Текст книги "На задворках вечности. Часть I. Рождение богов"

Доктор перевел дыхание и продолжил:

– Я не знаю, что повредило его мозг, я лишь могу сказать, что это что-то или нечто сделало всё изнутри. Словно чья-то воля управляла им в этот момент. Его кровь буквально вскипела, а ужасное давление вытолкнуло её наружу из глаз, ушей, носа. Когда его привезли, он весь был в своей крови. Мы поначалу даже подумали, что он изранен, но ран, как вы знаете, нет, и не было.

Энлиль и Энки обменялись взглядами, и резко поднялись на ноги. Они узнали всё, что им требовалось, даже больше того. Доктор поднялся вслед за ними.

– Сообщайте о его состоянии, – попросил перед уходом Энлиль, оставляя свои координаты.

Они быстро покинули здание больницы, подгоняемые душившим их нетерпением. Оба ещё в палате Видара неосознанно отметили знакомые черты, но из-за волнения не сразу обратили на них внимание. После прочтения отчёта доктора все прояснилось само собой. Застывший в ужасе взгляд их друга говорил сам за себя, а заключение в виде излияния крови тут же напомнило о недавнем заказе, которым им не позволял заниматься Канцлер.

Примерно полтора года назад Энлиля и Энки наняла молодая девушка, дочь влиятельного сановника и политика, считавшая, что её отцу грозит опасность. За весьма солидное вознаграждение парням поручалось всего лишь тайно от самого политика охранять последнего в течение неопределённого времени.

Шёл третий месяц их непыльного дежурства, и ничто не предвещало беды. Жизнь чиновника текла обычным чередом, пока в конце очередной, похожей как две капли воды на предыдущие, недели он неожиданно не скончался от обширного инсульта. Такова была официальная версия следствия. Но Энлиль с Энки составили своё мнение на этот счёт.

Пользуясь благоразумно прикарманенным пропуском первого уровня, позаимствованным в закромах Канцлера, оба, под видом агентов, смогли первыми попасть на место преступления, перехватив тревожный вызов охранной системы в офисе политика.

Его обнаружили в своём офисе в Ашшуре – мегаполисе второго материка планеты – мёртвым и без признаков насилия. Помещение офиса, неприступное, как бастион, было полностью изолировано, никто бы не вошёл и тем более не вышел из него без ведома охранной системы, которая отслеживала всех, кто находился в здании, и моментально распознавала чужака даже по запаху. На момент смерти, как показывала охранная система, политик был в помещении один.

По сути, Энлиль и Энки расследовали это дело ровно пять минут, пока на место преступления не прибыла служба от сената двух Верховных Правителей Республики, полномочия которых были на уровень выше, нежели у службы сената Четырёх Канцлеров, к которой, к тому же и незаконно, относились наёмники.

Слушать замечания и версии двоих друзей никто не стал. Обоих спешно удалили из здания, тут же отправили обратно на их материк. По приезду Энлиля сразу отвезли к Канцлеру, где тот целый час поил его чаем и сенатскими байками, пока не перешёл к цели этого визита. Канцлер прямо дал понять племяннику, что ни ему, ни Энки, с которым наверняка уже провели разъяснительную беседу, интересоваться происшедшим в Ашшуре не стоит. Что дело это впредь не в его юрисдикции, а курировать его будут службы сената Верховных Правителей, возможно, даже один из Правителей. И на случай, если Энлиль успел что-то заметить или, не допусти небеса, что-то прихватить с места происшествия, ему следует сказать об этом прямо сейчас.

