Текст книги "Тень Энвижен"

Глава седьмая. Последняя воля Сильвии Нортон

Вернувшись из университета, Родерик принял душ, переоделся и посмотрел на часы – до назначенного Сильвией момента встречи оставалось около трех часов. Сидеть дома в одиночестве не было сил – время, проведенное без Сандры, теперь тянулось для него бесконечно медленно и нудно, – и он решил прогуляться по Сити.

«Здесь в универсаме мы обычно покупаем фета-сыр, – думал Родерик, бредя вверх по Элизабет-стрит, – Сэнди его обожает. Весной, в октябре, когда мы в этом банкомате снимали деньги, хлынул дождь – пришлось забежать в тот кофе-шоп на углу. Красивая девушка маори принесла нам кофе с розовым печеньем и все время улыбалась – наверное, понимала, как мы счастливы. В этой аптеке мы искали на стеллажах масло календулы и в упор его не видели, хотя фармацевт нам прямо на него указывала – я выпил холодного пепси, и начало побаливать горло. Сэнди сказала, что масло календулы хорошо помогает, и правда – к вечеру горло совсем прошло, и всю ночь мы с ней… А вот в этом ресторане мы в первый раз вдвоем обедали, именно в тот день все у нас и началось. Моя Сэнди! – душа его наполнилась невыразимой нежностью. – Лучше нее нет, она необыкновенная, мама должна меня понять, а если нет, то… – ему на миг стало не по себе, но он тут же себя успокоил: – В конце концов, мы взрослые люди, и никто не имеет право устраивать за нас нашу жизнь во имя призрачных планов».

Внезапно Родерик затосковал, ему захотелось все бросить, немедленно помчаться к своей жене и зарыться лицом в ее пушистые светлые волосы.

– Привет, Родди, как дела? – прервал его мысли спешивший к трамвайной остановке университетский приятель и замедлил шаг, потому что трамвая еще не было. – Смотрю, ты тоже невеселый, да? Ладно, мы у них еще возьмем реванш! Нельзя было эту сволочь из Перта судьей ставить, видел, что он вытворял? Тот нашему по ногам дал, а судья даже не зафиксировал! А пенальти? Еще удара не было, а они уже вошли в зону! Это как ты считаешь, а?

Он помахал Родерику рукой и побежал к остановившемуся трамваю. Родерик вспомнил, что нынче у них в университете для болельщиков день траура – их сборная проиграла футбольный матч команде студентов из Бризбана. Глянув на часы, он повернул назад и без десяти шесть стоял у входа в Хаят-отель.

– Привет, Родди! – окликнула его из окна своего седана подъехавшая Мэгги. – Подожди, сейчас припаркуюсь, пойдем вместе. Ты не в курсе, что за срочность? – с опаской спросила она, когда они уже поднимались по лестнице. – Мы с тобой не натворили ничего плохого, нет?

Едва они обменялись с Сильвией приветственными поцелуями и сели, как она заговорила – сухо, коротко и без всяких эмоций сообщила о своей болезни. Ей больно было видеть полный растерянности взгляд Родерика – конечно, следовало как-то подготовить мальчика, не обрушивать на него это так сразу, но им предстоял долгий и нелегкий разговор, а время действия поддерживающего силы стимулятора было строго ограничено. Родерик не сразу осмыслил слова матери, потом от лица его отхлынула кровь, перед глазами замелькали пестрые круги. Пока он приходил в себя, молоденький официант ввез столик с подносом – бутылка вина, два бокала, сэндвичи – и с улыбкой спросил Сильвию:

– Что-нибудь еще, мадам?

– Нет, благодарю вас.

Родерик подождал, пока юноша выйдет и с искаженным от горя лицом повернулся к матери.

– Мама, почему? Ведь сейчас столько всяких препаратов, медицина…

– Дорогой, – мягко сказала Сильвия, – налей вина себе и Мэгги, будь так добр. Спасибо. Будь уверен, было сделано все, что возможно и невозможно, но бывает так, что приходится мириться с неизбежным. Теперь о главном – Энвижен. Я изменила свое завещание: ты остаешься единственным держателем пакета семидесяти процентов акций, Нора получит большую часть моей недвижимости, ей и Дереку назначено пожизненное ежегодное содержание. Мэгги, – она повернулась к девушке, – ты как-то говорила мне, что при вступлении в брак с Родди выдвинешь свои условия. Семьдесят процентов плюс тридцать будет сто. Тебя устраивает владеть вместе с мужем одной из крупнейших в стране компаний?

