рана, хватило бы банального пореза при бритье. Это достаточно, чтобы заболеть. Заражение болезнью Вейля – дело случая.

Профессор Пинцани провел небольшое собственное исследование. В интернете масса материалов об опасности купания и даже гребли на Тибре. Он упомянул знаменитый гребной клуб «Чирколо Каноттьери Рома»[825]825
  Римский гребной клуб, основан в 1919 г.


[Закрыть], располагающийся на Тибре. «Меня несколько раз туда приглашали, – рассказал он с широкой улыбкой. – Это не то место, куда ходят в шлепанцах и где едят пиццу». В клубе состоят актеры, парламентарии, другие знаменитости, там есть плавательный бассейн, но вода для него, забираемая из Тибра, проходит фильтрацию и очистку.

В озере Альбано вода стоячая, а река и того хуже. «Представьте, сколько крыс могло быть в римской канализации в 1949 году!»

Он заговорил об еще одном факторе. Шарлотта назвала тело умершего мужа «черным, как у негра», когда увидела его в морге кладбища Кампо Верано. Одна из особенностей лептоспироза – «внутрисосудистая коагуляция», вид подкожного кровотечения. Перед смертью у больного возникают гематомы, потом при окислении гемоглобина кожа темнеет. «От подкожного кровотечения тело кажется черным, это происходит в дни, предшествующие смерти, и является признаком скорого конца».

Именно это могло произойти с Отто Вехтером перед смертью, сказал профессор Пинцани. Летняя жара могла ускорить процесс, так как распространение кровотечений ускорялось из-за открытых кровеносных сосудов. Это поэтапный процесс. «Если оказываешься в таком положении, когда поражены внутренние органы, ты заживо разлагаешься, тебе крышка. Ты умираешь черным, – добавил он, – так как кровотечения происходят во всем организме, делая его черным».

Были бы симптомы теми же при отравлении ядом?

Это должно было быть очень мастерское отравление, сказал профессор Пинцани. «Полагаю, отравитель не стал бы подливать культуру Leptospira japonica Вехтеру в кофе. Он поступил бы проще. С другой стороны, вокруг было много сумасшедших, так что могло произойти всякое… Но если бы я руководил шпионской сетью и задумал убить Вехтера, мне не пришел бы в голову лептоспироз».

«Так или иначе, – продолжил он, – если Вехтер нацистский преступник, то волочите его в Нюрнберг, на виселицу… Зачем травить? Лучше поймать, публично судить, показать, что вы отловили нацистского преступника».

Профессор Пинцани был вполне уверен в своих умозаключениях. Имея кости и современную криминалистическую технологию, можно получить больше информации. Можно найти ДНК или РНК бактерий. Обнаружили же ДНК и генетические болезни в костях египтян, живших три тысячи лет назад! В отличие от Сью Блэк, он считал, что в костях, оставшихся с 1949 года, что-то еще можно найти.

«Если делать ставки, то я бы поставил на то, что у него был лептоспироз, это наиболее вероятный клинический диагноз». С мнением римских врачей это тоже совпадает. «Я сильно сомневаюсь, что ему в суп добавили культуру Leptospira». Само по себе это осуществимо, но нужна бактериологическая лаборатория для получения культуры высокой концентрации, которую нужно еще проглотить не слишком горячей. «Понятия не имею, сколько бы ее потребовалось и какой она была бы на вкус».

Разговор подошел к концу.

«Меня заворожила вся эта история, – признался профессор Пинцани. – Я же итальянец».

Отравление Отто – невероятная версия. Он умер, потому что любил плавать. Хорста ждало разочарование.