Излишняя напускная строгость Канцлера не обманула Энлиля, но и играть с огнём в лице опытного дяди-политика он не собирался. Энлиль не стал делиться с ним своими наблюдениями. Тем более что из кабинета чиновника он действительно ничего не брал. Ничего не снимал или фотографировал, не делал копий документов или файлов, а всего лишь запомнил некоторые детали, да просмотрел три-четыре минуты записей с камер наблюдения до тех пор, как его и Энки без лишней деликатности удалили из здания под конвоем. Именно запомнившиеся отрывки последних минут жизни чиновника не давали молодому командиру забыть этот случай. На этой записи политик монотонно разбирал документы, после чего неожиданно и как-то механически встал из-за стола, медленно вышел на середину комнаты, и там, простояв, не двигаясь, секунд тридцать, повалился на пол. Больше он не двигался. В такой позе они его и обнаружили. Также было отчётливо видно, как за эти полминуты кардинально менялось выражение лица умершего. Нет, оно не исходило судорогами, напротив, оставалось спокойным, даже безмятежным, но вот глаза политика, казалось, существовали отдельно от своего хозяина. Они кровоточили в уголках и расширились до предела, рискуя выкатиться из глазниц. Кровь тонкими струйками текла также из ушных раковин и носа, свидетельствуя о резком повышении давления. В этом случае медики не найдут причин усомниться в своем диагнозе и он, при таких симптомах, практически всегда окажется верным. Но как тогда объяснить то, что отражалось в глазах сановника? Энлиль был готов поспорить, что в них он распознал ужас и страх, вызванные не только внезапным ухудшением здоровья, и ещё кое-что: приблизив изображение зрачков, он заметил в них неясный силуэт или то, что можно принять за такой. Складывалось впечатление, что политик стоял лицом к лицу с кем-то, кого по непонятным причинам не смогла увидеть охранная система. И этот кто-то помог ему умереть.

– Им необходимо, чтобы это был несчастный случай? – не удержавшись, спросил Энлиль и тут же отметил, как недовольно взметнулись белые брови Канцлера.

– Клянусь, – поспешил заверить его он, – спрашиваю первый и последний раз.

Канцлер так и не ответил тогда ему, взяв с племянника слово, что тот не вспомнит о случившемся и не будет ничего ворошить. Энлиль, пообещав не вмешиваться, забыл распространить своё обещание на Энки, поделился предположениями с другом, но дальше разговора всё так и не пошло. Из-за вмешательства Канцлера им пришлось отказать дочери политика в поиске убийцы, который наверняка был как-то причастен и к необычному ранению их друга, так похожего на тот случай.

Канцлер!

Энлиль чувствовал закипающую злость по отношению к старому интригану. Он не дал ему возможности докопаться до правды раньше, и теперь его лучший друг умирал от всё того же изощрённого способа, что лишил жизни известного политика.

Злость начинала искать выход, но он уже знал, где сможет дать волю чувствам. Оба друга, не замечая пестрящих красок рассвета, направились к окутанному золотом сенату.

Глава 4

Приглушённый свет, словно вспышка, ослепил Дильмуна, когда тот попытался приоткрыть налившиеся веки. Он поспешно заслонил глаза ладонью, давая им привыкнуть. Парализующее действие наркотика ещё ощущалось в его теле, и Хранитель не мог с уверенность сказать, сколько времени провёл в забвении. Каждое движение давалось с трудом, отзывалось болью в затылке и сердце. Он лишь слегка поменял позу и застыл, не шевелясь, сохраняя последние остатки силы. Так он лежал, уставившись в потолок, пока его глаза не адаптировались к полумраку, а шум в голове не затаился глубоко внутри.

Тогда он решился осмотреться. Медленно ощупывая каждый метр взглядом, он быстро понял, что находится в каком-то старом просторном складском помещении. Дышалось ему легко. Но это не говорило о том, что он все ещё находился на родной планете. С таким же успехом его могли привезти на любой комплекс любой из двадцати освоенных планет и спутников, или вовсе вывезти за пределы системы.

Дильмун попытался приподняться на локтях и только сейчас заметил оковы на левой руке. Он легонько потянул примитивную цепь и тут же металл отыграл звуком, ударяясь о стену и пол. Звенящее эхо будоражило сжатую тишину несколько секунд, прежде чем сталь утихла. Дильмун решил пока оставить цепь на потом. Меньше всего ему сейчас хотелось привлекать внимание своих похитителей.