Мэгги отчаянно вспыхнула и, растерянно вертя в руке бокал с вином, забормотала:

– Да, но…

– Не думай, что я тебя осуждаю, – с улыбкой проговорила Сильвия, – наоборот, мне нравится твоя практичность, она будет полезна для Энвижен.

– Если ты изменила завещание только для того, чтобы склонить Мэгги к браку со мной, то сделала это зря, – начал Родерик, но Сильвия не дала ему договорить.

– Нет, не поэтому! – прервала она сына. – Да, ваш брак для меня очень важен. Я с юных лет отдавала Энвижен все свои силы и энергию, мне удалось добиться того, что наша компания заняла одно из ведущих мест на мировом рынке. Вы с Мэгги, став во главе Энвижен и имея единые интересы, как семья, сможете успешно продолжать принятый мною курс. Я вас не тороплю, вы еще очень молоды, но с другой стороны, я думаю: вы давно вместе, что вам мешает в ближайшее время создать семью и подарить Энвижен наследника?

– Мама…

– Не прерывай меня, Родди, мне трудно говорить, но я должна успеть. Так вот, я изменила завещание не для того, чтобы склонить вас обоих к скорейшему браку, а потому, что Дерек не может владеть Энвижен по ряду объективных причин.

Родерик неожиданно вспомнил, что однажды сказала ему Сандра: у неизлечимо больных постоянное ожидание смерти может привести к нарушениям психики. Возможно, в смятении колотилось у него в голове, именно это и происходит сейчас с матерью. Что делать, как ее остановить? В ее руках сосредоточены вся власть и средства компании, в помутнении сознания она способна натворить такое, что обернется для их семьи неисчислимыми бедами.

– Благодарю тебя за доверие, мама, – как можно спокойнее произнес он, – но ты сама подумай: Дерек много лет работает для Энвижен, он, как и ты, с юных лет посвятил себя компании. Я же никогда не занимался бизнесом и не имею к этому призвания. Ты ведь знаешь, многие студенты школы права параллельно изучают бизнес, но меня от одного этого слова бросает в дрожь! Мы говорили об этом три года назад, ты же помнишь.

Сильвия помнила тот разговор – когда Родерик заявил о своем нежелании специализироваться в области юриспруденции, связанной с бизнесом, ее это не очень встревожило. Патрик же немного посмеялся и посоветовал ей не вмешиваться – предоставить мальчику свободу выбора. Но это было три года назад.

– Это было три года назад, – холодно возразила она, – с тех пор многое изменилось.

Родерик решил не спорить.

– Да, конечно, я понимаю, мама, время идет, но ты только представь себе, что произойдет с Энвижен, если во главе холдинга встанет такой дилетант, как я! Именно поэтому я должен отказаться от предложенного тобой наследства.

Сильвия пожала плечами – в общем-то, такой реакции младшего сына она и ожидала.

– Хорошо, я объясню тебе и Мэгги истинное положение вещей, потому что вам, как будущим владельцам компании, необходимо это знать. Однако вы должны дать слово хранить все в тайне – если пронюхает пресса, репутация Энвижен может серьезно пострадать.

– Обещаю, – твердо сказал Родерик.

– Клянусь! – одновременно с ним воскликнула Мэгги, и глаза ее вспыхнули жадным любопытством. – Ни друзьям, ни маме – ни слова!

– Твоя мама знает, – улыбнулась Сильвия, – поэтому, если станет невтерпеж хранить тайну, можешь пообщаться с ней, но более ни одной живой душе! Мне известна твоя любовь поболтать, Мэгги, однако в данном случае ты действительно должна молчать.

– Ладно, я же поклялась.

– Дети Ольги не должны владеть Энвижен, а это когда-нибудь неизбежно произойдет, если Дерек унаследует долю акций.

– Тэдди и Лили? – воскликнул потрясенный Родерик. – Мама, ты не можешь так поступать, я знаю, что ты не очень любишь Ольгу, но Тэдди и Лили также и дети Дерека, они твои внуки!

– Они не дети Дерека и не мои внуки, – голос Сильвии стал тусклым, слова падали ровно и холодно, – я сделала анализы, и день когда узнала результат, был самым черным днем в моей жизни, можешь в это поверить.

Даже резвушка Мэгги притихла, ошеломленная словами Сильвии.

– Тэдди и Лили? – остолбенело хлопая глазами, она запнулась с таким видом, словно проглотила колючего ежа. – Они…они не дети Дерека?

Сильвия, горько усмехнулась.

– Нет. И, согласно завещанию Дэвида Гримвэйда, они не имеют права наследования, но… я не хочу идти официальным путем и выносить на всеобщее обозрение грязь моей семьи, поэтому я просто лишаю Дерека наследства. Сам он ни о чем не догадывается, и я не вижу смысла что-то ему объяснять.

Родерику показалось, что в ушах у него начало звенеть. Чтобы прийти в себя, он изо всех сил тряхнул головой и провел рукой по лбу, но монотонный звон усилился.

– Родди, у тебя мобильник звонит, – сочувственно коснувшись его руки, сказала Мэгги.

Родерик, не глядя на дисплей телефона, прервал звонок.

Телефон в кармане Родерика заверещал вновь, он глянул – на дисплее высветилось «Сандра». Говорить с ней сейчас и что-то объяснять было невозможно, сдавленно бросив в трубку «прошу не беспокоить, я занят, перезвоню тебе позже», он отключил телефон и повернулся к матери.

– Это неправильно, мама, ты должна была поговорить с Дереком и все ему рассказать, неужели он согласился бы мириться с таким положением?

– Дерек слеп от любви к своей жене. Недавно я попыталась начать разговор, но убедилась, что он не поверит ни единому моему слову. Он не поверит никому в целом мире, даже результатам анализов – только Ольге.

Уже пришедшая в себя Мэгги не удержалась от вопроса:

– Известно, кто отец детей?

Сильвия смерила ее взглядом.

– Да, – ледяным тоном ответила она, – вы должны и это знать, я не собираюсь уносить в могилу подобную тайну. Их отец – Патрик Нортон, мой муж. Отец Дерека, Норы и твой, Родди. Поэтому сразу после вступления в наследство вы должны отправить в отставку весь Совет директоров во главе с председателем и заменить новым – это одно из условий завещания. Ни Патрик, ни Дерек не имеют права управлять компанией – они оба находятся под влиянием этой женщины и ради нее уже пошли на ряд незаконных сделок, едва не подорвавших престиж Энвижен. Ольге плевать на судьбу и репутацию компании, ей также плевать на законы нашей страны, она ищет только личного обогащения. Ян Дэвидсон, который работал с покойным Эвенелом, во всем вам поможет, он верен мне и Энвижен, и я уже оставила ему все распоряжения. Пока только он, мои адвокаты и Анна Гримвэйд знают об изменении завещания. И вы с Мэгги. Я все тебе объяснила, Родди, если теперь ты вновь откажешься от наследства, я буду считать, что ты меня предал.

Родерик на минуту закрыл глаза.

– Ты сообщишь папе и Дереку? – угрюмо спросил он.

– Они узнают обо всем после моей смерти.

– Это нечестно, мама, объясни им, за что ты их наказываешь!

Неожиданно Сильвия улыбнулась – по-женски мягко и виновато.

– Не осуждай меня, дорогой. Поверь, я никого не хочу наказывать и никому не хочу мстить – я лишь тревожусь о будущем Энвижен и мечтаю умереть спокойно. Что касается поведения твоего отца… Знаешь, когда-то я пыталась пресечь его измены, но это оказалось бесполезно. Я даже собиралась начать бракоразводный процесс, но в тяжелую минуту Патрик оказался верным другом, а потом… Потом, чем старше я становилась, тем больше нуждалась в его нежной улыбке, его редкой ласке, его заботе – пусть даже притворной. Даже когда он попал в когти к этой женщине, я старалась сохранить ту крупицу любви, что оставалась на мою долю. Это унизительно, мерзко, но сейчас у меня уже нет сил от всего этого отказаться, – она тяжело вздохнула и повторила: – Хочу умереть спокойно, не хочу видеть гнев и обиду во взглядах твоего отца и Дерека, а когда меня уже не будет… тогда какая мне разница!