Он снова лёг на спину, вытягиваясь во весь рост. Те, кто его сюда принёс, удосужились позаботиться о заключённом и оставили ему старый матрац с одеялом. Дильмун был рад и этому. Его немолодое тело начинало мёрзнуть. Хранитель плотно прикрыл глаза и сосредоточился на своих мыслях. В нём практически не осталось силы, он чувствовал – его подавляли, но может, резерва хватит для послания?

Соединив все остатки доступной ему энергии, он мысленно сплетал её в комок и был готов выбросить его в пространство, пока тот не достигнет разума адресата. Ему удалось сосредоточиться с большим трудом. Он ощущал, как с каждой ниточкой энергии становится слабее сам, но продолжал сплетать послание. Находясь уже в полуобморочном состоянии, Хранитель выпустил комок в невидимое для обычного взора пространство, но тот, преодолев несколько метров, наскочил на щит и разлетелся на сотни гаснущих осколков.

– Тут ты бессилен, старик.

Дильмун не заметил тихо подошедшего к нему незнакомца и с трудом перевёл взгляд в то место, откуда звучал его голос. В темноте виднелся лишь силуэт, но и по нему Хранитель распознал перебежчика. Перед ним стоял тот, кому ещё недавно он, не задумываясь, вверил бы жизнь.

Бывший телохранитель, чьё имя наконец-то всплыло в его памяти, все так же тихо отступал в темноту, покидая слабо освещённый угол, где был прикован Дильмун.

…Его имя, воскреснувшее в памяти Хранителя, слетело шёпотом с его уст. Не то имя, что он слышал от предводителя телохранителей командира Хоннора, не то, которым называл себя лжец, а настоящее, данное ему при рождении, внесённое в большую летописную книгу династий павшей Империи, и забытое на много столетий, практически сразу после его рождения.

Дильмун похолодел. Правда, открывшаяся ему, остро кольнула его память. Но это невозможно.

– Нер-мал! – прокричал ему вслед Хранитель. – Нер-мал!

Он ещё несколько раз звал своего тюремщика, пока вокруг вновь не воцарилась тишина. Слыша замирание эха от своего голоса в дальних коридорах, Дильмун внутренне ощущал присутствие бывшего телохранителя рядом.

– Ты рядом, в темноте, – обратился он к нему.

Закрыв глаза, Хранитель сосредоточился и успокоил мысли. Он приказал разуму показать ему парня, и тот, в обмен на потерянную энергию, подчинился. Перебежчик стоял всего в десяти метрах от Хранителя, скрываясь в темноте неосвещённого угла. Но теперь Дильмун мог внимательно его рассмотреть. Телохранитель был практически таким же, как и в те дни, когда он изредка его видел. Что-то неуловимое изменилось в его внешности. Хранитель не мог понять, что именно: разрез глаз, овал лица? Но именно эта маленькая деталь, как маска, не давала ему раньше рассмотреть правду, она же прятала перебежчика и от охранных систем, дурача все взятые вместе современные технологии сокровищницы и Республики. Теперь же, когда предатель заполучил свою жертву, он более не пожелал и дальше прятать свой настоящий облик. К тому же Дильмун знал, сколько усилий требовалось для постоянного сохранения обманчивой внешности, даже если речь шла всего лишь об изменении цвета глаз или отпечатков пальцев. Стоящий в темноте предатель обладал невероятной силой.

Почувствовав воздействие разума, парень поспешно закрылся, и неожиданно нанёс удар, перенаправив на Хранителя его же энергию. Старик застонал, схватившись за голову. Из носа тонкой струйкой потекла горячая кровь. Устало повалившись на дырявый матрац, он сильно запрокинул голову, пытаясь остановить кровь. Всё его тело ломило, в ушах звенело, но не боль сейчас беспокоила Хранителя. И как он только не заметил сходства. Неужели это он?