– А ты подумала, каково будет мне смотреть в глаза брату и отцу? Даже теперь, через два дня, когда мы все встретимся за праздничным столом – я буду все знать, а они…

– Хорошо, не приезжайте в Сидней на Рождество – ни ты, ни Мэгги, – я придумаю объяснение. Бедная Нора, она в этом году почему-то столько суетится с этим праздничным обедом, так его ждет! Но ничего, у вас с ней будет время свидеться позже, когда я уже… Дорогой мой, любимый, прости свою умирающую мать, если можешь. Из всех желаний у меня осталось лишь одно – видеть вас с Мэгги мужем и женой, не откладывайте надолго. Я хотела бы дождаться рождения вашего ребенка, но, увы, уже не успею.

– Мама! Нет!

Родерик закрыл руками лицо, чувствуя, как горло сжимает спазм.

– Мой мальчик, я просто смотрю в глаза реальности, мне осталось один-два месяца, может, и того меньше, никто не может знать. Я вас не тороплю, но помните: Энвижен нуждается в наследнике.

– Ладно, Сильвия, мы все сделаем, как ты хочешь, – торопливо проговорила Мэгги и пихнула под столом Родерика коленом, – не тревожься, не думай о плохом.

– Спасибо, дети. А теперь я хочу немного отдохнуть, утром мне нужно вернуться в Сидней. Идите, дайте, я вас обоих поцелую.

Когда они вышли из отеля, Мэгги остановилась возле своей машины и покачала головой.

– Да, дела! И кто бы мог подумать! Ладно, Родди, держись, я тебя в беде не брошу, – она похлопала рукой по капоту своего седана, – садись, подвезу, а то ты бледный.

– Спасибо, Мэг, я лучше пройдусь по воздуху.

Чмокнув Родерика в щеку, Мэгги укатила, а он прошел немного вперед и свернул налево в переулок, прямиком выходящий к Выставочному залу. Здесь они с Сандрой бродили в прошлое воскресенье – разглядывали стены, расписанные уличными художниками. Сандра с интересом наблюдала за мальчиком в черной футболке и светлых шортах – он сосредоточенно замазывал квадратный участок, чтобы расчистить место для собственного шедевра.

«А тот художник не обидится, что ты его бессмертное творение замалевал? – со смехом спросила она у паренька, указывая на уже наполовину закрашенное изображение Пегаса с крыльями. – Человек-то ведь рисовал, трудился!»

Мальчик сердито посмотрел на нее и ничего не ответил. На противоположной стене подросток в спортивном костюме вдохновенно орудовал баллончиком с краской, выписывая египетского сфинкса, а в широком стенном проеме на выброшенном кем-то добротном кожаном диване с подушками во весь рост растянулся бродяга в трусах и футболке. От острого запаха краски ему, видно, стало вконец невмоготу, потому что он спустил ноги с дивана и, не стесняясь глазеющих по сторонам туристов, с ворчанием начал натягивать джинсы.

Сейчас дивана не было, и бродяги тоже, а в отблесках огней Выставочного зала на изрисованных стенах причудливо маячили силуэты, штрихи и надписи. Внезапно Родерик вспомнил, что не ответил на звонок Сандры и не позвонил ей в семь, как обещал. Рука его торопливо нырнула в карман за сотовым телефоном и, выйдя на ярко освещенную улицу, он нажал клавишу вызова. Телефон Сандры был выключен. Родерик сразу правильно сообразил, что она, наверное, вовремя не зарядила аккумулятор, но все же хотел перезвонить и в этот момент услышал мерный бой часов на башне ратуши – девять вечера. В любом случае Сандра уже ждала его дома и дремала, уютно свернувшись клубком на маленькой софе в гостиной. Он сунул телефон в карман и торопливо зашагал по Флиндерс-стрит – до здания Фреш-Уотер ходу ему было минут десять, не больше.

Грэйси Ларсон подвезла Сандру к заднему входу в здание Фреш-Уотер как раз в тот момент, когда туда подошел Родерик. Увидев вылезавшую из машины жену, он остановился.

– Привет, Сэнди.