– Такие способности, такая сила, – подавляя стон, обратился к молчащему в темноте похитителю Хранитель. Невидимый тюремщик не спешил отвечать. – Давно не встречал подобных умений. Ты достоин быть первым учеником Хранителя и даже его преемником.

Лесть не попала в цель. Перебежчик продолжал игнорировать старика, но и уходить не собирался. Дильмун зашёл с другой стороны, стараясь разговорить бывшего телохранителя

– Ты слишком молод, – продолжил он. – И зовут тебя не Нер-мал. Верно?

Ответа не последовало.

– Прости мне мою память. Старики всегда всё путают, – не прекращал свои попытки Хранитель. – Я ошибся, приняв тебя за него, ведь вы так похожи.

Хранитель внутренне ощутил перемены в дальнем неосвещённом углу. Напряжение волнами разливалось оттуда по всему помещению, и чтобы уловить его, не требовалась и сила разума. Невидимый тюремщик начинал нервничать.

– Ошибся, но не во всём, – аккуратно продолжил Хранитель. – Ты, может, и не Нер-мал, но ты его кровей.

Последние слова он нарочно произнёс еле слышно, но сразу же почувствовал, что они были услышаны. Теперь из дальнего угла растекалась не только паника, но и злоба. Значит, он частично всё-таки оказался прав. Приняв парня за Нер-мала, сына поверженного почти две тысячи лет назад тирана, он не мог поверить своим глазам, ведь тот умер на ссыльной планете. Да и бывший телохранитель был слишком молод, чтобы оказаться сыном свергнутого тирана.

– Я его внук!

Злость, яркая и неприкрытая, сочилась из темноты.

– И его наследник, – парень повысил голос и наконец-то вышел на свет. – Трон Сеннаара по праву принадлежит мне, и вы все заплатите… Заплатите за всё!

Голос его сорвался на фальцет, вызывая слабую улыбку старика. Разозлённый его реакцией, он с силой схватил его за грудки, и резко встряхнул. Кулаки, терзающие ткань его одежды, сжались до предела. Побелевшие костяшки выпирали вперёд, не находя во что впиться. Бывший телохранитель злобно пронизывал взглядом повисшего старика.

Слегка успокоившись, он, словно играючи, откинул Хранителя от себя на несколько метров. Тот с грохотом ударился об стену и бесформенно осел на пол. Удовлетворившись результатом, тюремщик оскалился в ответ на стоны старика, пытающегося сесть. Правое запястье Дильмуна неестественно выпирало в сторону.

Все ещё скалясь, бывший телохранитель обернулся и зашагал прочь, но проникнув в темноту, остановился.

– Лучше бы тебе знать имя своего будущего правителя, старик. Знать истинного наследника, – обратился он к Хранителю.

Дильмун пытался унять дрожь в теле и боль, сгустившуюся в сломанном запястье. Он был слаб, чтобы помочь себе и закрыться от неё, не говоря уже об исцелении, и лишь бережно прижимал к телу изувеченную руку. Приподняв голову, Хранитель уставился в темноту, откуда к нему обращался его похититель.

– Мое имя: Эн-уру-гал из рода Нургалов, – донеслось из темноты. – Запомни его, старик.

Хранитель услышал удаляющиеся шаги. Он остался один, и боль не замедлила о себе напомнить, а в нём совсем не осталось сил. Придётся терпеть, и восстановить хоть немного энергии, которая, в этом он был уверен, ещё ему понадобится.

– Эн-уру-гал, – повторил про себя Хранитель, ощущая мерзость этого имени у себя на языке.

Сплюнув кровь, он медленно вернулся на матрац.

…

Эриду удалось вздремнуть несколько часов перед приходом наёмников, но тревожная дрёма лишь ещё больше накалила и без того измотанные нервы Канцлера. Едва проснувшись, он вновь увяз в своих страхах и сомнениях, ни на минуту не переставая искать логическое объяснение всему случившемуся, а недавний отчёт от дежурного врача о состоянии умирающего телохранителя только подлил масла в огонь. На первый взгляд обычный, медицинский доклад заводил его в тупик, вернее то, что просачивалось между его строк.