Сандре, сильно на него обиженной, не хотелось выяснять отношения при посторонних, поэтому она ровным голосом ответила:

– Привет, Родди, – и представила ему выглянувшую из машины Грэйси: – Это моя подруга Грэйси Ларсон. Зайдешь к нам, Грэйси?

Улыбнувшись, Грэйси помахала Родерику рукой.

– Мы встречались. Привет, Родерик, как поживаешь? Спасибо, Сэнди, как-нибудь в другой раз обязательно зайду.

Она развернула машину и уехала. Родерик молча пропустил Сандру в дверь-вертушку, они прошли через вестибюль, перекинулись парой приветственных слов с консьержкой Мэй, но пока ждали лифта и поднимались к себе на тридцать пятый этаж не сказали друг другу ни слова.

Войдя в квартиру и заперев за собой дверь, Родерик виновато произнес:

– Прости, Сэнди, я тебе не ответил и не перезвонил, так получилось, понимаешь.

Пожав плечами, Сандра открыла холодильник, налила себе апельсинового соку и со стаканом в руке села на стоявшую у окна софу.

– Не перезвонил, так не перезвонил, что теперь поделаешь! Хорошо, что ты хотя бы теперь освободился. Как все прошло?

Пристально глядя на Родерика, она потягивала сок через зеленоватую трубочку-соломку. Родерик, смущенно потоптавшись, опустился в кресло напротив нее.

– Ужасно, – дрогнувшим голосом проговорил он, – мама больна, ей осталось жить не больше двух месяцев, когда она сказала…

Дальше говорить ему не хватило сил, из глаз потекли слезы. Поставив стакан на журнальный столик, Сандра подбежала к мужу и, присев на ручку кресла, обхватила его плечи.

– Тихо, тихо, подожди. Родди, я с тобой, – прижав ладонь к его мокрой щеке, она говорила ласковые слова, в которых не было особого смысла, но Родерику от них почему-то становилось легче.

– Она, оказывается, больна уже больше года, – горестно сказал он, целуя руку Сандры, – а мы ничего не подозревали, думали, она просто устает. Лечение не помогло, какая-то неподдающаяся форма.

– Попей соку, – она сходила к холодильнику, налила ему соку и сунула в стакан соломку, – холодный. Я понимаю, это тяжело, но люди не только приходят в этот мир, но и уходят из него, это закон природы. Мы должны постараться сделать уход наших близких светлым и достойным.

– Так принято говорить у вас в хосписе? – с усмешкой спросил Родерик, принимая у нее стакан.

Сандра смутилась – она действительно повторила фразу, недавно сказанную Анной Гримвэйд кому-то из родственников пациентов, – и, вновь присев на свою любимую софу, спросила:

– Ты сказал Сильвии про нас с тобой?

– Нет, я… я не успел.

– Понятно. Что ж, подождем до рождественского обеда.

– Сэнди, понимаешь, я… я не смогу поехать на Рождество в Сидней. Ты, если хочешь…

– Погоди, как это? Нора же так старалась все устроить, ты сам этого хотел.

– Да, конечно, но все резко изменилось, давай, пока никому ничего не будем говорить. Я не могу тебе всего объяснить, но… но…

Темные глаза Сандры сузились в щелочки.

– Ясно, – протянула она, безошибочно угадывая ситуацию, – Сильвия высказала предсмертное желание, чтобы вы с Мэгги сочетались браком. И пока она жива, мы никому ничего не должны говорить – чтобы она оставалась в блаженном неведении. Так?

Родерик залился краской.

– Сэнди, пойми, я…

– Нет, зачем? – поднявшись, Сандра встала перед ним, глядя сверху вниз. – У нас с тобой есть отличный выход: мы можем быстро и по-тихому развестись, так же, как и поженились. И ты выполнишь последнюю волю своей мамы.

– Ты говоришь глупости, – возмутился он, – тебе не стыдно?

– Почему мне должно быть стыдно? Ты уговорил меня выйти за тебя замуж, наплел неизвестно что – маме, мол, нужно только мое счастье, наследник, у нас будет дом и прочее. Теперь, я вижу, дома у нас не будет. Так к чему мне этот брак?

Возмущенный ее словами Родерик, как ужаленный, взвился с места.