Эрид мало что понимал в этих вопросах, но после многовековой дружбы с одним из Хранителей Аккадской сокровищницы научился распознавать признаки использования способностей разума. Но такие навыки казались ему воистину могущественными и необычными. Убить силой мысли, разрушить регенерационный барьер самого совершенного тела в этой галактике, которым обладали илимы, отравить генетический код, по сути, отравить саму душу, скрывающуюся в этом теле. Даже не все Хранители не обладали подобной силой.

В памяти Канцлера всплыл недавний случай, связанный со смертью известного политика, расследование которого он пресёк. На тот момент Эрид поступил правильно, отгородив Энлиля и Энки от опасности. И Канцлера мало волновало то, что теперь племянник справедливо станет обвинять дядю в произошедшем с его другом. Но Энлиль и не знал всей правды, в частности, того, что это было уже далеко не первое подобное убийство. Не мог он знать, и каким на самом деле способом лишили жизни несчастных. Вычислить и, тем более, поймать такого преступника ему и Энки было бы не по силам.

Тот, кто способен пройти любые уровни охранных систем, остаться незамеченным и убить, даже не прикасаясь к жертве, тот, кто лишил жизни политика, и смертельно ранил бывшего сослуживца парней, обладал невероятно развитыми способностями разума, недоступными простым смертным. Его смертоносное оружие скрывалось в мыслях, которыми он так искусно управлял, и которыми, наверняка убил бы и самих наёмников, не запрети Канцлер соваться им в это дело.

Веками он пытался оградить Энлиля и Энки от всего этого. Но сейчас у Канцлера уже не оставалось выбора, и причина тому – Хранитель. Прошедшим вечером он так и не дождался Дильмуна на важную встречу.

Поначалу неявка старого товарища не удивила Канцлера, и, возможно, Эрид так и не обратил бы внимания на неуважительный поступок, ведь Хранитель своим поведением ничуть не выходил за рамки общения, сложившегося между ними за долгие годы знакомства. Канцлер привык к выходкам друга, зная его чудаковатый нрав. Дильмун мог передумать идти, уже будучи на пороге, застрять возле какой-нибудь рукописи и вовсе забыть обо всём, засидевшись со своими кошками, заполонившими его покои. Причин всегда хватало, и Эрид не сразу начал волноваться.

Поужинав в одиночестве он, как всегда в это время, разбирал накопившиеся доклады на своём столе. Его порядком клонило в сон, и он не вспоминал о переменчивом вредном старике, пока не наткнулся на знакомое имя в одном из докладов. А разобравшись, о ком идет речь, Канцлер не знал уже, что предпринять первым делом. В докладе говорилось о смертельно раненом молодом военном, опознанном по форме и документам, и этот парень оказался лучшим другом его племянника и ко всему прочему, личным телохранителем не появившегося Дильмуна. Помедлив, Эрид всё же решил, что он должен сообщить Энлилю. Но прежде чем связаться с племянником, он больше часа думал о случившемся, пока в его голову не пришла одна малоприятная догадка. Он вновь прочёл доклад, и нехотя в ней убедился. Парк на границе города, где был найден раненый телохранитель, рассказал больше, чем все его домыслы, вместе взятые. С чего бы парню находиться в самом любимом месте Хранителя, если только не сопровождая его самого? Предсказуемый ответ напросился сразу: Дильмун вновь не утерпел, и вместо того, чтобы прямиком направиться в сенат, заскочил в свой лес. Что именно произошло на том утёсе прошлым вечером, Эрид сумел догадаться и без отчета патрулей – старика похитили.

Придя к такому умозаключению, Канцлер был вынужден сдержать возникший порыв отправиться в сокровищницу, чтобы лично убедиться в положении дел, но, поразмыслив, он отбросил эту идею. Случившееся попахивало предательством, и Канцлер не решился довериться не только командиру телохранителей сокровищницы, но и ближайшим соратникам, опасаясь риска навлечь на Дильмуна ещё больше бед. То, что рядом с Видаром не обнаружили и тело старика, внушало надежду – его похитителям не была известна истинная ценность жизни Хранителя, иначе последний оказался бы уже мёртв.

Теперь Канцлеру предстояло действовать скрытно. Отчасти, по этой причине ему и пришлось вызвать Энлиля. Только с помощью племянника и его верного товарища удастся незаметно, не привлекая внимания, разузнать судьбу Хранителя.

Канцлер вздохнул.

«Почему только этот старый гордый дурак не доверился мне раньше?» – мысленно ругал он друга, не желая признаваться, что ругать стоило и себя. Ведь он уже замечал тревожные перемены в настроении старика, замечал, и всё равно ничего не предпринял.

Хранитель боялся, и последние недели ему всё труднее становилось это скрывать. Неопределённость раздражала и пугала Канцлера не меньше, чем Хранителя. Как один из немногих, кто был посвящён в дела Сеннаарского братства, Эрид понимал страхи Дильмуна, знал, насколько опасны их враги и в особенности тот, кому они служат. О последнем Канцлер не решался даже думать. Его склонный к рационализму ум отказывался принимать само существование этой безжалостной необъяснимой высшей субстанции, чьи щупальца уже которое тысячелетие все сильнее окутывали их галактику.

«Счастье в неведенье», так он считал с того самого дня, когда Хранители ввели его в круг посвящённых. И уж лучше бы некоторые свои тайны братство продолжало держать при себе. Тогда бы он никогда не узнал, что мир вокруг не так прост, как может показаться, а силы, управляющие им, куда могущественнее известных законов мироздания. Силы, способные стереть его страну по одной лишь только прихоти.

В задумчивости Эрид продолжал медленно блуждать по кабинету, вновь и вновь проматывая в голове события последних часов, но переживания опять тянули его к племяннику. Канцлер тяжело дышал, тихо разговаривая сам с собой. Если бы у него было время… Такой роскошью Эрид не обладал. Узел затягивался, и Канцлер уже не мог ничему помешать, лишь раз за разом отмечая все новые и новые признаки, так пугавшие Хранителя. Опаснее же всего казалось ему то, что враг более не таился. Практически не таился. Его появление скользило не только в участившихся убийствах членов братства, а теперь и исчезновении старика, но и в разрастающейся космической угрозе. Последние месяцы Высшее военное командование доносило неутешительные вести. На пограничных рубежах фиксировались следы неизвестных кораблей-разведчиков, а число их случайных жертв перевалило за сотни. Складывалось впечатление, что в обороне Республики кем-то выискивался изъян. И, что особенно беспокоило военных, поймать эти корабли так и не удалось. Лучшие пилоты-асы пускались вслед за ними, но те, что зафиксировали и камеры наблюдения, словно растворялись в пространстве, не оставляя следов.

Враг готовился…

«Сколько у нас осталось времени? Стоит ли теперь ожидать вторжения?» – задавался вопросами Канцлер, прекрасно понимая, что в сложившейся ситуации ожидать можно было уже чего угодно…

– Доброе утро, милорд. Вы как всегда рано.

Канцлер встрепенулся, не заметив тихо вошедшего сутулого слугу, его личного секретаря и надёжного помощника.

Эрид подозрительно взглянул на слугу, возвращаясь за стол. Такой ли он надёжный, как ему всегда казалось?

«Может, это всё его рук дело, – невольно размышлял Канцлер, – или он продался тому, кто всем этим заправляет? Продался, и продолжал служить мне как ни в чём не бывало, вынюхивая все, что мне известно». Эрид запустил длинные пальцы в растрёпанные седые волосы. «А небеса знают, известно мне немало». С покосившимся взглядом параноика спорил сам с собой он, исподтишка наблюдая за занимающимся своими делами секретарём.

Устыдившись своих мыслей, Канцлер поспешно отогнал от себя подозрения о своём секретаре, пригладив вздыбленные волосы. Так дальше нельзя. Похоже, он докатится до того, что уже не будет верить и самому себе.

– Добрейшее, мой друг, – как можно теплее приветствовал слугу Эрид. – Я и не ложился ещё. Дела.

Секретарь укоризненно покачал головой.

– Дела, дела, – промямлил он под нос, сортируя документы для доклада на своём столе, заставляя Канцлера улыбаться. Нет, слуга не мог быть предателем, иначе грош цена ему как Канцлеру. Да и куда ему впутываться во все эти интриги. Секретарь, полное имя которого давно укоротилось до одного слова, – Дидук, и сам позабыл счёт своим годам, а многие считали его чуть ли не самым старым, если не сказать древним, обитателем в стенах сената Четырёх Канцлеров. По всем уставам, Эрид давно должен был заменить его более молодым и расторопным секретарём, но он не хотел лишать себя общества не столько проверенного временем помощника, сколько друга, которым считал этого порой заносчивого старика.

К тому же, Дидук был тем, кому Канцлер доверял многие свои тайны, и он единственный из его окружения, помимо Дильмуна, знал о существовании наёмников в жизни Эрида. И если одна только мысль о том, что Дидук был бы способен навредить своему господину, уже казалась кощунственной для Канцлера, то мысль о том, чтобы старик хоть как-то навредил Энлилю и Энки, вовсе не умещалась в голове Эрида. Тот не просто всё детство баловал и опекал двух сирот, а искренне любил их, и такую преданность ничем не перекупишь.

– Энлиль вот-вот нагрянет вместе с Энки. Они будут рады тебя видеть, – обратился к слуге Канцлер.

– Чего нельзя сказать обо мне, – шёпотом добавил он.

Но старый секретарь и без того уже не вслушивался в его слова. По-старчески обрадовавшись, он суетливо покинул кабинет Канцлера.

– Что ж вы не предупредили, – на ходу ворчал он, – надо ж заказать их любимые сладости.

– Ты может и не заметил, – улыбаясь, крикнул ему вдогонку Канцлер, – но они уже не дети!

В дверной проём на секунду протиснулась голова секретаря, с таким выражением на лице, с которым изрекают вселенскую мудрость.

– Конфеты скрашивают любой возраст, милорд, – невозмутимо констатировал он, оставляя Эрида наедине со своими мыслями.

Канцлер ещё какое-то время улыбался. Немного успокоившись, он заставил себя взяться за забытую с вечера работу. Постепенно ему удалось отвлечься и даже вникнуть в смысл документа. Это была недавно принятая в сенате военная директива по передислокации войск, решение которой он намеревался оспаривать. На полях он оставлял личные пометки тонко заточенным карандашом. Тягу к архаичному способу хранения информации, в том числе и к письму от руки на простой бумаге, использование которой считалось диковинкой уже не первое тысячелетие, он позаимствовал у Дильмуна, и теперь не упускал возможности размять пальцы, давая им волю воплотить свои мысли на шершавой поверхности бумаги. Не факт, что его полномочий будет достаточно для отмены этой директивы, но, если его поддержит и сам Главнокомандующий, он сможет добиться хотя бы открытых дебатов в сенате, что уже немало.

В неспешной работе пробежал час, в течение которого Канцлер полностью оправился, здраво взвесив недавнюю панику. Теперь, когда поблизости находился его верный секретарь, а в окно приветливо пробивались лучи яркого солнца, сложившаяся ситуация не казалась ему однобокой. Ранение Видара могло быть и не связано с самим Хранителем, и, скорее всего, с Дильмуном всё в порядке. И если старик не даст о себе знать до середины дня, Канцлер наведается в сокровищницу. В конце концов, как одному из шести представителей высшей власти, ему не требовались особые причины для незапланированного визита.

Оторвавшись на мгновение от директивы, Эрид довольно потер лоб – да, так он и поступит. Оставалось только вытерпеть встречу с парнями и попридержать Энлиля и Энки рядом, пока он не решит, стоит ли давать им полномочия на расследование убийства их друга, или ограничиться ресурсами сената.