– А сам я тебе не нужен, да? Ты меня совсем не любишь?

– Мало ли, кто кого любит, не обязательно жениться. Ладно, я пошла спать, ты меня утром не буди, мне на работу к четырем.

Уйдя в маленькую комнату, Сандра плотно закрыла за собой дверь, улеглась на гостевую кровать и тихо заплакала. Родерик потоптался на месте и отправился в спальню, надеясь, что жена все же признает свою неправоту и вернется на супружеское ложе. От слов Сандры ему было обидно до безумия, но чувство это, как ни странно, уменьшило горечь отчаяния, вызванного известием о болезни матери.

* * *

Мэгги провела восхитительную ночь в объятиях Дэна Прэстона, до десяти утра работала в своей студии с видом на море, посетила лекцию по принципу трехкомпонентности, сходила с подругами на ленч, и все это время пыталась подавить распирающее душу желание хоть с кем-нибудь поделиться услышанными накануне новостями. Но клятва есть клятва, и она сумела продержаться часов до трех, а потом ей стало совсем нехорошо. Вытащив из сумки телефон, Мэгги позвонила матери.

– Привет, ма, можно мне сейчас к тебе заглянуть?

– У меня сейчас консилиум, – устало ответила Анна, правильно угадав, что дочь мучается от переполняющей ее информации, – приезжай в Гаденвэйл часам к четырем.

Не доезжая до хосписа, Мэгги увидела выходившую из автобуса Сандру и притормозила.

– Сэнди, привет, как дела? Садись, подвезу.

– Привет. Спасибо, тут недалеко, я дойду, – очень сухо ответила Сандра и быстрым шагом направилась в сторону хосписа. Мэгги озадачено смотрела ей вслед и пыталась вспомнить, из-за чего Сандра могла бы на нее дуться. Когда же они в последний раз виделись? Кажется, когда она, Мэгги, водила всю их компанию в театр на аборигенские пляски – с целью совращения Дэна Прэстона. И тут Мэгги, ударив себя по лбу, вспомнила, что не отдала Сандре честно заработанные деньги – тысячу долларов!

– Ах, я подлая! – громко сказала она сама себе, рванула с места машину, чтобы догнать Сандру, но та уже вошла в ворота хосписа и скрылась из виду.

Припарковав свой седан в разрешенном для сотрудников и родственников пациентов месте, Мэгги поднялась к матери в кабинет. Анна, просматривавшая на компьютере чью-то историю болезни, улыбнулась ей и подставила щеку для поцелуя.

– Подожди немного, родная, я сейчас освобожусь. Хочешь кофе?

– Нет, мама, спасибо.

Анна сделала пару звонков, отдавая распоряжения, потом закрыла файл и повернулась к дочери.

– Вот и я. Так что, ты под сильным впечатлением разговора с Сильвией?

– Ага.

Неожиданно Мэгги почувствовала, что распирающее ее желание куда-то ушло – действительно, что за интерес рассказывать что-то человеку, который и без того все знает. Анна печально покачала головой.

– Безумно тяжело, когда из жизни уходит твой близкий друг. Я уже пережила это с твоим отцом, теперь Сильвия.

– Да, я понимаю, – согласилась Мэгги, вертя в руке стоявшую на столе статуэтку.

– Ну, а ты? – внимательно глядя на дочь, спросила Анна. – Как ты сама ко всему этому относишься? Я имею в виду планы Сильвии относительно тебя и Родди?

– А что я? Нормально отношусь, – Мэгги пожала плечами и неожиданно пожалела, что приехала к матери – говорить им, собственно, было не о чем.

– Это твоя жизнь, тебе и решать, так что если тебя что-то не устраивает…

– Да нет, меня, вроде, все устраивает. Ма, можно мне повидать Сандру Дорин?

– Сандру? – Анна недовольно сдвинула брови. – Она сейчас работает и не сможет с тобой поболтать.

– Мне не болтать – я только сейчас вспомнила, что давно должна ей тысячу долларов за одно мероприятие. Неудобно как-то.

– Очень неудобно, – строго подтвердила ее мать, – нельзя так легкомысленно относиться к своим долгам, дочка!

– Ага. Только у меня сейчас нет, ты не могла бы перевести на ее рабочий счет? Я тебе потом отдам.

Поморщившись, Анна повернулась к компьютеру.

– Все, перевела, не забудь вернуть мне эти деньги.

– Спасибо, – Мэгги обрадовано чмокнула мать в щеку, – а можно мне пройти к Сэнди и сказать ей, что мы в расчете? Только пару слов.

– Пройди в левое крыло второго этажа, Сандра сейчас там. Но только пару слов, не мешай ей работать.

* * *

Новый препарат действовал на Дайану Конрой превосходно, она почувствовала себя после него бодрее обычного и даже попросила Сандру вывезти ее на прогулку, но после десяти минут пребывания на свежем воздухе ощутила сильную усталость.

– Жара невыносимая, и эти цветы… Летом я совершенно не выношу их запаха! Отвези меня обратно, Сэнди.

– Конечно.

В палате Дайана сразу уснула. Сандра задернула шторку, отделив свой стол от дремавшей пациентки, и начала просматривать список назначенных на вечер процедур.

– Сэнди? – неуверенно спросила заглянувшая в дверь Мэгги, не сразу узнав свою приятельницу в униформе медсестры.

Сандра оглянулась и, сердито сведя брови, приложила палец к губам.

– Т-с-с! Я занята.

– Я на минутку, – торопливо зашептала Мэгги, – мама разрешила мне к тебе зайти. Я понимаю, ты на меня злишься, и правильно, я не заплатила тебе тысячу долларов за твою работу.

– А-а, – Сандра напрягла память, чтобы вспомнить, о чем идет речь, – что ж, плохо.

– Понимаешь, совсем закрутилась с Дэном. Я сказала маме, что у меня долг, она прямо сейчас тебе перевела, можешь проверить свой счет.

– Ты, может, еще и объяснила ей, откуда возник этот долг? – язвительно поинтересовалась Сандра, но все же вытащила телефон, включила его, дождалась сообщения от банка и тут же выключила – во время дежурств им разрешали пользоваться только внутренними мобильными устройствами.

– Да она не спрашивала. Ладно, мы в расчете?

– Деньги поступили. Но раз ты так неаккуратно платишь, в следующий раз без письменного контракта я работать на тебя не буду.

– Ну и будешь платить налог, – ухмыльнулась Мэгги, но тут же погрустнела и, тяжело вздохнув, добавила: – Следующего раза уже не будет, скоро, наверное, придется мне завязать с холостяцкой свободой.

Сердце у Сандры ухнуло в пропасть и заколотилось с бешеной силой, но она сумела равнодушно пожать плечами и без дрожи в голосе сыронизировать:

– Почему это? Родерику не терпится отвести тебя под венец?

И внезапно Мэгги ощутила, как ее снова распирает, да с такой силой, что уже никакой мочи нет терпеть – сейчас последует взрыв, и куски разлетятся по палате.

– Только никому, – оглянувшись на занавеску, за которой спала Дайана, зашипела она, – поклянись, что ни один человек на земле от тебя этого не узнает!

Словно издалека до Сандры донеслись ее собственные слова:

– Ладно, обещаю.

– Сильвия смертельно больна.

– Сочувствую.

– Главное не это, – шепот Мэгги приобрел торжественный оттенок и стал достаточно громким, – она оставляет все акции Энвижен Родерику. Мы с ним поженимся, и Энвижен будет принадлежать нам на все сто процентов, и все такое, представляешь?

В глазах у Сандры потемнело.

– Ты врешь! – она тоже невольно повысила голос.

– Ш-ш-ш! – Мэгги испуганно покосилась на занавеску, но, поскольку там было тихо, она прежним шипящим шепотом поклялась: – Да чтоб мне лопнуть! Конечно, компания будет пожизненно выплачивать Дереку фиксированную сумму, но ни одной акции он не получит, Энвижен останется нам с Родди! Только Сильвия хочет, чтобы мы побыстрее поженились и произвели наследника.

– И из-за этого она лишила Дерека его доли? Чтобы вы с Родериком поженились?

Горечь, прозвучавшая в словах Сандры, удивила Мэгги, и она вдруг вспомнила, что Сандра – племянница Ольги, жены Дерека, а значит, лицо, в какой-то мере во всем этом заинтересованное. Помимо этого, Мэгги вспомнила о своей клятве, данной меньше суток назад, и пришла в ужас.