Вернувшись к директиве, Канцлер вновь погрузился в текст документа, не сразу заметив тихий скрежет. Под скрипы его карандаша в углу комнаты постепенно ожил проектор, готовый вывести в трёхмерный режим полученные данные. Эрид тут же приободрился и внутренне расслабился, почувствовал, как хотя бы малая часть груза сваливается с его плеч.

Тем временем проектор продолжал скрежетать. Это древнее устройство, как и привычка писать от руки, было подарком от Дильмуна. Хранитель нередко передавал с его помощью ему сообщения. Канцлер всегда дивился изобретательности друга. Тот обладал развитыми способностями разума, но в своё время махнул рукой на Эрида, так и не сумев научить упёртого политика даже азам. Не будь Канцлер настолько закрыт к учению Хранителей, они оба могли бы общаться телепатически, не покидая своих кабинетов. Не добившись от друга результатов, Дильмун, в конце концов, разозлился и притащил Эриду этот старый агрегат, сделав его односторонним устройством для личной связи с Канцлером. С тех пор Дильмун отправлял свои мысли только ему известным путем, а они, долетая к проектору, принимали облик вполне понятных фраз.

Помнится, когда Хранитель, довольный своим подарком, пыхтя, устанавливал расшатанное и немного проржавевшее устройство, Эрид негодовал и сетовал из-за такого выбора, напрасно пытаясь помешать вредному старику уродовать свой кабинет. Несуразный коробок, отслуживший положенное ещё десяток тысячелетий назад, портил лаконичное и уютное убранство покоев Канцлера, как грязное пятно на безукоризненно чистой белой тунике. Почему, спрашивается, было ни выбрать что-то менее броское? Но Дильмун, ожидавший подобных возмущений, только посмеялся над другом.

– Напрягать мозг не захотел, вот и довольствуйся, – подтрунивал он.

Спрятав устройство за ширмой из цветов, Канцлер привык не замечать вопиющей несуразности у себя под носом. Но сейчас он был даже рад раздражающему скрежету проектора, принявшего новое послание. Передать его мог только Хранитель, так что, возможно, опасения насчет последнего действительно оказались преждевременными.

Не вставая, условным движением руки Канцлер быстро активировал загрузку и перевёл её на свой стол. Изображение, поначалу нечёткое, постепенно переставало рябить. Эрид мельком взглянул на текст, возвращаясь к директиве, пока послание полностью загрузится, но тут же вновь встревожено всмотрелся в короткие, обрывистые строки, застывшие в воздухе. Послание, скомканное наспех из мыслей Дильмуна, дошло клочками, в которых лишь отдалённо улавливался смыл.

Не успев толком разобраться, Эрид попытался зафиксировать картинку, но изображение опять начало рябить, дёргаться. Заискрился проектор, а после и вся техника вокруг, выходя из строя. Запах плавленых контактов витал в воздухе. Замыкание уничтожило не только все приборы, обуглив некоторые за считанные секунды дочерна, но и испепелило полученное с их помощью сообщение, врезавшееся в память Канцлера.

– Помоги нам небеса.., – неосознанно тихо произнёс он, порывисто поднимаясь и пытаясь связаться с Энлилем.

Устройство связи также не работало.

Внезапно Канцлеру стало трудно дышать, дико разболелась голова, в висках застучала кровь. Растерянно он попытался позвать секретаря.

Его крик оборвался на полуслове, заглушаемый пульсирующим рокотом взрыва, в мгновение разрушающего прекрасное убранство личных покоев Канцлера, скрывая под пылью и обломками и своего хозяина.

…

Хранитель пытался затаить дыхание, вслушиваясь в отдалённый разговор. Фразы долетали обрывками, и Дильмуну не удавалось уловить суть. Но голос, принадлежавший его похитителю, Эн-уру-галу, он узнал сразу. Ответов того, к кому обращался перебежчик, Хранитель не слышал.