– Ну, да, в общем-то, – испуганно забормотала она и попятилась к двери, – но помни, ты обещала, что ни один человек от тебя ничего не узнает. Ты дала слово!

– Не волнуйся, – угрюмо ответила Сандра, – ни один человек от меня ничего не узнает.

Когда Мэгги скрылась, за занавеской послышалось слабое движение, и Сандра, поспешив туда, склонилась над Дайаной.

– Сэнди, – слабым голосом произнесла больная, – это Мэгги, дочь Анны сейчас была здесь?

– Простите, Дайана, – смутилась Сандра, – мы помешали вам отдыхать, это моя вина.

– Что ты, дорогая, все в порядке. Я только хотела спросить: мне послышалось, что Мэгги скоро выходит замуж за сына Сильвии, это правда? Об этом браке уже давно ведь поговаривали, да? Из-за этих лекарств я так плохо стала все понимать.

– Думаю, вы что-то неправильно поняли, Дайана, – ласково ответила Сандра, – сейчас вам нужно принять лекарство, выпить сок, а потом, если захотите, посмотрим фильм или опять поедем на прогулку, жара, кажется, спала.

«А вот и нет! – усмехнувшись про себя, подумала Дайана – Я все поняла правильно».

Персонал хосписа работал по особому графику, введенному Анной Гримвэйд с целью рационального распределения нагрузки. Рабочий день делился на три смены, и наиболее напряженной считалась вечерняя – эмоциональное состояние людей, подходящих к черте, в это время требовало особого внимания. Эта смена, поэтому, была самой короткой и заканчивалась в десять вечера, когда автобусы уже не ходили. До станции идти было минут двадцать, поэтому сотрудники хосписа обычно договаривались, кто кого подбросит на своей машине, а за Сандрой вечером, как правило, приезжал Родерик. Чтобы не столкнуться у хосписа с кем-нибудь из знакомых, он ждал ее рядом с автобусной остановкой – как раз на том месте, где Мэгги вспомнила о своем долге в тысячу долларов. Однако теперь, после размолвки с мужем и откровений Мэгги, Сандра почему-то была уверена, что Родерик не приедет. В половине десятого она ввела Дайане снотворное, вывела мочу катетером и подсоединила датчики, а потом стала размышлять, кого из коллег, можно попросить довезти ее до станции. Минут через двадцать Дайана начала засыпать, а без пяти десять Сандра включила мобильный телефон, и он тут же затренькал.

– Подъезжаю, – сказал Родерик.

– Скоро выйду, – ответила Сандра, изо всех сил пытаясь заглушить вспыхнувшую в сердце радость.

– Не спеши, иди осторожно.

Ночная медсестра, пришла ровно в десять. Ночная смена была самой длинной, потому что считалась самой легкой – под воздействием препаратов больные, как правило, спали до утра, а о любом изменении их физического состояния немедленно сообщали мониторы. Линда Уитни, сменщица Сандры, сразу же удобно расположилась в кресле, вытащила из углубления в подлокотнике крохотный наушник и вставила его себе в ухо – спать, читать или играть в компьютерные игры ночным медсестрам не разрешалось, но можно было послушать по локальной трансляционной сети специально подобранную Анной Гримвэйд музыку, стимулирующую жизненный тонус. Помахав Линде рукой, Сандра отправилась в раздевалку, сменила униформу на футболку с джинсами и, выйдя из ворот хосписа, поспешила к автобусной остановке.

Пока Родерик и Сандра ехали из Гаденвэйла в Сити, они не сказали друг другу и пары слов. Уже въехав на пятый парковочный уровень здания Фреш-Уотер, Родерик выбрался из машины и, распахнув перед Сандрой дверцу, сказал:

– На ужин у нас паста и фета-сыр.

– Спасибо.

Накручивая на вилку длинную тонкую макаронину, она думала:

«Я должна спросить у него прямо. Конечно, я обещала никому не сообщать, но, если Мэгги сказала правду, то Родди все знает не хуже меня, так что это не будет передачей информации. Если же она опять все сплошь наврала…»

Посмотрев на Родерика, который в этот момент делал себе сэндвич из рисового хлеба и фета-сыра, она спросила: